Цацулин Иван К.. Атомная крепость

   – Какая же? – спросил Ясный. Ему было досадно, что его небольшая хитрость не удалась и придется говорить на важную тему, не имея времени для предварительных размышлений. Но он понимал, что Харламов прав – ведь, в самом деле, не для консультации же по кем-то обнаруженной древней надписи на скале пригласил он к себе ученого-физика!
   – А вот какая… – задумчиво заговорил полковник, в который уже раз внимательно рассматривая письмо. – Автор сообщает, что он задерживается, потому что заболел неизвестной болезнью, от слабости почти не может двигаться, и что после того, как ему удалось уйти подальше от страшного места, появилась надежда на то, что он останется в живых. А вот тут прямо написано: «…земля и камни «Черной пасти» источают неведомые силы, убивающие все живое». Что бы это могло быть?
   Ясный пожал плечами.
   Харламов грузно склонился над столом, всем телом подавшись в сторону своего собеседника.
   – Александр Иванович! – с подчеркнутой серьезностью заговорил он. – Я не хотел бы, чтобы у вас сложилось впечатление, что мы, военные люди, занимаемся в данном случае пустяками, придавая значение подобным каракулям. Но, не скрою от вас, вот это письмецо, случайно попавшее в наши руки, весьма и весьма нас интересует, и интересует, так сказать, с двух сторон. С вами мне хотелось проконсультировать одну сторону вопроса… с точки зрения науки, и не вообще науки, а той ее отрасли, признанным специалистом который вы являетесь…
   Ясный откинулся в кресле и задумался. Полковник не торопил его с ответом.
   – Прежде всего, – продолжал он, – сведения о таинственном и страшном месте, которое именуется «Черной пастью», мы получали и раньше, еще до этого послания… Где оно, это место, находится, мы пока не смогли установить даже приблизительно. Естественно, нас в первую очередь интересует – насколько правдоподобна версия о «земле, источающей неведомые силы, убивающие все живое». Насколько можно допустить, что автор этого письма мог видеть и испытать на себе то, о чем он пишет.
   – Вы предполагаете радиацию? – в упор спросил Ясный.
   – Да. – Харламов развел руками. – Ничего другого мы предположить не можем.
   – Следовательно, речь идет о каких-то содержащихся в почве металлах, которые и выделяют невидимые смертоносные лучи?
   – Вот именно.
   – По правде сказать, если допустить, что автор письма не преувеличивает и не искажает действительности, такой вывод можно сделать, – согласился Ясный.
   – Это именно то, что я хотел от вас узнать, – с живостью произнес полковник. – Значит, вывод такой допустим?
   – Теоретически вполне, – подтвердил Ясный. – Но тут слово уже за геологами.
   – Извините, Александр Иванович, за дилетантский вопрос, но что именно в природе способно быть радиоактивным?
   Ясный усмехнулся.
   – Прежде всего так называемые тяжелые металлы: уран, торий, радий, полоний… Вообще же радиоактивные вещества содержатся и в воде, и в воздухе, в растениях. Радий, например, обнаружен и в человеческом организме. Вот сейчас, когда вы беседуете со мной, ваш организм излучает примерно двести альфа-частиц в секунду.
   Полковник с удивлением посмотрел на ученого.
   – Да, да, – продолжал тот, – радиоактивные излучения имеют три вида: альфа-, бета – и гамма-лучи. Альфа-частицы летят во всех направлениях со скоростью подчас до двадцати тысяч километров в секунду.
   – Ого! – полковник был явно поражен.
   – С такой скоростью можно долететь до Луны за двадцать секунд… Но вернемся к интересующему нас вопросу, – продолжал Ясный. – Если допустить, что содержание письма верно, то природное явление, о котором сообщается, заслуживает серьезного внимания.
   – Благодарю вас, – сказал полковник с признательностью. – Именно об этом мы и хотели знать ваше мнение, профессор.
   Тема разговора, казалось, была исчерпана.
   – Я отниму у вас еще несколько минут, – сказал полковник Харламов. Ясный с готовностью кивнул и поплотнее уселся в кресле.
   – К вам сейчас личная просьба, Александр Иванович, – сказал Харламов. – У меня гостит родственник, Сережа Русаков. У него отпуск. Он мечтает побывать в здешних горах. Я хотел бы, чтобы он сопровождал вас в странствиях по Тянь-Шаню. Русаков неплохой альпинист, и он не будет вам в тягость.
