Страница:
— Ты не принимаешь меня всерьез! — гневно воскликнула она. — И никогда не принимал.
— Ты снова ошибаешься, — спокойно возразил Дом. — Я отношусь к тебе очень, очень серьезно, гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
Они долго смотрели друг на друга.
— Что это значит?
Дом пожал плечами и отвел взгляд. На его лице появилось отрешенное выражение.
Но Анна должна была узнать главное, ради чего и пришла к нему сюда.
— Скажи мне, — решительно начала она и, сделав шаг к нему, даже слегка дернула за рукав, отчего виски выплеснулось через край его бокала, — скажи мне. Дом, зачем в ту ночь в саду ты решил овладеть мной?
Он невесело засмеялся.
— Это самый глупый вопрос, который я когда-либо слышал. — Его взгляд был остр как бритва. — Я тогда потерял голову, Анна. Совершенно потерял голову.
Она посмотрела ему в глаза. Для нее это был не ответ. Точнее, неприемлемый ответ.
— Ты сделал меня всеобщим посмешищем, — с горечью прошептала она, — а я так любила тебя.
— Мне очень жаль, что так получилось.
— Я не верю тебе.
Он взял ее за подбородок. Анна даже не пошевелилась.
— Ты больше не посмешище. Ты красивая, добрая женщина. Благородная, элегантная леди.
— Нет. Надо мной и сегодня все смеялись. Особенно когда ты флиртовал с Фелисити.
— Я не флиртовал с ней.
Анна отвернулась. Дальше оставаться здесь не было смысла. Но Дом схватил ее за плечи и притянул к себе.
— Почему ты не спросишь меня о том, что тебе действительно хочется узнать?
Она колебалась. Сердце гулко стучало в груди. Вопрос жег ее изнутри, и это продолжалось уже четыре года.
— Потому что боюсь ответа.
Он молчал, и Анна с размаху ударила его кулаками в грудь. Дом не уклонился.
— Черт тебя побери! Почему ты бросил меня? Почему?
— Потему что был дурак, — с сожалением сказал он.
— Как ты мог так поступить? Как ты мог бросить меня? На следующее же утро после свадьбы? Как?
— Мне очень жаль, — прошептал он.
— Я ждала, что ты вернешься! — крикнула Анна сквозь нахлынувшие слезы. Задыхаясь от ярости, она все сильнее била его в грудь кулаками. — Я все ждала и ждала, год за годом! Будь ты проклят, Доминик!
— Прости меня, Анна! Я сожалею об этом гораздо больше, чем ты думаешь.
— Слишком поздно, — опустив руки, с горечью сказала Анна.
Он отвернулся и подошел к окну…
— Да, — после долгого молчания согласился наконец Дом. — Чертовски поздно.
Глава 4
Глава 5
— Ты снова ошибаешься, — спокойно возразил Дом. — Я отношусь к тебе очень, очень серьезно, гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
Они долго смотрели друг на друга.
— Что это значит?
Дом пожал плечами и отвел взгляд. На его лице появилось отрешенное выражение.
Но Анна должна была узнать главное, ради чего и пришла к нему сюда.
— Скажи мне, — решительно начала она и, сделав шаг к нему, даже слегка дернула за рукав, отчего виски выплеснулось через край его бокала, — скажи мне. Дом, зачем в ту ночь в саду ты решил овладеть мной?
Он невесело засмеялся.
— Это самый глупый вопрос, который я когда-либо слышал. — Его взгляд был остр как бритва. — Я тогда потерял голову, Анна. Совершенно потерял голову.
Она посмотрела ему в глаза. Для нее это был не ответ. Точнее, неприемлемый ответ.
— Ты сделал меня всеобщим посмешищем, — с горечью прошептала она, — а я так любила тебя.
— Мне очень жаль, что так получилось.
— Я не верю тебе.
Он взял ее за подбородок. Анна даже не пошевелилась.
— Ты больше не посмешище. Ты красивая, добрая женщина. Благородная, элегантная леди.
