Страница:
Келли недовольно прервал его:
– Генерал фон Шулленбург нарисовал слишком мрачную картину. Он при этом забывает о том, что сдерживание азиатских орд здесь, в сердце Европы, есть лишь один из этапов войны. У нас есть армия, флот, авиация…
– Разрешите мне кончить, господа, – продолжал Шулленбург. – Теперь я позволю себе высказать некоторые соображения по поводу применения атомной бомбы в наступлении, особенно на первом этапе войны. Но прежде отвечу на замечание генерала Келли… Извините, но, насколько я осведомлен, американской сухопутной армии отводится особая роль – ей надлежит принять участие лишь на последнем этапе войны, когда противник, как на это надеются в штабе НАТО, фактически уже потерпит поражение, во что я лично не верю. Ваш военно-морской флот! Каким образом вы рискнете ввести его в дело? Основной принцип новой войны – рассредоточение. Но каким образом вы сможете рассредоточить флот, эскадры? Ведь общеизвестно: рассредоточенный флот – прекрасная мишень для вражеских подводных лодок. Эта реальная опасность диктует необходимость скопления военно-морских судов. А скопление судов в море, в портах, в гаванях – лучшая цель для атомных бомб… Вражеским летчикам при бомбометании с большой высоты нет нужды теперь пикировать как во время прошлой войны, стараться обязательно попасть в корабль. Им достаточно сбросить атомную бомбу в море поблизости от ваших военных судов, чтобы вывести их из строя и смертельно поразить их экипаж.
При атомной бомбардировке объектов, расположенных на суше, вряд ли целесообразно применять, скажем, кобальтовые бомбы, поскольку радиоактивность распыленного на территории кобальта сохраняется более пяти лет и не даст возможности в течение этого времени ни занять вражескую территорию, ни вести на ней бой. Но я не сомневаюсь, что если противник нанесет удар по вашему военно-морскому флоту, то именно подобным оружием. На мой взгляд, в условиях применения нового оружия ваш огромный флот особого значения иметь не будет: он слишком уязвим.
Господа! Как реалисты, мы должны трезво подходить к проблеме использования атомной бомбы в стратегическом наступлении. Прежде всего нельзя забывать, что атомная бомба еще с тысяча девятьсот сорок пятого года перестала быть идеальным наступательным оружием потому, что с тех пор она уже не является оружием неизвестным, неожиданным и не дает нам преимуществ, связанных с внезапностью. Затем, опасно преувеличивать эффективность атомной бомбы, как это, к сожалению, у нас принято. Мне только что довелось прочитать книгу видного английского эксперта Блэккэта. Он приводит некоторые цифры, заслуживающие того, чтобы над ними задуматься…
Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, по ее мощи равнялась двум тысячам обычных бомб. Это – ужасающая разрушительная сила. Но оказывается, что во время последней войны союзники сбросили на Германию и Японию три миллиона тонн бомб. Для того чтобы произвести такое же воздействие на неприятеля силой атомного оружия, потребовалась бы тысяча атомных бомб. Такое количество атомных бомб на улице не валяется. Не правда ли?
Теперь всем нам уже ясно, что атомная война была бы длительной, что продолжительность войны не зависит от смертоносной силы оружия. Это подтверждается опытом двух последних великих войн. И все же наши военные пытаются представить атомную бомбу как то самое «решающее оружие», о котором так мечтал Гитлер. При этом наши военные любят ссылаться на пример с Японией, утверждая, что две бомбы, сброшенные на Японию, заставили, мол, ее выйти из войны. Господа, это опасное заблуждение. По мнению беспристрастных экспертов, капитуляция Японии была обеспечена раньше вследствие того, что ее сухопутная армия потерпела поражение от русских в горах Хингана и на равнинах Маньчжурии. И, наконец, сейчас все единодушно признают, что японское правительство воспользовалось тогда двумя атомными налетами, чтобы поскорее капитулировать перед одной Америкой и не подвергнуться оккупации Советским Союзом.
Об атомных налетах на Хиросиму и Нагасаки было сказано не все. Мне известно, что в одном из американских документов признается тот факт, что если бы в этих японских городах были тогда современные средства противовоздушной обороны, число жертв могло бы быть уменьшено до одной двадцатой. Не надо забывать и о том, что население этих городов ничего не знало о существовании нового оружия и потому атомным нападением было застигнуто врасплох. Когда в небе появился один-единственный самолет Б-29, не было даже объявлено воздушной тревоги, в результате чего в убежищах, приспособленных для сотен тысяч людей, в момент атомного нападения находилось всего несколько сот человек. Но, как показала проверка, даже не рассчитанные на атомную бомбу подземные убежища в обоих городах оказались очень надежными. В Хиросиме подземная канализационная система была повреждена только в нескольких местах. Крупные заводы в пригородах не пострадали, а из людей, в них работающих, жертвами атомного нападения оказалось всего шесть процентов. Железные дороги были отремонтированы уже через два дня после налета.
Разрушительная сила атомной бомбы по сравнению с обычной велика, но что касается поражения хорошо защищенных целей, она имеет лишь незначительное преимущество перед обычной. Атомная бомба разрушает бетонные сооружения в радиусе всего шестисот пятидесяти метров. Вполне вероятно, что заводы, имеющие большое значение, будут укреплены так, что смогут противостоять атомному взрыву даже на расстоянии в пятьсот метров и менее. Можно не сомневаться, что многие жизненно важные предприятия наш возможный противник построит под землей.
Господа, говоря об атомной бомбе в стратегическом воздушном наступлении, я остановлюсь еще на двух огромной важности вопросах. Первый – тактика.
