Буссенар Луи Анри. Необыкновенные приключения Синего человека (= Голубой человек)

   - Настоящий бульдог! - бросил Беник вслед тюремщику. - Ну, наконец-то мы дома. Как я рад вас видеть, месье Феликс!
   - Беник!.. Мой бравый Беник!.. Дорогой Ивон! Как вы-то здесь оказались?
   - Матерь Божья! - вздохнул боцман. - Это случай, просто Судьба! Мы же ничего не знали о вас с тех самых пор, как англичане увезли вас на крейсер.
   - А что происходило на "Дораде", ведь крейсер взял ее на буксир?
   - Что и говорить, наше положение было аховое. Но мы все-таки были вместе, а вы-то, Господи, один, под угрозой смерти...
   - А ведь меня и вправду повесили.
   - Надо думать, что веревка оборвалась, повезло. Да и нам посчастливилось унести оттуда ноги.
   - Что с капитаном Анрийоном? С матросами? А несчастные чернокожие?.. О, теперь я слишком хорошо знаю, какая будущность их ожидала.
   - Это целая история. Вам тоже, думаю, есть что рассказать.
   - Все ли живы и здоровы?
   - Честно говоря, мне почти ничего не известно... Но объясните, отчего это вы посинели? Если не ошибаюсь, когда мы виделись в последний раз, вы были белым...
   - Если бы я сам знал!
   - Быть может, это татуировка*?
   ______________
   * Татуировка - нанесение на человеческое тело рисунка при помощи наколов на коже с введением в них краски.
   - Нет.
   - Ладно! Нам следует разработать план, как тихонечко драпануть отсюда.
   - Это нелегко, друг мой. К тому же нас только трое. Ах! Если бы вы привели с собой экипаж "Дорады"!
   - Вот уже три недели никто не дает о себе знать.
   - Видите, Беник! Разговор бессмыслен. Лучше расскажите-ка мне, как вас занесло сюда.
   - Нет ничего проще. Ну так вот: капитан Анрийон, задетый тем, что "Дорада" идет на буксире, видя, что дело может плохо кончиться и для него и для нас, решил дать пинка англичанам. Согласитесь: что-то надо было делать, не отдавать же концы за здорово живешь! Он и спрашивает у меня: "Как поступить?" А я что, я сразу сказал: "Действовать надо!" У капитана в комнате оказалась спрятана торпеда. Он достал ее и дал мне электрический коммутатор. А потом и говорит: "Беник, я обязан спасти моего друга", - это вас значит. "Если, - говорит, - не вернусь через час, нажмите кнопку". Потом прыгнул в воду, поплыл и торпеду за собой потащил. Я ждал ровно час. Капитан не возвращался. Восемь часов, а его нет как нет. Ну что ж, приказ есть приказ, я и нажал кнопку. И вдруг ба-бах! И от англичан ничего не осталось. Они стали прыгать в воду, как лягушки, спастись хотели на "Дораде". Но тут появился капитан. Вид у него был, я вам доложу, не дай Бог! Ругался последними словами, рычал даже. Ну, словом, спятил. "Повесили, - говорит, они его повесили! Горе мне!" Это вас, значит, повесили. И я-то, узнав об этом, сам не свой сделался. "Гром и молния! - кричит капитан, - негодяи! Так пусть они все там останутся! Бедный мой Феликс! Какая ужасная смерть!" Потом хватает топор и рубит буксирный трос. Подняли паруса и айда! А те, с крейсера... Эх, да что там! Матерь Божья! Жизнь порой жестока...
   - Как, капитан бросил их без помощи?
   - Пришлось выбирать: либо мы, либо они.
   - Но это чудовищно!..
   - Повесить вас?.. Да, конечно. Такие, как вы, - это ж сливки общества...
   - Да нет, я говорю о тех несчастных.
