— Не станешь ты со мной встречаться, но все равно спасибо. — У самой двери она обернулась: — Ты отлично трахаешься. Савич мне так и говорил.
   Гордон Балью был одним из тех парней, что обречены идти по кривой дорожке еще до рождения. Мать не знала точно, кто его отец, и не слишком беспокоилась по этому поводу — ребенка она бросила.
   Ни одна пара, даже бездетная, не захотела усыновить ребенка с «волчьей пастью», поэтому, начиная с роддома, заботу о Горди взяло на себя государство. Так он кочевал из одного детского приюта в другой, пока не повзрослел и не сбежал от этой системы, чтобы попытаться прожить своими силами.
   Из-за крошечного роста, уродливого рта и дефектов произношения всю свою жизнь он терпел бесконечные насмешки и издевательства. Сейчас, в тридцать три года, он весил от силы 120 фунтов — это со всей одеждой.
   Дункану, пожалуй, было бы жаль Горди Балью, если бы он хоть раз попытался изменить свое положение, остановить скольжение по наклонной плоскости, начавшееся для него в тот момент, когда он выбрался из родового канала.
   Сбежав из последнего приюта, Горди столько раз сидел в тюрьме, что, наверное, считал ее своим домом. Так, по крайней мере, казалось Дункану.
   Он задумчиво смотрел в монитор, установленный в соседнем помещении с комнатой для допросов. Полицейский из отдела по борьбе с наркотиками вот уже несколько часов безуспешно пытался выжать из Горди хоть что-то.
   — В Управление по борьбе с наркотиками сообщили? Еще один полицейский из того же отдела пренебрежительно хмыкнул:
   — Эти ублюдки говорили, что Фредди Морриса шлепнули из-за нас. Думаю, мы с ними в расчете.
   — А Фредди Морриса шлепнули из-за нас?
    Черт, конечно, нет, — тихо, но напористо сказал полицейский.
   — Савич достал его из-под вашей охраны. Вашей.
   — Ума не приложу, как это у него вышло, — примирительно проворчал тот, не обращая внимания на обвинение.
   — У него бы и не вышло, — сказал Дункан, — если бы ему не помогли.
   Офицер бросил на него острый взгляд.
   — Изнутри? Хочешь сказать, кто-то из нашей команды нас выдал?
   Это был скользкий вопрос; его обсуждение вызвало бурное негодование и протесты обоих отделов. Дункан все время держал в голове эту версию, но сейчас ее оставил.
   — Где адвокат Балью?
   — Он от него отказался, — ответил полицейский. — Сказал, что готов хоть сейчас подписать показания и сесть в тюрьму безо всякого суда.
   Диди почти приплясывала на месте от нетерпения.
   — Так нас к нему пустят или что?
   — Милости прошу, — сказал полицейский.
   У двери в комнату, где сидел Горди, Диди спросила Дункана:
   — Ты кем был, когда мы допрашивали его в прошлый раз, — злым детективом или добрым?
   — Злым. Пусть так и остается.
   — Ладно.
   Полицейский открыл дверь в маленькую невзрачную комнату и позвал ведущего допрос офицера к телефону:
   — К тому же отделу убийств не терпится как следует отыметь нашего парня.
   — Отдел убийств? — проскрипел Горди.
   Офицер из отдела по борьбе с наркотиками отошел в сторону, пропуская в комнату Диди и Дункана.
   — Он ваш. Развлекайтесь. — Он вышел, и за ним с грохотом захлопнулась дверь.
   — Привет, Горди. — Диди села за низенький стол напротив. — Как дела?
   — А как со стороны кажется? — проворчал он.
   Не обращая внимания на прозвучавшую в его голосе иронию, она представилась:
   — Помнишь нас? Это мой коллега Дункан Хэтчер.
   — Я знаю, кто вы такие. — Горди настороженно взглянул на стоявшего возле стены Дункана: нога за ногу, руки скрещены на груди.
   — Разве офицер не принес тебе попить? Что ты хочешь? — Она чуть привстала.