Я не могу отделаться от впечатления, что в отношении принятой штабом НАТО тактики воздушного атомного нападения существует противоречие, ибо фактически имеются две совершенно различные тактики. Я не собираюсь здесь доказывать преимущество одной перед другой. К сожалению, обе они и вместе и порознь плохи тем, что не обеспечивают нам победу. Мы должны смотреть правде в глаза. Принято за аксиому, что первый этап войны должен представлять собой страшной силы атомный удар, нанесенный нами по противнику с воздуха, нечто вроде атомного блицкрига, после которого противника остается только добивать. Я хочу обратить ваше внимание лишь на то, что в случае подобного массированного атомного удара нельзя будет застать противника врасплох – у него есть система оповещения; противник будет активен и мгновенно начнет действовать по заранее на сей случай разработанному оперативному плану. Защищаясь от налета, он пустит в ход силы обороны – подчеркиваю это, господа, – силы обороны: перехватчики, истребители, специальную зенитную артиллерию, управляемые ракетные снаряды, которыми он вас встретит и с земли, и с самолетов. В колоссальном воздушном бою противник понесет, естественно, немалые жертвы, но, во-первых, эти жертвы, как всем нам очевидно, не способны быстро лишить его возможности вести войну; во-вторых, и это очень важно, противник в этой схватке понесет какие-то потери в средствах обороны, нанося нам урон в средствах атомного нападения на него. Другими словами, противник выбьет у нас из рук наступательное оружие, в то же время сохранив в основном свою оснащенную атомным же оружием стратегическую реактивную авиацию дальнего действия, которую он немедленно бросит в бой в виде ответного атомного удара по нашим странам.
К сожалению, подобная наша авиационная тактика не только не способна обеспечить нам победу, она не способна даже лишить противника возможности эффективно сопротивляться, больше того, она не снимает страшную угрозу ответного удара атомными и водородными бомбами, а, наоборот, как раз предполагает этот ужасный ответный удар с Востока. В военном отношении подобная тактика весьма опасна в первую очередь для нас самих. Можно не сомневаться, что противник в порядке ответного удара обрушит на нас тут не только атомные, но и водородные бомбы. Как показали недавние испытания, взрыв одной водородной бомбы способен вызвать страшные разрушения в радиусе до сотен километров. А ведь едва ли дело свелось бы к применению лишь одной такой бомбы. Что же сталось бы с нами, государствами Европы, согласившимися взять на себя роль американских атомных плацдармов против Советского Союза? На карту поставлено существование целых наций.
Существует и вторая тактика, о которой я не могу говорить без улыбки… Я внимательно следил за развитием военной мысли на Западе в течение всего послевоенного периода. В военных журналах печатаются многочисленные статьи, авторы которых утверждают, что количество бомбардировщиков, участвующих в атомных налетах, должно быть резко уменьшено. Этой же точки зрения придерживается кое-кто и в штабе НАТО. По этой второй тактике атомные налеты целесообразно совершать небольшими подразделениями в десять-пятнадцать машин, или даже одиночными самолетами с атомной бомбой, в ночное время и в сложных метеорологических условиях, при сверхзвуковой скорости и на большой высоте. Сторонники новой тактики утверждают, что теперь, когда с появлением атомной бомбы один бомбардировщик может нанести удар, равный по силе удару тысячи бомбардировщиков, нет смысла посылать в налет одновременно большое количество самолетов дальнего действия. В соответствии с этой тактикой были проведены некоторые учения ПВО. Основной особенностью учения «Моментум» являлся одновременный налет реактивных самолетов «Канберра» небольшими группами на шесть крупных городов Великобритании. Во время учения «Король джунглей» против определенной цели использовался всего один самолет. В обоих случаях самолеты днем и ночью действовали на высоте несколько больше двенадцати километров.
Почему я считаю эту тактику неудовлетворительной? Прежде всего не следует забывать, что наш возможный противник на Востоке располагает прекрасными средствами оповещения, радарными установками, отличными самолетами, подчас превосходящими наши в скорости и в высоте полета, и имеет большое количество воздушных асов, умеющих летать в любое время и в любых условиях. Затем, известно, что американское командование располагает огромным количеством военных баз, разбросанных по всему земному шару. Однако совершать воздушные атомные рейды возможно с тех из них, которые находятся в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке и расположение которых, надо полагать, не представляет особого секрета для штаба стран Варшавского пакта.
Я убежден, что такой воздушный рейдер при выполнении задания почти не имеет шансов ни сбросить атомную бомбу на заданный объект на Востоке, ни даже уцелеть.
Кессельринг почти выкрикнул:
– Почему?
– Потому что при этом совершенно игнорируется весьма важный объективный фактор, убийственно действующий против нас.
– А именно? – Келли с нескрываемой злобой смотрел на Шулленбурга.
– Я имею в виду взаимозависимость, существующую между временем и территорией, – сухо пояснил генерал-полковник. – Странное дело, но об этом я ни строчки не нашел в военных журналах, хотя, по-моему, эта взаимосвязь должна бы быть одним из законов при разработке воздушной стратегии в атомной войне.
– Я не вполне понимаю вас, – сказал Прайс.
– Сейчас объясню… Отправляя в атомный налет реактивный бомбардировщик, командование исходит из предположения, что при его крейсерской скорости, при быстроте сближения с самолетом противника, составляющей примерно четыреста метров в секунду, истребитель противника не успеет занять исходную позицию для атаки, даже если он будет предварительно направлен наземной станцией наведения или самолетным локатором. Как установлено, при подобной атаке реактивного бомбардировщика истребитель-перехватчик, как правило, сможет открыть огонь лишь один раз и к тому же в течение всего одной секунды. Естественно, в этих условиях вероятность попадания и нанесения поражения бомбардировщику весьма незначительна. На этом и строится наша тактика. Однако при этом все рассуждение основывается на предположении, что пилот истребителя-перехватчика будет вести именно малоэффективную лобовую атаку. Но почему пилот пойдет в атаку в лоб, когда он отлично знает, что удобнее атаковать, пристроившись под соответствующим углом в хвост? И тут оказывается, что эта новая тактика могла бы с большим успехом применяться не нами, а против нас. Почему? Потому что даже при огромных скоростях реактивных бомбардировщиков колоссальная протяженность территории противника даст возможность его истребителю позволить себе ту роскошь, на которую не мог бы в подобном случае рискнуть наш истребитель-перехватчик над нашей территорией…
– А именно? – поднял голову Функ.
