Катрин почувствовала, как по щекам ее покатились слезы, но не сделала попытки сдержать их.
   Женщина имеет право плакать, когда умирает мечта.
* * *
   – Что ты делаешь? – Жюльетта уставилась на Катрин, та медленно спускалась по ступенькам. – Немедленно отправляйся в постель! Врач сказал…
   – Я прекрасно себя чувствую, – перебила ее Катрин, потом поморщилась. – Нет, не прекрасно. Мне было так больно, что потребовался почти час, чтобы одеться.
   – Надо было позвать меня.
   Катрин с удивлением посмотрела на подругу.
   – Зачем? Я же знала, что сама справлюсь. Мне надо было только потерпеть.
   – Но ты слишком больна, чтобы… – Жюльетта умолкла и вздохнула. – Ну вот, я снова делаю то же самое. Поклялась же себе, что не буду тебя душить своим вниманием, а сама тут же нарушаю клятву. – Она подмигнула. – Но ты сама во всем виновата, Первое, что я увидела, когда мы с Жан-Марком подъехали, была ты, да еще в таком виде, будто тебя карета переехала.
   Катрин улыбнулась.
   – Именно так я себя и чувствую. Очень тяжелый экипаж, вроде того, в котором Сесиль де Монтар уехала из аббатства… – Она осеклась и быстро заговорила о другом:
   – Где Филипп? Я хочу его видеть.
   – Он уехал на поле.
   – Какое именно?
   Жюльетта пожала плечами.
   – Скорее всего на северное. Несколько дней назад там еще оставались неубранные цветы.
   Катрин направилась к двери.
   – Скоро увидимся, Жюльетта.
   – Подожди. Я велю приготовить фургон.
   – Фургон? – Катрин рассмеялась. – Чтобы отвезти меня на поле? Да до него чуть больше мили. Два дня назад я работала на этом самом поле с рассвета и после полудня.
   – Филипп нам рассказывал. – Жюльетта смотрела на Катрин с какой-то странной печалью во взгляде, скользнувшем от золотисто-загорелого лица по стройной крепкой фигуре. – Ты выглядишь… иначе.
   – Я окрепла. Вазаро пошел мне на пользу.
   – Вижу. – Жюльетта быстро отвернулась. – Что ж, если мне не удается уговорить тебя вести себя разумно, пойду за этюдником. Ты права, это чудесное место для занятий живописью.
   У Катрин возникло четкое ощущение, что она чем-то обидела подругу.
   – Жюльетта, что…
   – Беги. Но не жди, что я буду возиться с тобой, если ты свалишься на полпути к дому. – Жюльетта быстро поднялась по лестнице. – Я буду слишком занята этюдами.
   – Не буду ждать. – Встревоженная Катрин проводила глазами подругу. – Я скоро вернусь.
   – Тогда отправляйся немедленно и возвращайся скорее, чтобы я не волновалась. – Жюльетта не могла обойтись без последнего напутствия.
   И Катрин вдруг охватило ностальгическое чувство – тоска по тем дням их общего отрочества в аббатстве. Впрочем, нет, не общего. Ребенком была Катрин. А Жюльетта всегда видела жизнь такой, как она есть.
   – Не беспокойся. Я сейчас чувствую себя сильной.
   – Знаю. – На мгновение Катрин показалось, что в глазах подруги блеснули слезы. – Знаю. – Жюльетта поспешно взбежала по ступенькам.
   Катрин стояла, раздумывая. Может, подняться к ней и узнать, что ее так расстроило? Но Жюльетта чуть не плакала, и ей не понравилось бы, что кто-то видел ее столь уязвимой. Они поговорят позже.
   Катрин отворила дверь и вышла из дома с твердым намерением найти Филиппа.
* * *
   Едва увидев подходившую Катрин, Филипп соскочил с лошади и бросился ей навстречу. Лицо его светилось от радости.
   – Катрин, вы просто замечательно выглядите. Я боялся, что вы… – Он смущенно умолк. – Я знаю, вас потрясло то, что вы увидели, но вы просто не поняли. Ленора – милая женщина, но она для меня ничего не значит. Мужчине положено развлекаться, он должен делать это.
