Буссенар Луи Анри. Необыкновенные приключения Синего человека (= Голубой человек)

   - Потеряли к нам интерес, - отвечал Жан-Мари. - А может, и вовсе нас не преследовали. Вероятно, их путь идет с Востока на Запад. А мы просто оказались у них на дороге.
   - А по-моему, они нас догонят во что бы то ни стало. Успокаиваться рано.
   - Боюсь, что так...
   - Нет, - отозвался Генипа.
   - Почему?
   - Мы спустимся по "дороге Дьявола"!.. Санбасы не смогут по ней пройти.
   - А что это за "дорога Дьявола"?
   - Это здесь, я знаю ее.
   - Так веди же нас скорее!
   Два часа спустя крутые тропки привели измученных путников к гранитной скале высотой больше двадцати метров. Она загораживала вход в долину и казалась совершенно непреодолимой.
   - Вот и пришли, - удовлетворенно произнес индеец.
   - Это и есть "дорога Дьявола"? Пожалуй, до дьявола добраться легче, чем вскарабкаться на эту гору.
   - Дорога с другой стороны.
   - Нам придется взбираться наверх?
   - Да!
   - Не подставишь ли ты нам спину?
   - Беник говорит глупости!
   - Прости, дружище, со мной это иногда случается.
   Не говоря больше ни слова, вождь направился к громадному дереву с блестящей листвой и плодами величиной с тыкву. Ствол его, казалось, прирос к скале. Генипа придирчиво осмотрел многочисленные лианы, обвивавшие исполина, и выбрал одну, самую крепкую. На всякий случай он попросил всех разом ухватиться за конец растения и успокоился лишь тогда, когда испытание прошло успешно.
   Сняв одежду и нисколько не стесняясь своей наготы, индеец завернул в лохмотья собаку, с силой затянул узел и закрепил у себя на шее. Пес весил довольно много, однако. Знаток кураре с легкостью подтянулся на руках, так что ему мог бы позавидовать самый выдающийся гимнаст.
   Уаруку, которому подобное обращение было явно не по вкусу, тем не менее, не сопротивлялся и старался не двигаться, чтобы не помешать хозяину.
   Через три минуты человек и пес скрылись в густой кроне дерева.
   Подошла очередь Беника.
   - Эй, поднимайтесь сюда! - Он легко взобрался наверх - пригодилась привычка лазить по мачтам.
   Жан-Мари, а затем Ивон с успехом повторили его маневр.
   Феликсу подъем тоже удался на славу. Недаром когда-то, в коллеже, он был чемпионом по гимнастике.
   Как только Синий человек присоединился к остальным, вождь урити принялся что есть мочи лупить своим луком по лиане, которая в конце концов оторвалась и отлетела метра на два от дерева.
   - Теперь никто не заметит, где мы поднимались!
   Чем выше они оказывались, тем больше попадалось на пути сорняков, мертвой листвы, сломанных веток. А когда верхолазы увидели круглое, примерно метрового диаметра, отверстие в скале, Беник воскликнул:
   - Как! Опять туннель? Ну и денек!
   - Этот не такой длинный, как ход санбасов, - ответил Генипа.
   - Нужно идти туда?
   - Да!
   - На четвереньках, что ли?
   - Как Уаруку.
   - Ну ладно! Вперед... Надеюсь, сюда муравьи не доберутся...
   Собака, которой найденный ход, несомненно, был хорошо знаком, по обыкновению вошла первой. За ней последовал хозяин.
   На сей раз это была естественная трещина геологического происхождения, такая крутая, что путешественники едва удерживались от падения. Им приходилось упираться в потолок спиной, а в пол ногами. Когда щель становилась уже, то вставали на колени.
   Подъем, спуск. Спуск, подъем. Это длилось минуты четыре, не больше. Свет возник внезапно.
   - Мы идем правильно, - обрадовался индеец.
   - Где же дорога? - сощурившись от яркого света спросил Жан-Мари.