– Пропустить наш бомбардировщик впереди себя для того, чтобы бить его в хвост, и в течение, конечно, не одной секунды. Размер неприятельской территории дает вражескому истребителю возможность сбить наш реактивный атомный рейдер. Как видите, секунды и километры в новой войне будут взаимно связаны.
Еще больше эта связь скажется в действии управляемых реактивных снарядов, которые предназначены для стрельбы по самолетам. Я не сомневаюсь, что наш возможный противник на Востоке прикроет свои большие города, жизненные центры, важные объекты управляемыми снарядами класса «земля – воздух», наподобие американских снарядов «Найк». В случае, если нашему бомбардировщику удастся ускользнуть от истребителя, он все равно попадет затем в зону действия управляемых снарядов, летящих со скоростью более трех тысяч километров в час. На подготовку и запуск такого снаряда личному составу потребуется с момента оповещения пять минут. Для успешного перехвата самолет противника должен быть обнаружен на расстоянии не менее трехсот восьмидесяти километров. На равнинах Востока легко оперировать подобными расстояниями – они не опоздают: не один, так другой управляемый снаряд попадет в цель и собьет наш атомный рейдер. Фактор территории и в данном случае против нас, но это почему-то совершенно не учитывается в наших штабах.
И, наконец, последнее. Никто из присутствующих здесь не говорил почему-то о совершенно новом факторе военного значения… Я имею в виду советскую межконтинентальную ракету.
Келли резко прервал:
– Никакой межконтинентальной ракеты у русских нет и не предвидится. Все это блеф, большевистские выдумки.
Шулленбург с презрением посмотрел на американца.
– Вы отлично знаете, – холодно сказал он, – что, к сожалению, у Советского Союза межконтинентальная баллистическая ракета имеется. А что это значит? Это значит, что если вы все-таки решите внезапно напасть на Советы и пошлете на Восток реактивные бомбардировщики дальнего действия, то произойдет катастрофа… Еще до того, как масса ваших бомбардировщиков прорвется через советскую границу, преодолеет зоны противовоздушной обороны и подойдет к объектам бомбежки, ваши военные базы в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке будут уничтожены русскими. Я подчеркиваю – ваши военные базы будут уничтожены раньше, чем «летающие крепости» успеют добраться до цели на территории Советского Союза. Чтобы понять, что дело будет обстоять именно так, не надо быть большим военным специалистом, для этого достаточно знать арифметику в размере программы начальной школы: вашим самолетам-бомбардировщикам на их рейд в Россию потребуется несколько часов, а межконтинентальные баллистические ракеты с водородным зарядом долетят из России до любой из ваших баз за каких-нибудь несколько минут.
Гаррис желчно бросил:
– Своим враньем насчет несуществующей межконтинентальной баллистической ракеты русские окончательно запугали вас, генерал Шулленбург.
Наступило тяжелое молчание, которое нарушил Шпейдель.
– Разрешите понять ваше выступление по проблемам атомной войны как ответ на сделанное предложение? – обратился он к Шулленбургу.
Шулленбург утвердительно кивнул.
– Но какие же выводы вы делаете? – враждебно спросил Функ.
– Я вижу один выход из положения, господа, – не стремиться к новой войне. Если вы начнете войну, вы проиграете ее. Не забудьте, я резко критиковал тактику только воздушной атомной войны именно потому, что никакой другой, при которой можно было бы рассчитывать на успех, вообще быть не может: народы Европы не хотят войны, она не нужна им. Вместо взаимного атомного истребления они хотят жить в дружбе с Востоком, проникаются все большим доверием к Советскому Союзу. И если мы с вами, господин Функ, будем идти и дальше этим же путем, мы скоро останемся в одиночестве. Я ничего не имею против американцев, я за дружбу с ними, но за такую дружбу, которая не угрожает гибелью немецкой нации. Мы, немцы, должны проводить свою национальную политику, а она, генерал Келли, не идентична вашей. Мы не должны довести дело до того, чтобы Германия была превращена в поле боя, чтобы на нас тут падали атомные бомбы, чтобы страна была превращена в выжженную землю. Я за то, чтобы мы, немцы, сели за стол и договорились между собой о воссоединении нашей страны мирным путем. Если мы хотим остаться в живых, мы не должны, мы не можем воевать, господа! Новая война была бы безумием! Я считал своим долгом предупредить вас.
Шулленбург холодно поклонился и, провожаемый тяжелым молчанием, покинул штаб генерала Келли.
Глава восемнадцатая
– Генерал фон Шулленбург нарисовал слишком мрачную картину. Он при этом забывает о том, что сдерживание азиатских орд здесь, в сердце Европы, есть лишь один из этапов войны. У нас есть армия, флот, авиация…
– Разрешите мне кончить, господа, – продолжал Шулленбург. – Теперь я позволю себе высказать некоторые соображения по поводу применения атомной бомбы в наступлении, особенно на первом этапе войны. Но прежде отвечу на замечание генерала Келли… Извините, но, насколько я осведомлен, американской сухопутной армии отводится особая роль – ей надлежит принять участие лишь на последнем этапе войны, когда противник, как на это надеются в штабе НАТО, фактически уже потерпит поражение, во что я лично не верю. Ваш военно-морской флот! Каким образом вы рискнете ввести его в дело? Основной принцип новой войны – рассредоточение. Но каким образом вы сможете рассредоточить флот, эскадры? Ведь общеизвестно: рассредоточенный флот – прекрасная мишень для вражеских подводных лодок. Эта реальная опасность диктует необходимость скопления военно-морских судов. А скопление судов в море, в портах, в гаванях – лучшая цель для атомных бомб… Вражеским летчикам при бомбометании с большой высоты нет нужды теперь пикировать как во время прошлой войны, стараться обязательно попасть в корабль. Им достаточно сбросить атомную бомбу в море поблизости от ваших военных судов, чтобы вывести их из строя и смертельно поразить их экипаж.