— Нет. Надо мной и сегодня все смеялись. Особенно когда ты флиртовал с Фелисити.
— Я не флиртовал с ней.
Анна отвернулась. Дальше оставаться здесь не было смысла. Но Дом схватил ее за плечи и притянул к себе.
— Почему ты не спросишь меня о том, что тебе действительно хочется узнать?
Она колебалась. Сердце гулко стучало в груди. Вопрос жег ее изнутри, и это продолжалось уже четыре года.
— Потому что боюсь ответа.
Он молчал, и Анна с размаху ударила его кулаками в грудь. Дом не уклонился.
— Черт тебя побери! Почему ты бросил меня? Почему?
— Потему что был дурак, — с сожалением сказал он.
— Как ты мог так поступить? Как ты мог бросить меня? На следующее же утро после свадьбы? Как?
— Мне очень жаль, — прошептал он.
— Я ждала, что ты вернешься! — крикнула Анна сквозь нахлынувшие слезы. Задыхаясь от ярости, она все сильнее била его в грудь кулаками. — Я все ждала и ждала, год за годом! Будь ты проклят, Доминик!
— Прости меня, Анна! Я сожалею об этом гораздо больше, чем ты думаешь.
— Слишком поздно, — опустив руки, с горечью сказала Анна.
Он отвернулся и подошел к окну…
— Да, — после долгого молчания согласился наконец Дом. — Чертовски поздно.
Глава 4
Анна смотрела ему в спину. За окном сгущались сумерки. Уже зажглись звезды, но еще можно было разглядеть клубившийся на лужайках туман. Скоро ночная мгла скроет старый особняк от любопытных глаз.
Прошлое всколыхнулось в памяти с новой силой.
— Будет лучше, если ты завтра уедешь, — медленно проговорила Анна. — Сразу же после того, как зачитают завещание твоего отца.
Дом не шелохнулся. Он по-прежнему стоял к ней спиной и смотрел в окно.
— Так ты уедешь завтра? — через силу спросила Анна. Он обернулся. Его лицо было печально.
— А что ты сделаешь, если я скажу, что передумал?
Глаза Анны округлились.
— Что ты сказал?
— Может быть, мне не хочется уезжать.
Анна не нашлась, что ответить. Ее охватила паника. Нет, они не могут оставаться в одном доме и притворяться мужем и женой! Тем более жить друг с другом. Доминик был светским человеком. Ей трудно было представить его вне окружения красивых женщин. Даже если Анна согласится жить с ним в одном доме, как она сможет смириться с этим — видеть мужа каждый день, зная, о его постоянных изменах.
Анна собралась с духом.
— Я хочу, чтобы ты уехал, — решительно обрезала она. — Ты не можешь оставаться в Уэверли Холл.
Дом пристально и сурово посмотрел на нее.
— Да, ты все ясно мне сказала. Но, может быть, мои планы изменились.
— Мне нет дела до твоих планов! — воскликнула она и, услышав в своем голосе истерические нотки, постаралась взять себя в руки. — Для нас обоих будет лучше, если ты немедленно уедешь.
Его улыбка обдала ее холодом.
— Чего ты боишься, Анна?
— Не тебя, если ты на это намекаешь.
Он скрестил руки на груди и оглядел жену долгим оценивающим взглядом.
— Я остаюсь. По крайней мере, на некоторое время.
— Тебя уговорила Кларисса?
— Нет. — Он продолжал разглядывать ее. — В имении много дел, к тому же нужно нанять нового управляющего и разобраться с прислугой. — Похоже, Дома забавлял этот разговор.
— Нет, — возразила Анна. Ее всю трясло. — Я не хочу, чтобы ты оставался.
— Я вынужден тебе напомнить, что этот дом принадлежит мне. Ты не можешь приказать мне уехать отсюда. Кроме того, Анна, — он обворожительно улыбнулся, — по закону ты тоже принадлежишь мне, и неважно, считаешь ты себя моей женой или нет.
— Нет, — ответила она, и ее сердце вновь гулко забилось. — Нет.