   - Они первые объявили нам войну! Мы французы, они англичане. Держава против державы, корабль против корабля, так-то. Думаете, меня не забрало? Еще как! Только я забыл о жалости, увидев моего капитана рыдающего, как ребенок. Он рвал волосы и вопил: "Феликс! Мой бедный Феликс!.." И так всю ночь. Я даже боялся, как бы он чего над собой не сотворил, следил за ним, как за тяжелобольным. На борту никто понятия не имел о том, каким чудом мы спаслись. Ну и рады же все были! Кабы вы оказались тогда с нами, большего счастья и желать нечего! Видели бы на следующее утро физиономии наших стражей. Проснулись, голова трещит... Глядь! А они уж сами в плену у своих пленников. На войне как на войне! Короче, сорок восемь часов спустя "Дорада" бросила якорь у Марахао. И что вы думаете: куда первым делом отправились эти негодяи, которых мы, можно сказать, от смерти спасли? Доносить на нас местным властям. Мол, мы работорговцы, пираты и Бог его знает кто! Слыхали вы что-нибудь подобное? Работорговцы! Хотя, между прочим, правительству прекрасно известно, что негры свободны, а их ввоз узаконен. Но покоя мы все одно не знали. Бумаги, что ли, у нас не в порядке. Словом, власти сделали вид, что очень сердиты, и все для того, чтобы судно конфисковать в свою пользу. Так и сделали, а нас - в тюрьму. Мы с Ивоном выбрали момент да и дали деру. Пошли куда глаза глядят. В этой стране, говорят, вместо камней алмазы на каждом шагу! Да-а... Думали на шахты податься, за легкой наживой. На флот-то мы вернуться не могли.
   - Почему?
   - Простите меня, месье, но вы рассуждаете как обычный штатский. Вернись мы в Марахао или в любой другой порт, нас бы тут же схватили, судили как дезертиров, работорговцев и прочее. Потому мы и решили заделаться шахтерами, подзаработать и купить со временем собственный шлюп.
   - Это просто случай, наша встреча!
   - И не говорите, месье! А уж как я рад! Расскажите же, что с вами стряслось?
   - О, это целая история! Абсурд, полный абсурд! Представляете: эти идиоты англичане...
   - Форменные прохвосты, месье!
   - Ну, прохвосты, если вам угодно! Впрочем, они уже мертвы, а я никак не мог предположить подобный исход дела.
   - Ей-богу! О ком вы сожалеете? Они погибли в море как настоящие моряки. Лучшего и пожелать нельзя!
   - Итак, продолжаю. Англичане не могли отделаться от мысли, что я их соотечественник по имени Джеймс Бейкер. Меня судили и под этим именем приговорили к смерти. Все произошло очень скоро, уверяю вас, - и вот уже я связан и вокруг шеи петля... Чудом удалось высвободить руки. Задыхаясь, я изо всех сил схватился за веревку и приподнялся так, что держался уже не на шее, а на руках. Конечно, надолго меня бы не хватило. Считал мгновения. В глазах красно, в ушах шумит! Знаете, скорее бы согласился быть десять раз расстрелянным. Это легче. Внезапно до моего слуха донесся страшный грохот. Корабль накренился, хрустнул, началась паника...
   - Моих рук дело! А идея капитана.
   - Крейсер стал погружаться в воду и я вместе с ним. Вот так и спасся. В воде почувствовал себя лучше. Лег на спину и постарался освободиться от веревки на шее. Она намокла, разбухла, и я едва мог дышать. Судно опускалось все глубже. Если бы мачта не треснула пополам от взрыва, мне пришлось бы худо. Роль утопленника немногим выигрышнее роли висельника. Не так ли? К счастью, все обошлось. Я поплыл по волнам, привязаный к обломку реи.
   - Чудесное спасение! - прервал Беник. - Мне довелось немало поплавать в жизни, но, клянусь, ничего подобного не видел. Будет о чем рассказать.
   - О! Послушайте, что было дальше! Самое удивительное впереди. В конце концов мне удалось оседлать рею. А это уже много. Теперь можно было освободиться от удавки и вдохнуть полной грудью. Я умирал от жажды и от голода.
   - Бедняжка! А ведь аппетитом вас Бог не обидел!
