Страница:
Дюпре взвыл так же, когда Жан-Марк выстрелил в него.
– Идите сюда.
Жюльетта подняла голову. Жан-Марк распахнул свой плащ, и на мгновение ветер подхватил его и раздул, словно крылья парящего в небе ястреба.
Черный бархат.
Он выглядит сейчас так же, как тогда, когда она впервые увидела его, вяло подумала Жюльетта. Он опустился на колени, заключил ее в объятия, в свои надежные крылья.
Холод, цепкими руками сжимавший Жюльетту, немного отступил, а потом растаял.
– Костер…
– Я разведу костер после того, как вы заснете. Жюльетта спрятала лицо на его плече.
– Знаете, она ведь не любила меня, я вечно ей мешала. Когда я была совсем маленькой, я каждый раз перед сном утешала себя: «Завтра она меня полюбит. Завтра…» – Жюльетта покачала головой. – Все было напрасно. Она и родила меня, потому что надеялась подарить моему отцу сына.
Жан-Марк крепче сжал Жюльетту в объятиях.
– В аббатстве я сказала себе, что моя мать ничего для меня не значит. Так я думала. – Жюльетта замолчала. – Но, должно быть, я ошибалась. В душе я… Она моя мать. Я чувствую себя такой… опустошенной. Я помню ее при дворе. Она была такая красивая, что всем хотелось хотя бы дотронуться до нее. Королева целовала ее руку и называла очаровательной. Я часто смотрела на нее и удивлялась…
– Чему?
– Почему никто не видел, что у нее пустая душа? – Жюльетта нахмурилась. – Но, может быть, для всех остальных она была другой. Может, она просто не могла испытывать ко мне никаких чувств. Я никогда не была милым ребенком.
– Вы были ее ребенком. – Жан-Марк укачивал Жюльетту с грубоватой нежностью. – Этого должно было быть достаточно.
– Я раньше всегда была так во всем уверена. Считала, мне никто и ничто не нужно, кроме моей живописи. Я думала, что легко вычеркну всех и буду жить в своем мире. А теперь я уже ни в чем не уверена.
– Завтра вы снова станете сама собой.
– Правда? Я чувствую себя так странно. Одиноко. Теперь у меня никого нет, кроме Катрин, но она взрослеет и отдаляется от меня.
– Вздор. Она по-прежнему любит вас.
– Она нашла кое-что… – Жюльетта закрыла глаза. Жан-Марк нежно прижал ее щеку к своему плечу.
– Мне ни в коем случае не следовало брать тебя сюда. Дюпре мог убить тебя.
– Ты не мог меня остановить. Она была моей матерью, и я не могла допустить, чтобы она обокрала королеву, которая была единственным человеком в Версале, кто был добр ко мне. Она была единственной, кто у меня был все эти годы. По-моему… я, наверное, люблю ее, Жан-Марк. – Жюльетта заставила себя улыбнуться. – Прежде я даже себе не могла признаться в том, что кого-то люблю. Я всегда слишком боялась этого.
– Боялась?
– Любить – это больно… – Жюльетте было мучительно слушать тоскливое завывание ветра. У нее внутри гулял холод. – Я не хочу любить ее. Разве можно испытывать чувство к тому, кто не любит тебя по-настоящему? И во всем я сама виновата. Даже маленькой девочкой я знала, что не должна любить бабочку.
– Иногда не можешь заставить себя не любить того, кого не должен любить.
Жюльетта едва расслышала его слова.
– Ты как-то говорил, что бабочке нельзя разрешать править величайшей страной в Европе. Ну вот, а теперь она уже в тюрьме, так ведь? – По щекам Жюльетты катились слезы, и она нетерпеливо вытерла их о его рубашку. – Не знаю, почему я плачу. Наверное, в мыслях я все время путаю свою мать с королевой. Зачем реветь? Нет никаких причин. Не могла же я ожидать от королевы, что она будет меня любить, а своей матери я даже не нравилась. Видишь, какая я глупая?
Жан-Марк просто держал Жюльетту в объятиях и ласково гладил ее волосы до тех пор, пока она наконец не погрузилась в сон.
Он перевернулся и пронзительно вскрикнул от страшной боли.
Из плеча торчала кость, поблескивая в лунном свете. Из раны в боку лилась кровь.
Он умирал.
Он снова услышал суетливое движение.
Нет, он не может умереть. Если он будет лежать неподвижно, они начнут ползать по всему его телу. Заберутся в волосы, в рот…
Дюпре оторвал лоскут от рубашки и затолкал в рану.
Снова боль.
Он открыл рот и завыл от страшной боли – челюсть его была сломана.
Дюпре пополз к более мягкой земле под деревьями, прочь от тараканов, таившихся под скалами.
Левая нога была сломана, и оттого, что он волок ее за собой по неровной земле, у него кружилась голова от боли.
Он не мог остановиться.
Он дополз до деревьев и лег, скуля от гнева и боли. Опять его мать так жестоко поступила с ним, заперев его в темноте, а ведь он только хотел порадовать ее!
Нет, в этот раз это была не мать. Это были другие.
Дюпре снова услышал суетливое движение. Они действительно были здесь или это его воображение? Неважно. Он не мог рисковать. Дюпре сантиметр за сантиметром стал подниматься по холму. Свет. Он должен добраться к свету. На свет они за ним не последуют.
Он не мог умереть здесь, в темноте.
Он хорошо знал порождения ночи.
Если он будет лежать неподвижно, они выследят его и сожрут.
19
– Идите сюда.
Жюльетта подняла голову. Жан-Марк распахнул свой плащ, и на мгновение ветер подхватил его и раздул, словно крылья парящего в небе ястреба.
Черный бархат.
Он выглядит сейчас так же, как тогда, когда она впервые увидела его, вяло подумала Жюльетта. Он опустился на колени, заключил ее в объятия, в свои надежные крылья.
Холод, цепкими руками сжимавший Жюльетту, немного отступил, а потом растаял.
– Костер…
– Я разведу костер после того, как вы заснете. Жюльетта спрятала лицо на его плече.
– Знаете, она ведь не любила меня, я вечно ей мешала. Когда я была совсем маленькой, я каждый раз перед сном утешала себя: «Завтра она меня полюбит. Завтра…» – Жюльетта покачала головой. – Все было напрасно. Она и родила меня, потому что надеялась подарить моему отцу сына.
Жан-Марк крепче сжал Жюльетту в объятиях.
– В аббатстве я сказала себе, что моя мать ничего для меня не значит. Так я думала. – Жюльетта замолчала. – Но, должно быть, я ошибалась. В душе я… Она моя мать. Я чувствую себя такой… опустошенной. Я помню ее при дворе. Она была такая красивая, что всем хотелось хотя бы дотронуться до нее. Королева целовала ее руку и называла очаровательной. Я часто смотрела на нее и удивлялась…
– Чему?
