Данилюк Семен. Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

   - Именно шо каждому своё! - прорычал Листопад. - Одни работают. Другие страну взаглот разворовывают. А третьи только воздух сотрясают! Всё глобальными государственными прожектами бредят. А чуть коснись до дела - в сторонку. Я, мол, сам из себя чистенький и ни при делах
   - Во всяком случае разворовывать взаглот наперегонки с другими - я тебе не союзник, - объявил уязвленный Антон. - А ты меня с этой шпаной не равняй! - оскорбился Иван. - Я как раз дело делаю! Дверь кабинета со вздохом приоткрылась, и в нее протиснулась сконфуженная физиономия Маргелова:
   - Иван Андреевич! Там...
   - Пшел вон! - не оборачиваясь, рявкнул Листопад. С новым, укоризненным вздохом дверь закрылась. Антон недоуменно прищурился.
   - Э! Пёс! Малюта Скуратов. Больше бьешь, больше лижется, - отмахнулся Иван, не желая сбиться с главного разговора. - Вслушайся, о чем говорю! Ты ведь у нас всегда за державу радел. Даже в фермеры, шоб ей, слабомощной, помочь, подался. Так вот здесь, у меня, самое что ни на есть державное дело. Америка с чего поднялась? С автомобилестроения. А у нас в чем архимедов рычаг? Жрачка. Без порток русский мужик, если что, проходит. А вот без еды, - дулюшку. А ну иди сюда!
   Листопад нетерпеливо подхватил Антона за рукав и повлек к укрытой в дальнем углу карте России, испешренной разноцветными стрелочками, дугами и овалами.
   - Вот он я! - горделиво сообщил Иван. - Красное - мясомолочка, синяя - мукомольное. Это вот - овощеводство. Ну и так далее. Видишь, как стрелки сходятся? Осталось вот это с этим закольцевать, потом с кожевенкой разобраться. В Новороссийске виноградники присовокупим. И - считай, замкнутый цикл. Плюс банк, само собой, собственный. Из Канады поточные линии идут, - вот сюда и сюда, - Иван со вкусом двигал лапищу по карте страны. - Потихоньку всех переоснастим. Хватит вилами навоз размазывать. Помнишь, я тебе про Столыпина рассказывал? Так вот хочу по его образцу хуторские хозяйства затеять. Шоб хозяина на земле возродить. Тут и старая моя задумка про минитрактор сгодится. И прочие идеи, которые в восьмидесятых забросил. И великолепная тогда жизнь случится, друг Антоша! По моим наметкам, через пару-тройку лет, если всё срастется, может, пол-России прокормить сможем. Другие раздербанивают. А мы с тобой собирать станем. Если это не дело, то что тогда дело?! Потрясенный Антон всё не мог оторваться от карты. - Да, в масштабах ты не усох. Но всё-таки, я-то тебе зачем? Ведь в самом деле, к банку никогда никакого отношения... - Та натаскаешься. Мне важно, шо ты мой человек. Сам видел, сколько на мне всего. И переложить не на кого. Даже не представляешь, как остро не хватает надежных людей. Таких, шоб не предали и не обокрали. Давай, - бьем по рукам и - побежали. Вместе любую глыбу сдвинем и на любой Эльбрус залезем. Руку на подвиг! - Листопад требовательно выставил лапу для рукопожатия. - Что ж? Если на подвиг, - Антон втиснул руку в объемистую, как ковш, листопадову ладонь. Хоть и не привлекало его высокогорье, но не оставлять же в одиночестве без страховки рвущегося к вершине друга. Да и цель того стоила. - Вот и отлично, - облегченно констатировал Иван. - Тогда получай... Он вытащил из ящика стола и протянул Антону техпаспорт на автомашину ВАЗ-2109 и ключи. Техпаспорт, как с удивлением увидел Антон, оказался оформлен на его имя.
   - А как ты думал? - захохотал Иван. - Я ж не могу позволить своему боевому заместителю разъезжать по Москве на чем попало. Имидж, понимаешь! Можешь считать, что получил в качестве аванса.
