Цацулин Иван К.. Атомная крепость

   – У меня создалось впечатление, что, во-первых, Егоров имеет какую-то власть над Рахитовым, непонятную даже жене, – сказал Прокудин озабоченно. – Во-вторых, Егоров, видимо, сейчас торчит на даче у Рахитова не столько для того, чтобы помочь больному, сколько с целью помешать его контакту с посторонними, – должно быть поэтому же он стремится не допустить перевозки Рахитова в больницу.
   Так совершенно неожиданно для себя вышел на первый план рыжебородый инженер Егоров.
   Годдарту было невдомек, к чему привело посещение им в Центральном парке культуры и отдыха побывавшего на Луне советского космического корабля. Он поехал туда по совету профессора Желтовского, которого презирал за излишнюю доверчивость и недальновидность, над которым внутренне глумился, но эта поездка привела к целой серии весьма важных событий: не было бы ее – не заметил бы его там Тимур Рахитов, не начал бы парень выслеживать «Ирину Петровну», не стал бы на след Грина, не полетел бы в Ленинград, не было бы нелепой встречи с Мордехаем Шварцем, закончившейся в конце концов провалом этого старого шпиона и ранением самого Тимура. А не попытайся Грин отделаться от Тимура – ничего не случилось бы с Рахитовым-старшим, не направился бы к нему с визитом Василий Прокудин и не столкнулся бы там лицом к лицу с ним, Годдартом-Егоровым. Но обо всем этом Годдарт не имел ни малейшего представления, так же, впрочем, как и о том, к чему все это приведет в ближайшие дни. А случилось вот что.
   Прокудин побеседовал с полковником Соколовым и об обстоятельствах, заставивших его написать в КГБ относительно «инвалида Отечественной войны» со станции Кратово. Провожая от себя Прокудина, полковник сказал:
   – Придется вам, Василий Михайлович, основательно помочь нам. Но не увлекайтесь, будьте осторожны. Если наши худшие опасения подтвердятся, следует быть готовым ко всему. Не забудьте – Тимура Рахитова они хотели отправить на тот свет запросто, ударом ножа – старомодно, зато бесшумно.
   А на следующий день в цехе появился Богуславский, как всегда прекрасно одетый, надушенный. Подошел к станку, на котором работал Прокудин, поздоровался, вежливо осведомился о делах, пошутил, что-де рука у него, у Богуславского, легкая: захотел помочь затравленному всякими там прохвостами хорошему человеку и помог, теперь Василий Михайлович, так сказать, в люди вышел, – шутка ли – квалифицированный токарь. Прокудин молчал, он чувствовал, что все это лишь предисловие к какому-то разговору, и не ошибся. Уже серьезно гость сказал:
   – Нам надо поговорить. Буду ждать вас сегодня в семь вечера на улице, напротив дома, в котором вы живете. Оденьтесь поприличнее.
   Бесцеремонность Богуславского сердила Прокудина, оскорбляла, в другое время он резко отказался бы от встречи с этим субъектом, но не теперь: ведь этот хлыщ – человек «пенсионера Рушникова»! Прокудин согласился.
   Минута в минуту он вышел из дома, в стоявшем неподалеку такси его уже поджидал Богуславский.
   – Вы точны, – улыбнулся он. – Ну, поехали. – Машина тронулась с места.
   – Куда направляемся? – спросил Прокудин.
   – В злачное заведение, – рассмеялся Богуславский. – С вас, дорогой Василий Михайлович, причитается. Да и перемену положения обмыть следует – вы уже не разнорабочий, а ква-ли-фи-ци-ро-ван-ный токарь! Ну, ну, не бойтесь, я пошутил, грабить вас не собираюсь, взяток не беру. Просто я намерен угостить вас ужином в ресторане, там и поговорим.
   В ресторане Богуславский был своим человеком, провел Прокудина в отдельный кабинет. Пили, ели, Богуславский рассказывал анекдоты. Прокудин нетерпеливо ждал, когда же он перейдет к делу, ради которого притащил его в ресторан.
