Браун Сандра. Рикошет

   Диди вздрогнула, но пистолет от Элизы не отвела.
   — Какого черта? — закричала она. — Дункан, подожди, когда приедут ребята. Уже скоро. Впустим их и…
   — Диди, если у тебя кишка тонка, можешь проваливать, и прихвати с собой миссис Лэрд. — Он по-прежнему не отводил глаз и пистолета от Савича. — Это касается лично его и меня. Я не позволю больше смеяться надо мной. Ни ей, ни ее мужу, и уж тем более тебе, крыса. — С этими словами он упер дуло в скулу Савичу. — Признавайся, Савич. Фредди Моррис. Андре Бонне. Чет Роллинз. Гордон Балью. Знакомые имена?
   — Да пошел ты.
   Дункан снова выстрелил. На этот раз вдребезги разлетелась стеклянная дверца шкафа. Затем плафон настенного светильника. В воздухе едко пахло порохом. Грохот стоял невыносимый, но его перекрывал вопль Диди:
   — Дункан, прекрати! Так нельзя! Ты из-за нее совсем голову потерял! Ты злишься из-за нее!
   Он не обратил на это никакого внимания. Наклонился и прошептал Савичу прямо в ухо:
   — Расскажи мне то, что я хочу, или я убью тебя.
   — Ты этого не сделаешь.
   Они слышали приближающиеся полицейские сирены, но Дункана этот звук не остановил.
   — Ты уверен, Савич? Хочешь жизнью рискнуть? Именно этим ты сейчас занимаешься. У меня осталось две пули. Считай. Две.
   — Дункан, ради всего святого, — принялась умолять Диди. — Не надо! Ты погубишь свою карьеру. Все погубишь. Жизнь себе разрушишь.
   — Вот к чему свелась моя жизнь. — Он бросил горький взгляд на Элизу. — Мне больше нечего терять, — он вдавил дуло пистолета в висок Савича. — Фредди Моррис так же умер? Он так же трясся от страха, как и ты?
   — Я не…
   Не успел он договорить, Дункан выстрелил в стол. Дерево треснуло, в нескольких дюймах от носа Савича в столешнице образовалась большая дыра.
   — Осталась одна.
   — Хэтчер, ты мне надоел, — хладнокровно заявил Савич.
   — Признавайся или мозги вышибу! — заорал Дункан.
   — Дункан, не надо!
   — Диди, я тебе объяснил…
   — Ты не можешь этого сделать.
   — Еще как могу. Пристрелю в два счета. Запросто.
   — Нет! — Голос Диди в отчаянии сорвался. Она отпустила Элизу и направила пистолет на Дункана. — Я тебе не позволю.
   — Что ты…
   — Бросай оружие, Дункан!
   — Ты не станешь…
   — Еще как стану.
   Он потрясенно взглянул на нее.
   — Ты выстрелишь в меня?
   — Клянусь.
   Сирены звучали ближе. Завизжали тормоза. Загрохотали дверцы автомобилей. Но в кабинете время, казалось, остановилось.
   — Я не могу его отпустить, — сказал Дункан.
   — Бросай оружие, последний раз предупреждаю.
   — Сначала тебе придется застрелить меня.
   — Не доводи меня до этого! — со слезами в голосе закричала Диди.
   — Я не выпущу этого ублюдка.
   — Дункан, брось пистолет!
   — Черта с два.
   — Дункан, не надо!— закричала Диди.
   — Встретимся в аду, Савич.
   — Не надо, не надо, — завизжал Савич. — Я… я убил Морриса.
   В ту же секунду в кабинет ввалились несколько полицейских в форме. Впереди всех бежал детектив Уорли.
   — Как не стыдно, Савич. Теперь тебе крышка.
   Полицейские ринулись к столу и окружили преступника. Дункан сунул пистолет за пояс.
   — Ему нужен врач, — сказал он. И бросился через комнату к Элизе, обнял ее двумя руками. — Ты в порядке?
   Она прижалась к нему и слабо кивнула.
   — Я не ожидала, что он наставит на меня пистолет.
   — Господи, и как только я позволил тебе сюда прийти. Еще пара секунд и…
   Она прижала пальцы к его губам, чтобы он замолчал.
