Страница:
– Простите меня, господа, – смиренно сказал Аженор, – у меня есть дорогая для меня и горькая тайна, одну половину которой донья Мария унесла с собой могилу, а другую я хочу благоговейно хранить.
– Ты влюбился, бедный мальчик? – спросил коннетабль. Вместо ответа на этот вопрос Аженор сказал:
– Я в полном вашем распоряжении, сеньоры, и готов умереть, служа вам.
– Я знаю, что ты верный человек, – ответил Энрике, – честный, умный, неутомимый слуга. Поэтому рассчитывай на мою благодарность, но скажи нам, что тебе известно о любви дона Педро?
– Мне известно все, государь, и если вы приказываете говорить…
– Где сейчас может находиться дон Педро – вот все, что нам хотелось бы узнать.
– Господа, соблаговолите дать мне неделю, и я отвечу вам, где он находится, – сказал Аженор.
– Дать неделю? – спросил король. – Что вы на это скажете, коннетабль?
– Я скажу, государь, что неделя уйдет у нас на подготовку нашей армии, на ожидание подкреплений и денег из Франции. Мы абсолютно ничем не рискуем.
– Тем более, ваша светлость, – подхватил Молеон, – что, если мой план удастся, вы будете располагать знанием настоящих причин войны, а ее истинного виновника, дона Педро, я с большой радостью выдам вам.
– Он прав, – согласился король. – Если один из нас будет схвачен, кончится война в Испании.
– О нет, государь! – воскликнул коннетабль. – Я клянусь вам, что если вы попадете в плен и вас разрубят на куски – этого, я надеюсь, Бог не допустит, – то я приложу все силы, чтобы наказать нечестивца дона Педро, который хладнокровно убивает своих пленных и водит дружбу с неверными.
– Я тоже так думаю, Бертран, – живо ответил король. – Не заботьтесь обо мне… Если я буду взят в плен и убит, то отбейте у врага мое тело и бездыханным положите на трон Кастилии: я заявляю, что считал бы себя счастливым победителем, если бы к подножию этого трона швырнули труп дона Педро – этого бастарда, предателя, убийцы.
– Государь, это я вам обещаю, – прибавил коннетабль. – Ну а теперь предоставим свободу этому молодому человеку.
– Где мы встретимся? – спросил Молеон. – Под стенами Толедо, который будем осаждать?
– Через неделю?
– Через неделю, – ответил Аженор.
Энрике нежно обнял молодого человека, который совсем сконфузился от подобной чести.
– Не смущайтесь, – сказал король, – я хочу доказать вам, что вы, деливший со мной трудные минуты моей судьбы, будете делить со мной и ее счастливые мгновения.
– А я тоже обязан ему свободой, которой наслаждаюсь, – заметил коннетабль, – обещаю помочь ему всеми своими силами в тот день, когда он потребует моей помощи в чем угодно, где угодно и против кого угодно.
– О господа, господа, вы переполняете меня радостью и гордостью! – воскликнул Молеон. – Вы, столь знатные люди, относитесь ко мне с таким вниманием… Ведь вы на этой земле олицетворяете для меня самого Бога, вы открываете мне Небо.
– Ты этого достоин, Молеон, – сказал коннетабль. – Скажи, нужны ли тебе деньги?
– Нет, ваша милость, нет.
– Но задуманный план потребует от тебя многих хлопот, и богатые подарки не помешают…
– Сеньоры, вы помните, что однажды я захватил шкатулку с драгоценностями этого бандита Каверлэ, в которой было сказочное богатство, но для меня это было чересчур много, и я без сожалений с ним расстался, – ответил Молеон. – Во Франции я получил от короля сто ливров, это для меня целое состояние, ведь мне на все хватает…
– О, как прекрасно сказано, – со слезами на глазах пробормотал Мюзарон из своего угла.
Король услышал его.
– Это твой оруженосец? – спросил он.
– Верный, храбрый слуга, – ответил Молеон, – он облегчает мне жизнь и не раз спасал меня.
– Он тоже получит награду. Подойди ко мне, оруженосец, – сказал граф, сняв брошь в виде выложенной жемчужинами раковины, – возьми это, и в тот день, когда ты или кто-нибудь из твоих потомков будет испытывать нужду, эта вещь, переданная в мои руки или в руки моего наследника, составит целое состояние… Бери, оруженосец, бери.
Мюзарон опустился на колени; сердце его готово было выскочить из груди.
– А теперь, мой король, – сказал коннетабль, – воспользуемся темнотой, чтобы добраться до места, где вас ждут ваши офицеры, ведь мы напрасно отпустили этого Каверлэ. Он, утроив свои силы, может снова напасть на нас и на этот раз действительно взять в плен хотя бы для того, чтобы доказать нам, что он далеко не дурак.
Они вооружились и, веря в свою неустрашимость и свои силы, добрались до леса, где было трудно на них напасть и невозможно их догнать.
Тут Аженор спешился и простился со своими могучими покровителями, которые пожелали ему удачи и счастливой дороги.
Мюзарон ждал приказов хозяина, готовый погнать лошадей в любую сторону.
– Куда мы едем? – спросил он.
– В Монтель… Ненависть подсказывает мне, что рано или поздно мы отыщем там дона Педро.
– Кстати, ревность – чувство полезное, – заметил Мюзарон, – она позволяет видеть даже то, чего нет. Ладно, едем в Монтель.
XV. Монтельская пещера
XVI. Каким образом Аженор потерял меч, а Каверлэ – кошелек
– Ты влюбился, бедный мальчик? – спросил коннетабль. Вместо ответа на этот вопрос Аженор сказал:
– Я в полном вашем распоряжении, сеньоры, и готов умереть, служа вам.
– Я знаю, что ты верный человек, – ответил Энрике, – честный, умный, неутомимый слуга. Поэтому рассчитывай на мою благодарность, но скажи нам, что тебе известно о любви дона Педро?
– Мне известно все, государь, и если вы приказываете говорить…
– Где сейчас может находиться дон Педро – вот все, что нам хотелось бы узнать.
– Господа, соблаговолите дать мне неделю, и я отвечу вам, где он находится, – сказал Аженор.
– Дать неделю? – спросил король. – Что вы на это скажете, коннетабль?
– Я скажу, государь, что неделя уйдет у нас на подготовку нашей армии, на ожидание подкреплений и денег из Франции. Мы абсолютно ничем не рискуем.
– Тем более, ваша светлость, – подхватил Молеон, – что, если мой план удастся, вы будете располагать знанием настоящих причин войны, а ее истинного виновника, дона Педро, я с большой радостью выдам вам.
– Он прав, – согласился король. – Если один из нас будет схвачен, кончится война в Испании.
