Страница:
– Как же иначе? – притворно вздохнул Лучинин. – На то я и геолог.
– Ну, если так, пойдем вместе с товарищем Камзоловым к тому странному месту, раз оно здесь недалеко.
– Правильно, – согласился заметно оживившийся Лучинин.
Экспедиция меняла маршрут. Палатки были сняты, и вскоре все двинулись на юго-восток, к неисследованным отрогам восточной части хребта Кок-шаал-тау. Ясный торопил спутников, чтобы до полудня, пока солнце не поднялось к зениту и не наступило время падения лавин, выбраться из теснин на широкое плато первых сыртов с их пронзительными ветрами и высокими, по-степному привольными травами.
Русаков ехал рядом с Лучининым, Ясным и Камзоловым, ехал навстречу опасности, которой он не мог ни предотвратить, ни избежать.
Глава двенадцатая
– Ну, если так, пойдем вместе с товарищем Камзоловым к тому странному месту, раз оно здесь недалеко.
– Правильно, – согласился заметно оживившийся Лучинин.
Экспедиция меняла маршрут. Палатки были сняты, и вскоре все двинулись на юго-восток, к неисследованным отрогам восточной части хребта Кок-шаал-тау. Ясный торопил спутников, чтобы до полудня, пока солнце не поднялось к зениту и не наступило время падения лавин, выбраться из теснин на широкое плато первых сыртов с их пронзительными ветрами и высокими, по-степному привольными травами.
Русаков ехал рядом с Лучининым, Ясным и Камзоловым, ехал навстречу опасности, которой он не мог ни предотвратить, ни избежать.
Глава двенадцатая
«Блэк эрроу» – «Черная стрела», как называлась яхта Прайса, покинула Сан-Франциско немедленно после того, как Бэтси и ставший чем-то средним между ее личным секретарем и телохранителем-детективом капитан Дуглас Нортон вступили на борт судна. Длинная, с узким бронированным корпусом и вооруженная пушками и зенитными пулеметами, оснащенная радиорубкой и радарной установкой, «Черная стрела» производила впечатление не прогулочной яхты, а скорее военного корабля.
Пройдя около двух тысяч миль, яхта бросила якорь на внешнем рейде Гонолулу. Пока капитан занимался выполнением каких-то формальностей, Нортон совершил прогулку по городу. Дочь Прайса не захотела принять в ней участие, ей всюду мерещились люди Крауса, подосланные для того, чтобы похитить ее. Она тосковала, по Нортон мог бы поклясться, что причина тому – не долгая разлука с Артуром Шиплем. Нортону она говорила о Шипле неохотно и без того трепетного чувства, которое обычно свойственно тем, кто любит. Девушка чаще вспоминала Стивена Гейма, и тогда она действительно преображалась. К Нортону она относилась с полным доверием, как к другу Гейма.
На рассвете «Блэк эрроу» покинула Гаваи. Некоторое время яхта шла курсом на остров Гуам, известный как крупная база американской авиации и армии, с которой проводились военные действия против Японии во время второй мировой войны, но затем, когда «Черная стрела» вышла на траверз рифов Схьетмэн, она резко повернула на юг, к экватору.
Стояла изнуряющая жара. Опаленное неистовым солнцем небо бессильно распростерлось над тихими водами Великого океана. Нигде не было видно ни клочка суши, перестали встречаться корабли – яхта шла пустынным районом, стороной от большой морской дороги.
Как-то под вечер вооруженные матросы вывели на палубу высокого мужчину, на широких плечах которого болтался мятый пиджак. Мужчина остановился у борта и стал смотреть на бьющие о корпус яхты мелкие волны. Конвоировавшие его матросы расположились с обеих сторон.
Летчик подумал: «Что бы это могло значить?» Заложив руки за спину, он пошел по палубе. Когда он поравнялся с матросами, охраняемый ими человек обернулся – это был Старк, предельно измученный, похудевший и, по-видимому, основательно избитый. Старк с изумлением бросил на Нортона быстрый взгляд и тотчас отвернулся.
Нортон растерялся: нетрудно было догадаться, что ученого по приказанию Уильяма Прайса везут на «Остров возмездия». Если его не убили в Прайсхилле, вряд ли, по крайней мере, в ближайшее время его уничтожат и в Тихом океане. По-видимому, Прайс не отказался от своей мысли любыми средствами заставить знаменитого ученого работать на себя. Как бы то ни было, следовало немедленно установить с ним контакт, и именно теперь, до прибытия на остров. Но каким образом? Не возбудит ли это подозрений у капитана судна, получившего, вероятно, строгие и точные инструкции относительно пленника? «Однако, – размышлял летчик, – кто хочет съесть плод, должен влезть на дерево, и, в конце концов, все равно, за что быть повешенным – за овцу или ягненка!» Нортон поднялся на мостик.
– Послушайте, – обратился он к капитану, – что это за бродяга у нас на борту? Я не знал, что на «Блэк эрроу» перевозят преступников.
Капитан, заискивавший перед секретарем Бэтси Прайс, понял вопрос по-своему: вот сейчас этот молодчик пойдет к своему патрону в юбке и, чего доброго, напугает ее басней о преступнике, которого капитан зачем-то держит на борту яхты. Начнутся неуместные вопросы, отвечать на которые он, капитан, не имеет права. Он уже выругал себя за то, что удовлетворил просьбу задыхающегося в душном трюме заключенного и разрешил вывести его погулять.
– Не беспокойтесь. Наш пассажир, – сказал капитан, – не бандит. Я сдам его на «Острове возмездия». Он, кажется, ученый.
– Ученый… – как бы размышлял вслух Нортон. – Мне бы тогда хотелось побеседовать с этим человеком. Сбежать ему от меня не удастся, да и куда тут бежать? Разве акуле в брюхо!.. А конвойных отошлите, они своим видом могут напугать мисс Бэтси. Возможно, ученый позабавит нас чем-нибудь интересным…
– Вряд ли позабавит… – но капитан все же приказал матросам уйти.
Первая беседа была непродолжительной. Нортон убедился в том, что пытки не сломили Старка, а лишь ожесточили и закалили его.
– Я фермер. – сказал он Нортону. – Понимаете, фермер… Ученым я сделался потом… Да, да… И я привык своими, вот этими руками драться за жизнь, за справедливость, за мир. Мои последние иллюзии оказались разбитыми в тот день, когда я, помните, приехал в Прайс-хилл… Я был наивен, и вот… Но, как говорится, кто никогда не карабкался, тот никогда и не падал. Я упал, однако я уже встаю. – Старк сжал кулаки. – Спасибо вам за весточку о Чармиан… Теперь – борьба! И я рад, что буду там, на «Острове возмездия», не один… Вы мужественный человек, капитан Дуглас Нортон.