   — Сядь, Диди, — вмешался Дункан. — И без этого обойдется.
   Диди нахмурилась, изображая неодобрение, и села обратно на стул.
   — Да, Горди, ты попался в неудачное время. У Дункана были на сегодня планы, а теперь ему приходится торчать здесь с тобой.
   — А я вас не держу, детектив.
   Но дерзости его хватило ненадолго. Он съежился под тяжелым взглядом Дункана.
   — Нечего ходить вокруг да около, — сказал он Диди. — Предъявляй ему тяжкое убийство второй степени, и я поеду.
   — Парень умер? — запищал Горди. — Да ведь на нем и крови почти не было. Богом клянусь, это вышло по ошибке. Я не хотел так сильно его отделать. Он что-то сказал про мою губу. Я был под кайфом. Все случилось прежде, чем я успел подумать. О господи. Второй степени. Я готов признаться в нападении, но… О господи.
   — Расслабься, Горди, — хмуро сказал Дункан. Он оторвался от стены и направился к столу. Его зловещая, неторопливая походка совсем не располагала к расслабленности.
   Горди Балью заплакал, его узловатые плечи затряслись.
   — Дункан, ему нужен носовой платок, — мягко сказала Диди.
   — Обойдется. — Дункан сел на край стола.
   Горди утер нос рукавом и с неподдельным страхом посмотрел на него:
   — Он умер?Я едва задел его разбитой бутылкой.
   — Парня, на которого ты набросился, вчера перебинтовали и отпустили.
   Горди звучно шмыгнул носом. Открыв рот, посмотрел на Дункана, потом перевел взгляд на Диди. Та ободряюще кивнула.
   — А че вы мне тогда шьете убийство второй степени?
   — Это по другому делу, Горди. Фредди Моррис.
   Красное от волнения лицо Горди мгновенно побледнело. Он провел языком по бесформенной верхней губе, слизнув размазанные по ней сопли. Полный страха взгляд заметался с Диди на Дункана и обратно.
   — С ума сошел, Хэтчер? Я к Фредди Моррису никакого отношения не имею. Я? Шутишь, что ли?
   — Нет. Не шучу. Может, передумаешь насчет адвоката? Но Горди так сильно расстроился, что даже не расслышал этой фразы.
   — Я… я ни разу еще никого не застрелил. Я боюсь оружия. Как увижу, начинаю психовать.
   — Поэтому мы и не предъявляем тебе первую степень. Не верим, что ты заставил Фредди забраться в это болото, отрезал ему язык, а потом разнес затылок из сорок пятого калибра. — Он наставил на него палец, как дуло пистолета, и сымитировал громкий выстрел.
   Горди дернулся:
   — Мне надо в уборную.
   — Потерпишь.
   — Дункан, — сказала Диди.
   — Я сказал, он потерпит.
   Она с сочувствием взглянула на Горди и беспомощно пожала плечами.
   — Слушай, Горди, — продолжал Дункан. — Мы знаем, и те полицейские из отдела по борьбе с наркотиками знают, и федералы знают, все знают, что ты выдал Морриса Савичу.
   — Вы че, сдурели? Савичу? Да я его боюсь еще больше, чем оружия. Если бы у Фредди было мозгов побольше, он бы тоже его боялся и пасть свою держал на замке.
   Дункан довольно улыбнулся Диди, словно ожидая от нее награды за меткое попадание. Горди понял, что проболтался, но было уже поздно. Он мгновенно попытался исправить положение.
   — В смысле шли такие слухи. Мне говорили, Фредди Моррис был… э-э-э… с вами в сговоре. Лично я с ним никогда об этом не говорил.
   — А я думаю, говорил, Горди, — нежно возразил Дункан.
   — Нет. — Он энергично затряс головой. — Только не я. Не-не-не.
   Он ерзал на стуле. Тер потные ладони о грязные голубые джинсы. Мигал изо всех сил, как будто мог от этого лучше видеть.
