Страница:
Глава шестнадцатая
Снежные, задернутые тучами горные хребты поднимались один за другим, громоздясь и уходя вдаль. Где-то тут и легендарная Джомолунгма, высочайшая гора в мире.
Виллис карабкался вверх. Но каменных завалов становилось все больше, и наконец летчикам пришлось идти пешком.
– Что здесь произошло? – Боба Финчли мучило любопытство.
Гейм тоже ничего не понимал: военная база почему-то обезлюдела. Куда и почему сбежали все? Откуда на дороге появились каменные завалы?
Луга, покрытые серебряными эдельвейсами, уходили ввысь. Идти было тяжело, горело сердце, подгибались колени, камни скользили из-под ног…
– Что-то тут произошло!.. – бормотал Финчли.
Но ответа на свой вопрос летчики получить не могли – кругом не было ни души.
– Мы, по-видимому, опоздали, – не унимался бортмеханик.
Гейм тоже начинал склоняться к этой мысли. Но все-таки надо было добраться до резиденции Крауса и выяснить в чем дело. Там должны находиться Лоусон и Кейз, в помощь которым Прайс и прислал сюда Гейма. Там находятся Эрл Тэйлор, инженер из Невады, и Чармиан…
Дорога перешла в тропинку. Изнемогая, Гейм и Финчли вышли к городку, в котором, как они знали, жили научные работники лаборатории. Но сейчас тут не было ни одного человека. Красивые коттеджи имели вид оставленных в страшной спешке.
– Что-то случилось, – только теперь Гейм высказал эту мысль вслух.
От городка к резиденции Крауса раньше вела асфальтированная дорога, по которой в определенные часы бегали красивые служебные автобусы. Но сейчас от дороги ничего не осталось: вспученная земля разбросала асфальт в стороны, всюду громоздились громадные кучи камней.
– Землетрясение? – пытался угадать Боб. – Грифы! – указал он в сторону. Там, на скале, действительно расположились отвратительные птицы-трупоеды, с длинными голыми шеями и сильными клювами. Грифы внимательно смотрели вниз и, казалось, намеревались приняться за свое обычное занятие.
– Кажется, там кто-то есть. – И Гейм свернул по направлению к скале. Финчли последовал за ним.
Черные птицы нехотя поднялись в воздух и опустились вблизи.
– Что-то они там приметили себе на обед. – Боб прибавил шагу.
Сегодня, кажется, летчики готовы были увидеть здесь что угодно, и все же этого они никак не ожидали: у их ног лежала Чармиан Старк с лицом, залитым кровью. Девушка была жива, но в глубоком обмороке. С помощью Боба Гейм обмыл ее лицо и влил ей в рот несколько капель рома.
Уставшие и встревоженные, летчики дожидались, когда девушка придет в себя. Из ее уст они узнали о том, что произошло на секретной военной базе Прайса.
Гибель Каррайта потрясла Крауса. Собственно, личность и судьба погибшего его не интересовали, но Каррайт должен был возвратиться из Синизяна не один, а с Двадцатым и привезти агентурные материалы, которых с нетерпением Краус дожидался. Эти документы были ему необходимы для того, чтобы подкрепить его собственную теорию превращения элементов и получения атомной энергии в естественных природных условиях. На основе этой своей гипотезы Краус строил далеко идущие выводы и работал над планом «Бездна», суть которого была известна лишь ему да Уильяму Прайсу. И вот теперь затея с Двадцатым провалилась. Краусу пришлось сообщить Прайсу какой-то новый проект.
Чем бы все это кончилось, трудно сказать, но тут случилось то, чего ни Краус, и никто другой на базе не ожидали.
Началось с того, что Прайс предложил Краусу возвратиться в Штаты. Краус потребовал ответа на свой очередной проект. Это, по-видимому, не на шутку рассердило всесильного «короля урана»: вместо ответа Краусу он прислал какой-то шифрованный приказ Лоусону и Кейзу, смысл которого стал ясен лишь несколько позднее. Оба агента Прайса стали совещаться, уединившись от немца. А затем случилось следующее.
В кабинете Крауса раздался телефонный звонок. Лоусон просил Крауса срочно спуститься к нему на «нижний горизонт». Однако, когда Краус наконец добрался до «горячей зоны», где пребывание даже в течение нескольких минут смертельно опасно, Лоусона там не оказалось.
Еще ничего не подозревая, Краус начал безуспешно разыскивать его по телефону. Взбешенный непонятным поведением Лоусона, Краус решил возвратиться к себе, но тут оказалось, что подъемные механизмы неожиданно испортились, и надо было ждать, когда их исправят. Тем временем все дозволенные сроки пребывания в «горячей зоне» давно миновали, и Краус, еще не веря себе, понял, что он погиб и что уже ничто не в состоянии спасти его. Он перестал буйствовать и звать Лоусона – он знал, что его убил Уильям Прайс.
Когда Крауса вытащили на поверхность, он был вял и апатичен. Чармиан слышала, как он, войдя в свой кабинет, обратился к Кейзу: «Гарри, за что шеф казнил меня»? Кейз ответил: «Кажется, вы кому-то продали его секреты». Тогда Краус пришел в ярость. Лоусон послал Прайсу очередное сообщение и куда-то исчез. Вслед за ним сбежал и Кейз. Краус заперся в своем кабинете, где находился замыкающий электроток рубильник, и заявил, что он немедленно все поднимет в воздух. Сотрудники лаборатории, охрана бросились бежать в долину: разговорами о колоссальной силе адских машин, заложенных внизу, они давно пугали друг друга.
Эрл Тэйлор решил было спасти людей, тех, кто работал внизу, и отправился к ним. Но он опоздал – Краус взорвал верхние горизонты, и хотя взрыв на «нижнем горизонте» был Тэйлором предотвращен, это не спасло заживо погребенных людей и погубило самого Тэйлора.
Летчики в глубоком молчании обнажили головы – потрясенные, они почтили память своего мужественного друга, погибшего в борьбе с Прайсом.
После катастрофы Чармиан все еще надеялась, что Тэйлору как-нибудь удастся спастись, и, даже будучи раненной, она не уходила от этого страшного места, пока обессиленная и истекающая кровью не упала без сознания.
– Где Краус? – спросил Гейм девушку.
– Наверное, у себя, он знает, что идти ему теперь некуда и незачем.
Гейм взял девушку на руки и пошел туда, где не так давно он сам провел ночь на положении заключенного.
