Страница:
— На самом деле это очень опасное занятие. Что ты знаешь о море?
— Ничего. Но завтра я начну изучать его. Пусть Исаак наблюдает за мной. Я буду оставаться близко от поверхности. И если он заметит, что мне угрожает опасность, он сможет вытащить меня из воды и перенести на палубу.
— Почему ты хочешь сделать это?
Она придумывала причину, которую смогла бы хорошо выразить словами. Причину иную, нежели преломленное чувство тоски и одиночества, возникшее при виде дельфинов, резвящихся в воде. Похожее чувство раньше возникало у нее в те дни, когда она из своего дома подолгу следила за полетами орлов. Это длилось до тех пор, пока она не перестала быть просто наблюдателем. Она убила орла, съела его, и научилась летать, как не мог даже мечтать ни один человек в мире. Она улетала далеко от города, оставляя свои дела и своих родственников. Но через некоторое время она возвращалась назад, к своим людям. А куда еще могла она отправиться? Потом, когда дела племени налаживались, а она утомлялась от многочисленных забот, она могла вновь улететь. Она умела летать, но при этом подвергала себя опасности. Мужчины охотились за ней, и однажды чуть не убили ее. Она была самым красивым и большим орлом. Но страх никогда не мог оторвать ее от неба. Так же, как теперь он не сможет удержать ее от воды.
— Потому что я хочу этого, — сказала она Доро. — Я сделаю это и без Исаака, если ты не разрешишь ему помогать мне.
Доро покачал головой.
— Ты точно так же поступала и с другими мужьями — заявляла им, что будешь делать то, чего они тебе не разрешали?
— Да, — сказала она очень серьезно, и с облегчением вздохнула, когда он рассмеялся. Лучше удивить его хоть чем-нибудь, чем заставить разгневаться.
На следующий день она стояла около поручней, наблюдая, как Доро и Исаак спорили о чем-то по-английски. Именно Исаак проявлял упорство в этом споре. Доро лишь произнес сказал несколько слов, а потом повторил их более отчетливо. Энинву смогла понять только одно слово из сказанного. Это было слово «шарк», которое часто повторял и Исаак. Но он прекратил спор, увидев, как мало внимания обращает Доро на его слова. В этот момент Доро повернулся к ней.
— Исаак боится за тебя, — сказал он.
— Но он будет помогать?
— Да, хотя я и сказал ему, что он может этого не делать.
— А я думала, что ты попросишь за меня!
— В данном случае я выступаю только как переводчик.
Его отношение поставило ее в тупик. Он не был зол, не был раздражен. Он отнюдь не выглядел озабоченным ее затеей, как был озабочен Исаак, хотя раньше он говорил, что она представляет для него большую ценность.
— Что такое «шарк»? — спросила она.
— Рыба, — ответил Доро. — Большая любительница поесть, убийца, почти столь же смертоносная, как твой леопард на земле.
— Ты не говорил мне, что в море может быть нечто подобное.
Он взглянул на воду.
— Там, внизу, столь же опасно, как и в твоих лесах, — сказал он ей. — У тебя нет необходимости туда отправляться.
— Раньше ты даже не пытался отговорить меня от этого.
— Нет.
— Почему?
— Я хочу посмотреть, сможешь ли ты это сделать или нет.
Он напоминал одного из ее сыновей, который, когда был еще очень маленьким, бросил в реку несколько домашних птиц, чтобы посмотреть, смогут они плавать или нет.
— Держись поближе к дельфинам, если они разрешат тебе, — сказал Доро. — Дельфины знают, как следует вести себя с акулами.
Энинву сдернула свою одежду и нырнула в море, пока ее уверенность не успела ее покинуть. Там она преобразилась, стараясь не спешить, чтобы не причинять себе лишних неудобств. Она стала дельфином, чье мясо она съела накануне.
И она поплыла в воде рядом с кораблем, толкая вперед свое гладкое длинное тело легкими ударами хвоста. Все выглядело для нее по-другому, так как ее глаза смотрели теперь в разные стороны, а голова была вытянута и впереди переходила в твердый нос. Дышала она тоже по-другому, точнее не дышала вовсе до тех пор, пока не чувствовала в этом нужды. Когда такая необходимость появлялась, она высовывала над водой свой нос с открывающимися отверстиями, быстро делала выдох и захватывала новую порцию воздуха, чтобы наполнить легкие. Понаблюдав за собой некоторое время, она поняла, что теперь ее тело более эффективно использует воздух для дыхания, чем обычное, человеческое. Тело дельфина способно проделывать трюки, для которых человеческое тело требует длительных тренировок, и при этом не избежать болевых ощущений. Теперь она знала, как увеличить объем выдыхаемого и вдыхаемого воздуха за короткий промежуток времени, как лучше всего использовать порцию воздуха для поддержания энергии тела, и многие другие уловки. Для нее это не было чем-то совершенно новым, но она смогла понять и научиться им гораздо быстрее и легче благодаря тому, что съела кусочек дельфиньего мяса. В противном случае все было бы слишком похоже на то, как если бы двое мужчин решили ее утопить.
Она упивалась силой и скоростью своего нового тела, обостренным слухом. В своем человеческом облике она имела очень острый слух, который обеспечивал высокую чувствительность всем остальным ее органам. Но слух, которым обладали дельфины, был высшим достижением из всего, что она когда-либо создавала для себя. Будучи дельфином, она могла закрыть глаза и воспринимать окружающий ее мир, слегка уменьшенный в масштабе, одними только ушами. Она могла издавать звуки, которые возвращались к ней в виде эха и приносили сообщения обо всем, что находилось вокруг нее. Она никогда даже и не мечтала о таком слухе.
Наконец, она переключила свое внимание на других дельфинов. Она слышала, как они болтали друг с другом неподалеку, перемещаясь подобно ей вдоль корабля. Странно, однако в издаваемых ими звуках Энинву обнаружила осмысленность, логику. Это было похоже на язык общения. Медленно и неуверенно она поплыла им навстречу. Интересно, как они встречают чужаков? И как они отнесутся к маленькой несведущей самке? Ведь если они каким-то образом общаются друг с другом, то могут посчитать ее либо немой, либо сумасшедшей.