   – Вот что, дорогой Василий Михайлович, пора вам перейти на более подходящую работу, – произнес наконец Богуславский.
   – Нет, я никуда из цеха не уйду, – возразил Прокудин.
   – Уйдете, милейший, уйдете. – Стремясь подпоить Прокудина, Богуславский выпил лишнего сам и теперь явно терял контроль над собой. – Так хочет ваш друг-приятель Семен Семенович. И вы не скромничайте, Рушников – умный человек, он знает, чего вы стоите.
   Рушников? Вон оно что!
   – Так договорились? – продолжал Богуславский, пьянея. – На производстве вы давайте закругляйтесь… Постарайтесь получить положительную характеристику.
   – Никуда я не пойду, – уперся Прокудин, – мне и там хорошо.
   Богуславский зло ухмыльнулся.
   – Вы, Прокудин, наивный ребенок! Честное слово. Ему предлагают выдвижение, а он еще кобенится. Чудак! Сволочь Рахитов? Сволочь. А ходит в начальниках, а вы… – Богуславский грязно выругался. – Надо поумнее быть, вот так!
   Прокудин слушал с затаенным вниманием: никогда ни одним словом не обмолвился он Рушникову о своем прошлом, о Рахитове – и все же они знают! Богуславскому рассказал Рушников – это-то ясно, но откуда такая осведомленность Рушникова? И при чем тут вообще Рахитов?
   Поход в ресторан приобретал неожиданный интерес.
   – Никуда я не пойду, – стоял на своем Прокудин. – Мне выдвижение не нужно, в услугах не нуждаюсь.
   – Давно ли? – насмешливо усмехнулся Богуславский. – Забыли, кто вас выручил? Хотите, чтобы опять вышвырнули на мостовую? Что ж, и это можно.
   – Не то время, – спокойно заметил Прокудин. Он еле сдерживался, чтобы не дать волю охватившему его гневу.
   – Идеалист! – фыркнул Богуславский. – Впрочем, черт с вами, как хотите. Только советую Рушникову не перечить, если вам, конечно, жизнь дорога, а то, чего доброго, в два счета останетесь без головы – у него это быстро… – Он спохватился, что сказал лишнее, и настороженно поглядел на Прокудина, но тот сделал вид, что не обратил на его слова никакого внимания, и Богуславский успокоился.
   – Какую работу вы мне предлагаете? – спросил Прокудин.
   – Все-таки интересно? – раздраженно сказал Богуславский. – Какую – не знаю, об этом вам Семен Семеныч скажет. Он просил передать, что завтра будет ждать вас для конкретного разговора по этому вопросу. Просит приехать к нему домой. Мой совет – не ссорьтесь с ним.
   Прокудин молча пожал плечами: наступление началось сразу же с применением угроз. Что-то будет дальше?
   – Хорошо, завтра я подъеду к нему, – небрежно согласился он.
   – То-то! – сердито обронил Богуславский. – Пью за ваше повое выдвижение.
   Так вот, оказывается, для чего была нужна эта встреча в ресторане: подготовить, уговорить.
   Рушников встретил Прокудина с показной сердечностью. Во время беседы с полковником Соколовым, состоявшейся тотчас после того, как Прокудин расстался с Богуславским, оба они полагали, что цель приглашения на станцию Кратово – попытаться так или иначе заставить Василия Михайловича согласиться на какое-то гнусное предложение, которое затем отдало бы его во власть Рушникова или тех, кто за ним стоит. Об этом, казалось бы, говорило все поведение Богуславского. В соответствии с этим Прокудин ждал теперь, когда Рушников пойдет в атаку. Однако хозяин, по-видимому, волк более травленый, чем они с Соколовым полагали: уединяться с гостем не спешил, расхаживал вокруг клумб, ухаживал за цветами, говорил о разных пустяках, часто обращался к присутствовавшей здесь же жене.
