– Отправляйтесь в дом и ложитесь.
   – Прошу прощения?
   – Я сказал – в постель. Вы совершенно измучены и не желаете в этом признаваться. – Франсуа бросил взгляд на сборщиков у ракитника. – Я останусь и сделаю все, что нужно. Что здесь надо делать? Похоже, они достаточно быстро собирают эти желтые цветы.
   – Они хорошие работники и знают свое дело. Филипп сказал: все, что необходимо, это присутствие, сознание того, что кто-то присматривает за… – Девушка умолкла. – Я не могу позволить вам помогать. Это моя работа.
   Франсуа улыбнулся, глядя на нее.
   – Я не пытаюсь отнять у вас ваше дело. Просто хочу быть полезным, пока я в гостях в Вазаро. Боюсь, мне придется еще некоторое время пользоваться вашим гостеприимством. Сегодня я чувствую себя не так хорошо, как предполагал.
   Катрин вскинула на него глаза.
   – Вы больны?
   Франсуа пояснил;
   – Просто я еще не в состоянии предпринять долгое изнурительное путешествие в Париж. Не сомневаюсь, что через несколько дней я оставлю Вазаро.
   – Мы вам рады, разумеется.
   – Тогда позвольте мне выступить в качестве должностного лица, а сами ступайте и немного отдохните. Скажите вознице, что вы возлагаете на меня эти обязанности на несколько дней. – Франсуа вкрадчиво улыбнулся. – Заверяю вас, это избавит меня от невыносимой скуки. Вдали от парижской суматохи я чувствую себя неважно.
   – Правда?
   – Правда. Кроме того, это даст вам возможность обсудить управление Вазаро с вашим месье Огюстэном и попытаться составить в какой-нибудь форме планы на будущее. Вы же не хотите, чтобы Вазаро страдал, пока вы будете учиться тому, что вам необходимо знать и уметь.
   – Это верно. – Катрин поколебалась. – Вы уверены, что хотите этого?
   Франсуа кивнул.
   – Если вы окажете мне такую честь.
   Катрин направилась было к тележке, но вернулась.
   – Вы никому не скажете, что мы женаты?
   – С какой стати? Теперь уже нет того, что нас связывало, нет и необходимости говорить.
   Катрин одарила Франсуа ослепительной улыбкой и заспешила к вознице.
   «Какого черта я здесь делаю?» – озадаченно подумал Франсуа. Садясь на коня, он намеревался попрощаться и немедленно отправиться в Париж. У него масса других дел, помимо того, чтобы прогуливаться в этом райском саду.
   – Вы ведь месье Эчеле, правда?
   Франсуа обернулся и увидел маленького оборванного мальчика, чье лицо показалось ему смутно знакомым.
   – Да.
   Смотревшие на него голубые глаза мальчика были серьезны, а выражение лица – сосредоточенным, словно он пытался разгадать Франсуа. Затем мальчик улыбнулся.
   – Привет! Меня зовут Мишель. Хотите сегодня пособирать со мной цветы?
 
   Андорра
 
   – Какие последние новости? – спросил Дюпре.
   – Через два дня полковник Мигель де Гандория уезжает в Сан-Исадоро осматривать укрепления. Его не будет по меньшей мере две недели, – сообщил ему солдат Педро Фамиро.
   Две недели – на такой срок он даже не рассчитывал.
   Солдат спросил:
   – Вы этого хотели?
   Дюпре дал ему золотую монету.
   – Ты молодец. Сообщи, когда полковник уедет из Андорры, и получишь еще одну.
   Фамиро похотливо ухмыльнулся.
   – Не хотите, чтобы вас застали с женщиной Гандория? Говорят, он ревниво относится к своей собственности, а в том, что он умеет обращаться с мечом, могу поклясться.
   Дюпре глотнул вина.
   – Развлечение с женским телом стоит многого, но не того, чтобы быть заколотым.
   Фамиро поднялся.
   – Верно. Положитесь на меня, а я позабочусь о вашей шкуре и о том, чтобы ваше мужское достоинство позволяло кувыркаться с маркизой.