При атомной бомбардировке объектов, расположенных на суше, вряд ли целесообразно применять, скажем, кобальтовые бомбы, поскольку радиоактивность распыленного на территории кобальта сохраняется более пяти лет и не даст возможности в течение этого времени ни занять вражескую территорию, ни вести на ней бой. Но я не сомневаюсь, что если противник нанесет удар по вашему военно-морскому флоту, то именно подобным оружием. На мой взгляд, в условиях применения нового оружия ваш огромный флот особого значения иметь не будет: он слишком уязвим.
Господа! Как реалисты, мы должны трезво подходить к проблеме использования атомной бомбы в стратегическом наступлении. Прежде всего нельзя забывать, что атомная бомба еще с тысяча девятьсот сорок пятого года перестала быть идеальным наступательным оружием потому, что с тех пор она уже не является оружием неизвестным, неожиданным и не дает нам преимуществ, связанных с внезапностью. Затем, опасно преувеличивать эффективность атомной бомбы, как это, к сожалению, у нас принято. Мне только что довелось прочитать книгу видного английского эксперта Блэккэта. Он приводит некоторые цифры, заслуживающие того, чтобы над ними задуматься…
Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, по ее мощи равнялась двум тысячам обычных бомб. Это – ужасающая разрушительная сила. Но оказывается, что во время последней войны союзники сбросили на Германию и Японию три миллиона тонн бомб. Для того чтобы произвести такое же воздействие на неприятеля силой атомного оружия, потребовалась бы тысяча атомных бомб. Такое количество атомных бомб на улице не валяется. Не правда ли?
Теперь всем нам уже ясно, что атомная война была бы длительной, что продолжительность войны не зависит от смертоносной силы оружия. Это подтверждается опытом двух последних великих войн. И все же наши военные пытаются представить атомную бомбу как то самое «решающее оружие», о котором так мечтал Гитлер. При этом наши военные любят ссылаться на пример с Японией, утверждая, что две бомбы, сброшенные на Японию, заставили, мол, ее выйти из войны. Господа, это опасное заблуждение. По мнению беспристрастных экспертов, капитуляция Японии была обеспечена раньше вследствие того, что ее сухопутная армия потерпела поражение от русских в горах Хингана и на равнинах Маньчжурии. И, наконец, сейчас все единодушно признают, что японское правительство воспользовалось тогда двумя атомными налетами, чтобы поскорее капитулировать перед одной Америкой и не подвергнуться оккупации Советским Союзом.
Об атомных налетах на Хиросиму и Нагасаки было сказано не все. Мне известно, что в одном из американских документов признается тот факт, что если бы в этих японских городах были тогда современные средства противовоздушной обороны, число жертв могло бы быть уменьшено до одной двадцатой. Не надо забывать и о том, что население этих городов ничего не знало о существовании нового оружия и потому атомным нападением было застигнуто врасплох. Когда в небе появился один-единственный самолет Б-29, не было даже объявлено воздушной тревоги, в результате чего в убежищах, приспособленных для сотен тысяч людей, в момент атомного нападения находилось всего несколько сот человек. Но, как показала проверка, даже не рассчитанные на атомную бомбу подземные убежища в обоих городах оказались очень надежными. В Хиросиме подземная канализационная система была повреждена только в нескольких местах. Крупные заводы в пригородах не пострадали, а из людей, в них работающих, жертвами атомного нападения оказалось всего шесть процентов. Железные дороги были отремонтированы уже через два дня после налета.
Разрушительная сила атомной бомбы по сравнению с обычной велика, но что касается поражения хорошо защищенных целей, она имеет лишь незначительное преимущество перед обычной. Атомная бомба разрушает бетонные сооружения в радиусе всего шестисот пятидесяти метров. Вполне вероятно, что заводы, имеющие большое значение, будут укреплены так, что смогут противостоять атомному взрыву даже на расстоянии в пятьсот метров и менее. Можно не сомневаться, что многие жизненно важные предприятия наш возможный противник построит под землей.
Господа, говоря об атомной бомбе в стратегическом воздушном наступлении, я остановлюсь еще на двух огромной важности вопросах. Первый – тактика.
Я не могу отделаться от впечатления, что в отношении принятой штабом НАТО тактики воздушного атомного нападения существует противоречие, ибо фактически имеются две совершенно различные тактики. Я не собираюсь здесь доказывать преимущество одной перед другой. К сожалению, обе они и вместе и порознь плохи тем, что не обеспечивают нам победу. Мы должны смотреть правде в глаза. Принято за аксиому, что первый этап войны должен представлять собой страшной силы атомный удар, нанесенный нами по противнику с воздуха, нечто вроде атомного блицкрига, после которого противника остается только добивать. Я хочу обратить ваше внимание лишь на то, что в случае подобного массированного атомного удара нельзя будет застать противника врасплох – у него есть система оповещения; противник будет активен и мгновенно начнет действовать по заранее на сей случай разработанному оперативному плану. Защищаясь от налета, он пустит в ход силы обороны – подчеркиваю это, господа, – силы обороны: перехватчики, истребители, специальную зенитную артиллерию, управляемые ракетные снаряды, которыми он вас встретит и с земли, и с самолетов. В колоссальном воздушном бою противник понесет, естественно, немалые жертвы, но, во-первых, эти жертвы, как всем нам очевидно, не способны быстро лишить его возможности вести войну; во-вторых, и это очень важно, противник в этой схватке понесет какие-то потери в средствах обороны, нанося нам урон в средствах атомного нападения на него. Другими словами, противник выбьет у нас из рук наступательное оружие, в то же время сохранив в основном свою оснащенную атомным же оружием стратегическую реактивную авиацию дальнего действия, которую он немедленно бросит в бой в виде ответного атомного удара по нашим странам.