– О нет, государь! – воскликнул коннетабль. – Я клянусь вам, что если вы попадете в плен и вас разрубят на куски – этого, я надеюсь, Бог не допустит, – то я приложу все силы, чтобы наказать нечестивца дона Педро, который хладнокровно убивает своих пленных и водит дружбу с неверными.
– Я тоже так думаю, Бертран, – живо ответил король. – Не заботьтесь обо мне… Если я буду взят в плен и убит, то отбейте у врага мое тело и бездыханным положите на трон Кастилии: я заявляю, что считал бы себя счастливым победителем, если бы к подножию этого трона швырнули труп дона Педро – этого бастарда, предателя, убийцы.
– Государь, это я вам обещаю, – прибавил коннетабль. – Ну а теперь предоставим свободу этому молодому человеку.
– Где мы встретимся? – спросил Молеон. – Под стенами Толедо, который будем осаждать?
– Через неделю?
– Через неделю, – ответил Аженор.
Энрике нежно обнял молодого человека, который совсем сконфузился от подобной чести.
– Не смущайтесь, – сказал король, – я хочу доказать вам, что вы, деливший со мной трудные минуты моей судьбы, будете делить со мной и ее счастливые мгновения.
– А я тоже обязан ему свободой, которой наслаждаюсь, – заметил коннетабль, – обещаю помочь ему всеми своими силами в тот день, когда он потребует моей помощи в чем угодно, где угодно и против кого угодно.
– О господа, господа, вы переполняете меня радостью и гордостью! – воскликнул Молеон. – Вы, столь знатные люди, относитесь ко мне с таким вниманием… Ведь вы на этой земле олицетворяете для меня самого Бога, вы открываете мне Небо.
– Ты этого достоин, Молеон, – сказал коннетабль. – Скажи, нужны ли тебе деньги?
– Нет, ваша милость, нет.
– Но задуманный план потребует от тебя многих хлопот, и богатые подарки не помешают…
– Сеньоры, вы помните, что однажды я захватил шкатулку с драгоценностями этого бандита Каверлэ, в которой было сказочное богатство, но для меня это было чересчур много, и я без сожалений с ним расстался, – ответил Молеон. – Во Франции я получил от короля сто ливров, это для меня целое состояние, ведь мне на все хватает…
– О, как прекрасно сказано, – со слезами на глазах пробормотал Мюзарон из своего угла.
Король услышал его.
– Это твой оруженосец? – спросил он.
– Верный, храбрый слуга, – ответил Молеон, – он облегчает мне жизнь и не раз спасал меня.
– Он тоже получит награду. Подойди ко мне, оруженосец, – сказал граф, сняв брошь в виде выложенной жемчужинами раковины, – возьми это, и в тот день, когда ты или кто-нибудь из твоих потомков будет испытывать нужду, эта вещь, переданная в мои руки или в руки моего наследника, составит целое состояние… Бери, оруженосец, бери.
Мюзарон опустился на колени; сердце его готово было выскочить из груди.
– А теперь, мой король, – сказал коннетабль, – воспользуемся темнотой, чтобы добраться до места, где вас ждут ваши офицеры, ведь мы напрасно отпустили этого Каверлэ. Он, утроив свои силы, может снова напасть на нас и на этот раз действительно взять в плен хотя бы для того, чтобы доказать нам, что он далеко не дурак.
Они вооружились и, веря в свою неустрашимость и свои силы, добрались до леса, где было трудно на них напасть и невозможно их догнать.
Тут Аженор спешился и простился со своими могучими покровителями, которые пожелали ему удачи и счастливой дороги.
Мюзарон ждал приказов хозяина, готовый погнать лошадей в любую сторону.
– Куда мы едем? – спросил он.
– В Монтель… Ненависть подсказывает мне, что рано или поздно мы отыщем там дона Педро.
– Кстати, ревность – чувство полезное, – заметил Мюзарон, – она позволяет видеть даже то, чего нет. Ладно, едем в Монтель.
XV. Монтельская пещера
И они тотчас отправились в путь. В два дня Аженор достиг цели своей поездки – места, где находилась его любовь.
С помощью Мюзарона он так незаметно пробрался к замку, что в округе никто не мог похвастать тем, будто видел их.
Однако из-за всех этих предосторожностей они не сумели что-либо разведать. Кто молчит, тот ничего не узнает.
Когда Мюзарон увидел Монтель (замок, словно каменный великан, чью голову задевали облака, а ноги омывали воды Тахо, сидел на скалистом основании) и при свете луны разглядел окаймленную колючим кустарником дорогу, которая обвивалась вокруг скалы (ограда дороги была высечена острыми углами таким образом, чтобы поднимающийся в замок путник видел не дальше, чем на двадцать шагов, тогда как дозорный с высоких стен просматривал дорогу насквозь), – он сказал Молеону:
– Это настоящее гнездо стервятника, дорогой мой сеньор. Если голубка заперта там, нам ни за что до нее не добраться.
Неприступный Монтель, действительно, мог одолеть только голод; но два человека не могли осадить крепость.
– Нам важно знать, находятся ли Мотриль с Аиссой в этом логове, – ответил Аженор, – какое положение занимает Аисса среди наших врагов, – одним словом, как ведет себя во всем этом деле дон Педро.
– Мы узнаем это со временем, – возразил Мюзарон, – хотя у нас осталось всего четыре дня, не забывайте об этом, сеньор.
– Я буду ждать до тех пор, пока не увижу Аиссу или любого человека, кто мне расскажет о ней.
– Надо его поймать, но, сами подумайте, мой господин, пока мы будем охотиться в этом замке, либо Мотриль, либо какой-нибудь Хафиз подстрелит нас из лука или набросит на нас сеть, в которую мы попадемся, словно жабы на камне. Позиция для этого у нас очень удобна, как видите.
– Верно.
– Поэтому нам надо придумать что-то похитрее, чем привычные средства. Я, например, верю, что донья Аисса находится в этом логове; зная Мотриля, я скорее не поверил бы, что он заточил ее в другом месте. А узнать, находится ли в замке дон Педро, мы, по-моему, сможем дня через два.
– Почему?
– Потому что замок маленький, припасов там немного, гарнизона в нем быть не может, и, чтобы возобновлять запасы, необходимые такому расточительному королю, из него часто должны выезжать люди.
– Но мы-то где расположимся?
– Неподалеку. Я отсюда вижу, где…
– В этой пещере…
– Эта расщелина в скале, из нее бьет источник, там сыро, но зато надежно. Если кто туда и заглянет, то лишь напиться или набрать воды. Мы спрячемся в глубине, схватим первого попавшегося и заставим его разговориться: или пообещаем денег, или пригрозим ему. А пока побудем на свежем воздухе.
– Ты храбрый и умный друг, мой Мюзарон.