   - Да вот же она! - Генипа показал на узенький карниз. Ширина его не достигала и сорока сантиметров.
   Справа и слева, вниз и вверх шли отвесные скалы. Наверху - синее небо. Внизу - пропасть глубиной метров в шестьдесят. Впрочем, быть может, она была и много глубже. На уступах росли огромные деревья, и трудно было понять, где кончался обрыв.
   Феликс не мог смотреть вниз без содрогания.
   - Пошли! - скомандовал индеец.
   - Одну минутку! - отозвался Синий человек. - У меня нет уверенности, что я смогу пройти этой козьей тропой.
   - Да бросьте, месье, - ободрил его Беник, - это пара пустяков.
   - Для вас, возможно, это и так. Вы ведь привыкли лазить по реям. Но я привык лишь к парижским тротуарам.
   - У вас кружится голова?
   - Невыносимо!..
   - О, дьявол! Единственное средство - это не смотреть вниз. Только вверх, только в небо. В крайнем случае закройте глаза.
   - Если бы можно было пройти на четвереньках!..
   - Исключено! Здесь не так широко.
   - Ну что же... Вперед! Нельзя же задерживать вас. А кроме того, что я, собственно, теряю? - с горечью заключил бакалейщик.
   - Может быть, вы встанете между Жаном-Мари и мной?
   - Ни в коем случае! Я завершаю процессию и останусь на своем месте. Вы знаете, насколько длинна эта чертова дорога?
   - Нет, индеец ничего не сказал. Кстати, он уже довольно далеко ушел. Надо бы поспешить. Там, впереди, уступ сворачивает. Ивон и Жан-Мари скрылись за поворотом, я их не вижу.
   - Ну, чему быть, того не миновать... Идем!
   С этими словами Беник вступил на тропу так, что спина его крепко прижалась к отвесной скале, а взгляд обратился в сторону пропасти. Осторожно переставляя левую ногу и подтягивая правую, он начал продвигаться вперед. Главное - не задеть выступавшие камни и не потерять равновесие.
   Так прошло пять минут. Добравшись до места, где карниз сворачивал, огибая скалу, матрос с облегчением увидел, что дальше дорога расширялась вдвое.
   Но только он обернулся, чтобы поделиться радостной новостью с парижанином, как горло его перехватило от душераздирающего крика.
   Беник похолодел, руки и ноги онемели от испуга.
   - Месье!.. Месье Феликс!..
   Ответа не было.
   В отчаянии Беник вернулся туда, откуда начался его опасный путь, потерянным взглядом окинул карниз.
   Вокруг было пусто и тихо.
   Синий человек исчез.
   Конец первой части.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ЗНАТОК КУРАРЕ
   ГЛАВА 1
   Паталосы. - Жестокость во всем. - Людоеды. - Зловещие украшения. Скоро праздник. - Церемония курения табака. - Шествие. - Грот. - И снова пленники. - Где же Синий человек? - Перед смертью. - Танец скелетов. Прощание. - Ивон станет первой жертвой. - Сверхъестественное спасение.
   Среди множества индейских племен, что обитают в бесконечных просторах Бразилии, племя паталосов, безусловно, одно из самых жестоких.
   Паталосы обычно селятся по берегам рек. По натуре они кочевники уходят и возвращаются, когда захотят. Иногда пропадают где-то целыми месяцами, а потом вдруг появляются как снег на голову. Индейцы других племен и представить себе не могут, куда забрасывает судьба этих бродяг.
   Если паталосам понравился какой-то участок, то они занимают его, грубо попирая права тех, кто пришел сюда до них, освободил землю от вековых деревьев, выкорчевал пни, распахал и засеял зерном.
   Мирные земледельцы не в силах противиться их жестокому натиску. Плоды долгого и тяжелого труда пожинают захватчики, сами же пахари часто голодают, но не решаются протестовать. Паталосы очень воинственны. Им неведомо понятие "чужое", зато они слишком широко понимают, что такое "мое", с неимоверной жестокостью подавляя любое сопротивление.
