— Твоего брата обвинили в распространении, — снова подсказал он.
   — Не совсем. Ему предъявили обвинение, но до суда дело не дошло. Савич посоветовал ему на процессе признать себя виновным. Назначенный судом адвокат был против, но Савич настаивал. Сказал, что, если брат раскается, приговор будет мягче, может быть, даже условный, без заключения. Брат решил взять вину на себя.
   — И?
   Она глубоко вздохнула и сказала:
   — И его приговорили к пятнадцати годам в «Джексоне».
   — Черт.
   Тюрьма «Джексон» была особого режима, в ней содержали смертников. И только отпетых преступников.
   — Наверное, его предыдущие дела…
   — Дункан, это был его первый суд.
   — Тогда откуда такой суровый приговор? Она решительно посмотрела на него:
   — Потому что время от времени необходимо жертвовать одним из подельников Савича. Иначе снисходительность судьи Лэрда может вызвать подозрения.
   — Снисходительность Като Лэрда? — сощурился Дункан. — Подожди, ты имеешь в виду…
   — Савич и Като — партнеры. Они много лет работают вместе.
   Дункан замер, словно громом пораженный:
   — Лэрд смягчает приговоры людям Савича.
   — И за это ему хорошо платят.
   — Сукин сын!
   — У Савича десятки наркодилеров. Время от времени они попадаются. Тогда они появляются у Като в суде, и ему обычно удается добиться отмены приговора. Или он во время заседания помогает защите. Если он не может оправдать, тогда смягчает приговор, иногда дает срок условно. Вскоре наркодилер возвращается на улицы и зарабатывает для Савича деньги. Савич платит Като за выполнение сделки. Все счастливы.
   — Сукин сын, — повторил Дункан так громко, что две пожилые дамы, выгуливающие на пристани собак, недовольно нахмурились. — Ведь это давно было ясно, а мы не догадались!
   — Не надо слишком винить себя или офицеров из отдела по наркотикам, — сказала Элиза. — Между ними нет явной связи. Като никогда не говорит о Савиче. Никогда. При мне он только раз назвал его имя, когда рассказывал про скандал, который ты из-за него устроил в зале суда.
   — Теперь-то этот суд и вовсе выглядит нелепым. Они разыграли спектакль, отлично зная, чем все кончится.
   — Может быть, — согласилась она. — Дело у них ловко поставлено, это верно. Никто ничего не заподозрит, потому что Като достаточно умен, чтобы время от времени жертвовать кем-нибудь.
   — Например, твоим сводным братом.
   — Он понял, что его подставили, и решил раскрыть всю их игру. Но не успел. Его убили. Он успел отсидеть только два дня. Он умер в душе…
   — Ему в глотку засунули кусок мыла. Твоего сводного брата зовут Чет Роллинз.
   Она удивленно посмотрела на него:
   — Ты его знаешь?
   — Знаю, еще как, — жестко сказал Дункан. — Мы никогда не встречались, но я знаю, кто он такой.
   — У нас были разные отцы, разные фамилии, — продолжала она. — Но во всех остальных смыслах он был моим родным братом. Савич с Като убили его.
   Он тихо сказал:
   — И вот ты дружишь с Савичем и вышла замуж за Като.
   — Но это не потому, что я так хотела! — воскликнула она. — Они не знают о моем родстве с Четом.
   Он посмотрел ей в глаза, но в ее лице не разглядел ни следа притворства.
   — Ладно. Рассказывай остальное. Она помолчала, собираясь с мыслями.
   — Прежде чем отправиться в тюрьму, Чет написал письмо и передал адвокату, чтобы тот переслал его матери.
   — Вашей матери? Не тебе?
   — Чтобы защитить меня. Он знал, что на самом деле письмо прочту я. Но если кто-то захочет проверить, кому он написал, то найдет смертельно больную старую женщину, не представляющую никакой угрозы.
   — В письме он все рассказал.