– О да, верьте мне, что у короля дона Педро немного найдется таких умных советников, как я. Значит, насчет пещеры вы согласны?
– Ты забыл о двух вещах: о еде, которую мы не найдем в пещере, и о лошадях, которые в ней не поместятся.
– Верно… всего не предусмотришь. Я отыскал вход, а вы ищите выход.
– Мы убьем лошадей и сбросим их в Тахо, что течет внизу.
– Хорошо, ну а есть мы что будем?
– Мы пропустим того, кто поедет за припасами, а на обратном пути остановим его и отберем продукты.
– Замечательно! – воскликнул Мюзарон. – Только вот люди в замке, не дождавшись своего поставщика, заподозрят неладное.
– Ерунда, зато мы добудем необходимые сведения. Было решено осуществить оба замысла. И все-таки в тот момент, когда он хотел ударом палицы свалить своего коня, у Аженора дрогнуло сердце.
– Бедное животное, ты так преданно служило мне, – сказал он.
– И могло бы еще послужить в том случае, если нам придется увозить отсюда донью Аиссу, – заметил Мюзарон.
– Твоими устами глаголет судьба. Я не убью моего несчастного коня, Мюзарон, ну-ка, разнуздай его, спрячь сбрую и седло в пещере. Он будет бродить здесь и сам отыщет себе пропитание, в этом он искуснее человека. Самое хорошее, что с ним (и с нами заодно) может случиться, – это если его заметят и уведут в замок. Но мы всегда сможем постоять за него, так ведь?
– Так, ваша милость.
Мюзарон расседлал коня, а седло и сбрую спрятал в глубине пещеры; голый каменный пол славный оруженосец для большего комфорта присыпал песком, который натаскал в своем плаще с берега Тахо, и устлал вереском.
Конец ночи прошел в этих трудах. Рассвет застал наших искателей приключений в глубине их уединенного пристанища.
Их слух поразило чудесное явление.
Благодаря этой своеобразной витой лестнице, которая от подножия скалы вела на вершину, можно было слышать голоса людей, что прохаживались на открытой площадке замка.
Звуки эти, вместо того чтобы просто подниматься вверх, отражались от ограды дороги, затягивались в эту воронку, потом снова выплескивались, как брызги в водовороте.
В результате оказывалось, что из глубины пещеры Аженор мог слышать людей, разговаривающих в трехстах футах у него над головой.
Первый ряд укреплений замка был расположен над водосбором; сюда можно было свободно пройти, но здешний край был таким пустым и разграбленным, что, кроме людей из замка, никто не осмеливался забредать в этот лабиринт.
Первую половину дня Аженор и Мюзарон провели в унынии. Они напились воды, потому что их мучила жажда, но есть им было нечего, а они сильно проголодались.
На исходе дня из замка спустились два мавра. Они вели осла, чтобы нагрузить его припасами, которыми рассчитывали разжиться в соседнем городке, лежавшем от замка в одном льё.
В то же время из городка пришли четыре раба с кувшинами, чтобы набрать воды из источника.
Между маврами из замка и рабами завязался разговор. Но говорили они на каком-то непонятном наречии, и наши герои не поняли ни слова.
Вместе с рабами мавры ушли в городок и вернулись через два часа.
Голод – дурной советчик. Мюзарон хотел безжалостно убить этих несчастных мавров и, сбросив их в реку, захватить припасы.
– Это будет подлым убийством, которое Бог осудит и поэтому расстроит наш план, – ответил Аженор. – Надо, Мюзарон, прибегнуть к хитрости… Сам видишь, дорога здесь узкая, а ночи темные. Ослу, груженному корзинами, будет трудно взбираться вверх по дороге. Когда он будет проходить мимо, мы его толкнем, и он скатится к подножию скалы. Ну а ночью подберем все, что останется на земле от продуктов.
– Правильно, сеньор, в вас говорит добрый христианин, – заметил Мюзарон. – Но я так проголодался, что не чувствую в себе никакой жалости.
Сказано – сделано. Наши путники в четыре руки нанесли маленькому ослу, когда тот проходил мимо, задевая корзинами скалу, такой сильный удар, что он не устоял на ногах и скатился по крутому склону.
Мавры гневно закричали и избили бедного осла, но они, хотя и не дали ему упасть в пропасть, не смогли вновь заполнить пустые корзины. Совсем приуныв, один мавр, ведя побитого осла, снова отправился в городок, а другой, причитая от огорчения, направился в замок.
Тем временем наши голодающие отважно ринулись в заросли колючек и в скопище острых камней, подбирая хлеб, мешочки с изюмом и бурдюки с вином и сразу же запаслись едой на целую неделю.
Плотно перекусив, они вновь обрели надежду на лучшее и воспряли духом. И согласимся, что это было им крайне необходимо.
В течение двух смертельно скучных дней наши неусыпные стражи, действительно, не увидели и не услышали ничего, кроме новых голосов: Хафиз, расхаживая по площадке, громко жаловался на свое рабское положение; Мотриль отдавал приказания; солдаты кричали. Ничто не возвещало, что король находится в замке.
Мюзарон набрался храбрости и отправился вечером в соседний городок что-нибудь разузнать, но никто не мог ему ничего сказать. Со своей стороны Аженор тоже пытался что-нибудь выяснить, но ничего не узнал.
Когда они опять начали терять всякую надежду, время, казалось, вдвое ускорило свой бег.
Положение двух наших соглядатаев было критическое: днем они не смели показываться на свет, ночью боялись выходить, потому что в их отсутствие кто-нибудь мог проникнуть в пещеру, и пришельцем этим мог оказаться король.
Миновало два с половиной дня, и первым потерял мужество Аженор.
На второй день ночью Молеон вернулся из городка, где напрасно опустошил свой кошелек, так ничего и не разузнав. Он нашел в пещере Мюзарона, охваченного отчаянием и рвущего на себе и без того редкие волосы.
Расспросив честного слугу, Молеон узнал, что Мюзарон, заскучав в пещере в одиночестве, заснул; пока он спал, какой-то всадник поднялся в замок, но разглядеть его Мюзарон не успел. Он слышал только цокот копыт лошади или мула.
– Как же мне не повезло! – стенал оруженосец.
– Не отчаивайся, может быть, это не король. Люди в городке говорят, что он в Толедо. Кстати, один он не поедет, а слух о его бегстве еще не утих. Нет, это не король, он не приедет в Монтель. Вместо того чтобы терять здесь время, поедем прямо в Толедо.
– Вы правы, сеньор мой, здесь мы можем надеяться лишь на одну удачу – услышать голос доньи Аиссы. Это будет очень хорошо, но пенье птички – еще не сама птичка, как говорят в Беарне.
