Джоансен Айрис. В сладостном бреду

   — Мне ничего другого не остается. Вы ведь сами прекрасно знаете, что она слишком ценна, чтобы бросить ее здесь.
   — Не так уж ценна, — сказал Николас. — Возможно, судьба наказала вас за то, что вы лишили меня ее услуг.
   Не отнял у него дочь, а забрал рабыню, которая служила ему. Для Кадара этого оказалось достаточно. Он повернулся и зашагал к двери.
   — Я буду посылать к вам каждый день слугу, чтобы справляться, не появилась ли она у вас.
   Он помедлил, выйдя за ворота дома Николаса. С чего начать? Он не представлял Константинополя. Впрочем, Селин, если верить Николасу, тоже ничего о нем не знала. От этой мысли ему стало очень неуютно. Все города одинаковы, они кишат хищниками, собравшимися со всего мира, готовыми сожрать невинных и неосторожных.
   Ему остается только надеяться, что он сможет обнаружить Селин прежде, чем ее найдут хищники.
 
   Дандрагон.
   — Я прав. Женские мозги не приспособлены для игры в шахматы, — сказал Вэр, глядя вниз, на лежащую перед ним шахматную доску. — Мне доставляет удовольствие брать над вами верх в этой игре.
   — И поэтому вы настаиваете на том, чтобы я играла с вами после ужина каждый вечер? — спросила Tea.
   — Нет, у меня есть другие причины.
   — Какие?
   — Не хотите ли сыграть еще партию?
   — Какие причины?
   Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся ей.
   Он не собирался говорить ей. Эти сводящие с ума мгновения, когда ему приходилось сдерживаться, все еще не оставляли его, но последнее время повторялись реже.
   — Что ж, тогда я больше не стану играть с вами. — Она оттолкнула кресло и уставилась на огонь. — И я могла бы выиграть, если бы шахматы что-то для меня значили.
   — Я знаю, вы можете. — И когда она выразительно взглянула на него, он быстро поправился: — По крайней мере иногда.
   Она усмехнулась.
   — Часто. Ваше внимание порой отключается, и вы становитесь очень рассеянным.
   — В самом деле? Значит, мне необходимо избавиться от этого недостатка. Рассеянность может стоить жизни солдату.
   — Но не здесь.
   — Нет, не здесь.
   В комнате, освещенной огнем камина, повисла тишина, но в этой тишине не было напряженности, только покой и уют. Могла ли предположить она, что ей когда-нибудь будет так хорошо и уютно в присутствии грозного Вэра из Дандрагона, размышляла она.
   — Не пора ли Кадару уже вернуться с Селин?
   — Думаю, уже скоро. Возможно, у него возникли трудности с Николасом, может, он не хотел уступить вашу сестру.
   Искра беспокойства прожгла мир, царивший в ее сердце в эту минуту.
   — Но он сумеет добиться успеха?
   — Кадар может быть более изворотлив и терпелив, чем сам Саладин. Если у него не получится одним способом, он найдет другой и третий. Он привезет ее.
   — А что, если нет?
   — Так или иначе, она будет с вами. Я сам поеду за ней. — Он мрачно улыбнулся. — Но мои способы не столь цивилизованны, как Кадара. Я могу оставить вас сиротой.
   Ее глаза раскрылись от страха.
   — Вы шутите.
   — Мы ведь уже с вами установили, что я очень редко шучу. — Он пожал плечами. — Поэтому будем надеяться, что Кадар добьется успеха.
   — Вам очень опасно предпринимать такое далекое путешествие.
   — Опасность подстерегает меня всюду, как только я выезжаю из Дандрагона. Угроза быть убитым в Константинополе ничуть не больше, чем в Дамаске. Кроме того, я обещал.
   — Но вы не должны умирать из-за этого, — горячо заявила она. — Я сама найду способ вызволить Селин, как я вначале и думала.
   Он впился в ее лицо взглядом.
   — Слово надо держать.