   С минуту Дункан ждал, пока он дойдет до нужной кондиции, потом сказал:
   — Расскажи мне про Савича.
   — Жестко ведет дела. Мне так говорили. Я его знаю только понаслышке.
   — Ты на него работаешь. Изготавливаешь и продаешь метамфетамин.
   — Ну да, бывает, толкнешь кой-какой товар. А почем мне знать, кто его поставляет?
   — Его поставляет Савич.
   — Да брось, он же этот, как его — механик. Станки там какие-то делает.
   — Горди, ты меня за дурака принимаешь? — рявкнул Дункан.
   — А? Нет!
   — Думаешь, я дурак?
   — Нет, я…
   — Тогда хватит мне морочить голову. У тебя мозгов не хватит, чтобы меня перехитрить. Ты один из самых надежных распространителей Савича. Помнишь школьников на последнем суде? Они свидетельствовали против тебя. Так вот они под присягой показали, что у тебя всегда можно было разжиться товаром.
   — А я и сам говорил, что время от времени сбываю товар, — он повернулся к Диди, отчаянно ища у нее поддержки. — Вы что, не слышали, я только что это сказал.
   — Не скромничай, Горди, — сказал Дункан. — Ты нужен Савичу, чтобы превращать детей в наркоманов, своих будущих клиентов. Это ты подсадил их на метамфетамин. Из-за тебя они перевернули родительскую аптечку в поисках судафеда[11]. Ты часть бизнеса Савича, и весьма доходная часть.
   Маленький человечек судорожно сглотнул.
   — Мне говорили, он станками торгует.
   — Боишься, что, если признаешься нам, тебя прикончат, как и Фредди Морриса?
   — Я… я слышал, Фредди пристрелили из-за бабы. Какой-то парень — кто, не знаю, — пристрелил его за то, что он мутил с его подружкой. Мне так говорили.
   — Ты снова пытаешься водить меня за нос, — мягко сказал Дункан, но в голосе его слышалась угроза.
   — Не стану я ничего про Савича рассказывать! — срывающимся голосом завопил обвиняемый. Он застучал по столу грязным обломанным ногтем. — Вы из меня ни слова не вытянете! Ни сейчас, ни потом.
   Он захныкал, обращаясь к Диди:
   — Ну, где же мое признание? И те два полицейских, что меня арестовали? Они сказали, нужно подождать, пока оформят бумаги. Оставили меня тут, а потом явились те, по борьбе с наркотиками, и стали на меня давить. И вы тоже. Дайте мне признание, что я вчера вечером набросился с разбитой бутылкой на парня, я его подпишу. Посадите меня под замок. Я готов понести наказание.
   — Мы могли бы заключить сделку… — начала Диди.
   — Ни за что. — Он упрямо замотал головой.
   — Мы можем сделать так, что твое нападение с оружием, способным нанести смертельное ранение, исчезнет — вот так. — Дункан щелкнул пальцами в дюйме от приплюснутого носа Горди. — Или предъявим тебе еще несколько обвинений. Возможно, даже раскрутим из этого покушение с целью убийства. Долго сидеть придется.
   — И посижу. Валяй, Хэтчер, раскручивай, — ответил тот Дункану. — Лучше уж в тюрьме сидеть, чем… Ничего, -пробормотал он.
   — Чем закончить, как Фредди Моррис? — спросила Диди.
   Но даже ее нарочитая мягкость не помогла. Они с Дунканом возились с Горди еще около получаса. Он ни в какую не соглашался обвинить в чем-либо Савича. «Даже в том, что он на тротуар плюнул», — заявил тот.
   Потом они вышли, оставив его одного. И только в коридоре дали волю своему разочарованию. Диди стукнула кулаком в стену.
   — В жизни еще ни с кем не была такой пушистой. До чего хотелось выудить признание из этого уродца.
   — Ты очень убедительно играла. Даже я поверил в твои телячьи нежности, — поддразнил ее Дункан, но она не ответила, хотя и поняла его иронию. У обоих не было настроения шутить.