   — Но ведь ты успел. Я знала, что ты успеешь.
   Он крепко прижал ее к себе, отпустил и повернулся к Уорли.
   — Какого черта ты так долго ехал! Диди меня чуть не пристрелила. Я почти все патроны истратил, пока тянул время. Думал, она точно выстрелит.
   — Пробки на дорогах, сам понимаешь, — заявил Уорли. — Ты мне велел дожидаться ее звонка, вот я и не выезжал.
   Диди потрясенно смотрела на них. Особенно на Дункана.
   — Ты ему велел дожидаться моего звонка? Когда? О чем вы говорите? Что происходит?
   Уорли передвинул зубочистку из правого угла рта в левый и сказал:
   — Ух, как она рассердилась. Да, Дунк, придется тебе объясняться. Не завидую. А мне пора за ордером на обыск. Скоро буду. — Он вышел из кабинета, чтобы позвонить по мобильному.
   Диди в упор смотрела на Дункана:
   — Когда ты ему позвонил?
   — Из дома, когда забирал эту пушку.
   — Признайся честно, ты ведь все равно бы не выстрелил?
   Он покачал головой:
   — Нет. Но мне было необходимо, чтобы ты поверила в обратное.
   — Зачем?
   — Чтобы убедить Савича — я на грани срыва. Для этого ты должна была действовать так же убедительно, как я.
   — И ты меня использовал.
   — Я полагался на твою профессиональную честность и приверженность правилам.
   — Все это вранье.
   — Ты права, — признался он. — Все это вранье. Я тебя использовал.
   — Как ты мог мне не доверять?
   — Я доверял, Диди. Верил, что ты все сделаешь правильно, так оно и вышло. Я знал, что ты вызовешь поддержку. И велел Уорли быть наготове.
   Она кивнула на Элизу:
   — А с ней что?
   Дункан нагнулся и подобрал с пола сумочку Элизы.
   — Он обыскал меня, но, к счастью, не догадался заглянуть в сумочку, — сказала она, вынимая маленький магнитофон и передавая его Диди. Та во все глаза уставилась на него.
   — Бабушкин. Но работает отлично, мы проверили. — Он повернулся к Элизе. — Я подоспел в тот момент, когда он рассказывал об их с судьей махинациях. А что про Наполи?
   — Из-за него он хотел меня убить. Сказал, убить свидетеля всегда удобнее, чем заключать с ним сделку. Как и Наполи, я была тем концом, который нужно спрятать. Весь разговор записан.
   — Подождите, — подняла руку Диди. В ее взгляде, обращенном на Элизу, сквозило восхищение. — Ты пришла сюда и рассказала Савичу о том, что видела на мосту?
   — Таков план. Дункан был против.
   — Против — это мягко сказано.
   Она нежно улыбнулась ему, потом сказала Диди:
   — Иначе было нельзя. Ты не верила мне с самого начала. И вместо того чтобы разубеждать тебя, я уговорила Дункана тебя разыграть. Мы решили, что ты легко поверишь в мое предательство.
   Диди помолчала, раздумывая.
   — И этот разговор между вами — кто важнее, Лэрд или Савич, — вы тоже для меня разыграли?
   — Да. Так же как и рукоприкладство с судьей, — сказал Дункан. — Хотя я с удовольствием оттаскал его за яйца.
   — Откуда ты знал, что я приеду сегодня в дом твоей бабушки?
   — Мама оставила мне сообщение на телефоне. Хотела проверить, правильно ли она угадала. Я знал, что ты приедешь. Мы с Элизой заранее обговорили, как себя вести.
   Хотя Диди еще была возмущена тем, как ловко ее провели, поступок Элизы по-настоящему восхитил ее.
   — Ты рисковала жизнью, когда пришла к Савичу одна.
   — И еще раз рискнула бы. У меня в этом деле собственный интерес, не забывай. Мой брат.
   — Да, но для этого требуется мужество, — сказал Диди. — Честно говоря, я подумала… ну…
   — Я знаю, что ты подумала. И все понимаю.
   — Я тоже. Я должна перед тобой извиниться.
   — Вовсе нет. У тебя не было совершенно никаких причин мне верить.