– Почему никто не видел, что у нее пустая душа? – Жюльетта нахмурилась. – Но, может быть, для всех остальных она была другой. Может, она просто не могла испытывать ко мне никаких чувств. Я никогда не была милым ребенком.
– Вы были ее ребенком. – Жан-Марк укачивал Жюльетту с грубоватой нежностью. – Этого должно было быть достаточно.
– Я раньше всегда была так во всем уверена. Считала, мне никто и ничто не нужно, кроме моей живописи. Я думала, что легко вычеркну всех и буду жить в своем мире. А теперь я уже ни в чем не уверена.
– Завтра вы снова станете сама собой.
– Правда? Я чувствую себя так странно. Одиноко. Теперь у меня никого нет, кроме Катрин, но она взрослеет и отдаляется от меня.
– Вздор. Она по-прежнему любит вас.
– Она нашла кое-что… – Жюльетта закрыла глаза. Жан-Марк нежно прижал ее щеку к своему плечу.
– Мне ни в коем случае не следовало брать тебя сюда. Дюпре мог убить тебя.
– Ты не мог меня остановить. Она была моей матерью, и я не могла допустить, чтобы она обокрала королеву, которая была единственным человеком в Версале, кто был добр ко мне. Она была единственной, кто у меня был все эти годы. По-моему… я, наверное, люблю ее, Жан-Марк. – Жюльетта заставила себя улыбнуться. – Прежде я даже себе не могла признаться в том, что кого-то люблю. Я всегда слишком боялась этого.
– Боялась?
– Любить – это больно… – Жюльетте было мучительно слушать тоскливое завывание ветра. У нее внутри гулял холод. – Я не хочу любить ее. Разве можно испытывать чувство к тому, кто не любит тебя по-настоящему? И во всем я сама виновата. Даже маленькой девочкой я знала, что не должна любить бабочку.
– Иногда не можешь заставить себя не любить того, кого не должен любить.
Жюльетта едва расслышала его слова.
– Ты как-то говорил, что бабочке нельзя разрешать править величайшей страной в Европе. Ну вот, а теперь она уже в тюрьме, так ведь? – По щекам Жюльетты катились слезы, и она нетерпеливо вытерла их о его рубашку. – Не знаю, почему я плачу. Наверное, в мыслях я все время путаю свою мать с королевой. Зачем реветь? Нет никаких причин. Не могла же я ожидать от королевы, что она будет меня любить, а своей матери я даже не нравилась. Видишь, какая я глупая?
Жан-Марк просто держал Жюльетту в объятиях и ласково гладил ее волосы до тех пор, пока она наконец не погрузилась в сон.
* * *
Дюпре услышал суетливое движение среди скал, и паника быстро привела его в чувство. Тараканы. До него доберутся тараканы.Он перевернулся и пронзительно вскрикнул от страшной боли.
Из плеча торчала кость, поблескивая в лунном свете. Из раны в боку лилась кровь.
Он умирал.
Он снова услышал суетливое движение.
Нет, он не может умереть. Если он будет лежать неподвижно, они начнут ползать по всему его телу. Заберутся в волосы, в рот…
Дюпре оторвал лоскут от рубашки и затолкал в рану.
Снова боль.
Он открыл рот и завыл от страшной боли – челюсть его была сломана.
Дюпре пополз к более мягкой земле под деревьями, прочь от тараканов, таившихся под скалами.
Левая нога была сломана, и оттого, что он волок ее за собой по неровной земле, у него кружилась голова от боли.
Он не мог остановиться.
Он дополз до деревьев и лег, скуля от гнева и боли. Опять его мать так жестоко поступила с ним, заперев его в темноте, а ведь он только хотел порадовать ее!
Нет, в этот раз это была не мать. Это были другие.
Дюпре снова услышал суетливое движение. Они действительно были здесь или это его воображение? Неважно. Он не мог рисковать. Дюпре сантиметр за сантиметром стал подниматься по холму. Свет. Он должен добраться к свету. На свет они за ним не последуют.
Он не мог умереть здесь, в темноте.
Он хорошо знал порождения ночи.
Если он будет лежать неподвижно, они выследят его и сожрут.
19
– Я думала, мы возвращаемся в Канны, Жан-Марк. – Жюльетта сжала поручень, глядя на высокие круглые башни с бойницами роскошного замка, сверкавшего, как драгоценность, в оправе острова, расположенного по курсу движения «Удачи». – Я обещала Катрин заехать в Вазаро перед тем, как отправиться в Париж. Зачем мы здесь, на Иль-дю-Лионе?
Жан-Марк повернулся, чтобы проследить за матросами, спускавшими в бурные воды моря баркас.
– Есть кое-какие вещи, которые я хочу упаковать и забрать отсюда. Мебель, дневники, картины моего отца.
– Почему?
– Потому что не хочу оставлять их искателям наживы, когда они вознамерятся отобрать у меня замок. Жюльетта засомневалась.
– Вы так уверены, что они посмеют это сделать?
Жан-Марк кивнул.
– Непременно. В стране царит безумие, и с каждым днем оно набирает силу.
– Тогда почему вы отсюда не уедете?
– Это страна, где я родился. Я все надеюсь… – Он перебил себя. – Но я не закрываю глаза на реальность, оставаясь здесь. Семья должна выжить, даже если все остальное погибнет.
Жюльетта внимательно слушала.
– Семья. Вот почему вы хотите иметь от меня ребенка. Вам он нужен, чтобы помочь семье Андреас выжить.
– Возможно.
– Это не поможет. Ребенок не будет носить имя Андреасов.
Жан-Марк встретился глазами с взглядом Жюльетта.
– Это верно. Придется внести кое-какие поправки.
– И, кроме того, мы оба знаем, что я не жду ребенка.
Жан-Марк слегка улыбнулся.
– Да. Но никогда ведь не знаешь, что принесет завтрашний день. – Он снова вглядывался в замок, будто видел его впервые. – Хотите сойти со мной на берег? Замок закрыт с тех пор, как умер мой отец, и там нет слуг, чтобы обеспечить вам комфорт.
– Сколько времени мы здесь простоим?
– Несколько часов. Я хочу присмотреть за погрузкой, чтобы убедиться, что не будет забыто ничего из того, что для меня важно.
– Да, – медленно произнесла Жюльетта. – Я хочу отправиться с вами на берег.
– Почему вы закрыли дом после смерти отца?
– Я редко бывал здесь. Для меня было удобнее приобрести дом в Марселе и вести дела оттуда.
– Но здесь так красиво. – Жюльетта окинула взглядом многочисленные дорожки и изящные фонтаны сада, простиравшегося до сверкающих сине-зеленых вод Лионского залива. – Когда-то этот сад, должно быть, был прекрасен.
Жан-Марк вздохнул.