– Капитан Гейм, ты пришел убить меня, не так ли? Ха-ха-ха!..
Летчик отшатнулся: перед ним кривлялся Краус. Но что за вид был у него: волосы вылезли, щеки провалились, физиономию изуродовали отвратительные белые пятна. Он был до предела худ, костюм болтался на нем, как на скелете.
– Ты опоздал. Гейм, меня уже убили… Прайс, судьба… Всю жизнь я думал о том, как бы убить других, и вот… Через несколько часов я умру. А Прайс будет жить! А все-таки я его перехитрил, он уже не воспользуется моим трудом – плана «Бездна» больше не существует! Это была моя идея, моя, и я не хочу, чтобы старый негодяй присвоил ее после того, как он убил меня…
Гейм начал догадываться о том, что произошло: Прайс узнал о том, что Краус торгует его тайнами.
– И все же вы унесете с собой тайну Прайса… – произнес он почти равнодушно.
На физиономии Крауса появилось выражение беспредельной ненависти.
– Нет, нет… – прохрипел он. – Пусть все узнают, все… – немец на минуту умолк, и когда снова с трудом заговорил, в его голосе было отчаяние: – Поздно! Он рассчитал точно – я умираю… – он пошатнулся и оперся о край стола.
Гейм стремительно приблизился к нему.
– Вы – чудовище, – гневно сказал он. – Околевая, убили многих людей, работавших в вашей лаборатории.
– Лаборатории? – Краус, кажется, попытался насмешливо улыбнуться. – Здесь не было никакой лаборатории.
– Как так? А что же было?
С выражением торжества Краус произнес:
– Заряд термоядерной энергии мощностью в несколько сотен миллионов тонн взрывчатки.
– Зачем? – вскричал капитан. Прерывисто дыша, Краус заговорил:
– Когда-то в мои руки попала рукопись древнего китайского ученого «Поэма на пальмовых листьях». Тогда же у меня появилась мысль – вызвать цепную реакцию в естественном, неочищенном уране. После войны я продал эту идею Прайсу, а он решил проводить опыты не в лаборатории, а в естественных условиях. Требовалось только найти место для опытов. Я предложил этот район.
– Почему именно этот?
– Еще Суань Цзян писал – тут земля источает радиацию…
– Понятно.
– Ты не все понял, Гейм. В недрах гор, под нами, – Краус рукой показал вниз, – мы пробили шахты и заложили туда смесь тяжелого водорода вперемежку с бомбами из плутония.
– Но это же гигантская мина! – вскричал летчик.
– Да, мина… – прохрипел Краус. – «Бездна»… Люди Прайса изучили направление рудных жил на огромном расстоянии вокруг. Мы надеялись, что цепная реакция пойдет отсюда веерообразно…
– В направлении Советского Союза, Китая, Индии, Афганистана?
– Да.
– Но цепная реакция в неочищенном уране… – Гейм не знал, можно ли этому верить.
Казалось, немец понял его сомнение.
– Прайс верил в мою идею и в соответствии с ней создал свой план «Бездна».
– Вы с Прайсом хотели произвести тут подземный атомный взрыв чудовищной силы?
– На тысячи миль вокруг земля, смешанная с радиоактивными частицами, поднялась бы на воздух и обрушилась на все живое, – казалось, Краус упивается несостоявшимся злодеянием. – Мощность заложенного в шахтах термоядерного заряда равна многим сотням миллионов тонн тротила, – повторил он.
– Когда же Прайс должен был произвести намеченный взрыв?
– Мы должны были уточнить некоторые данные в отношении Советского Союза. Каррайту было приказано пробраться к советской границе и доставить сюда геологическую карту района Кок-шаал-тау, который я когда-то посетил, и агента по кличке Двадцатый.
– Вас интересовало, не нужно ли будет вносить поправки в план «Бездна», в ваш план массового истребления народов Азии?
– Да. Прайс не хотел зря расходовать запас водородных бомб. Но Каррайт почему-то не вернулся…
Так вот зачем Прайс послал Двадцатого в Тянь-Шань! И на этот раз он не доверил Харвуду своей тайны, сказал ему лишь половину правды.
Краус все тише и тише бормотал:
– Кракатау не получилось, на нижнем горизонте не взорвались атомные бомбы. Но я разрушил тут все, все… я уничтожил мечту этого лживого янки… Он убил меня, убил! Но я доберусь до него! Доберусь… – он дико взмахнул руками и рухнул на пол. Началась агония.
Гейм с отвращением закрыл за собой дверь комнаты и пошел туда, где его ждала Чармиан.
Виллис карабкался вверх. Но каменных завалов становилось все больше, и наконец летчикам пришлось идти пешком.
– Что здесь произошло? – Боба Финчли мучило любопытство.
Гейм тоже ничего не понимал: военная база почему-то обезлюдела. Куда и почему сбежали все? Откуда на дороге появились каменные завалы?
Луга, покрытые серебряными эдельвейсами, уходили ввысь. Идти было тяжело, горело сердце, подгибались колени, камни скользили из-под ног…
– Что-то тут произошло!.. – бормотал Финчли.
Но ответа на свой вопрос летчики получить не могли – кругом не было ни души.
– Мы, по-видимому, опоздали, – не унимался бортмеханик.
Гейм тоже начинал склоняться к этой мысли. Но все-таки надо было добраться до резиденции Крауса и выяснить в чем дело. Там должны находиться Лоусон и Кейз, в помощь которым Прайс и прислал сюда Гейма. Там находятся Эрл Тэйлор, инженер из Невады, и Чармиан…
Дорога перешла в тропинку. Изнемогая, Гейм и Финчли вышли к городку, в котором, как они знали, жили научные работники лаборатории. Но сейчас тут не было ни одного человека. Красивые коттеджи имели вид оставленных в страшной спешке.
– Что-то случилось, – только теперь Гейм высказал эту мысль вслух.
От городка к резиденции Крауса раньше вела асфальтированная дорога, по которой в определенные часы бегали красивые служебные автобусы. Но сейчас от дороги ничего не осталось: вспученная земля разбросала асфальт в стороны, всюду громоздились громадные кучи камней.
– Землетрясение? – пытался угадать Боб. – Грифы! – указал он в сторону. Там, на скале, действительно расположились отвратительные птицы-трупоеды, с длинными голыми шеями и сильными клювами. Грифы внимательно смотрели вниз и, казалось, намеревались приняться за свое обычное занятие.