   — Да. Объяснил суть сделки между Савичем и Като, как они вовлекли его и всех остальных до него. Он просил помочь ему вывести их на чистую воду, но предупреждал о полной секретности. Он говорил с одними людьми, намекал…
   — Какими людьми?
   — Офицерами из отдела по борьбе с распространением наркотиков полиции Саванны, теми, кто его поймал. Но не вышло. Ему не гарантировали защиту. Он испугался, потому что знал о тех, кто пробовал стать информатором и был потом убит.
   — Как хорошо я это знаю.
   Она задумчиво смотрела на проплывающую мимо лодку.
   — Я готова была все бросить и спасать Чета, хотела сама рассказать все полиции. Но я даже уехать в «Джексон» не успела, как маме прислали извещение о смерти. К тому времени она была почти в коме. Сомневаюсь, понимала ли она вообще, что брат больше с нами не живет… Чета похоронили без почестей. Это было ужасно, но я не могла забрать его тело и похоронить сама. Тогда я бы никогда не смогла отомстить за его убийство. А эти двое должны были за него заплатить.
   — Почему ты не отнесла письмо Чета к прокурору щтата, в ФБР, тем офицерам, с которыми он говорил?
   — Но они не уберегли моего брата. Наверняка парень который сначала взял вину на себя, а после вынесения приговора вдруг заявил, что все подстроено, показался им подозрительным. Разве поверили бы они его письму к сестре? Ты бы поверил? Да и с какой стати им было мне верить? Като и Савич находились в тот день за несколько сотен миль от этой душевой. У них были свои исполнители, чьих имен я не знала. Если бы я подняла шум и не смогла ничего доказать, сколько бы мне дали прожить?
   Он знал, что она во всем права, и так ей об этом и сказал.
   Она повернулась к нему, глаза ее были мокрыми от слез.
   — Я не боялась умереть. Просто не хотела умереть тогда. Чет любил меня, я заботилась о нем с самого рождения. Я поклялась, что заставлю Като и Савича заплатить за его смерть, даже если это будет стоить мне жизни.
   Она вытерла слезы, затем прикрыла ладонью глаза от солнца.
   — Припекает.
   — Тебе надо переодеться. — Он встал, протянул руку и помог ей подняться. — Поехали за покупками.
   Если ехать по городу куда глаза глядят, непременно приедешь к «Уол-марту»[20]. Поэтому Дункан без всякой спешки колесил по тенистым живописным улочкам Бофорта.
   — Какой симпатичный город, — сказала она. — Здесь снимали много разных фильмов. — И она прочла ему об этом целую лекцию на пять минут, почти не переводя дыхания.
   Когда она замолчала, Дункан заметил:
   — Отлично разбираешься в деле. Откуда такие познания?
   Она покраснела от удовольствия, но задаваться не стала:
   — Просто немного изучала историю кино.
   Она вернулась к своему рассказу. Вскоре ее мать умерла.
   — Разум покинул ее раньше, чем умерло тело. После похорон я уволилась с работы, собрала вещи и переехала в Саванну.
   На этот раз Дункан ей не подсказывал. Он хотел выслушать историю целиком.
   — Мне казалось, что я быстрее смогу проникнуть в подпольный мир Савича, чем в окружение Като. Чет упоминал в своем письме, что Савич бывает в клубе под названием «Белый фрак». Я устроилась туда на работу.
   Он включил кондиционер, но она опустила стекло, чтобы лицо обдувало теплым ветром.
   — Я не танцевала на сцене. Не подсаживалась за столики к посетителям. Никогда не уединялась с ними. Разносила напитки. И все.
   — Я не спрашивал.
   — Но хотел знать. Все хотят знать. — Она замолчала задумчиво, потом добавила: — Ты удивишься, но некоторые посетители были очень милыми. Любезными. Почти… скромными или извиняющимися, что ли. Другие, конечно, орали, напивались, грубили и дебоширили. Я их ненавидела. Но не уходила, и в конце концов Савич меня заметил. — Она посмотрела на Дункана. — Не так, как ты подумал.