   При виде тучных полей и плодоносящих деревьев у паталосов загораются глаза. Они палец о палец не ударят, чтобы вырастить маниоку, бананы, батат*, ямс**, маис или табак, но приложат все усилия, чтобы завладеть плодами чужого труда. Прежде чем выгнать безответных землепашцев с насиженных мест, они с редкой бесцеремонностью заставят их убрать и сложить в закрома весь урожай.
   ______________
   * Батат - растение семейства вьюнковых, употребляется в пищу.
   ** Ямс - многолетнее растение со съедобными клубнями.
   Иные племена, зная натуру паталосов, подчиняются им беспрекословно. Оставив грабителям все свои припасы, несчастные кормятся охотой и рыболовством.
   Таковы местные нравы. Всем это известно. Никто не протестует. Редкий счастливый год проходит без того, чтобы то или другое племя не опустошили паталосы. Но все привыкли платить оброк.
   Паталосы - достаточно многочисленное племя. Считается, что их около полутора тысяч. Они куда дисциплинированнее, чем большинство их соседей. В отличие от остальных, эти дикари не распыляют свои силы. Во главе их отрядов всегда есть начальники, которым индейцы подчинены целиком и полностью. В любую минуту свирепые краснокожие готовы напасть на более слабых. А так как другие племена разобщены и малочисленны, то паталосы успешно пиратствуют по всей округе, ничем, собственно, не рискуя.
   Им ведом секрет кураре. Они ни минуты не колеблются, если надо применить яд к беззащитным людям. Человеческое мясо - вот что их привлекает. Паталосы - племя людоедов.
   Среди таких деликатесов*, как свинина, мясо гокко**, сыр или человечина (обычно это бывают подростки), они, как правило, предпочитают последнее.
   ______________
   * Деликатес - изысканное, тонкое кушанье.
   ** Гокко - птица из породы куриных.
   Одним словом, это поистине кровожадные двуногие животные.
   Однако паталосы, видимо, стремятся еще усугубить страшное впечатление, какое на всех производят. Они носят отвратительные украшения, придающие им одновременно пугающий и отталкивающий вид. Верхнюю губу прокалывают в двух местах на уровне клыков. В каждое отверстие вставляют клык свиньи так, чтобы клыки смотрели в противоположные стороны. Получается нечто похожее на слоновые бивни. Нижнюю губу также надрезают и вставляют еще один зуб, направленный вниз: своего рода бородка. В довершение картины проделывают отверстие в носу и вставляют туда кость, на сей раз человеческую.
   Паталосы разрисовывают себе лицо и тело самыми невероятными и экстравагантными* красками. Ноги обычно иссиня-черные. Зубы тоже чернят. А щеки покрывают ярко-красным цветом.
   ______________
   * Экстравагантный - причудливый, необычайный.
   Вообразите, что за вид!
   Женщины племени не менее жестоки и кровожадны, чем мужчины. Они также предпочитают всему человеческое мясо. Их украшения сделаны с не меньшей фантазией: все тело, кроме шеи, покрыто черным, на этом фоне выделяются белые и желтые узоры.
   Все краски приготавливаются или из древесного сока - в живом растении он молочно-белый, а потом быстро чернеет или желтеет, или из муравьиных выделений.
   Внутри примитивных жилищ паталосов все говорит о том, что они людоеды. Всюду разбросаны человеческие останки. Чем их больше, тем лучше, престижнее. Это своего рода поза, бравада, чтобы еще более напугать и без того запуганных соседей.
   Барабаны обтянуты человеческой кожей. Флейты сделаны из человеческих костей, ожерелья - из зубов и волос. Черепа превращены в кубки. Рукоятки кинжалов - тоже человеческие кости. На самом видном месте выставляется высушенная кисть руки, покрытая воском.
   У паталосов существуют таинственные празднества, во время которых их жестокость не знает удержу.
   Горе тому, кто попадет им в руки. Ничто не спасет несчастного от ужасных пыток и мученической смерти.
