Джоансен Айрис. Горький вкус времени

   Щеки Жюльетты запылали.
   – Ваши любовницы, может, и говорят вам «прошу вас», но от меня вы этого никогда не услышите.
   – Нет? – Брови Жан-Марка удивленно поднялись. – Какое несчастье! В таком случае, боюсь, что вы получите от меня меньше, чем ожидаете.
   – Я ничего не хочу от… – Жюльетта замолчала и глубоко вздохнула. – Я уже поняла, что вы любите играть словами, наносить удар, отступать и смотреть, что получится, правда?
   – Разве? – Жан-Марку хотелось бы видеть Жюльетту менее вызывающей и более уязвимой. Ему трудно было помнить о ее недавних страданиях, ощущая только болезненный физический отклик. Когда же он сможет встать со стула? Его элегантные панталоны вот-вот лопнут.
   Жюльетта прижала руки к груди.
   – Я никогда не знаю, о чем вы думаете. Сейчас даже хуже, чем тогда, когда мы были в гостинице.
   – Зеркало. Так вы тогда определили мое лицо. – Жан-Марк вскинул голову. – Галерея зеркал.
   – Вы смеетесь надо мной! Я найду способ узнать вас, – не сдавалась Жюльетта.
   – Могу предложить ряд чарующих способов достижения этой цели, однако до этого радостного часа предлагаю попробовать «пожалуйста».
   Жюльетта поспешно отвела глаза.
   – Нет, я бы не смогла… – Она осеклась. – Что вы намерены делать с Катрин?
   Жан-Марк почувствовал отвращение к себе. Что с ним происходит? Девушка в опасности, а он думает только о себе, жаждет близости с Жюльеттой. Мысленно он уже не раз и наслаждался ею.
   – Я вывезу Катрин из Парижа как можно скорее. В Вазаро она будет в безопасности.
   Проклятие! Не может же он помышлять о том, чтобы держать Жюльетту в Париже, где она будет постоянно подвергаться риску попасть в лапы революционеров-якобинцев или жирондистов.
   – Не уверена, что Катрин когда-нибудь будет в безопасности. – Жюльетту пробрала дрожь. – Вы не знаете Дюпре?
   – Нет, я видел его пару раз в каком-то из клубов с Маратом, но нас так и не представили друг другу. – Глаза Жан-Марка сузились при взгляде на лицо Жюльетты. – Однако вы явно очень хорошо с ним знакомы? Что произошло в аббатстве Де-ла-Рен, Жюльетта?
   – Я рассказывала вам о Катрин.
   – Но не о Жюльетте.
   Девушка отвела глаза.
   – Не о чем тут рассказывать.
   – Что случилось в аббатстве? Я должен знать.
   – Зачем вы задаете мне все эти вопросы? Самое важное – это Катрин.
   Жан-Марк помедлил.
   – Хорошо, поговорим о Катрин. Вы беспокоитесь, что Дюпре может проследить ее до Вазаро?
   – Если он узнает, что она – ученица из аббатства. Он не допустит, чтобы остались свидетели преступления, способные опровергнуть его обвинения против монахинь.
   – Что ж, тогда надо сделать так, чтобы он не узнал. Как только будет безопасно, Катрин уедет в Вазаро.
   – Она должна отправиться немедленно. Ей надо уехать от всего, что напоминало бы об аббатстве. Вы не понимаете. – Зубки Жюльетты впились в нижнюю губу. – Здесь я боюсь за нее. В последние два дня она похожа на привидение и ходит как во сне. Всех она отталкивает, даже меня.
   – Со временем она придет в себя. Я не могу отправить ее через кордоны, пока это не будет безопасно.
   – Что же делать?
   Жан-Марк покачал головой:
   – Понятия не имею. Мне надо изучить ситуацию, а потом подумать об этом.
   – Подумать? Да сделайте же что-нибудь!
   – Я послал за Эчеле.
   – Позовите меня, когда он придет. Я пойду к Катрин. Она сегодня снова не притронулась к завтраку, и я должна уговорить ее поесть. – Она помедлила и спросила:
   – Почему вы сохранили ее?