– Вы будете работать на Прайса? – спросил летчик. Старк гордо поднял голову.
– На Прайса? Нет! – с достоинством ответил он. – Я постараюсь лишь узнать все, что можно, о том, что делается здесь, чтобы затем любой ценой сорвать планы этого людоеда…
– Я поздно понял, что за человек Уильям Прайс, – глухо продолжал Старк. – Многому в нем я, по наивности моей, не придавал значения, некоторые его мысли принимал за нелепые шутки. То, что я воспринимал как стоящее вне понятия о человеческой чести и несовместимое с разумом (настолько это было чудовищно), оказалось свойственным Прайсу, и именно оно-то и составляет сейчас содержание его жизни. Капитан, я не хочу, чтобы вы подумали, что я что-то преувеличиваю или во мне говорит оскорбленное достоинство гражданина Соединенных Штатов, над которым совершено насилие… Нет, я совершенно трезво и здраво смотрю на вещи, когда заявляю вам: самый кровожадный зверь или самый чудовищный преступник невинен и чист по сравнению с Прайсом… Я знаю, что Прайс постарается убить меня, как только убедится, что работать на него я не буду, – и Старк сжал кулаки. – Уверен, что на сей счет Шиплю уже даны определенные инструкции. Я обречен на уничтожение. Но я буду бороться!
– Я буду вместе с вами, – тихо сказал летчик. Старк с чувством пожал ему руку.
– Вы подвергаете себя смертельной опасности, – произнес он.
Нортон ответил:
– Не более, чем вы, профессор.
Явились матросы и увели Старка.
Скоро профессору было разрешено выходить на палубу и днем, когда Бэтси Прайс отдыхала в каюте.
– Ну, как ваш ученый? – спросил однажды Нортона капитан яхты.
– О, забавный парень, – ответил летчик.
«Черная стрела» снова повернула на запад. На экране локатора запульсировали точки, капитан судна обменивался с кем-то радиограммами. Несколько раз над яхтой пролетали гидросамолеты, а как-то совсем рядом на поверхность океана поднялась подводная лодка и некоторое время следовала за «Блэк эрроу».
– Запретная зона, – сказал Старк летчику. – Вы знаете хотя бы приблизительно, где мы находимся?
– Подходим к Маршальским островам, – ответил Нортон.
– Ах, вот что! – почти вскричал Старк. – Теперь мне все понятно – это же район, в котором проводятся секретные испытания атомного и водородного оружия.
Старк на листке из записной книжки начертил карту.
– Вот, смотрите, две цепочки коралловых рифов, – пояснил он. – Они вытянулись с северо-востока на юго-запад. Вот тут, в восточной группе – остров Румянцева, остров Кутузова… На краю архипелага, вот здесь, вверху – Бикини и Эниветок, у которых и производились испытания водородного оружия. Те у нас, в Штатах, кто, подобно Прайсу, мечтают о новой войне, полагают, что водородная «сверхбомба» обеспечит им победу… Они ошибаются – изобретение водородной бомбы означает, наоборот, их поражение.
– Я плохо разбираюсь в тонкостях водородно-атомной технологии, – с сожалением произнес летчик.
– И напрасно, – строго заметил ученый. – Кто знает, возможно, уже через несколько дней вам, Дуглас, придется столкнуться с этими проблемами. Если вы ничего не имеете против, я мог бы дать вам кое-какие элементарные сведения о водороде и о водородной бомбе. Иметь представление о водородной бомбе вам необходимо, – продолжал ученый. – Как же вы будете бороться против чудовищных замыслов Уильяма Прайса, если не сможете в них разобраться? Итак, капитан Нортон, я расскажу вам кое-что, кратко, насколько позволяет обстановка. Идет?
Летчик с радостью принял предложение Старка.
– Вы видите солнце? – неожиданно спросил профессор.
– Вижу, конечно, – с недоумением ответил летчик.
– А что, собственно, представляет собой солнце? Об этом вы никогда не задумывались, не правда ли? А зря… Все на Земле существует только благодаря Солнцу. Растения, животные, полезные ископаемые, энергия ветра и воды, дождь… Солнце – источник жизни на нашей планете. При этом не забудьте, что на Землю попадает лишь незначительная часть солнечной энергии, большая же ее часть рассеивается во Вселенной.
В одну секунду Солнце отдает четыре миллиона тонн световых лучей. Я обращаю ваше внимание – «лучей»… В переводе на электрическую энергию это составит ни много ни мало – сто миллиардов миллиардов киловатт-часов энергии. Миллиарды миллиардов! В секунду! И так продолжается уже несколько миллиардов лет. Откуда же Солнце берет эту энергию? И что собственно с Солнцем происходит?
Люди долго думали, что Солнце светится и греет за счет горения каких-то веществ. Однако постепенно пришлось от этого предположения отказаться: любое горючее давно кончилось бы и к тому же оказалось, что на Солнце почти нет кислорода, без которого горение вообще невозможно. Стало быть, горение пришлось отбросить.
– Многие думают, что на Солнце происходит радиоактивный процесс, – заметил Нортон.
– Знаю, – сказал Старк. – Но никаких радиоактивных элементов на Солние обнаружить не удалось. Во всяком случае урана там нет. Это факт.
– Следовательно, водород, – заметил летчик.
– Совершенно верно, – подтвердил ученый. – Солнце состоит на сорок два процента именно из водорода. Оказалось, что энергия солнечного света является результатом освобождения атомной энергии, но совершенно по другому принципу, чем при расщеплении ядер атомов урана. Вы слышали что-нибудь о «цикле Бете»?
– Нет, – признался Нортон.
– Ганс Бете, бежавший в Соединенные Штаты из гитлеровской Германии, долго изучал процессы, происходящие на Солнце. Он знал, что в центре Солнца температура около двадцати миллионов градусов по Цельсию, знал, что давление внутри Солнца настолько сильно, что даже газообразный водород там сжат до такой степени, что весит в семь раз больше свинца. Бете был отлично осведомлен о том, что ядерные реакции происходят при больших скоростях и что именно атомы водорода, составляющего почти половину всей массы Солнца, обладают наибольшими скоростями при любой температуре.