Один из них стал приближаться, держась параллельного курса, оглядывая ее одним подвижным глазом. Это был самец, решила она, с интересом наблюдая за ним. Через некоторое время он подплыл ближе и потерся своим телом об ее тело. Кожа дельфина, как теперь ей довелось обнаружить, была до приятного чувствительной. На ней не было чешуи — в отличие от обычных рыб, которых ей никогда не доводилось изображать, но чье строение она хорошо себе представляла. Самец вновь коснулся ее, издавая какие-то звуки — которые, как она решила, должны были означать вопрос, — а затем повернул прочь. Она обернулась, отмечая курс корабля, и поняла, что может отправиться к дельфинам без риска потеряться. Тогда она поплыла вслед за самцом.
Есть определенное преимущество в том, подумала она, чтобы быть животным-самкой. У некоторых животных самцы устраивают схватки друг с другом, устанавливая свои права на территорию или на самку. Она помнила, как бывала напугана, будучи самкой-животным, когда ее преследовали настойчивые самцы. Однако память подсказывала, что серьезные повреждения от самцов она получала только будучи в человеческом облике и только от мужчин. Случай побудил ее превратиться в самку-дельфина, когда ей удалось съесть кусочек дельфиньего мяса. Но это был счастливый случай.
Очень маленький дельфин (скорее всего это был детеныш) подплыл к ней, чтобы познакомиться, и тогда она стала плыть медленнее, позволяя ему исследовать себя. В конце концов мать позвала его назад, и Энинву вновь осталась одна. Одна, но окруженная подобными ей созданиями. Она с трудом заставляла себя думать о них как о животных. Плавание в их окружении напоминало ей общение с другими людьми — причем с людьми, дружественно настроенными по отношению к ней. Здесь не было работорговцев с цепями и клеймом. Здесь не было Доро с его мягкими, но страшными угрозами.
Тем временем несколько дельфинов приблизились к ней, начали тереться о нее боками и таким образом знакомились. Когда вернулся самец, который первым коснулся ее тела, она слегка вздрогнула, обнаружив, что узнала его. Его прикосновение было особенным, не похожим на прикосновения других, так же, как и дельфины не были похожи друг на друга.
Неожиданно он высоко выпрыгнул из воды и, описав в воздухе дугу, вновь вошел в воду чуть впереди нее. Она подумала — почему бы и ей не попробовать сделать нечто подобное? — и прыгнула на небольшую высоту. Ее тело дельфина было удивительно проворным и подвижным. Она, казалось, какое-то время парила в воздухе, а затем плавно и мягко вошла в воду, чтобы вновь вынырнуть без напряжения и усталости. Это было самое лучшее телом из всех, какие она для себя создавала. Вот если бы только ей так же легко, как эти прыжки, давалась и дельфинья речь… Она хотела понять, почему для нее это невозможно, и был ли Доро в этом отношении более способным, чем она. Мог ли он приобретать новый язык и новые знания, когда забирал себе очередное новое тело? Овладевал ли он человеком полностью или получал только оболочку?
Дельфин-самец вновь приблизился, чтобы коснуться ее, и все мысли о Доро исчезли из головы. Она понимала, что интерес дельфина к ней стал чем-то большим, чем простое любопытство. Теперь он оставался все время рядом с ней, касался ее своим телом и двигался в такт ее движениям. Она решила, что ей не следует обращать на него внимания. Она и в прошлом всегда избегала брачных игр среди животных. Она была женщиной, и скрещивание с животными вызывало у нее отвращение. Она бы чувствовала себя отвратительно, возвратившись в свой человеческий облик с семенем животного-самца внутри себя.
Но сейчас… ее не покидало ощущение, что дельфины не были животными.
Она исполнила нечто похожее на танец, постоянно двигаясь и касаясь его, уверенная, что никакая подобная церемония среди людей не увлекла бы ее так быстро. Она чувствовала прилив сил и стремление ограничить их, желание и нерешительность. Она с радостью воспринимала его и, несомненно, была точно так принята им. Ведь, по сути, этот дельфин-самец был не более странным и чужим для нее, чем этот огбанджи, Доро. Теперь, как казалось ей, пришло время для странных браков.
Она продолжала свой танец, который — увы! — не могла сопровождать пением, хотя ей очень этого хотелось. Зато самец, кажется, был расположен к пению. Она подумала, что потом он должен будет оставить ее и вернуться к своей стае. Он не может оставаться таким же одиноким, как она. В этом было что-то такое, над чем ей следовало подумать в дальнейшем. Хотя это не имеет для нее значения, ведь важным является только то, что происходит в данный момент.
Совершенно неожиданно в воде появился человек. Вздрогнув, танцующие дельфины отплыли друг от друга в разные стороны, и их танец на этом оборвался. Вся компания дельфинов скользнула в сторону от человека, который продолжал преследовать их, то погружаясь в воду, то вновь появляясь на поверхности. Он не то чтобы плыл, прыгал или нырял — подобно стреле он пронзал то воду, то воздух, и при этом казалось, что он не прилагает к этому никаких усилий, каждый мускул его остается практически неподвижным.
Энинву отделилась от стаи дельфинов и приблизилась к человеку. Это был Исаак, она уже узнала его. Теперь он выглядел для нее иначе: неуклюжее существо, негибкое и странное, хотя не слишком отвратительное и не слишком пугающее. Но тем не менее он представлял собой угрозу. В прошлый раз он вовсе не имел нужды убивать дельфина и пробовать дельфинье мясо (в отличие от нее). И он легко может совершить новое убийство, если она его не остановит. Она развернулась и поплыла в его сторону, приближаясь очень медленно, чтобы он смог разглядеть ее и понять, что она не причинит ему никакого вреда. Она была уверена, что он не сможет отличить ее от других дельфинов. Она плавала, делая небольшие круги там, где теперь он сделал остановку и висел над водой.
Когда он заговорил, его голос показался ей низким и немного странным, и ему пришлось несколько раз произнести ее имя, прежде чем она его узнала. Затем, не останавливаясь и не раздумывая, она толкнула себя вперед ударом хвоста и сделала небольшой кивок головой. Пока она подплывала к нему, он начал погружаться в воду. Она проплыла рядом с ним, почти касаясь его. Он поймал ее спинной плавник и что-то сказал. Она внимательно вслушивалась в его слова.
— Доро хочет, чтобы ты вернулась на корабль.
Вот в чем было дело. Она с сожалением взглянула назад, в сторону дельфинов, пытаясь отыскать своего самца. К своему удивлению, она обнаружила его почти рядом, до опасного близко. Было бы очень неплохо вернуться к нему хоть ненадолго. Их общение предвещало много интересного. Ей захотелось узнать, мог ли Доро подозревать или догадываться о том, чем она здесь занималась, когда посылал за ней Исаака.