   Итак, в одно прекрасное апрельское утро того же 1887 года, в котором произошли все предшествующие события, паталосская деревушка, расположенная на глухом берегу неизвестной географам реки, была охвачена всеобщим ликованием.
   Глухо били барабаны, визжали флейты, по всей округе разносилось протяжное, жадное рычание каннибалов. В каждой хижине пили, ели, балаганили.
   Можно было подумать, что племя готовится к фестивалю монстров - каждый, будь то мужчина, женщина или ребенок, оживлен, пьян. На всех праздничные украшения: свежие краски на теле, потрепанные во время последней оргии головные уборы из перьев обновлены. Везде суета. Соседи ходят друг к другу в гости и пьют, пьют, пьют... Нетерпеливо расспрашивают о чем-то один другого. Все чего-то ждут.
   Наконец раздался пронзительный свист. Из самой большой хижины вышла пышная процессия. Впереди - колдун. Его наряд, за исключением незначительных деталей, повторял облачение колдуна из племени Онсы. Рядом шествовал вождь. Его сразу можно было узнать. На голове индейца красовалась диадема с двумя огромными перьями красного попугая.
   Колдун бешено свистнул, а затем внезапно смолк и... взялся за табак.
   Известно, как это делается у цивилизованных людей. Приверженцы вредной привычки нюхают молотый табак то одной, то другой ноздрей.
   У индейцев, и в частности, у паталосов, это очень важный акт, которому придается большое значение. Он всегда сопровождается особенным ритуалом*.
   ______________
   * Ритуал - совокупность раз и навсегда принятых действий.
   Табак засыпают в огромную раковину конической формы. Ее закупоривают крылом летучей мыши, пропитанным каучуковым соком. В верхушке конуса проделано тоненькое отверстие для того, чтобы высыпать чихательный порошок.
   Некто, выполняющий роль кадилоносца, обычно это подручный колдуна, с особенной помпой и торжественностью несет раковину и инструмент диковинной формы - он состоит из двух полых костей, скрещенных в форме "X" и связанных посередине.
   По команде колдуна его помощник останавливается, наклоняет раковину, высыпает в каждую трубочку "икса" некоторое количество порошка, причем внимательно следит за тем, чтобы не пересыпать, а затем передает наполненный инструмент в руки колдуну. Тотчас же рядом останавливается вождь, открывает рот, зажимает губами одну часть "икса", а другую вставляет в ноздрю. Колдун делает то же самое, и так они стоят неподвижно, лицом к лицу и делают глубокие вдохи. Церемония заканчивается одновременным резким выдыханием.
   Начинается музыка, и кортеж* направляется к прибрежным скалам. Простые смертные с наслаждением курят сигары толщиной в кулак и длиной чуть ли не в человеческую руку. Курение вдвоем - прерогатива** высших сановников племени.
   ______________
   * Кортеж - торжественное шествие.
   ** Прерогатива - исключительное право, преимущество.
   Вождь и колдун подошли к большой стрелке, сделанной из человеческих костей, указывающей в направлении длинного коридора. Он уходил в темноту горной пещеры.
   Внутри царила кромешная тьма. Зажгли факелы и молча двинулись вперед, ступая по мелкому, белому песку.
   Через двести метров коридор вдруг расширился и вывел процессию в просторную пещеру, украшенную сталактитами*.
   ______________
   * Сталактиты - известковые сосульки, свешивающиеся с потолка пещеры.
   Колдун, как главный церемониймейстер*, поднес к губам дудку и издал резкий звук. Женщины и дети остались стоять посреди грота**, в то время как мужская половина отправилась дальше.
   ______________
   * Церемониймейстер - наблюдающий за порядком проведения торжественных шествий.
   ** Грот - здесь: пещера.
   Из первой пещеры выходил другой коридор, более прямой, нежели предыдущий. Ширины его хватало только, чтобы разойтись двоим. Уже спустя пятьдесят метров показался следующий грот, колоссальных размеров.