   — Его покорил твой острый ум? — съязвил тот. Она тихонько засмеялась:
   — Вообще-то да. Почти все расчеты в клубе ведутся наличными. Каждый вечер менеджер тайком клал себе в карман несколько сотен, и никто этого не замечал. Я предложила ему поручить бухгалтерию мне. Пригрозила рассказать о его махинациях Савичу, который тоже был партнером в этом бизнесе. Менеджер, хоть и был туповат, сообразил, чем все для него закончится, если Савич узнает о его воровстве. Так что мое предложение показалось ему привлекательнее. Он попросил Савича дать ему помощника и отметил мои счетоводческие способности. А я сумела сократить им расходы и поднять прибыль.
   Дункан остановился на светофоре. Неподалеку была детская площадка, полная резвящейся малышни. Дункан заметил, с какой тоской смотрит на них Элиза. Она продолжила, когда на светофоре загорелся зеленый.
   — В результате я завоевала доверие и уважение Савича. Насколько это с ним возможно. Я-то, разумеется, ему ни капли не доверяла и ненавидела за то, что он сделал с Четом. Мне было тяжело даже находиться рядом с ним; но он хотя бы не притворяется. С Савичем всегда знаешь, что почем. А Като, напротив, каждый день восседает в суде, выносит другим приговоры. Носит мантию. Стучит молоточком Кажется таким благородным, мудрым, правильным, защитником законов, государства и божьих заповедей. От его лицемерия просто тошнит. Для меня его вина вдвойне тяжелее.
   Дункан нашел «Уол-март» и зарулил на парковку. Но оба они продолжали сидеть в машине.
   — Теперь тебе будет легко поймать Савича, — сказала она.
   — Я в этом сомневаюсь.
   — Но теперь у тебя есть прямой свидетель, — возразила она. — Я видела, как он хладнокровно убил человека.
   — То есть Наполи, — сказал он. — Расскажи еще раз, что произошло на мосту.
   — Я забыла, где мы остановились.
   — Начни с того момента, когда ты отняла у Наполи его пистолет.
   — Я выхватила пистолет у него из рук и швырнула в реку.
   — Гм.
   — Что?
   — Ничего, — сказал он. — Просто интересно…
   — Что?
    Почему ты просто не застрелила его из этого пистолета?

Глава 25

   Эти слова задели ее, глаза сверкнули гневом.
   — Я застрелила Троттера, потому что он не оставил мне другого выбора. Он стрелял первым. Но я ведь отобрала у Наполи пистолет. Неужели ты думаешь, что я стала бы стрелять в безоружного? Неужели даже сейчас ты веришь, что я на такое способна?
   Он отвернулся.
   — Вернемся к событиям на мосту. Ты побежала.
   — Дункан, ответь на мой вопрос.
   — Я отвечу на него после того, как получу ответы на все свои вопросы, — так же резко произнес он.
   Она посмотрела на него долгим взглядом, но потом обуздала свой гнев и продолжила:
   — Я мчалась изо всех сил. Он не сумел меня догнать, хоть я и была в одной босоножке. Когда я оглянулась, он бежал к машине. Наверное, понял, что бегом догнать меня не сможет, и решил попробовать сделать это на машине. В тот же момент я заметила приближавшийся автомобиль.
   — Откуда?
   — Из города. Я бежала в противоположном направлении, к Хатчинсон-Айленд. Я решила, что теперь, слава богу, смогу попросить о помощи. Я уже хотела вернуться и помахать водителю. Но, поравнявшись с моей машиной, водитель остановился и вышел. Это был Савич. Я была поражена. Меньше всего я ожидала увидеть здесь его. Я спряталась в тень опоры.
   — Зачем? Вы с Савичем были друзьями. Ну ладно, знакомыми, — поправился он, заметив выражение протеста на ее лице. — Почему ты не позвала его по имени, не побежала к нему, размахивая руками?