Ганс Беге задался целью отыскать такую цепь последовательных реакций, при которых атомная энергия высвобождалась бы в количестве, достаточном для объяснения происхождений солнечного тепла. И он вскрыл такую серию ядерных реакций – это и есть «цикл Бете», о котором я упоминал, иначе его называют «углеродным циклом». В чем же оказывается дело? При существующей на Солнце температуре и плотности вещества ядра атомов большей частью лишены своей электронной оболочки, беспрерывно сталкиваются и проникают друг в друга. Еще бы им не проникать – при температуре двадцать миллионов градусов ядра водорода движутся со скоростью семьсот километров в секунду! Происходят непрерывные ядерные превращения с высвобождением колоссальной энергии. В состав Солнца и других звезд, как вы, наверное, знаете, помимо водорода, входит углерод, который и помогает водороду превращаться в гелий. Происходит это так: при столкновении ядер водорода и углерода получается легкий азот; при этом излучаются убийственные для человека гамма-лучи. Легкий азот неустойчив, он выбрасывает из себя частичку, обладающую большой энергией, и превращается в разновидность тяжелого углерода.
Обратите внимание на два важнейших обстоятельства: первое – между отдельными превращениями проходят сотни тысяч и даже миллион лет, и второе – именно тяжелый изотоп углерода – С-13, как утверждают некоторые ученые, делает невозможным использование водородных бомб на Земле: ведь для того, чтобы в ядро этого С-13 попало следующее ядро водорода и он, выбросив порцию гамма-лучей, превратился в ядро обычного азота, должно пройти какое-то время, а в условиях не Солнца, а Земли тяжелый углерод может умертвить на нашей планете все живое за сравнительно короткий срок.
Но я отвлекся… Возвратимся к реакции, беспрерывно происходящей на Солнце. Когда в образовавшееся ядро азота попадает очередное, третье по счету, ядро водорода, возникает ядро неустойчивого кислорода, которое живет недолго, испускает из себя электрически заряженную частицу и превращается в устойчивый тяжелый азот. Но вот наступает мгновенье, когда в ядро тяжелого азота попадает четвертое по счету ядро водорода. Что же при этом происходит? Должно образоваться ядро кислорода шестнадцать, но это ядро, едва успев возникнуть, мгновенно взрывается на ядра – обычного углерода, с которого все началось, и гелия. «Углеродный цикл» термоядерных превращений оказывается на этом завершенным, в результате шести атомных превращений из одного ядра атома углерода, с которого и начинается цикл, и четырех ядер водорода, или, как их обычно называют – протонов, образуются такое же ядро углерода и ядро гелия. В результате всех этих превращений количество водорода убывает, гелия – увеличивается, а количество углерода, которым все кончается, – остается неизменным, и цикл превращений начинается сначала. Как видите, энергия Солнца – та же самая атомная энергия, только получаемая в результате не расщепления ядер тяжелых элементов, а соединения, или, как принято говорить, синтеза ядер атомов легких элементов.
Насколько велика энергия, выделяемая при образовании гелия из водорода, можете сделать вывод сами: для того, чтобы получить энергию, равную той, которая возникает при образовании из водорода только одного килограмма гелия, потребовалось бы сжечь около пятнадцати тонн бензина.
Ганс Бете сделал свое открытие давно, еще в годы мирового кризиса. Но кого тогда мог заинтересовать «взрыв», происходящий на Солнце уже миллиарды лет? Все равно люди не имели в своем распоряжении средств, способных воспроизвести те колоссальные, в десятки миллионов градусов, температуры и давления, которые существуют на Солнце и которые совершенно необходимы для того, чтобы «углеродный цикл» начался и завершился. Однако с течением времени положение изменилось: благодаря созданию атомной бомбы люди научились воспроизводить, хотя всего на несколько миллионных долей секунды, неимоверную температуру Солнца – двадцать миллионов градусов! Теперь надо было найти способ произвести взрыв, длящийся на Солнце около пяти миллионов лет, – время, необходимое для шести ядерных превращений, о которых я только что говорил, – тоже в течение нескольких миллионных долей секунды.
Какие же атомные ядра подходят для мгновенной термоядерной реакции? Выяснилось, что быстрее всего такая реакция происходит, когда в ней участвуют ядра двух разновидностей водорода: получаемого из тяжелой воды дейтерия и трития. Образование гелия при соединении ядер атомов тяжелого водорода получается при мгновенном взрыве, во время которого энергии высвобождается во много раз больше, чем при делении ядер урана и плутония, при взрыве атомной бомбы. Создание водородных сверхбомб – вот чему посвятили все свои усилия некоторые мои коллеги в физической науке. Наши промышленники, вроде Дюпона, и военные на корню купили этих людей.
– Вы участвовали в испытаниях атомных и водородных бомб у атоллов Бикини и Эниветок? – спросил Нортон.
– Да, конечно. Я расскажу вам об этих экспериментах… В тысяча девятьсот сорок пятом году по приказу Трумэна на Японию были сброшены те две единственные бомбы, которые к тому времени удалось сделать за колючей проволокой в лабораториях Лос-Аламоса… Теперь там изготовляют водородные бомбы, а атомные в Сандии. Но не будем отвлекаться… Итак, у нас нашлись люди, которые наивно думали, что стоит погрозить атомной бомбой, как Советы поднимут руки и позволят нам творить безобразия. И вот с этой целью немедленно же после окончания войны, в начале сорок шестого года, было проведено испытание «Эйбл». Чтобы от радиации не пострадала Америка, для испытаний избрали атолл Бикини в Тихом океане… Было собрано и поставлено на якоря около ста кораблей. Там были и отжившие свой век американские военные суда, и трофейные. Посреди обреченного флота находился наш линкор «Невада». Неподалеку от него покачивался на волнах японский линкор «Нагато». Несколько поодаль стоял немецкий пинкор «Принц Евгений». Вокруг них разместились подводные лодки, эсминцы, транспорты, десантные суда, был даже один авианосец.