– Кажется, там кто-то есть. – И Гейм свернул по направлению к скале. Финчли последовал за ним.
Черные птицы нехотя поднялись в воздух и опустились вблизи.
– Что-то они там приметили себе на обед. – Боб прибавил шагу.
Сегодня, кажется, летчики готовы были увидеть здесь что угодно, и все же этого они никак не ожидали: у их ног лежала Чармиан Старк с лицом, залитым кровью. Девушка была жива, но в глубоком обмороке. С помощью Боба Гейм обмыл ее лицо и влил ей в рот несколько капель рома.
Уставшие и встревоженные, летчики дожидались, когда девушка придет в себя. Из ее уст они узнали о том, что произошло на секретной военной базе Прайса.
Гибель Каррайта потрясла Крауса. Собственно, личность и судьба погибшего его не интересовали, но Каррайт должен был возвратиться из Синизяна не один, а с Двадцатым и привезти агентурные материалы, которых с нетерпением Краус дожидался. Эти документы были ему необходимы для того, чтобы подкрепить его собственную теорию превращения элементов и получения атомной энергии в естественных природных условиях. На основе этой своей гипотезы Краус строил далеко идущие выводы и работал над планом «Бездна», суть которого была известна лишь ему да Уильяму Прайсу. И вот теперь затея с Двадцатым провалилась. Краусу пришлось сообщить Прайсу какой-то новый проект.
Чем бы все это кончилось, трудно сказать, но тут случилось то, чего ни Краус, и никто другой на базе не ожидали.
Началось с того, что Прайс предложил Краусу возвратиться в Штаты. Краус потребовал ответа на свой очередной проект. Это, по-видимому, не на шутку рассердило всесильного «короля урана»: вместо ответа Краусу он прислал какой-то шифрованный приказ Лоусону и Кейзу, смысл которого стал ясен лишь несколько позднее. Оба агента Прайса стали совещаться, уединившись от немца. А затем случилось следующее.
В кабинете Крауса раздался телефонный звонок. Лоусон просил Крауса срочно спуститься к нему на «нижний горизонт». Однако, когда Краус наконец добрался до «горячей зоны», где пребывание даже в течение нескольких минут смертельно опасно, Лоусона там не оказалось.
Еще ничего не подозревая, Краус начал безуспешно разыскивать его по телефону. Взбешенный непонятным поведением Лоусона, Краус решил возвратиться к себе, но тут оказалось, что подъемные механизмы неожиданно испортились, и надо было ждать, когда их исправят. Тем временем все дозволенные сроки пребывания в «горячей зоне» давно миновали, и Краус, еще не веря себе, понял, что он погиб и что уже ничто не в состоянии спасти его. Он перестал буйствовать и звать Лоусона – он знал, что его убил Уильям Прайс.
Когда Крауса вытащили на поверхность, он был вял и апатичен. Чармиан слышала, как он, войдя в свой кабинет, обратился к Кейзу: «Гарри, за что шеф казнил меня»? Кейз ответил: «Кажется, вы кому-то продали его секреты». Тогда Краус пришел в ярость. Лоусон послал Прайсу очередное сообщение и куда-то исчез. Вслед за ним сбежал и Кейз. Краус заперся в своем кабинете, где находился замыкающий электроток рубильник, и заявил, что он немедленно все поднимет в воздух. Сотрудники лаборатории, охрана бросились бежать в долину: разговорами о колоссальной силе адских машин, заложенных внизу, они давно пугали друг друга.
Эрл Тэйлор решил было спасти людей, тех, кто работал внизу, и отправился к ним. Но он опоздал – Краус взорвал верхние горизонты, и хотя взрыв на «нижнем горизонте» был Тэйлором предотвращен, это не спасло заживо погребенных людей и погубило самого Тэйлора.
Летчики в глубоком молчании обнажили головы – потрясенные, они почтили память своего мужественного друга, погибшего в борьбе с Прайсом.
После катастрофы Чармиан все еще надеялась, что Тэйлору как-нибудь удастся спастись, и, даже будучи раненной, она не уходила от этого страшного места, пока обессиленная и истекающая кровью не упала без сознания.
– Где Краус? – спросил Гейм девушку.
– Наверное, у себя, он знает, что идти ему теперь некуда и незачем.
Гейм взял девушку на руки и пошел туда, где не так давно он сам провел ночь на положении заключенного.
– Капитан Гейм, ты пришел убить меня, не так ли? Ха-ха-ха!..
Летчик отшатнулся: перед ним кривлялся Краус. Но что за вид был у него: волосы вылезли, щеки провалились, физиономию изуродовали отвратительные белые пятна. Он был до предела худ, костюм болтался на нем, как на скелете.
– Ты опоздал. Гейм, меня уже убили… Прайс, судьба… Всю жизнь я думал о том, как бы убить других, и вот… Через несколько часов я умру. А Прайс будет жить! А все-таки я его перехитрил, он уже не воспользуется моим трудом – плана «Бездна» больше не существует! Это была моя идея, моя, и я не хочу, чтобы старый негодяй присвоил ее после того, как он убил меня…
Гейм начал догадываться о том, что произошло: Прайс узнал о том, что Краус торгует его тайнами.
– И все же вы унесете с собой тайну Прайса… – произнес он почти равнодушно.
На физиономии Крауса появилось выражение беспредельной ненависти.
– Нет, нет… – прохрипел он. – Пусть все узнают, все… – немец на минуту умолк, и когда снова с трудом заговорил, в его голосе было отчаяние: – Поздно! Он рассчитал точно – я умираю… – он пошатнулся и оперся о край стола.
Гейм стремительно приблизился к нему.
– Вы – чудовище, – гневно сказал он. – Околевая, убили многих людей, работавших в вашей лаборатории.
– Лаборатории? – Краус, кажется, попытался насмешливо улыбнуться. – Здесь не было никакой лаборатории.
– Как так? А что же было?
С выражением торжества Краус произнес:
– Заряд термоядерной энергии мощностью в несколько сотен миллионов тонн взрывчатки.
– Зачем? – вскричал капитан. Прерывисто дыша, Краус заговорил:
– Когда-то в мои руки попала рукопись древнего китайского ученого «Поэма на пальмовых листьях». Тогда же у меня появилась мысль – вызвать цепную реакцию в естественном, неочищенном уране. После войны я продал эту идею Прайсу, а он решил проводить опыты не в лаборатории, а в естественных условиях. Требовалось только найти место для опытов. Я предложил этот район.