   Пили чай, гуляли, болтали о том, о сем, – стало уже совсем темно. Прокудин попрощался. Хозяин пошел провожать его до калитки. По дороге остановились возле одной из клумб.
   – Пора вам, Василий Михалыч, переходить на большую работу, – заговорил наконец Рушников. – Хватит с вас в черном теле быть. Как вы на это смотрите?
   – Не возражаю, смотря о какой работе речь, – сдержанно сказал Прокудин.
   – Интересная, значительная… – заверил Рушников. – Сейчас, как вы сами знаете, перспективны проблемы исследования космоса, кибернетика. Вот я и подумал, что вам было бы полезно переключиться на работу в этой сфере, так сказать.
   – А конкретно? Какое я мог бы найти себе применение? – с интересом осведомился Прокудин. В темноте он не видел лица собеседника, но почувствовал, как тот самодовольно ухмыльнулся: главное – Прокудин в принципе согласен принять назначение, которое ему хотят подсунуть.
   Так, стало быть, они хотят попытаться использовать его, Прокудина, пока вслепую, боятся все-таки начать вербовку! Откладывают ее на более позднее время, надеясь, что такой случай им все-таки представится.
   Прокудин хмуро сказал:
   – Я бы с удовольствием… Действительно – что может быть увлекательнее? Но ведь эта область пока что сугубо секретная, а я… – Он замялся.
   – Штрафной? – Рушников добродушно рассмеялся. – Я об этом подумал в первую очередь. Вам нужны солидные рекомендации, характеристики, не так ли? Без них дело не пойдет, это уж точно. Пришлось мне повидать кое-кого из моих друзей с солидным положением, они согласились помочь и рекомендации вам дали. Вот они – берите, да берите, не стесняйтесь, я уверен – вы нас не подведете. – Он вложил в руку гостя сверток бумаг. – Ознакомьтесь с ними, и давайте договоримся – ничему не удивляйтесь.
   – Постараюсь, – заверил Прокудин. Рушников продолжал:
   – Тут вы найдете и рекомендацию, которую только вчера написал ваш бывший начальник Рахитов.
   – Рахитов? – вырвалось у Прокудина.
   – Да… Совесть в нем заговорила, – усмехнулся невидимый в темноте дачного садика Рушников. – Вчера мы с ним встретились у Желтовского, перекинулись в картишки, выпили малость… Вы, Василий Михайлович, не привередничайте – помните пословицу: «С паршивой овцы хоть шерсти клок». А для вас рекомендация Рахитова имеет принципиальное значение, поняли наконец?
   – Шерсти клок… – неуверенно пробормотал Прокудин, пряча полученные от хозяина документы в карман.
   – Вот именно, – подтвердил Рушников. – Ну, до свидания, и ни пуха вам, ни пера.
   – Идите к черту! – почти крикнул Прокудин и с неосторожной поспешностью направился к выходу. – За документы эти спасибо.
   – Ладно, сочтемся, – «пенсионер» возился с замком: на ночь дача основательно запиралась, хозяин боялся воров.
   Прокудин со всех ног бросился к станции – он хотел поспеть на ближайшую электричку, однако не прошел и десятка шагов, как в свете затаившейся в густой зелени электрической лампочки заметил почти бегущего навстречу человека: блеснули рыжая борода, очки в золотой оправе. Прокудин отскочил в сторону и затих, сомнений не было – мимо него быстро прошел инженер Егоров, тот самый, с которым он недавно столкнулся у Рахитова. Что ему нужно здесь, в Кратове? Прокудин осторожно двинулся за ним. Идти пришлось недалеко, Егоров остановился у калитки дачи Рушникова и позвонил. Хозяин появился мгновенно, – по-видимому, он еле успел управиться с замками и был где-то совсем рядом. Они разговаривали тут же, у калитки, вполголоса, но каждое их слово отчетливо было слышно Прокудину, притаившемуся за соседним кустом акации.
