Дюма Александр. Бастард де Молеон

   – Нет, это мы тебя упустим, чертов беарнец! – кричал англичанин – командир эскорта. – Кстати, если хочешь взять нас, иди сюда!
   Он говорил с такой уверенностью потому, что Аженор, увлеченный атакой и подгоняемый ревностью, обогнал своих товарищей и появился перед двумя сотнями английских всадников почти в одиночестве. Грозная опасность не останавливала отважного молодого человека: он все глубже вонзал шпоры в бока своего коня, побелевшего от пены.
   Каверлэ был не из робкого десятка, и его природная жестокость, кстати, отлично гармонировала с надеждой на верную победу. Окруженный своими солдатами, он ждал Аженора, крепко сидя в седле.
   Тогда все увидели необычную картину: одинокий рыцарь, пригнув голову, несся на двести вытянутых копий.
   – Эй, трусливый англичанин! – кричал издалека Виллан Заика… – О, трус, трус! Стойте, Молеон, хватит рыцарства! Трусливый, подлый англичанин!
   Каверлэ охватил стыд: он все-таки был рыцарем и обязан был обменяться ударами копья один на один, чтобы не опозорить свои золотые шпоры и Англию.
   Он выехал вперед и занял боевую позицию.
   – Твой меч уже у меня, – крикнул он Молеону, который надвигался на него как ураган. – Здесь тебе не монтельская пещера, и сейчас у меня будет все твое оружие.
   – Поэтому сперва возьми-ка копье, – ответил молодой человек и с такой нечеловеческой силой выбросил вперед копье, что вышиб англичанина из седла, сбив его вместе с лошадью на землю.
   – Ура! – заорали бретонцы, опьянев от радости и кидаясь вперед.
   Видя это, англичане развернули коней и пустились догонять своих, что разбежались по равнине; бросив короля, которого конь уносил к замку Монтель, Каверлэ приподнялся с трудом: у него был перебит позвоночник; конь, пытаясь скинуть всадника, ударил его копытом в грудь и снова припечатал к земле, где расползалась лужа черной крови.
   – Ах, черт! – прошептал он. – Это конец, больше я никого не возьму… я умираю…
   И замолк…
   В это мгновенье надвинулась бретонская кавалерия, и тысяча сто коней, отягощенных всадниками в доспехах, вихрем пронеслись над растоптанным трупом этого знаменитого торговца королями.
   Но эта задержка спасла дона Педро. Напрасно Виллан Заика, предпринимая героические усилия, пытался придать третье дыхание людям и коням, бретонцы бешено мчались вперед, рискуя загнать коней, но в тот момент, когда они почти настигли дона Педро, тот успел въехать в первый пояс укреплений замка и оказался в безопасности; ворота за ним захлопнулись.
   Он благодарил Бога, что и на сей раз избежал плена.
   Мотриль же приехал в замок на четверть часа раньше.
   Виллан Заика с досады рвал на себе волосы.
   – Терпенье, мессир, – успокаивал его Аженор, – не будем терять времени и окружим замок. То, что нам не удалось сегодня, удастся завтра.
   Виллан Заика последовал этому совету; он расставил своих всадников вокруг замка, и сумерки опустились в тот миг, когда последний выход был закрыт для всякого, кто попытался бы вырваться из Монтеля.
   Тем временем подошел и Дюгеклен со своими тремя тысячами солдат; он узнал от Аженора важную новость о короле доне Педро.
   – Какая досада, – сказал он, – ведь крепость неприступна.
   – Сеньор, это мы еще посмотрим, – ответил Молеон. – Бели в замок нельзя войти, то следует признать, что из него нельзя и выйти.

XXI. Аисса

   Коннетабль не был наивным человеком. Он был далек от того, чтобы недооценивать способности дона Педро, хотя признавал, что характер у короля отвратительный.