– Не будем мешкать. Мюзарон, забери сбрую лошадей, выберемся отсюда – ив путь-дорогу.
– Я мигом, господин рыцарь, вы и представить себе не можете, как мне здесь надоело.
– Ступай, – приказал Аженор.
– Тсс! – прошептал Мюзарон в то мгновение, когда рыцарь поднялся с земли.
– В чем дело?
– Тише, прошу вас, я слышу шаги.
Аженор вернулся в пещеру, а Мюзарона так встревожил этот шум, что он посмел даже потянуть хозяина за руку.
С дороги, ведущей в замок, явственно доносились торопливые шаги.
Ночь была темная; оба француза укрылись в пещере. Вскоре они разглядели троих мужчин; они шли быстро и прятались, пригнувшись, под деревьями, чтобы их не увидели из цитадели.
У источника они остановились.
Они были в крестьянских одеждах, но все с топорами и ножами.
– Он, наверно, проехал этой дорогой, – сказал один из них, – вот на песке следы подков его коня.
– Значит, мы его упустили, – со вздохом заметил другой. – Черт побери, в последнее время нам что-то не везет.
– Вы охотитесь за слишком крупной дичью, – ответил первый.
– Лэсби, ты рассуждаешь, как мужлан, капитан это тебе подтвердит.
– Но…
– Молчи… Убитый крупный зверь кормит охотника две недели. Десятка жаворонков или зайца едва хватает на скудный обед.
– Согласен, нам все попадаются зайцы или жаворонки, но редко – олень или кабан.
– Дело в том, что в тот день мы едва его не взяли, верно, капитан?
Тот, кому адресовалось это обращение, вместо ответа тяжело вздохнул.
– И зачем каждую секунду идти по другому следу и гнаться за другой добычей? – не сдавался упрямый Лэсби. – Мы должны преследовать одного и взять его.
– А удалось тебе это ночью, на венте? А ведь мы гнались за ним от самого Бордо.
«Слышали?» – прошептал Мюзарон на ухо хозяину. «Тсс!» – ответил Молеон, припав к земле. Человек, которого его спутники называли капитаном, выпрямился и властным голосом сказал:
– Замолчите оба, нечего обсуждать мои приказы. Что я вам обещал? По десять тысяч флоринов каждому. Когда вы их получите, что вы еще потребуете?
– Ничего, капитан, ни флорина.
– Для дона Педро Энрике де Трастамаре стоит сто тысяч флоринов, для Энрике де Трастамаре дон Педро стоит столько же. Я думал, что смогу взять Энрике, но просчитался; я чуть было не оставил свою шкуру в логове льва, как вы сами видели. Ну что ж, раз лев пощадил меня, я должен в знак благодарности захватить его врага. И я захвачу его. Правда, Энрике де Трастамаре я его задаром не отдам… Я ему продам дона Педро, лишь бы он не отказался его купить. И таким образом всем нам будет хорошо.
Оба сообщника капитана ответили довольным ворчанием.
«Но, Господь меня прости, это же Каверлэ, вот он – только руку протянуть», – прошептал Мюзарон на ухо господину.
«Молчи», – повторил Молеон.
Каверлэ – это был он, собственной персоной, – закончил свою речь такими словами:
– Дон Педро покинул Толедо, он здесь, в замке. Он очень смелый, но осторожный: весь путь проделал без свиты. Одинокого человека, в самом деле, трудно заметить…
– Да, – ответил Лэсби, – и нелегко поймать.
– Верно черт побери, всего не предусмотришь! – возразил Каверлэ. – Теперь надо осуществить наш план: ты, Лэсби, пойдешь к Филипсу, который сторожит лошадей, а ты, Беккер, останешься со мной. Король выедет из замка завтра, потому что его ждут в Толедо, мы знаем это точно.
– И что дальше? – спросил Беккер.
– Когда он будет проезжать мимо, мы устроим засаду. Надо опасаться лишь одного.
– Чего?
– Того, чтобы он не отдал приказ толедским всадникам выехать ему навстречу… Поэтому все задуманное мы должны совершить здесь… Эй, Лэсби, ты у нас ловкий охотник на лис, подыщи-ка нам в этих скалах хорошую нору, чтобы мы могли там укрыться.
– Капитан, я слышу, как журчит вода… Здесь источник… Обычно там, где источник, есть расселины в скале, в этой стороне вы обязательно найдете пещеру.
«Ах, как жаль, но мы пропали! Сейчас они войдут сюда», – прошептал Мюзарон, которому Аженор, словно кляпом, зажал рукой рот.
– Что я говорил! – вскричал Лэсби. – Вот она, пещера!
– Прекрасно, это очень кстати, – ответил Каверлэ. – Оставь нас, Лэсби, ступай к Филипсу, и пусть на рассвете лошади будут под седлом.
Лэсби ушел. Каверлэ с Беккером остались.
– Видишь, что значит ум, – сказал Каверлэ своему товарищу. – Пусть я выгляжу как пират на суше, но зато я единственный политик, кто понимает сложившееся положение. Два человека оспаривают трон; стоит убрать одного – и конец войне. Поэтому все, что я делаю, – поступки христианина-мудреца: берегу людскую кровь. Я человек добродетельный, Беккер, добродетельный!
И бандит рассмеялся, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком громко.
– Ладно, заберемся-ка в эту дыру, – наконец сказал он. – В засаду, Беккер, в засаду!
С помощью Мюзарона он так незаметно пробрался к замку, что в округе никто не мог похвастать тем, будто видел их.
Однако из-за всех этих предосторожностей они не сумели что-либо разведать. Кто молчит, тот ничего не узнает.
Когда Мюзарон увидел Монтель (замок, словно каменный великан, чью голову задевали облака, а ноги омывали воды Тахо, сидел на скалистом основании) и при свете луны разглядел окаймленную колючим кустарником дорогу, которая обвивалась вокруг скалы (ограда дороги была высечена острыми углами таким образом, чтобы поднимающийся в замок путник видел не дальше, чем на двадцать шагов, тогда как дозорный с высоких стен просматривал дорогу насквозь), – он сказал Молеону:
– Это настоящее гнездо стервятника, дорогой мой сеньор. Если голубка заперта там, нам ни за что до нее не добраться.
Неприступный Монтель, действительно, мог одолеть только голод; но два человека не могли осадить крепость.
– Нам важно знать, находятся ли Мотриль с Аиссой в этом логове, – ответил Аженор, – какое положение занимает Аисса среди наших врагов, – одним словом, как ведет себя во всем этом деле дон Педро.
– Мы узнаем это со временем, – возразил Мюзарон, – хотя у нас осталось всего четыре дня, не забывайте об этом, сеньор.
– Я буду ждать до тех пор, пока не увижу Аиссу или любого человека, кто мне расскажет о ней.
