Данилюк Семен. Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

   - Чувствую, так с высотищи навернемся, что мало не покажется.
   - Так оно и лучше - с высотищи-то, - будет время выкрутиться, - развеселившийся Листопад с гоготом налил два полных бокала. Протянул один смурному Балахнину. - Пока летишь, мно-ого чего произойти может. Может, сугробы за это время внизу повыпадают или Москва-река из берегов выйдет. Я фартовый. Ну, бигбосс, давай за успех нашего безнадежного мероприятия!
   - Тьфу на тебя! - Балахнин первым опрокинул бокал.
 
   * Очередной день съезда лениво дожевывался, уставшие от многочасового сидения делегаты давно уже воспринимали доносящиеся с трибуны речи как некий общий шумовой фон. Члены президиума вяло переговаривались, стараясь не потревожить задумавшегося о своем Генерального секретаря ЦК КПСС. И в этот момент на трибуну был приглашен делегат от Калининской комсомольской организации доцент Перцовского сельскохозяйственного института Листопад.
   До этого все шло, как заведено. Выступающие невесомыми тенями просачивались к трибуне. Выступали благообразно, как их предшественники - от съезда к съезду. Начинали, само собой, с зачинов - о необходимости перестройки и гласности. Но, поскольку, что это такое, никто толком не знал, то и упоминались они вскользь - вроде заклинания, дабы не выбиться из общего ряда. От выступлений этих несло такой унылой рутиной, что Генеральный секретарь ЦК, слушая молодежь, на которую предполагал опереться, мрачнел все более. А тут к трибуне, хрумко вдавливая ковер, прошел рослый человек. Уже по стремительному шагу его сидящие возле прохода почувствовали, что сейчас произойдет что-то не вписывающееся в общее благолепие, и - встрепенулись.
   Иван не поднялся - взбежал на трибуну, по-хозяйски повел локтями, примериваясь к ее ширине, охлопал, будто проверяя на прочность. Прищурившись, оглядел партер. - Товарищи делегаты, уважаемые члены президиума! - рокочущий, наполненный энергией голос разбудил зал. Монотонное гудение оказалось нарушено. - Вот отовсюду слышишь, - нам, мол, выпало жить в особую эпоху - перестройки, гласности, ускорения! А так ли это? - краем косящего глаза Иван заметил, как всполошившиеся члены президиума обеспокоенно принялись переглядываться. - Безусловно, так! Но все ли осознали смысл этих слов? Вот недавно мне довелось присутствовать при разговоре в неком райкоме комсомола. Секретарь одной из низовых организаций попросил заведующего орготделом разъяснить, как именно надо ускоряться. На что тот знаете, что ответил? - Иван выдержал вкусную паузу, затягивая зал. - Не знаю, грит, как. Но если не ускоритесь, - накажем. В зале несанкционированно засмеялись, - это было всем знакомо.
   - Вот в этом наша беда - в пустословии! В умении заболтать любую блестящую идею, - бросок косящего глаза в Президиум. Теперь и встрепенувшийся Горбачев с интересом повернул голову в сторону трибуны. - А я эти слова просто понимаю: не отпустила нам эпоха времени топтаться на месте. Нужен прорыв в будущее. И будущее это прежде всего определяется уровнем науки! Вам ли говорить, какие могучие силы, какие великие технические замыслы рождаются в молодых умах! И как часто, увы, гибнут, нереализованные, только потому, что некому было найти, оценить и поддержать этого, может быть, будущего Кулибина. Не слишком ли лихо мы разбрасываемся молодыми дарованиями, что принадлежат не нам с вами, - державе? И только потому, что не умеем использовать ресурсы, что предоставила комсомолу партия! Но именно сейчас, когда партии особенно нужна поддержка новых, нарождающихся сил, кому как не ленинскому комсомолу повести за собой будущее страны!
   Убедившись, что заставил зал, включая Генерального секретаря, вслушиваться, Иван отбросил риторику и заговорил о необходимости реформирования созданных при обкомах Советов молодых ученых, об изменении их функций и полномочий. И наконец о главном - о создании на базе комсомола научных хозрасчетных центров.
