Браун Сандра. Рикошет

   — Спасибо, что не забыла.
   — Я говорю тебе это как друг. Ради твоего же блага. Твое рвение достойно восхищения, но надо держать себя в руках.
   Не испытывая ровным счетом никакого рвения, Дункан мрачно смотрел в окно. Саванна жарилась под палящим солнцем. Воздух был пропитан влагой. Раскисший, вялый пейзаж казался таким же утомленным, как и он сам. Сражавшийся с влажностью кондиционер в машине Диди терпел одно поражение за другим. Рубашка на спине Дункана уже насквозь промокла.
   Он вытер со лба капли пота.
   — Хоть я и принял сегодня утром душ, все равно от меня несет тюрьмой.
   — Жутко было?
   — Не особо, но возвращаться туда я больше не собираюсь.
   — Жерар тобой недоволен, — сказала она. Лейтенант Билл Жерар был их непосредственным начальником.
   — Судья Лэрд отпускает Савича на все четыре стороны, а Жерар недоволен мной?
   Диди притормозила на красный сигнал светофора и посмотрела на Дункана.
   — Я должна тебе кое-что сказать. Обещай, что не станешь беситься.
   — А я-то думал, нотации закончились.
   — Ты просто не оставил судье другого выбора.
   За два года, которые Диди работает его напарницей в отделе по расследованию убийств, Дункан ни разу не замечал в ней хотя бы отдаленных проблесков материнского инстинкта. Теперь же ее лицо им почти светилось.
   — После всего, что ты наговорил судье, он фактически обязан был обвинить тебя в неуважении к суду.
   — Значит, у нас с его честью много общего. Я тоже чувствую себя обязанным обвинить его в неуважении к суду.
   — По-моему, судья тебя понял. А Жерару приходится ходить по струнке, блюсти политику отдела. Он не может допустить, чтобы его детективы пререкались с судьями.
   — Ладно, ладно, я осознал, что был не прав. И понес заслуженное наказание. На следующем заседании по делу Савича обещаю вести себя по-джентльменски и блеять барашком. Но только до тех пор, пока судья Лэрд будет к нам снисходителен. В конце концов, он перед нами в долгу.
   — Хм, Дункан.
   — Что значит «хм»?
   — Сегодня днем звонил Майк Нельсон. — Она помедлила, вздохнув. — Окружной прокурор считает, что на Савича у нас нет достаточных…
   — Я ведь не желаю этого слышать, верно?
   — По его словам, с судом поторопились, вину мы бы все равно не доказали, поэтому он не станет назначать нового заседания. До тех пор, пока мы не найдем железобетонной улики, которая на сто процентов докажет причастность Савича.
   Дункан боялся чего-нибудь в этом роде. И все же бояться было не так горько, как выслушивать правду. Он уперся затылком в подголовник и закрыл глаза.
   — И какого черта я цепляюсь к Савичу и подобной ему мрази? Всем же наплевать. Кажется, окружной прокурор гораздо сильнее озабочен мной, чем дикарем, прошлой ночью убившим жену из-за пережаренной отбивной. Он сидел в соседней камере и раз двадцать повторил мне, что сукина дочь давно на это напрашивалась.
   Он со вздохом повернул голову и посмотрел в окно на росшие вдоль бульвара могучие дубы. Свисавший с них испанский лишайник как будто съежился от жары.
   — Я просто хочу сказать: чего мы суетимся? — риторически вопросил он. — Время от времени отстреливая перевозчиков наркотиков вроде Фредди Морриса, Савич выполняет полезную социальную функцию, разве не так?
   — Не так. Потому что не успеет тело этого перевозчика остыть, как у Савича уже будет готова ему замена.
   — Вот я и говорю, ради чего стараться? Все мое рвение, о котором ты упоминала, выдохлось. Я теперь пальцем не пошевельну. Хватит.
   Диди скорчила гримаску.
   — Знаешь, сколько мне лет? — спросил он.
   — Тридцать семь.