   - Не берусь определить, сколько времени пришлось провести без еды и питья, под палящим солнцем в открытом море. Двое суток... Возможно, больше. Вскоре я потерял сознание. Правда, успел принять меры к тому, чтобы не свалиться с "коня". И хорошо сделал, а то бы за милую душу пошел ко дну. В общем, очутился на палубе большого баркаса. Экипаж показался мне не слишком приветливым, скорее даже свирепым. У моряков были желтые лица и черные глаза. Позже я узнал, что их называют бокаирес*.
   ______________
   * Бокаирес - от слова boca - устье - пираты, промышляющие по устьям рек, нападающие на морские торговые суда. (Примеч. авт.)
   - Знаю, знаю. Не раз приходилось сталкиваться с ними. Это самые отъявленные пираты. Они промышляют по устьям рек, нападают на торговые суда, разоряют их, а экипажи убивают.
   - Вот-вот, они и есть. Вопреки суровому нраву, бокаирес отнеслись ко мне на редкость внимательно, заботливо, рассматривая меня с каким-то робким любопытством. Я не замедлил воспользоваться их расположением: напился и наелся всласть. Их камбуз, доложу вам, ломился от всякой всячины. А готовили мои спасители не хуже, чем на фешенебельных* пассажирских судах. Все, понятно, ворованное. Из того, что они говорили, я не понимал ни слова. Однако все больше удивляло восхищение и уважение, проявляемое ко мне по какой-то непонятной причине этими суровыми людьми. Я быстро шел на поправку. Среди награбленной пиратами одежды для меня нашлось все необходимое - там было много всякой всячины. Подумайте только: зги чудаки опустошили все флакончики с духами. Они их попросту выпили!
   ______________
   * Фешенебельный - модный, элегантный.
   Разбирая безделушки, я наткнулся на карманное зеркальце и таким образом получил наконец возможность проверить, что в моей физиономии особенного. Невольный ужас овладел мною при первом же взгляде в зеркало. Я ли это? На меня смотрел сизо-синий монстр*. Я не верил глазам, грешил на испорченное стекло, искажающее лицо, думал даже, что у меня галлюцинации. Потом долго тер щеки водой, вследствие чего синева их еще более усилилась. Я стал совершенно синим, индиго!**
   ______________
   * Монстр - чудовище, урод.
   ** Индиго - здесь: темно-синий цвет.
   - А как же руки? Вы видели их? А тело?
   - Руки были вымазаны в гудроне, а тело... Пираты ведь полностью экипировали меня, я не видел своего тела. Вдоволь насмеявшись над моими злоключениями, бокаирес проникались ко мне все большим уважением, так как решили, что этот дьявольский цвет естественный.
   - Порой и несчастье на пользу!
   - Что касается меня, то я совершенно растерялся, не находя причины чудовищного превращения.
   - А не от удавки ли это?
   - Я так и подумал.
   - Это не редкость!
   - Как это не редкость?
   - Ну-у, - смущенно протянул Беник, - когда с кем-нибудь случается крупная неприятность... Ну-у, тогда и говорят, что он аж посинел...
   - Право, Беник, это неуместная шутка.
   - А я вовсе не шучу. Впрочем, для меня, к примеру, вообще не имеет значения, кто вы и какой вы. Я так же крепко любил бы вас, будь вы хоть нищий старик, хоть корабельная мачта.
   - Верю вам, друг мой, однако приходится признать, что в моем случае точнее не скажешь: меня повесили, я выжил и от этого "аж посинел". Но это еще не все. Временами я ощущаю слабость в ногах, вялость, упадок сил, удушье, головокружение. Чаще всего это происходит, когда очень волнуюсь или переживаю за кого-то. Тогда из синего превращаюсь в чернокожего.
   - Невероятно!
   - А заметил я это, когда однажды бокаирес вдруг стали показывать на меня пальцами в страшном смятении. Взглянув на себя в зеркало, с которым теперь не расстаюсь, увидел негра! Вообразите! Правда, через полчаса кожа вновь посинела, и с тех пор это мой естественный цвет.