– Почему именно этот?
– Еще Суань Цзян писал – тут земля источает радиацию…
– Понятно.
– Ты не все понял, Гейм. В недрах гор, под нами, – Краус рукой показал вниз, – мы пробили шахты и заложили туда смесь тяжелого водорода вперемежку с бомбами из плутония.
– Но это же гигантская мина! – вскричал летчик.
– Да, мина… – прохрипел Краус. – «Бездна»… Люди Прайса изучили направление рудных жил на огромном расстоянии вокруг. Мы надеялись, что цепная реакция пойдет отсюда веерообразно…
– В направлении Советского Союза, Китая, Индии, Афганистана?
– Да.
– Но цепная реакция в неочищенном уране… – Гейм не знал, можно ли этому верить.
Казалось, немец понял его сомнение.
– Прайс верил в мою идею и в соответствии с ней создал свой план «Бездна».
– Вы с Прайсом хотели произвести тут подземный атомный взрыв чудовищной силы?
– На тысячи миль вокруг земля, смешанная с радиоактивными частицами, поднялась бы на воздух и обрушилась на все живое, – казалось, Краус упивается несостоявшимся злодеянием. – Мощность заложенного в шахтах термоядерного заряда равна многим сотням миллионов тонн тротила, – повторил он.
– Когда же Прайс должен был произвести намеченный взрыв?
– Мы должны были уточнить некоторые данные в отношении Советского Союза. Каррайту было приказано пробраться к советской границе и доставить сюда геологическую карту района Кок-шаал-тау, который я когда-то посетил, и агента по кличке Двадцатый.
– Вас интересовало, не нужно ли будет вносить поправки в план «Бездна», в ваш план массового истребления народов Азии?
– Да. Прайс не хотел зря расходовать запас водородных бомб. Но Каррайт почему-то не вернулся…
Так вот зачем Прайс послал Двадцатого в Тянь-Шань! И на этот раз он не доверил Харвуду своей тайны, сказал ему лишь половину правды.
Краус все тише и тише бормотал:
– Кракатау не получилось, на нижнем горизонте не взорвались атомные бомбы. Но я разрушил тут все, все… я уничтожил мечту этого лживого янки… Он убил меня, убил! Но я доберусь до него! Доберусь… – он дико взмахнул руками и рухнул на пол. Началась агония.
Гейм с отвращением закрыл за собой дверь комнаты и пошел туда, где его ждала Чармиан.
Глава семнадцатая
Разбор только что закончившихся учений продолжался.
Гарольду Прайсу нелегко было выступать сегодня. Полученная от старика из Нью-Йорка шифровка выбила его из колеи. Он с трудом улавливал сейчас смысл того, о чем говорили собравшиеся в штабе Келли американские и западногерманские высшие офицеры. Тон телеграммы, почти враждебный, встревожил младшего Прайса. К тому же из шифровки было совершенно непонятно, что за болезнь внезапно сразила неутомимого «короля урана». Надо было немедленно вылетать в Прайсхилл.
Однако бизнес есть бизнес. Возвратившись в Штаты, он должен будет представить концерну заключение, подтвержденное авторитетом вот этих военных специалистов.
Прайс взял слово после бывшего гитлеровского фельдмаршала Кессельринга.
– Меня беспокоит только одно… – начал он. – Я хочу быть уверенным, что вы тут выстоите. Страшная опасность, которая всем нам угрожает с Востока, должна, гм… разбить себе голову о созданную нами первую линию обороны в Европе. Для этого мы дали вам несколько дивизионов атомных орудий. В отличие от авиации, наша атомная артиллерия может быть использована независимо от погоды, условий видимости. Мы прислали сюда управляемые ракетные снаряды «Матадор», дальность полета которых вдвое превышает расстояние, какое когда-то покрывали лучшие образцы «Фау-2», и достигает восьмисот километров. Но я думаю, что в условиях боя, для, так сказать, тактического использования, лучше малогабаритной атомной бомбы нет.
– Совершенно верно, – заметил Кессельринг. Прайс потер лоб.
– Что с ним? – Лайт обернулся к Гаррису. Прайс продолжал:
– Среди наших военных сильно стремление создавать запасы атомных бомб большой мощности. Опыт войны показал, что при массированных налетах на пункт, расположенный в глубоком тылу противника, приходится нести значительные потери. Поэтому военные считают желательным наносить удар небольшим количеством мощных атомных бомб. В пользу этого они выдвигают еще два соображения… Ну, во-первых, сам самолет-бомбардировщик обходится нам гораздо дороже бомбы. Выгоднее сосредоточить внимание на постройке скоростных бомбардировщиков – их нам потребуется не так уже много. Во-вторых, по мнению нашего авиационнего командования, бомба с большим радиусом действия обеспечивает возможность накрыть цель даже при отклонении от заданной точности при бомбометании, а это в боевых условиях имеет значение.
Разгорелся спор, в котором не принимали участия только двое – Лайт и фон Шулленбург. Причем, как заметил Лайт, немцы были за тактическое оружие, а американцы главным образом за стратегическое, которое можно было бы посылать на большие расстояния. Спор перерос в обсуждение проблем войны в новых технических условиях.
– А что думаете вы, генерал? – спросил Функ Шулленбурга.
Все умолкли, с нетерпением поглядывая в сторону Шулленбурга.
Генерал-полковник понял: Функ хотел заставить его вылезть из той скорлупы, в которой он сидел все последние годы. Функу, как и Шпейделю, и другим, нужно было, чтобы он публично заявил о том, что он вместе с ними готовит новую войну и принимает на себя ответственность за будущее. Отступать? Нет, ни за что! Возможно, именно подобного случая он сам, того не сознавая, и ждал все эти годы вынужденного молчания и бессильной ярости. Фон Шулленбург встал:
– Господа! – произнес он по обыкновению ровным, бесстрастным голосом. – Я весьма благодарен за доставленную мне возможность присутствовать на маневрах – они заставили меня еще раз подумать о судьбе нации. Я не хотел бы говорить громких слов и произносить политическую речь, я не политик, а военный. Однако не скрою, меня удивило и встревожило то, что я видел и слышал здесь. Меня не оставляет гнетущее ощущение того, что все мы занимаемся совсем не тем делом, и потому я считаю себя обязанным поделиться с вами не моими впечатлениями, а теми выводами, к которым я пришел. Заранее знаю, что эти мои выводы многим из вас не понравятся. Но как немец и солдат я просил бы иметь терпение выслушать меня до конца, ибо, не предупредив вас о том, что, по-моему, всех нас может ожидать, я не мог бы уйти отсюда со спокойной совестью. Разрешите?