   — Восемь. Через двадцать лет мне стукнет пятьдесят восемь. Простата увеличится, а дружок усохнет. Поредеют волосы, нарастет брюшко.
   — Откуда такой мрачный взгляд на мир?
   — Оттуда, — огрызнулся он, резко выпрямившись в кресле и пристукивая указательным пальцем по панели приборов в такт своим словам. — Просто эти двадцать лет пройдут впустую. А таких, как Савич, будет еще больше, и все они продолжат убивать. Так ради чего все это?
   Диди свернула к бордюру и остановилась. Вдруг до него дошло, что она привезла его домой, а не на судебную стоянку, где осталась его машина после того, как Дункана обвинили в неуважении к суду и вывели из зала.
   — В общем, нам пришлось отступить. Завтра…
   — Отступить? Отступить? Да мы мертвы, как несчастный Фредди Моррис. Теперь любая мелкая сошка, которая втайне робко подумывала вступить в сделку с нами или с Федералами, до смерти напугана расправой. Савич использовал Фредди, чтобы предостеречь других. Теперь все твердо знают: проболтался — значит умер, и умер безобразной смертью. Никто ничего не скажет, — сказал он, подчеркнув последние слова.
   И впечатал кулак в ладонь.
   — Не могу поверить, что этот ловкий сукин сын снова ускользнул. Как ему удается? Ни у кого нет такого сверхъестественного везения. Или такой изворотливости. Наверное, однажды на своем заваленном трупами пути он встретился с дьяволом и заключил с ним сделку. Все черти, какие есть в аду, должны работать на него. Но я клянусь тебе, Диди, — если даже это будет последнее, что я сделаю… — Он заметил ее улыбку и замолчал. — Что?
   — Ничего, Дункан. Кажется, ты снова полон рвения. Он резко выругался, расстегнул ремень безопасности и толкнул дверцу.
   — Спасибо, что подвезла.
   — Я зайду. — Прежде чем выйти из машины, она сняла с крючка над задней дверцей пакет из химчистки.
   — Что это?
   — Костюм для сегодняшнего вечера. Переоденусь у тебя, тогда не придется тащиться домой, а потом обратно в центр.
   — Какого еще вечера?
   — Ужин в честь награждения. — Она испуганно взглянула на него: — Только не говори, что забыл.
   Он запустил пальцы в свою буйную шевелюру.
   — Забыл. Прости, напарница, но это сегодня не для меня. Сегодня он не хотел видеть никаких копов. Не хотел встречаться с Биллом Жераром в полуофициальной обстановке, потому что отлично знал: завтра его первым делом вызовут к начальнику в кабинет и со смаком надерут задницу. Чего он вполне заслуживает после устроенного им скандала в суде. Его гнев был справедлив, просто он дал ему волю не в то время и не в том месте. Диди права — он только навредил делу. Савич, наверное, остался этим очень доволен.
   Диди нагнулась, подобрала с дорожки к дому газеты и хлопнула ими Дункана по животу.
   — Ты пойдешь на этот ужин, — сказала она и стала подниматься по кирпичным ступеням, ведущим ко входной двери его дома.
   Отперев ее, они зашли внутрь; Дункан бросился к висевшему на стене термостату и подрегулировал кондиционер.
   — А с какой стати у тебя отключена сигнализация? — спросила Диди.
   — То и дело забываю код.
   — Ты никогда ничего не забываешь. Просто ленишься. Дункан, не включать сигнализацию просто глупо. Особенно сейчас.
   — Почему «особенно сейчас»?
   — Из-за Савича. Его слова «Мы еще увидимся. И скоро» походили на угрозу.
   — Надеюсь, он на меня нападет. Тогда у меня появится оправдание.
   — Для чего?
   — Для того, чтобы исполнить свой долг. — Он швырнул спортивную куртку на стул и пошел по коридору на кухню, расположенную в задней части дома. — Где комната для гостей и ванная, ты знаешь, — сказал он, указывая на лестницу. — Располагайся.