   Стремясь избежать пререканий, Листопад нажал на кнопку вызова.
   - На сегодня все дела по боку. Отметим наше воссоединение. Тут в гостинице "Россия" открыли первый по Москве японский ресторан. Кусачий, правда, падла. На той неделе с тремя нефтярями поужинали, - пришлось восемьсот бакеров выложить. Зато - прикольно. Суси или там мраморное мясо прямо на самолете из Токио. Да еще при тебе жарят! Посидим. Повспоминаем. Ломанем, пока при памяти. Посвинячим, как в былые годы. Вдвоем. Шоб никакого бабья. Только ты и я.
   В кабинет зашел Маргелов:
   - Едва разогнал. Такие, твари, назойливые. Прут и прут. Президенту уж и не отдохни.
   - Познакомься, Маргелыч! - перебил Иван. - Наш новый вице-президент...Доверенный! Так шо, пока вникает, всякую помощь - немедленно.
   Листопад внушительно погрозил пальцем. Как бы передавая Антона под особую опеку.
   Маргелов изобразил на неулыбчивом лице некое подобие хмурой приязни. Но в глубине глаз легко угадывалась досада, - делить президентскую благосклонность он ни с кем не желал.
   - Я чего заглядывал-то, Иван Андреевич, - пробурчал он, угрюмостью напоминая о незаслуженно понесенной обиде. - В "предбаннике" фифочка появилась. Говорит, Вы ей назначили.
   Он справился с запиской:
   - Анджела Рахно какая-то. Отфутболить?
   Листопадова физиономия сделалась кислой:
   - Совсем вылетело. Зови! Маргелыч вышел.
   - Я тут телку одну время от времени.. ну, и так далее, - Иван изобразил похабный жест. - Теперь просит пристроить племянницу. Из Украины она, видишь ли, приехала. Вроде как поступила в университет и ищет приработок. Щас побыстрому куда-нибудь на полставки пошлем и - рванем на холостяцкие "гульки"! Он предвкушающе потряс кулаком. Тугую дверь с усилием приоткрыли, и в образовавшуюся щель втиснулась визитерша.
   Иван, оборвавшись, сглотнул слюну. Невольно подобрался и Антон.
   У входа, страшно стесняясь, переминалась рослая девушка с русыми, сплетенными в косу волосами и чуть раскосыми, по-детски доверчивыми глазами. Она со страхом огляделась в огромном жутком кабинетище. Угадав направление мужских взглядов, стыдливо одернула короткую юбчонку. - Мне тетя сказала..., - пролепетала она. - Может, позже?
   "Вылитая юная Вика", - подумал Антон и по лицу Ивана понял, что мысли их совпали. Листопад поднялся, пересек кабинет, строго вгляделся в раскрасневшееся девичье личико:
   - Анжела Рахно?
   - Да, я от тети...
   - Так шо ж ты, понимаешь, ждать занятых людей заставляешь, - строго упрекнул Иван, с наслаждением наблюдая, как покрываются краснотой налитые щечки. Вгляделся в назревающий на пухлой губке герпес. Строго насупился:
   - Это ещё шо?
   - Вавка выскочила, - девушка потерянно прикрыла рот. - В метро просквозило. Но она быстро пройдет! И потом это не заразно.
   - Ишь ты, вавка, - озадаченно покачал головой Иван. Скосился на Антона. "Не трожь девчушку", - ответил тот взглядом.
   Но остановить возжелавшего Листопада было невозможно.
   Иван заговорщически склонился к розовому ушку, шепнул, намеренно сглатывая окончания: - Суси хочешь?
   Так что получилось что-то вроде "сосать". - Что?! - девушка отшатнулась, боясь поверить в то, что ей послышалось. И, надеясь, что все-таки не расслышала. Листопад, довольный собой, расхохотался. По его мнению, шутка удалась.