– Один из самых красивых во Франции. Фактически сад старше замка. Его задумала разбить Санчия Андреас в 1511 году, когда остров только был куплен. А замок уже возведен позднее. – Он поднялся по каменным ступеням и достал большой бронзовый ключ. Капитана Симона де Ло, ожидавшего его распоряжений, он попросил начать упаковку ценных вещей из янтарного салона, причем делать все очень тщательно.
– Вы и мебель хотите погрузить на корабль? – спросил Симон.
– Все. Нельзя оставлять ничего, что можно увезти.
– Так вот почему вы не позволили мне договориться об обратном грузе в Ла-Эскала. Мебель займет весь трюм. – Симон повернулся и стал отдавать распоряжения матросам, шагавшим за ним по саду вразброд.
Жюльетта последовала за Жан-Марком в замок, с любопытством оглядывая огромный вестибюль. Его уже заполонила пыль и паутина. Прозрачные нити опутывали свечи в люстре, и стало матовым венецианское зеркало на стене. Сажа покрыла пятнами стеклянный купол над всем вестибюлем и отбрасывала на тиковые плитки пола радужные цветовые круги.
Жан-Марк открыл красивую резную дубовую дверь.
– Здесь был кабинет моего отца. Тут остались кое-какие дневники, которые я хотел бы уложить сам.
Жюльетта проследовала за ним и закрыла дверь. Снова пыль и паутина на полотняных чехлах, накрывших всю мебель с подушками.
Жан-Марк остановился перед портретом, висевшим над камином.
Женщина на портрете была в голубом атласном платье с широкими юбками. Классические черты ее лица поражали своей безупречностью. Стройная фигура, тонкая талия, пышная грудь. Длинные черные ресницы затеняли темно-голубые глаза, а золотистые волосы уложены в такую прическу, какая была в моде несколько лет назад, когда мать Жюльетты впервые привезла девочку в Версаль.
– Она не могла быть такой красавицей, – решительно заявила Жюльетта. – Художник польстил ей. Моя учительница, мадам Виже-Лебрен, все время так приукрашивала позирующих ей дам. Это она написала портрет?
– Нет.
– Кто эта женщина?
– Шарлотта. – Жан-Марк не сводил глаз с портрета. – А портрет был написан одним из ее любовников, человеком по имени Пьер Кевуар.
– Неудивительно, что он ей польстил.
– Ей это не требовалось. Она была гораздо красивее, чем на портрете.
– Правда? – Жюльетта встала перед картиной. – Тогда она была даже еще прекраснее моей матери. Ваш отец не знал, что художник был ее любовником?
– Знал. Он знал обо всех ее любовниках. Она не делала секретов из своих романов. – Жан-Марк наконец оторвал взгляд от портрета и подошел к столу, что стоял в другом конце комнаты. – Дневники находятся в этом ящике…
– Зачем же он держал ее портрет здесь?
– Он любил ее. Говорил, что это самое прекрасное, чем он обладал, и хотел всегда иметь перед собой ее изображение. Моя мать умерла, когда мне было пять лет, а через два года отец познакомился с Шарлоттой д'Абуа. Он умолял ее выйти за него замуж, но она не была похожа на других женщин. Ей ни к чему было связывать себя узами брака, и она наслаждалась жизнью свободной куртизанки. – Губы Жан-Марка скривились. – Однако ей также по вкусу была власть, которую давали деньга, и она согласилась стать любовницей отца. – Жан-Марк заговорил отрывисто, доставая четыре больших дневника из верхнего ящика письменного стола. – Ему было все равно, что она спала с Кевуаром.
– В высшей степени странно, – сказала Жюльетта. – Он, должно быть, был не таким, как вы. Думаю, вы не остались бы равнодушным, наставь вам любимая женщина рога.
– Какое тонкое замечание! – Голос Жан-Марка, когда он подошел к книжным полкам и снял с них два тома, звучал бесцветно. Он отнес тома к столу. – Но, поскольку маловероятно, что такое может случиться, нам нет нужды это обсуждать. Я не намерен ни делить вас с другими, ни попадать в ловушку, влюбившись в вас, Жюльетта.
Жюльетту будто кольнуло в сердце, и она быстро согласилась.
– Разумеется, я ведь просто вообще рассуждала. – Она снова взглянула на портрет. – Ее лицо совершенно бесстрастно. Она была холодной женщиной?
– Только не в постели. Она наставляла рога моему отцу с половиной мужского населения Марселя.
– А не в постели?
– Очень расчетливой. – Жан-Марк подошел к постаменту, стоявшему у окна, снял с него хрустального лебедя и осторожно поставил на стол рядом с дневниками.
– Что произошло, когда вы вернулись с Ямайки?
– Зачем вы задаете эти вопросы? – Жан-Марк криво усмехнулся. – У вас в руках нет ни этюдника, ни пера.
– Я хочу знать.
Жан-Марк с грохотом задвинул ящик.
– Вернувшись, я узнал, что за два месяца до того она сбежала в Грецию с очередным любовником, Жаком Лето-ном. В течение некоторого времени Шарлотта крала деньги компании и передавала их Летону. Все знали об этом, кроме отца. По этой причине она и организовала мой отъезд с Басто на работорговом судне. – Голос Жан-Марка стал хриплым. – Она выставила моего отца дураком. Я отправился за ними.
Жюльетта по-прежнему не сводила глаз с его лица.
– В Грецию?
– Да. Я вызвал Летона на дуэль и убил его. Однако к тому времени он еще не надоел Шарлотте, она почувствовала себя обманутой. И решила наказать меня.
– Каким образом?
– Она вернулась к отцу и взмолилась о прощении.
Жюльетта недоверчиво смотрела на Жан-Марка.
– И он принял ее?
– Даже не упрекнул, – горько улыбнулся Жан-Марк. – Я же говорил вам, что она вертела моим отцом как хотела. Через четыре месяца после возвращения она вышла за него замуж. Шарлотта пыталась повлиять на отца, чтобы он лишил меня наследства, но он согласился лишь отослать меня прочь. Он сказал, что я не понимаю Шарлотту и всем нам будет лучше, если я уеду в Италию, в университет Падуи. Два года спустя Шарлотта умерла, и я вернулся домой. – Жан-Марк бросил взгляд на Жюльетту. – Удовлетворены? Вы наконец-то вырвали у меня все мои тайны. Вас это радует?
– Нет. – Жюльетте захотелось протянуть руку и успокоить его, но Жан-Марк уже снова спрятался за своим сверкающим зеркалом. – Вы… были влюблены в нее?
– Ребенком я так же, как и мой отец, считал, что она волшебное создание. Однако я быстро все узнал.
Он пережил боль и предательство, сознание собственного бессилия перед неуправляемой властью, которой пользовалась Шарлотта д'Абуа. Даже сейчас, через столько лет, Жюльетта видела, как эти чувства по-прежнему жгут его.
– Не могу понять, как ваш отец мог принять ее после всего?