   В ответ Диди порывисто обняла Элизу. Затем сказала Дункану:
   — А ты, напарничек, вел себя как засранец.
   Тот не успел ответить. Он увидел, что один из полицейских зачитывает Савичу его права.
   — Подожди. Надо воздать почести.
   Савич все еще сидел в рабочем кресле. Ему надели наручники, кто-то обвязал кровоточащую ладонь носовым платком. Рана явно причиняла ему сильную боль. Но Дункана это нисколько не тронуло. Он думал о жертвах Савича, которых тот запугал или убил. И с каждым зачитанным пунктом Дункану становилось легче на душе.
   — Ты бы никогда не выстрелил в шестой раз, — фыркнул Савич.
   — Эй, Бобби, — почти пропел Дункан. Он знал, что Савич ненавидит эту уменьшительную форму своего имени. Поэтому и выбрал ее. — Несколько минут назад ты не был уверен на этот счет. Визжал, как баба.
   — Это признание ничего тебе не даст. Оно сделано под давлением. И твоя хулиганская выходка пойдет коту под хвост.
   — Ошибаешься. В любом случае я здорово повеселился.
   — Хотел произвести впечатление на свою новую подружку. — Он искоса посмотрел на Элизу, потом криво улыбнулся Дункану. — Она тебе в рот дает?
   Дункан недобро сощурился.
   — Знаешь что, Савич? Ты все еще бесишь меня. Может, ты прав? Может, это признание никуда не годится? Сдается мне, ты пытаешься бежать из-под ареста.
   Он выхватил из-за пояса пистолет, нацелил его Савичу в переносицу и спустил курок.

Глава 30

   На следующий день Савич еще не отошел от пережитого шока. Вид у него был все такой же разбитый, как вчера, когда его в наручниках вывели из кабинета. Сначала его ненадолго отвезли в больницу, а следом — в изолятор, где он и провел ночь. Он лежал на койке и с дрожью вспоминал ту страшную секунду прощания с жизнью, смертельный ужас, который он сам столько раз пробуждал в своих жертвах.
   — Оранжевый ему не идет, — заметила Диди.
   Они с Дунканом сидели на галерее в зале суда и с интересом наблюдали, как Савича ведут на его место за столом адвоката, чтобы зачитать предъявленное обвинение. До этого он уже успел побывать на другом суде, где его обвинили в убийстве Мейера Наполи. Как и ожидалось, Стэн Адамс подал от лица клиента ходатайство о невиновности.
   Всего несколько недель назад на таком же судебном заседании Савич щеголял перед публикой своими нарядами. Сегодня он был сам на себя не похож: в казенном оранжевом комбинезоне и кроссовках без шнурков. Несмотря на повязку на правой руке, его заковали. Лодыжки были цепями соединены с запястьями. Волосы распущены. Бриллианта в ухе больше не видно.
   — Да, но, согласись, славное зрелище. — Дункан посмотрел на профиль Савича. Ему очень хотелось, чтобы тот обернулся и увидел его. Но он знал — Савич не обернется. Дункан победил. И эта победа сломала Савича.
   — Перестань ерзать. — Диди шлепнула его по подрагивающему колену. — Почему ты нервничаешь?
   — Я не нервничаю. Скорее приятно взволнован. — Он почувствовал взгляд Диди и повернулся к ней. — Что?
   — У вас это серьезно? Между ней и тобой? Это… это важно.
   — Для меня — да. Надеюсь, что и для нее тоже. — Он перевел взгляд на пока еще пустое кресло. Скоро его займет Като Лэрд. Начнет заседание с присущим ему высокомерием и апломбом. — Она забудет, что была его женой. Станет жить своей жизнью. Это будет справедливо. Она столько лет жила в страхе и напряжении. Потребуется время, чтобы все улеглось.
   — Я просто хотела, чтобы ты знал — хотя, конечно, тебе не нужно спрашивать у меня разрешения или совета, — я очень этому рада. В смысле, что вы нашли друг друга.
   — Спасибо, — улыбнулся он.
   — Просто так, на всякий случай.
   — Спасибо, — повторил он. Взглянул на часы. — Что-то они задерживаются.
   Она кивнула на Савича, который ни разу не шевельнулся с тех пор, как занял свое место.