   - Такое даже трудно себе представить! Не колдовство ли это? Знайте, месье Феликс, как бы там ни было, а на меня вы всегда можете рассчитывать. Однако тут все-таки не обошлось без нечистой силы!
   - С врачом бы проконсультироваться...
   - Ни бельмеса не смыслят эти врачи в таком деле, поверьте. А я вот что скажу: помните сатанита, что вы подстрелили? Вот где собака зарыта! Вот откуда ниточка тянется!
   - Опять?
   - Помяните мое слово! Ах, кабы знать, чья душа жила в теле той птицы, вас мигом удалось бы превратить опять в белого человека... Но это одному Богу известно... Однако я перебил вас. Продолжайте, месье Феликс.
   - В Марахао, куда мы вскоре прибыли, бокаирес собирались продать награбленное скупщикам краденого. Меня они продали среди прочего барахла. Вот жаль только, не знаю, почем сторговались. Я попал в дом к одному еврею.
   - Какая низость! Поступать так с себе подобным!
   - Подумайте о неграх! Их ведь тоже продают. Ну, разве это не гнусный промысел! Разве то, что они не похожи на нас, дает основание пренебрегать законами гуманности?
   - Я никогда не задумывался об этом, месье. Как-то в голову не приходило...
   - Вскоре еврей уступил меня бродячему фокуснику. Тот показывал по деревням разные разности и быстро смекнул, что сможет неплохо подзаработать на мне. Он поселил меня в своей лачуге, приковал цепью и принялся дрессировать.
   - Дрессировать?!
   - Именно дрессировать. Ему нужно было чудо, настоящее чудо, феномен. Для начала он морил меня голодом до тех пор, пока я, доведенный до исступления, не готов был заглотнуть сырую курицу на глазах у изумленной публики. Он учил меня прыгать по команде, считать и так далее.
   - Проклятие!
   - Сопротивление было совершенно бесполезным. К тому же негодяй жестоко бил меня. Пожаловаться и то было некому. Ведь здесь никто, кроме вас и Ивона, не понимает по-французски! Я очутился в полнейшей изоляции среди людей.
   - И не говорите! Лучше пустить себе пулю в лоб!
   - О, сколько раз я горько сожалел о том, что попался на глаза бокаирес! Между тем хозяин привез меня сюда в надежде заработать кругленькую сумму. Шахтеры, знаете ли, не избалованы развлечениями и платят не торгуясь, если игра стоит свеч. Сегодня состоялось первое представление. Одного моего вида оказалось достаточно, чтобы публика потеряла голову. Я никак не мог предположить, что произведу такое впечатление. Не знаю, какая муха меня укусила, но я вдруг наотрез отказался повиноваться. Хозяин решил взяться за хлыст рассчитывая, что этак заставит меня покориться. Видит Бог! У меня кровь закипела в жилах. Я схватил кнут и задал ему трепку, какой он в жизни не видал.
   - Вас-то я, слава Богу, знаю! Представляю, каково ему пришлось!
   - Но тут вмешались солдаты. Меня скрутили и привели сюда. Мы с вами встретились как раз после моей проделки, по дороге в тюрьму. Должен сказать, что здесь я чувствую себя лучше чем в бараке комедианта.
   - А что, если он пожалуется на вас?
   - Буду протестовать! Существуют же, в конце концов, законы. Неужто мне не удастся доказать, что я французский подданный?
   - Прибывший к бразильским берегам на невольничьем судне.
   - Черт побери! Об этом я совсем позабыл.
   - Ваше положение не лучше нашего. По крайней мере, в глазах местных властей мы одного поля ягода. Что же, подведем итоги! Мы все втроем угодили в каталажку, выбраться из которой надежды мало, ибо мы в этой стране вне закона.
   - Что же делать, по-вашему?
   - Дождаться удобного момента, а там действовать по обстоятельствам.
   - Скажите, Беник, знакомы ли вам здешние места? Недалеко от Диаманты раскинулся девственный лес, там легко спрятаться. Главное - выбраться отсюда и бежать без оглядки, не то нас непременно схватят.