   – Вот как? – Катрин внимательно изучала его лицо. Как странно! Его волнует ее состояние здоровья, но он даже не чувствует себя виноватым из-за того, что его застали в такой постыдной ситуации. Филипп не был чудовищем, но он оказался и не таким юным золотым богом, которому она трепетно поклонялась. Он был мужчиной со всеми присущими ему слабостями, однако был у него недостаток, с которым Катрин не могла смириться. – Не знаю, что вы там «должны» делать с женщинами, но уверена – мужчина обязан нести ответственность, если его развлечения приводят к появлению ребенка.
   – Ленора не беременна. Откуда вы об этом услышали? – Филипп перевел взгляд на поле. – Мишель?
   – Мишель.
   – Я не думал, что он знает. – Филипп нахмурился. – Должно быть, кто-то из сборщиков рассказал ему о матери.
   – Мишель – ваш ребенок. Как вы можете обращаться с ним так, словно он для вас – ничто?
   Филипп старательно отводил глаза.
   – Я был довольно щедр.
   – Если бы речь шла о ребенке другого мужчины – да, но он ваш.
   – Выслушайте меня, Катрин. Вы знаете, что у моей ветви семейства нет денег, и, когда Жан-Марк поставил меня сюда, это было как дар небес. Как мог я позволить, чтобы по поселку бегали незаконнорожденные дети! – с отчаянием в голосе сказал Филипп. – Жан-Марк ни за что бы этого не потерпел. Я должен быть очень осмотрительным.
   – Значит, каждый раз, когда вы делали женщине ребенка, вы откупались деньгами и отсылали ее прочь.
   – Или выдавал ее замуж за одного из сборщиков. Матерь Божья, их было не так уж много. – Лицо Филиппа было бледным, но не виноватым. – Катрин, вы слишком невинны, чтобы разбираться в психологии мужчин. В таких случаях всегда так делается. Те женщины были рады получить деньги и уйти.
   – А как же Мишель?
   – О нем в Вазаро все хорошо заботятся.
   – Все, кроме вас.
   – Я же говорил вам. Я плачу определенную сумму любой семье, которую он выбирает…
   – Прекратите! – оборвала его Катрин.
   Филилп умолк, глядя на девушку с несчастным видом.
   – Я пару раз пытался поговорить с Мишелем, но мне от него не по себе. Он…
   – Не похож на других детей? – закончила Катрин.
   – Я его не понимаю.
   В памяти Катрин неожиданно всплыли слова Мишеля: «Месье Филипп любит цветы, но не понимает их».
   – Жаль. По-моему, он вас хорошо понимает.
   – Что вы намерены делать? – Филипп сделал попытку улыбнуться. – Наверное, скажете Жан-Марку? Он ведь, знаете ли, отошлет меня из Вазаро.
   – Нет, я не собираюсь говорить Жан-Марку.
   Лицо Филиппа просветлело.
   – Вы очень добры.
   – Я никому не скажу. Вы любите Вазаро и хорошо служите ему. – Катрин встретилась глазами с Филиппом. – Но сейчас я не могу вас видеть. Вы должны на время уехать.
   – Куда?
   – Куда угодно. Навестите мать и сестер, поживите там месяца полтора. Уезжайте сегодня же.
   – Но я понадоблюсь вам в Вазаро. Вы не знаете и десятой доли того, что необходимо для управления поместьем.
   – Значит, я научусь у месье Огюстэна, сборщиков и Мишеля. – Катрин помедлила. – А когда вы вернетесь, обнаружите Мишеля в усадьбе, где он и будет расти, как подобает сыну человека благородного происхождения.
   – Но сыну простой цветочницы будет неуютно в… – Филипп увидел, каким жестким стало лицо Катрин, и поспешно продолжал:
   – Я не могу признать его. Жан-Марк разозлится и отправит меня отсюда.
   – Вазаро принадлежит не Жан-Марку. Это мне решать, уезжать вам или оставаться, – заявила Катрин. – И у меня нет желания, чтобы вы признали Мишеля. Слишком поздно.