   В нем с высоты десяти метров свисали великолепные, искрящиеся, словно кристаллы, сталактиты.
   В центре находился просторный естественный водоем, очень глубокий, спокойный, с прозрачной холодной водой.
   Этот шедевр*, созданный природой, при свете факелов выглядел волшебной сказкой. Однако дикари были абсолютно равнодушны к красоте.
   ______________
   * Шедевр - образцовое произведение, вершина искусства.
   Внутреннее озеро сверкало и переливалось, а сталактиты, в составе которых было, возможно, немало золота, излучали несказанно прекрасное сияние.
   Воины до сих пор хранили молчание. Наконец колдун высоким голосом произнес несколько слов, которые прозвучали словно раскаты грома, и эхо разнесло их по пещере.
   Паталосы тут же принялись зловеще рычать, и поднялся такой глухой рокот, что из-за вибрации* сталактиты начали обламываться и с шумом падать в озеро.
   ______________
   * Вибрация - колебание, дрожание.
   Это явно считалось у индейцев доброй приметой, потому что на их свирепых лицах отразилась вдруг радость и непонятное вожделение*.
   ______________
   * Вожделение - здесь: предвкушение пиршества.
   Не сон ли это? Показалось, что в ответ на их рычание послышался тонкий, едва уловимый звук, похожий на крик животного. Скорее всего на лай собаки.
   Потом из глубины грота раздался человеческий шепот. Паталосы, явно его ожидавшие, вновь пустились в путь, обошли озеро и оказались перед массивной глыбой, похожей на жертвенник с небольшой канавкой посередине.
   Индейцы окружили глыбу, подняли руки с факелами и застыли, словно кариатиды*.
   ______________
   * Кариатида - статуя, выполняющая роль столба, колонны.
   Рядом с огромной чашей лежали четыре человека, трое из которых - увы! были одеты по-европейски. Четвертый - почти голый. Тут же находилась собака. Веревка, за которую ее привязали, оказалась столь короткой, что псине пришлось стоять не на лапах, а на коленях. Глаза ее слезились, шерсть стояла дыбом. Несчастное животное беспрерывно злобно лаяло.
   - Мне кажется, - вполголоса по-французски произнес один из связанных, что теперь наконец-то нам будет по-настоящему не до смеха. Как думаешь, Беник?
   - Конечно, мой бедный Жан-Мари. Эй, Ивон!
   - Слушаю, дядя!
   - В паршивую переделку я вовлек тебя, малыш! У меня сердце разрывается.
   - Не говорите так, - отозвался мальчик. В голосе его не было волнения. Он как будто бы наблюдал за происходившим со стороны. Ему было безразлично, когда придет смерть: чуть раньше или чуть позже.
   - Ты ни о чем не жалеешь, мой мальчик?
   - Я жалею о зеленых лесах, о прекрасном море, о моей профессии матроса, о жизни вместе с вами и... о месье Феликсе, нашем чудесном товарище. Но ничего не поделаешь. Будь что будет!
   - Парень у нас смельчак, настоящий мужчина, - глухо зашептал Жан-Мари.
   - Мужество ему пригодится, как, впрочем, и нам всем. Если не ошибаюсь, придется туго. Меня немного утешает лишь то, что бедный месье Феликс разбился там, на этой чертовой скале, и не будет мучиться здесь, когда проклятые язычники* принесут нас в жертву. Генипа! Что ты думаешь об этом?
   ______________
   * Язычники - приверженцы язычества, религии, признававшей многобожие.
   - Это паталосы...
   - Ну и страшилища! Думаешь, они нас съедят?
   - Да!
   - Черт побери! Валяться здесь и не иметь возможности пошевельнуть ни рукой, ни ногой!.. Не иметь возможности врезать этим макакам*, швырнуть в них камень... Только ждать, когда тебя поджарят и подадут с гарниром из вкусных бататов...
   ______________
   * Макака - род обезьяны.