   - Су-си! Японская еда такая. Мы как раз с моим боевым замом обсуждали, что скверно это - идти в ресторан без женской компании. Так что едешь с нами. Будешь группой эскорта. Там и поговорим, - оборвал Иван возможные возражения.
   Возражений не последовало. Тем более, судя по расширившимся глазенкам, что такое "группа эскорта" по-московски, юная провинциалка тоже пока не знала.
   Антон наблюдал за трепетной девчушкой, с бархатистыми, будто шкурка персика, щечками, за азартно косящим Листопадом и с некоторой горечью понял, что все эти пробелы в образовании будут восполнены в самое ближайшее время.
 
   Служебный роман
 
   Третий месяц работал Антон в "Илисе", просиживая по десять часов ежедневно над бесчисленными документами, требовавшими оперативного решения. А после еще по три часа, взбадривая себя кофе, изучал бесконечные законы, нормативные акты, банковские и холдинговые инструкции. И если поначалу сотрудники, приходившие за подписью, едва скрывали пренебрежительные ухмылки при виде то и дело попадавшего впросак выскочки, то через пару месяцев они же стали забегать за советом, - Антон оказался человеком очень обучаемым. И - наблюдательным. Первое интуитивное чувство неудовлетворенности, что ощутил он, наблюдая за работой Ивана, окрепло.
   Основные усилия Листопада сосредоточивались на поглощениях. Переговоры, сложные финансовые схемы, неожиданные комбинации, в результате которых он завоевывал всё новые предприятия для собственной империи, увлекали его. Он летел вперед, словно Чапай на капелевцев, захватывая по пути обозы и пленных и устремляясь дальше. Напор и атака стали его стихией.
   Но следом должны идти спецподразделения - сортировать добычу, конвоировать пленных, осваивать новые территории.
   А вот таких сплоченных команд Антон в "Илисе" не видел. Самому же Ивану заниматься будничной, повседневной работой, в которой нет выхода фантазии, но зато требуются терпение и усидчивость, было заведомо скучно и тоскливо. Да и невозможно объять необъятное. Меж тем, по мнению Антона, именно это Листопад пытался сделать.
   Созданная им громоздкая, многоступенчатая махина с сотнями сотрудников, тысячами рабочих на предприятиях и десятками подсобных служб вся была замкнута на президента. А потому в его отсутствие то и дело давала сбои. Механизмы со скрипом проскакивали, а то и работали вхолостую.
   По мнению Антона, привыкшего к системности, необходимо было срочно провести структурную перестройку компании, так, чтоб каждое направление замыкалось на одного из замов, полномочного принимать оперативные решения. Он подготовил свои соображения и стал искать случай обсудить их с Листопадом. Увы, сделать это оказалось неожиданно непросто, - Иван "задураковал".
   * Весь банк и весь холдинг судачили о новом и, кажется, нешуточном романе президента с молоденькой, только принятой на работу Анжелой Рахно. Косвенных признаков тому было полно.
   Главное подтверждение - трудоголик Листопад в головном офисе стал появляться урывками. Забегая либо с утра, либо под вечер на три-четыре часа, в своей манере, "на коленке", разгребал очередную накопившуюся лавину проблем и исчезал вновь. В неотложных случаях на выручку приходило новомодное диво - увесистый мобильный телефон с раскачивающейся антенной, который таскал за ним охранник.
   Но и телефон то и дело оказывался "вне зоны действия сети".
   Только два человека ничего не знали о романе, - сам Иван и Анжела. Потому что романа пока не было.