   – Да, – согласно кивнул Филипп. – Я рад, что вы понимаете. Если хотите, я попытаюсь поближе сойтись с ним.
   – О нет! – В голосе Катрин прозвучала ирония. – Если вам с ним не по себе, то не надо.
   Не прощаясь, она быстро пошла на поле.
* * *
   – Танцующий ветер, – повторила Катрин и подошла к окну, где Жюльетта писала этюды для будущей картины. – А не опасно в такое время ехать в Испанию?
   – Не вижу, почему это должно быть опасно. – Перо Жюльетты стремительно порхало по бумаге, лежавшей на этюднике, но глаза были прикованы к сборщикам в поле. – Я говорю по-испански, и мы пока еще не воюем с этой страной. Причалив в Ла-Эскала, Жан-Марк купит лошадей и поедет по земле прямо вдоль подножия Пиренеев в Андорру. Если меня задержат на границе, я всегда могу сказать, что бегу из Франции в дом своего деда. Видит бог, в наше время эмигрантов достаточно, так что моя версия будет правдоподобна. Нет, я прекрасно справлюсь. – Она поморщилась. – И с нами Франсуа, оберегающий Жан-Марка.
   – Так Франсуа должен оберегать Жан-Марка? – Катрин не могла поверить услышанному.
   – Дантон утверждает, что именно с этой целью Франсуа сопровождает нас. – Губы Жюльетты тронула улыбка. – Очень забавно: пантера, оберегающая тигра, не так ли?
   – А что говорит Жан-Марк?
   – Он считает, что Дантон послал Франсуа проследить за ним в Испании. Судя по всему, так оно и есть.
   – Что-то я совсем сбита с толку. Ты все время говоришь «Жан-Марк» и одновременно утверждаешь, что тоже едешь.
   – Еду. – Жюльетта набрасывала портрет пухлого младенца, дрыгавшего ножками в соломенной корзине рядом с одной из сборщиц. – Хотя он и говорит, что я должна остаться здесь, в Вазаро, и убедил всех, что будет так, как он сказал.
   – Так оно обычно и бывает, – заметила Катрин. – Я бы хотела, чтобы ты осталась здесь. Мне не нравится думать, что ты снова оставишь меня.
   – Я же сказала тебе, почему должна поехать. За что тогда Жан-Марк отдаст мне деньги, если сам найдет Танцующий ветер?
   – Он сказал, что все равно отдаст их тебе.
   – Мы заключили сделку, – упрямо сжала губы Жюльетта. – А ее условия надо выполнять.
   Катрин села у окна и оперлась на стену алькова, не сводя глаз с лица подруги.
   – По-моему, ты тоже изменилась.
   – Я никогда не меняюсь. – Нет, ты стала как-то… мягче.
   – Просто ты смотришь на меня по-иному. Я никогда и не была такой смелой и сильной, какой ты меня считала. – Она не отводила глаз от этюда. – Франсуа как-то сказал мне, что это ты была мне нужна, а не я тебе. Должно быть, он был прав. – Она выдавила улыбку. – Ты меня переросла. Как это„случилось?
   – Вазаро.
   – И маленький мальчик Филиппа?
   Глаза Катрин расширились.
   – Ты знаешь насчет Мишеля? Откуда?
   Жюльетта пожала плечами.
   – У него те же глаза и форма рта.
   Катрин следовало знать, что ее любимая подруга увидит то, что ей самой не было дано. Глазами художницы.
   – Я собираюсь перевести Мишеля на жительство в усадьбу, как только смогу уговорить его.
   Жюльетта замерла.
   – Ты собираешься замуж за этого павлина?
   – Нет.
   – Это хорошо. Я заметила, что некоторые женщины очень глупо ведут себя, когда дело касается мужчин. – И она принялась за наброски гор на заднем плане. – Тебе будет лучше с ребенком, чем с мужчиной. Мне бы хотелось написать Мишеля. У него в лице больше характера, чем у этого павлина.
   – Ты останешься в Вазаро, вернувшись из Испании?
   – Мне надо кое-что сделать в Париже.
   – Королева?
   – Да.