   — Не будьте глупцом. Я прожила долгие годы в доме Николаса и выжила. Селин сумеет дождаться меня. Несколько лет ее жизни не стоят вашей смерти. Я больше не желаю слушать об этом… Почему вы так смотрите на меня?
   — Мне хотелось бы знать, станете ли вы оплакивать меня, если я погибну.
   — Я редко плачу. — Странное выражение на его лице не изменилось, и ей стало от этого неуютно. — Да и с какой стати я бы стала оплакивать человека, который собирается так глупо собой рисковать?
   — Но у вас доброе сердце, и вы настаиваете на том, что я ваш друг. Так вы будете по мне плакать, Tea?
   Она не могла понять выражение его лица, но в его голосе прозвучала странная нотка, заставившая ее более серьезно отнестись к его вопросу. Он постоянно жил под угрозой смерти, которая стала для него верным спутником. Возможно, мысль, что кто-то будет горевать о нем, действительно что-то значила для него. Она встретила его взгляд.
   — Я буду вас оплакивать.
   Он медленно кивнул.
   — Я верю, что будете.
   Она не могла отвести от него взгляда. Внезапно у нее перехватило дыхание, ей стало не хватать воздуха. Он явно пытался ей что-то сказать. Нет, это были не слова и не мысли даже… но что? Она не знала, но не могла перенести остроты этого ощущения. Она попыталась улыбнуться.
   — Но я уверена, что слез не будет, потому что Кадар привезет мне Селин.
   — Она готова, мой господин, — объявил Гарун, появляясь в дверях.
   Tea с облегчением вздохнула, обрадованная тем, что их прервали.
   — Почему ты еще не спишь, Гарун? — спросила она мальчика.
   Гарун возмущенно посмотрел на нее.
   — Я выполняю поручение моего господина. — Он поклонился Вэру. — Вы велели сообщить, когда она будет готова.
   Она? Tea внезапно насторожилась, поняв, что он мог иметь в виду. Правда, Вэр не звал Ташу в свою постель последнее время, но это вовсе не означало, что он не приглашал других женщин, живущих в замке. Конечно, он использовал их; у него чудовищный аппетит по этой части. Почему же она чувствует себя такой оскорбленной и разочарованной? Она вскочила на ноги.
   — Я вас покидаю. У вас, очевидно, есть более интересные дела.
   Он нахмурился.
   — Почему вы… — Внезапно он все понял. — Вы думаете, что меня ждет женщина в постели?
   — Это меня не касается. — Она направилась к двери. — Но я полагаю, вам не следует использовать Гаруна, чтобы улаживать подобные дела.
   — Моя госпожа, — запротестовал Гарун, пораженный тем, что он посчитал дерзостью в ее устах.
   — Это обязанность оруженосца — обеспечить своего хозяина всеми удобствами, которые ему необходимы. — Вэр поднялся с кресла. — И вы правы, это не ваше дело. И тем не менее, мне кажется, меня развлечет, если вы пойдете сейчас со мной.
   — Я хочу, чтобы вы смотрели.
   В ее памяти во всех подробностях всплыла картина в зале в ту ночь. Обнаженный Вэр, сидящий в кресле, и Таша между его ног, прильнувшая к его…
   Ее захлестнула волна жара.
   — Я не хочу идти.
   — Вы пойдете. — Он встал за ее спиной. — Мне это доставит радость. Ведь это одна из обязанностей друзей — доставлять удовольствие другу. Не правда ли?
   Она поколебалась, наблюдая за ним. В чем дело? Он не пошел вверх по лестнице, а направился к выходу из замка.
   Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская ее вперед.
   Гарун взял ее за руку и потянул к двери, шепча при этом:
   — Вы должны слушаться моего хозяина.
   Гарун, очевидно, полагал, что его хозяину должны подчиняться все люди на земле. И все же ее разбирало любопытство, поэтому она позволила ему отвести ее к выходу.
   — Я делаю это для моего друга Гаруна, а вовсе не для вас, — заявила она Вэру, проходя мимо него.
   Он усмехнулся.
   — Я заметил разницу.
   Она стала спускаться по ступеням.