К сожалению, подобная наша авиационная тактика не только не способна обеспечить нам победу, она не способна даже лишить противника возможности эффективно сопротивляться, больше того, она не снимает страшную угрозу ответного удара атомными и водородными бомбами, а, наоборот, как раз предполагает этот ужасный ответный удар с Востока. В военном отношении подобная тактика весьма опасна в первую очередь для нас самих. Можно не сомневаться, что противник в порядке ответного удара обрушит на нас тут не только атомные, но и водородные бомбы. Как показали недавние испытания, взрыв одной водородной бомбы способен вызвать страшные разрушения в радиусе до сотен километров. А ведь едва ли дело свелось бы к применению лишь одной такой бомбы. Что же сталось бы с нами, государствами Европы, согласившимися взять на себя роль американских атомных плацдармов против Советского Союза? На карту поставлено существование целых наций.
Существует и вторая тактика, о которой я не могу говорить без улыбки… Я внимательно следил за развитием военной мысли на Западе в течение всего послевоенного периода. В военных журналах печатаются многочисленные статьи, авторы которых утверждают, что количество бомбардировщиков, участвующих в атомных налетах, должно быть резко уменьшено. Этой же точки зрения придерживается кое-кто и в штабе НАТО. По этой второй тактике атомные налеты целесообразно совершать небольшими подразделениями в десять-пятнадцать машин, или даже одиночными самолетами с атомной бомбой, в ночное время и в сложных метеорологических условиях, при сверхзвуковой скорости и на большой высоте. Сторонники новой тактики утверждают, что теперь, когда с появлением атомной бомбы один бомбардировщик может нанести удар, равный по силе удару тысячи бомбардировщиков, нет смысла посылать в налет одновременно большое количество самолетов дальнего действия. В соответствии с этой тактикой были проведены некоторые учения ПВО. Основной особенностью учения «Моментум» являлся одновременный налет реактивных самолетов «Канберра» небольшими группами на шесть крупных городов Великобритании. Во время учения «Король джунглей» против определенной цели использовался всего один самолет. В обоих случаях самолеты днем и ночью действовали на высоте несколько больше двенадцати километров.
Почему я считаю эту тактику неудовлетворительной? Прежде всего не следует забывать, что наш возможный противник на Востоке располагает прекрасными средствами оповещения, радарными установками, отличными самолетами, подчас превосходящими наши в скорости и в высоте полета, и имеет большое количество воздушных асов, умеющих летать в любое время и в любых условиях. Затем, известно, что американское командование располагает огромным количеством военных баз, разбросанных по всему земному шару. Однако совершать воздушные атомные рейды возможно с тех из них, которые находятся в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке и расположение которых, надо полагать, не представляет особого секрета для штаба стран Варшавского пакта.
Я убежден, что такой воздушный рейдер при выполнении задания почти не имеет шансов ни сбросить атомную бомбу на заданный объект на Востоке, ни даже уцелеть.
Кессельринг почти выкрикнул:
– Почему?
– Потому что при этом совершенно игнорируется весьма важный объективный фактор, убийственно действующий против нас.
– А именно? – Келли с нескрываемой злобой смотрел на Шулленбурга.
– Я имею в виду взаимозависимость, существующую между временем и территорией, – сухо пояснил генерал-полковник. – Странное дело, но об этом я ни строчки не нашел в военных журналах, хотя, по-моему, эта взаимосвязь должна бы быть одним из законов при разработке воздушной стратегии в атомной войне.
– Я не вполне понимаю вас, – сказал Прайс.
– Сейчас объясню… Отправляя в атомный налет реактивный бомбардировщик, командование исходит из предположения, что при его крейсерской скорости, при быстроте сближения с самолетом противника, составляющей примерно четыреста метров в секунду, истребитель противника не успеет занять исходную позицию для атаки, даже если он будет предварительно направлен наземной станцией наведения или самолетным локатором. Как установлено, при подобной атаке реактивного бомбардировщика истребитель-перехватчик, как правило, сможет открыть огонь лишь один раз и к тому же в течение всего одной секунды. Естественно, в этих условиях вероятность попадания и нанесения поражения бомбардировщику весьма незначительна. На этом и строится наша тактика. Однако при этом все рассуждение основывается на предположении, что пилот истребителя-перехватчика будет вести именно малоэффективную лобовую атаку. Но почему пилот пойдет в атаку в лоб, когда он отлично знает, что удобнее атаковать, пристроившись под соответствующим углом в хвост? И тут оказывается, что эта новая тактика могла бы с большим успехом применяться не нами, а против нас. Почему? Потому что даже при огромных скоростях реактивных бомбардировщиков колоссальная протяженность территории противника даст возможность его истребителю позволить себе ту роскошь, на которую не мог бы в подобном случае рискнуть наш истребитель-перехватчик над нашей территорией…
– А именно? – поднял голову Функ.
– Пропустить наш бомбардировщик впереди себя для того, чтобы бить его в хвост, и в течение, конечно, не одной секунды. Размер неприятельской территории дает вражескому истребителю возможность сбить наш реактивный атомный рейдер. Как видите, секунды и километры в новой войне будут взаимно связаны.
Еще больше эта связь скажется в действии управляемых реактивных снарядов, которые предназначены для стрельбы по самолетам. Я не сомневаюсь, что наш возможный противник на Востоке прикроет свои большие города, жизненные центры, важные объекты управляемыми снарядами класса «земля – воздух», наподобие американских снарядов «Найк». В случае, если нашему бомбардировщику удастся ускользнуть от истребителя, он все равно попадет затем в зону действия управляемых снарядов, летящих со скоростью более трех тысяч километров в час. На подготовку и запуск такого снаряда личному составу потребуется с момента оповещения пять минут. Для успешного перехвата самолет противника должен быть обнаружен на расстоянии не менее трехсот восьмидесяти километров. На равнинах Востока легко оперировать подобными расстояниями – они не опоздают: не один, так другой управляемый снаряд попадет в цель и собьет наш атомный рейдер. Фактор территории и в данном случае против нас, но это почему-то совершенно не учитывается в наших штабах.
И, наконец, последнее. Никто из присутствующих здесь не говорил почему-то о совершенно новом факторе военного значения… Я имею в виду советскую межконтинентальную ракету.
Келли резко прервал:
– Никакой межконтинентальной ракеты у русских нет и не предвидится. Все это блеф, большевистские выдумки.
Шулленбург с презрением посмотрел на американца.