   Зал ожил. Важно было даже не ЧТО говорил оратор, а - КАК. Это не был один из многих затюканных, изволновавшихся, поспешно пролепетывающих вызубренный текст выступающих, на каких здесь нагляделись. В голосе, во всем виде его проглядывали такие убежденность и азарт, что не оставалось сомнений, - все это не мечтания, а продуманные планы, которые, будучи поддержаны, претворятся в реальные дела. - А как Вы себе представляете эти хозрасчетные центры? - донеслось из президиума. Уже первое слово, произнесенное Генеральным секретарем, мгновенно заставило переполненный зал выжидательно замереть. - Какие механизмы должны привести Вашу идею в действие? В чем концептуальный подход?
   Повернувшийся к президиуму Иван облизнул языком разом пересохшее нёбо:
   - Спасибо за вопрос, Михал Сергеевич. Вы ухватили самую суть проблемы, - как сделать, чтобы благие намерения не вымостили дорогу в ад, а превратились в живое перестроечное дело? Готовясь к этому выступлению, мы вместе с первым секретарем нашего обкома комсомола Юрием Павловичем Балахниным много размышляли над этим. И вот вкратце тот механизм, который мы хотели бы предложить...
   Увлекшись, Иван, помогая себе, рубил ладонью воздух. И вряд ли кто из сидящих в зале мог бы предположить, что как раз в эту минуту сам пламенный трибун вдруг ощутил себя Остапом Бендером перед васюкинцами, а в благожелательно кивающем Генеральном секретаре углядел сходство с мечтательным одноглазым шахматистом. И - едва удержался от смеха.
   Выступление произвело фуррор. Иван возвращался на место по тому же проходу среди аплодисментов делегатов, мало что понявших, но благодарных оратору уже за то, что он, пусть ненадолго, развеял навалившуюся скуку. А кое-кто из более прозорливых, уловив настроение Генерального секретаря, спешил ободряюще пожать ему руку.
 
   * Вечером в номер Листопада ворвался Балахнин.
   - Дай-ка я тебя расцелую, грымза наихитрейшая!
   Он в засос облобызал Ивана и - с неожиданной в тучнеющем теле резвостью выдал антраша.
   - Стало быть, поддержали, - догадался Иван.
   - Не то слово, - не стал больше томить Балахнин. - Горби приказал взять на контроль. В итоговое решение отдельным абзацем включат необходимость создания научных молодежных хозрасчетных центров. А главное: нам с тобой комсомольское поручение - представить детальную программу. Я назначен ответственным за ее реализацию от ЦК ВЛКСМ. Тебе предполагается поручить возглавить один из базовых центров. Так сказать, доказать личным примером. Вот так-то нас забрасывает!
   Он подскочил к окну, за которым поблескивала в отражающихся огнях ночная Москва-река, блаженно закинул руки за голову, и - высунул язык: так-то, Москва, знай наших.
   - Кстати, - не поворачиваясь, он ткнул назад пальцем. - Горбачеву по ошибке сказали, что ты доктор наук. - Если все тип-топ, через пару лет защищаюсь.
   - Какие еще пару лет? - Балахнин развернулся свирепо. - Ты что, не понял? Доложено Генеральному! В общем чтоб через пару пару месяцев вышел на защиту. Или по-партийному спросим. Меньше чем доктора наук на такое дело ставить нельзя.
   - Раньше, чем через год, не успеют издать монографию. Просто технически не выходит. А без нее невозможна защита докторской.
   - В самом деле? - огорчился Балахнин. - Вот ведь понаставили бюрократических рогаток. И все равно, Ваня, - два месяца. А что касается монографии, давай ее мне, а я уж позабочусь, чтоб они там в своих типографиях перестроились и ускорились.