С Б-29, летевшего на высоте тридцати тысяч футов, была сброшена бомба
Мощь атомной бомбы не произвела на присутствовавших большого впечатления. Многие были разочарованы. Журналисты называли этот взрыв гигантским фейерверком. Все с нетерпением ожидали результатов следующего испытания – «Бейкер», когда атомная бомба будет взорвана под водой. Накануне испытания «Бейкер» в наших газетах высказывались самые невероятные предположения: поднимется гигантская волна, которая может пронестись через весь Тихий океан и затопить ряд крупных островов, например Гаваи. Страхи умышленно раздувались. Но вот в трех милях от берега небольшого острова Бикини произошел подводный атомный взрыв, и хотя волна не затопила даже Бикини, опасность, страшная в первую очередь для самой Америки как для морской державы, страшная для нашего морского флота, стала совершенно очевидной от образующейся при взрыве ударной волны в воде, которая по силе и скорости распространения превосходит воздушную ударную волну и способна причинить повреждения кораблям, находящимся даже на значительном расстоянии от эпицентра взрыва. Возрастала и угроза от проникающей радиации. Я помню, как мой коллега Ваневар Хиггинс успокаивал участников испытания, уверяя их, что бешеная трескотня счетчиков Гейгера не имеет-де никакого значения. Это был обман с целью успокоить рядового американца: в результате подводного взрыва атомной бомбы на поверхность лагуны была выброшена огромная масса радиоактивной воды, обрушившейся на собранные там корабли. Того, что было в Хиросиме, когда возникшее в результате произведенного довольно высоко над землей взрыва грибообразное облако унесло с собой большую часть радиоактивных частиц, в Бикини не произошло. Как это бывало неоднократно и впоследствии, наши вояки и их пособники, вроде Хиггинса, впали в противоречие: когда журналисты, не заметив сколько-нибудь существенных повреждений флота, охарактеризовали испытание как простой фейерверк, им яростно возражали; когда же нашлись люди, заговорившие о страшной опасности от проникающей радиации, – им тоже стали возражать, доказывать, что на радиацию не стоит вообще обращать внимания. Оказалось необходимым повести решительную борьбу против тех свидетелей испытания, которые, возвратившись в США, заявили: «Взрыв ста атомных бомб в любом месте нашей планеты сделает жизнь на земле невозможной». Такие утверждения угрожали прибылям Дюпона, Моргана, компании «Юнион Кэрбид», ибо непонятно, почему американский народ должен из своего кармана финансировать их работы по производству атомного оружия, если оно, и не в последнюю очередь, угрожает самому американскому народу. Но не будем отвлекаться…
Два года в Лос-Аламосе велась работа над новыми типами атомной бомбы. Теперь решили посмотреть, какое действие новые типы атомного оружия окажут на танки, самолеты и сотни других предметов военного снаряжения. И вот за испытаниями «Эйбл» и «Бейкер» последовала «Операция Сэндстоун», но не на Бикини, а на расположенном в двухстах милях от него атолле Эниветок, который с тех пор превращен в полигон для испытания атомного оружия.
Поскольку Комиссия по атомной энергии очень спешила, подготовительные работы были завершены быстро. Строительные рабочие установили на бетонных основаниях стальные башни и построили специальные укрытия, из которых можно наблюдать за взрывом. На всех четырех островках, образующих атолл Эниветок, через определенные интервалы было установлено множество всевозможных приборов. Весной тысяча девятьсот сорок восьмого года в предрассветной тьме взорвались три атомные бомбы. Не буду говорить вам о чисто научном значении испытания – «Операция Сэндстоун» преследовала иную цель: припугнуть несговорчивый Советский Союз атомным оружием, мощь которого превосходила прежние типы бомб в шесть раз, то есть каждая взорванная бомба по силе взрыва соответствовала не двадцати, а ста двадцати тысячам тонн тротила.
Прошло еще три года, и на Эниветоке была проведена «Операция Гринхауз». На крошечные островки атолла Зниветок прибыло из Соединенных Штатов девять тысяч участников испытания, представители всех родов войск, приехала большая группа специально приглашенных ученых – биологов, медиков… Для изучения воздействия атомных бомб на бетонные сооружения, на танки, самолеты, на различные виды военного имущества, включая дозиметрические счетчики, снаряжение и одежду, потребовалась масса сложной аппаратуры.
Более ста самолетов различных типов, начиная с легких связных и кончая тяжелыми бомбардировщиками типа Б-47 и Б-50, поднялись в воздух. Самолеты потребовались как для наблюдения за взрывом, так и в целях изучения воздействия на них этого взрыва.
Затем мы подняли невероятный шум вокруг водородной бомбы, над созданием которой в великой тайне трудились с 1946 года. Бомбы у нас еще и не было, а мы уже во весь голос кричали, что она есть и что с ее помощью мы уничтожим Советский Союз и навсегда покончим с коммунизмом.
Наши ученые, инженеры искали возможности создать термоядерный заряд, достаточно маленький для того, чтобы его можно было поместить в баллистическую ракету, и в то же время мощный, способный нанести удар порядка миллиона тонн. Такой заряд был создан. В марте 1954 года, вот здесь, у атолла Эниветок, мы успешно испытали его. Русские вынуждены были тоже заняться водородной бомбой. И что же? Кончилось тем, что они опередили нас: термоядерное оружие они создали раньше нас, еще в 1953 году! Нет, не Советам, а нам следовало бы бояться! Но нас успокаивает уверенность, что русские все равно не нападут на нас первыми. Однако вернемся к рассказу о бомбе.
Опасность заражения населения радиоактивными частицами при взрыве водородной бомбы значительно больше, чем при взрыве атомной. Огромное количество радиоактивных частиц, смешанных с пылью, песком, землей, уносится ветром и потом, оседая на поверхности земли, заражает местность на большом расстоянии. В условиях войны, если нашим воякам удастся все-таки развязать ее, это приведет к гибели массы ни в чем не повинных людей. Наши генералы полагают, что этими людьми будем не мы, не американцы. Но я уверен, что, начни они войну, им придется убедиться в их ошибке. Их очень прельщает то обстоятельство, что в отличие от атомной водородную бомбу можно изготовлять любой величины, так как сколько бы ни было в бомбе тяжелого водорода, он все равно самостоятельно взорваться не может. Как вы, наверное, знаете, водородная бомба представляет собой комбинацию бомб – обычной атомной из урана или плутония, и другой, начиненной тяжелым водородом. Атомная бомба в данном случае играет роль запала – она взрывается первой и дает ту самую двадцатимиллионную солнечную жару, которая необходима для термоядерной реакции, то есть для превращения водорода в гелий в виде взрыва, по своей силе значительно превосходящего взрыв обычной атомной бомбы. Таким образом, фактические размеры водородной сверхбомбы теоретически пределов не имеют, тут все зависит исключительно от таланта конструкторов, возможностей самолетов, которые должны перевозить эти огромные бомбы, и от военной необходимости.