   Ясный с неудовольствием взглянул на начальника погранотряда: что это значит? Нет ли указания ограничить его путешествие по здешним дебрям?
   – Что ж, я не возражаю, – нерешительно произнес он. – Боюсь только, что ему будет скучно с нами. Геологическая экспедиция – не экскурсия.
   Но Харламов понял причины замешательства ученого и от души рассмеялся.
   – Вы напрасно опасаетесь, что я намерен как-то помешать вам в путешествии по намеченному маршруту. Скорее наоборот.
   – Хорошо, – согласился Ясный. – Пусть ваш родственник примкнет к нам. В этом году мы хотели бы познакомиться с некоторыми уголками в горах Тянь-Шаня. Нашей маленькой геологической партии придется проходить интересными местами. Так, мы перевалим через хребет Сары-Джас и по леднику Инылчек поднимемся к самому подножью Хан-Тенгри, хотя совершать восхождение на него мы и не намереваемся.
   – Кроме вас, никто из ваших спутников, кажется, в Тянь-Шане прежде не бывал? – поинтересовался Харламов.
   – За исключением Степана Ильича Лучинина. Сам я практически знаком с этими местами слабо. А наша молодежь, – улыбнулся Ясный, – совершала раньше альпинистские походы по Кавказу, по Памиру. Однако Тянь-Шань давно тянет меня, ведь здесь и по сей день еще имеются «белые пятна».
   – Да, – согласился полковник и, по-видимому машинально, посмотрел на письмо неизвестного, все еще лежавшее перед ним. Этот беглый взгляд не укрылся от Ясного: значит, и беседуя с ним совсем о другом, Харламов не забывал о письме и о том, что сообщается в нем о странном месте, именуемом «Черной пастью»!
   – Мне хотелось бы без промедления познакомить вас с Русаковым. – И полковник нажал кнопку звонка.
   Одетый в штатское Русаков дожидался в приемной. Через минуту он вошел в кабинет полковника. Представив его Ясному, полковник сказал:
   – Видите ли, Александр Иванович, может быть, вся эта история с таинственной «Черной пастью», о которой мы с вами говорили, и выдумана… Да, да. Но, возможно, что для этого письма и имеются основания.
   – Какие, например? – поинтересовался Ясный, внимательно рассматривая Русакова.
   – По дошедшим до нас сведениям, – пояснил начальник погранотряда, – по ту сторону границы, по Кашмиру, бродят подозрительные американские «экскурсанты». Вот совсем недавно нам стало известно об обосновавшейся там экспедиции ботаника Смита, приехавшего в Азию собирать цветочки.
   – Интересно… – задумчиво проговорил профессор. – И что же их притягивает к Западному Китаю?
   – О, многое… Ну, например, наша граница… И, конечно, ищут уран.
   – Уран?
   – Именно, – подтвердил Харламов. – Уран… И ищут, заметьте, упорно. Извините, Александр Иванович, задержал я вас…
   – Ничего, что вы! – и Ясный встал, готовясь покинуть кабинет.
   – Сергей, – обратился Харламов к Русакову, – проводи профессора на моей машине в гостиницу.
   – Экспедиция этого ботаника Смита заставляет меня насторожиться, – доверительно сказал полковник, прощаясь с Ясным. – Такая уж наша пограничная служба.
   – Понятно. Но разве вы совсем не допускаете, что это действительно ученые-ботаники?
   – Нет, Александр Иванович, не допускаю.
   – Почему? Разве имеются какие-то… э-э-э… симптомы?
   – Имеются, Александр Иванович. Вам, я полагаю, надо знать об этих «симптомах». По моим данным, в лагере этого «ботаника» вообще нет ни одного ботаника, а во главе экспедиции – старый, опытный разведчик и диверсант. Спрашивается, зачем этот субъект находится в районе, примыкающем к границам Советского Союза?
   – А что вы сами думаете по этому поводу? – поинтересовался Ясный.
   – Думаю, что замышляется какая-то очередная пакость. Но тут выводы надо делать осторожно. Возможно, этому Смиту, а на самом деле Каррайту, поручено заняться какими-нибудь авантюрами в Западном Китае. Возможно… Там до сих пор бродят остатки вооруженных банд, созданных в свое время американскими агентами.
   Вошел Русаков и сообщил, что машина у подъезда. Ясный распрощался с полковником Харламовым и в сопровождении капитана Русакова вышел.
