Батлер Октавия. Дикое племя

 
   Скрывая волнение, Доро последовал за маленькой иссохшей женщиной в ее столь же маленькое жилище. Красноватая глинобитная стена высотой около шести футов, окружавшая его, была достаточным укрытием для Энинву.
   — От моих сыновей ты добился бы мало толку, — сказала она, шагая по тропинке. — Они хорошие люди, но знают очень мало.
   — Разве они не такие, как ты? Хоть один из них?
   — Нет, никто.
   — А твои дочери?
   — И они тоже. Я очень внимательно следила за ними все время, пока они не переезжали в другое селение к своим мужьям. Они такие же, какой была моя мать. Влияние, которое они оказывают на собственных мужей, да и на других женщин, достаточно велико, но ничем другим они не выделяются. Они проживают отведенную им жизнь и умирают.
   — Так значит, они умирают?..
   Она открыла деревянную дверь в стене, провела его внутрь, а затем заперла дверь на засов.
   — Они умирают, — продолжила она с печалью в голосе, — так же, как их отцы.
   — Возможно, если бы твои сыновья и дочери женились друг на друге…
   — Это отвратительно! — возразила она. В ее голосе послышалась тревога. — Мы не животные, Доро!
   Он пожал плечами. Большую часть своей жизни он только и делал, что не обращал внимания на такие протесты, заставляя несогласных изменять взгляд на подобные вещи. Человеческая мораль редко одерживала верх в столкновении с ним. Однако сейчас он проявил мягкость и сдержанность. Эта женщина была очень ценной. Если ее возраст составлял хотя бы половину того, о чем он думал, она была самым старым человеком из всех, кого ему доводилось встречать, — и она до сих пор была такой проворной. Она вела свой род от людей, имевших способности к долгожительству, сопротивлению болезням. Кроме того, у них наверняка должны быть и зачатки других необычных способностей, и это делает их весьма ценными для него. Эти люди, как и многие другие, пали жертвами работорговцев или межродовых распрей. Выжили немногие. Поэтому вот с ней, единственным выжившим гибридом, не должно ничего случиться, и в первую очередь она должна быть защищена от самого Доро. Он не должен убивать ее ни в гневе, ни при нелепой случайности, которые так легко происходят в этой стране. Он должен увести ее с собой, в одно из своих самых надежных поселений, где держит людей для разведения породы. Вполне возможно, благодаря своей необычности она все еще в состоянии произвести на свет потомство, и если он сможет подобрать ей породистых самцов, на этот раз дети будут достойны ее. Если нет, с ними будет то же, что и с ее уже существующими детьми.
   — Ты будешь наблюдать, Доро? — спросила она. — Это то самое, что ты хотел видеть.
   Он сосредоточил на ней все свое внимание. Она начала потирать руки. Эти руки были похожи на птичьи лапы: высохшие, костистые, с удлиненными пальцами. Пока он смотрел, руки начали полнеть, становились нежными и мягкими, похожими на руки молодой девушки. Плечи начали распрямляться, впалая грудь стала округлой и высокой, а бедра округло расширились, растягивая покрывавшую их материю, так что ему захотелось немедленно раздеть ее. Наконец она прикоснулась к своему лицу, разглаживая морщины. Тут же исчез старый шрам под левым глазом, а кожа лица стала гладкой и упругой. Женщина превратилась в настоящую красавицу.
   И вот она стояла перед ним, во всей своей двадцатилетней красе. Легонько кашлянув, она сказала мягким молодым голосом:
   — Ну как, этого достаточно?
   Некоторое время он мог только молча смотреть на нее.
   — Это действительно ты, Энинву?
   — Как есть. Сейчас я такая, какой могла бы быть всегда, если бы не старела и не скрывала свою внешность от других. Этот облик возвращается ко мне легко. Другие достаются гораздо труднее.
   — Другие?
   — Ты что же, думаешь, что это единственно возможный? — С этими словами она начала придавать своему телу иную форму. — Частенько я принимаю облик диких зверей, чтобы пугать людей, когда те намерены убить меня, — пояснила она. — Тогда я становлюсь леопардом и отгоняю их своим шипеньем. Они верят в подобные вещи, но очень не любят быть свидетелями подобных превращений. Еще я становлюсь священным питоном, и уж тогда-то ни один из них не осмеливается напасть на меня. Облик питона всегда приносил мне удачу. Однажды нам был необходим дождь, чтобы спасти урожай батата, и вот все то время, пока я была питоном, дождь непрерывно шел. Все наши люди решили, что мое волшебство было для них вполне полезным, и надолго оставили мысли о том, чтобы убить меня.