   – Что, простите?
   – Мой Танцующий ветер. – Жюльетта показала на стену, где висела картина. – Конечно, она прекрасно написана, но ей не хватает мастерства, присущего другим полотнам салона.
   Взгляд Жан-Марка устремился к картине.
   – Мне она нравится. Мне приятно видеть ее, когда я приезжаю в Париж.
   – Потому что это изображение Танцующего ветра?
   – Возможно, под своим «зеркалом» я так же сентиментален, как мой отец, в том, что касается семейных сокровищ.
   Жюльетта скептически посмотрела на Жан-Марка.
   – Вы не верите, что у меня сентиментальная душа?
   Девушка проигнорировала его вопрос и сама спросила, не знает ли он, где может быть статуэтка.
   – Никто не знает. Она таинственно исчезла в тот день, когда толпа вынудила королевскую фамилию оставить Версаль и отправиться в Париж. Ходят слухи, что королева спрятала ее во дворце или на его территории, чтобы уберечь от революционеров.
   – Что ж, почему бы и нет? – резко спросила Жюльетта. – Статуэтка принадлежит королеве. Все остальное у нее отняли. Почему бы ей не сохранить Танцующий ветер?
   – Скажем так, она не насытила этих добрых господ из Национального собрания. Кое-кто из них желал бы использовать Танцующий ветер в качестве символа революции.
   – У них предостаточно символов. А у нее теперь ничего нет.
   – По-прежнему верны монархии? – Улыбка Жан-Марка исчезла. – В наше время это опасная позиция. На вашем месте я бы пересмотрел ее.
   – Меня не волнует ни монархия, ни республика. Мне наплевать на политику. Я была бы вполне довольна, если бы меня оставили в покое в аббатстве, если бы этим негодяям-убийцам не понадобилось на нас набрасываться.
   – Не могу себе представить вас в монашеском облачении.
   – Я не говорила, что хочу стать монахиней. Мне надо было, чтобы меня оставили в покое и не… Ох, вы опять надо мной смеетесь! – Жюльетта отвернулась от картины. – Вас, кажется, не очень огорчает исчезновение статуэтки. Разве она вам больше не нужна?
   – Нужна. Я обещал своему умирающему отцу позаботиться о возвращении статуэтки нашей семье. – Жан-Марк помедлил. – Если я проявляю терпение, то обычно получаю то, что хочу.
   – А я нетерпелива.
   Жан-Марк улыбнулся.
   – О, но я тоже, малышка! Однако надо взвесить ценность того, чего хочешь, отметая раздражение, вызванное ожиданием.
   У Жюльетты перехватило дыхание – она поняла, что Жан-Марк говорил уже не о статуэтке. Девушка сделала отчаянную попытку вернуться к прежнему разговору:
   – Глупо не понимать, что для Катрин надо что-то сделать именно сейчас.
   Жан-Марк иронически улыбнулся.
   – Сожалею, что не могу последовать вашему замечательному совету. Как, должно быть, восхитительно сознавать, что ты всегда прав!
   – Я не всегда права. – Жюльетта направилась через салон к двери. – Впрочем, почти всегда.

* * *

   – Что это такое? – Жюльетта в недоумении смотрела на кучу свертков, которые Робер притащил в комнату Катрин спустя три часа.
   – Одежда. Месье Филипп вернулся и находится в салоне вместе с месье Эчеле.
   – Филипп! – Взгляд Катрин метнулся к Жюльетте. – Ты не говорила мне, что Филипп здесь.
   – Я собиралась сказать тебе об этом позже.
   – Месье Филипп сказал, что взял на себя смелость приобрести несколько предметов гардероба для вас и мадемуазель Катрин. – Робер улыбнулся Катрин, складывая свертки на диван с подушками у окна. – Судя по всему он не одобряет платья моей Мари.