   – Вы? – в голосе Рушникова послышалось беспокойство. – Что случилось?
   – Видели Прокудина?
   – Да, видел.
   – Когда?
   – Недавно. Я говорил с ним. Прокудин согласен.
   – Вручили ему рекомендации?
   – Да. Он не хотел брать похвальный лист от Рахитова, но я уговорил.
   – Что вы сказали Прокудину в связи с этим документом? – с неожиданной яростью спросил Егоров.
   – Встретились вчера у Желтовского… – начал Рушников.
   Егоров бешено выругался.
   – Все пропало! – задыхаясь, произнес он.
   – Почему? – недоверчиво осведомился Рушников.
   – Потому что он провел вас как мальчишку! Прокудин был у Рахитова, видел, в каком тот беспомощном состоянии, и знает, что Рахитов вчера не мог встретиться о вами у Желтовского. И все-таки он сделал вид, что поверил вам. Прокудин перехитрил вас, – очевидно, его подослали чекисты. Вы провалились, Джим…
   – Его надо уничтожить, сегодня же, – деловито сказал «пенсионер». – Он ушел от меня четверть часа назад, не больше, и теперь шатается где-нибудь на станции, ждет электричку. Идемте скорее.
   Они прошмыгнули мимо куста акации, за которым стоял Василий Михайлович. Прокудин прислушался к замирающему вдали топоту – они не шли, а бежали.
   На станции Годдарт и его агент Прокудина не обнаружили.
   – Вам не следует возвращаться домой, – сказал Годдарт. – Каждую минуту вас могут арестовать.
   – Знаю, – угрюмо согласился Рушников. – Я этого давно ждал, рано или поздно такое могло случиться, всего не предусмотришь. Уйду через час, думаю – успею. Где меня искать, вы знаете.
   Они расстались. Инвалида Великой Отечественной войны Семена Рушникова больше не существовало. С этой минуты он навсегда ушел из семьи, которая довольно долго служила ему прикрытием. Этой же ночью он перебрался туда, где его знали совсем под другой фамилией, – на дачу, в которой тайком обитал его подручный Симка Андрюхин.
   А наутро не вышел на работу в редакцию журнала «Космос» инженер Егоров: Годдарт понял, что провал Джима – одновременно и его собственный: ведь Прокудин видел его у Рахитова. Жаль, что не довелось загодя отделаться от этого типа, но, как сказал Джим: «всего не предусмотришь», убийство Рахитова могло навести на его, Годдарта, след работников милиции, прокуратуры, а этого он допустить не мог. Но теперь необходимо выйти из игры, и немедленно, сейчас надо было думать не об операции «Шедоу» и долларах за ее успешное проведение, а о том, как спасти собственную шкуру. В ту же ночь Годдарт исчез.
   В коридоре скорого поезда, следовавшего на юг, толпились пассажиры. К окну приник солидной внешности, гладко выбритый гражданин, он громко восхищался пейзажем.
   – В Москве за делами даже на рыбалку выбраться некогда, – сокрушался бритый. Это был Годдарт.
   Соседи, два молодых парня, согласно поддакивали. Неожиданно Годдарт почувствовал, как его крепко схватили за руки, дверь в купе позади него на мгновенье открылась и сейчас же снова захлопнулась – уже за ним. Не выпуская его рук, Годдарта силой усадили на диван. В купе находился еще один человек, показавшийся разведчику знакомым. Годдарт вспомнил: он видел этого рослого мужчину на платформе в Кратово в тот вечер, после ухода «пенсионера Рушникова». Это был майор Русаков.
   – Поспешили избавиться от бороды и очков, зря старались, – сказал Русаков. – Такая роскошная была борода!
   Годдарта тщательно обыскали.
   – Придется вам возвратиться в Москву, – заметил майор.
   Годдарт растерянно молчал.