– А я могу. Он был мечтателем. И видел ее только такой, какой она хотела ему казаться. – Жан-Марк глубоко вобрал воздух в легкие. – Мой отец считал, что я не могу понять его, поскольку сам слишком практичен, чтобы предаваться грезам. Так боже упаси меня в этом мире от мечтателей.
– Ваш отец не понимал вас, – спокойно произнесла Жюльетта. – По-моему, вы тоже человек высокого полета, но вы управляете мечтами и не даете им взять верх.
– Вздор. Я не мечтатель. Вы правы, отец и я были совсем не похожи. – Жан-Марк прошел через кабинет к двери. – Я верю только в то, что могу видеть и до чего могу дотронуться. – Он запер дверь. – А сию минуту я очень хочу видеть и трогать вас, Жюльетта. Не могли бы вы расстегнуть платье?
Жюльетта удивленно посмотрела на него.
– Сейчас?
Жан-Марк беззаботно улыбнулся.
– Почему бы и нет? Мне в голову взбрела фантазия овладеть вами в таком месте, где ничто не движется и не раскачивается с каждой волной. – Он снял камзол и бросил его на стол, прикрыв хрустального лебедя. – Снизойдите к моей причуде.
Жюльетта понимала, что Жан-Марк редко действовал под влиянием порыва. Была какая-то причина, почему он хотел овладеть ею именно в этой комнате. Что-то связанное с незаживающей болью, которую она в нем почувствовала.
Жан-Марк шел к Жюльетте.
– Вы не возражаете?
Жюльетта медленно покачала головой, не отрывая взгляда от его лица.
– Нет, – прошептала она. – Я не возражаю, Жан-Марк.
Она ощущала исходившее от него напряжение, оно окутывало ее своей силой. Жюльетта разделась, каждое ее движение было рассчитанным и неторопливым. Однако вскоре она стояла перед ним обнаженная.
– Вы этого хотите? – спокойно спросила она.
– Да. – Жан-Марк медленно обвел ее взглядом. Какова бы ни была его цель, Жюльетта знала, он хочет ее. Она видела, как взбугрились от вставшего фаллоса облегавшие бедра лосины, как подрагивали крылья его носа, а на высоких скулах выступил багровый румянец. Его страсть вызывала у нее ответный отклик.
– Да, это именно то, чего я хочу. – Жан-Марк прикасался к ней только глазами. Однако и этого было достаточно, чтобы Жюльетту охватила истома желания. – И более того. Подойди и ляг на тот прелестный савойский ковер перед камином. У меня возникла причуда увидеть тебя в обрамлении этих изысканных красок.
Жюльетта медленно прошла через комнату и встала перед камином. Она стояла спиной к Жан-Марку, подняв глаза к портрету Шарлотты д'Абуа.
– Ты из-за нее не выносил мой парик? Ты сказал, что терпеть не можешь светлые волосы.
– Я не хочу говорить о Шарлотте. – Жан-Марк стоял позади Жюльетты, и его руки, скользнув, обхватили ее грудь.
Жюльетта ощутила прижавшийся к ее обнаженным ягодицам твердый ствол, стиснутый одеждой. Его руки оставили грудь, прошли по ее телу и опустились на бедра.
– Я вообще ни о чем не хочу говорить. – Жан-Марк держал Жюльетту и медленно терся о ее тело. – Поскольку ты, похоже, не хочешь оказать мне любезность и лечь, не могла бы ты наклониться и взяться руками за каминную доску?
Он быстро отстранился от нее, а через несколько секунд обхватил ее снова. Теперь ствол был на свободе.
– Ближе, еще, – шептал он. – Да, вот так. А теперь ноги, чуть-чуть пошире…
И он одним быстрым движением вошел в нее.
Жюльетта вскрикнула, и ее пальцы впились в холодный пиренейский мрамор каминной доски.
Жан-Марк замер.
– Я сделал тебе больно?
– Нет. – Жюльетта закрыла глаза, стараясь успокоить дыхание. – Это просто… по-другому. – Его жаркая твердь внутри, холод мрамора под руками, его одетое тело и ее нагота. Это было новое ощущение, темно-возбуждающее.
Фаллос продвигался, теперь медленно, вонзаясь глубоко, позволяя ей ощутить каждый сантиметр своей плоти.
– Не вздумай кричать снова, – глухо произнес он. – Тебя услышат в салоне. – Его руки скользнули ниже, а большой палец нащупал бугорок в жарких губах ее естества. Он трогал его, мял, тер. Дыхание Жан-Марка жарко отдавалось в ее ушах. Уже и указательный палец легонько ласкал ее пылающее лоно.
– Ты же не хочешь, чтобы они знали, что я с тобой делаю, правда?
Жюльетта закусила губу, из горла рвался стон удовольствия. Ощущения, которые вызывали его ласки, были неописуемы. Она чувствовала, как вздымается грудь Жан-Марка у ее обнаженной спины, как жестка его полотняная рубашка, как чувственно трется его плоть в ней, когда он бешено вонзается в нее.
– Ты же не хочешь, чтобы они знали, как тебе это нравится? – Жан-Марк потянул зубами за мочку ее уха. – Как ты ритмично двигаешься мне навстречу, чтобы брать, и брать, и брать…
Дыхание со всхлипами вырывалось из груди Жюльетты, горячее лоно прижимало его ствол, сжимало, ласкало, сливаясь с ним в одном ритме.
– Ты ведь хочешь этого, правда?
Жюльетта не ответила. Она не могла говорить. Его большой палец, нажимая упругий и набухший ее бугорок, медленно вращался.
– Правда?
– Да, – выдохнула она еле слышно.
– Тогда позволь мне дать тебе больше. – Жан-Марк подвинул Жюльетту к ковру и поставил на четвереньки, так что она опиралась на руки, а сам опустился сверху. Его руки обхватили груди Жюльетты, массируя, сжимая, потягивая их, в то время как он глубоко вонзался в нее, терся о ее ягодицы. – А пока ты скажешь мне… – он вышел и теперь уже медленно входил в нее, – как сильно ты меня хочешь.
Теперь он двигался резко, грубо, в лихорадочной жажде желания.
– Скажи мне, черт бы тебя побрал!
– Как… я могу сказать… тебе? – выдохнула Жюльетта. – Когда ты даешь мне… такое наслаждение… что я даже дышать не могу.
– Матерь Божия, я должен был знать, что ты сделаешь это со мной!
Он повернул Жюльетту лицом к себе и уложил ее на ковер, и Жюльетта увидела его лицо. На нем перемежались мука и наслаждение, разочарование и покорность.
Он с силой вошел в нее, потом еще раз, еще… Затем их окутал порыв жаркой силы.
Жюльетта вскрикнула и впилась руками в ковер, уже не заботясь о том, услышат ее люди Симона или нет.
Жан-Марк прижал ее к себе и спрятал лицо на ее плече. Высшая степень страстного наслаждения сотрясала их тела, принося спазмы облегчения.
– Не знаю. – Жюльетта не смотрела на него. – В тот момент я только чувствовала.