   — Притворяется, что его здесь нет.
   — Но он здесь. Это его последний день на свободе, и он отлично это знает.
   — Спорим, он взбешен тем, что с ним обращаются как с обыкновенным преступником.
   — А он такой и есть — обыкновенный, — заметил Дункан. — Когда я нажал на курок, он в штаны наложил.
   — Вообще-то я его за это не виню. Я сама чуть в штаны не наложила. Слава богу, что ты не вставил одну пулю. Почему? Догадывался, что к этому моменту она будет уже не нужна?
   — Именно, — сказал он. — А если бы пистолет был заряжен, значит, я пристрелил бы сукина сына.
   — Всем встать, — продекламировал судебный пристав. Слова Дункана так поразили Диди, что она поднялась на ноги чуть медленнее, чем все остальные. Вошел Като Лэрд и уселся в свое кресло.
   Он оглядел собравшихся. Слегка задержал взгляд на Диди, перевел его на Дункана; несколько многозначительных секунд они смотрели друг на друга. Затем он начал заседание.
   — Мистер Адамс, вы представляете мистера Савича?
   — Да, ваша честь, — поднялся со своего места Стэн Адамс.
   — Его обвиняют в убийстве Мейера Наполи.
   — Мы подали ходатайство о невиновности. Ваша честь, прежде чем мы продолжим, я бы хотел заявить, что надетые на моего клиента ограничители движения излишни, и прошу снять их на время заседания.
   — Заседание не отнимет много времени, мистер Адамс. Ваша просьба отклоняется. — Для пущего эффекта судья стукнул молоточком.
   Дункан заметил, что судья старается не глядеть на Савича.
   — Мистер Нельсон, — продолжал судья, — вы представляете окружного прокурора?
   — Да, ваша честь.
   Майк Нельсон встал со своего места. Но перед этим он многозначительно посмотрел на Дункана, чье сердце разом сорвалось в галоп.
   — Ваша честь, — сказал прокурор. — Роберту Савичу также предъявляется обвинение в убийстве Честера Джоэла Роллинза.
   Адвокат Стэн Адамс так быстро обернулся, что было слышно, как хрустнули шейные позвонки. Но Дункан не сводил глаз с благообразного лица Като Лэрда. Слегка улыбнувшись, судья уже был готов ответить, и тут до него дошел смысл слов прокурора.
   Улыбка сбежала у него с губ. Он захлопал глазами. Посмотрел на Дункана. Взгляд детектива был полон ненависти. Ему ужасно хотелось встать и заорать судье: «А ты думал, это вчера я оттаскал тебя за яйца?!»
   Судья сглотнул.
   — Э, мистер Нельсон, это предварительное слушание. Это не… — Он сбился и начал снова: — Это не то дело, о котором…
   Стэн Адамс вскочил на ноги.
   — Ваша честь, что здесь происходит?
   — Я сам пытаюсь это понять, мистер Адамс. Мистер Нельсон, дело, о котором вы говорите… оно… — Бормоча это, он не сводил глаз с дверей в противоположном конце зала. Дункан увидел, как его лицо исказилось от ужаса, а потом стало бесформенным, оплыло, словно было сделано из воска.
   Он нетвердо встал на ноги и оперся на стол, чтобы не упасть. В зал вошла Элиза. Ее сопровождали Билл Жерар и Уорли. Обычно приветливое лицо Жерара сейчас напоминало каменную маску. Зубочистка Уорли торчала из его рта под таким залихватским углом, словно он только что рассказал самую грязную из своих шуточек.
   Элиза вела себя спокойно и уверенно.
   — Здравствуй, Като.
   — Элиза! — вскрикнул судья. — Как… Это… Господи!
   — Хватит притворяться, Като. Ты нисколько не рад меня видеть.
   Стэн Адамс был так потрясен встречей с женщиной, которую все считали мертвой, что онемел.
   Дункан встал со своего места и вышел в проход. Теперь он стоял перед Элизой и ее сопровождающими. Он быстро поднялся на возвышение, где сидел Като, схватил того за руку и, выражаясь высокопарно, свергнул его — то есть вытащил из кресла.