   Всё для Ивана оказалось куда как непросто. Уже через неделю Листопад стал, поддразнивая, называть новую подругу "Анжела, русская душою". В самом деле, дочь днепропетровских учителей, она оказалась из тех редких, сохранившихся кое-где в глубинке барышень, что взросли на русской классике, разделяли переживания Татьяны Лариной и готовились пробивать себе дорогу в жизни не с помощью физических данных, а с помощью данных природой способностей, - в ожидании неизбежной и большой любви, которая однажды придет и озарит ее путь на всю оставшуюся жизнь. Избранник рисовался ей решительным надежным парнем, мускулистым, но одновременно интеллигентным, чувственным и в меру мечтательным. Собственно таковой в ее жизни появился, - одноклассник Сергей из родного Днепропетровска. Или, как называла его сама Анжела, - Сергунчик. С восьмого класса самую красивую пару в школе окрестили женихом и невестой. После выпускного вечера они до утра неистово, в засос целовались у него дома. Будь Сергунчик понастойчивее, скорее всего они тогда же сделались бы любовниками, - внутренне Анжела была к этому готова. Но, увы, к тайной её досаде, стеснительность и мечтательность в нем возобладали над страстностью. Они условились дать годичное испытание собственным чувствам и расстались - после соответствующих клятв и заверений. Жених подал документы в Днепропетровский университет, а заплаканная невеста отправилась штурмовать Москву и, вопреки прогнозам, с первого захода поступила на престижный менеджерский факультет.
 
   Иван Андреевич Листопад в представления Анжелы об идеальном мужчине не вписывался совершенно. Не молодой, далеко за тридцать, огромный и громкий, не знающий удержу в желаниях и не принимающий отказа, он обрушился на робкую девушку, как лавина. Собственно поначалу она и воспринимала его как стихийное бедствие. От которого либо надо спасаться, либо как-то ему противостоять. В первый же раз, когда Листопад попытался облапить ее, Анжела со страхом уперлась ручками в его грудь: - Отпустите же, Иван Андреевич. И больше никогда не смейте. И вообще, если так, то лучше вовсе ничего не надо.
   Развернуться и уйти она, правда, не решилась. Но панику в глазах скрыть не сумела. Иван, боясь отпугнуть юную провинциалку, тут же сменил тактику. Вопреки обыкновению, не стал форсировать события, а поступил мудрее и тоньше, предоставив всё природе.
   Оформил Анжелу второй помощницей, немало досадив ревнивому Маргелычу, и вменил ей в обязанности сопровождать президента на всех официальных мероприятиях. Рестораны, ложа Большого театра, закрытые премьеры, вошедшие в моду презентации, элитные тусовки, ночные клубы и фуршеты следовали одно за другим. Здесь Анжела встречала людей, которых прежде видела лишь по телевизору, и подмечала - со смешной гордостью, - что многие из них ищут внимания Листопада. Она общалась с десятками эффектных женщин, приходившими со своими покровителями и нисколько не стесняющимися положения содержанок. А, напротив, запросто обсуждавшими собственных "папиков" и получаемые от них презенты. К Анжеле они относились с любопытством и некоторым невыпячиваемым превосходством бывалых светских львиц. Но в целом вели себя вполне дружелюбно. И даже не скрывали некоторой зависти, поскольку оказалось, что в их иерархии Листопад выглядит одним из самых заманчивых завоеваний.
   На их фоне стало стыдно выглядеть скромно одетой.
   Во всяком случае Листопад после первой же подобной вечеринки заявил, что презентации - это не какие-то пьянки-гулянки, а часть ее работы. И он не может позволить собственной помощнице появляться в обществе абы в чем, поскольку ее внешний вид - это его имидж. А потому они немедленно займутся ее гардеробом. Благодарная за неожиданную деликатность, Анжела не нашла сил отказаться.
   За короткое время она узнала и запомнила адреса самых дорогих, как их стали называть, эксклюзивных бутиков. Поначалу Анжелу смущали бросаемые исподволь взгляды продавщиц, хоть и вышколенных, но по-женски любопытных. Они тоже видели в ней содержанку. Анжела ужасно стеснялась и по обыкновению краснела. Но затем поняла, что нет в них ни презрения, ни пренебрежения. А лишь зависть к более удачливой.