   — Дункан, ты идешь на этот ужин вместе со мной, — сказала Диди, преследуя его по пятам.
   — Нет, я иду на кухню выпить пива, а затем приму душ, съем сэндвич с ветчиной и горчицей, так чтобы до слез продрало, а потом…
   — Сыграешь на рояле?
   — Я не умею играть на рояле.
   — Что верно, то верно, — ядовито заметила она.
   — Потом, наверное, посмотрю какой-нибудь матч по телевизору и завалюсь пораньше спать. Ты представить себе не можешь, до чего я соскучился по своей кроватке за две ночи тюрьмы. Зато я точно знаю, что не собираюсь наряжаться и не иду на ужин.
   Она уперла руки в бока.
   — Ты обещал.
   Открыв холодильник, он не глядя достал банку пива, со щелчком открыл и смахнул ладонью выступившую пену.
   — Это было до того, как я отсидел в тюрьме.
   — Я получу поощрение.
   — Ты его заслужила. Поздравляю. Расколола вдову, раскроившую ломом череп мужа. У тебя острый нюх, напарница. Горжусь тобой. — Он поднял банку пива, как будто сказал тост, и пригубил.
   — Ты не понимаешь. Я не хочу идти на праздничный ужин одна. Ты будешь моим кавалером.
   Он захохотал, расплескав пиво.
   — Это же не кадриль. И потом, с каких пор тебе понадобились кавалеры ? Честно говоря, я это слово от тебя впервые слышу.
   — Если у меня не будет кавалера, грубияны из нашего отдела меня со свету сживут. Уорли и компания скажут, что я не смогу назначить кому-нибудь свидание, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Дункан, ты мой напарник. В твои обязанности входит прикрывать меня, в том числе и от тех мужланов, с которыми мне приходится вместе работать.
   — Позвони копу из отдела улик. Как его? Ну, тому, который всякий раз смущается, когда тебя видит. Пригласи его в кавалеры.
   Она брезгливо поморщилась.
   — У него влажные руки. Терпеть этого не могу, — сказала она и расстроено добавила: — Дункан, всего на пару часов.
   — Прости.
   — Ты просто не хочешь, чтобы нас видели вместе.
   — Что за бред? Нас постоянно видят вместе.
   — Но на вечеринке — никогда. Там могут оказаться люди, которые не знают, что мы с тобой напарники. А вдруг, не дай бог, они примут меня за твою подругу. То, что ты встречаешься с этой кучерявой коренастой пигалицей, может навредить твоей репутации неутомимого мачо.
   Он решительно поставил банку с пивом на стол.
   — Ты меня с ума сведешь. Во-первых, у меня никогда не было такой репутации. Во-вторых, кто считает тебя пигалицей?
   — Уорли назвал меня вертикально обделенной.
   — Уорли — козел. И ты вовсе не коренастая. Просто крепко сложена. Мускулистая, оттого что пашешь, как собака. А волосы у тебя кучерявятся из-за химии.
   — Так за ними проще ухаживать, — воинственно сказала она. — Не лезут в глаза. А откуда ты знаешь, что я делаю химию?
   — Свежая химия всегда пахнет. Раньше мама часто завивалась дома. Запах неделями не выветривался. Папа умолял маму сходить в парикмахерскую, но, по ее словам, там слишком дорого брали.
   — В салон красоты, Дункан. Никто больше не называет их парикмахерскими.
   — Я-то знаю. А мама — нет.
   — А они знают про твой арест?
   — Да, — грустно сказал он. — Мне был положен один телефонный звонок, так что я им позвонил. Они волнуются, если ничего не слышат обо мне пару дней. Теперь гордятся мной, хотя и беспокоятся. Сама знаешь, как это бывает.
   — Вообще-то не очень, — сказала она тем особенным угрюмым тоном, какой всегда появлялся у нее при упоминании, даже вскользь, ее родителей. — А про Савича они знают?
   Он пожал плечами:
   — Про него я умолчал.
   — И как они отнеслись к тому, что их сын в тюрьме?