– Чтобы позволить мне обращаться с тобой как с потаскушкой, подобранной в доках Марселя? – В голосе Жан-Марка неожиданно зазвучала свирепость.
– Так вот как с ними обращаются! Стало быть, не такая уж у них страшная жизнь. Мне это показалось очень волнующим.
Жан-Марк взял Жюльетту за подобородок и поднял ее лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Почему?
– Потому что ты был добр ко мне в Андорре, – просто сказала Жюльетта. – А на добро надо отвечать добром. Сначала я не была уверена, зачем тебе это нужно, но точно знала, что нужно.
– Но теперь ты думаешь, что знаешь зачем?
– Ты терял из виду женщину, с которой боролся, и стал видеть меня такой, какая я есть. – Жюльетта подняла глаза к женщине на портрете. – Ты хотел снова увидеть во мне врага и думал, что сможешь сделать это здесь. – Она перевела взгляд на лицо Жан-Марка. – Но ты ведь ошибся, правда? Ты понял, что больше не можешь видеть меня такой.
– Да. – Жан-Марк отпустил подбородок Жюльетты. – Да, я ошибся. Это не получилось.
– Тебе не нравится, что я понимаю тебя, правда? – Она дрожащими руками пригладила кудри. – Я тоже не в восторге. Ты нарушаешь мой покой. Я ловлю себя на том, что думаю о тебе, а не о своей работе. Я больше не позволю тебе делать это со мной, Жан-Марк.
– Вот как? – Жан-Марк посмотрел на девушку сузившимися глазами. – И что ты предпримешь, чтобы этому помешать?
– Как только мы вернемся в Париж, у нас, вероятно, уже не будет близких отношений. Мы пойдем каждый своей дорогой. – Жюльетта встретилась взглядом с Жан-Марком. – И я больше не разрешу тебе обладать моим телом. Ребенка не будет, и я не допущу тебя в свою постель.
– Ты намерена занимать мой дом, но не мою постель?
– Так мы договорились. Убежище в твоем доме и защита до тех пор, пока мне это нужно, и два миллиона ливров за Танцующий ветер. Статуэтку ты получил. Как только мы вернемся в Париж, я отправлюсь в кафе «Дю Ша» и отдам им деньги. Я уверена, они смогут получить расписку от Марии-Антуанетты. Тогда ты будешь заниматься своим делом, а я – своим.
– Живописью?
Ресницы Жюльетты поспешно опустились, прикрыв глаза.
– Да.
– И мы будем жить вместе, чистые и свободные от плотских мыслей? – Жан-Марк покачал головой, и лукавая улыбка, которую Жюльетта так хорошо знала, осветила его лицо. – Так не пойдет, Жюльетта. У тебя слишком пылкий темперамент, и мы оба хотим друг друга. Не пройдет и недели, как ты сдашься.
– Нет. И ты не будешь пытаться искушать меня, потому что это нарушило бы условия нашей сделки.
– Нам остается только проверить, насколько сильна твоя решимость. – Жан-Марк встал и направился к письменному столу. – Однажды я дал тебе выбор. Больше ты его не получишь. – Его голос звучал почти небрежно, когда он прибавил:
– Полагаю, со временем мы обвенчаемся.
Жюльетта ошеломленно уставилась на него.
– Обвенчаемся?
– Как ты уже заметила, ребенок должен носить фамилию Андреас, – улыбнулся Жан-Марк. – А я собираюсь сделать тебе ребенка, Жюльетта. Я только что пришел к этому решению.
– Но я же тебе сказала, что не хочу… – Жюльетта направилась к двери. – Ты совсем сошел с ума.
– Ты мне не оставляешь выбора. Возможно, это единственный способ для меня выиграть игру. Жюльетта приблизилась к двери.
– Жюльетта.
Она обернулась и с грустью на него взглянула.
На лице Жан-Марка больше не было насмешки.
– Я… я надеюсь, что не причинил тебе боли.
– Я бы и не позволила тебе это сделать. – Жюльетта отвернулась от него. – К вашему возвращению на корабль я буду в саду. Когда мы отплываем в Канны?
– Мы не будем там. Жюльетте чуть дурно не стало.
– Мы не поедем в Вазаро?
– Мы отплываем из Марселя в Париж. Если мы вернемся в Канны, то, вероятнее всего, потеряем «Удачу» и статуэтку. Национальный конвент все конфискует. Этих разбойников не остановить. – Жан-Марк поморщился. – Я не стану больше рисковать. Я уже передал восемь кораблей в пользу республики.
– А в Марселе корабль не заберут?
– Он не станет в доки Марселя. Мы бросим якорь на некотором расстоянии от побережья и отправимся на баркасе на берег с багажом и статуэткой.
– Ты везешь Танцующий ветер в Париж?
– Я хочу, чтобы он был со мной. Никто не заподозрит, что я буду держать статуэтку при себе.
– А куда отправится отсюда «Удача»?
– В чарлстонскую гавань в Америке на свидание с остальным флотом.
Жюльетта задумчиво посмотрела на Жан-Марка.
– Вы все это спланировали еще до отъезда из Парижа.
– Человек должен все продумывать заранее. – Жан-Марк улыбнулся. – И если уж говорить о будущем заранее, какое имя мы выберем для моего сына?
Жюльетта посмотрела на него озадаченно и впервые неуверенно. Жан-Марк умен, упорен и способен заставить Жюльетту свернуть с выбранного ею пути, если она не будет так же, как он, целеустремленна и решительна.
Жан-Марк повернулся, чтобы проследить за матросами, спускавшими в бурные воды моря баркас.
– Есть кое-какие вещи, которые я хочу упаковать и забрать отсюда. Мебель, дневники, картины моего отца.
– Почему?
– Потому что не хочу оставлять их искателям наживы, когда они вознамерятся отобрать у меня замок. Жюльетта засомневалась.
– Вы так уверены, что они посмеют это сделать?
Жан-Марк кивнул.
– Непременно. В стране царит безумие, и с каждым днем оно набирает силу.
– Тогда почему вы отсюда не уедете?
– Это страна, где я родился. Я все надеюсь… – Он перебил себя. – Но я не закрываю глаза на реальность, оставаясь здесь. Семья должна выжить, даже если все остальное погибнет.
Жюльетта внимательно слушала.
– Семья. Вот почему вы хотите иметь от меня ребенка. Вам он нужен, чтобы помочь семье Андреас выжить.
– Возможно.
– Это не поможет. Ребенок не будет носить имя Андреасов.
Жан-Марк встретился глазами с взглядом Жюльетта.
– Это верно. Придется внести кое-какие поправки.
– И, кроме того, мы оба знаем, что я не жду ребенка.
Жан-Марк слегка улыбнулся.
– Да. Но никогда ведь не знаешь, что принесет завтрашний день. – Он снова вглядывался в замок, будто видел его впервые. – Хотите сойти со мной на берег? Замок закрыт с тех пор, как умер мой отец, и там нет слуг, чтобы обеспечить вам комфорт.