   – Но где он их достал всего за несколько часов? – Жюльетта развернула сверток и вынула шелковое платье цвета корицы. Низкий вырез обрамляла затейливая золотая вышивка, на три четверти рукава были отделаны тонким кружевом. Платье было не хуже, чем те, что ей доводилось видеть в Версале, и Жюльетта знала, как много часов работы уходило на вышивку. Розе Бертен, любимой портнихе королевы, требовалось несколько недель, чтобы сотворить такое платье. Хотелось бы знать, как он умудрился найти портниху, настолько любезную, чтобы обделить кого-то из своих заказчиц, отдав это платье Филиппу.
   – О, дамы всегда очень любезны с месье Филиппом! Сказать господам, что вы присоединитесь к ним, как только переоденетесь?
   – Нет. – Жюльетта направилась к двери. – Я и так прилично одета. Для меня вполне сгодится платье вашей жены.
   Робер кивнул.
   – Я так и думал. И сообщил месье Андреасу, что вы сейчас же спуститесь к ним.
   Жюльетта остановилась и подозрительно посмотрела на садовника.
   – Как умно с вашей стороны! Робер мягко улыбнулся.
   – Вам нечего меня бояться, мадемуазель Жюльетта. Я никогда никому не скажу, что вы из аббатства.
   – А что вы знаете о том, что произошло в аббатстве?
   – Только то, что слышал на рынке.
   – И что именно?
   – Весь Париж говорит о массовых убийствах. Я никогда не скажу ничего такого, что могло бы повредить мадемуазель Катрин. Я никогда не поверю в этакую клевету о ней или о монахинях. К тому же у меня не вызывают симпатии эти надутые вожди революции, приказывающие говорить всем «ты» вместо «вы» и называть себя «гражданином», тогда как я все шестьдесят лет своей жизни считал вполне удобным обращение «месье».
   – Благодарю вас, Робер. – Жюльетта почувствовала симпатию к старому слуге. – Сейчас нелегко кому-либо довериться. – Она позвала с собой Катрин, сказав, что Филипп хочет ее видеть.
   – Нет! – Катрин резко села в постели, щеки ее пылали, глаза наполнились слезами. – Отошли его отсюда.
   – Катрин, я признаю, что он был…
   – Я не стану с ним встречаться. Я больше не хочу его никогда видеть. Не приводи сюда Филиппа, Жюльетта. Не заставляй меня…
   – Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего тебе не хочется. – Жюльетта бросила на подругу встревоженный взгляд. – Я скоро вернусь.
   – Только не приводи его с собой. Не позволяй ему увидеть меня. Он… – Катрин замолчала, по щекам ее катились слезы. – Силы небесные, прости меня! Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я плачу. Но я, кажется, не могу остановиться. Извини, что я для тебя такая обуза.
   – Никакая ты не обуза и, если хочешь плакать, плачь на здоровье. У тебя для этого есть причины.
   Глаза Катрин светились, как сапфиры под дождем, когда она прошептала:
   – Пожалуйста, не принуждай меня встречаться с ним, Жюльетта.
   – Я не стану приводить его сюда. – Жюльетта повернулась к Роберу:
   – Позовите свою жену, пусть посидит с мадемуазель Катрин вместо меня.
   Старик кивнул.
   – Моя Мари всегда любила мадемуазель Катрин. Она хорошо позаботится о малютке.
   – Прекрасно. – Жюльетта уже была на середине коридора.
   – К моему возвращению покормите ее, вымойте и успокойте.
   – Мы постараемся выполнить по крайней мере два из этих заданий, мадемуазель.
   Ни страха, ни поспешного повиновения. Старик оказался храбрее, чем казалось на первый взгляд, с уважением подумала Жюльетта и, обернувшись, улыбнулась Роберу.
   – А я позабочусь обо всем остальном.
   Жюльетта горделиво выпрямилась и проследовала вниз по ступенькам в салон на встречу с тремя мужчинами.

* * *

   Однако в золотом салоне были только Франсуа Эчеле и Филипп Андреас. Они стояли в неловком молчании и были так же чужды друг другу, как павлин и пантера.
   Это зрелище позабавило Жюльетту, и она помедлила у двери. Филипп, с блестящими золотыми кудрями, сияющий, как закат, был в алом шелковом камзоле, жемчужно-серых панталонах и начищенных черных сапогах. Эчеле, одетый в черный костюм из саржи неопределенного покроя, нес свою свирепость, как пантера перед прыжком, так что надетое на нем казалось чем-то совершенно несущественным. Интересно.