   Все перевернулось за несколько месяцев. Казалось, еще вчера они всей семьей собирали ей средства на билет до Москвы, тщательно отслюнявливали из семейного бюджета деньги на то, чтоб хоть скудно, но просуществовать в чужом городе на первых порах. И действительно поначалу голодная Анжела после лекций по дороге к тетке останавливалась возле палатки с шаурмой и, глотая слюни, высчитывала, сколько дней осталось протянуть до следующего перевода родителей. Теперь же любая вещь, которую ей стоило пожелать, и даже не пожелать, а лишь оценить взглядом так, чтоб заметил Иван Андреевич, становилась её. На шее и в ушах Анжелы заблистали колье и жемчужные серьги. Бижутерия же, что заменяла ей дорогостоящее золото, перекочевала в дальнее отделение теткиной коробки. А прежние, привитые представления о морали и женском достоинстве понемногу стали вымываться, как вымываются соли из организма. Напротив, естественной стала выглядеть новая, нынешняя, "клубящаяся" жизнь. Очень приятная и комфортная.
   Изменилось и ее отношение к Листопаду.
   Натиск и размах великолепного Ивана, поначалу оглушивший и отпугнувший ее, теперь привлекал и манил. В ее жизни еще не было такого необыкновенного, всемогущего человека, способного шутя исполнить любую прихоть, и при этом остающегося чрезвычайно обаятельным. Даже матерок, коробивший ее в других мужчинах, Ивану лишь добавлял шарма. Анжела наслаждалась его обществом, смеялась бесчисленным приколам, на которые тот оставался горазд. И все чаще спрашивала себя, не полюбила ли я, случаем, эту обрушившуюся на меня громаду. Спрашивала, но ответа не находила. Слишком несоизмеримы были они. Но даже не находя ответа на вопрос, любит ли она его, она задавала себе следующий: но если нет? Готова ли я потерять его и всё то, чем наполнил он мою жизнь. Тетка, узнавшая об ухаживании Листопада и взревновавшая племянницу к бросившему любовнику, настойчиво убеждала немедленно прекратить с ним всяческие отношения как бесперспективные. "Он женат. Имеет ребенка. И никогда не разведется из-за провинциальной дурочки!" Анжела уныло вздыхала. Тетка, конечно, права в своих опасениях. Скорей всего, не разведется. Но разве из-за этого следует лишать себя перспективы разом добиться того, на что другим, менее удачливым, не хватает жизни? Сама впавшая в морализаторство тетка, между прочим, тоже вряд ли рассчитывала на замужество, когда укладывалась в койку к великолепному шефу.
   Так или примерно так рассуждала приручаемая Анжела. И все-таки что-то заставляло ее противиться Ивановым притязаниям и отсрочивать момент окончательного решения. При всей его очевидной увлеченности не доставало в нем нежности, трепета влюбленного, о которых мечталось. Зато в избытке хватало клокочущего нетерпения завоевателя.
   Всё чаще, оставшись с Анжелой наедине, Иван то внезапно целовал ее в шейку, то принимался оглаживать колено, постепенно приучая к себе. Анжела с шутливыми боями отступала, оставляя одну позицию за другой и дозволяя настойчивому поклоннику продвигаться всё дальше.
   Но едва Иван пытался раздеть ее, Анжела с легким кокетством принималась говорить, что он ей тоже очень нравится. Она бы даже хотела ответить на его чувства, но вот как быть с тетей? Ведь та ей много рассказывала об их большой любви. А если она вдруг узнает? Это ж будет драма. Иван с пылом доказывал, что никакой драмы не будет. Во-первых, потому что ничего серьезного у них с тетей не было (пусть не привирает), во-вторых, ни тете, ни какому бы то ни было другому дяде знать об их отношениях вовсе не обязательно. Это не их собачье дело. А, в-третьих, причем тут какая-то престарелая тетка? Мало ли случайных теток? В конце концов настоящее чувство не знает преград. А у нас как раз настоящее. Ведь настоящее?!