   Дюпре любезно улыбнулся.
   – О, я тебе доверяю, мой друг.
   Фамиро вышел из кафе и зашагал по улице. Наблюдая за ним из окна, Дюпре решил, что Фамиро придется умереть. Об этой мелочи он позаботится непосредственно перед отъездом из Андорры. Дюпре не желал оставлять свидетелей после своего отъезда, он не мог допустить, чтобы на него пало хоть малейшее подозрение после выполнения им секретной миссии.
   За последние недели у Дюпре вошло в привычку каждый вечер сидеть в кафе у окна и рассматривать красивый дом маркизы. Ему нравилось представлять себе, как она продолжает жить своей жизнью, не ведая, насколько ненадежны его стены.
   Еще два дня. Дюпре проторчал в этой чертовой дыре уже три недели, и теперь должен быть вознагражден за свое терпение. Он подождет отъезда Гандория из Андорры и убьет повара. Ограбление и убийство на улице далеко от дома маркизы не вызовут ненужных подозрений.
   Взгляд Дюпре стал почти ласкающим – он ощутил, как от возбуждения напрягаются его чресла. Еще два дня.
 
   Вазаро
 
   Шел сильный дождь, омывая траву на холмах, превращая ее в блестящую зелень, а цветы на полях – в жемчужины.
   Сборщики по дороге направлялись в деревню, чтобы переждать дождь.
   Медленно возвращаясь вместе с Франсуа в усадьбу, Катрин бросила на него взгляд и покаянно засмеялась.
   – Я знаю, очень глупо с моей стороны радоваться, что мы не можем сегодня собирать цветы, но я впрямь люблю, когда в Вазаро идет дождь.
   – Вижу, что любите.
   Дождь покрыл ее кожу жемчужными капельками, глаза сияли мягким светом.
   – Вы ведь баск, правда? У вас в горах бывают такие дожди?
   – У нас дожди не такие мягкие. Они обычно сильные, резкие и вызывают сели, которые сползают в долины.
   – Но вам там нравилось?
   – Там красиво и дико… Да, я любил горы.
   – А Вазаро вам нравится больше? – быстро спросила Катрин.
   Франсуа спрятал улыбку. За последнюю неделю он обнаружил, что Катрин пылко и ревниво относится к своему поместью. Каждый должен был любить его так же, как она.
   – Вазаро мне нравится гораздо больше, – серьезно сказал он.
   Катрин удовлетворенно кивнула.
   – Кто угодно предпочтет Вазаро суровым горам. – Она помедлила. – Почему вы никогда не рассказываете о себе?
   – Боюсь наскучить вам. Я ведь совсем не интересен.
   Катрин не смотрела на него.
   – Я… считаю, что вы интересный.
   Сердце подпрыгнуло в груди Франсуа. Она ничего не хотела этим сказать, умерил он свою надежду.
   – Вы очень добры.
   Катрин неожиданно озорно улыбнулась.
   – Я не добрая, а просто любопытная.
   – Что же вы хотите знать?
   – Если вы любите горы, почему решили оставить их и приехать в Париж?
   – Из-за революции.
   Улыбка сбежала с лица Катрин.
   – Я все время забываю про революцию.
   – Я и сам здесь о ней и не вспомнил. По-моему, Вазаро – это что-то вроде вод Леты.
   – Вы мне очень помогли за эту неделю, – запинаясь, сказала Катрин. – Но я полагаю, теперь, когда вы поправились, вам не терпится вернуться в Париж.
   Он и должен был рваться в Париж. Франсуа знал, что он уже и так пробыл здесь слишком долго. С каждым днем ему будет все труднее покинуть Катрин, благословенный Вазаро.
   Катрин обернулась, чистая, сияющая, ее блестящие глаза смотрели вопросительно.
   Франсуа оторвал от нее взгляд.
   – Можно и на следующей неделе, – грубовато сказал он. – Если вы позволите мне остаться.
   Лицо девушки осветилось радостной улыбкой.
   – О да, я позволю вам остаться.
 
   Андорра
 
   Маркиза пронзительно завопила.