   — Однажды им уже приходилось платить за меня залог, еще когда я учился в школе. Распитие спиртных напитков несовершеннолетними. Ну и досталось мне тогда. В этот раз папа посоветовал мне защищать правду до конца. Я, конечно, не сказал, что правду я защищал нецензурной бранью.
   Диди улыбнулась:
   — Повезло тебе с родителями.
   — Знаю. — По правде говоря, Дункан в самом деле понимал, насколько ему повезло. У Диди с родителями были натянутые отношения. Желая увести разговор от неприятной для нее темы, он сказал: — Я говорил, что папа осваивает высокие технологии? Сочиняет свои проповеди на компьютере. У него есть диск с полной версией Библии, можно найти любую цитату с помощью одной клавиши. Но не всем это нравится. Один консерватор из прихожан убежден, что Интернет это и есть Антихрист.
   Она рассмеялась:
   — Возможно, он прав.
   — Может быть. — Он взял пиво и отпил еще глоток.
   — Хоть мне никто и не предлагал, но я бы с удовольствием выпила диетической колы.
   — Извини. — Он открыл холодильник, пошарил внутри и с воплем отдернул руку. — Черт!
   — Что такое?
   — Напрасно я не включал сигнализацию.
   Диди оттолкнула его, заглянула в холодильник, ее лицо перекосилось, она отшатнулась, как и Дункан.
   — Что это?
   — Если тебе интересно мое мнение, это язык Фредди Морриса.

Глава 2

   Решили, что на следующее утро Дункан отнесет задубевший за несколько месяцев язык патологоанатому. Пока же он положил его в пакет для улик и вернул обратно в холодильник.
   — Ты что, собираешься оставить его там? Вместе с едой ? — Диди была шокирована.
   — Иначе им весь дом провоняет.
   — Попросишь, чтобы здесь поискали отпечатки пальцев?
   — Толку от этого не будет, только перевернут все вверх дном.
   Кто бы ни побывал у него дома — Савич или, как думал Дункан, один из его многочисленных шестерок, — он явно был слишком умен и не оставил бы отпечатков. Этот унизительный подарок, сморщенный кусок плоти, был неприятной находкой. Однако гораздо неприятнее сознавать, что кто-то вторгся в твой дом. Подброшенный язык, в сущности, был просто шалостью Савича, его дразнилкой. Щелчком по носу потерпевшего поражение Дункана.
   Но смысл этой дразнилки был далеко не смешным. Дункан уловил скрытую угрозу в дерзком прощании Савича; жуткая находка — отнюдь не исполнение этой угрозы, но всего лишь прелюдия, намек на то, что ждет впереди. Намек на то, что Дункан уязвим, а Савич настроен серьезно. Проникнув в дом, Савич вывел их с Дунканом противостояние на новый уровень. Теперь остаться в живых мог только один.
   Дункан не стал высказывать Диди свои опасения, хотя отлично понимал, кто такой Савич и каким жестоким он может быть. Если он предпримет атаку на Дункана, то она будет беспощадной. Одно плохо: он может не заметить ее приближения, а потом будет уже слишком поздно. Это сейчас беспокоило Дункана больше всего.
   Он надеялся, что неприятная находка избавит его от необходимости сопровождать Диди на торжественный ужин. Теперь она, конечно, не станет упрашивать. Но Диди не унималась, и в конце концов он сдался. Переоделся в темный костюм, нацепил галстук и отправился с ней в один из самых крупных отелей города, арендованный для вечера.
   Войдя в зал, Дункан окинул взглядом толпу и застыл как вкопанный.
   — Глазам своим не верю! — воскликнул он.
   Диди проследила за его взглядом и тихонько взвыла.
   — Дункан, клянусь, я не знала, что он здесь будет. Судья Като Лэрд, щегольски одетый и элегантный, как и бокал в его руке, беседовал с начальником полиции Тэйлором.
   — Ты официально освобождаешься от своих обязанностей, — сказала Диди. — Если хочешь уйти, я не скажу ни слова.