   - А все-таки взгляните, как здесь красиво. Похоже, что это из золота, настоящего золота. Его здесь, наверное, столько, что хватило бы на сто тысяч кораблей! На целый флот!
   - А уж на рыболовецкое судно и подавно! А, Беник?..
   - Да!.. И махнуть бы в Роскоф!..
   - В родную Бретань...
   - А бедняга месье Феликс...
   Тем временем паталосы с любопытством внимали разговору, в котором не понимали ни слова. Удовлетворив любопытство, они завопили еще сильнее прежнего. Вожделение вновь загорелось на их лицах. Скоро начнется праздник.
   Колдун поднес к губам флейту и заиграл свою жуткую мелодию. Индейцы, и без того подогретые выпитым за день, постепенно начали раскачиваться из стороны в сторону и трясти головами.
   Понемногу ритм ускорялся. Движения танцоров становились быстрее. Украшения из человеческих костей издавали зловещие звуки.
   Внезапно все остановились, а затем выстроились друг за другом. Вперед вышли вождь и колдун и взялись за иксообразный инструмент. Вся церемония повторилась.
   После этого паталосы на редкость синхронно* подняли вверх руки с кастетами** и с грохотом швырнули оружие оземь, потом стали приподнимать то одну, то другую ногу, откидывались назад, нагибались вперед, падали на колени, вскакивали, замирали, подобно статуям, и кричали, страшно, воинственно кричали.
   ______________
   * Синхронно, - одновременно.
   ** Кастет - металлическая пластина с отверстиями, надеваемая на пальцы для большей силы удара кулаком.
   Схватив факелы, индейцы сгрудились вокруг пленников и снова начали свои пляски.
   Они прохаживались между четырьмя мужчинами, лежавшими в метре один от другого. Бесконечная, неразрывная цепь вилась и вилась, как змея. Пламя факелов придавало этим демонам еще более страшный и свирепый вид.
   Наконец их неистовство достигло верхней точки. Все бросились к пленникам, сумасшедше сверкая глазами, что-то крича, скрипя зубами. К лицам жертв поднесли факелы, да так близко, что едва их не спалили. Глазам пытаемых стало невыносимо больно.
   Но это еще был не конец. Чудовищные приготовления продолжались.
   Колдун подал знак своему помощнику, и тот протянул бутылочную тыкву, которая тоже, видимо, составляла элемент колдовской церемонии.
   Чародей откупорил тыкву и опустил большой палец в белую жидкость. Затем подал сигнал вождю, который приблизился и замер с серьезным видом.
   С необычайной ловкостью колдун провел по его рукам и груди пальцем, намоченным чем-то белым, нарисовав на теле кости скелета.
   Вслед за вождем подошел другой индеец, потом еще и еще.
   Вскоре целая группа одержимых была раскрашена таким образом. А если мы вспомним, что все тела имели иссиня-черный цвет, то легко представим себе, насколько впечатляющими казались белые скелеты на этом фоне.
   Покончив с рисованием, индейцы вновь принялись кричать и дергаться в страшной пляске смерти, которая стала еще более исступленной.
   Пленники поняли, что наступают последние минуты их жизни. С тревогой наблюдая за происходящим, они вполголоса простились и, собрав последние силы, приготовились к смерти.
   Никто не проявил ни малейшей слабости, никто не просил о пощаде. Мужество и самообладание истощенных, измученных людей удивило даже индейцев.
   Ах! Если бы с ними не было Ивона! Как спокойно простились бы с жизнью Беник, Жан-Мари и Генипа! Им нечего стыдиться, не о чем жалеть.
   Теперь же все трое думали лишь об одном: как ободрить ребенка. Хотя, надо правду сказать, юнга демонстрировал чудеса стойкости, хладнокровия и выдержки, прямо-таки невероятные для ребенка.
   - Ивон, мой мальчик, - чувствуя приближение смерти, боцман был суров и немногословен, - думаю, что это конец.
   - Ну что ж! Прощайте, дядя! Прощай, Жан-Мари! Прощай, Генипа!