   Она задумалась и медленно ответила:
   — Не знаю. Зачем… Зачем он шел к Наполи? Его лицо. И прежде всего то, что он вдруг здесь оказался. Я знала, что это не случайное совпадение.
   — Сколько времени тебе понадобилось, чтобы все это обдумать?
   — Несколько секунд. Но я не обдумывала. Я спряталась инстинктивно.
   Он помолчал, размышляя. Потом сказал:
   — Ладно. Он тебя не видел?
   — Нет. В этом я уверена, иначе в морге было бы мое тело. Он перешагнул через разделитель между сторонами дороги, подошел к машине. Наполи сидел в машине, наполовину высунувшись. Они обменялись парой фраз.
   — О чем?
   — Мне было не слышно. Зато я услышала выстрел. Савич стоял и смотрел, наверное, чтобы убедиться, что Наполи мертв или скоро умрет. Потом нагнулся в машину.
   Тут я начала действовать. Спустилась по лестнице с внешней стороны опоры и спряталась в той штуке под мостом.
   — Ты не испугалась? Я спускался по этой лестнице Д сих пор волосы дыбом стоят.
   — У меня не было времени об этом подумать. Гораздо больше я боялась Савича.
   — Итак, ты спряталась под мостом.
   — Меньше чем через минуту после выстрела он захлопнул дверцу. Через несколько секунд я услышала, как хлопнула вторая дверца. Его машины. Мне показалось, я услышала звук отъезжавшей машины, но сердце так громко колотилось у меня в груди, что я не была в этом уверена. Но я не могла оставаться под мостом, поэтому решила рискнуть и поднялась обратно. Ни Савича, ни машины не было. Я подбежала к своей машине и увидела, что Наполи мертв. Не раздумывая, я бросилась бежать. Даже сумочку брать не стала. — Она замолчала и перевела дух. — Остальное ты знаешь.
   — Сколько времени все это заняло? Она сморщила лоб.
   — Сложно сказать. Казалось, время тянется вечно, но, скорее всего, с того момента, когда Наполи заставил меня выйти из машины, и до того, как я убежала с моста, прошло минуты три-четыре.
   — И на мосту не было никаких других машин? Она покачала головой.
   — Почему ты не обратилась в полицию?
   — Дункан, мы об этом уже говорили. У меня не было доказательств. Ты не поверил ничему из того, что я тебе прежде рассказывала.
   — Тогда почему вчера вечером ты пришла ко мне?
   — Думала, ты обрадуешься, когда увидишь меня живой… — Она помолчала, потом прибавила: — Но ты и вчера мне не поверил. Пока не увидел тело неизвестной женщины, в которой Като опознал меня.
   Он не стал с этим спорить. Минуту посидел, размышляя.
   Савич наклонился в машину, чтобы поставить туда ноги Наполи. Он взял также наручные часы Элизы, которые Наполи должен был забрать, чтобы позже ее опознали. Он закрыл дверцу, вернулся к себе в машину, уехал. На все это могло уйти около девяноста секунд или меньше. Головоломка начала проясняться, но кое-что по-прежнему оставалось неясным.
   — Ты объяснила, как вошла в доверие к Савичу. Когда и как ты проникла в жизнь Като?
   — Дункан, здесь деликатность ни к чему. Я проникла к нему в постель. Когда я поняла, что никаких доказательств против Савича мне не достать, я стала думать, как мне лучше подобраться к судье. Уверена, вам с детективом Боуэн насплетничали о наших отношениях.
   Он не стал отрицать.
   — Наверное, большая часть этих слухов — правда, — сказала она. — Я его соблазнила. Мне надо было выйти за Като замуж, чтобы попасть в его дом. Но он оказался предельно осторожным. Никогда не оставлял никаких следов сделок с Савичем. Ни записей, ни расписок о взносах на депозиты, ни чеков на электронные переводы, ничего.
   Он дважды заставал меня в своем кабинете. В ночь после торжественного ужина. А потом в последнюю мою ночь дома, незадолго до того, как ты позвонил и велел прийти на допрос на следующее утро.