Как вы знаете, атомные бомбы, сброшенные нашими летчиками на Японию, по мощности взрыва равнялись двадцати тысячам тонн тротила. Стремясь к созданию гигантских бомб, наши генералы и военные специалисты создали атомную бомбу мощностью в пятьсот тысяч тонн. Этого им показалось мало – они создали затем водородную бомбу, по силе взрыва равную миллиону тонн. Но и этого мало! В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году вот здесь, у Бикини, были проведены испытания водородных бомб, по силе взрыва равных четырнадцати и семнадцати миллионам тонн тринитротолуола! Бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, кажутся теперь жалкими малютками. Если для водородной бомбы, по мощности равной одной из тех, что были сброшены на Японию, нужно иметь только от пяти до десяти фунтов жидкого тяжелого водорода, то заряд сверхбомбы составляет уже несколько тонн дейтерия и трития. «Площадь поражения бомбой в один миллион тонн так велика, что сможет покрыть любую цель военного значения», – заявляют наши военные и ученые. Но это ложь! Для поражения военной цели нет необходимости в водородных сверхбомбах, которые на самом деле изготовляются для беспощадного истребления гражданского населения, для уничтожения мирных городов, столиц государств, крупных промышленных центров, для того, чтобы сжечь огромную часть Европы и Азии. Под предлогом нашей безопасности, хотя на нас никто и не собирался нападать, мы создали водородную бомбу, мечтая именно ее использовать в качестве решающего оружия для нанесения внезапного, обязательно внезапного удара. Но когда неожиданно для нас выяснилось, что Советский Союз тоже создал водородные бомбы, да еще получше наших, мы оказались в проигрыше, ибо каждому ясно, что в нашей стране объектов для такого рода оружия куда больше, чем у тех, с кем наши вояки собираются драться. Мы поставили под удар себя и тем самым сделали атомную и водородную войну кошмаром для нас самих, для американской нации.
Пройдя около двух тысяч миль, яхта бросила якорь на внешнем рейде Гонолулу. Пока капитан занимался выполнением каких-то формальностей, Нортон совершил прогулку по городу. Дочь Прайса не захотела принять в ней участие, ей всюду мерещились люди Крауса, подосланные для того, чтобы похитить ее. Она тосковала, по Нортон мог бы поклясться, что причина тому – не долгая разлука с Артуром Шиплем. Нортону она говорила о Шипле неохотно и без того трепетного чувства, которое обычно свойственно тем, кто любит. Девушка чаще вспоминала Стивена Гейма, и тогда она действительно преображалась. К Нортону она относилась с полным доверием, как к другу Гейма.
На рассвете «Блэк эрроу» покинула Гаваи. Некоторое время яхта шла курсом на остров Гуам, известный как крупная база американской авиации и армии, с которой проводились военные действия против Японии во время второй мировой войны, но затем, когда «Черная стрела» вышла на траверз рифов Схьетмэн, она резко повернула на юг, к экватору.
Стояла изнуряющая жара. Опаленное неистовым солнцем небо бессильно распростерлось над тихими водами Великого океана. Нигде не было видно ни клочка суши, перестали встречаться корабли – яхта шла пустынным районом, стороной от большой морской дороги.
Как-то под вечер вооруженные матросы вывели на палубу высокого мужчину, на широких плечах которого болтался мятый пиджак. Мужчина остановился у борта и стал смотреть на бьющие о корпус яхты мелкие волны. Конвоировавшие его матросы расположились с обеих сторон.
Летчик подумал: «Что бы это могло значить?» Заложив руки за спину, он пошел по палубе. Когда он поравнялся с матросами, охраняемый ими человек обернулся – это был Старк, предельно измученный, похудевший и, по-видимому, основательно избитый. Старк с изумлением бросил на Нортона быстрый взгляд и тотчас отвернулся.
Нортон растерялся: нетрудно было догадаться, что ученого по приказанию Уильяма Прайса везут на «Остров возмездия». Если его не убили в Прайсхилле, вряд ли, по крайней мере, в ближайшее время его уничтожат и в Тихом океане. По-видимому, Прайс не отказался от своей мысли любыми средствами заставить знаменитого ученого работать на себя. Как бы то ни было, следовало немедленно установить с ним контакт, и именно теперь, до прибытия на остров. Но каким образом? Не возбудит ли это подозрений у капитана судна, получившего, вероятно, строгие и точные инструкции относительно пленника? «Однако, – размышлял летчик, – кто хочет съесть плод, должен влезть на дерево, и, в конце концов, все равно, за что быть повешенным – за овцу или ягненка!» Нортон поднялся на мостик.
– Послушайте, – обратился он к капитану, – что это за бродяга у нас на борту? Я не знал, что на «Блэк эрроу» перевозят преступников.
Капитан, заискивавший перед секретарем Бэтси Прайс, понял вопрос по-своему: вот сейчас этот молодчик пойдет к своему патрону в юбке и, чего доброго, напугает ее басней о преступнике, которого капитан зачем-то держит на борту яхты. Начнутся неуместные вопросы, отвечать на которые он, капитан, не имеет права. Он уже выругал себя за то, что удовлетворил просьбу задыхающегося в душном трюме заключенного и разрешил вывести его погулять.
– Не беспокойтесь. Наш пассажир, – сказал капитан, – не бандит. Я сдам его на «Острове возмездия». Он, кажется, ученый.
– Ученый… – как бы размышлял вслух Нортон. – Мне бы тогда хотелось побеседовать с этим человеком. Сбежать ему от меня не удастся, да и куда тут бежать? Разве акуле в брюхо!.. А конвойных отошлите, они своим видом могут напугать мисс Бэтси. Возможно, ученый позабавит нас чем-нибудь интересным…
– Вряд ли позабавит… – но капитан все же приказал матросам уйти.
Первая беседа была непродолжительной. Нортон убедился в том, что пытки не сломили Старка, а лишь ожесточили и закалили его.
– Я фермер. – сказал он Нортону. – Понимаете, фермер… Ученым я сделался потом… Да, да… И я привык своими, вот этими руками драться за жизнь, за справедливость, за мир. Мои последние иллюзии оказались разбитыми в тот день, когда я, помните, приехал в Прайс-хилл… Я был наивен, и вот… Но, как говорится, кто никогда не карабкался, тот никогда и не падал. Я упал, однако я уже встаю. – Старк сжал кулаки. – Спасибо вам за весточку о Чармиан… Теперь – борьба! И я рад, что буду там, на «Острове возмездия», не один… Вы мужественный человек, капитан Дуглас Нортон.
– Вы будете работать на Прайса? – спросил летчик. Старк гордо поднял голову.
– На Прайса? Нет! – с достоинством ответил он. – Я постараюсь лишь узнать все, что можно, о том, что делается здесь, чтобы затем любой ценой сорвать планы этого людоеда…
– Я поздно понял, что за человек Уильям Прайс, – глухо продолжал Старк. – Многому в нем я, по наивности моей, не придавал значения, некоторые его мысли принимал за нелепые шутки. То, что я воспринимал как стоящее вне понятия о человеческой чести и несовместимое с разумом (настолько это было чудовищно), оказалось свойственным Прайсу, и именно оно-то и составляет сейчас содержание его жизни. Капитан, я не хочу, чтобы вы подумали, что я что-то преувеличиваю или во мне говорит оскорбленное достоинство гражданина Соединенных Штатов, над которым совершено насилие… Нет, я совершенно трезво и здраво смотрю на вещи, когда заявляю вам: самый кровожадный зверь или самый чудовищный преступник невинен и чист по сравнению с Прайсом… Я знаю, что Прайс постарается убить меня, как только убедится, что работать на него я не буду, – и Старк сжал кулаки. – Уверен, что на сей счет Шиплю уже даны определенные инструкции. Я обречен на уничтожение. Но я буду бороться!