   Когда он обошел вокруг замка Монтель и оценил его местоположение, когда убедился, что, благодаря хорошей, надежной охране, можно не выпустить из замка даже мышь, Дюгеклен сказал:
   – Нет, мессир де Молеон, нам не выпало того счастья, которое вы нам обещали. Нет, король дон Педро не заперся в замке Монтель, ибо ему отлично известно, что его отсюда не выпустят и уморят голодом.
   – Уверяю вас, ваша милость, что Мотриль в замке и с ним король дон Педро, – возразил Молеон.
   – Я поверю в это, когда сам его увижу, – ответил коннетабль и спросил: – Сколько в замке солдат?
   – Триста человек, сеньор.
   – Эти триста человек, если только захотят, забросают нас камнями и уложат тысяч пять наших солдат, а мы не сможем выпустить по ним ни одной стрелы. Завтра сюда прибудет дон Энрике; сейчас он занят тем, что вынуждает Толедо сдаться. С ним мы и решим, не лучше ли нам уйти отсюда, чем терять здесь целый месяц.
   Аженор пытался спорить, но коннетабль, упрямый, как всякий бретонец, не терпел возражений, вернее, не давал себя убедить.
   На следующий день действительно прибыл дон Энрике, сияющий радостью победы.
   Он привел с собой ликующую армию. Когда военный совет выяснял вопрос, находится ли дон Педро в замке, дон Энрике сказал:
   – Я согласен с коннетаблем. Дон Педро слишком хитер, чтобы на виду у всех заточить себя в неприступную крепость, откуда ему не выбраться. И посему надо оставить здесь небольшой отряд, чтобы он не давал покоя Монтелю, заставил замок сдаться и не оставил у нас в тылу крепость. Ну, а мы пойдем дальше, нам, слава Богу, есть чем заняться, раз дона Педро здесь нет.
   Аженор присутствовал на этом обсуждении.
   – Ваша светлость, – обратился он к дону Энрике, – я слишком молод и неопытен, чтобы подавать свой голос среди доблестных полководцев, но ничто не сможет поколебать моего убеждения. Я опознал Каверлэ, следующего за королем, и Каверлэ был убит! Я видел, как дон Педро въехал в замок, я узнал его помятый шлем, разбитый щит и окровавленные золотые шпоры.
   – А разве сам Каверлэ не мог ошибиться? В битве при Наваррете я тоже сменил доспехи, и разве с помощью преданного рыцаря дон Педро не мог сделать то же самое? – спросил дон Энрике.
   Ответ короля встретил всеобщее одобрение. Аженору опять ничего не удалось добиться.
   – Надеюсь, я убедил вас? – любезно спросил король.
   – Нет, сир, не убедили – робко возразил Аженор, – хотя мне нечего ответить на мудрые замечания вашего величества.
   – Надо уметь убеждать, сир де Молеон, да, надо.
   – Я постараюсь научиться, – ответил молодой человек с плохо скрываемой горечью.
   Наш нежный любовник оказался в отчаянном положении. Дон Педро, доведенный до крайности – он теперь не остановился бы ни перед чем, – находился в замке, рядом с Аиссой. Разве бесчестный король, предвидя скорую гибель, не попытался бы перед агонией вкусить последнее наслаждение, разве он оставил бы невинной девушку, верную другому, а не овладел бы ею силой?
   И разве Мотриль, творец гнусных интриг, не был способен на все, чтобы вынудить короля сделать еще один шаг в своей кровавой и честолюбивой политике?
   Поэтому Аженор был вне себя от гнева и горя. Он понял, что, храня и дальше свою тайну, рискует тем, что дон Энрике, коннетабль, армия уйдут, и тогда дону Педро, намного, кстати превосходящему умом и воинскими талантами привередливых офицеров, которым поручат охранять Монтель, удастся бежать из замка после того, как он принесет Аиссу в жертву прихоти своей царственной скуки.
   Аженор мгновенно принял решение и попросил у короля аудиенции с глазу на глаз.