   Все время, пока мы были женаты, я притворялась, что страдаю бессонницей, чтобы иметь возможность спускаться вниз, пока он спал. Я обыскала каждую комнату, каждый чулан в этом доме, старательно, много раз, всегда тщательно заметая следы.
   — Что ты искала?
   — Любые улики. Но время шло, мы были женаты уже несколько лет. Я начала отчаиваться, что вообще смогу найти хоть что-нибудь. Я так отчаянно хотела, чтобы все закончилось, что, наверное, стала неосторожной. Като начал что-то подозревать. Он старался это скрыть, но я в течение многих месяцев чувствовала, что он за мной наблюдает, что каким-то образом он знает, чем я занимаюсь. Эта мысль ужасала меня. Они с Савичем беспощадно расправлялись с теми, кто хотел их выдать. Я не хотела умирать. И, главное, я не могла сдаться. Но я чувствовала, что времени становится все меньше. Когда появился Троттер, я поняла, что Като нанес удар первым.
   — Что тебе сказал Троттер?
   — Ты ведь знал, что я тебе соврала?
   — Знал.
   — Троттер потрясенно посмотрел на меня и сказал: «Они не предупреждали, что ты красивая». — Она помолчала. Ее слова словно продолжали звучать в тесном пространстве салона. — Когда он это сказал, я поняла, что он не грабитель. Они подослали его убить меня.
   — Бедный Гэри Рэй. Может, он подумал, что ты ему привиделась. Светловолосая красавица в ночной рубашке. Уверен, он не мог понять, с чего твоему мужу вздумалось тебя убивать.
   — Как и тебе, — мягко напомнила она.
   — Как и мне.
   — Ты был прав, что сомневался во мне, Дункан. Со стороны моя жизнь выглядела сказкой про Золушку. Но, оставаясь с Като в доме один на один, я едва могла дышать. Мне приходилось терпеть его прикосновения. Как я их ненавидела! Его ненавидела.
   Дункану тоже была ненавистна мысль о том, что Като прикасается к Элизе, поэтому он перевел разговор в другое русло:
   — Като боялся, что ты что-то знаешь или догадываешься. И он нанял Наполи, чтобы тебя убить. Но Наполи поручил это Троттеру, который провалился.
   — Като был уверен, что я умру в ту ночь у него в кабинете и он беззаботно продолжит свои прибыльные махинации с Савичем.
   Дункан задумчиво покусал нижнюю губу.
   — Мне не нравится одно. Савич. Как он отнесся к твоей свадьбе со своим партнером по преступному бизнесу? Неужели ничего не заподозрил?
   — Может быть, но я заранее об этом позаботилась. Когда мы с Като начали встречаться, я пришла к Савичу и попросила его оказать мне услугу: проверить его.
   — Проверить? — расхохотался Дункан. — Като? Она тоже засмеялась:
   — Я попросила Савича проверить прошлое судьи. Бывшие жены, законные дети, незаконные? Здоровье, финансы, выплаченные налоги и прочее.
   — Как будто ты ничего о нем не знаешь.
   — Нуда. Таким образом Савич бы понял, что я не осведомлена об их бизнесе. А чтобы окончательно рассеять его подозрения, я время от времени просила его об услугах.
   — Например?
   — Проверить женщину, с которой Като был особенно любезен. Может, он мне изменяет? Бизнес, в который Като вкладывал деньги. Насколько он надежен, а вложения легальны. И прочее. Она помолчала.
   — Последний раз я просила его об услуге на следующее утро после того, как застрелила Троттера. Пришла к нему в офис и попросила разузнать, нет ли слухов, что судья заказал мое убийство. Хотела посмотреть на его реакцию. Он и бровью не повел.
   Дункан подумал, что она очень храбрая или их отношения с Савичем ближе, чем она хочет представить.
   Он сделал комплимент ее смелости.
   — При чем тут смелость, Дункан. Я была в отчаянии. Я знала, что Савич позвонит Като, как только я уйду. Надеялась, что Като, узнав о моих подозрениях, надолго отложит исполнение своего плана.