   Русаков был доволен – все шло так, как решено в Москве: ни Ясный, ни Лучинин, никто из его спутников не должны знать истину. Русаков для них будет товарищем по экспедиции, только и всего. Находясь на положении отдыхающего, ему легче будет разобраться в людях, окружающих обоих ученых, и в любой момент быть начеку.
   Улицы города Пржевальска лежали тихие, залитые солнцем. Стройные тополя бросали тени на мчащуюся «Победу», с запада, с Теплого озера, тянуло свежим ветерком.
 
   Прежде всего надо было выяснить, откуда это письмо попало в город? Сотрудник областного управления государственной безопасности майор Ундасынов утверждал, что ответить на этот вопрос невозможно, и в десятый раз рассказывал Харламову о том, как дети счетовода промартели Уразова, играя на улице, у домика Юлдаша Байсеитова, заметили торчащий из-под двери краешек вот этого самого конверта, вытащили его и по своей несознательности, вследствие малого возраста, вскрыли, а так как читать они еще не обучены, то принесли письмо отцу, который к тому времени пришел домой обедать. Думая сначала, что письмо адресовано ему, Уразов прочел его, и так как оно показалось ему весьма странным по содержанию, принес и сдал его в органы безопасности.
   – Может быть, дети, играя, и измяли конверт и письмо? – допытывался Харламов.
   – Да нет же, – говорил Ундасынов. – Уразов показал, что дети вручили ему это письмо, как только извлекли его из-под двери и вскрыли. К тому же, обратите внимание, товарищ полковник, листок бумаги, на котором написано письмо, старый, измызганный, по-видимому, он таким был еще до того, как кто-то вздумал воспользоваться им для своего послания.
   Умный человек – майор Ундасынов! Вот именно – возможно, листок измызган, истерт еще до того, как неизвестный написал на нем письмо.
   – Да, но ведь о «Черной пасти», в которой якобы погибло все живое, мы уже слышали и раньше, – осторожно заметил Харламов.
   – Кто-то пустил слух, а кто – пока не удалось установить, – и майор с сожалением пожал плечами.
   – Не удалось? А что собой представляет Юлдаш Байсеитов?
   – Тракторист, член партии, хороший человек. Сейчас вместе с женой временно находится в пригородном колхозе, помогает в полевых работах.
   – Я думаю о том, каким образом письмо из той чем-то пораженной местности попало сюда, в город Пржевальск? – сказал Харламов.
   – В самом деле, – оживился Ундасынов, – если тот, кто его писал, лежит где-то там… больной, то кто же доставил письмо сюда?
   – Ни о каких своих спутниках человек не пишет, – заметил полковник. – И о том, с кем посылает письмо, тоже умалчивает.
   – И еще один вопрос: почему тот, кто доставил письмо в город, не принес его Байсеитову на дом, а отправил по почте? – продолжал размышлять Ундасынов.
   – Ну, это-то, положим, понятно, – заметил Харламов, – некто, пославший это сообщение, не хотел, чтобы его видели соседи вашего тракториста. Проще опустить конверт в почтовый ящик. Это же ясно. Но надо бы выяснить, ждет кого-нибудь к себе Байсеитов или не ждет.
   – Это мы уже проверили, – сообщил Ундасынов. – Установлено, что он никого к себе не ждет. Да и насколько нам известно, ждать-то ему действительно некого: у него родных вообще нет, родственники жены проживают в том самом колхозе, где сейчас Байсеитов находится, а несколько его приятелей – все на месте, в городе.
   – Та-ак… – продолжал размышлять полковник. – Что же еще у вас не ясно в этой истории? Мне, например, непонятно, почему письмо написано по-русски.
   Ундасынов вопросительно посмотрел на него.
   – Мне кажется, что писавший письмо плохо владеет русским языком, – пояснил свою мысль полковник. – Это бросается в глаза. Адресовано письмо не русскому, а киргизу, почему же в таком случае оно написано по-русски, а не по-киргизски? У нас много вопросов и мало ответов, – сумрачно усмехнулся Харламов после продолжительного молчания. – Нам же, товарищ Ундасынов, надлежит найти ответы на все вопросы, и найти их как можно скорее.
   Ундасынов встал.
   – При этом мы должны ответить, – продолжал полковник, – и на такой вопрос: почему это письмо появилось именно теперь, а не раньше и не позже?
   – Вы думаете?..
   Харламов развел руками:
   – Возможно, оно сфабриковано, и именно теперь, с какой-то определенной целью. Разве нельзя допустить, что пославший Байсеитову письмо был отлично осведомлен, что адресата в городе нет и письмо это до него не дойдет?