   – Ваша светлость, я хочу сообщить вам, почему дон Педро, вопреки всякой очевидности, укрылся в замке Монтель. Я хранил эту личную тайну, но теперь обязан ее раскрыть во имя вашей славы. Дон Педро страстно любит Аиссу, дочь Мотриля. Он хочет взять ее в жены. Именно поэтому он допустил, чтобы Мотриль убил донью Марию де Падилья, так же как раньше он ради Марии приказал убить госпожу Бланку Бурбонскую.
   – Вот как?! – удивился король. – Значит Аисса в Монтеле?
   – Она в замке, – ответил Аженор.
   – И в этом вы уверены не больше, чем в том, что в замке дон Педро, мой друг?
   – Я уверен, что Аисса в замке, ваша светлость, ведь влюбленный всегда знает, где находится его обожаемая возлюбленная.
   – Вы любите Аиссу, мавританку?
   – Я также страстно люблю ее, ваша светлость, как и дон Педро, с той лишь разницей, что ради меня Аисса станет христианкой, но убьет себя, если дон Педро захочет овладеть ею.
   Аженор побледнел, произнося эти слова; хотя несчастный рыцарь не верил в это, но сия мысль приводила его в отчаяние. Впрочем, даже если бы Аисса покончила с собой, не желая быть обесчещенной, она все равно была бы навсегда потеряна для него.
   Признание Молеона повергло дона Энрике в глубокое недоумение.
   – Это веская причина, – тихо сказал он. – Но расскажите мне, как вы узнали, что Аисса в Монтеле.
   Аженор рассказал во всех подробностях о смерти Хафиза и ранении Аиссы.
   – Ну и что вы намерены предпринять? – спросил король.
   – У меня есть план, ваша светлость, и, если ваше величество пожелает оказать мне помощь, я через неделю доставлю вам дона Педро, и это так же верно, как только что доставленные вам надежные сведения.
   Король призвал коннетабля, которому Аженор слово в слово повторил свой рассказ.
   – Я не слишком верю, что столь коварный, столь жестокий монарх даст поймать себя на любви к женщине, – возразил коннетабль, – но я дал сиру де Молеону слово помочь ему в случае необходимости, и я сдержу его.
   – Тогда не снимайте с крепости осаду, – попросил Аженор, – прикажите обнести ее рвом, из выкопанной земли возвести укрепление, которое будет служить укрытием не солдатам, а бдительным, опытным командирам.
   Я с моим оруженосцем укроюсь в одном известном нам месте, откуда можно слышать каждый шорох в крепости. Дон Педро, увидев сильную армию осаждающих, поверит, что нам известно о его приезде в Монтель, и будет держаться настороже: ведь недоверчивость – это спасение для такого искушенного и опасного человека. Отведите все ваши войска в Толедо, оставив у насыпного вала лишь две тысячи солдат, их вполне достаточно, чтобы держать замок в осаде и отражать вылазки.
   Когда дон Педро поверит, что мы несем стражу кое-как, он предпримет попытку выбраться из замка, о чем я дам вам знать.
   Едва Аженор успел изложить свой план, сумев привлечь внимание короля, как слуги доложили, что от управителя замка Монтель к коннетаблю прибыл парламентер.
   – Приведите его сюда, и пусть он выскажется здесь, – сказал коннетабль. Парламентером был испанский рыцарь по имени Родриго де Санатриас. Он сообщил коннетаблю, что гарнизон Монтеля с тревогой наблюдает, как у стен замка развертываются крупные воинские силы, и сказал, что триста солдат и один офицер, осажденные в крепости, не желают дальше продолжать борьбу, ибо у них не осталось больше надежды после отъезда и поражения дона Педро…
   Услышав эти слова, коннетабль и король посмотрели на Аженора, как бы говоря ему: «Вот видите, в замке его нет».
   – Значит, вы намерены сдаться? – спросил коннетабль.
   – Да, мессир, но мы, будучи людьми честными, намерены это сделать спустя некоторое время, ибо не хотим, чтобы дон Педро, когда он вернется, обвинил нас, будто мы его предали без сопротивления.
   – Но говорят, что король в замке, – заметил дон Энрике.