   — Может быть, вы объясните мне, куда… — она остановилась, увидев стоявший во дворе фургон. Четверо вооруженных всадников верхом на лошадях возвышались рядом.
   — Что это?
   Но Вэр уже направлялся к фургону. Гарун мгновенно бросил ее руку и побежал за ним. Tea медленно шла следом.
   Подойдя ближе, она увидела молодую женщину, лежащую на постели, устроенной внутри фургона. Она была смутно знакома Tea, одна из многочисленных служанок этого огромного замка.
   — Я не хочу уезжать, мой господин, — обратилась женщина к Вэру, умоляюще глядя на него. — Позвольте мне остаться.
   Вэр покачал головой.
   — В Дамаске тебя хорошо устроят. Там у тебя будет все, что необходимо. А главное, ребенок будет в безопасности. — Он махнул вознице. — Поезжайте с Богом.
   Ребенок.
   Tea в полном оцепенении наблюдала, как фургон медленно покатил к воротам в сопровождении вооруженной охраны.
   — Она беременна?
   — Четыре месяца. — Вэр смотрел вслед фургону с выражением странного сочетания отчаяния и горечи, которого она никогда прежде не видела на его лице. — Ей лучше было уехать сейчас. Позже путешествие для нее стало бы слишком тяжелым.
   Ее оцепенение прошло, уступив место безудержному гневу, столь же дикому, сколь и необъяснимому.
   — А я думала, вы бы хотели быть рядом в момент, когда родится ваш ребенок.
   — Разумеется. — Он повернулся и взглянул на нее. — Но этот ребенок не мой. Фатима — жена одного из моих солдат.
   И вновь волна эмоций захватила ее, и она поспешно отвела взгляд.
   — Я понимаю.
   — Нет, вы ничего не понимаете, — сказал он грубо. — Я бы не отослал женщину, которая носит моего ребенка без своего сопровождения. Я был бы рядом с ней, охранял ее и ребенка от любых опасностей.
   Она не смотрела на него.
   — Но вы насильно ее отправили.
   — Она носит ребенка Юсуфа, а для человека ребенок — это единственная надежда на бессмертие. Она должна быть в безопасности. Я не могу допустить, чтобы с ребенком что-нибудь случилось.
   Такая страстность прозвучала в его голосе, что она с удивлением посмотрела на него.
   — Но будет ли она в безопасности?
   — Я специально послал с ней всего четверых охранников. Ваден будет знать, что я был бы более осторожен, если бы они сопровождали что-нибудь принадлежащее лично мне.
   — Он не причинит ей вреда?
   Вэр нахмурился.
   — Конечно, нет. Он же не монстр.
   — Извините, — произнесла она с сарказмом в голосе. — Но когда вы сказали, что он собирается убить меня, я предположила, что он…
   — Это совсем другое. — Он повернулся и направился в замок.
   Она не последовала за ним, а осталась во дворе, глядя вслед фургону, выезжающему через ворота. Вэр, наверное, вернулся в Большой зал. Она бы с удовольствием пошла в свою комнату и постаралась бы избежать любого столкновения с ним вечером. На сегодняшний день с нее довольно эмоциональных потрясений. В течение последних нескольких минут возле фургона из человека, которого она уже начала узнавать и к которому привыкла, Вэр мгновенно превратился в недоступного деспота, каким она впервые встретила его в пустыне.
   Внезапно она поняла, он просто страдал от боли. Теперь она уже знала, что он старательно прячет любое свое чувство за изгородью из шипов. Но она попыталась отмахнуться от этого узнавания. Ее пугала сила собственных эмоций, вспыхивающих в ответ на мысли о нем, и сейчас она хотела только одного — спрятаться подальше и никого не видеть.
   Он находился в Большом зале, как она и думала, и сидел, уставившись взглядом на огонь камина.
   Она прошла мимо арочного входа в зал и начала подниматься по ступеням.
   Святые небеса! Она не имеет права этого делать.
   Вздохнув, она вновь спустилась вниз.