   – Да, но Юлдаш мог быть и дома, и дети могли не вытащить письма из-под двери, и оно пролежало бы там не известно сколько времени, – возразил майор.
   – И это верно, – неохотно согласился Харламов.
   – Будем искать, – энергично тряхнул головой Ундасынов и распрощался.
   Как только за ним закрылась дверь, полковник Харламов нажал кнопку звонка.
   – Соедините меня с комендантами участков, – приказал он вошедшему на звонок секретарю и, вынув из ящика своего письменного стола какой-то документ, углубился в чтение.
 
   Рослый широкоплечий мужчина с большой русой бородой, подстриженными усами, с нетронутой еще сединой шевелюрой и добрыми светлыми глазами – таков известный геолог Степан Ильич Лучинин, старый друг профессора Ясного.
   Кроме двух ученых, в экспедиции принимали участие: сухощавый светловолосый юноша Вадим Волков и сравнительно молодой человек атлетического сложения – Борис Сахно. Первый из них был помощником и учеником Лучинина в институте, второй исполнял обязанности врача экспедиции. Тесная дружба связывала этих двух людей: молодого научного сотрудника института геологии и человека, всю Отечественную войну проведшего на фронте, бравшего Берлин, награжденного боевыми орденами и медалями. Волков и Сахно вместе совершили не один альпинистский поход. И, наконец, пятым членом экспедиции была радистка Женя Громова, взявшая на себя и обязанности повара.
   Румянец и ямочки на щеках, русые волосы, уложенные жгутом вокруг головы, уверенные движения, упругая походка спортсменки делали Женю Громову очень привлекательной.
   «Дотянулась уже сюда или нет линия Шервуд – Силин?» – думал капитан Русаков, познакомившись с участниками маленькой экспедиции. Все как будто говорило за то, что среди членов экспедиции их агентов еще не было. Однако это можно было лишь предполагать. Следовало быть начеку.
 
   Лучинин и Волков возвращались в город довольные – они нашли хорошего проводника. Все в один голос рекомендовали им старого опытного охотника Садыка. Вот он шагает рядом с ними, неутомимый и быстрый, несмотря на свои пятьдесят лет, с лицом, опаленным солнцем и ветрами тянь-шаньских нагорий. Спокойствием и добродушием веет от всей его подтянутой, худощавой фигуры, от добрых, чуть-чуть прищуренных глаз, обрамленных лучиками морщин. И Лучинину и Волкову Садык очень понравился, и они не сомневались, что Александр Иванович Ясный одобрит их выбор.
   Шли берегом Иссык-Куля. Озеро волновалось, огромные волны ходили по его бескрайним просторам.
   Вадим Волков восторженными глазами смотрел вокруг; вот там находится знаменитое Боомское ущелье – древний путь из долин и степей Средней Азии в горные дебри Небесных гор и через них берегом Иссык-Куля – в Малую Бухару, в таинственную Алтышаари, в Кашгар, Яркенд, к подножию Гималаев, к заоблачным безлюдным и невыносимо холодным плоскогорьям Северного Тибета, в сказочную Шангрила, с ее запретной для европейцев Лхасой, с крытым золотом Потала – величественным дворцом далай-ламы.
   Геологи шли сейчас по земле древней цивилизации. Караваны купцов проходили здесь из царства в царство. Колонны жестоких воинов двигались этим путем во всех направлениях, и вслед за ними пылали сады и селения, замирали светлые арыки, жизнь уходила из богатого края. Вот изваяния каменных «баб», в изобилии встречающиеся вдоль восточного берега Иссык-Куля. Эти скульптуры остались от жившего здесь когда-то светловолосого и голубоглазого народа усуней. Сокрушительный поток варваров-гуннов, двинувшихся из Китая на запад, в страну скифов, к границам древних королевств Европы, опалил и сжег все на своем пути – и усуни исчезли, как подхваченные вихрем лепестки цветущего урюка.
   – Посмотри, да ведь это Женя! – сказал вдруг Лучинин. – Чем это она занимается?
   Женя о чем-то разговаривала с высоким незнакомцем. Когда в сопровождении Садыка Лучинин и Волков подошли ближе, они увидели, что она с интересом рассматривает фотоснимки.
   – Глядите, какие чудные виды! – закричала им Женя. Виды были действительно разнообразны и сняты со вкусом.