   Испанец улыбнулся.
   – Король очень далеко, – ответил он, – и зачем ему приезжать сюда, где людям, вроде нас, обложенным вами со всех сторон, остается лишь один выбор – погибнуть от голода или просить пощады.
   Коннетабль и король снова посмотрели на Аженора.
   – Чего именно вы просите? – спросил Дюгеклен. – Изложите ваши условия.
   – Мы просим десятидневной передышки, чтобы дать дону Педро время придти нам на помощь, – ответил офицер. – По истечении этого срока мы сдадимся.
   – Послушайте, вы положительно утверждаете, что дона Педро нет в крепости? – спросил король.
   – Я утверждаю это, ваше величество, иначе мы не просили бы у вас разрешения покинуть замок. Ведь если мы выйдем из крепости, вы увидите всех нас, а значит, опознаете короля. Если мы солжем, вы накажете нас. И если вы возьмете в плен короля, то вы, вероятно, не пощадите его?
   Последняя фраза была вопросом, на который коннетабль не дал ответа. Энрике де Трастамаре хватило самообладания погасить кровожадный блеск, который зажгло в его глазах предположение о захвате дона Педро.
   – Мы предоставляем вам передышку, но никто не должен покидать замок, – сказал коннетабль.
   – Но как быть с продовольствием, сеньор? – спросил офицер.
   – Мы будем снабжать вас припасами и заходить к вам, но никто из вас не должен покидать замок.
   – Но это не совсем обычное перемирие, – смущенно возразил офицер.
   – Зачем вам выходить из крепости? Чтобы бежать? – спросил коннетабль. – Но ведь через десять дней мы вам всем даруем жизнь.
   – Я согласен и принимаю ваши условия, – ответил офицер. – Ручаетесь ли вы вашим словом, мессир?
   – Позволите ли вы, ваша светлость, дать слово? – спросил Бертран у короля Энрике.
   – Позволяю, коннетабль.
   – Я даю слово, что предоставляю вам десять дней перемирия и гарантирую жизнь всему гарнизону, – объявил Дюгеклен.
   – Всему? – спросил офицер.
   – Разумеется! – воскликнул Молеон. – Исключений быть не может, поскольку вы сами утверждаете, что дона Педро в крепости нет.
   Это восклицание вырвалось у молодого человека вопреки почтению, которое он обязан был оказывать обоим главнокомандующим, но он радовался тому, что напомнил о доне Педро, ибо явная бледность, словно облако, покрыла лицо дона Родриго де Санатриаса.
   Парламентер откланялся и удалился.
   – Теперь вы убеждены, мой юный упрямец и несчастный любовник? – спросил король, когда дон Родриго ушел.
   – Да, сир, я убежден, что дон Педро в Монтеле и что через неделю он будет в ваших руках! – ответил Аженор.
   – Ну и ну! – воскликнул король. – Какое упрямство!
   – А ведь он не бретонец, – усмехнулся Бертран.
   – Господа, дон Педро играет ту же игру, которую хотели разыграть мы, – продолжал Аженор. – Он уверен, что не сможет пробиться силой и пытается прибегнуть к хитрости. Ему удалось убедить вас, что его нет в замке, вы предоставляете перемирие, вы небрежно несете охрану. Так вот, он вырвется! Да, он вырвется, повторяю я, и убежит, но я надеюсь, что мы будем на страже. То, что вам доказывает, будто его нет в Монтеле, мне доказывает, что дон Педро в замке.
   Аженор покинул шатер короля и коннетабля с понятным раздражением.
   – Мюзарон, найди самую высокую палатку в лагере и водрузи над ней мой флаг, чтобы он был прекрасно виден из замка. Аиссе известен мой флаг, она, видя его, будет знать, что я рядом, и сохранит все свое мужество. А наши враги, видя мой стяг на насыпном валу, пусть думают, что я здесь, и не подозревают, что мы с тобой снова заберемся в пещеру у источника. Пошли, мой бравый Мюзарон, вперед!