– Пожалуйста, – буркнул Келли не очень любезно.
– Я не буду говорить о вреде войны и пользе мира – эти вещи многими понимаются по-разному.
– Война ради мира в будущем, – бросил Прайс.
– Я буду говорить только о войне. – Шулленбург поправил монокль. – Итак, нам надлежит разобраться в кое-каких выводах в связи с проведенными учениями по действиям войск в наступлении и обороне. Но для чего все это нам, немцам, нужно? Для того, чтобы с успехом вести бои на «первой линии обороны в Европе» в соответствии с оперативными планами, гм… разработанными не нами. В каком же случае нам придется обороняться, защищать свою страну от нападения с Востока? Мне ничего не известно о том, чтобы такое нападение на нас готовилось.
– Это слишком! – рассердился Функ. Шулленбург сделал вид, что он не расслышал Функа.
– Стало быть, версию о каком бы то ни было предупредительном, неспровоцированном нападении на нашу страну с Востока следует отбросить. Остается другое – предполагается, что мы тут должны открыть военные действия после того, как будет проведена колоссальная воздушная диверсия против Востока с применением атомного оружия.
– Атомное оружие будет применяться нами и на протяжении всей войны, – заметил Келли.
– Это не меняет существа дела. Главное – военные действия, к которым мы тут готовимся, должны рассматриваться как составная часть большой войны, начатой, как это предусмотрено штабами, нашим нападением с воздуха на некоторые страны на Востоке, а не в результате нападения на нас. Я хочу обратить ваше внимание, господа, на три взаимосвязанных вопроса: условия ведения атомной войны, новая военная техника и тактика. Буду предельно краток: ни то, ни другое, ни третье не в нашу пользу. Это нам следует знать заранее.
– Вы боитесь ответственности! – не удержался Шпейдель.
– Имейте терпение, я займу всего несколько минут… – продолжал Шулленбург. – Мыслится, что в подходящий момент два существующих в мире лагеря решат спор силой оружия… Допустим, что мы при этом решительно отвергаем возможность мирного сосуществования… Не буду останавливаться на этом вопросе… Но ведь для того, чтобы вступить в новую войну, надо иметь колоссальное количество танков, самолетов, артиллерии и обязательно огромную армию. Какую именно? Гитлер имел триста дивизий и был все-таки разбит, разбит на Востоке.
– Вы хотите запугать нас? – Келли попытался рассмеяться.
– Нет, я говорю об условиях, в которых нам придется начинать войну в случае, если мы на это пойдем. Где же нужная нам сухопутная армия? В Западной Германии? Но этого мало. К тому же мы не можем взять людей из промышленности, с заводов и шахт – они нужны там. Гитлер разрешил этот вопрос: рабочих ему прислали Лаваль и Муссолини. Но ведь сегодняшние Франция и Италия не пойдут по старому пути, Гитлер заменил наших рабочих пленными из стран Севера и с Балкан, он сделал это прежде, чем отправился на Восток, – сейчас у нас нет таких пленных и они не предвидятся. Мы должны исходить из того факта, что Европа не хочет новой войны и боится ее.
– С этим надо бороться. – Прайс стукнул кулаком по столу.
– С этим трудно бороться – в Европе теперь мало кто верит в угрозу нападения русских.
– Мы все это учли. – Келли даже удивился неосведомленности Шулленбурга.
– Я так и думал, – сказал генерал-полковник. – Рад, что не ошибся. Итак, следует признать, что сложившееся и продолжающее складываться не в нашу пользу международное положение заставляет нас основной упор сделать именно на применении атомного оружия. Так ли, генерал Келли?
– Так, – подтвердил американец.
– Хорошо, – продолжал Шулленбург. – Я не буду останавливаться на таких совершенно ясных для нас вопросах, как продолжительность атомной войны и неотвратимая угроза ответных ударов. Буду говорить только о технике и тактике ведения нами атомной войны. Чтобы не отходить от темы закончившихся маневров, я начну с того, что меня, не скрою, разочаровало использование нами атомного оружия в обороне. Мистер Прайс уже сказал, какую атомную технику мы имеем: пушки, ракеты, тактическую атомную бомбу. Людям несведущим может показаться, что при таких огневых средствах победа за нами обеспечена, однако мы с вами не должны забывать, что применение атомного оружия на войне совершенно изменило тактику ведения боевых действий. Атомные пушки не имеют решающего значения – их мало и они слишком уязвимы с воздуха. Действие ракет рассчитано на эффект в тылу противника. Стало быть, для непосредственного использования на поле боя остается главным образом малогабаритная атомная бомба. Может ли она обеспечить нам победу? По-моему, не может, и вот почему. Для успеха атомного удара по противнику, как вы знаете, необходимо сочетание трех главных факторов: непрерывность и точность разведки, уверенность в правильности выбора объекта бомбардировки и обеспечение взрыва бомбы в нужный момент.
Разведка. Допустим на минуту мысль, что противник сосредоточил на нашем участке целую дивизию. Прежде чем принять решение о том, чтобы на расположение этой дивизии сбросить атомную бомбу, потребуется убедиться, верны ли сведения и не устарели ли они. Как вы знаете, господа, получение на поле боя точных данных о противнике – дело чрезвычайно трудное, а при плохой погоде или в условиях сложного рельефа местности – почти невыполнимое. При этом нельзя ни на минуту забывать, что противник хорошо понимает ваше намерение сбросить на него атомную бомбу и может пойти на хитрость, чтобы заставить вас сделать это слишком рано или в невыгодных для вас условиях. Но допустим, что вы располагаете исчерпывающими данными разведки. В таком случае вам придется решить вопрос – стоит ли объект затраты атомной бомбы. Это ваше решение зависит от целого ряда соображений. В частности, вы должны будете при этом правильно оценить, насколько опасно ваше положение, сколько атомных бомб имеется в вашем распоряжении, каков характер местности, а стало быть, и какой эффект даст применение атомной бомбы, насколько глубоко войска противника зарылись в землю, какое расстояние отделяет передний край расположения войск противника от позиции ваших войск, ибо, как это совершенно очевидно, если позиции противника находятся слишком близко от ваших собственных, атомную бомбу пустить в ход нельзя из-за опасения поражения своих солдат.