   — Когда вы так хмуритесь, у вас неприятное лицо, — заявила она, входя в зал. — Это мне очень не нравится.
   — Тогда ступайте туда, где вам не придется смотреть на меня.
   Она села на скамейку возле очага.
   — Кадар бы это не одобрил.
   — Кадар. — Он повернул голову и взглянул на нее. — Так вы поэтому пришли сюда?
   — А почему еще я стала бы… — Она встретила его взгляд и покачала головой. — Меня очень беспокоит, когда вы такой.
   — В самом деле? — Он поднес к губам бокал вина. — И вы хотите утешить меня?
   — Я была бы рада предложить вам свою помощь.
   — Нет. Во всяком случае, ту помощь, которую я действительно хотел бы от вас получить, вы мне не окажете. — Он осушил бокал. — Но если вы не уйдете, я, возможно, попрошу вас о ней.
   Она с усилием улыбнулась.
   — Это не такая уж страшная угроза. Однажды, кажется, я уже отвергла вас.
   — Нет, еще нет. Пока я еще не пал так низко. — Он посмотрел на нее долгим взглядом и затем резко отвел глаза. — Оставьте меня.
   Она продолжала сидеть, не двигаясь.
   Его рука сжала ножку бокала так, что побелели костяшки его пальцев.
   — Оставьте меня, — процедил он сквозь зубы. — Ради Бога, иначе я позову Абдула и велю ему вынести вас отсюда.
   Он действительно имел в виду то, что говорил. Она еще никогда не видела его таким. Девушка медленно поднялась со скамейки.
   — В этом нет нужды. Мне не доставляет никакого удовольствия находиться с вами, когда вы такой, как сейчас. — Она пошла к выходу. — Спокойной ночи.
   — Подождите!
   Она оглянулась. Лицо Вэра менялось мгновенно, отражая борьбу чувств, бушевавших в его душе.
   — Что вы хотите?
   — Ничего, — он чуть слышно выругался. — Ничего. — Подняв свой бокал, словно в знак приветствия, он насмешливо ей улыбнулся. — Минутная слабость. Можем побиться об заклад, выдержу ли я это и не поддамся ли искушению в следующий раз?
   — Не знаю, о чем вы говорите, и к тому же я слишком устала разгадывать ваши загадки.
   — Но не больше, чем я. Я совершенно не понимаю себя в последнее время. — Он опять повернулся к огню. — Но я не стал бы рассчитывать ни на свое великодушие, ни на силу воли. Это было бы глупо.
 
   Tea проснулась от толчка, в полной темноте.
   — Тсс. — Вэр огромной тенью возвышался на краю ее кровати. — Я не причиню вам никакого вреда.
   Ее сердце так бешено колотилось, что она едва могла говорить.
   — Вы уже причинили, — сказала она колко. — Напугали меня до смерти. Зажгите лучше свечи.
   — Нет. Достаточно и лунного света. Я хорошо вас вижу.
   — Ну а я вас не вижу. — Но она могла чувствовать его напряжение, которое передалось и ей. Внезапно все ее чувства обострились, из темноты на нее наплывали запахи, и она ощущала их. Запах кожи, всегда окружавший Вэра, — аромат лимона, кедра и шелковицы, проникающий сюда с посадки на лужайке; она остро почувствовала мягкую ткань покрывала на своем нагом теле. Проглотив комок в горле, она прошептала:
   — Зажгите свечи.
   — Я не хочу, чтобы вы меня видели. — Он протянул руку и коснулся ее обнаженного плеча. — Шелк, — пробормотал он. — Можете ли вы создать такую же чудесную ткань, как ваша кожа?
   Ее плечи пылали под его пальцами, и все же она не отодвинулась.
   — Гораздо лучше.
   — Нет, — произнес он хрипло. — Лучше не может быть.
   — Вы слишком выпили?
   — Нет, но, видимо, вполне достаточно. — Он нежно, чувственным движением погладил ее плечо. — Почему же еще я пришел сюда?
   — Я не знаю. Идите спать. Утром вы будете чувствовать себя спокойнее.