– Вы отлично знаете, – холодно сказал он, – что, к сожалению, у Советского Союза межконтинентальная баллистическая ракета имеется. А что это значит? Это значит, что если вы все-таки решите внезапно напасть на Советы и пошлете на Восток реактивные бомбардировщики дальнего действия, то произойдет катастрофа… Еще до того, как масса ваших бомбардировщиков прорвется через советскую границу, преодолеет зоны противовоздушной обороны и подойдет к объектам бомбежки, ваши военные базы в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке будут уничтожены русскими. Я подчеркиваю – ваши военные базы будут уничтожены раньше, чем «летающие крепости» успеют добраться до цели на территории Советского Союза. Чтобы понять, что дело будет обстоять именно так, не надо быть большим военным специалистом, для этого достаточно знать арифметику в размере программы начальной школы: вашим самолетам-бомбардировщикам на их рейд в Россию потребуется несколько часов, а межконтинентальные баллистические ракеты с водородным зарядом долетят из России до любой из ваших баз за каких-нибудь несколько минут.
Гаррис желчно бросил:
– Своим враньем насчет несуществующей межконтинентальной баллистической ракеты русские окончательно запугали вас, генерал Шулленбург.
Наступило тяжелое молчание, которое нарушил Шпейдель.
– Разрешите понять ваше выступление по проблемам атомной войны как ответ на сделанное предложение? – обратился он к Шулленбургу.
Шулленбург утвердительно кивнул.
– Но какие же выводы вы делаете? – враждебно спросил Функ.
– Я вижу один выход из положения, господа, – не стремиться к новой войне. Если вы начнете войну, вы проиграете ее. Не забудьте, я резко критиковал тактику только воздушной атомной войны именно потому, что никакой другой, при которой можно было бы рассчитывать на успех, вообще быть не может: народы Европы не хотят войны, она не нужна им. Вместо взаимного атомного истребления они хотят жить в дружбе с Востоком, проникаются все большим доверием к Советскому Союзу. И если мы с вами, господин Функ, будем идти и дальше этим же путем, мы скоро останемся в одиночестве. Я ничего не имею против американцев, я за дружбу с ними, но за такую дружбу, которая не угрожает гибелью немецкой нации. Мы, немцы, должны проводить свою национальную политику, а она, генерал Келли, не идентична вашей. Мы не должны довести дело до того, чтобы Германия была превращена в поле боя, чтобы на нас тут падали атомные бомбы, чтобы страна была превращена в выжженную землю. Я за то, чтобы мы, немцы, сели за стол и договорились между собой о воссоединении нашей страны мирным путем. Если мы хотим остаться в живых, мы не должны, мы не можем воевать, господа! Новая война была бы безумием! Я считал своим долгом предупредить вас.
Шулленбург холодно поклонился и, провожаемый тяжелым молчанием, покинул штаб генерала Келли.
Глава восемнадцатая
В блиндаже тихо. Ученые замерли, не отрывая взоров от стереотруб и телескопов.
Чудовищной силы грохот двигателей, приглушенный расстоянием и грунтом, донесся до слуха людей. Как будто десятки молний ударили в землю – в блеске огня мелькнул металлический переплет пусковой башни, и гигантская составная ракета стала подниматься в бездонно-глубокое ночное небо.
Ракета поднималась вертикально, казалось, как раз над блиндажом, в котором собрались ученые. Из сопла било ослепительно-белое пламя. Огненный хвост ракеты с каждой секундой становился все меньше.
Все шло так, как и ожидалось, и все же профессор Ясный волновался… Прошло несколько минут, показавшихся вечностью, и наконец Александр Иванович отчетливо увидел в телескоп, как отделилась первая ракета-носитель.
Оператор, сидевший у специального пульта, сообщил:
– Первая отработала.
Ясный продолжал вести наблюдения… Вот отделилась вторая ступень ракеты и наконец третья – последняя ракета-носитель, разогнанная до космической скорости, с вертикального полета перешла на горизонтальный – теперь она летела с невиданной скоростью – восемь километров в секунду!
Вот отделился защитный конус, и почти в то же мгновенье на темном бархате неба блеснула новая звезда.
Свершилось! Со скоростью почти двадцать девять тысяч километров в час над планетой летел сделанный руками советских людей первый искусственный спутник Земли.
У приборов разговаривали:
– Угол наклона к плоскости экватора?
– Шестьдесят пять градусов. Спутник выведен на орбиту.
Теперь спутник летел на высоте почти тысячи километров. Ясный встал и, пошатываясь от усталости, вышел на воздух. Ночь была полна покоя и осенней свежести. С полей ветер нес горьковатый запах полыни. Огненного следа новой звезды на небе уже не было видно, спутник находился теперь далеко отсюда, он летел сейчас над иными странами, над другими материками.
В глубокой задумчивости Ясный по тропинке направился к ожидавшей его машине – пора было возвращаться в Москву.
Уильям Прайс размышлял… Лоусон оказался жалким трусом, он испугался Крауса и не смог помешать тому уничтожить лабораторию в Гималаях. Вместе с Краусом погиб и план «Бездна». На «Острове возмездия» произошло нечто такое, во что Прайс отказывался верить – «Космос» уничтожен. И дело тут вовсе не в том, что его захватили Старк и Нортон, главное другое: через несколько секунд после старта он взорвался, его постигла участь неудачных американских межконтинентальных баллистических ракет «Атлас» и «Тор». Шипль уверял, что все в порядке, – по-видимому, он лгал, добиваясь руки Бэтси, денег и выгодных должностей. Парень хотел сделать бизнес и, наверное, еще долго обманывал бы Прайса. Но с Шипля не спросишь – он погиб от пули Нортона раньше, чем его «Космос» взорвался в воздухе.
Харвуд снова оказался несостоятельным, он потерял всякую связь с Двадцатым, а Каррайт бесследно исчез. Где Чармиан? Гейм говорит, что на базе в Гималаях он уже никого не застал. Никого… Гм… странно.
Раздался резкий телефонный звонок. Скаддер сказал:
– Босс, важное сообщение из Москвы. В эту минуту его передают все наши радиостанции.