Предположим, что всё вам благоприятствует. Тогда вам придется решить еще одну проблему – как же сбросить бомбу так, чтобы атака противника захлебнулась в самом начале? Решающее значение при этом имеет выбор времени: поспешность даже на секунды приведет к тому, что во время взрыва войска противника будут находиться еще в укрытии, а ничтожная задержка может застать их на открытой местности, однако на таком близком расстоянии от наших войск, что сбросить бомбу уже нельзя. Кроме того, господа, есть и такие факторы, при которых все наше умение пользоваться атомным оружием в бою бессильно. Один из этих факторов давно не составляет секрета: строить оборону только на использовании атомного оружия нельзя. Однако есть другое обстоятельство, о котором почему-то никто из вас еще не говорил… Позволю себе обратить на него ваше внимание.
– Элементарная лекция, – зло бросил Прайс.
– Но генерал кое-что понимает, – насмешливо шепнул ему Гаррис.
Шулленбург презрительно усмехнулся, нет, он не позволит им сбить себя.
– Применение атомного оружия, – сказал он, – как вы знаете, привело к новой тактике ведения войны, совершенно отличной от той, что существовала веками: для того, чтобы не подвести войска под удар атомных бомб, под уничтожение, придется очень осторожно обращаться со сколько-нибудь значительным скоплением живой силы, танков, артиллерии. Я тут не анализирую действия противника, я говорю о том, как должны будем действовать мы.
Итак, мы должны рассредоточиться. В таком случае сомнительным становится успех нашей обороны. Но я хочу остановиться и на другом: у нас нет полной, диктуемой новой военной тактикой возможности рассредоточиться. Я и раньше подозревал, что это так. Маневры же подтвердили мое предположение. Понимая необходимость рассредоточения, мы поступаем как раз наоборот… Пфальц, этот сплошной пороховой погреб, тому убедительный пример. Я не собираюсь бросать кому бы то ни было из вас упрека, нет, по-моему, в данном случае против нас действует важный объективный фактор – малый размер нашей территории находится в противоречии с той военной тактикой, применение которой диктуется новым оружием, нам попросту негде рассредоточиться. Если говорить откровенно, то лучшего объекта для атомных бомб, чем мы сами, и не придумать. Противник получит возможность наносить ответные удары без промаха. Собственно, ему не потребуется применять даже авиацию, он сможет без всякого риска насквозь простреливать всю нашу территорию атомными снарядами при помощи управляемых ракет дальнего действия. Значение фактора территории – вот то, о чем еще никто из вас не говорил.
Можем ли мы тут, на указанных нам командованием НАТО позициях, успешно защищать «первую линию обороны»? Мой ответ – нет, не можем. Ведь, кроме всего того, на что я позволил себе обратить ваше внимание, не следует забывать и того, что противник наш будет активен, что он постарается вести наступление по новой тактике: сосредоточиваясь в наикратчайшие сроки, скрытно, ночами и не медля, с ходу, бросаться в наступление. Противник будет тоже иметь в своем распоряжении все виды атомного оружия, которое он, естественно, не замедлит использовать против нас. Не надо забывать и о значении авиадесантных и парашютных частей, которые вряд ли дадут нам возможность сидеть в укреплениях и спокойно постреливать в восточном направлении.
– Вы утверждаете?.. – Келли поднялся.
– Я утверждаю, что мы должны быть довольны тем, что никто и не собирается нападать на нас. Я утверждаю, что лезть нам, немцам, в войну безрассудно. Понимает ли это командование НАТО? Очевидно, понимает. Об этом свидетельствует то, что вся Западная Германия подготовлена к тому, чтобы стать мертвой зоной: все должно быть взорвано, предано огню. – Шулленбург теперь заметно волновался. – Погибая, Гитлер хотел уничтожить Германию точно таким же образом, но он не успел. Вы, генерал Келли, хотите уничтожить Германию в том случае, если вы потерпите поражение в войне. Но сами-то вы надеетесь благополучно отступить, отправиться на родину, под неразрушенный кров. А куда же пойдем мы, немцы? Где будет наша родина, наш кров? Впрочем, – сказал Шулленбург с горькой иронией, – на этот раз я ошибаюсь, возможно, штаб НАТО учел, что в результате атомной войны, которая пронесется над Западной Германией, немецкая нация прекратит свое существование, и в таком случае наши разговоры о родине просто излишни…
Гарольду Прайсу нелегко было выступать сегодня. Полученная от старика из Нью-Йорка шифровка выбила его из колеи. Он с трудом улавливал сейчас смысл того, о чем говорили собравшиеся в штабе Келли американские и западногерманские высшие офицеры. Тон телеграммы, почти враждебный, встревожил младшего Прайса. К тому же из шифровки было совершенно непонятно, что за болезнь внезапно сразила неутомимого «короля урана». Надо было немедленно вылетать в Прайсхилл.
Однако бизнес есть бизнес. Возвратившись в Штаты, он должен будет представить концерну заключение, подтвержденное авторитетом вот этих военных специалистов.
Прайс взял слово после бывшего гитлеровского фельдмаршала Кессельринга.
– Меня беспокоит только одно… – начал он. – Я хочу быть уверенным, что вы тут выстоите. Страшная опасность, которая всем нам угрожает с Востока, должна, гм… разбить себе голову о созданную нами первую линию обороны в Европе. Для этого мы дали вам несколько дивизионов атомных орудий. В отличие от авиации, наша атомная артиллерия может быть использована независимо от погоды, условий видимости. Мы прислали сюда управляемые ракетные снаряды «Матадор», дальность полета которых вдвое превышает расстояние, какое когда-то покрывали лучшие образцы «Фау-2», и достигает восьмисот километров. Но я думаю, что в условиях боя, для, так сказать, тактического использования, лучше малогабаритной атомной бомбы нет.
– Совершенно верно, – заметил Кессельринг. Прайс потер лоб.