   Она говорила это, продолжая изменять форму тела, принимая облик невысокого, хорошо сложенного мускулистого мужчины.
   Теперь Доро без колебаний решил снять с нее одежду. Он попытался сделать это медленно, чтобы она могла понять его намерения. Но сразу же почувствовал ее силу — она поймала его руку и, без всяких лишних усилий, едва не сломала ее. Затем, когда он сдержал свое удивление и справился с реакцией на боль, она сама развязала и сняла свою одежду. Еще несколько секунд его внимание было занято болью, а не формами ее тела, и все же несмотря на это он сразу увидел, что она действительно была настоящим мужчиной.
   — И ты можешь стать отцом ребенка?
   — Временами, но только не сейчас.
   — И они у тебя есть?
   — Да, но только одни девочки.
   Он рассмеялся, покачивая головой. Женщина превзошла все его ожидания.
 
   — Я удивляюсь, как это твои люди оставили тебя в живых, — сказал он наконец.
   — Ты думаешь, что я позволила бы им убить меня? — с удивлением спросила она.
   Он снова рассмеялся.
   — Что ты предпочитаешь, Энинву? Останешься здесь вместе с ними, чтобы убеждать каждое новое поколение оставить тебя в покое, или отправишься со мной?
   Она вновь надела свою одежду и только потом внимательно взглянула на него. Ее слишком ясные глаза смотрелись весьма обманчиво на этом мужском лице. — Это то, чего ты хочешь? — спросила она. — Чтобы я ушла с тобой?
   — Да.
   — Так вот, значит, какова истинная причина твоего появления здесь.
   Ему показалось, что в ее голосе слышится страх, но все же чувствовал, что она не слишком напугана. Она была очень сильной. Она могла вынудить его убить ее. Видимо, поэтому он и заговорил открыто и честно.
   — Я позволил своему инстинкту завести меня сюда, потому что все люди, когда-то преданные мне, были уведены в рабство, — сказал он. — Я пришел в их деревню, чтобы увести с собой в более безопасное место, а нашел… только то, что осталось от работорговцев. И тогда я побрел назад, не заботясь о том, куда ведут меня собственные ноги. И когда они привели меня сюда, я был удивлен и в первый раз за многие дни обрадован.
   — Мне почему-то кажется, что твоих людей частенько забирают у тебя из-под носа.
   — Это не кажется, так и есть на самом деле. Вот почему теперь я собираю их всех поближе друг к другу, на новом месте. Там мне будет легче их защищать.
   — Я всегда защищала себя сама.
   — Я знаю. Ты будешь очень ценной для меня. И я думаю, что точно так же ты сможешь защитить и других.
   — Так значит, я должна оставить своих людей, чтобы защищать твоих?
   — Ты должна покинуть их, чтобы в конце концов оказаться рядом с теми, кто похож на тебя.
   — Уйти с тем, кто убивает людей и как в саван заворачивается в их тело? Мы совсем не походим друг на друга, Доро.
   Доро только вздохнул, и взглянул на ее дом — небольшое прямоугольное строение, круто наклоненная крыша едва не касалась земли. Стены дома, как и окружавшие двор, были сделаны из красноватой глиной. У него возникла непонятно откуда взявшаяся мысль, связанная с этой красной глиной: он ее уже встречал в домах индейцев на юго-западе Северо-Американского континента. Но воспоминания заглушила мысль о том, найдется ли в доме хоть какая-нибудь постель, пища и вода. Он был таким уставшим и голодным, что едва ли мог вступать сейчас в спор с этой женщиной.
   — Дай мне поесть, Энинву, — сказал он. — Тогда у меня вновь появятся силы, чтобы уговорить тебя покинуть это место.
   Она удивленно взглянула на него, а затем рассмеялась. Правда, смех получился какой-то напряженный. Ему показалось, будто ей не хочется, чтобы он оставался в ее доме, ел и пил здесь. Она вообще не хотела, чтобы он оставался рядом с ней. Она верила всему, что он рассказал о себе, и очень боялась, что он действительно может уговорить ее отправиться с ним. Она хотела, чтобы он ушел, — во всяком случае, одна ее часть совершенно определенно этого хотела. Но можно было сказать почти с уверенностью, что существовала еще другая ее часть, которая была заинтригована и хотела узнать, что может случиться, если она все-таки покинет свой дом и уйдет с этим чужеземцем. Она была чересчур непоседливой, чересчур живой. Благодаря своему складу ума она всегда умудрялась попадать в различные неприятности. Так было сейчас — и то же самое, видимо, ожидало ее и впредь.