Прайс настороженно спросил:
– В чем дело?
Скаддер замялся и пробурчал что-то нечленораздельное.
– Дайте текст, – приказал Прайс.
– Хорошо, – слышно было, как Скаддер положил трубку.
Прайс продолжал думать о своем… Как же теперь быть? Выводы, к которым он пришел уже давно, в последнее время подтвердились: советские инженеры сумели сделать то, чего до сих пор не удалось инженерам американским, – они создали межконтинентальные баллистические ракеты и имеют теперь возможность доставить атомные и водородные бомбы в любой район земного шара. Не считаться с этим нельзя. Советы снова предлагают сосуществовать с ними, мирно соревноваться, но такой вариант Прайса никак не устраивал: он хорошо понимал, что в таком соревновании ни он, ни другие капиталисты Соединенных Штатов победителями не будут. «Мирное соревнование, – губы Прайса скривились в насмешливой улыбке. – С чего же мы начнем это соревнование? С ликвидации военной промышленности? Но тогда все американское «процветание», основанное исключительно на подготовке к мировой атомной войне, на колоссальных военных заказах и государственных субсидиях, лопнет, как мыльный пузырь, а Дюпоны, Морганы и сам Прайс потеряют свои доходы, превратятся в банкротов, станут нищими. Нет, подобная перспектива Прайсу не нравилась. Итак, мирно сосуществовать нельзя. А воевать? Можно ли воевать? На это Прайс ответил себе: воевать против Советов и их друзей не только надо, но и совершенно необходимо. Вопрос не в том – воевать или нет, а в другом – как воевать. Способы ведения войны, разработанные генералами из НАТО, вряд ли приемлемы были и раньше, а теперь, после того как русские построили свои межконтинентальные ракеты, – совсем не подходят. Однако, прежде чем отвергать планы и методы Гарольда и его приятелей, надо придумать что-то другое, лучшее. Уильям Прайс пытался это сделать, но безуспешно, и теперь ему было над чем подумать.
Скаддер почти вбежал. Прайс с недоумением взглянул на него: занятый своими мыслями, он совсем было забыл о какой-то новости из Москвы. Что там еще? Машинально Прайс взял из рук Скаддера листок и стал читать:
«Сообщение ТАСС
В течение ряда лет в Советском Союзе ведутся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по созданию искусственных спутников Земли.
Как уже сообщалось в печати, первые пуски спутников в СССР были намечены к осуществлению в соответствии с программой научных исследований Международного геофизического года.
В результате большой напряженной работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли. 4 октября 1957 года в СССР произведен успешный запуск первого спутника. По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около 8000 метров в секунду. В настоящее время спутник описывает эллиптические траектории вокруг Земли и его полет можно наблюдать в лучах восходящего и заходящего Солнца при помощи простейших оптических инструментов (биноклей, подзорных труб и т. п.).
Согласно расчетам, которые сейчас уточняются прямыми наблюдениями, спутник будет двигаться на высотах до 900 километров над поверхностью Земли; время одного полного оборота спутника будет 1 час 35 минут, угол наклона орбиты к плоскости экватора равен 65°. Над районом города Москвы 5 октября 1957 года спутник пройдет дважды – в 1 час 46 мин. ночи и в 6 час. 42 мин. утра по московскому времени. Сообщения о последующем движении первого искусственного спутника, запущенного в СССР 4 октября, будут передаваться регулярно широковещательными радиостанциями.
Спутник имеет форму шара диаметром 58 см и весом 83,6 кг. На нем установлены два радиопередатчика, непрерывно излучающие радиосигналы с частотой 20 005 и 40,002 мегагерц (длина волны около 15 и 7,5 метра соответственно). Мощности передатчиков обеспечивают уверенный прием радиосигналов широким кругом радиолюбителей. Сигналы имеют вид телеграфных посылок длительностью около 0,3 сек., с паузой такой же длительности. Посылка сигнала одной частоты производится во время паузы сигнала другой частоты.
Научные станции, расположенные в различных точках Советского Союза, ведут наблюдение за спутником и определяют элементы его траектории. Так как плотность разреженных верхних слоев атмосферы достоверно неизвестна, в настоящее время нет данных для точного определения времени существования спутника и места его вхождения в плотные слои атмосферы. Расчеты показали, что вследствие огромной скорости спутника в конце своего существования он сгорит при достижении плотных слоев атмосферы на высоте нескольких десятков километров.
Чудовищной силы грохот двигателей, приглушенный расстоянием и грунтом, донесся до слуха людей. Как будто десятки молний ударили в землю – в блеске огня мелькнул металлический переплет пусковой башни, и гигантская составная ракета стала подниматься в бездонно-глубокое ночное небо.
Ракета поднималась вертикально, казалось, как раз над блиндажом, в котором собрались ученые. Из сопла било ослепительно-белое пламя. Огненный хвост ракеты с каждой секундой становился все меньше.
Все шло так, как и ожидалось, и все же профессор Ясный волновался… Прошло несколько минут, показавшихся вечностью, и наконец Александр Иванович отчетливо увидел в телескоп, как отделилась первая ракета-носитель.
Оператор, сидевший у специального пульта, сообщил:
– Первая отработала.
Ясный продолжал вести наблюдения… Вот отделилась вторая ступень ракеты и наконец третья – последняя ракета-носитель, разогнанная до космической скорости, с вертикального полета перешла на горизонтальный – теперь она летела с невиданной скоростью – восемь километров в секунду!
Вот отделился защитный конус, и почти в то же мгновенье на темном бархате неба блеснула новая звезда.
Свершилось! Со скоростью почти двадцать девять тысяч километров в час над планетой летел сделанный руками советских людей первый искусственный спутник Земли.
У приборов разговаривали:
– Угол наклона к плоскости экватора?
– Шестьдесят пять градусов. Спутник выведен на орбиту.