— Нет? — передразнил он. — А что это у тебя на безымянном пальце? Разве не обручальное кольцо?
— Я этого не отрицаю. Да, по закону я твоя жена, несмотря на то, что мы не видели друг друга с того момента, как поженились.
— Если ты хотела заставить меня почувствовать вину, то своей цели достигла.
— Я не этого хотела.
— Тогда в чем же дело?
Анна набрала полные легкие воздуха.
— Это не твой дом, — почти шепотом выдохнула она.
На его лице не дрогнул ни единый мускул.
— Прости, что?
Анна облизнула вмиг пересохшие губы. Как ей не хотелось самой говорить ему об этом, да еще при таких обстоятельствах!
— Этот дом мой.
— Что? — Он непонимающе уставился на нее.
Анна выпрямилась.
— Это правда.
— Ты хочешь сказать, что меня лишили наследства? — Доминик не верил своим ушам.
Анна всплеснула руками;
— Нет! Только особняка. Видишь ли, по дарственной я стала единственной его владелицей.
— Я ничего об этом не слышал, — недоуменно произнес он — Это абсурд. Уэверли Холл принадлежал моему отцу. Кто мог передать этот дом по дарственной моей жене? Я тебе не верю!
— Это сделал герцог Рутерфорд, — запинаясь, произнесла Анна.
Его глаза внезапно блеснули, и он вплотную подошел к ней.
— Рутерфорд!
Анна отступила на шаг назад.
— Да.
Выражение его лица изменилось, казалось, он верит и не верит тому, что она сказала.
— Я… я была так же удивлена, как и ты! — торопливо произнесла Анна. — Рутерфорд сказал мне об этом только прошлой ночью! Дом, не смотри на меня так! Ты пугаешь меня!
Его взгляд был тяжелым и безжалостным. Доминик был в бешенстве.
Это неправда. Он единственный наследник Филипа, и Уэверли Холл мог перейти только к нему. И неважно, что у него есть еще несколько имений, доставшихся ему вместе с титулом виконта, одно из которых было даже больше и доходнее, чем Уэверли. Дело не в прибыли. Этот дом принадлежал ему по праву рождения!
Доминик направился в другую часть особняка. Но не в главную гостиную, где люди, съехавшиеся на похороны, совсем недавно ели, пили и говорили о чем угодно, только не о том, кого утром предали земле, а в заднюю часть дома.
Дверь в библиотеку была приоткрыта.
В этой комнате любил работать отец, когда жил здесь. Мальчиком Доминика именно сюда приводили для ежедневного отчета отцу о своих занятиях, но поскольку Дом пренебрегал ими, то редко мог порадовать родителя. Впрочем, Филип Сент-Джордж не скрывал, что ничего другого от сына и не ждет. Поняв это, обиженный до глубины души Дом еще больше стал пренебрегать учебой. Но Филип никогда не наказывал его…
Стоя перед дверью в библиотеку, Доминик словно вернулся на восемь или девять лет назад. На мгновение ему почудилось, что его отец здесь, сидит и работает за столом. Он так живо ощутил присутствие Филипа, что у него даже зашевелились волосы на затылке. Дом встряхнул головой, освобождаясь от наваждения: Филип лежал в земле на глубине шести футов, а Дом в привидения не верил. Он вошел в открытую дверь.
Внутри кто-то был, но, разумеется, не маркиз Сент-Джордж. В массивном, винно-красном, с кожаной спинкой кресле за столом из красного дерева спиной к Доминику сидел герцог Рутерфорд. На полу лежал выцветший персидский ковер. Диван и два кресла были повернуты к зажженному камину, отделанному черным гранитом, и стеллажам с книгами.
Дом молча смотрел на деда. Как он постарел! Раньше герцог всегда выглядел моложе своих лет, но сейчас любой дал бы ему его семьдесят четыре. Глаза старика опухли и покраснели. Дом вспомнил, как дед плакал на похоронах, и вдруг почувствовал, как слезы застилают его собственные глаза. Острое чувство утраты вновь охватило его. Теперь он никогда не узнает и не поймет своего отца!