   – Это небезопасно. Дюпре…
   – Безопасно. – Жюльетта опустила этюдник. – Дюпре уехал из Парижа, и никто меня не узнает. У меня есть совершенно замечательный парик, в котором я сама на себя не похожа.
   Катрин скептически покачала головой.
   – Хватит киснуть. Я очень хорошо поступаю, позволяя тебе обходиться без меня. – Глаза Жюльетты блеснули. – Я бы наверняка не вынесла, если бы ты стала душить меня заботой.
   – Но ты по крайней мере вернешься в Вазаро перед Парижем?
   – Разумеется. Хочу написать Мишеля.
   Катрин улыбнулась. Жюльетта по-прежнему боялась признаться в любви или показать ее.
   – Когда ты вернешься, тогда мы все и обсудим. – Она поднялась. – Оставляю тебя работать и велю подать ужин.
   – Подожди. – Жюльетта бросила этюдник на подоконник. – У меня есть для тебя подарок. – Она прошла к лакированному столу розового дерева и открыла средний ящик. – Пообещай мне, что воспользуешься им.
   – Подарок? – Катрин вспомнила день, когда Жюльетта подарила ей медальон с миниатюрой. Казалось, это было в другой жизни.
   Жюльетта достала из ящика большую книгу, переплетенную в красный сафьян.
   – Это дневник, и ты опишешь в нем каждый день. Я пометила страницы. – Она помедлила. – Начиная со второго сентября 1792 года.
   Улыбка Катрин растаяла.
   – Аббатство.
   – Он не предназначен ни для чьих глаз, кроме твоих. – Жюльетта вложила дневник в руки Катрин. – Он поможет тебе, Катрин.
   – Нет…
   – Мне помогло. Жан-Марк заставил меня написать то, что произошло, и… Я ненавидела его все время, пока писала этих негодяев. – Глаза Жюльетты встретились с взглядом подруги. – Но это освободило меня. А я не хочу, чтобы ты оставалась узницей, когда я уже на свободе.
   Катрин неуверенно улыбнулась.
   – Я не умею рисовать.
   – Но ты умеешь писать картины словами. У тебя с книгами гораздо лучше получается, чем у меня. Обещай мне, что сделаешь это.
   – Сейчас я не могу.
   Жюльетта кивнула.
   – Оставь первые страницы незаполненными, а потом вернешься к ним. Но когда-нибудь ты все опишешь.
   – Когда-нибудь да.
   – Скоро?
   Катрин обняла подругу.
   – Скоро. А теперь позволь мне уйти, пока я не разревелась, а ты не разозлилась на меня за то, что я хнычу. – Катрин задержалась у двери. – Жан-Марк с Франсуа вернутся к вечеру?
   – Не знаю. Если бы ему удалось, он бы отплыл сразу, не возвращаясь сюда. Но перед отъездом ему захочется убедиться, что ты совсем поправилась.
   – В таком случае за ужином мы будем втроем.
   – Но ты ведь говорила и о мальчике.
   – Я ненадолго отослала Филиппа. Он уже давно не виделся с семьей. – Катрин направилась к двери. – Сейчас Вазаро в нем не нуждается.
   – И хозяйка Вазаро – тоже, – негромко прибавила Жюльетта.
   – Да, и она. – Катрин неожиданно почувствовала себя невесомой, словно что-то заключенное в ней отпало. Ее руки крепче сжали дневник. – Совсем.
* * *
   Жан-Марк прибыл в Вазаро только после полуночи, Франсуа с ним не было.
   Жюльетта выпрыгнула из постели, услышав его шаги по камням подъездной аллеи, и, когда Жан-Марк стал подниматься по ступенькам, она распахнула дверь.
   – Есть у нас корабль?
   – Корабль есть у меня, – отозвался Жан-Марк. – «Удача» ожидает в гавани. Франсуа задержался в Каннах. Он переговорит с представителями порта, чтобы мы могли отплыть завтра вечером.
   – Хорошо, что он занимается полезным делом. – Она смотрела на Жан-Марка. Глубокие усталые складки залегли вокруг его рта, и было ясно, что он не в самом добром расположении духа. – Вы ужинали?