   — Элиза, ты виделась с Савичем и после, — сказал он, пристально изучая выражение ее лица. — В «Белом фраке».
   — Да. В тот день, когда вы приезжали в загородный клуб. Ты не поверил мне. Я подумала… я боялась, что ты выдашь меня Като.
   — Я не рассказал ему.
   — Сейчас я знаю. Тогда не знала. Я вернулась к Савичу, чтобы спросить, что он выяснил. Насколько мои страхи оправданы? Он принялся успокаивать меня: по его словам, в преступном мире только и говорили, до чего судья меня обожает и что он жизнь готов отдать, лишь бы ни один волосок не упал с моей головы.
   — Сбивал тебя с толку.
   — Почти. Он-то знал, что рано или поздно Наполи обо мне позаботится. А откуда ты узнал о моем знакомстве с Савичем?
   Он рассказал ей о Горди Балью.
   — Я узнал о его вынужденном самоубийстве сразу после того, как судья принес разоблачающие фотографии тебя с Савичем.
   Она недоуменно покачала головой:
   — Ты и вчера говорил о них. Что за фотографии? Он объяснил. Но она по-прежнему была удивлена.
   — Наверное, когда Наполи по поручению Като следил за мной, стараясь застать с Коулманом Гриэром, он заснял меня с Савичем.
   — Могу поспорить, он от радости кипятком писал. Фотографии, на которых ты с Савичем, были для твоего мужа в десять раз важнее, чем бейсболист. Это была козырная карта Наполи.
   — Но разыграть он ее не успел.
   — Верно. Ему они послужить не смогли, зато здорово подыграли Като. Он использовал их, чтобы убедить нас, полицейских, что ты — лживая, двуличная женщина, возможно, любовница крупного преступника, убившая двух человек. А когда ты поняла, что твоя песенка спета, бросилась с моста. Мы ему поверили.
   — И ты тоже?
   — Я в особенности.
   Она посмотрела на него долгим взглядом, потом хрипло спросила:
   — Поэтому ты плакал вчера вечером? Ты думал, что я умерла?
   Эту тему он продолжать не хотел. Не сейчас.
   — Письмо Чета по-прежнему у тебя?
   — В безопасном сейфе в банке нашего родного города. Я оставила его там в день отъезда в Саванну. Я — единственный получатель.
   — Хорошо. — Он потянулся через нее, открыл бардачок и достал солнечные очки. — Надевай. Правда, одна дужка погнута.
   — Элизу Лэрд больше никто не ищет.
   — Я не хочу рисковать.
   Когда они вошли в магазин, он дал ей денег.
   — Отлично понимаю, что их гораздо меньше, чем ты привыкла тратить.
   Взяв деньги, она нахмурилась.
   — Спасибо. Я верну. Чем займешься, пока я буду делать покупки?
   — Завалюсь вон в тот бар, закажу клубничной газировки и стану думать, как поймать этих ублюдков.
   Она взяла тележку и ушла. Он занял место в баре и, потягивая шипучий клубничный лимонад, принялся мечтать о том, как Савича на пару с Като Лэрдом закуют в кандалы и отправят в тюрьму. Где бы она, эта тюрьма, ни находилась.
   Еще он достал мобильный и позвонил Диди.
   — Салют! — воскликнула Диди. Она явно была рада его звонку. — Не думала, что сегодня позвонишь.
   — Как дела?
   — Волосы вьются. Уорли скотина. Все по-прежнему.
   — А остальное?
   — Видел сегодня утром пресс-конференцию судьи Лэрда?
   — Наверное, проспал, — соврал Дункан.
   — Совсем извелся от горя, бедняга.
   Даже Диди, с ее тончайшей интуицией, этот мерзавец сумел обмануть.
   — Мы все подчищаем. Дотан выдал положительное заключение на записи зубной формы миссис Лэрд, потом провел вскрытие. Она утонула. Представляешь, она еще и наркотики употребляла.