   — Хотя бы кусочек батата, Энинву, — сказал он, улыбаясь. — Я ничего не ел сегодня.
   Он был уверен, что она его накормит.
   Не говоря ни слова, она вышла в другое, еще меньшее сооружение и вернулась, держа в руках два крупных батата. Затем она провела его на кухню и предложила сесть на расстеленную шкуру — видимо, учитывая то, что из одежды на нем была лишь одна набедренная повязка. По-прежнему оставаясь в облике мужчины, она выпила вместе с ним немного пальмового вина, заедая его орехами колы, и только после этого занялась приготовлением пищи. Кроме батата у нее под рукой оказались овощи, копченая рыба и пальмовое масло. Она быстро раздула огонь из тлеющих углей в очаге, составленном из трех больших камней, поставила на него глиняный котел с водой, затем принялась чистить батат. Порезав его на кусочки, она бросила их в кипящую воду, чтобы они стали достаточно мягкими. Так делают все люди ее племени. Она могла бы приготовить суп из овощей, масла и рыбы, но это потребовало бы больше времени.
   — И чем же ты питаешься? Просто воруешь пищу, когда почувствуешь голод?
   — Да, — сказал он. Он крал больше, чем пищу. Если поблизости не было знакомых ему людей — или если он приходил к людям, которых знал, но те были почему-либо неприветливы с ним, — он просто забирал у них новое, сильное и молодое тело. И никто, никакой человек, никакая группа людей не могли его остановить. Никто не мог ему помешать делать все, что он захочет.
   — Как вор, — с отвращением сказала Энинву, хотя было и не похоже, что она говорит это всерьез. — Ты воруешь, ты убиваешь. Что еще ты делаешь?
   — Я строю, — тихо ответил он. — Я подыскиваю земли, чтобы поселить на них людей, которые немного, а может быть и значительно отличаются от обычных. Я ищу их, собираю в группы, и хочу создать из них новых сильных людей.
   Она с удивлением смотрела на него, не отводя глаз. — И они позволяют тебе это делать? Забирать их из родного племени, забирать из семей?
   — Некоторые из них забирают с собой и свои семьи. У многих вообще нет семьи. Необычность этих людей делает их изгнанниками, и поэтому они с радостью отправляются вместе со мной.
   — Всегда?
   — Достаточно часто, — сказал он.
   — А что бывает, когда люди не идут с тобой? Что происходит, если кто-то из них говорит: «Мне кажется, что очень многие из твоих людей умирают, Доро. Лучше мы останемся там, где мы живем».
   Он встал и направился к дверному проему, ведущему в другую комнату. Там виднелись два глиняных лежака — жесткие, но все же очень привлекательные. Он должен поспать. Хотя тело, которое он сейчас носил, было молодым и сильным, это было всего лишь обычное тело. Если он будет осторожен в обращении с ним, станет давать ему надлежащий отдых и пищу, не доводя до истощения, оно может прослужить еще несколько недель. Но если он продолжит изнурять это тело так, как он делал, когда разыскивал Энинву, оно отслужит свой срок гораздо раньше. Он вытянул руки перед собой, опустив вниз ладони, и заметил без всякого удивления, что они дрожат.
   — Энинву, я должен поспать. Разбуди меня, когда еда будет готова.
   — Подожди!
   Неожиданная резкость, прозвучавшая в ее голосе, заставила его остановиться и обернуться.
   — Ответь мне, — сказала она. — Что бывает, когда люди отказываются идти с тобой?
   Неужели это было все? Он оставил ее вопрос без ответа, забрался на один из лежаков, улегся на покрывавший его матрац и закрыл глаза. Ему казалось, еще прежде чем сон подступил к нему, будто он слышит, как она заходит в комнату. Но он не обратил на это никакого внимания. Уже очень давно он открыл для себя, что люди становятся более сговорчивыми, когда он дает им возможность самостоятельно найти ответы на подобные вопросы. Только дурак нуждается в прямом ответе. А эта женщина была отнюдь не глупой.