   Он гоготнул, с сожалением оглядел опустошенный чемодан:
   - Быстро вылакал. Тоже умеешь ускориться, когда хочешь. Эх, как же душа праздника просит! Съезд завершается. Слушай, давай высвистывай свою Вику, а с ней за компанию Нинку подтянем. Да и устроим, как ты выражаешься, гульку. А, доктор?
   Разглядел помертвевшее Листопадово лицо. По-своему понял причину: - Полагаешь, не время? Тоже прав. Сначала надо закрепить победу. А потом уж - песнь победы во всю глотку. Ох, и споемся мы с тобой, Ваня! Большие перестроечные радости ждут нас впереди.
 
   * Иван так не думал. Внезапная ночная связь с двоюродной сестренкой и последующее импульсивное сватовство, сначала в пьяном кураже казавшееся единственно возможным выходом, теперь надсадно саднили душу. Конечно, после женитьбы на Таечке, дядька, до того лишь присматривавший за племянником, зятя потащит по жизни ледоколом. Это как раз было понятно. Но это потеря Вики - единственной женщины, с которой Ивану было всегда и всюду хорошо и уютно. И погужеваться меж ними не получится: сумасбродная Вика бросит его, как только прознает про измену. А то еще, чтоб досадить, вернется к негодяю Непомнящему. Нестерпимая мысль, что роскошное ее тело, которым никогда не мог насытиться, будет отдаваться другому, обдала Ивана яростным холодком. Иван мучился. Понимая, что в эти дни пробует судьбу на излом, не знал, на что решиться.
   В конце концов, собравшись с духом, он позвонил Таечке и, оборвав радостное журчание, сообщил, что женщина, с которой он встречался раньше, оказывается, ждет ребенка, и он как честный человек, хоть и привязан к Таечке, но не может оставить свое будущее чадо без отца и потому вынужден жениться. Засим, как говорится, всегда ваш...
   Иван бросил трубку, - с невольным облегчением. На следующий день, перед самым отъездом, его по телефону разыскал дядя Петя и не предвещавшим добра голосом потребовал срочно приехать.
 
   * Иван неспешно дошел до "высотки" на Котельниках. Могучим утесом нависала она над прочей Москвой.
   Перед аркой Иван посторонился, пропуская смутно знакомую старуху, окинувшую его цепким взглядом. Лишь разминувшись, сообразил, что встретил знаменитую актрису. Вхождение в сонм небожителей, - вот от чего отказался он. Дверь открыл Петр Иванович. Хмурый, осунувшийся вид его, а более - небритый подбородок остановил изготовившегося каяться Ивана. Что-то здесь произошло, с ним не связанное.
   - Что случилось, дядя Петь?
   - Пройди, разговор есть, - Петр Иванович шаркнул по племяннику воспаленными глазами. - Но тихо, - Таечка только заснула... Да, как там у тебя на съезде?
   - Э! - Иван отмел вопрос как несущественный, шагнул следом, в гостиную. Недоуменно оглядел стол с початым коньяком и наполненной рюмкой, - прежде дядя Петя привычки пить в одиночку не имел. - Да что стряслось? Говори, наконец!
   - Ты прости меня, Ваня! Горе у меня! Уж такое горе, - пробормотал дядя Петя. Голос его прервался и, то ли чтоб восстановить дыхание, то ли чтоб пополнить силы, он приложился к рюмке. - Садись и слушай. Ты ведь Таечкину маму, жену мою в смысле, помнишь?
   - Немного.
   - А про то, что у нее были психические отклонения?.. - он требовательно вскинул глаза.
   - Говорили что-то меж собой родители, - припомнил Иван. - Но... смутно. Да и умерла давно. Так она что?.. - начал догадываться он.
   - Да...Склонность к суициду называется. Короче, чтоб без соплей, - с собой она покончила. У меня как раз шашня одна образовалась. Нашлись доброжелатели. Сигнализировали, так сказать .И - разом...Сначала у Таечки ничего не проявлялось. А лет семь назад - кто-то в школе обидел...
   - Не тяни!
   - Вены резала. Врачи говорят....В общем всякого наговорили.
   - Не знал.