   — Не может быть.
   — Вот так-то. Если она работала на Савича, могла сама пробовать товар. Дотан нашел следы нескольких психотропных препаратов, но передозировки не было. Теперь тело готовят к погребению. Когда, где — пока неизвестно.
   — О Савиче есть новости?
   — Ничего, кроме тех снимков с покойной миссис Лэрд.
   — Он сумел достать Горди.
   — Кстати, насчет этого, — сказала она. — Ты не сказал, что подрался с ним в изоляторе.
   — Из головы вылетело.
   — Какой забывчивый. Сегодня утром эта сплетня доползла до «Казарм». По одной версии, вы с Савичем повздорили и наговорили друг другу лишнего…
   — Есть и другая?
   — По другой после кровавой драки вас обоих увезли в больницу.
   — Жерар знает?
   — Он на тебя не сердится. Любой из нас, столкнувшись с Савичем после известия о смерти Балью, поступил бы точно так же. Капитан отрядил кого-то допрашивать сокамерников о самоубийстве. Никто ничего не знает.
   — Следовало ожидать. — Он отпил большой глоток лимонада. Это была хорошо продуманная пауза. Когда, по его мнению, она истекла, Дункан сказал: — Диди, я тут поразмыслил.
   — Подожди, я возьму блокнот и ручку. — Долю секунды она отсутствовала. — Валяй.
   — Проверь, имеет ли Мейер Наполи какое-нибудь отношение к Савичу?
   — Ты имеешь в виду помимо фотографий?
   — Я имею в виду личные взаимоотношения. Один на один. Шансов мало, но чем черт не шутит.
   — Вряд ли Наполи был человеком Савича. Тот сам сказал — зачем ему Наполи?
   — А ты поищи, вдруг что-нибудь вылезет, — произнес он. — Начни с секретарши Наполи. Она не станет отмалчиваться — раз босса любила, захочет узнать, кто его убийца.
   — Думаешь, Савич…
   — Я же сказал, шансов мало.
   — Ладно, позвоню секретарше. А что конкретно мне искать?
   — Понятия не имею. И еще… — Он замолчал, как бы раздумывая. — Возможно, полезно будет подробнее узнать о людях, которых убили по приказу Савича. Историю Горди Балью мы уже знаем. Ну а Фредди Моррис и Андре Бонне, у которого дом взорвали? Может, если мы в их прошлом покопаемся, то найдем человека, которой что-то знает, что-то слышал, и сумеем на это опереться. Хотя бы ордер на обыск получим. Что думаешь?
   Он знал, как его слова должны были разочаровать Диди. Брови у нее наверняка далеко уползли на лоб.
   — Наверное, — уныло протянула она. — И что ты надеешься найти?
   — Не знаю. До тех пор, пока мы это не найдем. — Он опять стратегически помолчал и вздохнул. — Эх, черт, наверное, я пальцем в небо попал. Забудь. Я придумаю что-нибудь получше.
   — У тебя там дождь все еще льет?
   — Нет, здесь солнечно.
   — И у нас тоже. От всего пар валит. Дышать чертовски тяжело. — Она тоже многозначительно помолчала и спросила, когда он собирается возвращаться.
   — Через пару дней.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Хорошо, честное слово. Встал поздно. Пробежался с утра. Разогнал из головы всех тараканов. Тут-то мне и пришла идея снова проверить всех этих парней. Но если тебе кажется, что от этого никакой пользы…
   — Я этого не говорила.
   — Зато подумала.
   — Да нет, я все проверю, — нехотя согласилась она. — Хоть какое-то занятие. Все равно делать больше нечего.
   Наверное, она рада, что он так быстро переключился на Савича. Дункану стало стыдно — он ею манипулировал. Но только слегка.
   — Хорошо. Начни с Фредди Морриса и прочеши личную информацию. Родители, жены, подружки, друзья. Может, кто-то ночами не спит, мечтает заложить нам Савича.