– Что с ним? – Лайт обернулся к Гаррису. Прайс продолжал:
– Среди наших военных сильно стремление создавать запасы атомных бомб большой мощности. Опыт войны показал, что при массированных налетах на пункт, расположенный в глубоком тылу противника, приходится нести значительные потери. Поэтому военные считают желательным наносить удар небольшим количеством мощных атомных бомб. В пользу этого они выдвигают еще два соображения… Ну, во-первых, сам самолет-бомбардировщик обходится нам гораздо дороже бомбы. Выгоднее сосредоточить внимание на постройке скоростных бомбардировщиков – их нам потребуется не так уже много. Во-вторых, по мнению нашего авиационнего командования, бомба с большим радиусом действия обеспечивает возможность накрыть цель даже при отклонении от заданной точности при бомбометании, а это в боевых условиях имеет значение.
Разгорелся спор, в котором не принимали участия только двое – Лайт и фон Шулленбург. Причем, как заметил Лайт, немцы были за тактическое оружие, а американцы главным образом за стратегическое, которое можно было бы посылать на большие расстояния. Спор перерос в обсуждение проблем войны в новых технических условиях.
– А что думаете вы, генерал? – спросил Функ Шулленбурга.
Все умолкли, с нетерпением поглядывая в сторону Шулленбурга.
Генерал-полковник понял: Функ хотел заставить его вылезть из той скорлупы, в которой он сидел все последние годы. Функу, как и Шпейделю, и другим, нужно было, чтобы он публично заявил о том, что он вместе с ними готовит новую войну и принимает на себя ответственность за будущее. Отступать? Нет, ни за что! Возможно, именно подобного случая он сам, того не сознавая, и ждал все эти годы вынужденного молчания и бессильной ярости. Фон Шулленбург встал:
– Господа! – произнес он по обыкновению ровным, бесстрастным голосом. – Я весьма благодарен за доставленную мне возможность присутствовать на маневрах – они заставили меня еще раз подумать о судьбе нации. Я не хотел бы говорить громких слов и произносить политическую речь, я не политик, а военный. Однако не скрою, меня удивило и встревожило то, что я видел и слышал здесь. Меня не оставляет гнетущее ощущение того, что все мы занимаемся совсем не тем делом, и потому я считаю себя обязанным поделиться с вами не моими впечатлениями, а теми выводами, к которым я пришел. Заранее знаю, что эти мои выводы многим из вас не понравятся. Но как немец и солдат я просил бы иметь терпение выслушать меня до конца, ибо, не предупредив вас о том, что, по-моему, всех нас может ожидать, я не мог бы уйти отсюда со спокойной совестью. Разрешите?
– Пожалуйста, – буркнул Келли не очень любезно.
– Я не буду говорить о вреде войны и пользе мира – эти вещи многими понимаются по-разному.
– Война ради мира в будущем, – бросил Прайс.
– Я буду говорить только о войне. – Шулленбург поправил монокль. – Итак, нам надлежит разобраться в кое-каких выводах в связи с проведенными учениями по действиям войск в наступлении и обороне. Но для чего все это нам, немцам, нужно? Для того, чтобы с успехом вести бои на «первой линии обороны в Европе» в соответствии с оперативными планами, гм… разработанными не нами. В каком же случае нам придется обороняться, защищать свою страну от нападения с Востока? Мне ничего не известно о том, чтобы такое нападение на нас готовилось.
– Это слишком! – рассердился Функ. Шулленбург сделал вид, что он не расслышал Функа.
– Стало быть, версию о каком бы то ни было предупредительном, неспровоцированном нападении на нашу страну с Востока следует отбросить. Остается другое – предполагается, что мы тут должны открыть военные действия после того, как будет проведена колоссальная воздушная диверсия против Востока с применением атомного оружия.
– Атомное оружие будет применяться нами и на протяжении всей войны, – заметил Келли.
– Это не меняет существа дела. Главное – военные действия, к которым мы тут готовимся, должны рассматриваться как составная часть большой войны, начатой, как это предусмотрено штабами, нашим нападением с воздуха на некоторые страны на Востоке, а не в результате нападения на нас. Я хочу обратить ваше внимание, господа, на три взаимосвязанных вопроса: условия ведения атомной войны, новая военная техника и тактика. Буду предельно краток: ни то, ни другое, ни третье не в нашу пользу. Это нам следует знать заранее.
– Вы боитесь ответственности! – не удержался Шпейдель.
– Имейте терпение, я займу всего несколько минут… – продолжал Шулленбург. – Мыслится, что в подходящий момент два существующих в мире лагеря решат спор силой оружия… Допустим, что мы при этом решительно отвергаем возможность мирного сосуществования… Не буду останавливаться на этом вопросе… Но ведь для того, чтобы вступить в новую войну, надо иметь колоссальное количество танков, самолетов, артиллерии и обязательно огромную армию. Какую именно? Гитлер имел триста дивизий и был все-таки разбит, разбит на Востоке.
– Вы хотите запугать нас? – Келли попытался рассмеяться.
– Нет, я говорю об условиях, в которых нам придется начинать войну в случае, если мы на это пойдем. Где же нужная нам сухопутная армия? В Западной Германии? Но этого мало. К тому же мы не можем взять людей из промышленности, с заводов и шахт – они нужны там. Гитлер разрешил этот вопрос: рабочих ему прислали Лаваль и Муссолини. Но ведь сегодняшние Франция и Италия не пойдут по старому пути, Гитлер заменил наших рабочих пленными из стран Севера и с Балкан, он сделал это прежде, чем отправился на Восток, – сейчас у нас нет таких пленных и они не предвидятся. Мы должны исходить из того факта, что Европа не хочет новой войны и боится ее.
– С этим надо бороться. – Прайс стукнул кулаком по столу.
– С этим трудно бороться – в Европе теперь мало кто верит в угрозу нападения русских.
– Мы все это учли. – Келли даже удивился неосведомленности Шулленбурга.
– Я так и думал, – сказал генерал-полковник. – Рад, что не ошибся. Итак, следует признать, что сложившееся и продолжающее складываться не в нашу пользу международное положение заставляет нас основной упор сделать именно на применении атомного оружия. Так ли, генерал Келли?
– Так, – подтвердил американец.