   Когда она разбудила его, дом был наполнен запахами пищи, и он быстро поднялся, чувствуя сильный голод. Он сел рядом с ней, вымыл руки водой из широкой глиняной чашки, которую она ему подала, а потом прямо пальцами подхватил со своей тарелки кусок разваренного батата и опустил его в общий котел с наперченным супом. Еда была очень вкусной и питательной, и поэтому некоторое время он был поглощен только ей, не обращая никакого внимания на Энинву. Она, как он успел заметить, во время еды тоже не имела склонности к каким-либо разговорам. У него вдруг всплыли очень давние воспоминания, оставшиеся с тех пор, когда он жил какое-то время среди ее народа: между омовением рук и принятием пищи должна быть еще короткая религиозная церемония. Пища и пальмовое вино обязательно подносились богам. Он спросил ее об этом, когда его собственный голод был уже почти утолен.
   Она взглянула на него.
   — А какому богу поклоняешься ты?
   — Никакому.
   — И можно узнать, почему?
   — Я всегда помогаю себе сам, — ответил он.
   Она кивнула.
   — Ты делаешь это как минимум двумя способами. Я тоже помогаю себе сама.
   Он слегка улыбнулся, но не смог заглушить тревогу: трудной задачей может оказаться попытка хотя бы частично приручить женщину из буйного дикого племени, которая вот уже более трехсот лет в одиночку борется за жизнь. Нелегко заставить ее последовать за ним. Однако у нее есть сыновья, о которых она заботится, и вот с этим, может быть, связана ее уязвимость. Вполне возможно, она потом заставит его глубоко пожалеть, что он увел ее с собой, — ведь она может решиться убить его, если он проявит хоть какую-то слабость.
   — Перед своими людьми я стараюсь уважать богов, — сказала она. — Для них мои слова — это голос бога. Но для меня… За свою жизнь я убедилась, что люди должны поклоняться собственным богам и должны сами устраивать свое счастье. А несчастье может случиться независимо ни от чего и ни от кого.
   — Ты совсем не подходишь для здешней жизни.
   Она только вздохнула.
   — Все опять об одном и том же. Я уже привыкла здесь, Доро. У меня было уже десять мужей, каждый из которых указывал мне, что я должна делать. Почему я должна соглашаться, чтобы ты стал моим одиннадцатым? Потому что ты убьешь меня, если я откажусь? Вот так мужчины на твоей земле добывают себе жен, угрожая им убийством? Хорошо, допустим, что ты не убьешь меня. Возможно, что мы договоримся!
   Он пропустил мимо ушей эту ее вспышку, хотя при этом и заметил, что она предположила как нечто само собой разумеющееся, будто он хочет взять ее себе в жены. Действительно, это было с ее стороны наиболее естественное предположение — и, возможно, правильное. Он размышлял уже о том, с кем из его людей ее спарить в первую очередь, но сейчас понял, что должен взять ее себе. По крайней мере, на время. Он частенько удерживал около себя наиболее сильных из своих людей — иногда по несколько месяцев, а иногда и год. Если это были дети, они учились почитать его как отца, если это были мужчины, они учились почитать его как хозяина, а если это были женщины, то они предпочитали принимать его скорее как любовника или мужа. Энинву была самой красивой из всех женщин, которых ему доводилось видеть. Он был настроен затащить ее в постель уже сегодняшней ночью, и проделать это еще много-много раз, пока не переправит ее в деревню, где он держал своих породистых людей и которую он создал в колонии Нью-Йорк, находящейся под британским протекторатом. Но почему на этом все должно закончиться? Эта женщина была очень редкой находкой.
   Он заговорил мягко и осторожно.
   — Разве я пытался убить тебя, Энинву? Зачем? А ты убила бы меня, если бы смогла?
   — Возможно, я смогу сделать это!
   — Так вот я. — Он бросил на нее взгляд, который откровенно игнорировал ее мужской облик. Его глаза вели разговор с женщиной, скрытой под мужской внешностью, — по крайней мере он надеялся, что так оно и есть. Будет еще более приятно забрать ее тело, потому что она готова предпочесть это из-за охватившего ее страха.
   Но она промолчала, как будто смущенная его мягкостью. Именно этого он и добивался.
   — Мы непременно должны быть вместе, Энинву. Разве тебе никогда не хотелось иметь мужа, достойного тебя?
   — Ты слишком высокого мнения о себе.