– Надо его поймать, но, сами подумайте, мой господин, пока мы будем охотиться в этом замке, либо Мотриль, либо какой-нибудь Хафиз подстрелит нас из лука или набросит на нас сеть, в которую мы попадемся, словно жабы на камне. Позиция для этого у нас очень удобна, как видите.
– Верно.
– Поэтому нам надо придумать что-то похитрее, чем привычные средства. Я, например, верю, что донья Аисса находится в этом логове; зная Мотриля, я скорее не поверил бы, что он заточил ее в другом месте. А узнать, находится ли в замке дон Педро, мы, по-моему, сможем дня через два.
– Почему?
– Потому что замок маленький, припасов там немного, гарнизона в нем быть не может, и, чтобы возобновлять запасы, необходимые такому расточительному королю, из него часто должны выезжать люди.
– Но мы-то где расположимся?
– Неподалеку. Я отсюда вижу, где…
– В этой пещере…
– Эта расщелина в скале, из нее бьет источник, там сыро, но зато надежно. Если кто туда и заглянет, то лишь напиться или набрать воды. Мы спрячемся в глубине, схватим первого попавшегося и заставим его разговориться: или пообещаем денег, или пригрозим ему. А пока побудем на свежем воздухе.
– Ты храбрый и умный друг, мой Мюзарон.
– О да, верьте мне, что у короля дона Педро немного найдется таких умных советников, как я. Значит, насчет пещеры вы согласны?
– Ты забыл о двух вещах: о еде, которую мы не найдем в пещере, и о лошадях, которые в ней не поместятся.
– Верно… всего не предусмотришь. Я отыскал вход, а вы ищите выход.
– Мы убьем лошадей и сбросим их в Тахо, что течет внизу.
– Хорошо, ну а есть мы что будем?
– Мы пропустим того, кто поедет за припасами, а на обратном пути остановим его и отберем продукты.
– Замечательно! – воскликнул Мюзарон. – Только вот люди в замке, не дождавшись своего поставщика, заподозрят неладное.
– Ерунда, зато мы добудем необходимые сведения. Было решено осуществить оба замысла. И все-таки в тот момент, когда он хотел ударом палицы свалить своего коня, у Аженора дрогнуло сердце.
– Бедное животное, ты так преданно служило мне, – сказал он.
– И могло бы еще послужить в том случае, если нам придется увозить отсюда донью Аиссу, – заметил Мюзарон.
– Твоими устами глаголет судьба. Я не убью моего несчастного коня, Мюзарон, ну-ка, разнуздай его, спрячь сбрую и седло в пещере. Он будет бродить здесь и сам отыщет себе пропитание, в этом он искуснее человека. Самое хорошее, что с ним (и с нами заодно) может случиться, – это если его заметят и уведут в замок. Но мы всегда сможем постоять за него, так ведь?
– Так, ваша милость.
Мюзарон расседлал коня, а седло и сбрую спрятал в глубине пещеры; голый каменный пол славный оруженосец для большего комфорта присыпал песком, который натаскал в своем плаще с берега Тахо, и устлал вереском.
Конец ночи прошел в этих трудах. Рассвет застал наших искателей приключений в глубине их уединенного пристанища.
Их слух поразило чудесное явление.
Благодаря этой своеобразной витой лестнице, которая от подножия скалы вела на вершину, можно было слышать голоса людей, что прохаживались на открытой площадке замка.
Звуки эти, вместо того чтобы просто подниматься вверх, отражались от ограды дороги, затягивались в эту воронку, потом снова выплескивались, как брызги в водовороте.
В результате оказывалось, что из глубины пещеры Аженор мог слышать людей, разговаривающих в трехстах футах у него над головой.
Первый ряд укреплений замка был расположен над водосбором; сюда можно было свободно пройти, но здешний край был таким пустым и разграбленным, что, кроме людей из замка, никто не осмеливался забредать в этот лабиринт.
Первую половину дня Аженор и Мюзарон провели в унынии. Они напились воды, потому что их мучила жажда, но есть им было нечего, а они сильно проголодались.
На исходе дня из замка спустились два мавра. Они вели осла, чтобы нагрузить его припасами, которыми рассчитывали разжиться в соседнем городке, лежавшем от замка в одном льё.
В то же время из городка пришли четыре раба с кувшинами, чтобы набрать воды из источника.
Между маврами из замка и рабами завязался разговор. Но говорили они на каком-то непонятном наречии, и наши герои не поняли ни слова.
Вместе с рабами мавры ушли в городок и вернулись через два часа.
Голод – дурной советчик. Мюзарон хотел безжалостно убить этих несчастных мавров и, сбросив их в реку, захватить припасы.
– Это будет подлым убийством, которое Бог осудит и поэтому расстроит наш план, – ответил Аженор. – Надо, Мюзарон, прибегнуть к хитрости… Сам видишь, дорога здесь узкая, а ночи темные. Ослу, груженному корзинами, будет трудно взбираться вверх по дороге. Когда он будет проходить мимо, мы его толкнем, и он скатится к подножию скалы. Ну а ночью подберем все, что останется на земле от продуктов.
– Правильно, сеньор, в вас говорит добрый христианин, – заметил Мюзарон. – Но я так проголодался, что не чувствую в себе никакой жалости.
Сказано – сделано. Наши путники в четыре руки нанесли маленькому ослу, когда тот проходил мимо, задевая корзинами скалу, такой сильный удар, что он не устоял на ногах и скатился по крутому склону.
Мавры гневно закричали и избили бедного осла, но они, хотя и не дали ему упасть в пропасть, не смогли вновь заполнить пустые корзины. Совсем приуныв, один мавр, ведя побитого осла, снова отправился в городок, а другой, причитая от огорчения, направился в замок.
Тем временем наши голодающие отважно ринулись в заросли колючек и в скопище острых камней, подбирая хлеб, мешочки с изюмом и бурдюки с вином и сразу же запаслись едой на целую неделю.
Плотно перекусив, они вновь обрели надежду на лучшее и воспряли духом. И согласимся, что это было им крайне необходимо.
В течение двух смертельно скучных дней наши неусыпные стражи, действительно, не увидели и не услышали ничего, кроме новых голосов: Хафиз, расхаживая по площадке, громко жаловался на свое рабское положение; Мотриль отдавал приказания; солдаты кричали. Ничто не возвещало, что король находится в замке.
Мюзарон набрался храбрости и отправился вечером в соседний городок что-нибудь разузнать, но никто не мог ему ничего сказать. Со своей стороны Аженор тоже пытался что-нибудь выяснить, но ничего не узнал.
Когда они опять начали терять всякую надежду, время, казалось, вдвое ускорило свой бег.