   - Посмотрим! С другой стороны, забраться в лесную чащу без оружия и провизии - все равно, что по собственной воле отправиться на тот свет. Прежде необходимо выяснить, что с нами собираются делать. Потом постараюсь взять в оборот нашего увальня-охранника.
   - Ну, а дальше! Если бы мы хоть язык этот проклятый знали!
   - Скажите, - раздался из-за двери осторожный голос, - пусть вы не знаете португальского, но французский-то вам знаком? Планы планами, но чтобы дожить до их осуществления, надо бы говорить потише.
   ГЛАВА 3
   Тюремный завтрак. - Табак. - Охранник молчалив, но услужлив. Знакомство. - Два бретонца. - План побега. - Перед судьей. - Снова военный совет. - Переводчик не понимает сам себя. - На шесть месяцев в шахту. Немного о Диаманте. - Рабочие-нищие. - Алмазы. - Жестокость охранников. Всемогущая фирма. - Землекопы.
   Между тем трое друзей провели взаперти уже десять часов Феликс Обертен, по обыкновению, умирал с голоду Беник рассуждал о том, что без хлеба обойтись легче, чем без табака. Ивон, торжественно объявив, что в случае надобности свободно проскользнет в одно из крошечных окошек, с чувством исполненного долга насвистывал старую бретонскую мелодию.
   Неожиданно заскрипел ключ в замочной скважине, дверь отворилась, и вошел человек с деревянной тарелкой в руке. Комнату наполнил тончайший рыбный аромат. Синий человек потянул носом и довольно крякнул.
   Охранник в широкополой соломенной шляпе поставил тарелку на пол, жестом объяснив, что еда предназначается им. Отойдя в сторонку, он молча остановился, позвякивая связкой ключей. Беник, бросив взгляд на его коренастую фигуру, покачал головой и с видом человека, принявшего решение, сказал:
   - Послушай, любезный! Я матрос, более того - бретонец. А знаешь ли ты, без чего бретонский матрос не может обойтись? Без табака. Сделай милость, дай мне хоть щепоточку. Тебе никакого убытка, а для меня - большое удовольствие.
   Не сказав ни слова, охранник вытащил из кармана охапку сигар и протянул их боцману.
   - Ты добрый малый, - обрадовался Беник. - Это очень любезно с твоей стороны. Кстати, ты понимаешь по-французски?
   - Да! - наконец произнес молчун глухим голосом.
   - Чудесно! По крайней мере, можно поболтать. А это случаем не ты ли подслушивал наш разговор?
   На сей раз охранник лишь согласно кивнул.
   - А кто предупредил, чтоб мы не тараторили?
   - Я!
   - Ты так хорошо говоришь! Можно подумать, что жил во Франции или с французами.
   - А какое вам до этого дело?
   - Как это какое дело! А если ты родом из Франции?
   - Почему бы и нет?
   - В таком случае, хоть я и не одобряю твоего занятия, все же счастлив встретить соотечественника. Мое имя Беник, Беник из Роскофа. Я бы сказал, что у тебя бретонский акцент...
   - Бретонский, - подтвердил незнакомец, почему-то очень смущенный. Потом вдруг поднял голову, взглянул на боцмана и вовсе растерялся, заметив слезы в его серых, суровых глазах.
   - Мы напугали тебя своими разговорами? Но у нас и в мыслях не было вредить тебе.
   - Ну что вы, напротив. - Смущение так не вязалось с грубоватой внешностью тюремщика. - Вы нисколько меня не задели.
   - В таком случае объяснись!
   - Что вы имеете в виду?
   - Да как что?! Надеюсь, ты не убивал отца с матерью? Остальное - мелкие грешки. Ты поделился со мной табаком, а это немало. Кроме того, сразу видно, что ты патриот: разговор о родине тебя явно растрогал.
   Последнюю фразу Беник намеренно произнес с бретонским акцентом.
   - Довольно! Прошу тебя! - вскричал охранник.
   - Вот-вот, я не ошибся, - произнес боцман. - Бретонец и вдруг охранник... Две вещи несовместные.