– Сколько времени мы здесь простоим?
– Несколько часов. Я хочу присмотреть за погрузкой, чтобы убедиться, что не будет забыто ничего из того, что для меня важно.
– Да, – медленно произнесла Жюльетта. – Я хочу отправиться с вами на берег.
* * *
Розовый сад, который они миновали по пути в замок, где вырос Жан-Марк, одичал. Его кустарники густо переплелись, усыпав нерасчищенные дорожки алыми и темно-красными лепестками.– Почему вы закрыли дом после смерти отца?
– Я редко бывал здесь. Для меня было удобнее приобрести дом в Марселе и вести дела оттуда.
– Но здесь так красиво. – Жюльетта окинула взглядом многочисленные дорожки и изящные фонтаны сада, простиравшегося до сверкающих сине-зеленых вод Лионского залива. – Когда-то этот сад, должно быть, был прекрасен.
Жан-Марк вздохнул.
– Один из самых красивых во Франции. Фактически сад старше замка. Его задумала разбить Санчия Андреас в 1511 году, когда остров только был куплен. А замок уже возведен позднее. – Он поднялся по каменным ступеням и достал большой бронзовый ключ. Капитана Симона де Ло, ожидавшего его распоряжений, он попросил начать упаковку ценных вещей из янтарного салона, причем делать все очень тщательно.
– Вы и мебель хотите погрузить на корабль? – спросил Симон.
– Все. Нельзя оставлять ничего, что можно увезти.
– Так вот почему вы не позволили мне договориться об обратном грузе в Ла-Эскала. Мебель займет весь трюм. – Симон повернулся и стал отдавать распоряжения матросам, шагавшим за ним по саду вразброд.
Жюльетта последовала за Жан-Марком в замок, с любопытством оглядывая огромный вестибюль. Его уже заполонила пыль и паутина. Прозрачные нити опутывали свечи в люстре, и стало матовым венецианское зеркало на стене. Сажа покрыла пятнами стеклянный купол над всем вестибюлем и отбрасывала на тиковые плитки пола радужные цветовые круги.
Жан-Марк открыл красивую резную дубовую дверь.
– Здесь был кабинет моего отца. Тут остались кое-какие дневники, которые я хотел бы уложить сам.
Жюльетта проследовала за ним и закрыла дверь. Снова пыль и паутина на полотняных чехлах, накрывших всю мебель с подушками.
Жан-Марк остановился перед портретом, висевшим над камином.
Женщина на портрете была в голубом атласном платье с широкими юбками. Классические черты ее лица поражали своей безупречностью. Стройная фигура, тонкая талия, пышная грудь. Длинные черные ресницы затеняли темно-голубые глаза, а золотистые волосы уложены в такую прическу, какая была в моде несколько лет назад, когда мать Жюльетты впервые привезла девочку в Версаль.
– Она не могла быть такой красавицей, – решительно заявила Жюльетта. – Художник польстил ей. Моя учительница, мадам Виже-Лебрен, все время так приукрашивала позирующих ей дам. Это она написала портрет?
– Нет.
– Кто эта женщина?
– Шарлотта. – Жан-Марк не сводил глаз с портрета. – А портрет был написан одним из ее любовников, человеком по имени Пьер Кевуар.
– Неудивительно, что он ей польстил.
– Ей это не требовалось. Она была гораздо красивее, чем на портрете.
– Правда? – Жюльетта встала перед картиной. – Тогда она была даже еще прекраснее моей матери. Ваш отец не знал, что художник был ее любовником?
– Знал. Он знал обо всех ее любовниках. Она не делала секретов из своих романов. – Жан-Марк наконец оторвал взгляд от портрета и подошел к столу, что стоял в другом конце комнаты. – Дневники находятся в этом ящике…
– Зачем же он держал ее портрет здесь?
– Он любил ее. Говорил, что это самое прекрасное, чем он обладал, и хотел всегда иметь перед собой ее изображение. Моя мать умерла, когда мне было пять лет, а через два года отец познакомился с Шарлоттой д'Абуа. Он умолял ее выйти за него замуж, но она не была похожа на других женщин. Ей ни к чему было связывать себя узами брака, и она наслаждалась жизнью свободной куртизанки. – Губы Жан-Марка скривились. – Однако ей также по вкусу была власть, которую давали деньга, и она согласилась стать любовницей отца. – Жан-Марк заговорил отрывисто, доставая четыре больших дневника из верхнего ящика письменного стола. – Ему было все равно, что она спала с Кевуаром.
– В высшей степени странно, – сказала Жюльетта. – Он, должно быть, был не таким, как вы. Думаю, вы не остались бы равнодушным, наставь вам любимая женщина рога.
– Какое тонкое замечание! – Голос Жан-Марка, когда он подошел к книжным полкам и снял с них два тома, звучал бесцветно. Он отнес тома к столу. – Но, поскольку маловероятно, что такое может случиться, нам нет нужды это обсуждать. Я не намерен ни делить вас с другими, ни попадать в ловушку, влюбившись в вас, Жюльетта.
Жюльетту будто кольнуло в сердце, и она быстро согласилась.
– Разумеется, я ведь просто вообще рассуждала. – Она снова взглянула на портрет. – Ее лицо совершенно бесстрастно. Она была холодной женщиной?
– Только не в постели. Она наставляла рога моему отцу с половиной мужского населения Марселя.
– А не в постели?
– Очень расчетливой. – Жан-Марк подошел к постаменту, стоявшему у окна, снял с него хрустального лебедя и осторожно поставил на стол рядом с дневниками.
– Что произошло, когда вы вернулись с Ямайки?
– Зачем вы задаете эти вопросы? – Жан-Марк криво усмехнулся. – У вас в руках нет ни этюдника, ни пера.
– Я хочу знать.
Жан-Марк с грохотом задвинул ящик.
– Вернувшись, я узнал, что за два месяца до того она сбежала в Грецию с очередным любовником, Жаком Лето-ном. В течение некоторого времени Шарлотта крала деньги компании и передавала их Летону. Все знали об этом, кроме отца. По этой причине она и организовала мой отъезд с Басто на работорговом судне. – Голос Жан-Марка стал хриплым. – Она выставила моего отца дураком. Я отправился за ними.
Жюльетта по-прежнему не сводила глаз с его лица.
– В Грецию?
– Да. Я вызвал Летона на дуэль и убил его. Однако к тому времени он еще не надоел Шарлотте, она почувствовала себя обманутой. И решила наказать меня.
– Каким образом?
– Она вернулась к отцу и взмолилась о прощении.
Жюльетта недоверчиво смотрела на Жан-Марка.
– И он принял ее?