   — И о тебе тоже, иначе почему бы еще я оказался здесь?
   — Все мои мужья были очень могущественные люди, — сказала она. — Это были весьма известные люди, не раз доказавшие свое мужество, хотя они и не имели таких способностей, как ты. У меня есть сыновья, которые стали священниками, богатые сыновья, имеющие прочное положение в обществе. Так почему я должна по собственному желанию выйти замуж за человека, который все время, словно дикий зверь, нападает на других людей?
   Он слегка коснулся своей груди.
   — Этот человек собирался первым напасть на меня. Он бросился на меня со своим мачете.
   Эти слова словно остановили ее. Она даже вздрогнула. — Меня однажды чуть не убили подобным образом. Чуть не зарезали насмерть.
   — И что же ты сделала?
   — Я… Я вылечилась, сама. Я никогда бы не поверила, что мне удастся сделать это так быстро.
   — Я имею в виду — что ты сделала с человеком, который напал на тебя?
   — Их было семеро. Семеро мужчин собрались, чтобы убить меня.
   — Так что ты сделала, Энинву?
   Казалось, она была напугана собственными воспоминаниями.
   — Я убила их, — прошептала она. — Чтобы отвадить других, а еще потому… потому что я была слишком озлоблена.
   Доро сидел, внимательно наблюдая за ней, вглядываясь в застывшую в ее глазах боль, вызванную воспоминаниями. Сам он не мог припомнить, чтобы чувствовал какую-то боль, когда убивал человека. Особенно в последнее время. Возможно, он испытывал гнев или раздражение. Скорее, это был гнев — оттого, что мужчина, полный сил и нераскрытых возможностей, должен быть убит. Вот эта бессмысленная потеря и вызывала гнев. Но не боль.
   — Ты это серьезно? — как можно спокойней спросил он. — Но как ты убила их?
   — Вот этими руками. — Она вытянула перед собой свои руки. Обычные руки, совсем не похожие на те безобразные, какими они были у нее в старческом облике. — Я была разгневана, — повторила она. — С тех пор я стараюсь удерживаться от гнева.
   — Но что ты сделала?
   — Почему ты хочешь знать все эти позорные подробности? — запротестовала она. — Я убила их, они мертвы. Это были мои люди, и я убила их!
   — Какой позор в том, чтобы убить тех, кто напал на тебя с той же целью?
   Она в очередной раз промолчала.
   — Я уверен, что эти семеро не единственные, кого ты убила.
   Она только вздохнула, уставившись в огонь.
   — Обычно я просто запугивала их, а убивала лишь в том случае, если они вынуждали меня к этому. Чаще всего они просто пугались и убегали прочь. Многих я сделала очень богатыми, так что долгие годы никто из них даже не пытался убить меня.
   — Расскажи мне, как ты убила этих семерых.
   Она встала и вышла наружу. Кругом уже стемнело, как и должно быть темной безлунной ночью. Но Доро был уверен, что Энинву с ее удивительными способностями могла видеть абсолютно все. Однако куда она отправилась и зачем?
   Она вернулась, вновь уселась на свое место и протянула ему камень.
   — Попробуй, разбей его, — равнодушно сказала она.
   Это был настоящий камень, а не засохшая грязь. Он мог бы ударить его о другой такой же камень или о металлический предмет, но ничего не мог сделать с ним одними голыми руками. Поэтому он вернул его целым.
   А она раздробила его, зажав в одной руке.
   Он понял, что ему необходима эта женщина. Вряд ли можно было найти лучшее могучее семя для разведения потомства. Она усилит в своем потомстве каждую линию, которую он хотел бы размножить, причем усилит безмерно.
   — Идем со мной, Энинву. Ты происходишь из того же рода, что и я, ты относишься именно к тем людям, которых я собираю. Это те самые люди, частью которых ты можешь стать, которых тебе не следует бояться и нет необходимости подкупать, чтобы они сохранили тебе жизнь.
   — Но я родилась здесь, среди моих людей, я произошла от них. Ты и я совсем не похожи друг на друга, — продолжала настаивать она.
   — Мы более похожи друг на друга, чем на других людей. Нам нет нужды прятаться друг от друга. — Он взглянул на ее молодое и крепкое мужское тело. — Будь снова женщиной, Энинву, и я докажу тебе, что мы должны быть вместе.
   Она лишь слабо улыбнулась.
   — Я родила сорок семь детей от десяти мужей, — сказала она. — Так чем же ты можешь удивить меня?