   - О, Беник! Если бы ты только знал...
   - Меня ты знаешь. Теперь назови свое имя.
   - Кервен!
   - Ты лжешь!.. Быть не может! Кервен - мой матрос с "Дорады". Ты, пожалуй, чем-то похож на него, только старше. Боже! Боже правый!
   С этими словами боцман бросился к охраннику, стащил с него шляпу, заглянул в глаза и воскликнул:
   - Я узнаю шрам у тебя на лбу Жан-Мари! Ты же исчез десять лет назад. Все думали, что ты сгинул... Господи! Кервен-старший!
   - Мой брат тоже здесь?
   - Если бы! Он в бегах, как и мы. Должен быть где-то в окрестностях Марахао.
   - Беник, а что ты здесь делаешь?
   - Мы попали в беду, я, мой племянник-юнга и вот этот господин, что лопает рыбу. Он парижанин, однако вполне достоин родиться в Роскофе. Это наш друг. А тебя-то как занесло в это кофейное царство? Разве здесь место бретонскому матросу?
   - Если бы ты знал, Беник, сколько страданий мне пришлось вынести!
   - Ты дезертировал?
   - Это была моя первая ошибка... Вернее, вторая. Первой было то, что, разорившись, я запил. Перепробовал тысячу занятий и в конце концов поступил надсмотрщиком на алмазные шахты. Чтобы не сдохнуть с голоду, приходилось работать триста шестьдесят пять дней в году.
   - Ну, а что ты собираешься делать теперь?
   - Что скажешь.
   - Вот, наконец-то я слышу речь бретонца.
   - Но почему ты не ешь? Смотри-ка, твой приятель опустошил целую тарелку маниоки* и дожевывает рыбу.
   ______________
   * Маниока - род тропического растения, из которого получают ценные пищевые продукты.
   - Не принесешь ли ты нам добавки?
   - Что за вопрос? Конечно!
   - Тогда, встретимся здесь же, - пошутил Беник. - Послушай, а ты сразу узнал меня?
   - Почти. Потому и решил подслушать под дверью. Через две минуты сомнений уже не было.
   - Наши дальнейшие действия? Долго мы еще, по-твоему, будем здесь штаны просиживать?
   - Чтобы выйти отсюда, надо заплатить.
   - Сколько?
   - Около двух тысяч франков с каждого.
   - Гром и молния! Шесть тысяч франков на троих. А если мы не заплатим?
   - Будете работать в шахте в счет долга.
   - А твои начальники молодцы! Однако - такая неприятность! - у нас в карманах ни гроша.
   - Тем лучше.
   - Почему лучше?
   - Потому что нет никакой уверенности, что, получив деньги, они не отправят вас работать в шахту. Так не лучше ли выбраться из тюрьмы бесплатно? Во всяком случае, на свободе нам будет легче.
   - Ты сказал: "Нам будет легче..." Что, надеешься уломать начальство?
   - Не говори глупости! Вам нельзя показываться ни в порту, ни в любом людном месте, вы никого не знаете здесь, ни слова не понимаете. К тому же вы нищие. Скажите на милость, что произойдет, если рядом с вами не окажется человека, знакомого с жизнью в этой собачьей стране? Я говорю по-португальски не хуже, чем на родном языке, прожил пять лет бок о бок с индейцами, знаю тропки в лесах.
   - А твоя работа?
   - О! До должности префекта вряд ли дослужусь. Стало быть, и ничего не теряю.
   - Опять дезертировать?
   - Разом меньше, разом больше.
   - Искать приключений и каждую секунду рисковать жизнью.
   - За десять лет я привык к этому. И вообще, что ты ко мне прицепился? Поступаю так, как приказывает сердце.
   - Ну и хорошо. Я твой матрос, а ты мой. А это вот твой юнга и твой месье Феликс. Впрочем, нас уже, кажется, заносит. Итак, делаем вид, что незнакомы.