   — Вы старались, как могли, — сказал полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, мрачно глядя на экран монитора. Горди пытался отгрызть кровоточащий заусенец. — В общем, я его понимаю. Фредди Моррису отрезали язык. Савич добрался до Чета Роллинза, когда тот сидел в тюрьме. Кто-то засунул ему в глотку кусок мыла. Он долго умирал. И этот Андре… как его фамилия?
   — Бонне, — подсказал Дункан.
   — Стоило Управлению по борьбе с наркотиками уговорить его свидетельствовать против Савича, и у него дом взорвали. Все погибли — и сам он, и мать, и баба его, и двое детей.
   — Присяжные, когда выносили приговор, не сошлись во мнениях. Из-за этого помощник окружного прокурора отказал нам в повторном слушании, — сказал Дункан. — Савич убил пятерых, и это сошло ему с рук. Ребенку было три месяца.
   — Мы думали, Морриса надежно охраняют, — раздраженно сказал первый полицейский и принялся яростно жевать жвачку. — Черт, этот Савич — сильно ловок.
   — Но не так уж силен, — проворчал Дункан. — Мы его поймаем.
   — Кажется, на помощь Горди Балью надеяться не приходится, — заметил второй полицейский.
   — Даже если бы он согласился, Горди нам не подойдет. — Все посмотрели на Дункана, ожидая пояснений. — Во-первых, он до чертиков боится Савича. Он выдаст себя раньше, чем мы успеем продумать операцию до конца. Во-вторых, большую часть своей жизни ему придется провести в тюрьме.
   — Мне кажется, он этого и хочет. Зачем ему играть со смертью, сдавать Савича, если он и так сможет получить трехразовое питание и дом, где все такие же ублюдки, как он. Для жалкого типа вроде Горди лучше и не придумать.
   С этим все согласились. Дункан и Диди ушли, оставив полицейских оформлять признание Горди в нападении.
   — Знаешь кого-нибудь, кто сможет проверить мой дом на «жучки»?
   После допроса Горди они пришли к Дункану в кабинет. Диди открывала банку диетической колы и чуть не пролила ее, услышав такой вопрос.
   — Думаешь, тебя прослушивают ? Он рассказал ей о девушке.
   Она выслушала его с открытым ртом.
   — Дункан, как можно быть таким законченным…
   — Знаю. — Защищаясь, Дункан поднял ладони. — Я вел себя как идиот. Признаю. Но что случилось, то случилось. Теперь мне надо подумать о мерах безопасности.
   — Она могла тебя убить.
   — Савич хочет оставить это удовольствие для себя. Это было очередное предупреждение: он хотел показать мне, насколько я уязвим.
   — А девчонка стоила этого риска?
   — Чтоб я помнил, — признался он. — Я ни о чем не догадывался, пока твой звонок меня не разбудил. В этот момент она все и выложила. Я выскочил из постели и погнался за ней по лестнице. Она свернула в переулок и бросилась бежать. Я уже было помчался за ней, но вовремя сообразил что я с голой задницей и без оружия. Возможно, этого они как раз и добивались. Может, Савич затаился в кустах, готовый всадить в меня пулю, как только я выйду на улицу. Поэтому я вернулся, взял пистолет и обыскал дом на случай, если он проник внутрь. В доме его, конечно, не было. Насколько я могу судить, в доме ни к чему не притронулись.
   — Не считая твоей постели.
   — Промолчать не могла, да?
   — Она что-нибудь украла?
   — Вряд ли. Я не заметил никакой пропажи. Но, пока я спал, она могла поставить «жучок». Я хочу как можно скорее это проверить.
   Через полчаса они дозвонились до эксперта по электронному наблюдению, изредка сотрудничавшего с их отделом. Он пообещал в тот же день проверить дом. Дункан рассказал ему, где лежит ключ и как отключить сигнализацию. Он сменил код перед выходом из дома.