   Тут голос паренька сорвался, но он быстро взял себя в руки:
   - Бедная моя мама!..
   - Ивон, сынок, я ведь всегда был добр к тебе, никогда не причинял зла, верно? Не так ли? Может, порой и покрикивал, но ведь ты матрос... Слово старого моряка, ты настоящий матрос!
   - Дядя, вы заменили мне отца. Родного я ведь совсем не помню... Но теперь уже совсем скоро встречусь с ним, совсем скоро...
   - Ивон, дитя мое, дорогой мой малыш! Я проклинаю себя!.. Одна вещь сейчас мучает меня...
   - Что же, дядя?
   - Я не могу тебя обнять как следует, расцеловать.
   - Дядя... мама... - пробормотал паренек дрогнувшим голосом.
   - Гром и молния! - Беник в отчаянии попытался разорвать путы, но только покраснел от натуги. - Возможно ли, чтобы Господь допустил такое несчастье?!
   - Не богохульствуйте, дядя... Нам лучше смириться.
   - Пресвятая дева Мария, яви чудо!.. Жан-Мари!
   - Слушаю, матрос.
   - Если бы нам удалось выбраться из этого ада, я прошел бы босиком отсюда до нашей церкви и поставил бы свечу в десять ливров*. Я голову сломал, размышляя, как бы вызволить парня.
   ______________
   * Ливр - серебряная французская монета XVIII века, несколько меньше франка.
   - А то еще можно было бы пожертвовать храму венец из самого чистого золота, убранный огромными алмазами. В этой проклятой стране много и того, и другого.
   - Точно... Было бы здорово!..
   - Пресвятая дева Мария! Помоги несчастным матросам, взывающим к тебе! Освободи наши руки от этих пут. Если я прошу слишком многого, то помоги хотя бы ребенку! Ведь он и согрешить-то еще не успел.
   Однако пламенная мольба осталась без ответа.
   Вдруг каннибалы прервали свой ритуал. Крики смолкли. Люди, исполнив последнее движение, выстроились вокруг пленников.
   Их час настал!
   По знаку колдуна из строя вышли два воина и, подойдя к озеру, опустили в него факелы. Вода забурлила, и огонь погас.
   Взглянув внимательно на пленников, двое выбрали Ивона, схватили его один за ноги, а другой за голову - подняли, как пушинку, и потащили к жертвеннику.
   Как только грубые руки дотронулись до тела мальчика, самообладание оставило юнгу. Природа взяла свое. Ивона охватил смертельный ужас, он дернулся, забился в цепких руках и душераздирающе закричал:
   - Мама!.. Мама!.. Они убивают меня!..
   Обезумев от этого крика, Беник и Жан-Мари выли и плакали, пытаясь разорвать веревки. Но те не поддавались, а лишь в кровь сдирали кожу на запястьях.
   - Бандиты!..
   - Негодяи!..
   - Оставьте парнишку в покое!..
   - Убейте нас!
   - Сожрите нас!
   - Несчастный ребенок ни в чем не виноват!..
   Колдун бросил жертву на сверкающую слюдяную пластину. Положил голову мальчика на возвышение, а тело наклонил над желобком, который явно был предназначен для слива крови.
   Затем помощник, до того наблюдавший за всем со стороны, подал колдуну кинжал с костяной ручкой - длинный клинок вулканического стекла, тщательно отполированный и хорошо отточенный.
   Служитель культа принял оружие, замахнулся и, обернувшись к паталосам, произнес заклинание. После этого он нагнулся к жертве и поднес нож к горлу.
   Беник и Жан-Мари едва не потеряли сознание.
   Уаруку зарычал так страшно и грозно, что стены грота дрогнули.
   - Остановитесь!.. Негодяи!.. Остановитесь!
   Крик раздался внезапно и, казалось, исходил из-под сводчатого потолка.
   Озадаченный, напуганный шаман так и замер. И рука его замерла у горла Ивона.