– Я буду вместе с вами, – тихо сказал летчик. Старк с чувством пожал ему руку.
– Вы подвергаете себя смертельной опасности, – произнес он.
Нортон ответил:
– Не более, чем вы, профессор.
Явились матросы и увели Старка.
Скоро профессору было разрешено выходить на палубу и днем, когда Бэтси Прайс отдыхала в каюте.
– Ну, как ваш ученый? – спросил однажды Нортона капитан яхты.
– О, забавный парень, – ответил летчик.
«Черная стрела» снова повернула на запад. На экране локатора запульсировали точки, капитан судна обменивался с кем-то радиограммами. Несколько раз над яхтой пролетали гидросамолеты, а как-то совсем рядом на поверхность океана поднялась подводная лодка и некоторое время следовала за «Блэк эрроу».
– Запретная зона, – сказал Старк летчику. – Вы знаете хотя бы приблизительно, где мы находимся?
– Подходим к Маршальским островам, – ответил Нортон.
– Ах, вот что! – почти вскричал Старк. – Теперь мне все понятно – это же район, в котором проводятся секретные испытания атомного и водородного оружия.
Старк на листке из записной книжки начертил карту.
– Вот, смотрите, две цепочки коралловых рифов, – пояснил он. – Они вытянулись с северо-востока на юго-запад. Вот тут, в восточной группе – остров Румянцева, остров Кутузова… На краю архипелага, вот здесь, вверху – Бикини и Эниветок, у которых и производились испытания водородного оружия. Те у нас, в Штатах, кто, подобно Прайсу, мечтают о новой войне, полагают, что водородная «сверхбомба» обеспечит им победу… Они ошибаются – изобретение водородной бомбы означает, наоборот, их поражение.
– Я плохо разбираюсь в тонкостях водородно-атомной технологии, – с сожалением произнес летчик.
– И напрасно, – строго заметил ученый. – Кто знает, возможно, уже через несколько дней вам, Дуглас, придется столкнуться с этими проблемами. Если вы ничего не имеете против, я мог бы дать вам кое-какие элементарные сведения о водороде и о водородной бомбе. Иметь представление о водородной бомбе вам необходимо, – продолжал ученый. – Как же вы будете бороться против чудовищных замыслов Уильяма Прайса, если не сможете в них разобраться? Итак, капитан Нортон, я расскажу вам кое-что, кратко, насколько позволяет обстановка. Идет?
Летчик с радостью принял предложение Старка.
– Вы видите солнце? – неожиданно спросил профессор.
– Вижу, конечно, – с недоумением ответил летчик.
– А что, собственно, представляет собой солнце? Об этом вы никогда не задумывались, не правда ли? А зря… Все на Земле существует только благодаря Солнцу. Растения, животные, полезные ископаемые, энергия ветра и воды, дождь… Солнце – источник жизни на нашей планете. При этом не забудьте, что на Землю попадает лишь незначительная часть солнечной энергии, большая же ее часть рассеивается во Вселенной.
В одну секунду Солнце отдает четыре миллиона тонн световых лучей. Я обращаю ваше внимание – «лучей»… В переводе на электрическую энергию это составит ни много ни мало – сто миллиардов миллиардов киловатт-часов энергии. Миллиарды миллиардов! В секунду! И так продолжается уже несколько миллиардов лет. Откуда же Солнце берет эту энергию? И что собственно с Солнцем происходит?
Люди долго думали, что Солнце светится и греет за счет горения каких-то веществ. Однако постепенно пришлось от этого предположения отказаться: любое горючее давно кончилось бы и к тому же оказалось, что на Солнце почти нет кислорода, без которого горение вообще невозможно. Стало быть, горение пришлось отбросить.
– Многие думают, что на Солнце происходит радиоактивный процесс, – заметил Нортон.
– Знаю, – сказал Старк. – Но никаких радиоактивных элементов на Солние обнаружить не удалось. Во всяком случае урана там нет. Это факт.
– Следовательно, водород, – заметил летчик.
– Совершенно верно, – подтвердил ученый. – Солнце состоит на сорок два процента именно из водорода. Оказалось, что энергия солнечного света является результатом освобождения атомной энергии, но совершенно по другому принципу, чем при расщеплении ядер атомов урана. Вы слышали что-нибудь о «цикле Бете»?
– Нет, – признался Нортон.
– Ганс Бете, бежавший в Соединенные Штаты из гитлеровской Германии, долго изучал процессы, происходящие на Солнце. Он знал, что в центре Солнца температура около двадцати миллионов градусов по Цельсию, знал, что давление внутри Солнца настолько сильно, что даже газообразный водород там сжат до такой степени, что весит в семь раз больше свинца. Бете был отлично осведомлен о том, что ядерные реакции происходят при больших скоростях и что именно атомы водорода, составляющего почти половину всей массы Солнца, обладают наибольшими скоростями при любой температуре.
Ганс Беге задался целью отыскать такую цепь последовательных реакций, при которых атомная энергия высвобождалась бы в количестве, достаточном для объяснения происхождений солнечного тепла. И он вскрыл такую серию ядерных реакций – это и есть «цикл Бете», о котором я упоминал, иначе его называют «углеродным циклом». В чем же оказывается дело? При существующей на Солнце температуре и плотности вещества ядра атомов большей частью лишены своей электронной оболочки, беспрерывно сталкиваются и проникают друг в друга. Еще бы им не проникать – при температуре двадцать миллионов градусов ядра водорода движутся со скоростью семьсот километров в секунду! Происходят непрерывные ядерные превращения с высвобождением колоссальной энергии. В состав Солнца и других звезд, как вы, наверное, знаете, помимо водорода, входит углерод, который и помогает водороду превращаться в гелий. Происходит это так: при столкновении ядер водорода и углерода получается легкий азот; при этом излучаются убийственные для человека гамма-лучи. Легкий азот неустойчив, он выбрасывает из себя частичку, обладающую большой энергией, и превращается в разновидность тяжелого углерода.
Обратите внимание на два важнейших обстоятельства: первое – между отдельными превращениями проходят сотни тысяч и даже миллион лет, и второе – именно тяжелый изотоп углерода – С-13, как утверждают некоторые ученые, делает невозможным использование водородных бомб на Земле: ведь для того, чтобы в ядро этого С-13 попало следующее ядро водорода и он, выбросив порцию гамма-лучей, превратился в ядро обычного азота, должно пройти какое-то время, а в условиях не Солнца, а Земли тяжелый углерод может умертвить на нашей планете все живое за сравнительно короткий срок.