   – Не делайте этого! – Дюпре приставил дуло пистолета к горлу женщины. – От вас у меня уши болят. Для криков еще будет время. Вставайте, нам надо заняться делом.
   Он поставил подсвечник на ночной столик рядом с кроватью маркизы и окинул ее оценивающим взглядом. Даже растрепанная, сонная, Селеста де Клеман была поразительно красива – с расширенными от страха фиалковыми глазами, с сияющей, как великолепный лионский шелк, кожей плеч и груди.
   – Кто вы такой? – Голос маркизы дрожал от гнева и страха. – Как вы смеете врываться в мой дом среди ночи и грозить мне пистолетом! Вы хоть знаете, кто я?
   – Знаю. – Дюпре нахмурился. – Вы попусту тратите мое время, гражданка. Прошу вас, вылезайте из постели.
   – Маргарита! – злобно закричала маркиза.
   – Вы зовете женщину, похожую на черную ворону? – Дюпре сокрушенно покачал головой. – Боюсь, она не придет. Я не люблю зрителей, когда работаю. Это лишает ситуацию некой интимности. – Он отошел на два шага от постели. – А теперь, прошу вас, вставайте, иначе мне придется выстрелить. Я вас не убью, но могу заверить, что это будет очень больно.
   Селеста де Клеман медленно спустила ноги на пол и встала.
   – В чем дело?
   – Мне нужна статуэтка Танцующий ветер. Вы не выполнили своего обещания, и гражданин Марат крайне раздражен вашим поведением.
   – Вы не можете забрать его у меня.
   – О, я-то как раз могу. Где он?
   – Я вам не скажу. Скоро вас насадят на вертел, как цыпленка для жарки. – Маркиза победоносно улыбнулась. – Здесь Испания, и у меня есть защита в высоких кругах.
   – Полковник занимает не столь высокое положение, и его защита не поможет вам из Сан-Исадоро.
   Улыбка маркизы исчезла.
   – Вы хорошо информированы. – Она пожала плечами. – Он скоро вернется.
   – Вовремя его не будет. – Дюпре отступил в сторону и сделал знак маркизе идти вперед. – Полагаю, мы спустимся в столовую. Я видел там предмет обстановки, который может оказаться полезным.
   Маркиза повернулась и вышла из спальни.
   Дюпре следовал за ней, не сводя глаз с прямой, гордой линии ее спины. Маркиза не лишена храбрости, удовлетворенно подумал он. Такие женщины для него всегда были более интересны.
   – Я не скажу вам, где он, – бросила маркиза через плечо. – С тем же успехом возвращайтесь к своему негодяю и передайте, что у вас ничего не вышло.
   – У меня все выйдет. – Дюпре последовал за ней по коридору. – Вы будете умолять меня позволить вам сказать, где он.
   Маркиза недоверчиво посмотрела на него.
   – Вы шутите.
   Дюпре улыбнулся.
   – О нет. Я никогда не шучу.
* * *
   Женщина снова рыдала.
   Она умоляла его позволить ей сказать, где она спрятала Танцующий ветер.
   Умоляла выпустить ее из темноты, из сундука.
   Дюпре улыбался, поднося к губам бокал с вином; откинувшись в кресле, принесенном из столовой, он удобно расположился на примыкающей к ней веранде. Здесь он мог наслаждаться свежим воздухом, смотреть на раскинувшийся внизу город и одновременно слышать всхлипы, глухо доносившиеся из столовой.
   – Пожалуйста, я не могу… – Она в голос кричала. – Проклятие, я не могу этого вынести!
   Скоро он позволит ей сообщить ему нужную информацию. Дюпре уже стала надоедать эта волокита. Эта женщина сломалась уже больше двух дней назад, и ее кураж не придал ей того мужества, на которое он надеялся. С ней все оказалось так же легко, как с остальными, и этой победой так же, как и всеми другими, он был обязан своей матери. Это мать открыла Дюпре тайну, как управлять душой.
   Хлыст – это грубо, горящий факел – противно, а вот темнота…
   Ах, темнота оказалась непревзойденным средством управления людьми и подчинения их чужой воле!