XXII. Хитрость побежденного

   Король Энрике и коннетабль увели войска от Монтеля. Насыпной вал вокруг замка остались охранять всего две тысячи бретонцев под командованием Виллана Заики.
   Молеона вдохновляла любовь, и каждое его суждение было совершенно правильным. Он в самом деле говорил так, словно слышал все, что происходило в замке.
   Примчавшись в замок после битвы, запыхавшийся, растерянный, взбешенный дон Педро рухнул в комнате Мотриля на ковер и замер неподвижно, безмолвный и недоступный, пытаясь сверхчеловеческим усилием воли удержать в самой глубине сердца гнев и отчаяние, которые клокотали в его душе.
   Все его друзья погибли! Его прекрасная армия разбита! Все надежды отомстить и добиться славы уничтожены в один день!
   Теперь его ждет бегство, изгнание, нищета? Мелкие, постыдные и бесплодные схватки с врагом? И недостойная смерть на каком-нибудь бесславном поле боя?
   Друзей у него больше не осталось! Этот король, который никогда никого не любил, испытывал жесточайшие муки, сомневаясь в любви к нему других людей. Почти все короли путают уважение, которое люди обязаны им оказывать, с любовью, которую они должны были бы внушать людям. Имея первое, они обходятся без второй.
   Дон Педро увидел, что в комнату вошел Мотриль, покрытый какими-то бурыми пятнами. Доспехи его были изрешечены, из пробоин текла кровь.
   Мавр был мертвенно-бледеным. Глаза его горели дикой решительностью. Он уже не был покорным, раболепным сарацином; перед королем стоял гордый и несговорчивый человек, который обратился к дону Педро как к равному.
   – Значит, король дон Педро, ты побежден? – спросил он.
   Дон Педро поднял голову и по холодным глазам мавра понял, что поведение Мотриля полностью изменилось.
   – Да, – ответил дон Педро, – и больше уже не встану на ноги.
   – Ты пал духом, – сказал Мотриль. – Значит, твой Бог слабее нашего Бога. Я ведь тоже побежден и изранен, но не впадаю в отчаяние… Я молился и вот снова полон сил.
   Дон Педро покорно опустил голову.
   – Ты правду говоришь, – согласился он, – я забыл о Боге.
   – Несчастный король! Ты не знаешь, в чем твое величайшее горе. Вместе с короной ты потеряешь жизнь.
   Дон Педро вздрогнул, грозно взглянув на Мотриля.
   – Ты убьешь меня? – спросил он.
   – Убью тебя? Я твой друг, а ты, король дон Педро, сходишь с ума. У тебя и без меня вполне хватает врагов, и мне, если бы я хотел твоей смерти, не пришлось бы омывать свои руки в твоей крови. Встань и посмотри вместе со мной на равнину.
   Равнину, действительно, заполняли копья и латы, которые, сверкая в лучах заходящего солнца, медленно охватывали Монтель огненным, все более плотным кольцом.
   – Нас окружают! Ты сам видишь, дон Педро, что мы погибли! – воскликнул Мотриль. – Ибо этот неприступный замок, если бы мы даже имели запасы продовольствия, не может прокормить ни гарнизон, ни тебя самого… Они тебя видели и обкладывают со всех сторон. Ты обречен.
   – Видели?! Кто видел? – помолчав, спросил дон Педро.
   – Неужели ты думаешь, что Виллан Заика поднял здесь свое знамя, чтобы взять Монтель, эту жалкую лачугу? Постой, видишь вдали стяги, это подходят отряды коннетабля… А к чему коннетаблю Монтель? Им замок не нужен, они ищут тебя, да, они хотят взять тебя в плен.
   – Живым я им не дамся, – ответил дон Педро. Теперь промолчал Мотриль.
   – Ты преданный друг, человек, исполненный надежды, и у тебя не хватает сил сказать своему королю: «Живите и надейтесь».
   – Я ищу способ вытащить тебя отсюда, – возразил Мотриль.