   — Возможно, не таким сумасшедшим, как сейчас. Говорят, с восходом дух становится яснее и чище.
   — Что вы здесь делаете?
   — Схожу с ума. Я думал, что объяснил вам.
   Она облизала губы.
   — Вы хотите овладеть мной?
   — О да, я жажду этого с той самой ночи, когда принес вас в Дандрагон. Но вожделение — это не сумасшествие. У меня желание гораздо опаснее. — Он помолчал. — Я хочу от вас ребенка.
   Эта весть поразила ее как гром среди ясного неба.
   — Вот почему я напился, прежде чем прийти к вам. — Он продолжал гладить ее плечо. — Я долго не решался просить женщину родить мне дитя, которое никогда не узнает, кто его отец. Особенно, если учесть, что уже сам факт зачатия пометит вас на смерть. Разве может хоть один мужчина скрыть тайну от женщины, ставшей матерью его ребенка?
   — Вы говорили, что я уже помечена на смерть.
   — Возможно. Но Ваден может… Нет, не может, если узнает, что вы носите мое дитя. — Его голос стал совсем хриплым. — Вы видите, как низко я пал? Я готов рисковать вашей жизнью ради своих собственных целей.
   — Почему?
   — Потому, что я хочу… этого. — Казалось, сам воздух вибрировал от страсти, прозвучавшей в его словах. — Я не хочу умереть, не оставив частички себя на этом свете.
   Матерь божья, она и не знала, что способна чувствовать эту выкручивающую душу боль сострадания.
   — Тогда вы можете получить ребенка от Таши или от кого-нибудь другого. Я не кобыла, чтобы меня пускать на племя.
   — Я хочу вашего ребенка. Хочу, чтобы мой сын унаследовал вашу гордость и вашу силу. Я могу только вам доверить заботиться о нем и учить его. — Он помолчал мгновение, а затем отрывисто продолжил: — Я предлагаю вам не такое уж плохое соглашение. Опасность почти такая же, пустите вы меня в вашу постель или нет, а я сделаю все, чтобы защитить вас. Я постараюсь найти для вас самое безопасное место на свете, сразу, как только станет известно, что у вас будет ребенок. Кадар останется с вами. Вы никогда ни в чем не станете нуждаться. Я очень богатый человек. Было бы слишком опасно для вашей жизни жениться на вас, но я позабочусь, чтобы после моей смерти у вас…
   — Замолчите. — Ее голос задрожал, она скинула его руку со своего плеча и села на кровати. — Я устала от этих постоянных разговоров о вашей смерти. Я не хочу этого.
   — Что ж, хорошо. Я сказал, зачем пришел сюда, и, очевидно, ваш ответ — нет. Я ожидал этого. — Он поднялся, чуть покачиваясь. — Желаю вам спокойной ночи.
   Его внезапное отступление было таким же ошеломляющим, как и все, что ему предшествовало.
   — Вы уходите?
   — Как вы правильно заметили, я более чем слегка пьян. А в этом случае я начинаю потакать своим желаниям и слабостям. Я не могу оставаться здесь, разговаривая с вами, и не дотрагиваться до вас, но и прикасаться к вам я тоже не смею, пока вы не согласитесь иметь от меня ребенка. Я с трудом сдерживаю свое желание, так хочу я обладать вашим телом. Я знал это с самого начала. — Он тяжело пошел к двери. — Но я должен предупредить, что не откажусь от вас. Ваден всегда говорил, что если мне в голову что-то втемяшится, я уже никогда от этого не отступлюсь.
   — Почему бы вам не поискать другую женщину, которая обеспечила бы вам это бессмертие?
   — Я же сказал, мне не надо другой. — Он открыл дверь. В его голосе прозвучала нотка удивления, когда он добавил: — Мне не нужна другая уже очень давно. Разве это не удивительно?
   Дверь за ним закрылась.