   — Если ты пойдешь со мной, то, как я полагаю, в один прекрасный день ты увидишь детей, которых тебе никогда не придется хоронить. — Он сделал паузу, заметив, что на этот раз полностью завладел ее вниманием. — Мать никогда не должна видеть, как стареют и умирают ее дети, — продолжил он. — Если ты жива, они тоже будут жить. Это всего лишь ошибка их отцов, что они умирают. Позволь мне подарить тебе детей, которые будут жить!
   Она поднесла руки к лицу, и в какой-то момент ему показалось, что она вот-вот заплачет. Но ее глаза были абсолютно сухими, когда она взглянула на него.
   — Детей вот от этого ворованного тела? — прошептала она.
   — Нет, не от этого. — Он указал рукой на свое тело. — Этот человек был обычным мужчиной. Но я обещаю тебе, что если ты пойдешь со мной, то получишь от меня детей таких же, как ты сама.
   Последовала долгая тишина. Она сидела, глядя в огонь, — возможно, собираясь с мыслями. Наконец она посмотрела на него долгим изучающим взглядом, от которого ему стало не по себе. Это ощущение неудобства в какой-то момент даже поразило его. Он привык к тому, что неудобство испытывали другие. И ему не понравился ее оценивающий взгляд. Она будто решала, покупать его или нет. Если ему удастся победить ее живую, он должен будет научить ее хорошим манерам!
   Он не был уверен в своей победе до последнего момента, пока ее грудь не начала расти и набухать. Он поднялся, и когда превращение было полностью завершено, понес ее прямо к постели.

2

   На следующий день они встали еще до рассвета. Энинву вооружилась мачете и заставила Доро сделать то же самое. Казалось, она была вполне довольна происходящим, когда складывала вещи в длинную корзину, которую намеревалась взять с собой. Теперь, когда она приняла решение, она больше не задавала вопросов о жизни с ним, хотя и была озабочена судьбой собственных людей.
   — Ты должен позволить мне быть твоим проводником, когда будем проходить через деревни, — сказала она. Теперь она вновь приняла облик молодого мужчины, и даже обернула свои одежды, как и положено, вокруг бедер и между ног. — Поблизости много деревень, так что никакой чужеземец не может добраться до меня, не заплатив денег местным жителям. Тебе очень повезло, что ты смог пройти и тебя никто не остановил по дороге. Или повезло моим людям. Поэтому я должна убедиться в том, что им повезет в очередной раз.
   Он согласно кивнул. Пока она будет придерживаться нужного ему направления, она сможет вести его сколько захочет. Ночью она покормила его вареным бататом, а затем все оставшееся время изнуряла любовью его сильное молодое тело. — Ты хороший мужчина, — сказала она, удовлетворенно оглядывая его. — Я очень давно не встречала ничего подобного.
   Он был даже удивлен, почувствовав, как сильно этот маленький комплимент его тронул, как вообще эта женщина смогла так сильно его порадовать. Она была весьма большой ценностью, во всех смыслах. Она бросила прощальный взгляд на свой дом, остающийся чистым и опрятным, на двор, такой изящный и милый, несмотря на небольшие размеры. Он наблюдал за ней и подумал о том, как много лет все это было ее домом.
   — Мои сыновья помогали мне построить его, — тихо сказала она. — Я сказала им, что мне нужно отдельное место, где я без помех могла бы заниматься своими лекарствами. И все, кроме одного, пришли мне помогать. Тот, который не пришел, был самым старшим сыном из оставшихся в живых. Он хотел, чтобы я жила вместе с ним. И был очень удивлен, когда я не согласилась. Он очень богат и самонадеян и всегда слушает только себя, даже если говорит при этом сущий вздор, как это частенько бывает. Он ничего не знал и не понимал в том, что касается меня, так что я показала ему лишь малую часть того, что показывала тебе. Только самую малость. И это заткнуло ему рот.
   — Так и должно быть, — рассмеялся Доро.
   — Сейчас он очень старый человек. Я думаю, что он единственный из моих сыновей, кто не заметит моего отсутствия. Он даже будет рад, когда узнает, что я исчезла. Точно так же будут довольны и многие мои люди, несмотря на то, что я сделала их богатыми. Немногие из ныне живущих достаточно стары, чтобы помнить все мои превращения из женщины в леопарда, а затем в питона. Они сохранили только легенды и страх.