   – Ты изгоняешь меня?
   – Я хочу спасти свою жизнь, не желаю быть вынужденным убить донью Аиссу из страха, что она окажется во власти христиан.
   При имени Аиссы краска залила лоб дона Педро.
   – Из-за нее я и попал в ловушку, – прошептал он. – Если бы я не желал снова ее увидеть, я бежал бы в Толедо. Этот город способен выдержать осаду, там не умрешь от голода. Толедцы меня любят и готовы отдать за меня жизнь. Под Толедо я мог бы дать последнее сражение, погибнуть со славой и, как знать, убить Энрике де Трастамаре, этого бастарда Альфонса. Но женщина сгубила меня.
   – Я тоже предпочел бы видеть тебя в Толедо, – холодно согласился мавр, – потому что, не будь тебя здесь, я уладил бы и твои и мои дела…
   – А здесь ты ничего не сделаешь для меня! – воскликнул дон Педро, который снова дал волю своей ярости. – Ну что ж, презренный, пусть я кончу свои дни здесь, но я накажу тебя за твои преступления и твое вероломство, я вкушу последнее счастье. Аисса, которую ты предложил мне в качестве приманки, сегодня же ночью будет моей.
   – Ты ошибаешься, Аисса не будет принадлежать тебе, – спокойно возразил мавр.
   – Не забывай, что у меня здесь три сотни солдат.
   – А ты помни, что не выйдешь из этой комнаты без моего разрешения, что ты будешь лежать мертвым у моих ног, если двинешься с места, и я брошу твой труп солдатам коннетабля, которые примут мой подарок с криками радости.
   – Предатель! – пробормотал дон Педро.
   – Безумец! Слепец! Неблагодарный! – вскричал Мотриль. – Скажи лучше, спаситель! Ты можешь бежать, вместе со свободой ты можешь отвоевать все – богатство, корону, славу. Беги же немедля, не серди Бога своей похотью и злодейством, не оскорбляй единственного друга, который у тебя остался.
   – И этот друг смеет так разговаривать со мной!
   – А ты предпочел бы, чтобы он, угождая тебе, выдал тебя врагам?
   – Я покоряюсь… Что ты намерен делать?
   – Я пошлю к бретонцам, которые за тобой охотятся, герольда. Они думают, что ты здесь, нам надо обмануть их. Убедившись, что они потеряли надежду на столь славную добычу, мы используем эти мгновенья, и ты бежишь при первой возможности, которую предоставит тебе их беспечность. Давай поищем, есть ли у тебя в замке преданный, умный человек, кого ты мог бы послать к бретонцам.
   – У меня есть офицер Родриго де Санатриас, он всем мне обязан.
   – Этого мало. Надеется ли он получить от тебя еще что-нибудь?
   – Ты прав, – с горечью усмехнулся дон Педро, – наш друг лишь тот, кто надеется что-то получить. Ну ладно, я внушу ему надежду.
   – Хорошо, пусть он придет!
   Пока король вызывал Санатриаса, Мотриль призвал нескольких мавров, которых поставил на часах у двери в комнату Аиссы.
   Часть ночи дон Педро провел за обсуждением с испанцем способов вступить в переговоры с врагом. Родриго был столь же умен, сколь и предан; он, кстати, понимал, что от дона Педро зависит спасение всех в замке и что победители, пытаясь захватить поверженного короля, принесут в жертву десять тысяч солдат, сроют скалу, истребят всех железом или уморят голодом, но своей цели добьются.
   На рассвете дон Педро в отчаянии увидел знамена дона Энрике де Трастамаре и уверился, что возьмут в Монтеле не только гарнизон, раз король не пошел на Толедо, а коннетабль изменил свои планы.
   Дон Педро сразу же послал парламентером Родриго де Санатриаса, который, как мы уже знаем, умело и с успехом исполнил его поручение.
   Он принес в замок вести, которые обрадовали осажденных.