   – Перед отъездом из Канн. – Жан-Марк окинул взглядом девушку. – Вы всегда надеваете на ночь это малопристойное одеяние?
   Жюльетта посмотрела на необъятную белую ночную рубашку, в которой она просто утонула.
   – А что? Мари была очень добра, что дала ее мне, она удобная и теплая. Здесь ночи не такие прохладные, как в Париже, но все равно…
   – Не имеет значения. – Жан-Марк закрыл дверь и прошел через вестибюль. – Спокойной ночи, Жюльетта.
   – Знаете, я ведь еду в Испанию с вами.
   Жан-Марк не обернулся.
   – Нет.
   – Я говорю по-испански. Она моя мать. Я нужна вам.
   – Я не собираюсь с вами спорить. Я устал. Весь день мне досаждали жадные чиновники, которых я с удовольствием утопил бы, а не подкупал, и мне еще надо найти способ избавиться от Франсуа до отъезда.
   – Но я действительно нужна вам. Жан-Марк обернулся, и Жюльетта замерла, увидев выражение его лица.
   – В этом путешествии ваша роль сводилась бы лишь к Удовлетворению моих насущных плотских потребностей. Я буду только употреблять вас. – Он говорил с нарочитым Цинизмом, задавшись целью отвратить ее от опасного путешествия. – Если же все-таки вы решитесь, то знайте: ваши функции будут заключаться именно в этом. Понятно?
   – Вы мне угрожаете?
   – Нет, я вас предупреждаю. – Жан-Марк криво усмехнулся. – Одному богу известно, почему у меня не было женщины с тех пор, как я уехал из Марселя, и сейчас я разгорячен так же, как ваш похотливый герцог де Грамон.
   – Он был не мой, а моей матери.
   – За что я несказанно благодарен. Но даже если бы вы побывали в постелях всех дворян Версаля, я все равно пригласил бы вас в свою.
   – По-моему, это было бы неумно. У большинства из них французская болезнь.
   – Могу вас заверить, что в моем нынешнем состоянии это не имело бы для меня ни малейшего значения.
   – Это было бы неразумно с вашей стороны. Недолгое удовольствие, а потом в высшей степени… – Жюльетта умолкла. Она мгновенно осознала, что слова нужны ей, чтобы спрятать вновь охватившее ее томление внизу живота, настойчивое покалывание в грудях, непроизвольное затвердение сосков и яростный жар, опаливший ее бедра…
   Взгляд Жан-Марка был прикован к лицу девушки.
   – Не делайте этого, Жюльетта. Я в странном положении – я уважаю вас, а это для меня необычно. Раз в жизни пытаюсь забыть о своем желании и отпустить вас на свободу. – Он помедлил. – Вы были правы. Я никогда не любил женщины и не собираюсь влюбляться. Для меня все это игра, которую я должен всегда выигрывать. Я никогда не сдаюсь. Если вы не хотите, чтобы наши отношения закончились обычным приятным образом, вы останетесь в Вазаро. – Он стал подниматься по ступенькам. – А если вы все же решите поехать, то не берите с собой эту неописуемую рубашку. Первое, что я сделаю, – это выброшу ее за борт.
* * *
   – Кто это? – спросил Мишель.
   Катрин бросила еще две розы в корзину, прежде чем взглянуть на гребень холма, куда показывал Мишель.
   Там стоял Франсуа и не сводил с нее пристального взгляда.
   – Франсуа Эчеле, один из парижских гостей.
   – Я знаю. Он был в доме в тот день, когда ты покалечилась, но тебе-то он кто?
   – Я же тебе сказала.
   – Он рассердился на месье Филиппа, – сказал Мишель. – По-моему, он готов был его убить за то, что тот причинил тебе боль.
   – Ты ошибаешься, я ему безразлична. – И тем не менее этот человек был моим мужем, потрясение вспомнила Катрин. Если не в глазах бога, то в глазах Французской республики. Воспоминания о том дне потускнели в ее памяти и стали похожи на сон, как все то, что случилось перед тем, как она впервые выглянула из окна экипажа и увидела Ваза-ро. Вазаро теперь был единственной реальностью.