Положение двух наших соглядатаев было критическое: днем они не смели показываться на свет, ночью боялись выходить, потому что в их отсутствие кто-нибудь мог проникнуть в пещеру, и пришельцем этим мог оказаться король.
Миновало два с половиной дня, и первым потерял мужество Аженор.
На второй день ночью Молеон вернулся из городка, где напрасно опустошил свой кошелек, так ничего и не разузнав. Он нашел в пещере Мюзарона, охваченного отчаянием и рвущего на себе и без того редкие волосы.
Расспросив честного слугу, Молеон узнал, что Мюзарон, заскучав в пещере в одиночестве, заснул; пока он спал, какой-то всадник поднялся в замок, но разглядеть его Мюзарон не успел. Он слышал только цокот копыт лошади или мула.
– Как же мне не повезло! – стенал оруженосец.
– Не отчаивайся, может быть, это не король. Люди в городке говорят, что он в Толедо. Кстати, один он не поедет, а слух о его бегстве еще не утих. Нет, это не король, он не приедет в Монтель. Вместо того чтобы терять здесь время, поедем прямо в Толедо.
– Вы правы, сеньор мой, здесь мы можем надеяться лишь на одну удачу – услышать голос доньи Аиссы. Это будет очень хорошо, но пенье птички – еще не сама птичка, как говорят в Беарне.
– Не будем мешкать. Мюзарон, забери сбрую лошадей, выберемся отсюда – ив путь-дорогу.
– Я мигом, господин рыцарь, вы и представить себе не можете, как мне здесь надоело.
– Ступай, – приказал Аженор.
– Тсс! – прошептал Мюзарон в то мгновение, когда рыцарь поднялся с земли.
– В чем дело?
– Тише, прошу вас, я слышу шаги.
Аженор вернулся в пещеру, а Мюзарона так встревожил этот шум, что он посмел даже потянуть хозяина за руку.
С дороги, ведущей в замок, явственно доносились торопливые шаги.
Ночь была темная; оба француза укрылись в пещере. Вскоре они разглядели троих мужчин; они шли быстро и прятались, пригнувшись, под деревьями, чтобы их не увидели из цитадели.
У источника они остановились.
Они были в крестьянских одеждах, но все с топорами и ножами.
– Он, наверно, проехал этой дорогой, – сказал один из них, – вот на песке следы подков его коня.
– Значит, мы его упустили, – со вздохом заметил другой. – Черт побери, в последнее время нам что-то не везет.
– Вы охотитесь за слишком крупной дичью, – ответил первый.
– Лэсби, ты рассуждаешь, как мужлан, капитан это тебе подтвердит.
– Но…
– Молчи… Убитый крупный зверь кормит охотника две недели. Десятка жаворонков или зайца едва хватает на скудный обед.
– Согласен, нам все попадаются зайцы или жаворонки, но редко – олень или кабан.
– Дело в том, что в тот день мы едва его не взяли, верно, капитан?
Тот, кому адресовалось это обращение, вместо ответа тяжело вздохнул.
– И зачем каждую секунду идти по другому следу и гнаться за другой добычей? – не сдавался упрямый Лэсби. – Мы должны преследовать одного и взять его.
– А удалось тебе это ночью, на венте? А ведь мы гнались за ним от самого Бордо.
«Слышали?» – прошептал Мюзарон на ухо хозяину. «Тсс!» – ответил Молеон, припав к земле. Человек, которого его спутники называли капитаном, выпрямился и властным голосом сказал:
– Замолчите оба, нечего обсуждать мои приказы. Что я вам обещал? По десять тысяч флоринов каждому. Когда вы их получите, что вы еще потребуете?
– Ничего, капитан, ни флорина.
– Для дона Педро Энрике де Трастамаре стоит сто тысяч флоринов, для Энрике де Трастамаре дон Педро стоит столько же. Я думал, что смогу взять Энрике, но просчитался; я чуть было не оставил свою шкуру в логове льва, как вы сами видели. Ну что ж, раз лев пощадил меня, я должен в знак благодарности захватить его врага. И я захвачу его. Правда, Энрике де Трастамаре я его задаром не отдам… Я ему продам дона Педро, лишь бы он не отказался его купить. И таким образом всем нам будет хорошо.
Оба сообщника капитана ответили довольным ворчанием.
«Но, Господь меня прости, это же Каверлэ, вот он – только руку протянуть», – прошептал Мюзарон на ухо господину.
«Молчи», – повторил Молеон.
Каверлэ – это был он, собственной персоной, – закончил свою речь такими словами:
– Дон Педро покинул Толедо, он здесь, в замке. Он очень смелый, но осторожный: весь путь проделал без свиты. Одинокого человека, в самом деле, трудно заметить…
– Да, – ответил Лэсби, – и нелегко поймать.
– Верно черт побери, всего не предусмотришь! – возразил Каверлэ. – Теперь надо осуществить наш план: ты, Лэсби, пойдешь к Филипсу, который сторожит лошадей, а ты, Беккер, останешься со мной. Король выедет из замка завтра, потому что его ждут в Толедо, мы знаем это точно.
– И что дальше? – спросил Беккер.
– Когда он будет проезжать мимо, мы устроим засаду. Надо опасаться лишь одного.
– Чего?
– Того, чтобы он не отдал приказ толедским всадникам выехать ему навстречу… Поэтому все задуманное мы должны совершить здесь… Эй, Лэсби, ты у нас ловкий охотник на лис, подыщи-ка нам в этих скалах хорошую нору, чтобы мы могли там укрыться.
– Капитан, я слышу, как журчит вода… Здесь источник… Обычно там, где источник, есть расселины в скале, в этой стороне вы обязательно найдете пещеру.
«Ах, как жаль, но мы пропали! Сейчас они войдут сюда», – прошептал Мюзарон, которому Аженор, словно кляпом, зажал рукой рот.
– Что я говорил! – вскричал Лэсби. – Вот она, пещера!
– Прекрасно, это очень кстати, – ответил Каверлэ. – Оставь нас, Лэсби, ступай к Филипсу, и пусть на рассвете лошади будут под седлом.
Лэсби ушел. Каверлэ с Беккером остались.
– Видишь, что значит ум, – сказал Каверлэ своему товарищу. – Пусть я выгляжу как пират на суше, но зато я единственный политик, кто понимает сложившееся положение. Два человека оспаривают трон; стоит убрать одного – и конец войне. Поэтому все, что я делаю, – поступки христианина-мудреца: берегу людскую кровь. Я человек добродетельный, Беккер, добродетельный!
И бандит рассмеялся, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком громко.
– Ладно, заберемся-ка в эту дыру, – наконец сказал он. – В засаду, Беккер, в засаду!
XVI. Каким образом Аженор потерял меч, а Каверлэ – кошелек
Со скалистого свода стекает прозрачный как хрусталь источник, который проложил русло среди камней.