Но это не имело большого значения. Исаак был здесь, и его следовало увести отсюда, пока он не обратил свое внимание на резвящихся столь близко дельфинов. Она поплыла назад к кораблю, разрешив ему держаться за ее спинной плавник. Но ей не пришлось его тащить.
— Я поднимусь на борт первым, — сказал он, когда они добрались до корабля. — А потом я подниму тебя.
При этом он поднялся из воды во весь рост и в таком положении переместился на палубу. Он мог летать без всяких крыльев так же легко, как мог проводить сквозь шторм корабли. Ей стало интересно, будет ли он чувствовать приступы болезни после этого занятия, и понадобится ли ему и на этот раз женщина. Затем что-то коснулось ее, обхватило сильно, но мягко, и подняло над водой. Она не ощущала боли от этого прикосновения. Это прикосновение не было похоже ни на сеть, ни на руки мужчины. Она не замечала никаких особых давлений на какую-нибудь часть своего тела. Это напоминало ей подъем в восходящем потоке воздуха. Даже вся ее сила, казалось, не смогла бы вырвать ее из этих мягких объятий.
Но она и не пыталась использовать свою силу, не собиралась сопротивляться. Днем раньше она уже видела всю тщетность попыток дельфина освободиться из этих невидимых сетей, и она хорошо помнила, с какой скоростью этот огромный корабль двигался сквозь шторм, увлекаемый силой Исаака. Никакой силы ее мускулов не хватило бы, чтобы сопротивляться этой силе. Кроме того, она доверяла этому молодому человеку. Он поднимал ее более осторожно, не как того дельфина, и жестом указал матросам освободить место, прежде чем опустил ее на палубу. А затем матросы, Доро и Исаак наблюдали за ее превращениями. Она начала с ног и сформировала их почти полностью, оставив лишь некоторые детали, нужные для того, чтобы не подвергать деформациям остальную часть дельфиньего тела. Это было похоже на то, как если бы дельфин вдруг отрастил себе человеческие ноги. После этого она приступила к самой главной части перевоплощения. Ее плавники стали все больше походить на руки, а шея и остальные части тела стали вновь тонкими и стройными, едва заметные дельфиньи уши превратились в человеческие. Нос вновь занял положенное место на ее лице, хвост и спинной плавник постепенно исчезли. Одновременно в ней происходили и внутренние перемены, за которыми собравшиеся не могли наблюдать. Наконец ее кожа сменила свой цвет и текстуру. Эти превращения показали ей, что она сможет проделать над собой, если в один прекрасный день решит скрыться в этой земле, населенной белыми людьми. Возможно, позже она проделает несколько экспериментов. Всегда полезно иметь возможность замаскироваться, чтобы спрятаться или узнать об окружающих людях что-то такое, что сами они рассказать или объяснить ей не хотят или не могут. Но это будет возможно только тогда, когда она выучит английский. Придется заняться языком.
Когда превращение было закончено, она встала, и Доро протянул ей одежду. Она сначала оделась, и лишь потом взглянула на мужчин. Прошло много веков с тех пор, когда она последний раз разгуливала нагишом, словно молодая незамужняя девушка. Сейчас она чувствовала стыд, когда на нее смотрело столько мужчин, но она поняла — Доро хотел, чтобы его люди видели ее силу. Если ему не удастся избавить их от глупости путем скрещивания, он будет бороться с этим, внушая людям страх.
Она взглянула на них, стараясь, чтобы в выражении ее лица не было и намека на стыд. Откуда им знать, что она чувствует на самом деле? Она видела благоговейный страх на их лицах, а те двое, кто был к ней ближе всех, сделали несколько шагов назад, когда она на них посмотрела. Затем Доро обнял ее все еще мокрое тело, и она смогла расслабиться. Исаак громко рассмеялся, ломая возникшее напряжение, и что-то сказал, обращаясь к Доро. Тот только улыбнулся.
Обратившись к ней на ее языке, он сказал:
— Что за детей ты подаришь мне!
Она почувствовала, что ее охватила какая-то сила, скрытая за этими словами. Это было нечто гораздо большее, чем стремление иметь детей у какого-нибудь обычного человека. Она не могла ничем помочь своим детям, здоровым и сильным, но так же мало живущим на свете и столь же бессильным это изменить, как и дети любых других женщин. Сможет ли она дать Доро то, что он хочет, чего она сама хотела столько лет: детей, которые не будут умирать?
— Таких, каких ты дашь мне, мой муж, — прошептала она, но в ее словах звучал скорее вопрос, чем ответ.
И странно: после этих слов Доро стал будто менее уверен в себе. Она взглянула на него и уловила выражение тревоги на его лице. Он смотрел в сторону, на дельфинов, которые опять начали свои прыжки, некоторые из них уже успели обогнать корабль и теперь маячили впереди. Он медленно покачал головой.
— Что это? — спросила она.
Казалось, что он с усилием заставил себя улыбнуться.
— Ничего, — сказал он. Он привлек ее к своему плечу, чтобы успокоить, и погладил ее мягкую, только что выросшую шапку волос. Все еще смущенная, она приняла эту ласку, недоумевая, почему он лгал ей.
6
— Ничего. Но завтра я начну изучать его. Пусть Исаак наблюдает за мной. Я буду оставаться близко от поверхности. И если он заметит, что мне угрожает опасность, он сможет вытащить меня из воды и перенести на палубу.
— Почему ты хочешь сделать это?
Она придумывала причину, которую смогла бы хорошо выразить словами. Причину иную, нежели преломленное чувство тоски и одиночества, возникшее при виде дельфинов, резвящихся в воде. Похожее чувство раньше возникало у нее в те дни, когда она из своего дома подолгу следила за полетами орлов. Это длилось до тех пор, пока она не перестала быть просто наблюдателем. Она убила орла, съела его, и научилась летать, как не мог даже мечтать ни один человек в мире. Она улетала далеко от города, оставляя свои дела и своих родственников. Но через некоторое время она возвращалась назад, к своим людям. А куда еще могла она отправиться? Потом, когда дела племени налаживались, а она утомлялась от многочисленных забот, она могла вновь улететь. Она умела летать, но при этом подвергала себя опасности. Мужчины охотились за ней, и однажды чуть не убили ее. Она была самым красивым и большим орлом. Но страх никогда не мог оторвать ее от неба. Так же, как теперь он не сможет удержать ее от воды.