   Tea сотрясала дрожь. Это от гнева? Ее просто разозлил этот пьяный олух. Или это страх? Вполне естественно для женщины — испугаться, когда к ней вламывается мужчина и заявляет ей, что хочет использовать ее тело. Или, может быть, это от растерянности? Ее бросало то в жар, то в холод от изумления и смущения, вызванных словами Вэра.
   Ребенок…
   Мысль о нем наполнила ее теплом и нежностью. Она всегда очень любила детей.
   Но, ради всех святых, что с ней такое случилось? Ей не нужен ребенок. У нее уже есть Селин, которую она растила почти с пеленок. Она должна помочь ей выжить в этом жестоком мире, а с ребенком это будет еще сложнее, чем сейчас. Здесь не о чем даже думать. И не даром она рассердилась на этого здоровенного тупого вояку, который полагал, что может вот так ворваться в ее жизнь и распоряжаться ее телом по своему усмотрению.
   Слезы побежали по ее щекам. Боже милостивый, это совсем не от гнева, поняла она наконец. Пусть она отказала ему, но ей так хотелось прижать его к себе, успокоить, сказать, что он будет жить вечно и ему не нужен для этого ребенок. Почему она позволила ему довести себя до этого?
   Она вытерла мокрые от слез щеки тыльной стороной ладони и откинулась на постели. Необходимо изгнать из сердца эту слабость. Жалость еще не причина, чтобы рожать мужчине ребенка.
   То, о чем просил Вэр, просто возмутительно. И если он вновь заговорит об этом, она скажет ему все, что думает о подобной наглости и эгоизме.
   Она запретит себе даже во сне вспоминать об этом.

8

   — Мой господин желает говорить с вами, — сказала Жасмин. — Он ждет вас в Большом зале.
   Tea подняла глаза на служанку, затем плеснула из ведра под деревце.
   — Когда я отсюда уеду, вы должны быть очень осторожны, ухаживая за ними. Их нельзя поливать слишком обильно. Это даже хуже, чем не долить.
   — А вы не предупредили об этом Аллаха, тогда бы он равномерно проливал свои дожди на землю? — сухо спросила Жасмин.
   — Мы ничего не можем сделать с волей Божьей, но отвечать за свои действия должны.
   — Мой господин не любит ждать.
   Она избегала Вэра целый день, но когда-то ей все равно пришлось бы с ним встретиться.
   — Я сейчас иду.
   Она поднялась на ноги, стряхнула с юбки землю и направилась к замку.
   — Я все равно здесь уже все закончила.
   Жасмин поспешила за ней.
   — Он послал меня искать вас по всему замку. Вы рассердились на него?
   — Нет.
   — Значит, он сердит на вас?
   — Не знаю. Возможно. — Она заговорила о другом: — Вы разучили тот петлевой шов, который я вам показала вчера?
   Жасмин кивнула.
   — Но у меня еще очень неловко получается.
   — Мастерство придет со временем.
   — Я показала Таше. У нее выходит лучше.
   — Вы учите Ташу вышивать? Я думала, ее это не интересует.
   — Это очень хорошее дело. Таша будет заниматься этим, раз я ей велела.
   Tea покачала головой.
   — Нет, Жасмин, нужно, чтобы она сама этого хотела, или вышивка станет для нее настоящим рабством.
   Жасмин нахмурилась.
   — Она подчас сама не знает, что для нее благо, а что нет. Я должна указывать ей на это. — Она помолчала. — Думаю, она испугалась.
   — Чего?
   — Что ее ждет неудача. У каждого есть своя гордость. Таша, может быть, и шлюха, но она очень искусна в этом. Хотя ей приходилось вытерпеть много жестокости и грубости, но она с этим справилась. А тут ей придется начинать заново, и это пугает ее. — Жасмин поджала губы. — Но я не позволю ей бросить это занятие. Я не могла спасти ее, когда она пошла на улицу, но сейчас у меня появился еще шанс. Поэтому не останавливайте меня и не говорите, что я не должна учить ее.
   Что Tea могла возразить Жасмин на это? Обе женщины, мать и дочь, были готовы всем пожертвовать для безопасности друг друга. И она не собиралась вмешиваться в столь тесные и непростые взаимоотношения между ними.