   - Никто не знал. Даже Андрею не говорил. И тебе не хотел говорить! - он зло вскинул по-девичьи густые ресницы. - Потому что вроде как не повторялось. - Что с ней?! - Иван поднялся.
   - Спит, говорю же. Врачи уколы сделали, - Петр Иванович жестом усадил его на место. Попытался перевести дыхание, всхлипнул стыдясь. - Из окна сегодня пыталась выброситься. Случайно зашел и...просто-таки поймал.
   В горле его булькнуло, из глаз потекли слезы. Не в силах говорить, протянул пальцы, скрючив, как в момент, когда ловил он дочь.
   Иван наполнил его рюмку, придвинул. Сам раскрутил бутылку и влил добрую порцию себе в горло. Петр Иванович выпил, перевел дыхание.
   - Ты уж прости меня, Иван, за то, что вот так... кота в мешке. Дочь все-таки. Хотелось счастья ей. Потом думал, может, обойдется. Да и надежду имел, - после родов, знаешь, всякое восстанавливается. Женский организм - штука непредсказуемая. ...В общем какая после этого свадьба? Считай, не в претензии.
   - Она...что-нибудь объяснила? Почему, в смысле? - боясь услышать ответ, Иван затаил дыхание.
   Но дядя Петя лишь сокрушенно повел плечами:
   - Сам думал, может, между вами чего-нибудь...Говорит, нет. Мол, по учебе. То-то и страшно, что без причины. То-то и горе!
   Иван прищурился. Поднялся и прошел в горенку, где в полутьме лежала Таечка. Окна были тщательно зашторены и, судя по духоте, наглухо задраены. На звук двери она открыла глаза. И глаза эти при виде Ивана расширились.
   - Ванюша! Папа сказал, да? - она подозвала его, жестом усадив рядом, прижалась щечкой к руке. - Ты не сердись. Как-то накатило. Дурочка, правда?! Я ведь тебя не виню, - сама навязалась. Всё понимаю. Но - как вихрем! Прямо как будто... Таечка безутешно зарыдала, закрывшись пальчиками. Иван, огорошенный, провел рукой по потному лобику. - Всё будет хорошо, - он принялся оглаживать ее по волосам. И в такт его движениям утихли рыдания, - Таечка завороженно вслушивалась в убаюкивающий голос, потихоньку раздвинув пальчики, которыми загораживала лицо.
   Наконец действие таблеток возобладало. Она зевнула, глаза снова закрылись.
   - Ты не уйдешь пока? - пробормотала, вновь засыпая, Таечка.
   - Нет, нет. Я здесь. С тобой, - Иван подоткнул одеяло и, стараясь ступать тише, вышел.
   Когда вернулся племянник, Петр Иванович сидел в той же безысходной позе.
   - Видел? Так-то, племяш, - пьяновато пробормотал он. - Такие вот антраша жизнь выкидывает. Так что - езжай к себе и - удачи. Как говорится, всегда тебе будем рады.
   Грузным шагом Иван пересек гостиную, отобрал бутылку, поставил в сервант. Пригнулся вплотную, злобно кося на дядьку.
   - Вот шо, дядя Петь. Ты меня кончай за подонка держать, - хрипло объявил он. - У меня на носу, оказывается, защита докторской. Свадьба - сразу после защиты. Вот так - я сказал!
   Он долбанул кулаком по столу. Будто обрубая пути к отступлению.
 
   По ком звонят свадебные колокола
 
   Защита докторской диссертации прошла в Плехановском институте. Диссертацию Листопад защитил успешно - без единого черного шара. И даже, если верить выступлениям на банкете, с некоторой пользой для науки. Надо однако признать, что особо каверзных вопросов и не задавалось. Члены Ученого Совета пообещали Петру Ивановичу поддержать молодого соискателя. К тому же, энтузиазма голосующим добавила информация о том, что Перцовский сельскохозяйственный институт включен в число базовых ВУЗов в рамках программы "комсомол - науке", контролируемой чуть ли не лично Генеральным секретарем, и уже подготовлен приказ о назначении Ивана Листопада проректором института, ответственным за проведение эксперимента. Так что простилось всё: и грубое нарушение ВАКовской процедуры, и неприличная поспешность. Единственно, старая профессура поворчала в кулуарах: "Слепил калабашку на живую нитку. Кандидатская-то была куда позанозистей. Кончился ученый". Ну, да не без завистников.