* * *
   В фонарях, подвешенных рядом с литыми чугунными воротами, свечи не горели. За сводчатыми окнами дома не мелькал свет.
   Натянув поводья перед чугунными воротами, Жюльетта ощутила страх и нетерпение. Скоро она снова увидит мать и заберет сокровище, украденное Селестой. Ей придется выслушать от нее колкие и резкие слова. Господи, почему через столько лет материнского равнодушия это все еще волнует ее!
   Жан-Марк, спешившись, бросил взгляд на девушку.
   – Мы можем пойти в гостиницу и подождать до завтра…
   – Я хочу сделать это сейчас, – перебила его Жюльетта. – Хочу покончить с этим.
   – Дом выглядит брошенным.
   Жан-Марк снял Жюльетту с кобылы и привязал обеих лошадей к стволу пробкового дерева, росшего справа от ворот. Машинально он их толкнул, и они тотчас отворились.
   – Странно, ворота не заперты.
   Жюльетта последовала за ним во двор. Дом кажется всеми покинутым, подумала она. И все же двор не выглядел неухоженным, а из бело-зеленого мозаичного фонтана в его центре по-прежнему струилась вода сверкающим каскадом, стекая в глубокий бассейн внизу. Жюльетта подошла к фонтану, глядя на темные окна дома. Она подставила руку под бьющую струю воды, пропустила ее сквозь пальцы и опустила их в бассейн.
   – А что, если она уехала?
   – Тогда мы поедем за ней. – Жан-Марк зажег фонарь. – Но для этого нам необходимо выяснить, куда она направилась. Давайте посмотрим, нет ли здесь слуг… Господи, в чем дело?
   Жюльетта в ужасе смотрела в бассейн.
   – Маргарита! – Ей показалось, что она выкрикнула это имя, но получился лишь хриплый шепот. – Я чуть не дотронулась до нее. Маргарита…
   Жан-Марк подошел ближе, и свет фонаря заиграл на чистой воде.
   Голова Маргариты Дюкло торчала над водой, ее темные волосы плавали на поверхности словно водоросли. Она находилась всего в десяти сантиметрах от места, куда Жюльетта погрузила руку. Открытые глаза Маргариты незряче смотрели в пространство. Лицо исказила гримаса ужаса. Черное платье надулось парусом и плавало вокруг застывшего тела.
   – Я чуть не дотронулась до нее, – тупо повторила Жюльетта.
   Жан-Марк оттащил девушку прочь.
   – Вам лучше вернуться на улицу и подождать там меня.
   – Зачем? – Жюльетта вскинула глаза на Жан-Марка и тут же ответила на свой вопрос:
   – Вы думаете, ее убили.
   – Фонтан – не самое обычное место, где может умереть женщина. – Жан-Марк повернулся к двери.
   – Я иду с вами. – Жюльетта бросила взгляд на плавающие волосы и содрогнулась.
   – Нет. – Жан-Марк поднял руку, и свет фонаря прорезал тени двора. – Куда ведут дорожки по обе стороны дома?
   – На веранду, что выходит на горы и город. Дедушка любил иногда там ужинать.
   Жан-Марк тронул ручку, и входная дверь распахнулась.
   – Если не хотите выходить на улицу, оставайтесь здесь. Я не знаю, что мы там еще обнаружим.
   Ее мать. Он боится, что найдет мать мертвой, поняла Жюльетта.
   Жан-Марк тихо проскользнул в дом и закрыл дверь.
   Жюльетта смотрела на фонтан. Она не могла понять, почему испытывает чувство потери. Она страшно не любила Маргариту, но та была такой неотъемлемой частью ее детства, что, казалось, у девушки украли кусок ее прошлого.
   – Боже мой, не могу поверить в свою удачу!
   Жюльетта круто развернулась к западной части двора.
   Дюпре.
   Она не могла поверить в реальность происходящего. Такой же изысканно элегантный, каким Жюльетта видела его в аббатстве, Дюпре стоял у начала дорожки – он явно только что вышел с обратной стороны дома. В одной руке он держал фонарь, в другой – пистолет. Пистолет был направлен Жюльетте в сердце.