– Даже не упрекнул, – горько улыбнулся Жан-Марк. – Я же говорил вам, что она вертела моим отцом как хотела. Через четыре месяца после возвращения она вышла за него замуж. Шарлотта пыталась повлиять на отца, чтобы он лишил меня наследства, но он согласился лишь отослать меня прочь. Он сказал, что я не понимаю Шарлотту и всем нам будет лучше, если я уеду в Италию, в университет Падуи. Два года спустя Шарлотта умерла, и я вернулся домой. – Жан-Марк бросил взгляд на Жюльетту. – Удовлетворены? Вы наконец-то вырвали у меня все мои тайны. Вас это радует?
– Нет. – Жюльетте захотелось протянуть руку и успокоить его, но Жан-Марк уже снова спрятался за своим сверкающим зеркалом. – Вы… были влюблены в нее?
– Ребенком я так же, как и мой отец, считал, что она волшебное создание. Однако я быстро все узнал.
Он пережил боль и предательство, сознание собственного бессилия перед неуправляемой властью, которой пользовалась Шарлотта д'Абуа. Даже сейчас, через столько лет, Жюльетта видела, как эти чувства по-прежнему жгут его.
– Не могу понять, как ваш отец мог принять ее после всего?
– А я могу. Он был мечтателем. И видел ее только такой, какой она хотела ему казаться. – Жан-Марк глубоко вобрал воздух в легкие. – Мой отец считал, что я не могу понять его, поскольку сам слишком практичен, чтобы предаваться грезам. Так боже упаси меня в этом мире от мечтателей.
– Ваш отец не понимал вас, – спокойно произнесла Жюльетта. – По-моему, вы тоже человек высокого полета, но вы управляете мечтами и не даете им взять верх.
– Вздор. Я не мечтатель. Вы правы, отец и я были совсем не похожи. – Жан-Марк прошел через кабинет к двери. – Я верю только в то, что могу видеть и до чего могу дотронуться. – Он запер дверь. – А сию минуту я очень хочу видеть и трогать вас, Жюльетта. Не могли бы вы расстегнуть платье?
Жюльетта удивленно посмотрела на него.
– Сейчас?
Жан-Марк беззаботно улыбнулся.
– Почему бы и нет? Мне в голову взбрела фантазия овладеть вами в таком месте, где ничто не движется и не раскачивается с каждой волной. – Он снял камзол и бросил его на стол, прикрыв хрустального лебедя. – Снизойдите к моей причуде.
Жюльетта понимала, что Жан-Марк редко действовал под влиянием порыва. Была какая-то причина, почему он хотел овладеть ею именно в этой комнате. Что-то связанное с незаживающей болью, которую она в нем почувствовала.
Жан-Марк шел к Жюльетте.
– Вы не возражаете?
Жюльетта медленно покачала головой, не отрывая взгляда от его лица.
– Нет, – прошептала она. – Я не возражаю, Жан-Марк.
Она ощущала исходившее от него напряжение, оно окутывало ее своей силой. Жюльетта разделась, каждое ее движение было рассчитанным и неторопливым. Однако вскоре она стояла перед ним обнаженная.
– Вы этого хотите? – спокойно спросила она.
– Да. – Жан-Марк медленно обвел ее взглядом. Какова бы ни была его цель, Жюльетта знала, он хочет ее. Она видела, как взбугрились от вставшего фаллоса облегавшие бедра лосины, как подрагивали крылья его носа, а на высоких скулах выступил багровый румянец. Его страсть вызывала у нее ответный отклик.
– Да, это именно то, чего я хочу. – Жан-Марк прикасался к ней только глазами. Однако и этого было достаточно, чтобы Жюльетту охватила истома желания. – И более того. Подойди и ляг на тот прелестный савойский ковер перед камином. У меня возникла причуда увидеть тебя в обрамлении этих изысканных красок.
Жюльетта медленно прошла через комнату и встала перед камином. Она стояла спиной к Жан-Марку, подняв глаза к портрету Шарлотты д'Абуа.
– Ты из-за нее не выносил мой парик? Ты сказал, что терпеть не можешь светлые волосы.
– Я не хочу говорить о Шарлотте. – Жан-Марк стоял позади Жюльетты, и его руки, скользнув, обхватили ее грудь.
Жюльетта ощутила прижавшийся к ее обнаженным ягодицам твердый ствол, стиснутый одеждой. Его руки оставили грудь, прошли по ее телу и опустились на бедра.
– Я вообще ни о чем не хочу говорить. – Жан-Марк держал Жюльетту и медленно терся о ее тело. – Поскольку ты, похоже, не хочешь оказать мне любезность и лечь, не могла бы ты наклониться и взяться руками за каминную доску?
Он быстро отстранился от нее, а через несколько секунд обхватил ее снова. Теперь ствол был на свободе.
– Ближе, еще, – шептал он. – Да, вот так. А теперь ноги, чуть-чуть пошире…
И он одним быстрым движением вошел в нее.
Жюльетта вскрикнула, и ее пальцы впились в холодный пиренейский мрамор каминной доски.
Жан-Марк замер.
– Я сделал тебе больно?
– Нет. – Жюльетта закрыла глаза, стараясь успокоить дыхание. – Это просто… по-другому. – Его жаркая твердь внутри, холод мрамора под руками, его одетое тело и ее нагота. Это было новое ощущение, темно-возбуждающее.
Фаллос продвигался, теперь медленно, вонзаясь глубоко, позволяя ей ощутить каждый сантиметр своей плоти.
– Не вздумай кричать снова, – глухо произнес он. – Тебя услышат в салоне. – Его руки скользнули ниже, а большой палец нащупал бугорок в жарких губах ее естества. Он трогал его, мял, тер. Дыхание Жан-Марка жарко отдавалось в ее ушах. Уже и указательный палец легонько ласкал ее пылающее лоно.
– Ты же не хочешь, чтобы они знали, что я с тобой делаю, правда?
Жюльетта закусила губу, из горла рвался стон удовольствия. Ощущения, которые вызывали его ласки, были неописуемы. Она чувствовала, как вздымается грудь Жан-Марка у ее обнаженной спины, как жестка его полотняная рубашка, как чувственно трется его плоть в ней, когда он бешено вонзается в нее.
– Ты же не хочешь, чтобы они знали, как тебе это нравится? – Жан-Марк потянул зубами за мочку ее уха. – Как ты ритмично двигаешься мне навстречу, чтобы брать, и брать, и брать…
Дыхание со всхлипами вырывалось из груди Жюльетты, горячее лоно прижимало его ствол, сжимало, ласкало, сливаясь с ним в одном ритме.
– Ты ведь хочешь этого, правда?
Жюльетта не ответила. Она не могла говорить. Его большой палец, нажимая упругий и набухший ее бугорок, медленно вращался.
– Правда?
– Да, – выдохнула она еле слышно.