Глава шестая

   В ходе борьбы против операции «Шедоу» Грину нанесена серия ударов: скандальный провал Шварца, неудача с попыткой использовать Прокудина, разоблачены Рахитов и Рушников, схвачен человек, выдававший себя за инженера Егорова… Арестовывать Рахитова сочли нецелесообразным – он сам себя приговорил, так сказать, к высшей мере наказания, – врачи предупредили, что если есть необходимость с ним разговаривать, то следует поспешить: ему грозит полный паралич.
   Полковник Соколов ни на минуту не забывал о пробравшемся на нашу землю лазутчике, застрелившем своего проводника. Изучение донесений Торопова и Пчелина на Пореченска и сообщений Ванды о ее беседах с отцом наводили на мысль, что этот человек и бывший гитлеровский каратель Палач, прошедший маршрутом «Дрисса», – одно и то же лицо. Кто же на самом деле этот субъект? Где искать его? Под какой маской он прячется? Провал Лже-Егорова внес ясность и в этот вопрос: даты появления «Егорова» у Рахитова и проникновения на советскую территорию человека у Пореченска совпадали. Полковник Соколов основательно побеседовал с Рахитовым, тот уже ни в чем не запирался. О личности «Егорова» он многого поведать не мог, знал только, что тот из разведки Харвуда, но зато роль Ирэн Грант в операции «Шедоу» прояснил. Вот, оказывается, какими делами занимается у нас эта особа!
   Молодая женщина любила утренние прогулки в автомобиле. Особенно по шоссе в сторону Загорска. Не успевало солнце сколько-нибудь приметно подняться над горизонтом, как серый «Москвич» вырывался за пределы столицы и, набирая скорость, скрывался вдали, среди полей и рощ Подмосковья. У седого валуна, справа от дороги или чуть дальше, у развесистого дуба, что-то происходило с мотором. Грант останавливала машину, поднимала капот, что-то проверяла, лазила в багажник, ходила вокруг, присаживалась на придорожный камень, как бы отдыхая от неприятной возни с автомобилем, и вскоре ее «Москвич» продолжал путь. А через некоторое время можно было заметить машину возвращающейся обратно. Хозяйка с безмятежным видом, несколько рассеянно, смотрела вперед, руки ее уверенно лежали на руле.
   Она и не подозревала, что с некоторого времени ее утренние поездки привлекли к себе чье-то внимание, что за каждым ее движением внимательно следят, особенно при «случайных» остановках неизменно у одних и тех же мест.
   Настала минута, когда на стол полковника Соколова легла фотокопия шифровки, оставленной Ирэн Грант в металлической коробочке под древним валуном, – в своем послании она сообщала о том, что выполнение предыдущего приказа привело к неожиданным и тревожным результатам: Серого разбил паралич, а Годдарт куда-то исчез. Куда он мог деваться, испугался и спрятался или попал в руки чекистов? А что, если он провалился, если Серый выдал его? Грант запрашивала дальнейших инструкций.
   «Серый» – кличка Рахитова, об этом было уже известно. Годдарт! Так вот какого мерзавца пристроила Грант у Рахитова, дорого заплатившего за свою подлость и трусость!
   В шифровке не указывалось, кому именно она адресована, но об этом нетрудно было догадаться. А установленное полковником наблюдение за интересовавшим его участком дороги не оставило сомнений – ночью к тайнику приходил Грин. После этого перестало быть тайной и место, где скрывается Грин, но арестовывать его рано – генерал Тарханов упорно требовал от Соколова не забывать об операции с «посылкой с Запада», запланированной разведкой Харвуда. Кто знает, не поспешит ли иностранная разведка с проведением этой операции, если резидент будет нами схвачен? Тарханов решил некоторое время выждать.
   Годдарт давать показания не спешил. Он, по-видимому, боялся излишней откровенностью сорвать какие-то планы разведки и никак не мог предугадать свою дальнейшую судьбу.