Преодолев две естественные ступени, оказываешься в глубине извилистой пещеры. Даже днем в ней темно; надо обладать зоркостью лиса, чтобы отыскать ее ночью.
Каверлэ, чтобы не попасть под струи источника, прошел боком и, осторожно ступая, поднялся по ступеням.
Беккер, более находчивый и больший любитель удобств, прошел вперед, в самую глубь пещеры, чтобы отыскать уголок потеплее.
Аженор и Мюзарон слышали и почти видели их.
Наконец Беккер нашел то, что искал, и предложил Каверлэ последовать его примеру, заметив:
– Идите сюда, капитан, места хватит на двоих. Каверлэ дал себя уговорить и пошел вперед.
Но, с трудом двигаясь в темноте, он недовольно ворчал:
– Место для двоих! Легко сказать…
И он вытянул руки, чтобы не удариться о каменный свод или скалистые стены. Но, к несчастью, он наткнулся на ногу Мюзарона, и, схватившись за нее, закричал:
– Беккер, здесь труп!
– Нет, черт возьми! – вскричал отважный Мюзарон, сжимая ему горло. – Здесь вполне живой человек, который сейчас придушит вас, мой храбрец…
Каверлэ, получив сильный удар, упал, не успев сказать ни слова, а Мюзарон уже заломил ему руки и связал их подпругой от седла.
Аженору лишь оставалось протянуть руку, чтобы проделать то же самое с Беккером, полумертвым от суеверного страха.
– Вот теперь, дорогой мой капитан, мы с вами и поговорим о выкупе, – сказал Мюзарон. – Заметьте хорошенько, что нас больше, что любой ваш жест или крик будет вам стоить нескольких добрых ударов кинжалом под ребра.
– Я не шелохнусь, рта не раскрою, – пробормотал Каверлэ, – только пощадите меня.
– Сначала мы должны себя обезопасить, – заметил Мюзарон, отнимая у Каверлэ все его вооружение с проворством обезьяны, чистящей орех.
Покончив с этой работой, он проделал то же самое с Беккером.
Отобрав оружие, Мюзарон занялся кошельками. В этой операции вежливо вели себя только его пальцы. Совесть его не испытывала никаких неудобств. Наполненные деньгами пояса и плотно набитые кошельки перешли в его руки.
– И ты тоже грабишь, – сказал ему Аженор.
– Нет, сударь, я отнимаю у них возможность творить зло. Когда миновали первые минуты испуга, Каверлэ попросил разрешения высказать кое-какие соображения.
– Вы можете это сделать, – сказал Аженор, – если будете говорить тихо.
– Кто вы? – спросил Каверлэ.
– Ну нет, это уже вопрос, мой дорогой! – воскликнул Мюзарон. – Мы на него отвечать не станем.
– Вы ведь слышали весь мой разговор с моими людьми.
– До последнего слова.
– Черт побери! Значит, вам известен мой план.
– Да.
– Прекрасно! И что же вы намерены сделать со мной и моим товарищем Беккером?
– Ничего особенного, мы на службе у дона Педро и выдадим вас ему, рассказав все, что нам известно о ваших намерениях в отношении его.
– Это невеликодушно, – возразил Каверлэ, который, наверно, побледнел в темноте. – Дон Педро жесток, он подвергнет меня пыткам, лучше сразу прикончите меня добрым ударом в сердце.
– Мы не убийцы, – ответил Молеон.
– Пусть так, но дон Педро меня убьет.
По долгому молчанию своих победителей Каверлэ сообразил, что он убедил их, так как они ничего не отвечали.
Аженор размышлял про себя.
Внезапное появление Каверлэ раскрыло Молеону, что дон Педро находится в Монтеле. Каверлэ был охотничьим псом с безупречным нюхом и умел выслеживать свою добычу. Молеон посчитал, что Каверлэ оказал ему большую услугу, и это склонило его пощадить бандита. Кстати, враг его был безоружен, ограблен, лишен возможности навредить.
Такие же раздумья одолевали и Мюзарона. Он так привык угадывать мысли своего господина, что одинаковые озарения приходили к ним одновременно.
Будучи человеком храбрым и ловким, Каверлэ воспользовался их молчанием. Он сообразил, что с самого начала неприятного разговора с незнакомцами слышал всего два голоса, но, пошевелив ногами и перевалившись на бок, он убедился, что пещера узкая, и больше четырех человек вместить не может.
Значит, силы были равны, хотя он и остался без оружия. Но, чтобы отобрать свое оружие, надо было иметь свободные руки, а они были связаны.
Однако таинственный гений, который покровительствует злодеям, – это не что иное, как слабость честных людей, – таинственный гений, повторяем мы, пришел на помощь Каверлэ.
«Этот человек будет меня сильно стеснять, – размышлял Аженор. – На моем месте он избавился бы от помехи с помощью кинжала и швырнул бы мое тело в Тахо, но я не хочу прибегать к подобным приемам. Он будет мешать мне, когда я захочу выбраться отсюда, а убраться отсюда мне захочется сразу же, как я получу достоверные сведения об Аиссе и доне Педро».
Подумав об этом, Молеон, который был скор в решениях, схватил Каверлэ за руки и стал его развязывать.
– Господин Каверлэ, сами того не зная, вы оказали мне услугу, – сказал он. – Дон Педро, разумеется, убил бы вас, но я не хочу, чтобы вы погибли от его руки, когда есть такие крепкие виселицы в Англии и во Франции…
С каждым словом опрометчивый Аженор развязывал одну петлю.
– Поэтому я возвращаю вам свободу, – продолжал он, – воспользуйтесь ею, чтобы бежать, и постарайтесь измениться к лучшему.
Сказав это, он полностью развязал подпружный ремень. Едва Каверлэ почувствовал, что его руки свободны, он бросился на Аженора, пытаясь вырвать у него меч, с криком:
– Заодно со свободой верните мне и мой кошелек!
Каверлэ уже держал меч, нащупав рукоятку, чтобы нанести удар, когда Молеон, ударив его кулаком в лицо, свалил бандита в лужу перед входом в пещеру.
Каверлэ, подобно рыбе, которая, выскочив в воду из корзины рыбака, вновь оживает, почувствовав родную стихию, с наслаждением вдохнул свежий воздух, и со всех ног бросился бежать по дороге в сторону городка.
– Клянусь святым Иаковом, мой господин, вы нанесли отличный удар, – с раздражением воскликнул Мюзарон, – а теперь дайте-ка мне его догнать.
– Полно! Ни к чему, раз уж я пожелал дать ему удрать, – ответил Аженор.