— Потому что я хочу этого, — сказала она Доро. — Я сделаю это и без Исаака, если ты не разрешишь ему помогать мне.
Доро покачал головой.
— Ты точно так же поступала и с другими мужьями — заявляла им, что будешь делать то, чего они тебе не разрешали?
— Да, — сказала она очень серьезно, и с облегчением вздохнула, когда он рассмеялся. Лучше удивить его хоть чем-нибудь, чем заставить разгневаться.
На следующий день она стояла около поручней, наблюдая, как Доро и Исаак спорили о чем-то по-английски. Именно Исаак проявлял упорство в этом споре. Доро лишь произнес сказал несколько слов, а потом повторил их более отчетливо. Энинву смогла понять только одно слово из сказанного. Это было слово «шарк», которое часто повторял и Исаак. Но он прекратил спор, увидев, как мало внимания обращает Доро на его слова. В этот момент Доро повернулся к ней.
— Исаак боится за тебя, — сказал он.
— Но он будет помогать?
— Да, хотя я и сказал ему, что он может этого не делать.
— А я думала, что ты попросишь за меня!
— В данном случае я выступаю только как переводчик.
Его отношение поставило ее в тупик. Он не был зол, не был раздражен. Он отнюдь не выглядел озабоченным ее затеей, как был озабочен Исаак, хотя раньше он говорил, что она представляет для него большую ценность.
— Что такое «шарк»? — спросила она.
— Рыба, — ответил Доро. — Большая любительница поесть, убийца, почти столь же смертоносная, как твой леопард на земле.
— Ты не говорил мне, что в море может быть нечто подобное.
Он взглянул на воду.
— Там, внизу, столь же опасно, как и в твоих лесах, — сказал он ей. — У тебя нет необходимости туда отправляться.
— Раньше ты даже не пытался отговорить меня от этого.
— Нет.
— Почему?
— Я хочу посмотреть, сможешь ли ты это сделать или нет.
Он напоминал одного из ее сыновей, который, когда был еще очень маленьким, бросил в реку несколько домашних птиц, чтобы посмотреть, смогут они плавать или нет.
— Держись поближе к дельфинам, если они разрешат тебе, — сказал Доро. — Дельфины знают, как следует вести себя с акулами.
Энинву сдернула свою одежду и нырнула в море, пока ее уверенность не успела ее покинуть. Там она преобразилась, стараясь не спешить, чтобы не причинять себе лишних неудобств. Она стала дельфином, чье мясо она съела накануне.
И она поплыла в воде рядом с кораблем, толкая вперед свое гладкое длинное тело легкими ударами хвоста. Все выглядело для нее по-другому, так как ее глаза смотрели теперь в разные стороны, а голова была вытянута и впереди переходила в твердый нос. Дышала она тоже по-другому, точнее не дышала вовсе до тех пор, пока не чувствовала в этом нужды. Когда такая необходимость появлялась, она высовывала над водой свой нос с открывающимися отверстиями, быстро делала выдох и захватывала новую порцию воздуха, чтобы наполнить легкие. Понаблюдав за собой некоторое время, она поняла, что теперь ее тело более эффективно использует воздух для дыхания, чем обычное, человеческое. Тело дельфина способно проделывать трюки, для которых человеческое тело требует длительных тренировок, и при этом не избежать болевых ощущений. Теперь она знала, как увеличить объем выдыхаемого и вдыхаемого воздуха за короткий промежуток времени, как лучше всего использовать порцию воздуха для поддержания энергии тела, и многие другие уловки. Для нее это не было чем-то совершенно новым, но она смогла понять и научиться им гораздо быстрее и легче благодаря тому, что съела кусочек дельфиньего мяса. В противном случае все было бы слишком похоже на то, как если бы двое мужчин решили ее утопить.
Она упивалась силой и скоростью своего нового тела, обостренным слухом. В своем человеческом облике она имела очень острый слух, который обеспечивал высокую чувствительность всем остальным ее органам. Но слух, которым обладали дельфины, был высшим достижением из всего, что она когда-либо создавала для себя. Будучи дельфином, она могла закрыть глаза и воспринимать окружающий ее мир, слегка уменьшенный в масштабе, одними только ушами. Она могла издавать звуки, которые возвращались к ней в виде эха и приносили сообщения обо всем, что находилось вокруг нее. Она никогда даже и не мечтала о таком слухе.
Наконец, она переключила свое внимание на других дельфинов. Она слышала, как они болтали друг с другом неподалеку, перемещаясь подобно ей вдоль корабля. Странно, однако в издаваемых ими звуках Энинву обнаружила осмысленность, логику. Это было похоже на язык общения. Медленно и неуверенно она поплыла им навстречу. Интересно, как они встречают чужаков? И как они отнесутся к маленькой несведущей самке? Ведь если они каким-то образом общаются друг с другом, то могут посчитать ее либо немой, либо сумасшедшей.
Один из них стал приближаться, держась параллельного курса, оглядывая ее одним подвижным глазом. Это был самец, решила она, с интересом наблюдая за ним. Через некоторое время он подплыл ближе и потерся своим телом об ее тело. Кожа дельфина, как теперь ей довелось обнаружить, была до приятного чувствительной. На ней не было чешуи — в отличие от обычных рыб, которых ей никогда не доводилось изображать, но чье строение она хорошо себе представляла. Самец вновь коснулся ее, издавая какие-то звуки — которые, как она решила, должны были означать вопрос, — а затем повернул прочь. Она обернулась, отмечая курс корабля, и поняла, что может отправиться к дельфинам без риска потеряться. Тогда она поплыла вслед за самцом.
Есть определенное преимущество в том, подумала она, чтобы быть животным-самкой. У некоторых животных самцы устраивают схватки друг с другом, устанавливая свои права на территорию или на самку. Она помнила, как бывала напугана, будучи самкой-животным, когда ее преследовали настойчивые самцы. Однако память подсказывала, что серьезные повреждения от самцов она получала только будучи в человеческом облике и только от мужчин. Случай побудил ее превратиться в самку-дельфина, когда ей удалось съесть кусочек дельфиньего мяса. Но это был счастливый случай.
Очень маленький дельфин (скорее всего это был детеныш) подплыл к ней, чтобы познакомиться, и тогда она стала плыть медленнее, позволяя ему исследовать себя. В конце концов мать позвала его назад, и Энинву вновь осталась одна. Одна, но окруженная подобными ей созданиями. Она с трудом заставляла себя думать о них как о животных. Плавание в их окружении напоминало ей общение с другими людьми — причем с людьми, дружественно настроенными по отношению к ней. Здесь не было работорговцев с цепями и клеймом. Здесь не было Доро с его мягкими, но страшными угрозами.