 
   У Ландышева что-то стряслось. Соколов пытался выяснить, что именно у него произошло, но инженер уже повесил трубку. Он настоятельно просил приехать немедленно.
   Сидя в самолете, Соколов мысленно еще и еще раз как бы перечитывал всего час назад расшифрованный ответ Грина на сообщение Ирэн Грант… Грин предлагал своей помощнице, не дожидаясь появления Годдарта, установить связь с Орсой и приступить к делу по заранее разработанному плану, ехать в Пореченск надо ей самой.
   Ехать в Пореченск! Не идет ли и на этот раз речь о «посылке с Запада»? Кто такая Орса, с которой Грант приказано установить связь? Какое отношение имеет Орса к запланированной разведкой операции?
   В помощь Грант резидент обещал срочно прислать человека, в котором она может не сомневаться.
   Итак, Грин намерен ввести в игру новую фигуру. Но кого и когда? Кто этот новый человек Грина, которого он вместе с Грант собирается направить в Пореченск?
   Полковник размышлял. Смутные подозрения и все нарастающая тревога овладевали им.
   Самолет пошел на посадку. На поле аэродрома стоял Ландышев.
   По дороге до квартиры он рассказал Соколову о том, что в последнее время с Оксаной явно «что-то творится», она стала рассеянной, нервной, порой глубоко печальной. Ландышев так и этак пытался выяснить у нее, что именно произошло, но безуспешно. Погруженная в мрачное настроение, она упорно молчала и предпочитала оставаться наедине с собой, – казалось, она изо всех сил старалась найти ответ на какой-то очень важный для нее вопрос. Причины такого состояния любимой женщины Ландышев старательно искал в своем отношении к ней: может, он незаметно для себя чем-то обидел ее и она теперь переживает? Однако припомнить ничего не смог. Нет, все между ними было хорошо, легко и ясно, кроме какого-то часа, в который произошло нечто ошеломившее его жену. Но ни часа этого, ни происшествия инженер Ландышев не заметил. И все же что-то с ней случилось. Он решил посоветоваться с Соколовым. Это представлялось ему тем более необходимым, что сегодня с утра Оксана почувствовала себя совсем плохо и не смогла подняться с постели. Врачи пришли к единодушному выводу: в результате сильнейшей душевной депрессии сдает сердце. Врачи не отходили от постели больной, пытались как-то облегчить ее состояние, но принятые ими меры результатов не дают.
   Ландышев, страшно изменившийся, без кровинки в лице, стоял перед Соколовым.
   – Что же это? Кто заставляет ее так страдать, кто убивает ее, за что? – повторял он.
   В самом деле – кто? Соколов долго разговаривал с Ландышевым – пытался найти в прежней жизни его жены что-нибудь такое, чего он, Соколов, не знал и что могло бы пролить свет на ее нынешнее тяжелое состояние. Оксана – женщина замкнутая и никому не рассказывала о годах проклятой жизни там, за океаном. Отбросив опасения обидеть, задеть самолюбие Ландышева, Соколову пришлось коснуться прошлого Оксаны.
   Ребенок – вот, оказывается, о ком беспрестанно она думала! У нее был сынишка, он остался там, в Штатах, с первым мужем. Мысль о сыне угнетала ее, а какое-то ложное чувство стыда и смущения не позволяло говорить об этом. Да и о чем, собственно, говорить, ведь маленький Сережа остался с отцом, с Можайцевым…
   Сейчас, в беседе с Соколовым, страшные мысли впервые промелькнули в голове Ландышева. Он с ужасом подумал о том, что до сих пор отмахивался от них, ему же всегда некогда… и ему стало нестерпимо стыдно.
   Соколов понимал состояние Ландышева: разве трудно было осознать, что Можайцеву в его положении вряд ли есть возможность заботиться о ребенке? Оксана не знала, как сложилась жизнь ее бывшего мужа, но Ландышев-то знал это…
   Только сейчас он, как и Ландышев, понял: у Можайцева ребенка Оксаны не было! Где же он, что с ним?