   Дюпре шагнул к ней и улыбнулся.
   – Жизнь действительно необыкновенна и удивительна, не правда ли? Я-то думал, что мои удовольствия здесь окончены. Не сообщишь ли ты мне, почему я тебя здесь застал?
   Жюльетта не ответила.
   – Ну нет, снова неповиновения от тебя я не потерплю, гражданка Справедливость.
   – Маркиза – моя мать.
   – И ты полагаешь, твоя любящая матушка собиралась поделиться с тобой своим сокровищем? – Дюпре противно хихикнул. – Боюсь, что она передумала и отдала мне Танцующий ветер. – Он кивнул в сторону дубового ящика, стоявшего неподалеку. – Она еще умоляла меня избавить ее от статуэтки.
   – Вы лжете.
   – О нет. Она стояла на коленях у моих ног, целовала мне руки и молила забрать Танцующий ветер. Она предлагала мне свое тело и любые услуги, какие я пожелал бы от нее получить, лишь бы только я забрал его. Естественно, я не мог отказать. – Дюпре плотоядно посмотрел на Жюльетту. – Я позволил ей многократно доставить мне удовольствие, в котором ты, гражданка Справедливость, мне отказала, прокусив горло.
   – Вы убили Маргариту.
   – Четыре дня назад. Она мне была ни к чему. – Дюпре вздернул голову. – Скажи мне, ты одна?
   – Да.
   – Другой бы не поверил, что ты будешь в состоянии приехать сюда без сопровождающих, однако ты обладаешь храбростью, какой я не видел ни у одной женщины. Твоя мать также проявила необыкновенное мужество. Хочешь увидеть ее? Она в столовой за верандой.
   – У меня есть выбор?
   – Нет. – Дюпре махнул пистолетом. – В дом.
   Жюльетта с минуту смотрела на него, затем повернулась и направилась к окованной бронзой двери, отворила ее… Если она заставит Дюпре говорить как можно дольше, возможно, Жан-Марк услышит, и это позволит предупредить его.
   – Зачем вы сунули Маргариту в фонтан?
   Дюпре вошел вслед за девушкой в уютный вестибюль.
   – Из-за вони. Мне предстояло провести здесь несколько дней. И я не намерен был отравлять свое пребывание здесь. Знаешь, я ведь много думал о тебе с тех пор, как мы расстались. Я по-настоящему оценил наше знакомство.
   – Насколько я понимаю, вы даже назначили за него цену.
   Дюпре коротко рассмеялся и подтолкнул Жюльетту пистолетом к большой столовой слева от вестибюля.
   – Какая ты умная девочка! Да, я не мог пережить нашей разлуки, не попытавшись вернуть тебя себе. Скажи-ка, как звали ту крошку, что сбежала вместе с тобой?
   Жюльетта не отозвалась.
   – Верность. Какая великолепная добродетель! Однако я, знаешь ли, все равно найду ее. Она обронила безделушку со своим прекрасным портретом.
   – Медальон?
   – Я лишь недавно обнаружил миниатюру, однако, возвратившись, найду ей хорошее применение.
   Они вошли в столовую. Жюльетта помедлила на пороге. Эту комнату она едва помнила. Они с матерью провели здесь всего несколько месяцев, и девочку всегда кормили наверху в детской. Длинный поблескивающий стол красного дерева с тонкой замысловатой резьбой в виде цветочного рисунка и двадцать стульев из красного дерева, обитых алой парчой. В одном конце стоял прекрасный буфет красного дерева, а между двумя дверями, выходившими на веранду, находился сундук, покрытый той же резьбой, что и стол.
   – Не правда ли, великолепная комната? – Дюпре подтолкнул Жюльетту. – Я провел здесь много счастливых часов. – Он поставил фонарь на стол и распахнул двери. – Иди сюда. Давай посмотрим на чудесный вид города. – Дюпре вытащил девушку на веранду, поставил перед низкой балюстрадой. Огни Андорры мерцали где-то метрах в шестидесяти внизу.