 
   * Свадьбу сыграли золотистым октябрьским днем. Поначалу хотели провести ее тихо, без помпы. В окружении десятка самых близких людей. Благая идея посыпалась сразу. Потому что за десятком ближайших открылась еще десятка, почти столь же близкая, - через этих первых. Тут же сами собой начали множиться "комсомольцы". То, что поначалу было секретарями обкома, приросло заведующими отделами, затем - секторами. После чего не пригласить знакомых инструкторов значило прослыть за высокомерного выскочку. И это не считая коллег по институту. Да и Петр Иванович, не настаивая, положил список на двух страницах - "исключительно самые нужные люди. Впрочем, на твое усмотрение". Таечка вроде бы в составлении списка не участвовала - целыми днями оживленно лопотала с однокурсницами, обсуждая детали туалетов. И однокурсниц этих оказалось семь человек. Когда число "самых-самых" перевалило за сорок, Иван окончательно плюнул на первоначальную затею, и список приглашенных начал бесконтрольно пухнуть, словно талия толстяка, долго терпевшего строгую диету, а потом разом решившегося отожраться. В конце концов свадьбу "порубили" на две части: первые два дня в Твери, вторые - в Москве - по списку, представленому дядькой.
   Так что к Тверскому ЗАГСу подкатила кавалькада из обкомовских "Волг", возглавляемых надменным ЗИЛом с московскими номерами. ЗИЛ этот в распоряжение молодых предоставил недавно избранный секретарем ЦК ВЛКСМ Юрий Павлович Балахнин.
   Сама свадьба прошла, само собой, в мотеле "Тверь", закрытом в этот вечер для посетителей. Первым в ресторанный зал вошел гордый жених, на руках которого затихла разалевшаяся миниатюрная новобрачная. Иван ощущал себя счастливым. После неудавшегося самоубийства нежность, что испытывал он к маленькой невесте, причудливо смешалась с острым ощущением возможной утраты, и оно-то словно добавило остроты его чувствам.
   Гости же разглядывали очаровательную Таечку. С любопытством, а где-то и с тайным состраданием. Уж больно несопоставимыми казались могучий, не знающий удержу жених и нежная, хрупкая, будто Дюймовочка, девочка-невеста. Когда Иван склонялся над нею, казалось, что это коршун, планирующий над добычей.
   Справа от жениха ёрзал свидетель - Антон Негрустуев. Упрямый Антон действительно арендовал недалеко от Перцова кусок совхозной земли, на которой устроил животноводческую ферму. Потихоньку освоился, втянулся. Так что, даже сидя на свадьбе, невольно возвращался мыслями к брошенному хозяйству. Среди гостей невеселым видом выделялся новый Первый секретарь Калининского обкома комсомола Вадим Непомнящий. Настроение у Вадима, признаться, было неважное.
   Не пойти на свадьбу члена бюро обкома, ответственного за реализацию всесоюзного эксперимента, он не мог. Но и радоваться причин не находил. Потому, провозгласив короткий тост за счастье молодых, опустился на место, подрагивающей рукой наполнил водкой пивной бокал и молча пожелал жениху только одного: побыстрей навернуться с кручи, на которую он так резво вскарабкался. А себе - оказаться в этот момент торжества рядом! На исходе второго часа тамада - Юрий Павлович Балахнин - объявил перерыв.
   Гости шумно потянулись от столов. Петр Иванович Листопад подошел к ректору Перцовского сельхоза Борису Анатольевичу Демченко и предложил пошептаться. В кабинетике метрдотеля их поджидал раскрасневшийся от выпитого Балахнин.