– Безумие! Величайшая глупость! Негодяй сыграет с нами злую шутку, он вернется, он всем расскажет о нас…
Преодолев две естественные ступени, оказываешься в глубине извилистой пещеры. Даже днем в ней темно; надо обладать зоркостью лиса, чтобы отыскать ее ночью.
Каверлэ, чтобы не попасть под струи источника, прошел боком и, осторожно ступая, поднялся по ступеням.
Беккер, более находчивый и больший любитель удобств, прошел вперед, в самую глубь пещеры, чтобы отыскать уголок потеплее.
Аженор и Мюзарон слышали и почти видели их.
Наконец Беккер нашел то, что искал, и предложил Каверлэ последовать его примеру, заметив:
– Идите сюда, капитан, места хватит на двоих. Каверлэ дал себя уговорить и пошел вперед.
Но, с трудом двигаясь в темноте, он недовольно ворчал:
– Место для двоих! Легко сказать…
И он вытянул руки, чтобы не удариться о каменный свод или скалистые стены. Но, к несчастью, он наткнулся на ногу Мюзарона, и, схватившись за нее, закричал:
– Беккер, здесь труп!
– Нет, черт возьми! – вскричал отважный Мюзарон, сжимая ему горло. – Здесь вполне живой человек, который сейчас придушит вас, мой храбрец…
Каверлэ, получив сильный удар, упал, не успев сказать ни слова, а Мюзарон уже заломил ему руки и связал их подпругой от седла.
Аженору лишь оставалось протянуть руку, чтобы проделать то же самое с Беккером, полумертвым от суеверного страха.
– Вот теперь, дорогой мой капитан, мы с вами и поговорим о выкупе, – сказал Мюзарон. – Заметьте хорошенько, что нас больше, что любой ваш жест или крик будет вам стоить нескольких добрых ударов кинжалом под ребра.
– Я не шелохнусь, рта не раскрою, – пробормотал Каверлэ, – только пощадите меня.
– Сначала мы должны себя обезопасить, – заметил Мюзарон, отнимая у Каверлэ все его вооружение с проворством обезьяны, чистящей орех.
Покончив с этой работой, он проделал то же самое с Беккером.
Отобрав оружие, Мюзарон занялся кошельками. В этой операции вежливо вели себя только его пальцы. Совесть его не испытывала никаких неудобств. Наполненные деньгами пояса и плотно набитые кошельки перешли в его руки.
– И ты тоже грабишь, – сказал ему Аженор.
– Нет, сударь, я отнимаю у них возможность творить зло. Когда миновали первые минуты испуга, Каверлэ попросил разрешения высказать кое-какие соображения.
– Вы можете это сделать, – сказал Аженор, – если будете говорить тихо.
– Кто вы? – спросил Каверлэ.
– Ну нет, это уже вопрос, мой дорогой! – воскликнул Мюзарон. – Мы на него отвечать не станем.
– Вы ведь слышали весь мой разговор с моими людьми.
– До последнего слова.
– Черт побери! Значит, вам известен мой план.
– Да.
– Прекрасно! И что же вы намерены сделать со мной и моим товарищем Беккером?
– Ничего особенного, мы на службе у дона Педро и выдадим вас ему, рассказав все, что нам известно о ваших намерениях в отношении его.
– Это невеликодушно, – возразил Каверлэ, который, наверно, побледнел в темноте. – Дон Педро жесток, он подвергнет меня пыткам, лучше сразу прикончите меня добрым ударом в сердце.
– Мы не убийцы, – ответил Молеон.
– Пусть так, но дон Педро меня убьет.
По долгому молчанию своих победителей Каверлэ сообразил, что он убедил их, так как они ничего не отвечали.
Аженор размышлял про себя.
Внезапное появление Каверлэ раскрыло Молеону, что дон Педро находится в Монтеле. Каверлэ был охотничьим псом с безупречным нюхом и умел выслеживать свою добычу. Молеон посчитал, что Каверлэ оказал ему большую услугу, и это склонило его пощадить бандита. Кстати, враг его был безоружен, ограблен, лишен возможности навредить.
Такие же раздумья одолевали и Мюзарона. Он так привык угадывать мысли своего господина, что одинаковые озарения приходили к ним одновременно.
Будучи человеком храбрым и ловким, Каверлэ воспользовался их молчанием. Он сообразил, что с самого начала неприятного разговора с незнакомцами слышал всего два голоса, но, пошевелив ногами и перевалившись на бок, он убедился, что пещера узкая, и больше четырех человек вместить не может.
Значит, силы были равны, хотя он и остался без оружия. Но, чтобы отобрать свое оружие, надо было иметь свободные руки, а они были связаны.
Однако таинственный гений, который покровительствует злодеям, – это не что иное, как слабость честных людей, – таинственный гений, повторяем мы, пришел на помощь Каверлэ.
«Этот человек будет меня сильно стеснять, – размышлял Аженор. – На моем месте он избавился бы от помехи с помощью кинжала и швырнул бы мое тело в Тахо, но я не хочу прибегать к подобным приемам. Он будет мешать мне, когда я захочу выбраться отсюда, а убраться отсюда мне захочется сразу же, как я получу достоверные сведения об Аиссе и доне Педро».
Подумав об этом, Молеон, который был скор в решениях, схватил Каверлэ за руки и стал его развязывать.
– Господин Каверлэ, сами того не зная, вы оказали мне услугу, – сказал он. – Дон Педро, разумеется, убил бы вас, но я не хочу, чтобы вы погибли от его руки, когда есть такие крепкие виселицы в Англии и во Франции…
С каждым словом опрометчивый Аженор развязывал одну петлю.
– Поэтому я возвращаю вам свободу, – продолжал он, – воспользуйтесь ею, чтобы бежать, и постарайтесь измениться к лучшему.
Сказав это, он полностью развязал подпружный ремень. Едва Каверлэ почувствовал, что его руки свободны, он бросился на Аженора, пытаясь вырвать у него меч, с криком:
– Заодно со свободой верните мне и мой кошелек!
Каверлэ уже держал меч, нащупав рукоятку, чтобы нанести удар, когда Молеон, ударив его кулаком в лицо, свалил бандита в лужу перед входом в пещеру.
Каверлэ, подобно рыбе, которая, выскочив в воду из корзины рыбака, вновь оживает, почувствовав родную стихию, с наслаждением вдохнул свежий воздух, и со всех ног бросился бежать по дороге в сторону городка.
– Клянусь святым Иаковом, мой господин, вы нанесли отличный удар, – с раздражением воскликнул Мюзарон, – а теперь дайте-ка мне его догнать.
– Полно! Ни к чему, раз уж я пожелал дать ему удрать, – ответил Аженор.
– Безумие! Величайшая глупость! Негодяй сыграет с нами злую шутку, он вернется, он всем расскажет о нас…