   Дункан, не отрываясь, смотрел на судью. Когда Лэрд смеялся, в углах его глаз собирались лучистые морщинки. Он выглядел как человек, абсолютно уверенный в правоте любого из своих решений — от выбора галстука для сегодняшнего вечера до объявления незаконным судебного разбирательства по обвинению Савича в убийстве.
   Нет, если Дункан сбежит отсюда поджав хвост, то будет последней сволочью.
   — Черта с два, — сказал он Диди. — Упустить возможность побыть твоим кавалером, когда ты разрядилась в пух и прах? Когда ты в юбке? Я впервые в жизни вижу тебя в юбке.
   — Я поклялась не надевать юбок, когда закончила католическую школу.
   Он оценивающе осмотрел ее ноги:
   — Выше среднего. Пожалуй, крепкая четверка.
   — Ты, конечно, засранец, но за комплимент спасибо.
   Вдвоем они принялись пробираться сквозь толпу, останавливаясь, чтобы переброситься словом с другими полицейскими и познакомиться с высокопоставленными людьми, которых видели впервые. Некоторые вспоминали про сорок восемь часов, проведенных Дунканом в тюрьме; интонации при этом варьировались от гневных до сочувственных. Дункан отшучивался.
   Начальник полиции Тэйлор, как только заметил их, извинился перед своими собеседниками и подошел поздравить Диди с отличием; о нем должны были объявить позже. Пока она благодарила в ответ, кто-то окликнул Дункана из-за спины.
   Повернувшись, он столкнулся нос к носу с Като Лэрдом. Простодушное выражение его лица дало бы фору любой девочке из церковного хора отца Дункана. Хотя желваки у детектива непроизвольно напряглись, он вежливо поздоровался:
   — Судья Лэрд.
   — Детектив. Никаких обид, надеюсь. — Судья протянул руку. Дункан пожал ее.
   — За то, что упекли меня в тюрьму? Я сам виноват.
   — А за незаконное судебное разбирательство? Поверх плеча судьи Дункан посмотрел на Диди. Ее как раз представляли мэру, тот восторженно тряс ее руку. При этом она не спускала тревожного взгляда со своего напарника и судьи. Дункану хотелось откровенно поведать судье все, что он думает о его председательстве и куда тот должен засунуть свой молоточек.
   Но сегодняшний вечер принадлежал Диди. Он будет держать себя в руках. Он даже умолчит о неприятном сюрпризе, поджидавшем его по возвращении домой.
   Дункан встретился взглядом с темными глазами судьи.
   — Вам, как и мне, отлично известна причастность Савича к смерти Морриса. Уверен, вы разделяете мои сожаления, что его пришлось отпустить. — Он сделал паузу, ожидая, пока судья это проглотит. — Но я также уверен, что в данных обстоятельствах вы действовали согласно закону и собственной совести.
   Судья Лэрд слегка кивнул:
   — Я рад, что вы понимаете всю сложность ситуации.
   — Ну а как же, у меня было целых сорок восемь часов, чтобы ее понять, — ухмыльнулся Дункан, и если судья Лэрд был способен хоть что-то замечать, он не нашел бы в этой улыбке и тени дружелюбия. — Прошу прощения. Меня зовет напарница.
   — Конечно. Приятного вечера.
   Судья сделал шаг в сторону, и Дункан, слегка его задев, прошел мимо.
   — Что он сказал? — спросила Диди краем рта, когда Дункан взял ее под руку и повел к бару.
   — Пожелал приятного вечера. А это значит — надо выпить.
   Они протолкались к бару, где Дункан заказал бурбон с водой для себя и диетическую колу для Диди. Здесь к ним протиснулся еще один полицейский из их отдела. Руки у него были заняты выпивкой и тарелкой, нагруженной закусками.
   — Салют, Дунк, — прочавкал он, жуя крабовый салат. — Представь меня своей новой цыпочке.
   — Чтоб ты своим дерьмом подавился, Уорли, — сказала «цыпочка».