Рутерфорд поднялся и вышел из-за стола. Он был худой, почти шести футов росту, с некогда золотистыми, как у всех Сент-Джорджей, волосами, которые и теперь еще были густыми, но уже совершенно белыми. Их взгляды встретились.
— Дедушка…
Дому показалось, что Рутерфорд готов обнять его, но вместо этого тот дрожащей рукой протянул ему бокал.
— Вот, выпей.
Доминик взял бокал и залпом осушил его, чувствуя, как тепло постепенно разливается по телу.
— Дедушка, как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — ответил герцог, снова опускаясь в кресло. Он закрыл лицо шишковатыми старческими ладонями, и Дому показалось, что он снова заплакал.
В их семье не принято было открыто проявлять нежность, но Дому страстно захотелось утешить деда, который выглядел сейчас не суровым, полным достоинства герцогом, а старым, немощным, убитым горем стариком. Он постоял в нерешительности, затем подошел и опустился перед ним на колени, но так и не осмелился прикоснуться к нему.
— Мне очень жаль, — прошептал он. Рутерфорд, не поднимая головы, отстранил его. В луче света сверкнуло рубиновое кольцо с печаткой.
— Сейчас все будет в порядке.
Гордость была их семейной чертой. Дом поднялся и отошел, чтобы налить себе и деду вина и дать старику время успокоиться. Когда он снова повернулся, герцог уже сидел прямо, и если он и плакал, то ничто, кроме слегка покрасневших глаз, не выдавало этого.
Дом приблизился к деду и подал бокал.
— Не могу поверить, что его больше нет.
— Смерть иногда настигает неожиданно, — хрипло проговорил Рутерфорд. — Почему ты приехал так поздно?
— Я был в Париже; я вернулся, как только узнал о болезни отца.
— Господи, Доминик, как бы мне хотелось, чтобы ты возвратился домой при других обстоятельствах!
— Мне тоже.
— Ты отсутствовал слишком долго, — с горечью произнес Рутерфорд.
Лицо Дома напряглось.
— Я был очень и очень занят. Я вел дела в четырех имениях. В отличие от других я не перекладывал своих обязанностей на управляющих или юристов.
Рутерфорд хмыкнул.
— Но ты мог бы, как другие, время от времени приезжать домой. Твоя занятость недостаточно веская причина для того, чтобы покинуть Уэверли Холл и родителей на столько лет. — Его глаза сузились. — И Анну.
Дом выпрямился.
— Не вмешивайся в мою супружескую жизнь, — предупредил он. — Хотя, если Анна говорит правду, ты это уже сделал.
Рутерфорд медленно встал.
— Какую супружескую жизнь ты имеешь в виду? У тебя ее не было! Но теперь я вмешаюсь. То, как ты обращаешься с Анной, — преступление!
Дом изо всех сил старался не сорваться и не наговорить лишнего.
— После замужества она стала виконтессой, теперь маркизой. Когда-нибудь станет герцогиней. Анна вряд ли пострадала от того, что вышла за меня замуж.
— О, она достаточно пострадала, — повысил голос Рутерфорд. Его лицо покраснело. — Она любила тебя, когда выходила замуж, и ты чертовски хорошо это знаешь. Она любила тебя с детства, а ты был всего лишь слишком красивым и плохо воспитанным повесой! Какого черта тебя здесь не было столько лет?
— Ты же знаешь, я участвовал в войне, — холодно ответил Дом.
— Ерунда. Шесть месяцев ты ждал, пока тебя включат в списки, уже почти год, как не служишь. Да ты бы вообще не приехал сюда, если б не болезнь и смерть Филипа.
Дом, вот-вот готовый вспылить, сделал над собой усилие и спокойно ответил:
— Ты прав.
Рутерфорд долго смотрел на него.
— Знаешь, Дом, иногда я думаю, что хорошо знаю тебя, и тут же оказывается, что я тебя совсем не понимаю. Дом поморщился.