   - Наверное, да, - потупясь, подтверждала Анжела. Она все-таки не была уверена. Напротив, ощущала себя куклой Барби, которой случайно заинтересовался великан. Полюбуется, полюбуется, да и сломает ненароком. Поначалу ее мягкое, наивное сопротивление даже умиляло Ивана. Но с каждым днем он делался всё невоздержанней, одергивая себя и от этого еще пуще свирепея. Всё чаще косился он на избранницу злым глазом, и она понимала, что мера терпения, отпушенная ее пылкому ухажеру, начинает иссякать. При последней встрече, когда Иван прямо в машине, отгородившись стеклом от водителя, попытался завалить ее на сидение, Анжела, хоть и оскорбленная его грубостью, не залепила затрещину, как подмывало, а просто объявила, что она не животное, чтобы заниматься любовью, где и как попало. Тем более в первый раз в жизни с любимым человеком (она сама поразилась, что язык ее выговорил такое). А у неё нет даже угла, где они могли бы побыть не на людях.
   Восхищенный Иван отпустил ее и даже, извиняясь, принялся ласково поглаживать и утешать.
 
   * Через несколько дней к Анжеле в кабинет зашла сотрудница хозяйственного управления, отвечавшая за жилой фонд холдинга, и предложила, по указанию президента, проехать вместе с ней на объект.
   Они подъехали к одному из сталинских домов возле гостиницы "Украина", вместе поднялись на четвертый этаж и вошли в трехкомнатную, обставленную новой мебелью и устланную коврами квартиру.
   Анжела задохнулась.
   - Нравится? - обрадовалась сотрудница. - Вот и слава Богу. А то боялась. По указанию Ивана Андреевича, эта банковская квартира передается в Ваше пользование. Я приношу извинения, что обставила её по своему вкусу, без согласования с Вами. Но таково было распоряжение Ивана Андреевича. Он хотел, чтоб это стало сюрпризом. Если что не устроит, - может, хрусталь не тот или сантехника, - скажете, - вмиг поменяем. А насчет если вещи перевезти, так машина внизу. В Вашем распоряжении.
   Она всунула в ладонь Анжелы связку ключей и, махнув на прощание ручкой, удалилась. Чувствуя внутренний холодок, Анжела осела на прикроватную тумбочку и тут же вскочила, испугавшись сломать, - дерево-то наверняка дорогущее. Не ДСП.
   Она подошла к окну, выходившему на Кутузовский проспект, прижалась лбом к стеклопакету.
   Больше отсрочивать неизбежное было нельзя. Либо принимать новую жизнь, либо уйти, оставив ключи и захлопнув за собой дверь квартиры. Роскошной квартиры, в каких она прежде не то, что не жила, но и не бывала.
   Раздался телефонный звонок, - Иван шутливо сообщил, чтоб к вечеру рассчитывает быть приглашенным на новоселье в новом гнездышке.
   Анжела достала из сумки очередное письмо от Сергунчика, вынутое из ящика перед уходом на работу. Вскрыла и умиленно затихла - внутри оказались вложены сорок долларов. Смешная для нее теперь сумма. Но чтоб заработать такие деньжищи в нищем Днепропетровске, ее парень не одну ночь после лекций провел на разгрузке вагонов.
   Письмо она порвала не читая, а деньги переложила в сумочку, - намереваясь после отослать обратно. И принялась обустраиваться.
 
   * Весь день Анжела старательно режиссировала свой первый романтический вечер.
   Электричество она погасила. Зажженные на пианино свечи скупо освещали нарезки, фрукты и бутылку "Мартини" на сервировочном столике. Из музыкального центра доносился тихий блюз. Из одежды выбрала облегающее бархатное платье, что купил для нее Иван на каком-то благотворительном аукционе от Зайцева, и подаренный им ювелирный гарнитур.
   Когда ближе к ночи в квартиру позвонили, Анжела открыла дверь с томной улыбкой решившейся женщины. Открыла и - отпрянула. На лестничной площадке, ухватившись за косяк, покачивался Иван. В распахнутом, заляпанном свежей грязью кожаном пальто. Свешенный вниз букет роз подметал заплеванный кафельный пол.