   — Кто бы мог подумать? У нее голос детектива Боуэн!
   Уорли был хорошим детективом из числа тех «мужланов», которых упоминала Диди. Где бы он ни появлялся, во рту у него всегда торчала зубочистка; вот и сейчас, даже жуя канапе, он с ней не расставался. Они с Диди без конца задирались друг к другу, стараясь задеть побольнее. Счет обычно был равный.
   — Отвали, Уорли, — сказал Дункан. — Диди сегодня будут награждать. Веди себя хорошо.
   Диди всегда была в рабочем настроении. Проработав с ней два года, Дункан почти уверился, что это единственное настроение, какое у нее бывает. Даже сейчас, несмотря на юбку и подкрашенные губы по случаю торжества, голова у нее работала как у полицейского.
   — Расскажи Уорли про свою находку.
   Дункан описал отрезанный язык. Потом указал на кусок мяса на тарелке Уорли:
   — Вот так примерно он и выглядел.
   — Господи, — Уорли передернуло. — С чего ты взял, что он принадлежал Моррису?
   — Просто догадка, и, как мне кажется, очень удачная. Завтра понесу его в лабораторию.
   — Савич тебя провоцирует.
   — У такого фигляра это в крови.
   — Но заявиться к тебе домой… — Уорли передвинул зубочистку в противоположный уголок рта и забросил в рот тот самый кусок мяса, — это наглость. Описался от страха, Дунк?
   — Было бы глупо совсем не бояться, — ответила за него Диди. — Правильно, Дункан?
   — Наверное, — рассеянно ответил тот. Интересно, сможет ли он прикончить Савича безо всякого сожаления, когда дело дойдет до решающего столкновения? Наверное, сможет, потому что иначе Савич убьет его, ни секунды не колеблясь.
   Пытаясь разрядить атмосферу, Уорли сказал:
   — Честное слово, Диди, ты сегодня шикарно выглядишь.
   — Тебя это никак не касается.
   — Если я как следует напьюсь, то, может, смогу разглядеть в тебе женщину.
   Диди не зевала:
   — Увы, мне никогда не напиться до такой степени, чтобы разглядеть в тебе мужчину.
   Обычная дружеская перепалка между сослуживцами. Мужчины в отделе насильственных преступлений не давали Диди ни минуты покоя, хотя уважали ее опыт, прилежание и целеустремленность — всего этого у нее хватало с избытком. Когда требовало дело, острые языки выслушивали ее с не меньшим вниманием, чем коллег-мужчин. А иногда и с большим. Женская интуиция перестала быть просто присказкой. Благодаря прозорливости Диди в нее поверили.
   Зная, что Диди сама может постоять за себя, Дункан отвернулся и принялся рассматривать толпу гостей.
   Позже он вспоминал, что сначала его внимание привлекли ее волосы.
   Она стояла прямо под одним из потолочных софитов, лившим на нее свет с высоты тридцати футов. Он высвечивал ее, словно театральный прожектор, придавая ослепительно белый оттенок волосам, превращая в единственную блондинку в зале.
   Почти строгая в своей простоте прическа — волосы уложены в низкий узел — подчеркивала совершенную форму головы и грацию длинной шеи. Пока он любовался этой бледной шеей, малоприметная женщина, почти целиком заслонявшая незнакомку, отошла. И он увидел ее спину. Всю целиком. Манящую, обнаженную от шеи до талии и даже ниже.
   Он и не знал, что там, оказывается, можно носить драгоценности — на пояснице у нее переливалась бриллиантовым блеском брошь. Камни, подумал он, наверное, теплые, как и ее кожа.
   Ему самому стало жарко, хотя он просто смотрел на нее.
   Кто-то подошел к ней сзади, что-то сказал, она обернулась, и Дункан впервые увидел ее лицо. Позже ему казалось, что челюсть у него по-настоящему упала на пол.
   — Дунк? — Уорли ткнул его локтем под руку. — Все нормально?
   — Да. Конечно.
   — Я спросил, как сиделось в тюрьме.