– Тогда позволь мне дать тебе больше. – Жан-Марк подвинул Жюльетту к ковру и поставил на четвереньки, так что она опиралась на руки, а сам опустился сверху. Его руки обхватили груди Жюльетты, массируя, сжимая, потягивая их, в то время как он глубоко вонзался в нее, терся о ее ягодицы. – А пока ты скажешь мне… – он вышел и теперь уже медленно входил в нее, – как сильно ты меня хочешь.
Теперь он двигался резко, грубо, в лихорадочной жажде желания.
– Скажи мне, черт бы тебя побрал!
– Как… я могу сказать… тебе? – выдохнула Жюльетта. – Когда ты даешь мне… такое наслаждение… что я даже дышать не могу.
– Матерь Божия, я должен был знать, что ты сделаешь это со мной!
Он повернул Жюльетту лицом к себе и уложил ее на ковер, и Жюльетта увидела его лицо. На нем перемежались мука и наслаждение, разочарование и покорность.
Он с силой вошел в нее, потом еще раз, еще… Затем их окутал порыв жаркой силы.
Жюльетта вскрикнула и впилась руками в ковер, уже не заботясь о том, услышат ее люди Симона или нет.
Жан-Марк прижал ее к себе и спрятал лицо на ее плече. Высшая степень страстного наслаждения сотрясала их тела, принося спазмы облегчения.
* * *
– Почему? – Голос Жан-Марка звучал приглушенно. Он привел свою одежду в порядок, а потом подошел к Жюльетте, чтобы помочь ей застегнуть платье. – Почему ты сказала «да»?– Не знаю. – Жюльетта не смотрела на него. – В тот момент я только чувствовала.
– Чтобы позволить мне обращаться с тобой как с потаскушкой, подобранной в доках Марселя? – В голосе Жан-Марка неожиданно зазвучала свирепость.
– Так вот как с ними обращаются! Стало быть, не такая уж у них страшная жизнь. Мне это показалось очень волнующим.
Жан-Марк взял Жюльетту за подобородок и поднял ее лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Почему?
– Потому что ты был добр ко мне в Андорре, – просто сказала Жюльетта. – А на добро надо отвечать добром. Сначала я не была уверена, зачем тебе это нужно, но точно знала, что нужно.
– Но теперь ты думаешь, что знаешь зачем?
– Ты терял из виду женщину, с которой боролся, и стал видеть меня такой, какая я есть. – Жюльетта подняла глаза к женщине на портрете. – Ты хотел снова увидеть во мне врага и думал, что сможешь сделать это здесь. – Она перевела взгляд на лицо Жан-Марка. – Но ты ведь ошибся, правда? Ты понял, что больше не можешь видеть меня такой.
– Да. – Жан-Марк отпустил подбородок Жюльетты. – Да, я ошибся. Это не получилось.
– Тебе не нравится, что я понимаю тебя, правда? – Она дрожащими руками пригладила кудри. – Я тоже не в восторге. Ты нарушаешь мой покой. Я ловлю себя на том, что думаю о тебе, а не о своей работе. Я больше не позволю тебе делать это со мной, Жан-Марк.
– Вот как? – Жан-Марк посмотрел на девушку сузившимися глазами. – И что ты предпримешь, чтобы этому помешать?
– Как только мы вернемся в Париж, у нас, вероятно, уже не будет близких отношений. Мы пойдем каждый своей дорогой. – Жюльетта встретилась взглядом с Жан-Марком. – И я больше не разрешу тебе обладать моим телом. Ребенка не будет, и я не допущу тебя в свою постель.
– Ты намерена занимать мой дом, но не мою постель?
– Так мы договорились. Убежище в твоем доме и защита до тех пор, пока мне это нужно, и два миллиона ливров за Танцующий ветер. Статуэтку ты получил. Как только мы вернемся в Париж, я отправлюсь в кафе «Дю Ша» и отдам им деньги. Я уверена, они смогут получить расписку от Марии-Антуанетты. Тогда ты будешь заниматься своим делом, а я – своим.
– Живописью?
Ресницы Жюльетты поспешно опустились, прикрыв глаза.
– Да.
– И мы будем жить вместе, чистые и свободные от плотских мыслей? – Жан-Марк покачал головой, и лукавая улыбка, которую Жюльетта так хорошо знала, осветила его лицо. – Так не пойдет, Жюльетта. У тебя слишком пылкий темперамент, и мы оба хотим друг друга. Не пройдет и недели, как ты сдашься.
– Нет. И ты не будешь пытаться искушать меня, потому что это нарушило бы условия нашей сделки.
– Нам остается только проверить, насколько сильна твоя решимость. – Жан-Марк встал и направился к письменному столу. – Однажды я дал тебе выбор. Больше ты его не получишь. – Его голос звучал почти небрежно, когда он прибавил:
– Полагаю, со временем мы обвенчаемся.
Жюльетта ошеломленно уставилась на него.
– Обвенчаемся?
– Как ты уже заметила, ребенок должен носить фамилию Андреас, – улыбнулся Жан-Марк. – А я собираюсь сделать тебе ребенка, Жюльетта. Я только что пришел к этому решению.
– Но я же тебе сказала, что не хочу… – Жюльетта направилась к двери. – Ты совсем сошел с ума.
– Ты мне не оставляешь выбора. Возможно, это единственный способ для меня выиграть игру. Жюльетта приблизилась к двери.
– Жюльетта.
Она обернулась и с грустью на него взглянула.
На лице Жан-Марка больше не было насмешки.
– Я… я надеюсь, что не причинил тебе боли.
– Я бы и не позволила тебе это сделать. – Жюльетта отвернулась от него. – К вашему возвращению на корабль я буду в саду. Когда мы отплываем в Канны?
– Мы не будем там. Жюльетте чуть дурно не стало.
– Мы не поедем в Вазаро?
– Мы отплываем из Марселя в Париж. Если мы вернемся в Канны, то, вероятнее всего, потеряем «Удачу» и статуэтку. Национальный конвент все конфискует. Этих разбойников не остановить. – Жан-Марк поморщился. – Я не стану больше рисковать. Я уже передал восемь кораблей в пользу республики.
– А в Марселе корабль не заберут?
– Он не станет в доки Марселя. Мы бросим якорь на некотором расстоянии от побережья и отправимся на баркасе на берег с багажом и статуэткой.
– Ты везешь Танцующий ветер в Париж?
– Я хочу, чтобы он был со мной. Никто не заподозрит, что я буду держать статуэтку при себе.
– А куда отправится отсюда «Удача»?
– В чарлстонскую гавань в Америке на свидание с остальным флотом.
Жюльетта задумчиво посмотрела на Жан-Марка.
– Вы все это спланировали еще до отъезда из Парижа.
– Человек должен все продумывать заранее. – Жан-Марк улыбнулся. – И если уж говорить о будущем заранее, какое имя мы выберем для моего сына?
Жюльетта посмотрела на него озадаченно и впервые неуверенно. Жан-Марк умен, упорен и способен заставить Жюльетту свернуть с выбранного ею пути, если она не будет так же, как он, целеустремленна и решительна.