   При виде секретаря ЦК ВЛКСМ Демченко почувствовал, как недобро засосало под ложечкой. - Хорошую свадьбу гуляем, - осторожно произнес он.
   - Если чего не хватает, так это достойного подарка жениху от близких друзей, - Балахнин, прищурившись, оглядел старого ректора. - Если они, конечно, на самом деле близкие.
   Демченко непонимающе посмотрел на Петра Ивановича.
   - Вы б прямо с сути начали, - Петр Иванович нахмурился.
   - Могу, - Балахнин вальяжно кивнул. - Такое дело, Борис Анатольевич. Есть мнение, что молодым везде у нас дорога.
   - Что Вы имеете в виду? - Демченко поджал губы.
   - Понимаешь, Боря, - Петр Иванович приобнял старого знакомца. - Институт ваш включен в число, вошедших в эксперимент...
   - Знаю, сам подписал согласие.
   - Понимаем, что знаете, - вновь включился Балахнин. На этот раз вальяжные нотки из его баритона исчезли. - Но есть как бы позиция: возглавить должен представитель комсомола.
   - Но он и так...
   - Не замом. А именно - возглавить.
   - Это не вопрос доверия-недоверия, - мягко подправил Петр Иванович, покоробленный беспардонностью комсомольского функционера. - Это политический вопрос. Сам понимаешь, на каком уровне решалось. - Конечно, можно организовать в директивном порядке, - упорное молчание старого ректора Балахнину решительно не нравилось. - Но было бы лучше, если б добровольно. Так сказать, передача эстафеты, прочие ля-ля. Совсем другой резонанс. Для всех лучше, - мрачновато надавил он. - А так, глядите, конечно. Вы ж, как я узнал, даже не доктор наук. - Как же это, Петя? - Демченко с укором посмотрел на Петра Ивановича. - В свое время ты попросил меня взять Ивана, поддержать. Потом - дать согласие на эксперимент. А теперь выходит... Верно говорят, не одно доброе дело не останется безнаказанным.
   - Мы хотели оставить, как согласовано. Но на верху не поддержали. Понимаешь, ректор - это флагман. Особая фигура! Это как знамя, - Петр Иванович зябко повел плечами.
   - Но мне-то куда после этого? Клубнику, что ли, прореживать? - старый ректор попытался пошутить, но такая безысходность полыхнула, что даже несентиментальный Балахнин смягчился.
   - Без дела не останетесь, - объявил он. - Комиссий в обкоме партии хватает. Найдем и для Вас. И профессором на любой кафедре, само собой. Так что, старина, по рукам и побежали?
   Двусмысленное в устах тридцатипятилетнего Балахнина "старина" оскорбило не только Демченко, но и старшего Листопада. Недобрым взглядом шаркнул он по зарвавшемуся функционеру, заставив того прикусить язык. - Ладно, - после тяжелой паузы произнес Демченко. - Раз уж для Ивана... С его ведома?! - Нет, всё решилось в ЦК, - быстро отреагировал Петр Иванович. - И - спасибо, Боря.
   Он действительно испытывал благодарность. На самом деле идея заменить прежнего ректора зятем принадлежала ему. Поэтому разговора с Демченко Петр Иванович опасался. Но вопрос оказался решен неожиданно легко. К вящему удовольствию - цивилизованно.
 
   После перерыва слово предоставили Борису Анатольевичу Демченко.
   Он промокнул салфеткой подрагивающие губы. Задумался. Петр Иванович и Балахнин встревоженно переглянулись.
   - Доложите нам! - крикнул один из развеселившихся гостей, - как это вы с этим анархистом управляетесь?