   — Като Лэрд, вы арестованы за убийство Чета Роллин-за. Вы имеете право хранить молчание…
   — Элиза, что… Что это такое? — Он попытался вырвать свою руку у Дункана. Широкие рукава его мантии заколыхались, сделав судью похожим на переполошившуюся ворону. Дункан, твердо выговаривая слова, зачитал судье его права.
   Замешательство судьи сменилось гневом.
   — Жерар, в чем дело?
   — Старший детектив Дункан Хэтчер объяснил вам, в чем дело. Вы арестованы по обвинению в убийстве.
   — Это неслыханно! Элиза шагнула к нему:
   — Като, по твоему приказу убили моего сводного брата. Он хотел выдать вас с Савичем, поэтому вы заставили его замолчать.
   Поверх ее плеча судья взглянул на Жерара:
   — Она заблуждается.
   Но Жерар молчал. Элиза продолжила:
   — Тогда Чет был единственным, кто меня любил. Единственным, кого я любила. Он умер на холодном полу в душе, голый, испуганный. Медленно задохнулся из-за куска мыла.
   Като судорожно огляделся, пытаясь найти поддержку. Всех, кто был в зале суда, захватила разыгрывающаяся на глазах драма. Некоторые смотрели на судью озадаченно. Но большинство уже поверило в справедливость обвинений Элизы, и в их взглядах читалось негодование.
   — Эта женщина не в себе! — закричал тот. — Она лгунья. Она убила человека в нашем доме, а я, глупец, защищал ее от прокурора. Господи боже мой, да ведь она даже инсценировала собственное самоубийство!
   Он ткнул пальцем в Дункана:
   — Вчера он… он похитил меня и угрожал физической расправой. Она может это подтвердить, — яростно махнул он рукой на Диди. — Это заговор против меня. Они ненавидят меня. Ничему из того, что они говорят, нельзя верить! Элиза продолжала спокойным, звучным голосом:
   — Долгие годы Савич платил тебе в обмен на необходимые услуги. За вынесение снисходительных приговоров. Иногда ты прекращал дела и объявлял суд неправомочным.
   Она предъявила флеш-карту, извлеченную специалистами из компьютера Савича во время обыска. Компьютерные эксперты из полиции сумели взломать хваленые пароли Савича.
   — Здесь записаны отчеты по всем вашим сделкам. Через принадлежащую тебе транспортную фирму Савичу выставлялись счета-фактуры за грузоперевозки. Но он платил по особой ставке, порой в два раза дороже остальных клиентов. Излишки поступали на твой личный счет на Каймановых островах.
   Судья побагровел от гнева. Он повернулся к Жерару:
   — Вы не имеете права так со мной обращаться!
   — Имею.
   — Я требую своего адвоката.
   — Судья, вы еще сможете сделать телефонный звонок. Среди толпы судья различил Савича.
   — Это ты меня продал? — зарычал он на него.
   — Ты сам был готов скормить меня этим ищейкам. Стэн Адамс велел ему немедленно заткнуться.
   Но Савич его не послушался.
   — Скажи спасибо ей, — сказал он и кивнул на Элизу, — ей и ее дружку Хэтчеру.
   — Замолчите! — Адамс схватил Савича за руку и попытался усадить на стул, но запутался в его цепях и упал на пол.
   Дункан подтолкнул Като Лэрда в бок.
   — Попрощайтесь со своим креслом, судья. Это было ваше последнее заседание.
   — Ах ты, сукин сын! — брызгая слюной, воскликнул судья. — Наврал мне. Ты… — Он бешено посмотрел на него, потом на Элизу. — Ты ее трахаешь, да? Ладно, забирай себе эту шлюху. Вы друг друга стоите.
   Дункан в упор глянул на судью и заломил ему руку за спину. И сказал угрожающе:
   — Советую вам немедленно покинуть зал, иначе я буду вынужден вас задержать.
   Като узнал собственные слова, сказанные тогда Дункану, и рванулся к нему и к Элизе. Два полицейских бросились на помощь детективу, и втроем они удержали судью. Из горла у того вырывалось почти звериное рычание. Жилы на лбу, казалось, вот-вот лопнут.