— Иногда я сам себя не понимаю.
— Я знаю, что ты не горел желанием жениться, но согласился, что тебе пора вступить в брак. Ты выбрал Фелисити, и я не возражал. Потом ты скомпрометировал Анну, и тебе пришлось жениться на ней. Ты женился на прекрасной женщине. Зачем ты уехал?
— На это были свои причины.
— Назови хоть одну!
Дом стоял в нерешительности.
— Может, я не мог вынести того, что сделал.
— У тебя было четыре года, чтобы искупить свои грехи. Почему ты не остался здесь, с Анной? Почему не окружил уважением и заботой, которые она заслужила?
Дом посмотрел на бокал, который сжимал в руке.
— Анна хочет, чтобы я уехал. Она презирает меня.
— Она влюблена в тебя, — с болью в голосе сказал Рутерфорд.
Дом с удивлением почувствовал, как легкая дрожь пробежала по телу; он посмотрел на деда.
— Дедушка, ты ошибаешься. — И, помолчав, добавил: — Это правда, что ты оформил дарственную и отдал этот дом Анне?
Рутерфорд мрачно взглянул на него.
— Да, я написал дарственную. Когда я умру, этот дом плюс годовая рента достанутся Анне. Остальное будет твоим.
— Я не могу в это поверить.
— Почему? Все сделано по закону, могу тебя уверить. Еще до того как вы с Анной поженились, мои юристы оформили договор о разделе собственности. Его подписали я и твой отец.
Дом не верил своим ушам. До того как он женился на Анне?
— Что еще за договор о разделе собственности?
— Договор, согласно которому после смерти твоего отца Уэверли Холл переходит во владение Анны. Если у тебя не будет наследника. Суд лорд-канцлера утвердил дарственную. Анна сможет получить все документы и деньги, если обратится к дарителю. — Рутерфорд спокойно выдержал взгляд Дома. — А даритель — я.
У Дома в ушах стучала кровь.
— Как ты мог так поступить со мной? — процедил он сквозь зубы. — Уэверли Холл должен быть моим! Если ты хочешь вмешаться в наш брак и сделать Анну независимой, — хотя, видит Бог, она уже и так достаточно независима, — отдай ей любое другое имение, но не этот дом, где я родился, не дом моего отца!
Рутерфорд ничего не ответил, но лицо его дрогнуло от улыбки.
— Что ты находишь в этом смешного? — не сдержался Дом. — И что ты задумал?
— Я не нахожу ничего смешного в том, как ты обошелся с Анной, — сказал Рутерфорд. — И почему ты считаешь, что я что-то задумал?
— Потому что я знаю тебя. Или ты так полюбил Анну, что потерял голову?
— Да, я люблю Анну. Она мне как дочь, которой у меня никогда не было. Анна самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Добрая, умная, рассудительная, решительная. Тебя не было четыре года. Ты, вероятно, не знаешь, чего лишился, но кто-то должен сказать тебе об этом.
— Я полагаю, что могу оценить женщину и без твоей помощи. — В отчаянии Дом налил себе еще бренди, но сделал лишь маленький глоток, чтобы сохранить ясность мыслей. — Чего ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты обращался с Анной так, как она того заслуживает.
Дом повернулся к деду.
— Может, отдавая ей наследство, которое должано было от отца перейти ко мне, ты хочешь почувствовать себя ее мужем? Опомнись!
— Я думаю, что на долю Анны выпало гораздо больше страданий, чем следовало, и все из-за твоего бессердечного отношения к ней. Я думаю, что она заслуживает собственного дома и определенного дохода, если у нее нет настоящего мужа. Разве это не справедливо?
Дом сердито смотрел на старика.
— Теперь я начинаю понимать, в чем дело.
— Неужели? — Тон герцога смягчился. — В жизни есть кое-что еще, кроме ведения счетов, разбора жалоб, оплаты векселей и скачек на лошадях, мой мальчик. И та красотка, которую ты затащил к себе в постель, не заменит тебе жены. Иногда мне кажется, Дом, что ты намеренно делаешь себя одиноким.