   — Как у Христа за пазухой.
   Уорли бросил на него плотоядный взгляд, придвинулся поближе и спросил:
   — Пришлось отбиваться от сокамерников, истосковавшихся по ласке?
   — Что ты, Уорли, они все тебя ждут не дождутся. Диди так резко засмеялась, что даже фыркнула.
   — Молодчина, Дункан.
   Он снова отвернулся, но блондинки на прежнем месте уже не было. Нетерпеливо обшарив взглядом гостей, он отыскал ее. Она пила белое вино и разговаривала с солидной пожилой парой; ни вино, ни разговор ее явно не занимали. Она вежливо улыбалась, но глаза сохраняли отсутствующее выражение, будто она плохо осознавала происходившее вокруг.
   — Кончай пялиться. — Диди наклонилась к Дункану и проследила за его взглядом. — Честное слово, Дункан, — сердито прибавила она, — ты из себя посмешище делаешь.
   — Ничего не могу поделать. Не в силах бороться с похотью.
   — Возьми себя в руки.
   — Не могу.
   — В смысле не хочешь.
   — Именно не хочу. Меня поразила молния, а это, оказывается, чертовски приятно.
   — Молния?
   — Да. И еще кое-кто.
   Диди критически оглядела незнакомку и пожала плечами.
   — Согласна, она ничего. Если тебе нравятся высокие, стройные, длинноволосые с безупречной кожей.
   — Ты на лицо ее посмотри. Она шумно отпила колы.
   — Вижу, вижу. Отдаю ей должное. Твоя система сексуальной навигации, как обычно, засекла самую аппетитную крошку.
   Он хитро ей улыбнулся:
   — Мой врожденный талант.
   Пара распрощалась с незнакомкой, оставив ее одну посреди толпы.
   — Даме бесприютно и одиноко, — сказал Дункан. — И только большой и сильный коп может прийти к ней на помощь. Подержи мою выпивку. — Он сунул Диди бокал.
   — С ума сошел? — Она преградила ему дорогу. — Это будет верхом идиотизма. Я не собираюсь стоять и смотреть, как ты сам роешь себе яму.
   — Ты о чем? Внезапно Диди осенило:
   — А, ты не знаешь.
   — Чего?
   — Дункан, она замужем.
   — Черт. И кто муж?
   — Судья Като Лэрд.
   — Что он тебе сказал?
   Элиза Лэрд положила на туалетный столик инкрустированную драгоценностями сумочку и сняла босоножки. Като поднялся в спальню первым. Он уже успел раздеться и теперь сидел в халате на краю постели.
   — Кто? — спросила она.
   — Дункан Хэтчер.
   Она вытащила из прически шпильку.
   — Кто это?
   — Мужчина, с которым ты разговаривала на крыльце. Когда я отошел заплатить за парковку. Ты должна помнить. Высокий, крепкий, давно пора подстричься, мускулы как у спортсмена. Коим он и был — играл крайним в американском футболе. В Джорджии, кажется.
   — А, верно. — Она положила шпильки рядом с сумочкой, сняла шиньон и пальцами растрепала волосы. Потом улыбнулась отраженному в зеркале мужу. — Он спросил, нет ли у меня мелочи, чтобы разменять десять долларов. Хотел дать на чай парковщику, а мелких купюр у него не было.
   — Попросил разменять деньги, и все?
   — Хм. — Она попыталась расстегнуть бриллиантовую брошь на пояснице. — Будь добр, помоги.
   Като встал с кровати и подошел. Расстегнув замок броши, он аккуратно вытянул ее из черного шелка и отдал жене. Потом опустил руки ей на плечи и нежно их сжал.
   — Хэтчер называл тебя по имени?
   — Честное слово, не помню. А что? Кто он такой?
   — Детектив по расследованию убийств.
   — Из полиции Саванны?
   — Прославленный герой с дипломом по криминологии. Интеллект, подкрепленный мускулами.
   — Впечатляет.
   — До последнего времени был образцовым офицером.
   — До последнего времени?