Тем временем несколько дельфинов приблизились к ней, начали тереться о нее боками и таким образом знакомились. Когда вернулся самец, который первым коснулся ее тела, она слегка вздрогнула, обнаружив, что узнала его. Его прикосновение было особенным, не похожим на прикосновения других, так же, как и дельфины не были похожи друг на друга.
Неожиданно он высоко выпрыгнул из воды и, описав в воздухе дугу, вновь вошел в воду чуть впереди нее. Она подумала — почему бы и ей не попробовать сделать нечто подобное? — и прыгнула на небольшую высоту. Ее тело дельфина было удивительно проворным и подвижным. Она, казалось, какое-то время парила в воздухе, а затем плавно и мягко вошла в воду, чтобы вновь вынырнуть без напряжения и усталости. Это было самое лучшее телом из всех, какие она для себя создавала. Вот если бы только ей так же легко, как эти прыжки, давалась и дельфинья речь… Она хотела понять, почему для нее это невозможно, и был ли Доро в этом отношении более способным, чем она. Мог ли он приобретать новый язык и новые знания, когда забирал себе очередное новое тело? Овладевал ли он человеком полностью или получал только оболочку?
Дельфин-самец вновь приблизился, чтобы коснуться ее, и все мысли о Доро исчезли из головы. Она понимала, что интерес дельфина к ней стал чем-то большим, чем простое любопытство. Теперь он оставался все время рядом с ней, касался ее своим телом и двигался в такт ее движениям. Она решила, что ей не следует обращать на него внимания. Она и в прошлом всегда избегала брачных игр среди животных. Она была женщиной, и скрещивание с животными вызывало у нее отвращение. Она бы чувствовала себя отвратительно, возвратившись в свой человеческий облик с семенем животного-самца внутри себя.
Но сейчас… ее не покидало ощущение, что дельфины не были животными.
Она исполнила нечто похожее на танец, постоянно двигаясь и касаясь его, уверенная, что никакая подобная церемония среди людей не увлекла бы ее так быстро. Она чувствовала прилив сил и стремление ограничить их, желание и нерешительность. Она с радостью воспринимала его и, несомненно, была точно так принята им. Ведь, по сути, этот дельфин-самец был не более странным и чужим для нее, чем этот огбанджи, Доро. Теперь, как казалось ей, пришло время для странных браков.
Она продолжала свой танец, который — увы! — не могла сопровождать пением, хотя ей очень этого хотелось. Зато самец, кажется, был расположен к пению. Она подумала, что потом он должен будет оставить ее и вернуться к своей стае. Он не может оставаться таким же одиноким, как она. В этом было что-то такое, над чем ей следовало подумать в дальнейшем. Хотя это не имеет для нее значения, ведь важным является только то, что происходит в данный момент.
Совершенно неожиданно в воде появился человек. Вздрогнув, танцующие дельфины отплыли друг от друга в разные стороны, и их танец на этом оборвался. Вся компания дельфинов скользнула в сторону от человека, который продолжал преследовать их, то погружаясь в воду, то вновь появляясь на поверхности. Он не то чтобы плыл, прыгал или нырял — подобно стреле он пронзал то воду, то воздух, и при этом казалось, что он не прилагает к этому никаких усилий, каждый мускул его остается практически неподвижным.
Энинву отделилась от стаи дельфинов и приблизилась к человеку. Это был Исаак, она уже узнала его. Теперь он выглядел для нее иначе: неуклюжее существо, негибкое и странное, хотя не слишком отвратительное и не слишком пугающее. Но тем не менее он представлял собой угрозу. В прошлый раз он вовсе не имел нужды убивать дельфина и пробовать дельфинье мясо (в отличие от нее). И он легко может совершить новое убийство, если она его не остановит. Она развернулась и поплыла в его сторону, приближаясь очень медленно, чтобы он смог разглядеть ее и понять, что она не причинит ему никакого вреда. Она была уверена, что он не сможет отличить ее от других дельфинов. Она плавала, делая небольшие круги там, где теперь он сделал остановку и висел над водой.
Когда он заговорил, его голос показался ей низким и немного странным, и ему пришлось несколько раз произнести ее имя, прежде чем она его узнала. Затем, не останавливаясь и не раздумывая, она толкнула себя вперед ударом хвоста и сделала небольшой кивок головой. Пока она подплывала к нему, он начал погружаться в воду. Она проплыла рядом с ним, почти касаясь его. Он поймал ее спинной плавник и что-то сказал. Она внимательно вслушивалась в его слова.
— Доро хочет, чтобы ты вернулась на корабль.
Вот в чем было дело. Она с сожалением взглянула назад, в сторону дельфинов, пытаясь отыскать своего самца. К своему удивлению, она обнаружила его почти рядом, до опасного близко. Было бы очень неплохо вернуться к нему хоть ненадолго. Их общение предвещало много интересного. Ей захотелось узнать, мог ли Доро подозревать или догадываться о том, чем она здесь занималась, когда посылал за ней Исаака.
Но это не имело большого значения. Исаак был здесь, и его следовало увести отсюда, пока он не обратил свое внимание на резвящихся столь близко дельфинов. Она поплыла назад к кораблю, разрешив ему держаться за ее спинной плавник. Но ей не пришлось его тащить.
— Я поднимусь на борт первым, — сказал он, когда они добрались до корабля. — А потом я подниму тебя.
При этом он поднялся из воды во весь рост и в таком положении переместился на палубу. Он мог летать без всяких крыльев так же легко, как мог проводить сквозь шторм корабли. Ей стало интересно, будет ли он чувствовать приступы болезни после этого занятия, и понадобится ли ему и на этот раз женщина. Затем что-то коснулось ее, обхватило сильно, но мягко, и подняло над водой. Она не ощущала боли от этого прикосновения. Это прикосновение не было похоже ни на сеть, ни на руки мужчины. Она не замечала никаких особых давлений на какую-нибудь часть своего тела. Это напоминало ей подъем в восходящем потоке воздуха. Даже вся ее сила, казалось, не смогла бы вырвать ее из этих мягких объятий.