   Жюльетта кашлянула. Франсуа круто развернулся.
   – Позвольте довести до вашего сведения, мадемуазель, что я не люблю, когда за мной посылают. Я не подручный конюха, обязанный повиноваться вашим приказаниям. – Глаза пантеры, подумалось Жюльетте, – сплошные черные зрачки и мерцающая угроза. – Если я и решу помочь вам, то не потому, что вы этого требуете.
   – Нам необходимо было поговорить с вами, – отозвалась Жюльетта. – И это вовсе не я посылала за вами, а Жан-Ма…
   – О, месье Эчеле! – Неожиданно рядом с Жюльеттой возник Жан-Марк и лениво направился к Франсуа. – Как мило с вашей стороны, что вы пришли! Я Жан-Марк Андреас, и мне хотелось бы выразить вам свою сердечную признательность за услугу, оказанную вами моей кузине и мадемуазель де Клеман.
   – Месье Андреас. – Франсуа поклонился, настороженно глядя на Жан-Марка. – Обстоятельства сложились так, что я не мог поступить иначе.
   – И я уверена, что он всеми силами постарался бы избежать этого, – сладким голосом произнесла Жюльетта. – Полагаю, мы должны быть благодарны ему за то, что он не отослал нас к своему другу-мяснику.
   – Уверяю вас, мадемуазель де Клеман не хотела вас обидеть, – выступил в защиту девушки Филипп. – Она просто потрясена ужасами, через которые ей пришлось пройти…
   Жюльетта ощетинилась.
   – Я устала и зла, но не собираюсь падать в обморок только из-за того, что этот человек сверлит меня злобным взглядом.
   Франсуа неожиданно улыбнулся.
   – Да уж, я думаю, нечто значительно большее заставит вас потерять сознание.
   – Я тоже так считаю, – сухо заметил Жан-Марк. – Не кажется ли вам, что пора отбросить разногласия. Ваши слова Катрин не помогут, Жюльетта.
   Франсуа быстро подошел к окну и встал, глядя на улицу.
   – Филипп утверждает, что проехать через сторожевые посты без нужных документов почти невозможно, – произнес Жан-Марк в спину Франсуа. – Вы можете достать нам бумаги?
   – Нет.
   – А Дантон может?
   – Вероятно. Но не станет рисковать. Во всяком случае, сейчас.
   – Почему? – спросила Жюльетта.
   – Слишком опасно. Помимо регулярной стражи, у Дюпре на каждом посту по меньшей мере один свой человек, и никогда не знаешь, где и когда он появится, чтобы лично проверить бумагу. Жоржа Жака не должны связывать с вами, иначе он потеряет все, чего добился.
   – И чего же? – поинтересовался Жан-Марк.
   – Поддержки жирондистов. Если Национальный конвент потеряет их, власть захватят радикалы-экстремисты вроде Марата и диктатора Робеспьера, тогда начнется массовый террор.
   – Мне нет дела до этих жирондистов! – заявила Жюльетта. – Я хочу, чтобы Катрин уехала из Парижа. Что вы можете сделать?
   – Ждать.
   – Я не могу ждать. Медлить нельзя!
   Франсуа повернулся к ней лицом.
   – В таком случае незачем было убивать марсельца.
   Девушка напряглась.
   – Они нашли его?
   – О да, нашли! И обыскивают окрестности, ищут его убийцу. Жорж-Жак говорит, что Дюпре был в высшей степени недоволен. Он любит, чтобы все было чисто и аккуратно.
   – Сомневаюсь, чтобы эти слова можно было применить к резне. – Жюльетта покусывала нижнюю губку. – Он знает, кто убил эту свинью?
   – Он подозревает гражданку Справедливость.
   – И больше никого?
   Франсуа покачал головой.
   Стало быть, Дюпре не нашел медальон, с облегчением подумала Жюльетта.