   – Он ждет тебя, – сказал Мишель. – По-моему, он будет стоять там, пока ты не подойдешь. Катрин улыбнулась.
   – Что ж, мы ведь не хотим, чтобы он пустил на этом холме корни. Весьма неудобно будет работать вокруг него, если в один прекрасный день нам вздумается засеять это место. – Она направилась вдоль ряда кустарника. – Я скоро вернусь.
   Мальчик не ответил, а когда она оглянулась, то увидела, что Мишель по-прежнему задумчиво смотрит на Франсуа.
   – Жюльетта сказала мне, что вы здесь. Не ожидал увидеть вас в таком хорошем состоянии, – сказал Франсуа, когда Катрин поднялась на гребень холма. Он медленно обвел взглядом ее всю – от толстой косы до деревянных башмаков на ногах. – Я думал, вы все еще…
   – Лежу бледная и больная в постели? – закончила Катрин. – Я уже совсем поправилась.
   Франсуа медленно кивнул.
   – Вижу. – Его взгляд метнулся к лицу Катрин. – Вы по-прежнему видите сны?
   – Я забыла, что вы знаете об этой глупости. Сожалею, что была в то время для всех такой обузой. – Она помедлила. – Я рада, что по крайней мере вам хорошо заплатили за ваши хлопоты ради меня.
   – Очень хорошо заплатили, – бесстрастно согласился Франсуа. – Но вы не ответили. Вы по-прежнему видите сны?
   – Иногда, но этого следовало ожидать. Последний я видела больше недели назад. – Катрин стало не по себе от его пристального взгляда, и она поспешно продолжала:
   – Жюльетта говорит, вы завтра вечером отплываете в Испанию.
   Франсуа кивнул.
   – Мы отплываем в полночь.
   – Стало быть, вы захотите пораньше выехать из Вазаро. Я велю подать ужин в пять часов.
   Франсуа неожиданно улыбнулся.
   – Сначала труженица в поле, а сейчас любезная хозяйка поместья? Мне интересно, какие еще стороны характера я в вас обнаружу.
   – Мне самой это небезразлично. Однако мне пора. – Катрин повернулась и направилась к полю, уже на ходу проговорив:
   – Вам понравится вино из Вазаро. Оно легко пьется, но восхитительно кусается.
   – Интересное описание. – Голос Франсуа прозвучал глухо, и это заставило Катрин обернуться. Его лицо было бесстрастно, когда он произнес:
   – Я горю желанием попробовать его.
   Катрин пронизала дрожь наподобие той, что приносит внезапный жаркий ветер на поля, мокрые от дождя. Девушка ощутила, как сжались мышцы ее живота, а грудь ее неожиданно стала… какой-то другой. Страх? Нет, не похоже. Что же это?
   Катрин отвела глаза от Франсуа и ускорила шаг, потом сбежала с холма на поле, к Мишелю. Девушка стала лихорадочно собирать цветы и бросать их в корзину.
   – Ты потеряла ритм, – заметил Мишель, не сводя глаз с холма. – Он все еще смотрит на тебя.
   – Почему он тебя интересует?
   – Он уже ушел. – Мишель снова принялся собирать цветы.
   – Почему? – упорствовала Катрин.
   – По-моему, он из тех, кто понимает цветы.
   Катрин засмеялась.
   – Он вовсе не мягкий человек.
   – Здесь нужна не мягкость, а… – Мишель помолчал, стараясь облечь свою мысль в слова. – Знание. Чувство.
   – А у него это есть?
   – По-моему, да. – Мишель нахмурился. – Я знал, что ты поймешь цветы, но он не похож на тебя.
   Нет, у нас нет ничего общего, подумала Катрин. Однако Франсуа, по-видимому, обладал способностью как-то заставить Катрин чувствовать себя крайне неспокойно. Прекрасно, что он завтра уезжает. Состояние безмятежности, в котором она пребывала последнее время, исключая эпизод с Филиппом, далось ей дорогой ценой, и девушка не желала подвергать опасности свой покой.
   Вечером в салоне Катрин встретилась взглядом с Франсуа. Увидев ее, он встал и вежливо поклонился, не спуская с нее глаз.