Но она и не пыталась использовать свою силу, не собиралась сопротивляться. Днем раньше она уже видела всю тщетность попыток дельфина освободиться из этих невидимых сетей, и она хорошо помнила, с какой скоростью этот огромный корабль двигался сквозь шторм, увлекаемый силой Исаака. Никакой силы ее мускулов не хватило бы, чтобы сопротивляться этой силе. Кроме того, она доверяла этому молодому человеку. Он поднимал ее более осторожно, не как того дельфина, и жестом указал матросам освободить место, прежде чем опустил ее на палубу. А затем матросы, Доро и Исаак наблюдали за ее превращениями. Она начала с ног и сформировала их почти полностью, оставив лишь некоторые детали, нужные для того, чтобы не подвергать деформациям остальную часть дельфиньего тела. Это было похоже на то, как если бы дельфин вдруг отрастил себе человеческие ноги. После этого она приступила к самой главной части перевоплощения. Ее плавники стали все больше походить на руки, а шея и остальные части тела стали вновь тонкими и стройными, едва заметные дельфиньи уши превратились в человеческие. Нос вновь занял положенное место на ее лице, хвост и спинной плавник постепенно исчезли. Одновременно в ней происходили и внутренние перемены, за которыми собравшиеся не могли наблюдать. Наконец ее кожа сменила свой цвет и текстуру. Эти превращения показали ей, что она сможет проделать над собой, если в один прекрасный день решит скрыться в этой земле, населенной белыми людьми. Возможно, позже она проделает несколько экспериментов. Всегда полезно иметь возможность замаскироваться, чтобы спрятаться или узнать об окружающих людях что-то такое, что сами они рассказать или объяснить ей не хотят или не могут. Но это будет возможно только тогда, когда она выучит английский. Придется заняться языком.
Когда превращение было закончено, она встала, и Доро протянул ей одежду. Она сначала оделась, и лишь потом взглянула на мужчин. Прошло много веков с тех пор, когда она последний раз разгуливала нагишом, словно молодая незамужняя девушка. Сейчас она чувствовала стыд, когда на нее смотрело столько мужчин, но она поняла — Доро хотел, чтобы его люди видели ее силу. Если ему не удастся избавить их от глупости путем скрещивания, он будет бороться с этим, внушая людям страх.
Она взглянула на них, стараясь, чтобы в выражении ее лица не было и намека на стыд. Откуда им знать, что она чувствует на самом деле? Она видела благоговейный страх на их лицах, а те двое, кто был к ней ближе всех, сделали несколько шагов назад, когда она на них посмотрела. Затем Доро обнял ее все еще мокрое тело, и она смогла расслабиться. Исаак громко рассмеялся, ломая возникшее напряжение, и что-то сказал, обращаясь к Доро. Тот только улыбнулся.
Обратившись к ней на ее языке, он сказал:
— Что за детей ты подаришь мне!
Она почувствовала, что ее охватила какая-то сила, скрытая за этими словами. Это было нечто гораздо большее, чем стремление иметь детей у какого-нибудь обычного человека. Она не могла ничем помочь своим детям, здоровым и сильным, но так же мало живущим на свете и столь же бессильным это изменить, как и дети любых других женщин. Сможет ли она дать Доро то, что он хочет, чего она сама хотела столько лет: детей, которые не будут умирать?
— Таких, каких ты дашь мне, мой муж, — прошептала она, но в ее словах звучал скорее вопрос, чем ответ.
И странно: после этих слов Доро стал будто менее уверен в себе. Она взглянула на него и уловила выражение тревоги на его лице. Он смотрел в сторону, на дельфинов, которые опять начали свои прыжки, некоторые из них уже успели обогнать корабль и теперь маячили впереди. Он медленно покачал головой.
— Что это? — спросила она.
Казалось, что он с усилием заставил себя улыбнуться.
— Ничего, — сказал он. Он привлек ее к своему плечу, чтобы успокоить, и погладил ее мягкую, только что выросшую шапку волос. Все еще смущенная, она приняла эту ласку, недоумевая, почему он лгал ей.
6
Сила Энинву была слишком велика.
Несмотря на то, что Доро ею восхищался, поначалу он собирался ее убить. Не в его привычке было оставлять в живых людей, которыми он не мог управлять безраздельно. Но если бы он убил ее и забрал ее тело, он смог бы произвести всего лишь одного или двух детей до того момента, когда ему понадобилась бы новая оболочка. Ее индивидуальная способность к долгожительству не помогла бы ему столь долго сохранять живым ее тело. Он не мог использовать особые качества своих жертв при перемещении в их тела. Он наследовал лишь оболочку, при этом полностью уничтожал жизнь. В этом заключалась вся правда. Если бы он убил Лейла, он не смог бы унаследовать его способности к передаче мыслей. Он смог бы лишь передать эту способность детям, рожденным от семени Лейла. И если бы он убил Энинву, он не смог бы наследовать ее способность к перемене облика, ее способность к долгой жизни или способность к лечению. Он имел бы лишь одну, свою собственную способность, размещенную внутри ее маленького прожившего сотни лет тела — заключавшуюся в чувстве голода, которое ни Энинву, ни Исаак никогда не смогли бы понять. Он будет голоден, и он должен будет есть. Есть новую жизнь. Новое тело. Энинву сможет удовлетворить его не дольше, чем любое другое тело.
Поэтому Энинву должна жить и приносить свой ценный приплод. Но она была слишком сильна. Увидев ее в образе дельфина, а еще раньше — леопарда, Доро почти с ужасом открыл для себя, что его разум при этом не улавливает ее присутствия. Даже когда она была у него перед глазами, его чутье охотника сообщало сознанию, что ее здесь нет. Это было похоже на то, как если бы она умерла, а он столкнулся с самым настоящим животным — с существом, которое находилось за пределами его власти. И поскольку он не мог добраться до нее, пока она была в облике дикого зверя, то не мог и убить ее, чтобы забрать ее тело. Сейчас он пожалел, что у него нет способности воспринимать диких животных на уровне сознания. Однажды он случайно обнаружил ее у некоторых людей, когда занимался совершенствованием их наследственности. Такие люди могли проникать в подсознательную жизнь животных, прослеживать деятельность их мозга, пусть даже только на уровне эмоций. Эти люди страдали всякий раз, когда кто-нибудь скручивал голову цыпленку, кастрировал коня или резал свинью. Они были нежизнеспособны, и жизнь их была коротка. Временами Доро убивал их, не дожидаясь, пока они совершат самоубийство и уничтожат свое тело без всякой пользы. Сейчас ему нужно было использовать кого-нибудь из них, кто еще остался в живых. Без таких людей его власть над Энинву была ограничена, и это ограничение было весьма опасным.