   – Шпага. Дюпре знает, что я забрала ее. – Лоб девушки пересекла морщинка. – Но у него нет уверенности, что Катрин была в склепе. Он видел ее всего минуту в колокольне… Может, он вспомнит, что ее не было во дворе во время суда.
   – У Дюпре отличная память на мелкие подробности. Сегодня утром он назначил награду за обе ваши головы и дал полное описание вас.
   – Гражданка Справедливость? – удивился Жан-Марк.
   – Мадемуазель де Клеман, – объяснил Франсуа. – Под этим именем Дюпре знает ее.
   Взгляд Жан-Марка с неожиданной настойчивостью устремился на Жюльетту.
   – Почему гражданка Справедливость?
   – Дюпре счел забавным наградить меня этим прозвищем. Но это неважно. – Жюльетта нахмурилась. – Стало быть, Дюпре не знает, что мы в Париже.
   Франсуа кивнул:
   – Именно поэтому безопаснее будет подождать.
   – Подождать чего?
   – Жорж-Жак собирается уговорить Марата выслать Дюпре из города как можно скорее. А Дюпре – единственный человек, который может узнать вас.
   – Помимо целого двора мужчин, которые там в это время были. Вы же узнали.
   – Марсельцы в тот момент были больше заняты, чем я.
   Приступ тошноты подступил к горлу Жюльетты. Она вспомнила, чем занимались мужчины во дворе монастыря.
   – Да, очень заняты.
   – Они и сейчас заняты. – Франсуа сжал губы. – Уверен, что через несколько дней события в аббатстве вольются в общий красный туман.
   Взгляд Жюльетты метнулся к его лицу:
   – Боже правый, еще? Франсуа кивнул:
   – В то утро, покинув аббатство, они отправились на Ла-Форс. Убили принцессу де Ламбей, насадили ее голову на пику и отнесли в Тампль – показать Марии-Антуанетте.
   Жюльетта сглотнула горечь. Она знала эту хрупкую женщину. Ее мать всегда ненавидела нежную принцессу, дарившую королеве свою любовь и преданность еще с детства.
   – Незачем было ей об этом рассказывать, – упрекнул Франсуа Филипп. – Видите, как она расстроилась?
   – А королева? – спросила Жюльетта. – Они убили королеву?
   – Нет, Тампль хорошо охранялся. Никому из королевской семьи не причинили вреда.
   Жюльетта почувствовала некоторое облегчение. Королева и Людовик-Карл по-прежнему были живы.
   – Как, должно быть, были разочарованы эти мясники! Франсуа старался не встречаться взглядом с девушкой.
   – Марат не позволит услать Дюпре, пока не убедится, что тот сделал свое дело. Вы не должны и шагу ступить из дома, пока существует хоть малейшая возможность встретиться с ним.
   – А подкуп возможен? – спросил Жан-Марк.
   – Не сейчас. Быть может, позже.
   – Значит, нам придется оставаться в Париже, пока Дюпре не отошлют? – Жюльетта пыталась хоть как-то привести мысли в порядок. – Не нравится мне это. Вокруг площади слишком много жилых домов, и наше пребывание здесь недолго останется секретом. Независимо от того, насколько осторожными мы будем.
   Жан-Марк с минуту раздумывал.
   – Я могу попросить Робера распустить слух о том, что Филипп приехал из Вазаро, чтобы помочь своим двум сестрам, вынужденным бежать из своего дома на севере после захвата пруссаками Вердена.
   – Это возможно, – отозвался Франсуа. – При условии, если в отношении женщин не будет предпринято официального расследования. – Он повернулся к Филиппу:
   – Вы останетесь здесь, чтобы придать правдоподобие этой истории?
   Филипп кивнул:
   – Конечно. Я пробуду здесь сколько нужно.
   – Катрин не захочет, чтобы вы здесь были, – заявила Жюльетта. – Она не желает вас видеть.
   – Я постараюсь не попадаться ей на глаза. – Голос Филиппа звучал твердо. – Но мое место здесь – помочь Жан-Марку и Катрин…
   – Пока сойдет и эта история, – заметил Жан-Марк. – Вы дадите мне знать, Эчеле, если появится какая-то опасность?