Теперь спутник летел на высоте почти тысячи километров. Ясный встал и, пошатываясь от усталости, вышел на воздух. Ночь была полна покоя и осенней свежести. С полей ветер нес горьковатый запах полыни. Огненного следа новой звезды на небе уже не было видно, спутник находился теперь далеко отсюда, он летел сейчас над иными странами, над другими материками.
В глубокой задумчивости Ясный по тропинке направился к ожидавшей его машине – пора было возвращаться в Москву.
Уильям Прайс размышлял… Лоусон оказался жалким трусом, он испугался Крауса и не смог помешать тому уничтожить лабораторию в Гималаях. Вместе с Краусом погиб и план «Бездна». На «Острове возмездия» произошло нечто такое, во что Прайс отказывался верить – «Космос» уничтожен. И дело тут вовсе не в том, что его захватили Старк и Нортон, главное другое: через несколько секунд после старта он взорвался, его постигла участь неудачных американских межконтинентальных баллистических ракет «Атлас» и «Тор». Шипль уверял, что все в порядке, – по-видимому, он лгал, добиваясь руки Бэтси, денег и выгодных должностей. Парень хотел сделать бизнес и, наверное, еще долго обманывал бы Прайса. Но с Шипля не спросишь – он погиб от пули Нортона раньше, чем его «Космос» взорвался в воздухе.
Харвуд снова оказался несостоятельным, он потерял всякую связь с Двадцатым, а Каррайт бесследно исчез. Где Чармиан? Гейм говорит, что на базе в Гималаях он уже никого не застал. Никого… Гм… странно.
Раздался резкий телефонный звонок. Скаддер сказал:
– Босс, важное сообщение из Москвы. В эту минуту его передают все наши радиостанции.
Прайс настороженно спросил:
– В чем дело?
Скаддер замялся и пробурчал что-то нечленораздельное.
– Дайте текст, – приказал Прайс.
– Хорошо, – слышно было, как Скаддер положил трубку.
Прайс продолжал думать о своем… Как же теперь быть? Выводы, к которым он пришел уже давно, в последнее время подтвердились: советские инженеры сумели сделать то, чего до сих пор не удалось инженерам американским, – они создали межконтинентальные баллистические ракеты и имеют теперь возможность доставить атомные и водородные бомбы в любой район земного шара. Не считаться с этим нельзя. Советы снова предлагают сосуществовать с ними, мирно соревноваться, но такой вариант Прайса никак не устраивал: он хорошо понимал, что в таком соревновании ни он, ни другие капиталисты Соединенных Штатов победителями не будут. «Мирное соревнование, – губы Прайса скривились в насмешливой улыбке. – С чего же мы начнем это соревнование? С ликвидации военной промышленности? Но тогда все американское «процветание», основанное исключительно на подготовке к мировой атомной войне, на колоссальных военных заказах и государственных субсидиях, лопнет, как мыльный пузырь, а Дюпоны, Морганы и сам Прайс потеряют свои доходы, превратятся в банкротов, станут нищими. Нет, подобная перспектива Прайсу не нравилась. Итак, мирно сосуществовать нельзя. А воевать? Можно ли воевать? На это Прайс ответил себе: воевать против Советов и их друзей не только надо, но и совершенно необходимо. Вопрос не в том – воевать или нет, а в другом – как воевать. Способы ведения войны, разработанные генералами из НАТО, вряд ли приемлемы были и раньше, а теперь, после того как русские построили свои межконтинентальные ракеты, – совсем не подходят. Однако, прежде чем отвергать планы и методы Гарольда и его приятелей, надо придумать что-то другое, лучшее. Уильям Прайс пытался это сделать, но безуспешно, и теперь ему было над чем подумать.
Скаддер почти вбежал. Прайс с недоумением взглянул на него: занятый своими мыслями, он совсем было забыл о какой-то новости из Москвы. Что там еще? Машинально Прайс взял из рук Скаддера листок и стал читать:
«Сообщение ТАСС
В течение ряда лет в Советском Союзе ведутся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по созданию искусственных спутников Земли.
Как уже сообщалось в печати, первые пуски спутников в СССР были намечены к осуществлению в соответствии с программой научных исследований Международного геофизического года.
В результате большой напряженной работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли. 4 октября 1957 года в СССР произведен успешный запуск первого спутника. По предварительным данным, ракета-носитель сообщила спутнику необходимую орбитальную скорость около 8000 метров в секунду. В настоящее время спутник описывает эллиптические траектории вокруг Земли и его полет можно наблюдать в лучах восходящего и заходящего Солнца при помощи простейших оптических инструментов (биноклей, подзорных труб и т. п.).
Согласно расчетам, которые сейчас уточняются прямыми наблюдениями, спутник будет двигаться на высотах до 900 километров над поверхностью Земли; время одного полного оборота спутника будет 1 час 35 минут, угол наклона орбиты к плоскости экватора равен 65°. Над районом города Москвы 5 октября 1957 года спутник пройдет дважды – в 1 час 46 мин. ночи и в 6 час. 42 мин. утра по московскому времени. Сообщения о последующем движении первого искусственного спутника, запущенного в СССР 4 октября, будут передаваться регулярно широковещательными радиостанциями.
Спутник имеет форму шара диаметром 58 см и весом 83,6 кг. На нем установлены два радиопередатчика, непрерывно излучающие радиосигналы с частотой 20 005 и 40,002 мегагерц (длина волны около 15 и 7,5 метра соответственно). Мощности передатчиков обеспечивают уверенный прием радиосигналов широким кругом радиолюбителей. Сигналы имеют вид телеграфных посылок длительностью около 0,3 сек., с паузой такой же длительности. Посылка сигнала одной частоты производится во время паузы сигнала другой частоты.
Научные станции, расположенные в различных точках Советского Союза, ведут наблюдение за спутником и определяют элементы его траектории. Так как плотность разреженных верхних слоев атмосферы достоверно неизвестна, в настоящее время нет данных для точного определения времени существования спутника и места его вхождения в плотные слои атмосферы. Расчеты показали, что вследствие огромной скорости спутника в конце своего существования он сгорит при достижении плотных слоев атмосферы на высоте нескольких десятков километров.