   – Василий Иванович Ухваткин – разъездной фотограф промартели «Труженик», – представился нескладный детина и предложил посмотреть его товар. Но геологам сейчас было не до него. Однако Ухваткин не хотел отставать: не успеют же они сами побывать везде! Но если уж не хотят покупать его открытки, он хотел бы подарить им что-нибудь на память и просит разрешения преподнести альбомчик с видами профессору Ясному.
   Ясного они застали у входа в гостиницу.
   – Приношений от незнакомых не беру, да и отдаривать нечем, – резко сказал он в ответ на льстивые реверансы чересчур любезного фотографа и пригласил друзей следовать за ним.
   Ухваткин пристально посмотрел ему вслед и отправился в свой номер. А через час ему неожиданно сделалось плохо, он заявил, что чувствует сердечную слабость, и вызвал врача. Доктор неотложной помощи ничего опасного в состоянии больного не обнаружил, но Ухваткин продолжал стонать, жаловаться и попросил посоветовать, в каком из местных санаториев ему было бы целесообразнее отдохнуть, провести свой отпуск. Джеты-Огуз, Аксу или, может быть, Койсара? И не успел доктор еще и рта открыть, как больной принял решение: он немедленно отправится на курорт Койсара: фронтовые ранения обязывают его заботиться о здоровье, ничего не поделаешь! И Ухваткин немедленно покинул Пржевальск.
   В тот же вечер Харламов читал документ, подписанный майором Ундасыновым: «Ухваткин Василий Иванович, разъездной фотограф, работает в промартели «Труженик» (г. Загорск, Московской области). Ленинградец. Семья погибла во время блокады. Участвовал в Великой Отечественной войне, рядовой. В 1944—1945 гг. находился на излечении в госпитале № 375 по поводу ранения в область правого бедра и в голову».

Глава десятая

   – Александр Иванович, это он? – порывисто спросила Женя Громова, устремив взор на восток.
   – Да, – спокойно ответил профессор Ясный.
   «Он» – означал впервые увиденный Женей Хан-Тенгри, «Повелитель духов».
   Горные хребты шли во всех направлениях, пересекая друг друга, громоздясь ввысь, подавляя человека своей грандиозностью. На северо-востоке над всем этим первозданным хаосом возвышалась колоссальная белоснежная пирамида Хан-Тенгри. Да, это был «Повелитель духов», повидать который так мечтала Женя.
   Не один день прошел с того времени, когда экспедиция прибыла в эти места. Позади остались озеро Иссык-Куль, Пржевальск с памятником знаменитому путешественнику, отдавшему всю свою жизнь исследованию Центральной Азии. Позади остались первые перевалы и нагорья.
   Горная долина, в которую геологи вышли после бесконечных спусков и подъемов в этом каменном лабиринте, представляла собой типичный сырт – плоскогорье, поросшее буйной травой. Заросли берез и рябины с обеих сторон окаймляли неширокий светлый ручей, текущий с недалеких гор. Ледяная прозрачная вода быстро бежала по наклонному ложу, перебирая мелкие камешки на своем пути.
   Четырехгранная пирамида невиданной красоты гигантским белым шпилем уходила в небо. От покрытого вечными снегами массива Хан-Тенгри сюда, в долину, доносилось мощное ледяное дыхание. Красота и необъятная мощь таинственной горы захватили воображение молодых спутников профессора Ясного и геолога Лучинина.
   – Пора за дело, друзья, – сказал Лучинин и сделал знак Борису Сахно.
   Принялись ставить палатки. Проводник Садык развьючил лошадей и пустил их пастись. Женя Громова снова принялась было за коробки с пищевыми концентратами, однако Ясный остановил ее:
   – Я предложил бы сегодня иное блюдо на ужин.
   – Какое, Александр Иванович?
   – Форель-фри, или рыбные котлеты де-воляй, – пошутил Ясный и уже серьезно сказал: – Здесь в горных реках водится форель. Рыба эта любит холодную чистую воду и, поднимаясь навстречу течению, преодолевает перекаты и даже небольшие водопады. Так она доходит почти до самых ледников. Но в ледниковой воде форель мало находит съедобного и вынуждена заходить вот в такие ручьи, как этот.
   Первым выразил свою готовность заняться рыбной ловлей самый молодой из участников экспедиции – Вадим Волков. Однако Ясный предостерегающе остановил его: ловля форели требует большого искусства и осторожности. Если рыболов сядет на берег и забросит удочку, он может сидеть так до нового пришествия, но ничего не поймает – форель пуглива, сквозь прозрачную воду она отлично видит, что происходит на берегу, и никогда не возьмет приманку, если заметит рыболова.