   – Заверяю вас, что ни Жорж-Жак, ни я не желаем, чтобы этих женщин арестовали. Это поставит нас в крайне неловкое положение. – Франсуа повернулся к двери:
   – Я сообщу вам, когда Дюпре покинет Париж.
   – Подождите, – задержала его Жюльетта. – Этого недостаточно. Филипп – чужой в Париже, и, кроме того, может стать известно, что подопечная Жан-Марка жила в аббатстве. Это вы должны придать правдоподобие нашему присутствию здесь. Раз вы работаете на Дантона, то вас должны знать. Заходите с визитом по крайней мере через день.
   – У меня нет времени на…
   – Заходите так часто, как будет возможно, и не задерживайтесь надолго. – Жюльетта насмешливо улыбнулась. – И наденьте свою трехцветную кокарду, чтобы все знали, как верны правительству живущие в этом доме.
   Франсуа встретился взглядом с девушкой.
   – Мне нет нужды носить свои убеждения на шляпе.
   – Это вам не повредит. Не волнуйтесь, мы хотим видеть вас не больше, чем вы – нас. – Улыбка Жюльетты исчезла. – Да, и на досуге поразмышляйте над тем, почему вы оказались в аббатстве Де-ла-Рен.
   Франсуа с минуту молча смотрел на нее.
   – Я могу иногда заходить, если буду поблизости.
   Он повернулся и вышел из салона.
   – Подождите. – Жюльетта последовала за Эчеле в вестибюль. К своему удивлению, она обнаружила его у закругляющейся лестницы.
   – Как она? – понизив голос, спросил Франсуа, смотря вверх.
   – Плохо. Она видит сны и просыпается с криками. Она не ест и… – Жюльетта постаралась взять себя в руки. – Тот человек, которого я убила, кто он был?
   – Марселец. Его звали Этьен Мальпан.
   – Вы знаете, как он выглядел?
   – Да.
   – Опишите его.
   – Он мертвец.
   – Очень смешно.
   – Я нахожу, что смерть придает некую анонимность внешности. Почему вам вдруг стало так интересно знать, как он выглядел?
   – Было темно, и Катрин не видела, кто на нее набросился. Она сказала, что у них не было лиц, и это ее тревожит.
   – И вы пытаетесь придать им лица ради нее? – С минуту Франсуа молчал. – Этьен Мальпан был светловолосым, около сорока лет, крупным, полным мужчиной.
   – Я помню, он был большой. А какого цвета у него были глаза?
   – Не помню.
   – Так узнайте.
   – Я что, должен пойти на кладбище и, если его еще не похоронили, велеть поднять ему веки?
   – Ей нужно лицо с глазами. А вы не производите на меня впечатление чрезмерно брезгливого человека.
   Франсуа покачал головой:
   – Вы что, никогда не сдаетесь?
   – Ей нужно лицо.
   Франсуа открыл дверь.
   – Вы сделаете это?
   – Отстаньте от меня!
   В высоком вестибюле эхом отозвался звук захлопывающейся двери.
   – Вам следует быть поосторожнее. Он опасный человек.
   Жюльетта обернулась и увидела Филиппа.
   – Почему вы так уверены?
   – Пытаясь разузнать, где живет Эчеле, я немного расспросил о нем. Номинально он агент и клерк Дантона, но не это его основная обязанность.
   – Меня это не удивляет, он не похож на клерка.
   – Он собирает информацию для Дантона.
   – Шпион?
   – И, кроме того, он непредсказуемо опасен. За последние два года Эчеле дрался на пяти дуэлях, причем с людьми, которых Дантон счел удобным убрать с дороги.
   И это сообщение не удивило Жюльетту.
   – Меня он не вызовет на дуэль. И у меня нет никакой важной информации для него.
   – Две из этих дуэлей произошли из-за женщин. Предполагают, что Эчеле соблазнил их, чтобы вынудить свою жертву дать ему право выбора оружия. – Филипп покачал головой. – Все это не слишком благородно.