   Когда он повесил трубку, Диди запустила пальцы в сплошную массу густо вьющихся волос; от влажности ее локоны стали похожи на проволочную мочалку для мытья посуды.
   — И что мне с тобой делать?
   — Запереть и оставить без ужина?
   — Ты хоть презервативом-то пользовался? — Да.
   — И то легче. И про сигнализацию не забыт. Это хорошо. Только, пожалуйста, когда в следующий раз потащишь бабу в постель, не забудь спросить у нее рекомендацию. Если Савич…
   — Като Лэрд нам солгал.
   Она перестала теребить свои волосы.
   — Я думала, мы про Савича говорим.
   — Мы перешли к Лэрдам.
   — А ты ведь узнал кое-что, после того как выпроводил меня из клуба. И все твои разговоры о том, что ничего из беседы с судьей не вышло, только зря время потерял, — просто лапша на уши.
   Дункан позвонил ей с мобильного из такси по дороге домой.
   — Еще какая.
   — А зачем тебе это понадобилось?
   — Хотел вечером отдохнуть.
   — И смотри, во что это превратилось, — язвительно сказала она.
   — Стоило намекнуть тебе, что у меня есть сведения, которые могут пригодиться, и пришлось бы вдвоем пахать весь вечер. Но по моим внутренним ощущениям нам обоим был нужен выходной.
   — Пожалуй, я могла бы тебя пристрелить, — фыркнула она, — но только прежде ты мне расскажешь все, что выяснил.
   — Он соврал про Мейера Наполи.
   Дункан пересказал Диди, как судья нанял частного детектива следить за Элизой.
   — Он до безумия обожает ее, и ему наплевать, что этот брак стоил ему уважения друзей и коллег. А может, и победы на следующих выборах. Они всегда страстно жаждут друг друга. И хотя у нее случился роман, он любит ее слишком сильно, чтобы требовать объяснений. С изменами покончено. Они остались в прошлом. Браку ничто не угрожает. Все счастливы.
   — Она не знает, что судья нанял Наполи?
   — По его словам, нет.
   — Значит, она действительно никогда о нем не слышала. Она сказала правду.
   — Наверное.
   — И судья уверен, что с изменами покончено?
   — Покончено, да еще как.
   Диди озадаченно посмотрела на него.
   — Любовником миссис Лэрд был Коулман Гриэр.

Глава 12

   Они пошли завтракать в кафе недалеко от «Казарм». Диди заказала омлет с обезжиренным сыром, помидоры и хлеб с отрубями. Дункану принесли яичницу, рассыпчатую кукурузную кашу — масло в ней так и таяло, — сосиски, булочку и мясную подливку.
   — Так нечестно, — заметила Диди, когда Дункан обмакнул сосиску в подливку. — Я слеплю из воска твою куклу и каждый раз, когда съем что-нибудь низкокалорийное, стану втыкать в нее по булавке.
   — Ничего, я тоже когда-нибудь начну толстеть.
   — Сомневаюсь, — проворчала Диди. — Все дело в генах. Все мы видим, во что превратимся, — это одна из самых злых шуток Создателя над человечеством. Заметил, какая у моей матери задница? Как диван.
   — Зато нет морщин.
   — Потому что щеки из-за спины видно. Я сегодня иду к родителям.
   Эти визиты всегда повергали Диди в мрачное самоедство.
   — Поешь там как следует.
   — Поем, только сначала надо будет тащиться на кладбище и отдать дань памяти незабвенному Стиву. — Она изо всех сил потерла лоб. — Ты только послушай меня. Мой брат умер, я жива и еще на него злюсь. И кто я после этого? Чудовище, больше никто.
   — Знаешь, если хочешь поболтать об этом сама с собой, я могу пока сходить куда-нибудь.
   Она кисло улыбнулась Дункану:
   — Прости. Ты же знаешь, я не выношу эти паломничества на могилу Стива. Мама плачет. Отец молчит, как надгробная плита. А когда мы уходим, он смотрит на меня, и я догадываюсь, что у него за мысли в голове. Он думает, если уж ему суждено было потерять одного ребенка, почему им оказался Стив.