   - Да уж не просто пришлось! - реплика задала тон. - Крепко натерпелся. Это ж ходячая инфекция, заражающая всех вокруг своими нескончаемыми идеями. А если сюда добавить энергии, которой хватит на две-три металлургических домны? М-да! Знаете, что я скажу, - больше я этого терпеть не желаю! - рубанул вдруг Демченко. Оглядел затаившийся зал. - Вряд ли Ивану отныне нужны наставники, - продолжил старый ректор. - К тому же он теперь сам доктор. Потому полагаю, что мне самое время, - он выдержал паузу, - отказаться от занимаемой должности в пользу более достойного. Ошеломленное молчание сменилось недоуменным ропотом, перешедшим в первые, неуверенные пока аплодисменты. Листопад с тревожным лицом подошел к Борису Анатольевичу.
   - Вы с чего это? - прохрипел он. Встретил испытующий взгляд. Догадавшись, быстро зыркнул на Петра Ивановича, затем на Балахнина. Оба поспешно отвели глаза. Всё сделалось ясно. - Так будет лучше, - тихонько произнес Демченко. По реакции Ивана он тоже окончательно понял то главное, в чем хотел разобраться. Лицо его смягчилось. - Принимай, принимай, Ваня. Меня бы все равно под этот ваш эксперимент убрали. Успокоительно потрепал за плечо, вскинул бокал:
   - Повторяю. За нового ректора Ивана! Андреевича!! Листопада!!!
   Голос Бориса Анатольевича, вопреки желанию, сорвался. Иван склонился и благодарно поцеловал его. Аплодисменты и звон бокалов венчали умилительное единение ученика и учителя .
   
    Антон Негрустуев как пережиток капитализма
 
   Вадим Непомнящий уверенно шел в гору. Он пока оставался первым секретарем обкома комсомола, но аппаратные источники уже прознали, что Москва планирует поднять его на "мужскую" работу - председателем облисполкома. Правда, на эту же должность нацелился непотопляемый предоблсовпрофа Брехов. На будущий год ждали большой драчки. Во всяком случае внутри областного аппарата наметилось некое неявное пока движение - размежевание сторонников и противников.
   Сила Брехова была не только в поддержке старых партийно-хозяйственных кадров, сохранявших сильные позиции, но и новых, заявивших о себе на перестроечной волне. И первым среди остальных, а значит, самым опасным для Вадима стал ректор сельхозинститута Иван Листопад, интересы которого переплелись с Бреховскими. В случае избрания Брехова Листопад должен был занять должность первого его зама и председателя плановой комиссии. А, по мнению наиболее дальновидных, в дальнейшем - и сменить старого аппаратчика на высшей областной должности.
   Правда, прежним, масштабным планам Листопада, благодаря которым он резко поднялся, - об объединении под своей эгидой комплекса НИИ, - сбыться оказалось не суждено. Переменчивый Горбачев скоро остыл к очередному начинанию, и идею потихонечку спустили на тормозах. Секретаря ЦК ВЛКСМ Балахнина перебросили на иные направления, а самому Листопаду предписали реализовывать наработки в рамках института.
   Но, видно, верно глаголят: не место красит человека. Бешеной энергии, отпущенной Листопаду, хватило бы на любое дело общесоюзного масштаба. На скромный провинциальный институт ее оказалось в избытке.
   Деловая хватка в Листопаде пробурилась давно. Еще будучи доцентом, он умел к своей выгоде выделить из студенческого потока тех, кто снимал с него бытовые проблемы. Маргелов, скажем, обслуживал купленную Иваном старенькую "копейку" и строил гараж, другие заочники обеспечивали поставку баллонов со спиртом, проводили неотложный квартирный ремонт. Теперь же институтские аудитории и кафедральные кабинеты заполонили директора заводов и совхозов, председатели колхозов, районные руководители. Кто студентом, кто аспирантом. И каждый из них в свою очередь охотно предоставлял собственные производственные базы для реализации научных планов института. А планов этих у молодого ректора оказалось громадьё. В первые же месяцы он перетащил в институт многих из тех, чьи идеи не находили реализации в прежних КБ и лабораториях. Следом потянулись изобретатели-самоучки. Листопад лично беседовал с каждым соискателем и брал или отвергал по одному ему известным параметрам. Собственно, главный параметр угадывался легко: в разработку внедрялось то, что способно принести быструю коммерческую отдачу.