   — Если понадобится моя помощь, дайте знать.
   — Вы сможете помочь нам, если останетесь. Нам необходимо, чтобы вы обучили нас.
   Ей следовало бы знать, что Жасмин станет просить ее об этом.
   — Я не могу. Сразу, как только Селин приедет, мы должны отправиться в Дамаск и попытаться там устроить нашу жизнь. Вы лучше, чем кто-либо другой, поймете, как я хочу видеть Селин счастливой. Ведь вы того же желаете для Таши. Я научу вас всему, чему успею до своего отъезда.
   — Этого недостаточно.
   — Возможно, когда-нибудь вы обе сумеете приехать к нам, чтобы с нами работать. Вы ведь свободные женщины. Сейчас пока вам лучше оставаться с лордом Вэром, так как я не смогу предложить вам жилье. Но как только у нас будет собственный дом, я пришлю за вами.
   Жасмин повернулась и посмотрела прямо ей в глаза.
   — Вы обещаете мне?
   — Я вам обещаю.
   Жасмин медленно кивнула.
   — Тогда все будет хорошо.
   Хотела бы Tea быть так же в этом уверенной. Первые несколько лет им придется очень тяжело.
   — Вам следует запастись терпением.
   — У меня его достаточно. — Она сурово посмотрела на Tea. — Но вам придется работать очень много и тяжело, вы это понимаете?
   Tea спрятала улыбку и согласно кивнула.
   — Каждый день и каждый час.
   — Не просто каждый час, — мрачно сказала Жасмин. — Но много часов в день. И не надо ждать, пока у вас найдется место для нас в вашем доме. Вы скоро поймете, что без нас вы не справитесь.
   Что навлекла она на себя этим своим предложением, с грустью подумала Tea. Ведь обе женщины, и Жасмин и Таша, обладали очень сильной волей и властным характером. Если она не будет осторожна, они начнут командовать ею в ее же собственном доме. Но почему-то эта мысль не очень обеспокоила ее. Будет лучше, если рядом окажутся люди, которых она знает и которым может доверять, когда она отважится вступить на тот нелегкий путь, который для себя выбрала.
   Они дошли до замка, и Жасмин открыла дверь.
   — Вы обучите меня другим швам сегодня?
   Tea кивнула.
   — Сразу, как только вернусь от лорда Вэра. Приходите ко мне в комнату.
   — Я попытаюсь привести Ташу. — Она направилась на половину прислуги. — Ей будет легче обучиться от вас, чем от меня.
   Это как раз то, что ей сегодня не хватает, устало подумала Tea, — сначала труднейший разговор с Вэром, а затем урок вышивания с надутой, непокорной Ташей.
   Скрепя сердце, Tea быстро направилась вдоль длинного коридора к Большому залу. Она специально старалась не думать о Вэре, о словах, которые он говорил ей прошлой ночью. Они вызывали в ней щемящую боль и наполняли смятением и тоской. Ей не следует думать о его предложении. Она должна просто повторить свой отказ и уйти от него.
   Он повернулся от окна, когда услышал ее шаги.
   — Что-то вы слишком долго. Где вы скрываетесь?
   — Я ухаживала за деревьями.
   — Целый день?
   Она оставила его вопрос без ответа.
   — Что вы хотели от меня?
   — Я уже сказал вам об этом. — Он поднял руку, увидев, что она готова возразить. — Не беспокойтесь. Я уже вполне пришел в себя. И не собираюсь ни тащить вас в постель, ни делать вам ребенка. — Он издевательски улыбнулся. — Во всяком случае, сегодня. Не ведаю, что будет завтра. Сегодня утром я проснулся, мучимый раскаянием, но не уверен, что это продлится слишком долго.
   Внезапно она почувствовала себя так, будто из нее выкачали воздух. Она так долго готовилась к отражению его атак. И вот теперь, благодаря его вновь резко изменившемуся настроению, вся ее тщательная оборона оказалась совершенно ненужной.