   Элиза не испугалась. Напротив, она шагнула к судье. Внезапно судья перестал сопротивляться и затих, сипло дыша.
   — Савич сказал правду, Като, — сказала она. — Это я тебя сдала. Но винить тебе некого, кроме себя. С самого рождения у тебя были все блага, о которых только можно мечтать, а ты все вывернул наизнанку. Ты больной, эгоистичный человек. И преступник. Я уверена, ты представляешь, с какой ненавистью встретят тебя в тюрьме. У тебя там полно врагов, и все они ждут не дождутся твоего появления. Значит, каждый день, до конца последнего вздоха ты будешь жить оглядываясь, в страхе. Как был вынужден жить мой брат. Страх станет твоим постоянным спутником, Като. Каждый день, каждую минуту тебе придется опасаться нападения, изнасилования, пыток. Убийства. — Она глубоко вздохнула и сказала: — Да помилует тебя господь. А у меня к тебе нет ни капли жалости.
   Дункан восхищался ее выдержкой. В подобной ситуации он бы и половины слов не смог подобрать. Все-таки она очень долго ждала этого момента. Может быть, она заранее знала все, что ему скажет, когда появится возможность.
   Она повернулась к Като спиной. Дункан поручил судью полицейским, подошел к Элизе и взял ее за локоть. Вчера она долго и подробно рассказывала все, что знала, Жерару и Уорли. Те ей поверили. Они встали рядом с ней и Дунканом, словно телохранители.
   Выстрел раздался, когда они наполовину подошли к выходу. Дункан инстинктивно бросился направо, повалил Элизу на пол и закрыл собой.
   Зал наполнился криками.
   — Лежи! — крикнул он ей. Затем одним быстрым движением перекатился на спину и вскочил, готовый стрелять на поражение.
   Но все уже закончилось. Жертва была только одна.

Эпилог

   Ноябрьский день выдался солнечным, но прохладным. Ветер морщил гладь канала между Бофортом и Леди-Айлендом. В такой день хорошо прогуляться. Но Дункан с Элизой решили наслаждаться свежим воздухом, не вылезая из кровати, — через открытое окно в спальне.
   Они вернулись сюда накануне поздно вечером. Впервые после того, как уехали по отдельности: Дункан с Диди, а Элиза сама по себе на его машине. Бросить вызов Савичу.
   С тех пор прошло четыре месяца, полных разнообразных событий. Они специально не разговаривали о том, когда снова приедут на Леди-Айленд; было ясно, что приедут они сюда, когда в приключившейся с ними истории будет окончательно поставлена точка. Когда их возвращение станет началом новой жизни.
   Вчера днем, в 16.38 — Дункан специально взглянул на часы, — Роберта Савича признали виновным в убийстве Мейера Наполи.
   Три дня подряд Адамс требовал, чтобы Элизу отстранили от дачи свидетельских показаний.
   Следующие четыре дня он пытался их опровергнуть.
   Но присяжных не обманули ни грозные речи, ни адвокатские уловки. Они поверили Элизе. Когда они удалились для принятия решения, никто не сомневался, что Савича признают виновным.
   Дункан помогал людям окружного прокурора подготовить дело, но в качестве частного советчика. Официально он был отстранен от расследования до следующего понедельника. Поскольку Элиза тоже была связана с этим делом, они регулярно встречались, но не так часто, как хотелось Дункану.
   Она наотрез отказалась переезжать к нему.
   — У тебя и так полно проблем в отделе, — сказала она.
   — Я уже признался в том, что спал с тобой, пока вел расследование. И несу за это наказание. И твой переезд никак не повлияет.
   — Тебя отстранили из-за меня. И кем я буду, если соглашусь переехать к тебе, пока наказание не закончилось?
   — Мне все равно.
   — А мне нет, — тихо сказала она.
   Это моментально разрешило их спор. Он понял, что она думает не только о его временном отстранении, но и о своем вдовстве.
   После неожиданного самоубийства Като в зале суда пресса долго не могла успокоиться. В любой газете, на любом канале снова и снова обсуждали невероятное происшествие.
   Сразу несколько свидетелей заметили, что Като выхватил пистолет из кобуры у одного из полицейских, которые выводили его из зала суда. Правда, у каждого была своя версия того, как он сунул в рот дуло и спустил курок, прежде чем изумленные полицейские и испуганная публика успели его остановить.