Если Энинву сумеет догадаться об этом, она сможет убежать от него, когда захочет. Она сможет сделать это, если он потребует от нее больше, чем она согласна дать. Или она может уйти, как только узнает, что он намеревается заполучить не только ее саму, но и ее детей, оставшихся в Африке. Она надеялась, что за свою покорность она может купить их свободу, и верила, что ради нее он сможет отказаться от этих людей, потенциально столь ценных. Если она догадается о его настоящих намерениях, она и вправду убежит, и тогда он ее потеряет. Раньше ему никогда не приходилось терять кого-нибудь именно таким образом. Он терял людей из-за эпидемий, несчастных случаев, войн — или по другим причинам, которые так или иначе от него не зависели. Иногда у него крали людей, или убивали, как это произошло в африканской саванне. Это были тяжелые потери. Поэтому он старался собрать всех своих людей в небольшой по размерам общине на территории Америки. Но еще ни разу ни один человек не смог убежать от него. Те, кто все же пытался, всякий раз бывали пойманы, и чаще всего их убивали. Его люди хорошо знали, что значит убежать от Доро.
Но Энинву, дочь дикого африканского племени, этого не знала. К сожалению.
Он должен был научить ее этому как можно скорее, и тут же начать ее использовать. Он хотел получить от нее как можно больше детей до того момента, когда он будет вынужден ее убить. Любое дикое семя должно быть в конце концов уничтожено. Такой человек никогда не сможет соответствовать тем, кто родился среди принадлежащих ему людей. Но он добьется того, что Энинву научится бояться его и покоряться его желаниям, как никто другой из дикого племени. Он будет использовать ее для скрещивания и для лечения. Он будет использовать ее детей, настоящих и будущих, для того чтобы создать новый тип долгожителей. Опасная способность к перевоплощениям, пожалуй, должна быть уничтожена у ее потомства, если она вообще проявится в будущем. То обстоятельство, что она не проявилась до сих пор, свидетельствовало, что он так или иначе сможет с этим справиться. Но с другой стороны, скорее всего, ни одна из ее особых способностей не проявится в ее детях. Они не унаследуют ничего, кроме потенциальных возможностей: хорошее семя, способное произвести особые качества через несколько поколений близкородственных браков. Возможно, он потеряет их всех. Возможно, окажется, что Энинву не может быть полностью воспроизведена, или что не удастся получить долгую жизнь без способности к перевоплощениям. Возможно. Но любое открытие, положительное или отрицательное, может ожидать его только поколение спустя.
Тем временем Энинву никогда не должна узнать о тех ограничениях, какие имеет его реальная власть над ней. Она никогда не должна узнать о том, что может сбежать, жить независимо от него в облике животного. Это значит, что он не должен слишком жестко ограничивать ее перевоплощения, как он ограничивал своих детей в использовании их способностей. Ей не следует запрещать демонстрировать себя в присутствии обычных людей, или калечить его людей при самозащите. И это все. Она должна бояться его, подчиняться ему, считать его почти всемогущим, но она не должна заметить ничего в его отношении к ней, что может спровоцировать ее любопытство. Ничто не должно пробудить ее внимание.
Поскольку путешествие приближалось к концу, он позволил Энинву и Исааку затеять невероятную, почти дикую игру, в которой они использовали свои способности без каких-либо ограничений и вели себя подобно детям-колдунам — кем, собственно говоря, они и являлись в действительности. Они входили в воду несколько раз, когда дул достаточно сильный ветер и не было необходимости в том, чтобы Исаак тянул корабль вперед. Ему не приходилось бороться со штормом, управление кораблем не отнимало у него слишком много сил, и он мог тратить их на то, чтобы прыгать в воде рядом с Энинву, преображенной в дельфина. Энинву взмывала в воздух, словно птица, и Исаак следовал за ней, проделывая акробатические трюки, которые Доро никогда не позволил бы ему на земле. Здесь не было никого, кто мог бы подстрелить его в небе. Здесь не было толпы, которая могла бы заманить его вниз, чтобы сжечь как колдуна. Он так много ограничивал себя на земле, что сейчас Доро решил ему ни в чем не препятствовать.
Доро очень беспокоился за Энинву, когда она в одиночку предпринимала рискованные путешествия под водой, где могла стать добычей акул или других морских хищников. Но когда на нее и в самом деле напала акула, это случилось у самой поверхности. Она получила всего лишь одну рану, которую тут же залечила, а затем таранящим ударом вонзила свой твердый клюв в жабры хищника. При этом она проглотила кусочек акульего мяса, и как только это произошло, она моментально трансформировалась, приняв облик хищной акулы. Первая акула была парализована, возможно, мертва. Трансформация произошла очень быстро, так что Энинву ощутила приступ дикого голода. С огромной силой и быстротой она разорвала акулу на куски и проглотила их. Когда она вновь стала женщиной, Доро не смог найти следа от полученной ею раны. Сама же Энинву выглядела при этом сонным и измученным существом, как после убийства Лейла. Но на этот раз ее тяга к еде была моментально удовлетворена. Очевидно, это имело большое значение.
Несмотря на то, что Доро ею восхищался, поначалу он собирался ее убить. Не в его привычке было оставлять в живых людей, которыми он не мог управлять безраздельно. Но если бы он убил ее и забрал ее тело, он смог бы произвести всего лишь одного или двух детей до того момента, когда ему понадобилась бы новая оболочка. Ее индивидуальная способность к долгожительству не помогла бы ему столь долго сохранять живым ее тело. Он не мог использовать особые качества своих жертв при перемещении в их тела. Он наследовал лишь оболочку, при этом полностью уничтожал жизнь. В этом заключалась вся правда. Если бы он убил Лейла, он не смог бы унаследовать его способности к передаче мыслей. Он смог бы лишь передать эту способность детям, рожденным от семени Лейла. И если бы он убил Энинву, он не смог бы наследовать ее способность к перемене облика, ее способность к долгой жизни или способность к лечению. Он имел бы лишь одну, свою собственную способность, размещенную внутри ее маленького прожившего сотни лет тела — заключавшуюся в чувстве голода, которое ни Энинву, ни Исаак никогда не смогли бы понять. Он будет голоден, и он должен будет есть. Есть новую жизнь. Новое тело. Энинву сможет удовлетворить его не дольше, чем любое другое тело.