   Соколов насторожился… Ребенок! Он вспомнил запись беседы Грина с Сатановской – ведь там речь шла явно о каком-то ребенке… «Посылка с Запада», последнее приказание Грина о проведении операции в Пореченске – той самой операции! – и какая-то Орса между тем ребенком и Ландышевым, – ведь вся затея иностранной разведки направлена против Ландышева, это-то для Соколова давно не секрет. Та-ак… Вот сейчас совершенно особое значение приобрело и сообщение шофера о встрече Оксаны с незнакомой женщиной на окраине столицы, ее внезапное нездоровье. Сейчас он с тревогой подумал о том, что, возможно, ее тогда заманили и шантажировали. Не трудно было представить, чего от нее требовали и чем ей угрожали – ее ребенок, в нем все дело! Теперь, кажется, Соколов понял все.
   – Я пойду к ней, – сказал он Ландышеву. – Я должен сейчас же говорить с ней, только так мы спасем ее, – и, провожаемый недоуменным взглядом инженера, пошел к двери. – Лишь вера в нас может спасти ее.

Глава седьмая

   «ИЛ-18» приближался к Москве. Капитан Пчелин почувствовал знакомое состояние напряжения воли, максимальной внутренней собранности. Он понимал: начинается! Вот теперь, может быть, как только он появится на верхней ступеньке трапа, у выхода из самолета, хотя и не знал конкретно, что именно «начинается» и как оно будет развиваться в дальнейшем. Несколько дней назад в его служебном помещении на площади Дзержинского раздался звонок дежурного: «Товарищ Пчелин, срочно к полковнику!» Полковник Соколов казался озабоченным и встревоженным.
   – Я только что от Тарханова, – сказал он. – Генерал предложил поручить вам, товарищ капитан, выполнение оперативного задания, которое связано с операцией «Шедоу». Вы как себя чувствуете, здоровы ли?
   – Абсолютно здоров, товарищ полковник. Когда прикажете приступать к выполнению задания?
   Лицо Соколова дрогнуло в усмешке.
   – В таком случае, капитан, считайте, что к выполнению задания вы уже приступили. Дело в том, что Грин вызывает к себе зачем-то одного человека. Под видом того человека пойдете к Грину вы. Обрисую коротко создавшееся положение… Не так давно в заграничной командировке побывал призер международных соревнований по стрельбе из легкого оружия мастер спорта Степан Истомин. Иностранная разведка попыталась завербовать его. Вернувшись, он рассказал нам об этом. Мы посоветовали ему позволить «завербовать» себя. Мы обратили внимание на такую деталь: американцы почему-то ценят в нем его, так сказать, стрелковую специальность. И второе – его ориентировали в первую очередь на встречу именно с Грином, для чего снабдили паролем и словесным ритуалом. Истомин вернулся к себе в Челябинск, где он работает старшим тренером по стрелковому спорту в одном из клубов. Прошло всего несколько недель после поездки за рубеж, и вот он уже получил вызов. Ему приказывают прибыть на встречу и в связи с этим указывают дни, часы и место, где его будут ожидать люди Харвуда, – дается, так сказать, расписание. Что задумал Грин, какое собирается дать поручение Истомину – об этом можно лишь гадать, но поскольку он сейчас главным образом занимается «Шедоу» – кое-какие предположения можно сделать. Истомин, по отзывам товарищей из Челябинска, умен, смел, отличный самбист, полон готовности идти на предложенную ему встречу, но он не чекист, у него нет необходимого опыта, мы не имеем права рисковать – можно ведь и дело сорвать и парня загубить. А откладывать встречу нельзя. Вы, капитан, сегодня же вылетите в Челябинск. Встретитесь с Истоминым. Поговорите с ним, порасспросите, присмотритесь к нему, изучите его какие-то привычки, манеры, жесты…