   Несколько недель эту историю повторяли немного по-разному, но всегда с одним и тем же кровавым концом.
   Поскольку самоубийство было тесно связано с преступной деятельностью Лэрда, заодно обсуждали и ее. Жадные до новостей обыватели проглатывали сюжеты в мгновение ока, пресса из кожи вон лезла, чтобы удовлетворить их ненасытный интерес.
   Общество было возмущено двуличностью судьи и тем, как нагло он пользовался данной ему властью и служебным положением. Вдова, которая помогла вывести его на чистую воду, вызывала сочувствие и восхищение.
   Элиза избегала публичности. Она не хотела становиться знаменитостью. Ее победа была маленькой и очень простой. Но для нее самой она имела огромное значение — теперь Элиза смогла забрать тело своего брата и достойно похоронить. Чет Роллинз не был святым. Но такой ужасной смерти он тоже не заслужил. Возможно, теперь он обрел покой. Что касается Элизы, ее душа наконец была спокойна.
   Сейчас Элиза и Дункан лежали, обнявшись, их руки и ноги утомленно переплелись. Они занимались любовью всю ночь и все утро. Он потерся щекой о ее живот.
   — Тебе надо побриться, — сонно сказала она.
   — Потом. Сейчас я не могу ни идти, ни хотя бы пошевелиться.
   Она взъерошила ему волосы и прошептала:
   — А я и не хочу, чтобы ты уходил.
   Он принялся целовать ее; начал с живота, а под конец добрался и до губ, закончив путешествие долгим возбуждающим поцелуем. Когда они наконец оторвались друг от друга, она, не открывая глаз, пробормотала:
   — Я всего лишь сказала, что ты можешь никуда не ходить.
   — Тебе нравится эта колючая щетина?
   — В особенности эта колючая щетина.
   — Значит, ты должна выйти за меня замуж. Она открыла глаза:
   — Я не могу.
   — Можешь не отвечать сразу, — сказал Дункан, глядя в сторону. — У тебя есть время подумать.
   — Дункан, я не могу выйти за тебя замуж.
   Он вытянулся рядом с ней, подпер кулаком щеку.
   — Почему?
   — Потому что я тебя люблю.
   — Хм. Видишь ли, обычно бывает наоборот. Если кого-то любишь, хочешь выйти за него замуж.
   — Я тебя очень люблю. — Ее слова прозвучали как священная клятва.
   Торжественность передалась и ему.
   — Тогда я не понимаю, в чем проблема.
   — Во-первых, дети.
   Он погладил пальцем ее изящные скулы.
   — Перевязка маточных труб — обратимая операция.
   — Не всегда успешно.
   — А если неуспешно, мы усыновим детей. Или обойдемся без них.
   — Ты так не захочешь.
   — Больше всего я не хочу жить без тебя. — Он взял ее лицо в ладони. — Ты — самое главное, без чего не может состояться моя жизнь.
   — Мне нечего принести в такие важные отношения, как брак.
   Она ничего не взяла из дома Като, даже личные вещи оставила там. Когда ей позвонил адвокат Като и выразил соболезнования по поводу того, что Элиза не упомянута в завещании, она рассвирепела.
   — Мне противно от одной мысли прикоснуться к его собственности! — выпалила она в трубку.
   Дункан не имел к этому решению никакого отношения, но он был рад, что она решила именно так. Ему не хотелось, чтобы она хранила вещи, оставшиеся после Като Лэрда.
   — Пока я жила на сбережения, которые сделала еще до замужества, — сказала она ему. — Но скоро они закончатся, и мне придется искать работу.
   — А чем бы ты занялась, если бы проснулась и решила делать то, что хочется?
   Она задумалась.
   — Помнишь, я тебе рассказывала, что изучала историю кино до того, как переехать в Саванну?
   — Кино — твоя страсть. Ты же тогда почти цитировала эту слезливую девчачью историю.
   Она поморщилась от его терминологии, но спорить не стала.
   — Возле твоего дома есть старый кинотеатр.
   — За Форсайт-парком? Его еще в тридцатые годы построили. Он много лет стоит без дела.