Поэтому Энинву должна жить и приносить свой ценный приплод. Но она была слишком сильна. Увидев ее в образе дельфина, а еще раньше — леопарда, Доро почти с ужасом открыл для себя, что его разум при этом не улавливает ее присутствия. Даже когда она была у него перед глазами, его чутье охотника сообщало сознанию, что ее здесь нет. Это было похоже на то, как если бы она умерла, а он столкнулся с самым настоящим животным — с существом, которое находилось за пределами его власти. И поскольку он не мог добраться до нее, пока она была в облике дикого зверя, то не мог и убить ее, чтобы забрать ее тело. Сейчас он пожалел, что у него нет способности воспринимать диких животных на уровне сознания. Однажды он случайно обнаружил ее у некоторых людей, когда занимался совершенствованием их наследственности. Такие люди могли проникать в подсознательную жизнь животных, прослеживать деятельность их мозга, пусть даже только на уровне эмоций. Эти люди страдали всякий раз, когда кто-нибудь скручивал голову цыпленку, кастрировал коня или резал свинью. Они были нежизнеспособны, и жизнь их была коротка. Временами Доро убивал их, не дожидаясь, пока они совершат самоубийство и уничтожат свое тело без всякой пользы. Сейчас ему нужно было использовать кого-нибудь из них, кто еще остался в живых. Без таких людей его власть над Энинву была ограничена, и это ограничение было весьма опасным.
Если Энинву сумеет догадаться об этом, она сможет убежать от него, когда захочет. Она сможет сделать это, если он потребует от нее больше, чем она согласна дать. Или она может уйти, как только узнает, что он намеревается заполучить не только ее саму, но и ее детей, оставшихся в Африке. Она надеялась, что за свою покорность она может купить их свободу, и верила, что ради нее он сможет отказаться от этих людей, потенциально столь ценных. Если она догадается о его настоящих намерениях, она и вправду убежит, и тогда он ее потеряет. Раньше ему никогда не приходилось терять кого-нибудь именно таким образом. Он терял людей из-за эпидемий, несчастных случаев, войн — или по другим причинам, которые так или иначе от него не зависели. Иногда у него крали людей, или убивали, как это произошло в африканской саванне. Это были тяжелые потери. Поэтому он старался собрать всех своих людей в небольшой по размерам общине на территории Америки. Но еще ни разу ни один человек не смог убежать от него. Те, кто все же пытался, всякий раз бывали пойманы, и чаще всего их убивали. Его люди хорошо знали, что значит убежать от Доро.
Но Энинву, дочь дикого африканского племени, этого не знала. К сожалению.
Он должен был научить ее этому как можно скорее, и тут же начать ее использовать. Он хотел получить от нее как можно больше детей до того момента, когда он будет вынужден ее убить. Любое дикое семя должно быть в конце концов уничтожено. Такой человек никогда не сможет соответствовать тем, кто родился среди принадлежащих ему людей. Но он добьется того, что Энинву научится бояться его и покоряться его желаниям, как никто другой из дикого племени. Он будет использовать ее для скрещивания и для лечения. Он будет использовать ее детей, настоящих и будущих, для того чтобы создать новый тип долгожителей. Опасная способность к перевоплощениям, пожалуй, должна быть уничтожена у ее потомства, если она вообще проявится в будущем. То обстоятельство, что она не проявилась до сих пор, свидетельствовало, что он так или иначе сможет с этим справиться. Но с другой стороны, скорее всего, ни одна из ее особых способностей не проявится в ее детях. Они не унаследуют ничего, кроме потенциальных возможностей: хорошее семя, способное произвести особые качества через несколько поколений близкородственных браков. Возможно, он потеряет их всех. Возможно, окажется, что Энинву не может быть полностью воспроизведена, или что не удастся получить долгую жизнь без способности к перевоплощениям. Возможно. Но любое открытие, положительное или отрицательное, может ожидать его только поколение спустя.
Тем временем Энинву никогда не должна узнать о тех ограничениях, какие имеет его реальная власть над ней. Она никогда не должна узнать о том, что может сбежать, жить независимо от него в облике животного. Это значит, что он не должен слишком жестко ограничивать ее перевоплощения, как он ограничивал своих детей в использовании их способностей. Ей не следует запрещать демонстрировать себя в присутствии обычных людей, или калечить его людей при самозащите. И это все. Она должна бояться его, подчиняться ему, считать его почти всемогущим, но она не должна заметить ничего в его отношении к ней, что может спровоцировать ее любопытство. Ничто не должно пробудить ее внимание.
Поскольку путешествие приближалось к концу, он позволил Энинву и Исааку затеять невероятную, почти дикую игру, в которой они использовали свои способности без каких-либо ограничений и вели себя подобно детям-колдунам — кем, собственно говоря, они и являлись в действительности. Они входили в воду несколько раз, когда дул достаточно сильный ветер и не было необходимости в том, чтобы Исаак тянул корабль вперед. Ему не приходилось бороться со штормом, управление кораблем не отнимало у него слишком много сил, и он мог тратить их на то, чтобы прыгать в воде рядом с Энинву, преображенной в дельфина. Энинву взмывала в воздух, словно птица, и Исаак следовал за ней, проделывая акробатические трюки, которые Доро никогда не позволил бы ему на земле. Здесь не было никого, кто мог бы подстрелить его в небе. Здесь не было толпы, которая могла бы заманить его вниз, чтобы сжечь как колдуна. Он так много ограничивал себя на земле, что сейчас Доро решил ему ни в чем не препятствовать.
Доро очень беспокоился за Энинву, когда она в одиночку предпринимала рискованные путешествия под водой, где могла стать добычей акул или других морских хищников. Но когда на нее и в самом деле напала акула, это случилось у самой поверхности. Она получила всего лишь одну рану, которую тут же залечила, а затем таранящим ударом вонзила свой твердый клюв в жабры хищника. При этом она проглотила кусочек акульего мяса, и как только это произошло, она моментально трансформировалась, приняв облик хищной акулы. Первая акула была парализована, возможно, мертва. Трансформация произошла очень быстро, так что Энинву ощутила приступ дикого голода. С огромной силой и быстротой она разорвала акулу на куски и проглотила их. Когда она вновь стала женщиной, Доро не смог найти следа от полученной ею раны. Сама же Энинву выглядела при этом сонным и измученным существом, как после убийства Лейла. Но на этот раз ее тяга к еде была моментально удовлетворена. Очевидно, это имело большое значение.