   — Он так не думает.
   — Да брось. Тогда зачем он относится ко мне так, словно я величайшее разочарование в его жизни?
   — Он хочет показать, что гордится тобой, и не знает как. Он тебя любит. — Дункан не раз ей это повторял, но она ему не верила. Он об этом знал. Он и сам не до конца верил в свои слова.
   Брат Диди погиб в автомобильной аварии за неделю до окончания школы. Диди была младше его на несколько лет и решила занять его место. Или хотя бы попытаться. Двадцать лет спустя родители Диди все еще оплакивали сына, а она по-прежнему старалась возместить им потерю и заслужить любовь, которую они изливали на ее умершего брата, их светловолосого сыночка.
   Отец Диди был военным. Сразу после окончания колледжа она записалась в морскую пехоту. Но ее блестящий послужной список не произвел на отца никакого впечатления. Когда срок службы подошел к концу, она решила не возобновлять контракт и перешла в департамент полиции Сиэтла. Поднимаясь вверх по служебной лестнице, она в рекордно короткий срок получила звание детектива и перевелась в отдел насильственных преступлений.
   У нее был природный талант к службе в полиции, и трудилась она с большим увлечением. Но Дункану иногда казалось, что выбор карьеры был для нее очередной попыткой доказать родителям, что она может выполнять сложную работу на равных с мужчинами, даже лучше их. Наравне или даже лучше, чем это делал бы Стивен.
   Она блестяще умела наметить цель и ее добиваться. Но стремление к совершенству, превратив Диди в хорошего полицейского, всегда заставляло ее быть недовольной собой. Как бы хорошо она ни выполнила задание, ей всегда казалось, что она может лучше. Работа поглотила всю ее жизнь. У нее было мало друзей, она почти никуда не ходила. Она крайне иронично относилась к самой идее романтических отношений. По ее словам, они бы не стоили затраченных усилий, а если бы и стоили, все равно оказались бы несовместимы с карьерой.
   Дункан не раз говорил, что она обедняет свою жизнь, и призывал сделать ее гармоничнее. Но одержимость уговорами не победишь. Если у человека есть навязчивая идея, она начинает управлять его жизнью, решениями и в конце концов может привести к трагедии.
   На этой мысли он словно споткнулся. О чьих навязчивых идеях он рассуждал? Диди или своих собственных? Савич уже почти стал его навязчивой идеей. А теперь и Элиза Лэрд.
   — Дункан?
   Диди нарушила его тревожную задумчивость.
   — А?
   — Предлагаю обсудить роман Элизы Лэрд с Коулманом Гриэром.
   Ну вот.
   — Их страстную, прекрасную любовь, — вспомнила она строчку из песни Элвиса.
   — А ты, оказывается, поклонница бейсбола.
   — А то!
   — Хороший игрок в бейсбол.
   — Хороший? Да это был король бейсбола, Дункан. Все три сезона, что он провел в «Атланта Брэйвз».
   — Я в курсе. Даже лучше тебя, — прибавил он, удивляясь, почему внезапно ему опротивел весь свет и в особенности Диди. Может, потому, что она считала Коулмана Гриэра страстным-прекрасным любовником и Элиза наверняка была того же мнения?
   — Что ты думаешь об их связи? — спросила Диди. Пытаясь увильнуть от ответа, Дункан знаком попросил официантку налить ему еще кофе. Со стола забрали пустые тарелки, чашку наполнили свежим кофе, а он все медлил с ответом.
   — Нет доказательств, что это была именно связь. — Говоря это, он знал, что реакция Диди будет бурной. Так и случилось.
   — О, пожалуйста! Скажи об этом кому-нибудь другому. Женщина тайком встречается с Коулманом Гриэром, и ты веришь, что ничем предосудительным они не занимаются? Что им еще делать вместе?
   Никакой подходящей альтернативы он выдумать не смог.
   — Тогда послушай, что я тебе скажу, — начала она.