   – Где моя мать?
   Дюпре улыбнулся Жюльетте.
   – Разве ты не слышишь ее? Прислушайся.
   Шелестел только ветер, запутавшийся в соснах, росших на холме.
   Нет, шелест доносился не от деревьев, а из столовой. Жюльетта медленно повернула голову.
   – Да, – негромко произнес Дюпре. – Она ждет тебя. – Его рука сомкнулась на плече девушки и подтолкнула ее снова к столовой. – А теперь пусть тебя ведет твой слух.
   Шелест раздался снова – громче, ближе.
   Из покрытого замысловатой резьбой сундука!
   В мерцающем свете свечи сундук длиной в полтора метра и высотой более метра поблескивал темной красотой красного дерева.
   Шелест прозвучал снова – словно падали осенние листья, гонимые ветром.
   – Открой его. – Глаза Дюпре были прикованы к лицу Жюльетты. – Она ждет.
   Жюльетта сглотнула слюну, ноги ее налились свинцовой тяжестью. Еле передвигаясь, она остановилась перед сундуком.
   Шелест раздался снова.
   Дюпре угрожающе поднял пистолет.
   Жюльетта медленно наклонилась, подняла крышку.
   И пронзительно закричала.
   И с грохотом захлопнула крышку.
   – Какого… – Полузадушенный крик Дюпре за спиной Жюльетты вывел ее из страшного оцепенения, в которое ее повергло то, что она только что увидела. Жюльетта повернулась как раз в тот момент, когда Жан-Марк, схватив Дюпре за горло, выволок его через открытую дверь на веранду.
   Глаза Дюпре вылезали из орбит – он силился обрести дыхание. Жан-Марк еще крепче стиснул его горло и выбил пистолет из слабеющей руки Дюпре.
   – Я видел тебя в Конвенте. Ты Андреас. Я тебя запомню. Я не забуду… – Дюпре еще пытался угрожать Жан-Марку.
   – Вспоминай меня в аду. – Прижав пистолет к боку Дюпре, он нажал на курок.
   Дюпре взвыл.
   Жюльетта содрогнулась. Она никогда не слышала такого крика – тонкого, пронзительного, воющего, исторгнутого из самых глубин раненой плоти. Крика ярости, бешенства, разочарования и боли.
   Жан-Марк поднял Дюпре над балюстрадой и перебросил его через нее.
   Жюльетта медленно подошла к перилам и посмотрела вниз. Дюпре лежал безмолвный и неподвижный на скалистом склоне метрах в десяти под ними.
   – Он мертв? – запинаясь, спросила девушка.
   – Если и нет, то скоро умрет. Из него хлестала кровь, как из недорезанной свиньи, а этого падения достаточно, чтобы убить любого человека.
   – Он не человек, он чудовище. – Жюльетта закрыла глаза. – Я узнала это еще в аббатстве…
   – В аббатстве?
   – Это был Дюпре.
   – Я так и чувствовал, что узнаю его. Должно быть, его послал Марат.
   Жюльетта открыла глаза.
   – Моя мать – в том сундуке.
   – Я боялся этого и хотел вас уберечь от страданий. Я спрятался рядом с домом, когда он притащил вас сюда. – Жан-Марк вдруг притянул к себе дрожащую Жюльетту. – Девочка моя. Я не мог стрелять в него, он держал тебя под пистолетом. Пришлось ждать, пока его что-нибудь отвлечет.
   Жюльетта прижалась к нему. Ужас холодом студил ее тело и душу. Она вздрагивала и безуспешно пыталась справиться с губами. Они ее не слушались.
   – Он хотел, чтобы я увидела ее, – все-таки выговорила она.
   Жан-Марк ласково гладил ее по плечам.
   – Ш-ш-ш. Девочка, родная. Я с тобой. Я позабочусь о тебе.
   – Она всегда была так красива. А теперь она совсем другая… – Жюльетту непроизвольно трясло. – Она лежит в том сундуке. Она голая, и по ней ползают змеи и тараканы. Они у нее в волосах, во рту…
   – Матерь Божия! – Жан-Марк крепко прижал к себе девушку, словно хотел защитить от пережитого ужаса, а потом ласково отстранил. – С вами ничего не случится, если я оставлю вас на минутку?