– Хорошо, – продолжал Шулленбург. – Я не буду останавливаться на таких совершенно ясных для нас вопросах, как продолжительность атомной войны и неотвратимая угроза ответных ударов. Буду говорить только о технике и тактике ведения нами атомной войны. Чтобы не отходить от темы закончившихся маневров, я начну с того, что меня, не скрою, разочаровало использование нами атомного оружия в обороне. Мистер Прайс уже сказал, какую атомную технику мы имеем: пушки, ракеты, тактическую атомную бомбу. Людям несведущим может показаться, что при таких огневых средствах победа за нами обеспечена, однако мы с вами не должны забывать, что применение атомного оружия на войне совершенно изменило тактику ведения боевых действий. Атомные пушки не имеют решающего значения – их мало и они слишком уязвимы с воздуха. Действие ракет рассчитано на эффект в тылу противника. Стало быть, для непосредственного использования на поле боя остается главным образом малогабаритная атомная бомба. Может ли она обеспечить нам победу? По-моему, не может, и вот почему. Для успеха атомного удара по противнику, как вы знаете, необходимо сочетание трех главных факторов: непрерывность и точность разведки, уверенность в правильности выбора объекта бомбардировки и обеспечение взрыва бомбы в нужный момент.
Разведка. Допустим на минуту мысль, что противник сосредоточил на нашем участке целую дивизию. Прежде чем принять решение о том, чтобы на расположение этой дивизии сбросить атомную бомбу, потребуется убедиться, верны ли сведения и не устарели ли они. Как вы знаете, господа, получение на поле боя точных данных о противнике – дело чрезвычайно трудное, а при плохой погоде или в условиях сложного рельефа местности – почти невыполнимое. При этом нельзя ни на минуту забывать, что противник хорошо понимает ваше намерение сбросить на него атомную бомбу и может пойти на хитрость, чтобы заставить вас сделать это слишком рано или в невыгодных для вас условиях. Но допустим, что вы располагаете исчерпывающими данными разведки. В таком случае вам придется решить вопрос – стоит ли объект затраты атомной бомбы. Это ваше решение зависит от целого ряда соображений. В частности, вы должны будете при этом правильно оценить, насколько опасно ваше положение, сколько атомных бомб имеется в вашем распоряжении, каков характер местности, а стало быть, и какой эффект даст применение атомной бомбы, насколько глубоко войска противника зарылись в землю, какое расстояние отделяет передний край расположения войск противника от позиции ваших войск, ибо, как это совершенно очевидно, если позиции противника находятся слишком близко от ваших собственных, атомную бомбу пустить в ход нельзя из-за опасения поражения своих солдат.
Предположим, что всё вам благоприятствует. Тогда вам придется решить еще одну проблему – как же сбросить бомбу так, чтобы атака противника захлебнулась в самом начале? Решающее значение при этом имеет выбор времени: поспешность даже на секунды приведет к тому, что во время взрыва войска противника будут находиться еще в укрытии, а ничтожная задержка может застать их на открытой местности, однако на таком близком расстоянии от наших войск, что сбросить бомбу уже нельзя. Кроме того, господа, есть и такие факторы, при которых все наше умение пользоваться атомным оружием в бою бессильно. Один из этих факторов давно не составляет секрета: строить оборону только на использовании атомного оружия нельзя. Однако есть другое обстоятельство, о котором почему-то никто из вас еще не говорил… Позволю себе обратить на него ваше внимание.
– Элементарная лекция, – зло бросил Прайс.
– Но генерал кое-что понимает, – насмешливо шепнул ему Гаррис.
Шулленбург презрительно усмехнулся, нет, он не позволит им сбить себя.
– Применение атомного оружия, – сказал он, – как вы знаете, привело к новой тактике ведения войны, совершенно отличной от той, что существовала веками: для того, чтобы не подвести войска под удар атомных бомб, под уничтожение, придется очень осторожно обращаться со сколько-нибудь значительным скоплением живой силы, танков, артиллерии. Я тут не анализирую действия противника, я говорю о том, как должны будем действовать мы.
Итак, мы должны рассредоточиться. В таком случае сомнительным становится успех нашей обороны. Но я хочу остановиться и на другом: у нас нет полной, диктуемой новой военной тактикой возможности рассредоточиться. Я и раньше подозревал, что это так. Маневры же подтвердили мое предположение. Понимая необходимость рассредоточения, мы поступаем как раз наоборот… Пфальц, этот сплошной пороховой погреб, тому убедительный пример. Я не собираюсь бросать кому бы то ни было из вас упрека, нет, по-моему, в данном случае против нас действует важный объективный фактор – малый размер нашей территории находится в противоречии с той военной тактикой, применение которой диктуется новым оружием, нам попросту негде рассредоточиться. Если говорить откровенно, то лучшего объекта для атомных бомб, чем мы сами, и не придумать. Противник получит возможность наносить ответные удары без промаха. Собственно, ему не потребуется применять даже авиацию, он сможет без всякого риска насквозь простреливать всю нашу территорию атомными снарядами при помощи управляемых ракет дальнего действия. Значение фактора территории – вот то, о чем еще никто из вас не говорил.
Можем ли мы тут, на указанных нам командованием НАТО позициях, успешно защищать «первую линию обороны»? Мой ответ – нет, не можем. Ведь, кроме всего того, на что я позволил себе обратить ваше внимание, не следует забывать и того, что противник наш будет активен, что он постарается вести наступление по новой тактике: сосредоточиваясь в наикратчайшие сроки, скрытно, ночами и не медля, с ходу, бросаться в наступление. Противник будет тоже иметь в своем распоряжении все виды атомного оружия, которое он, естественно, не замедлит использовать против нас. Не надо забывать и о значении авиадесантных и парашютных частей, которые вряд ли дадут нам возможность сидеть в укреплениях и спокойно постреливать в восточном направлении.
– Вы утверждаете?.. – Келли поднялся.
– Я утверждаю, что мы должны быть довольны тем, что никто и не собирается нападать на нас. Я утверждаю, что лезть нам, немцам, в войну безрассудно. Понимает ли это командование НАТО? Очевидно, понимает. Об этом свидетельствует то, что вся Западная Германия подготовлена к тому, чтобы стать мертвой зоной: все должно быть взорвано, предано огню. – Шулленбург теперь заметно волновался. – Погибая, Гитлер хотел уничтожить Германию точно таким же образом, но он не успел. Вы, генерал Келли, хотите уничтожить Германию в том случае, если вы потерпите поражение в войне. Но сами-то вы надеетесь благополучно отступить, отправиться на родину, под неразрушенный кров. А куда же пойдем мы, немцы? Где будет наша родина, наш кров? Впрочем, – сказал Шулленбург с горькой иронией, – на этот раз я ошибаюсь, возможно, штаб НАТО учел, что в результате атомной войны, которая пронесется над Западной Германией, немецкая нация прекратит свое существование, и в таком случае наши разговоры о родине просто излишни…