   Несмотря на изрядное количество выпитого, Иван разглядел всё: и приглушенный свет, и тщательно подобранную одежду, и - испуг в раскосых глазах. - М-да, сложная штука - жизнь, - с извиняющейся ухмылкой протянул он, вдавливаясь в прихожую. - Не посетуй, Анжелка. Сделку сегодня одну замутил. С коммунальщиками. А они, паскуды, только один вид убеждения знают: кто перепьет, тот и подпишет. Так я-таки подписал. Слушай, а ты сегодня очень даже очень!
   Глаз Ивана возбужденно закосил. Размашистым движением он поймал девушку за талию, потянул к себе. На Анжелу пахнуло сивухой, смешанной с запахом пота и мокрой кожи.
   Пытаясь освободиться, она уперлась руками в его грудь.
   - Иван Андреевич, не надо, постой. Я ж новое платье специально для тебя надела. Порвешь ведь!
   - Платье! - Иван захохотал. - Знаешь анекдот, когда новобрачная бабку спрашивает, как в первую брачную ночь одеться? А как ни одевайся, говорит, всё одно тебя...
   Что произойдет, он все-таки не договорил, но руки уже бесстыдно шарили по ее телу, слюнявые губищи требовательно искали ее губ.
   Анжеле сделалось противно. Всё еще пытаясь образумить его, как удавалось прежде, она забормотала несвязно:
   - Не сейчас. Мне срочно уходить надо. Тётка обещала денег занять на шубу. Помнишь, мы видели мутоновую? Зима ведь скоро. Я только съезжу, пока кто-нибудь не купил. А ты за это время выспишься, и завтра опять будет хорошо! Пожалуйста, не порть всё! Я еще не готова.
   - Не готова! - загремел Листопад. - Да ты меня этими "неготовостями" уже, почитай, три месяца кормишь. Душу всю извела!
   - Почему извела? - не поняла Анжела.
   - А потому шо хватит. Я тебе тоже не Бобик! И член свой не на помойке нашел, шоб каждая динамистка над ним изгалялась! Весь холдинг только и судачит, как я тебя во всех позах имею. Аборты на пари считают. Узнают, что голый васер, засмеют президента. Получай!
   Иван выдернул из запасного кармана увесистую пачку долларов, швырнул на трюмо:
   - Здесь тебе на шубу. А, пожалуй, и на новый прикид!
   - Не смей! - выкрикнула Анжела, догадавшись, что он собирается сделать. Но поздно, - ухватив роскошное платье за вырез, Листопад с силой дернул его, располосовав новинку от Зайцева до низу.
   - Не-ет! - Анжела, оставшаяся вдруг впервые в жизни перед мужчиной в одних трусиках, отпрянула, бессмысленно пытаясь прикрыть налитую обнаженную грудь. - Убирайся, слышишь? Или я соседей, милицию позову!
   Очумелый взгляд страстного ухажера пугал ее всё больше.
   - Хоть войска ООН! - прохрипел Иван.
   Он рванул ее на себя, подхватил на руки и потащил в спальню.
   Анжела визжала, кусалась, брыкалась, царапалась.
   Но, оказавшись в зашторенной, едва освещенной светом бра спальне, увидев тщательно надушенную кровать с пикантно отогнутым уголком одеяла, она вдруг затихла и, как ни тряс ее Иван, как ни крутил, как ни нашептывал на ушко запоздалые нежности, не произнесла ни слова. Лишь прикусила губу в момент боли. А после с покорным безразличием выполняла подаваемые команды вошедшего в раж насильника.
 
   * ...Она забилась в угол огромной кровати, натянув на голое, оскверненное тело одеяло. Иван, отрезвевший, отчаявшийся растормошить отупело отмалчивающуюся женщину, стоял перед ней одетый, в кожаном пальто с засохшими потеками грязи внизу.