   — Я был уверен, ты своих мыслей скрывать не станешь.
   — Я думаю, миссис Лэрд запросто могла соврать, когда сказала, что впервые слышит имя Мейера Наполи. Нет, позволь мне договорить, — прибавила она, когда он уже был готов возразить. — И пустилась на эту невинную хитрость она ради нас и ради мужа. Я считаю, она вычислила Наполи, когда он за ней следил. Поняла, кто его нанял. И застала Наполи врасплох.
   — Диди, ты сегодня превзошла саму себя. Насочиняла версий, при этом ни для одной из них нет доказательств. Зеро. Ноль.
   — Выслушай меня.
   Он пожал плечами и махнул рукой, чтобы она продолжала.
   — Она встречается с Наполи, у которого, как известно, совесть отсутствует напрочь. Платит ему больше, чем обещано мужем. Он возвращается к Като с пустыми руками… Что? — спросила она, когда Дункан покачал головой.
   — Не забывай, что, по словам Лэрда, у Наполи были доказательства измены, судья сам не захотел на них взглянуть.
   Она помолчала, потом сказала:
   — Ладно, значит, Наполи мог прийти к ней уже после этого. Когда судья от него отказался. Показывает ей фото, видеозапись, любое доказательство измены. Объясняет, что, даже если ее мужу все равно, эти материалы могут заинтересовать других. Прессу, например. Коулман Гриэр замешан в скандале и прочее. Шантажирует ее. Наполи на такое очень даже способен.
   — Наполи-то способен. А при чем здесь Гэри Рэй Троттер?
   — Курьер.
   — Она застрелила курьера?
   — Ну да.
   Остаток вчерашнего дня, после разговора с судьей, мысли Дункана крутились вокруг такого же сценария. Но ему не хотелось в этом признаваться. Като Лэрд встречался с Мейером Наполи не только в зале суда, но соврал об этом. Элиза могла соврать с такой же легкостью и даже с большей убедительностью.
   — В твоей версии есть смысл, — сказал он. — Но раз уж мы подошли к делу творчески и начали играть в «угадайки»…
   Диди скорчила ему рожу.
   — Посмотрим на дело с другой стороны. Допустим, Наполи шантажирует судью. У него есть записи его жены с любовником, знаменитым бейсболистом. Судья, может, и не хочет знать сальных подробностей, а вот публика от этого не откажется.
   — Чтобы избежать огласки, судья платит Наполи, и тот обещает держать измену жены в секрете, — продолжила его мысль Диди.
   — Именно. Его честь хочет усидеть на двух стульях. Ему не нужно, чтобы другие узнали об измене жены, а сама жена о том, что ему все известно. — Он закрыл глаза, пытаясь лучше сконцентрироваться.
   — Ну? — прервала Диди молчание.
   От придуманной им версии оставалось каких-нибудь полшага до того, чтобы поверить истории Элизы. Только пересказывать ее Диди надо осторожно.
   — Что, если…
   — Ну? — не отставала Диди.
   — Что, если судья Лэрд вовсе не так великодушен, каким хотел показаться? Если история не дает ему покоя? Червоточина в браке, в его любви к жене, в его душе и достоинстве?
   Диди сморщила лоб.
   — Тогда он гениальный актер. Со стороны кажется, он готов у нее землю под ногами целовать.
   — Это просто игра в «угадайки», — раздраженно сказал Дункан.
   — Ладно. Валяй дальше.
   — В ночь убийства он удерживает ее в постели, не дает включить сигнализацию.
   — Откуда мы знаем, что он ее удерживал ?
   Он знал. По крайней мере, так ему сказала Элиза.
   — Предположим.
   — Подожди, — вмешалась Диди, поднимая руку, как полицейский на перекрестке. — Ты хочешь сказать… Что ты хочешь сказать? К чему ты клонишь? Что Троттер был не просто курьером Наполи? Что в дом его привела более мерзкая цель?
   Дункан пожал плечами, словно говоря: а почему бы и нет?