   Выслушав инструкции Ясного, Вадим и Женя бросились к кустам и уже через несколько минут, вооружившись прутами для удилищ, крючками и леской, осторожно и медленно пошли вдоль ручья.
 
   На вершинах седых гигантов гасли красные отблески заходящего солнца. Хан-Тенгри долго пылал в невидимых лучах далекого солнца, отсвечивая ярким рубиновым цветом. Но постепенно поблекло и это видение, названное учеными «мерцанием» гор, и глухая темь опустилась на лагерь. Тотчас же в стороне ущелья послышался вой.
   – Волки, – сказал Русаков, бывший сегодня дежурным по лагерю.
   В тот вечер засиделись долго. Рыбы в ручье было много, и уха у Жени получилась отменная. Пили горячий чай. Слушали по радио музыку Чайковского. Не спалось.
   – Ну, как понравился вам «Повелитель духов»? – спросил Женю Ясный.
   – О да! – восторгалась девушка. – И какая поэтическая правда в этом названии – «Повелитель духов»!
   – Китайцы большие мастера метких названий, – сказал Сахно. – У меня такое впечатление, что все это нагромождение скал явилось следствием вулканической деятельности.
   – Видный немецкий ученый Гумбольдт такого же мнения, – заметил Лучинин. – Он был убежден в том, что Тянь-Шань – продукт вулканической деятельности и что в Тянь-Шане и по сей день имеются действующие вулканы. Однако он ошибался. Наш знаменитый русский географ Семенов-Тян-Шанский совершил в эти горы несколько экспедиций и доказал, что никаких вулканов здесь нет. Горы Тянь-Шаня – результат не вулканической, а тектонической деятельности.
   – А как же Байшань? – спросил Сахно.
   – Китайские летописи сообщали о существовании в этих горах грандиозного вулкана Байшань, – ответил Лучинин. – Вера в существование Байшаня удерживалась до недавнего времени. Но теперь доказано, что такого вулкана нет. Древние летописцы принимали, вероятно, каменноугольные пожары за извержение вулканов. Мы забрались в места малоисследованные.
   – А я вот закрываю глаза и вижу себя на восточных склонах Небесных гор, – мечтательно сказала Женя. – Мы высоко-высоко, а под нами, внизу, пустыня Такла-Макан, степи Джунгарии, Кашгария. Пржевальский был там.
   – Так то Пржевальский, а не мы… – вздохнул Вадим.
   – Наши люди бывали в тех местах задолго до Пржевальского, – заметил Лучинин.
   – Степан Ильич, расскажите, – обратилась к геологу Женя.
   – Хорошо, – согласился Лучинин. – Расскажу вам о двоих… В начале второй половины восемнадцатого века сержант Нижегородского полка Филипп Ефремов был послан нести пограничную службу на заставе Донгуз, которая находилась в Оренбургских степях. Через несколько дней после прибытия Ефремова в Донгуз на заставу, где находилось всего двадцать солдат, напали пятьсот яицких казаков, восставших против крепостничества. Ефремов попал к ним в плен, вскоре бежал, направился к Оренбургу, но в степи был схвачен бандой кочевых любителей легкой поживы и продан ими в рабство в Бухару. С этого и начались замечательные странствования русского солдата.
   Долго жил он в Бухаре, Хорезме, Фергане, побывал в пустынях Кара-Кум и Кызыл-Кум, ездил в Иран. Так достиг Филипп Ефремов и Кашгарии, что в двух шагах отсюда. А уж из Кашгарии направился он в Тибет, а затем в Индию. Целых девять лет продолжалось странствование Ефремова по азиатским землям.
   – А кто был второй? – спросила Женя.
   – Чокан Валиханов, казах. Представитель знатного султанского рода, Валиханов был офицером царской армии. Но его влекла к себе наука, и он с увлечением собирал сведения о неисследованном Тянь-Шане, о неведомой Джунгарии. Увлекаясь этнографией, Валиханов хорошо изучил народы, населявшие бассейн Иссык-Куля и Небесные горы… В Омске Валиханов сдружился с Достоевским, отбывавшим там ссылку. Научную судьбу ученого-казаха решила его встреча с Семеновым-Тян-Шанским. Именно по его рекомендации Чокан Валиханов был командирован в страну Алты-шаари…
   – Куда, куда? – заинтересовался Вадим. – Алты-шаари… Никогда не слышал.