   Жюльетта открыла глаза.
   – Куда вы идете?
   – К вашей матери. – Он повернулся и пошел в столовую.
   Жюльетта вцепилась руками в шершавые камни балюстрады, когда услышала, как снова открывается сундук. Донеслось проклятие Жан-Марка, потом шелест, какие-то звуки.
   Через десять минут Жан-Марк вернулся на веранду.
   – Идемте со мной.
   Жюльетта позволила провести себя через дом вверх по лестнице.
   – Куда мы идем?
   Жан-Марк открыл дверь комнаты.
   – Я хочу, чтобы вы взглянули на свою мать и простились с ней.
   – Нет! – Девушка сделала попытку вырваться. – Только не это! Я не…
   Жан-Марк втолкнул ее в комнату и придержал за плечи.
   – Проклятие, я не желаю, чтобы вы запомнили ее лежащей в сундуке на всю оставшуюся жизнь! У вас сейчас и так хватает жутких воспоминаний.
   Ее мать лежала на кровати, накрытая белой шелковой простыней. Ее глаза и рот были закрыты, лицо хранило спокойное выражение. Она наверняка жаждала смерти в эти последние дни, тупо подумала Жюльетта.
   – Как она умерла? Змеи?
   – Змеи были безвредны, – отозвался Жан-Марк. – Дюпре заколол ее.
   – О! – Жюльетта должна была что-то сделать, но не могла вспомнить, что именно. – Да. Похороны. Мне придется пойти к священнику и договориться…
   – Нет, – возразил Жан-Марк. – Нельзя, чтобы нас здесь обнаружили. Уже сам факт, что мы французы, наведет их на мысль под любым предлогом бросить нас в тюрьму. Мы остановимся у церкви и оставим записку и деньги священнику с подробными указаниями.
   Жюльетта еще раз взглянула на мать и отвернулась.
   – Делайте так, как вы сочтете нужным. Мы можем теперь идти?
   Жан-Марк поколебался.
   – Совсем скоро. Дайте мне время поискать статуэтку.
   – Она в ящике во дворе, – сказала Жюльетта. – Он собирался уезжать, когда мы пришли. По-моему, он как раз покончил… – Ей пришлось замолчать, чтобы справиться со своим голосом. – Пожалуйста, мне сейчас правда хотелось бы уйти.
   Жан-Марк взял девушку за руку и вывел из комнаты, вниз по ступенькам и прочь из дома.
   – Ступайте к лошадям, – мягко сказал он. – Я только проверю, там ли Танцующий ветер, и через минуту присоединюсь к вам.
   Жюльетта кивнула и пошла через двор, старательно избегая смотреть в сторону фонтана. Жан-Марк присоединился к ней спустя несколько минут. Ящик со статуэткой он привязал к спине своего жеребца.
   Он подсадил девушку в седло и сообщил:
   – Дюпре мертв.
   Жюльетта содрогнулась.
   – Разве такое зло когда-нибудь может умереть?
   – Не думайте о нем. – Жан-Марк шлепнул кобылу Жюльетты по крупу ладонью и пустил своего коня рысью. – Постарайтесь ни о чем не думать.
* * *
   Дорога к побережью заняла у них полночи.
   – Мы отдохнем здесь до рассвета. – Жан-Марк снял Жюльетту с лошади. – Проклятие, вы замерзли! Почему вы молчали? – Он плотнее запахнул на девушке шаль, а потом завернул ее в одеяло. – Сидите здесь, пока я поищу хворост для костра.
   – Я не почувствовала холода, – Жюльетта сидела, закутанная в одеяло, по-прежнему лишь смутно ощущая пронизывающий ее холодный ветер. Это было ничто по сравнению с холодом внутри ее.
   Земля была каменистой, лишенной всякой растительности, а ночь – беззвездной и ледяной. Жюльетта слышала завывание ветра на перевалах в скалистых черно-синих горах к северу.