   Жюльетта не могла представить Эчеле в роли соблазнителя. От Франсуа, при всей его физической привлекательности, исходила честность, казавшаяся несовместимой с такого рода интригами.
   – А вы разве лучше в этом отношении? Как еще могли вы получить те платья, что Робер принес в мою комнату?
   – Это другое дело, – возразил Филипп. – Я просто объяснил мадам в магазине, что мне нужно.
   Жюльетта поняла, что он верит собственным словам. Филипп всего-навсего очаровывал, улещал, нежно улыбался – и дело было сделано.
   – И в каком магазине вы их приобрели?
   – У Жюли Ламартин. Я вспомнил, что Жан-Марк пользуется им, чтобы одевать свою… – Филипп осекся, затем в замешательстве продолжал:
   – Она начнет шить для вас полностью новый гардероб, как только я привезу ей ваши нынешние мерки.
   Он ходил в магазин, куда Жан-Марк посылал свою любовницу. Жюльетта ощутила короткую боль. Нет, она просто устала и сбита с толку. У всех богатых людей есть любовницы, причем у куртизанок лучше вкус, чем у жен. Будет отлично, если портниха оденет Катрин до ее отъезда из Парижа.
   – Завтра я вам приготовлю мерки Катрин.
   – И свои тоже.
   – Я прекрасно обойдусь одним из платьев Мари.
   – Мои сестры не должны быть плохо одеты.
   Жюльетта обвела взглядом его безупречный костюм и невольно улыбнулась.
   – Прекрасно, вы получите также и мои мерки. – И Жюльетта заторопилась было к Катрин, как вдруг услышала за спиной голос Жан-Марка:
   – Жюльетта!
   Она обернулась.
   – Да?
   – Почему гражданка Справедливость?
   Жюльетта поспешно отвела взгляд.
   – Я же сказала вам – неважно.
   – Вот как? Я начинаю задумываться над тем, что вы вообще считаете важным.
   – Мою живопись. Катрин.
   – И больше ничего?
   – Ничего.
   Губы Жан-Марка раскрылись в легкой улыбке, а в выражении его лица появилось что-то одновременно интимное и вызывающее. Жюльетта неожиданно физически ощутила его присутствие – ширину его плеч, крепкие мускулы его ног под облегающими панталонами, плоский живот. Она зачарованно смотрела на Жан-Марка, не в силах отвести глаз.
   – Мы должны попытаться по-настоящему расширить ваш кругозор. – Жан-Марк отвел взгляд от Жюльетты и ушел в салон.
   Девушка облегченно вздохнула, как будто его присутствие мешало ей дышать.
   – Вы спрашивали, примет ли она меня?
   Жюльетта совсем забыла о Филиппе и его просьбе.
   – Я по-прежнему хотел бы сказать ей, как мне стыдно… – Филипп умоляюще смотрел на девушку.
   – Стыдно? Давайте я расскажу вам, что это такое. – Рука Жюльетты стиснула дубовые перила лестницы. – Катрин так переполняет это чувство, что она не станет смотреть вам в глаза. Я не могу заставить ее понять, что стыдно должно быть виноватому, а не жертве. По той же причине она считает, что вы благородный человек с такой чистой душой, что сочтете ее отвратительной.
   – В таком случае позвольте мне заверить ее, что это не так. – Филипп сделал еще один шаг к лестнице. – Позвольте сказать ей, что это я виноват.
   – Она вам не поверит. Неужели вы так мало ее знаете? Она увидит ваш стыд и решит, что это отражение ее собственного стыда.
   – Скажите ей… Ничего. Я ведь ничего не могу сказать, правда?
   – Ничего. – Жюльетту тронуло отчаяние на лице Филиппа. Все говорили, что он уговорит любую женщину, но она считала себя неподвластной его чарам. – Возможно, через несколько дней вы сможете с ней поговорить.
   Лицо Филиппа просветлело.
   – И вы скажете мне, если что-то понадобится для вас сделать? Я буду счастлив услужить вам обеим.
   – Если что-то понадобится, я вам скажу. – Поднимаясь по лестнице, Жюльетта спиной чувствовала его тоскливый взгляд.