   Синий человек, который во время всего разговора только и делал, что жевал, наконец удовлетворенно вздохнул и проговорил:
   - С тех пор, как меня повесили, я впервые наелся. Благодарю, друг мой. Я слышал все, о чем вы говорили с Беником. Думаю, вы правы. Совершить побег с шахты намного удобнее. Я глубоко признателен за то, что вы решились бежать с нами. А там, будь что будет. Не так ли?
   - В добрый час! А теперь хватит болтать. У меня, кроме вас, есть и другие заключенные. До завтра!
   На следующий день состоялось открытое заседание Верховного суда. Нет нужды говорить о том, что зал был забит до отказа. Спектакль, начавшийся накануне в балагане сеньора Гимараенса, получил продолжение. Жители Диаманты не могли отказать себе в удовольствии досмотреть его до конца. Благо, на этот раз представление было бесплатным.
   Процедура затруднялась тем, что подсудимые ни слова не знали по-португальски. В конце концов судья вынужден был пригласить переводчика, чье присутствие, как ему казалось, все поставит на свои места.
   Переводчик, пожилой итальянец, почти полностью забыл родной язык, однако полагал, что знает французский. Знания его, между тем, ограничивались несколькими выражениями. Беник сразу же заявил, что не понимает так называемого переводчика. Судья, плохо понимавший и того и другого, решил, что они нашли общий язык, и невозмутимо продолжал церемонию.
   Итальянец спрашивал одно, Беник отвечал другое, переводчик переводил, глуховатый судья слушал. В общем, повторилась та же история, что произошла некогда на английском крейсере при допросе Феликса Обертена.
   Но что за важность! Судья был спокоен, так как в любом случае ничего не терял. Его дело - приговорить троих французов к возможно более длительному сроку и, таким образом, разделить с управляющим шахтами плоды трудов своих. Приговор был предрешен изначально. Заплатить штраф подсудимые не могли. А следовательно: Феликс с "Дорады" по кличке Синий человек, Беник из Роскофа и Ивон из Роскофа, приговоренные к шести месяцам общественных работ, отправятся на шахту с восьмичасовым рабочим днем.
   Феликс с "Дорады", Беник и Ивон из Роскофа - все, что уловил переводчик из сказанного боцманом.
   Солдаты вывели троих друзей из зала суда. Но церемония на этом не завершилась. Перед судом предстал сеньор Гимараенс. Он заявил, что купил своего подопечного на последние сбережения и теперь в полном отчаянии. Он связывал с живым чудом свои скромные надежды и требовал, чтобы ему, по крайней мере, заплатили компенсацию. Судья, у которого, как известно, были совсем иные виды на Синего человека, в иске отказал. Более того. Он приказал барнуму немедленно освободить от своего назойливого присутствия не только зал, но и город.
   Тем временем, прошагав под палящим солнцем с час, Синий человек и двое его приятелей достигли наконец того самого места, где им предстояло теперь жить и работать.
   Увидев Феликса, рабочие, по преимуществу негры, разинув рты, прекратили работу и стали с любопытством его рассматривать. Но тотчас засвистели плетки надсмотрщиков, оставляя на черных торсах кровавые рубцы.
   - Черт! - вполголоса обратился Синий человек к Бенику. - Мне что-то не очень здесь нравится. Это и есть те самые эмигранты, свободные труженики, которых везли в трюме "Дорады"? Что вы думаете, Беник, о таком стимуле для рабочих, как хлыст?
   - На первый взгляд, месье, это местечко, пожалуй, не назовешь райским уголком. Думаю, что дома, в Гвинее, они чувствовали себя получше. Не то чтобы работа была чересчур тяжелой, но обращение! Это жестоко!
   Боцман не знал еще, что работа в алмазных шахтах делала негров калеками. В районе Диаманты грунтовые воды подходили очень близко к поверхности. Заслужено ли, нет ли, именно эти участки считались самыми богатыми. Но чтобы добраться до алмазного пласта, необходимо было провести предварительное осушение. Орудуя лопатами и кирками, шахтеры сначала расчищали участок, а после на тачках перевозили тонны грунта, сняв таким способом почти полутораметровый слой.