   — Я подумала, что его можно было бы восстановить, — неуверенно продолжила она. — Получилось бы здорово. И показывать только классику. «Великана», «Лоуренса Аравийского», «Доктора Живаго». Длинные, эпические фильмы. Или нуар Трэйси и Хэпберн. Там можно было бы организовать множество кинофестивалей. Устраивать премьерные просмотры. Оборудовать в фойе ресторанчик, вино и все такое, а не привычный попкорн. Его можно сдавать в аренду для специальных торжеств, благотворительных собраний, корпоративных вечеров и прочего. Представь, как там было бы здорово проводить деловые съезды.
   Помнишь, в Бофорте мы разговаривали о фильмах, которые были сняты в этом городе? А если бы поблизости работала съемочная группа, то можно было бы пригласить режиссера или пару актеров рассказать о профессии. Например, в рамках сбора благотворительных средств. Представляешь, Энг Ли или Лассе Халлстром^[22]. — Заметив его улыбку, она замолчала. — Что?
   — Ты права. Тебе совершенно нечего принести в отношения.
   Она почувствовала, что он ее дразнит.
   — Думаешь, идея того стоит?
   — У меня только один вопрос: мне обязательно будет каждый раз надевать смокинг на все эти «мероприятия»?
   Она тихо засмеялась, но потом погрустнела:
   — Это ведь просто идея. Если делать так, как я это себе представляю, понадобится много денег.
   — Ну, я ведь тоже не перекати-поле. Мы найдем инвесторов, деньги отыщутся. — Он поправил ей прядь. За эти месяцы волосы натурального цвета уже отросли до подбородка. — Какие еще найдутся возражения против того, чтобы стать моей женой?
   — Твои друзья и родственники.
   — Они тебе не нравятся?
   — Дункан, брось шутить.
   — Ладно. Прости. Так что там с моими родственниками и друзьями?
   — Им придется постоянно общаться со мной. Как они к этому отнесутся?
   — Знаешь, ты убедила Диди отказаться от «химии» и начать выщипывать брови. Это, черт побери, серьезно. А вся мужская часть нашего полицейского департамента за моей спиной называет меня счастливчиком и по-черному завидует.
   — Тому, что ты свяжешь свою жизнь с официанткой из стрип-клуба?
   — Тому, что меня любит женщина, которая не побоялась встретиться с Савичем один на один. Поверь мне, в моем присутствии никто не рискнет даже пикнуть о нас с тобой. Но и в присутствии Диди они боятся распускать языки. А если кто не боится, то он мне не друг и его мнение для меня ничего не значит.
   — Зато мнение родителей для тебя кое-что значит. Ты любишь их. Они любят тебя. — Она отвернулась. — Я стану для них кошмаром.
   — Ты права, — вздохнул он. — Мама ужасно нервничает. Кажется, она впервые так из-за меня расстроилась. — Он взял ее за подбородок и повернул к себе лицо. — Я им сегодня звонил. Сказал, что завтра мы приедем ужинать. Мама пришла в ярость, что я не предупредил ее заранее. Оказывается, она хотела перекрасить гостиную, прежде чем я впервые приведу тебя в родной дом.
   — В родной дом? — Ее глаза заблестели такой ребяческой надеждой, что у него сердце заныло от любви. Всю свою жизнь он принимал как должное, что те, кто заботится о нем, любят его бескорыстно. Она никогда не знала этого счастья. Ничего, его любви хватит на то, чтобы это восполнить. И даже больше. — Они не осуждают меня за то, что я сделала?
   — Они умеют прощать, — улыбнулся он. Потом, уже посерьезнев, погладил ее по щеке. — Да и за что тебя прощать, Элиза? В чем твоя вина? Зло — это Савич. Злом был Като Лэрд. Не ты.
   Когда он замолчал, ее глаза блестели от слез. Она обняла его, прижалась губами к его губам, прошептала:
   — Я люблю тебя, Дункан. Люблю всей душой, всем сердцем. Люблю тебя. Люблю тебя.
   Он перевернулся, так что она оказалась под ним, крепко обнял и улыбнулся, прижимаясь к ее губам.
   — Будем считать, что ты сказала «да».