Но я отвлекся… Возвратимся к реакции, беспрерывно происходящей на Солнце. Когда в образовавшееся ядро азота попадает очередное, третье по счету, ядро водорода, возникает ядро неустойчивого кислорода, которое живет недолго, испускает из себя электрически заряженную частицу и превращается в устойчивый тяжелый азот. Но вот наступает мгновенье, когда в ядро тяжелого азота попадает четвертое по счету ядро водорода. Что же при этом происходит? Должно образоваться ядро кислорода шестнадцать, но это ядро, едва успев возникнуть, мгновенно взрывается на ядра – обычного углерода, с которого все началось, и гелия. «Углеродный цикл» термоядерных превращений оказывается на этом завершенным, в результате шести атомных превращений из одного ядра атома углерода, с которого и начинается цикл, и четырех ядер водорода, или, как их обычно называют – протонов, образуются такое же ядро углерода и ядро гелия. В результате всех этих превращений количество водорода убывает, гелия – увеличивается, а количество углерода, которым все кончается, – остается неизменным, и цикл превращений начинается сначала. Как видите, энергия Солнца – та же самая атомная энергия, только получаемая в результате не расщепления ядер тяжелых элементов, а соединения, или, как принято говорить, синтеза ядер атомов легких элементов.
Насколько велика энергия, выделяемая при образовании гелия из водорода, можете сделать вывод сами: для того, чтобы получить энергию, равную той, которая возникает при образовании из водорода только одного килограмма гелия, потребовалось бы сжечь около пятнадцати тонн бензина.
Ганс Бете сделал свое открытие давно, еще в годы мирового кризиса. Но кого тогда мог заинтересовать «взрыв», происходящий на Солнце уже миллиарды лет? Все равно люди не имели в своем распоряжении средств, способных воспроизвести те колоссальные, в десятки миллионов градусов, температуры и давления, которые существуют на Солнце и которые совершенно необходимы для того, чтобы «углеродный цикл» начался и завершился. Однако с течением времени положение изменилось: благодаря созданию атомной бомбы люди научились воспроизводить, хотя всего на несколько миллионных долей секунды, неимоверную температуру Солнца – двадцать миллионов градусов! Теперь надо было найти способ произвести взрыв, длящийся на Солнце около пяти миллионов лет, – время, необходимое для шести ядерных превращений, о которых я только что говорил, – тоже в течение нескольких миллионных долей секунды.
Какие же атомные ядра подходят для мгновенной термоядерной реакции? Выяснилось, что быстрее всего такая реакция происходит, когда в ней участвуют ядра двух разновидностей водорода: получаемого из тяжелой воды дейтерия и трития. Образование гелия при соединении ядер атомов тяжелого водорода получается при мгновенном взрыве, во время которого энергии высвобождается во много раз больше, чем при делении ядер урана и плутония, при взрыве атомной бомбы. Создание водородных сверхбомб – вот чему посвятили все свои усилия некоторые мои коллеги в физической науке. Наши промышленники, вроде Дюпона, и военные на корню купили этих людей.
– Вы участвовали в испытаниях атомных и водородных бомб у атоллов Бикини и Эниветок? – спросил Нортон.
– Да, конечно. Я расскажу вам об этих экспериментах… В тысяча девятьсот сорок пятом году по приказу Трумэна на Японию были сброшены те две единственные бомбы, которые к тому времени удалось сделать за колючей проволокой в лабораториях Лос-Аламоса… Теперь там изготовляют водородные бомбы, а атомные в Сандии. Но не будем отвлекаться… Итак, у нас нашлись люди, которые наивно думали, что стоит погрозить атомной бомбой, как Советы поднимут руки и позволят нам творить безобразия. И вот с этой целью немедленно же после окончания войны, в начале сорок шестого года, было проведено испытание «Эйбл». Чтобы от радиации не пострадала Америка, для испытаний избрали атолл Бикини в Тихом океане… Было собрано и поставлено на якоря около ста кораблей. Там были и отжившие свой век американские военные суда, и трофейные. Посреди обреченного флота находился наш линкор «Невада». Неподалеку от него покачивался на волнах японский линкор «Нагато». Несколько поодаль стоял немецкий пинкор «Принц Евгений». Вокруг них разместились подводные лодки, эсминцы, транспорты, десантные суда, был даже один авианосец.
С Б-29, летевшего на высоте тридцати тысяч футов, была сброшена бомба
Мощь атомной бомбы не произвела на присутствовавших большого впечатления. Многие были разочарованы. Журналисты называли этот взрыв гигантским фейерверком. Все с нетерпением ожидали результатов следующего испытания – «Бейкер», когда атомная бомба будет взорвана под водой. Накануне испытания «Бейкер» в наших газетах высказывались самые невероятные предположения: поднимется гигантская волна, которая может пронестись через весь Тихий океан и затопить ряд крупных островов, например Гаваи. Страхи умышленно раздувались. Но вот в трех милях от берега небольшого острова Бикини произошел подводный атомный взрыв, и хотя волна не затопила даже Бикини, опасность, страшная в первую очередь для самой Америки как для морской державы, страшная для нашего морского флота, стала совершенно очевидной от образующейся при взрыве ударной волны в воде, которая по силе и скорости распространения превосходит воздушную ударную волну и способна причинить повреждения кораблям, находящимся даже на значительном расстоянии от эпицентра взрыва. Возрастала и угроза от проникающей радиации. Я помню, как мой коллега Ваневар Хиггинс успокаивал участников испытания, уверяя их, что бешеная трескотня счетчиков Гейгера не имеет-де никакого значения. Это был обман с целью успокоить рядового американца: в результате подводного взрыва атомной бомбы на поверхность лагуны была выброшена огромная масса радиоактивной воды, обрушившейся на собранные там корабли. Того, что было в Хиросиме, когда возникшее в результате произведенного довольно высоко над землей взрыва грибообразное облако унесло с собой большую часть радиоактивных частиц, в Бикини не произошло. Как это бывало неоднократно и впоследствии, наши вояки и их пособники, вроде Хиггинса, впали в противоречие: когда журналисты, не заметив сколько-нибудь существенных повреждений флота, охарактеризовали испытание как простой фейерверк, им яростно возражали; когда же нашлись люди, заговорившие о страшной опасности от проникающей радиации, – им тоже стали возражать, доказывать, что на радиацию не стоит вообще обращать внимания. Оказалось необходимым повести решительную борьбу против тех свидетелей испытания, которые, возвратившись в США, заявили: «Взрыв ста атомных бомб в любом месте нашей планеты сделает жизнь на земле невозможной». Такие утверждения угрожали прибылям Дюпона, Моргана, компании «Юнион Кэрбид», ибо непонятно, почему американский народ должен из своего кармана финансировать их работы по производству атомного оружия, если оно, и не в последнюю очередь, угрожает самому американскому народу. Но не будем отвлекаться…
Два года в Лос-Аламосе велась работа над новыми типами атомной бомбы. Теперь решили посмотреть, какое действие новые типы атомного оружия окажут на танки, самолеты и сотни других предметов военного снаряжения. И вот за испытаниями «Эйбл» и «Бейкер» последовала «Операция Сэндстоун», но не на Бикини, а на расположенном в двухстах милях от него атолле Эниветок, который с тех пор превращен в полигон для испытания атомного оружия.