   Дон Педро долго расспрашивал Родриго обо всех подробностях, каждая из которых приводила его к благоприятным выводам; уход войск короля и коннетабля окончательно доказал дону Педро, насколько осмотрительным и полезным был совет мавра.
   – Теперь перед нами просто обычный враг, – сказал Мотриль. – Наступит темная ночь, и мы будем спасены.
   Дон Педро был вне себя от радости; он стал разговорчив и ласков с Мотрилем.
   – Послушай, я понимаю, что обращался с тобой плохо, – сказал он Мотрилю. – Ты заслуживаешь большего, чем быть министром низложенного короля. Я женюсь на Аиссе, и нас с тобой свяжут нерасторжимые узы. Бог покинул меня, и я оставлю Бога. Я стану поклонником Магомета, ибо это он твоими устами спасает меня. Сарацины видели меня в деле, им известно, что я хороший полководец и храбрый солдат; я помогу им отвоевать Испанию и, если они сочтут меня достойным управлять ими, сяду на трон обеих Кастилии как магометанский султан, чтобы посрамить христианский мир, который погряз в междоусобицах, вместо того чтобы принимать всерьез интересы веры.
   Мотриль с мрачным недоверием выслушивал обещания, подсказанные страхом или воодушевлением.
   – Сперва беги, а там видно будет, – заметил он.
   – Я хочу, чтобы у моих обещаний была более надежная гарантия, чем простое слово, – возразил дон Педро. – Призови сюда Аиссу, я дам слово жениться на ней, ты запишешь мои клятвы, и я скреплю их подписью, и все трое мы заключим союз вместо обычного соглашения.
   Связывая себя этой клятвой, дон Педро вновь обретал всю свою хитрость, всю свою былую силу. Он прекрасно чувствовал, что, давая Мотрилю надежду на будущее, он тем самым мешает ему полностью бросить дело короля: не имея этой надежды, он выдаст его врагам.
   Мотриль тоже думал об этом и надеялся спасти дона Педро, то есть снова разжечь войну, все плоды которой послужат делу мусульман; если же дон Педро будет взят в плен или убит, то у сарацин больше не останется повода продолжать разорительную войну с непобедимым отныне врагом.
   Дон Педро был искусным полководцем, о чем хорошо знал Мотриль; ему были известны все возможности мавров, и, примирившись с христианами, он мог принести мусульманам непоправимый вред.
   Кстати, преступление и честолюбие связывали Мотриля и дона Педро теми загадочными, крепкими узами, продолжительность и прочность которых нельзя измерить.
   Поэтому мавр благосклонно выслушал дона Педро и ответил:
   – Я с благодарностью принимаю ваши предложения, мой король, и помогу вам их осуществить. Вы желаете видеть Аиссу, я позволю вам увидеть ее. Только не волнуйте ее скромность своими слишком пылкими речами, не забывайте, что она едва оправилась от жестокой болезни…
   – Я буду помнить об этом, – ответил дон Педро. Мотриль послал за Аиссой, которую тревожило отсутствие вестей от Молеона. Звон оружия, топот слуг и солдат возвещали о неотвратимо надвигающейся опасности, прежде всего о том, что ее пугало, – о приезде дона Педро; но она не знала, что он уже в замке.
   Мотриль, надававший ей множество обещаний, опять был вынужден солгать Аиссе. Он очень боялся, что она расскажет королю о смерти Марии Падильи. Эта встреча была опасной, но отказать в ней королю Мотриль не мог. До сего дня Мотрилю удавалось избегать всяческих объяснений, но на этот раз ему станут задавать вопросы, а Аисса отвечать на них…
   – Аисса, я пришел сообщить вам, что дон Педро разбит и укрылся в замке, – сказал мавр.
   Аисса побледнела.
   – Он желает видеть вас и говорить с вами, не отказывайте ему, ибо здесь приказывает он… Кстати, сегодня ночью он уезжает… и лучше с ним не ссориться.
   Казалось, Аисса поверила словам мавра. Но мучительное беспокойство предупреждало Аиссу, что ее ждет новое испытание.