   И Катрин неожиданно остро ощутила свои обнаженные плечи, сияющие в предвечернем солнечном свете, грудь, выступающую из атласного корсажа.
   – Прошу вас, садитесь. – Она поспешно опустилась в кресло и посмотрела на Жан-Марка. Он был одет по-дорожному – в сапоги и темный костюм, и Катрин запоздало сообразила, что и Франсуа одет так же. – Ужин подадут через четверть часа. Надеюсь, это вас устраивает?
   – Абсолютно. Вина, Катрин? – Жан-Марк подошел к шкафчику и разлил вино в бокалы. – Вы в превосходном здравии? – Он не то спросил, не то убедился, что она здорова.
   – В превосходном, – негромким эхом откликнулся Франсуа, снова садясь. Тепло его улыбки протянулось к Катрин и обняло ее.
   Катрин оторвала взгляд от Франсуа.
   – Вина? Да, пожалуйста. А где Жюльетта?
   – Еще не спускалась к ужину. – Жан-Марк подал бокал Катрин, пересек салон и вручил другой бокал Франсуа. – Со вчерашнего вечера я ее не видел.
   – Мы разговаривали с ней сегодня утром, перед моим уходом в поле. Она вся в рисунках и снова позабыла о времени. – Катрин пригубила вино. – Если она не спустится через несколько минут, я ее поищу.
   – Торопиться некуда. – Жан-Марк уселся, вытянув ноги в сапогах. – Жюльетта редко приходит вовремя. Пейте вино.
   Катрин метнула на Жан-Марка любопытный взгляд.
   – Вы уже это выяснили?
   – Я узнал многое о Жюльетте. – Жан-Марк бросил ленивый взгляд на Франсуа. – Вы не пьете.
   Катрин улыбнулась.
   – Это вино из Вазаро, о котором я вам говорила. Помните?
   – Помню. – Франсуа поднес бокал к губам и сделал большой глоток.
   – Вам нравится? – спросила Катрин. – Это хорошая марка.
   Франсуа кивнул, встретившись взглядом с Катрин.
   – На мой взгляд, оно больше кусачее, чем легкое, но иногда это то, что необходимо мужчине.
   – Неужели? – Катрин снова обдало жаром, заметалось, сбившись с ритма, сердце. Она отвела глаза. – Филипп говорил, урожай винограда этого года будет отменным. Надеюсь, он прав. Виноградники…
   Ее слова были прерваны резким звоном.
   Франсуа повалился набок в кресле, а его бокал разбился, и красное вино расплескалось по дубовому паркету. Катрин в панике бросилась к Франсуа.
   – Жан-Марк, ему плохо!
   – Нет. – Жан-Марк встал и откинул голову Франсуа, вглядываясь в его лицо. Затем он выпрямился и с удовлетворением добавил:
   – Но он очень крепко спит, хотя выпил не все, но так я сумел от него отделаться. Теперь «Удача» может спокойно отчалить.
   – Вы напоили его снотворным?
   – Я решил, что это лучше, чем удар по голове, – пояснил Жан-Марк. – Я уважаю этого человека. И не хотел причинять ему вред. – Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки Франсуа и откинул тугой воротник. – Теперь ему должно быть достаточно удобно. Меня в конюшне ждет оседланная лошадь. К тому времени, когда он начнет просыпаться, «Удача» уже выйдет из гавани.
   – Вы нехорошо поступили, Жан-Марк, – холодно заметила Катрин. – Он гость в моем доме.
   – Моя дорогая Катрин, неужели вы предпочли бы, чтобы я, приехав в Канны, оставил его в сточной канаве на поживу ворам?
   – Нет, но это не правильно…
   – Дантон послал его шпионить за мной. Я не собираюсь отыскивать статуэтку для республики, а он бы конфисковал ее у меня. До свидания, Катрин, передайте Жюльетте, что я… – Он умолк. – Впрочем, вам скорее всего не представится такой возможности. Узнав, что я уехал без нее, она станет весьма многословной. Вряд ли вам удастся прервать ее монолог.
   Жан-Марк вышел из салона, и спустя минуту Катрин услышала, как за ним захлопнулась входная дверь.