Поскольку Комиссия по атомной энергии очень спешила, подготовительные работы были завершены быстро. Строительные рабочие установили на бетонных основаниях стальные башни и построили специальные укрытия, из которых можно наблюдать за взрывом. На всех четырех островках, образующих атолл Эниветок, через определенные интервалы было установлено множество всевозможных приборов. Весной тысяча девятьсот сорок восьмого года в предрассветной тьме взорвались три атомные бомбы. Не буду говорить вам о чисто научном значении испытания – «Операция Сэндстоун» преследовала иную цель: припугнуть несговорчивый Советский Союз атомным оружием, мощь которого превосходила прежние типы бомб в шесть раз, то есть каждая взорванная бомба по силе взрыва соответствовала не двадцати, а ста двадцати тысячам тонн тротила.
Прошло еще три года, и на Эниветоке была проведена «Операция Гринхауз». На крошечные островки атолла Зниветок прибыло из Соединенных Штатов девять тысяч участников испытания, представители всех родов войск, приехала большая группа специально приглашенных ученых – биологов, медиков… Для изучения воздействия атомных бомб на бетонные сооружения, на танки, самолеты, на различные виды военного имущества, включая дозиметрические счетчики, снаряжение и одежду, потребовалась масса сложной аппаратуры.
Более ста самолетов различных типов, начиная с легких связных и кончая тяжелыми бомбардировщиками типа Б-47 и Б-50, поднялись в воздух. Самолеты потребовались как для наблюдения за взрывом, так и в целях изучения воздействия на них этого взрыва.
Затем мы подняли невероятный шум вокруг водородной бомбы, над созданием которой в великой тайне трудились с 1946 года. Бомбы у нас еще и не было, а мы уже во весь голос кричали, что она есть и что с ее помощью мы уничтожим Советский Союз и навсегда покончим с коммунизмом.
Наши ученые, инженеры искали возможности создать термоядерный заряд, достаточно маленький для того, чтобы его можно было поместить в баллистическую ракету, и в то же время мощный, способный нанести удар порядка миллиона тонн. Такой заряд был создан. В марте 1954 года, вот здесь, у атолла Эниветок, мы успешно испытали его. Русские вынуждены были тоже заняться водородной бомбой. И что же? Кончилось тем, что они опередили нас: термоядерное оружие они создали раньше нас, еще в 1953 году! Нет, не Советам, а нам следовало бы бояться! Но нас успокаивает уверенность, что русские все равно не нападут на нас первыми. Однако вернемся к рассказу о бомбе.
Опасность заражения населения радиоактивными частицами при взрыве водородной бомбы значительно больше, чем при взрыве атомной. Огромное количество радиоактивных частиц, смешанных с пылью, песком, землей, уносится ветром и потом, оседая на поверхности земли, заражает местность на большом расстоянии. В условиях войны, если нашим воякам удастся все-таки развязать ее, это приведет к гибели массы ни в чем не повинных людей. Наши генералы полагают, что этими людьми будем не мы, не американцы. Но я уверен, что, начни они войну, им придется убедиться в их ошибке. Их очень прельщает то обстоятельство, что в отличие от атомной водородную бомбу можно изготовлять любой величины, так как сколько бы ни было в бомбе тяжелого водорода, он все равно самостоятельно взорваться не может. Как вы, наверное, знаете, водородная бомба представляет собой комбинацию бомб – обычной атомной из урана или плутония, и другой, начиненной тяжелым водородом. Атомная бомба в данном случае играет роль запала – она взрывается первой и дает ту самую двадцатимиллионную солнечную жару, которая необходима для термоядерной реакции, то есть для превращения водорода в гелий в виде взрыва, по своей силе значительно превосходящего взрыв обычной атомной бомбы. Таким образом, фактические размеры водородной сверхбомбы теоретически пределов не имеют, тут все зависит исключительно от таланта конструкторов, возможностей самолетов, которые должны перевозить эти огромные бомбы, и от военной необходимости.
Как вы знаете, атомные бомбы, сброшенные нашими летчиками на Японию, по мощности взрыва равнялись двадцати тысячам тонн тротила. Стремясь к созданию гигантских бомб, наши генералы и военные специалисты создали атомную бомбу мощностью в пятьсот тысяч тонн. Этого им показалось мало – они создали затем водородную бомбу, по силе взрыва равную миллиону тонн. Но и этого мало! В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году вот здесь, у Бикини, были проведены испытания водородных бомб, по силе взрыва равных четырнадцати и семнадцати миллионам тонн тринитротолуола! Бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, кажутся теперь жалкими малютками. Если для водородной бомбы, по мощности равной одной из тех, что были сброшены на Японию, нужно иметь только от пяти до десяти фунтов жидкого тяжелого водорода, то заряд сверхбомбы составляет уже несколько тонн дейтерия и трития. «Площадь поражения бомбой в один миллион тонн так велика, что сможет покрыть любую цель военного значения», – заявляют наши военные и ученые. Но это ложь! Для поражения военной цели нет необходимости в водородных сверхбомбах, которые на самом деле изготовляются для беспощадного истребления гражданского населения, для уничтожения мирных городов, столиц государств, крупных промышленных центров, для того, чтобы сжечь огромную часть Европы и Азии. Под предлогом нашей безопасности, хотя на нас никто и не собирался нападать, мы создали водородную бомбу, мечтая именно ее использовать в качестве решающего оружия для нанесения внезапного, обязательно внезапного удара. Но когда неожиданно для нас выяснилось, что Советский Союз тоже создал водородные бомбы, да еще получше наших, мы оказались в проигрыше, ибо каждому ясно, что в нашей стране объектов для такого рода оружия куда больше, чем у тех, с кем наши вояки собираются драться. Мы поставили под удар себя и тем самым сделали атомную и водородную войну кошмаром для нас самих, для американской нации.