Дом замер.
— Я не одинок, — хрипло ответил он.
— Если ты думаешь, что французская актриса согреет твою душу, то ты круглый дурак, — без обиняков сказал Рутерфорд.
— Я не обязан выслушивать твои упреки.
— Да, не обязан, но тебе придется меня выслушать, если ты хочешь вернуть Уэверли Холл.
Доминик сжал кулаки.
— Хорошо. Я хочу получить этот дом. Я отдам Анне другой, я дам ей особняк в десять раз больше этого, если она пожелает.
Рутерфорд улыбнулся.
— Ну, так что же я должен сделать, чтобы вернуть Уэверли Холл? — гневно спросил Доминик.
Рутерфорд все еще улыбался. Доминик почувствовал, что у него на лбу выступил пот.
— Для такого мужчины, как ты, вернуть Уэверли Холл проще простого.
Дом ничего не ответил, напряженно ожидая, что скажет старик.
— Прежде чем я умру, я хочу увидеть правнука, — серьезно произнес Рутерфорд, и улыбка исчезла с его лица. — И время не на моей стороне.
Дом остолбенел.
— Я не имею в виду твоих незаконнорожденных детей. Я хочу, чтобы наследника подарила тебе Анна. Тогда дарственная потеряет силу и Уэверли Холл снова перейдет к тебе.
Прошлое всколыхнулось в памяти с новой силой.
— Будет лучше, если ты завтра уедешь, — медленно проговорила Анна. — Сразу же после того, как зачитают завещание твоего отца.
Дом не шелохнулся. Он по-прежнему стоял к ней спиной и смотрел в окно.
— Так ты уедешь завтра? — через силу спросила Анна. Он обернулся. Его лицо было печально.
— А что ты сделаешь, если я скажу, что передумал?
Глаза Анны округлились.
— Что ты сказал?
— Может быть, мне не хочется уезжать.
Анна не нашлась, что ответить. Ее охватила паника. Нет, они не могут оставаться в одном доме и притворяться мужем и женой! Тем более жить друг с другом. Доминик был светским человеком. Ей трудно было представить его вне окружения красивых женщин. Даже если Анна согласится жить с ним в одном доме, как она сможет смириться с этим — видеть мужа каждый день, зная, о его постоянных изменах.
Анна собралась с духом.
— Я хочу, чтобы ты уехал, — решительно обрезала она. — Ты не можешь оставаться в Уэверли Холл.
Дом пристально и сурово посмотрел на нее.
— Да, ты все ясно мне сказала. Но, может быть, мои планы изменились.
— Мне нет дела до твоих планов! — воскликнула она и, услышав в своем голосе истерические нотки, постаралась взять себя в руки. — Для нас обоих будет лучше, если ты немедленно уедешь.
Его улыбка обдала ее холодом.
— Чего ты боишься, Анна?
— Не тебя, если ты на это намекаешь.
Он скрестил руки на груди и оглядел жену долгим оценивающим взглядом.
— Я остаюсь. По крайней мере, на некоторое время.
— Тебя уговорила Кларисса?
— Нет. — Он продолжал разглядывать ее. — В имении много дел, к тому же нужно нанять нового управляющего и разобраться с прислугой. — Похоже, Дома забавлял этот разговор.
— Нет, — возразила Анна. Ее всю трясло. — Я не хочу, чтобы ты оставался.
— Я вынужден тебе напомнить, что этот дом принадлежит мне. Ты не можешь приказать мне уехать отсюда. Кроме того, Анна, — он обворожительно улыбнулся, — по закону ты тоже принадлежишь мне, и неважно, считаешь ты себя моей женой или нет.
— Нет, — ответила она, и ее сердце вновь гулко забилось. — Нет.
— Нет? — передразнил он. — А что это у тебя на безымянном пальце? Разве не обручальное кольцо?
— Я этого не отрицаю. Да, по закону я твоя жена, несмотря на то, что мы не видели друг друга с того момента, как поженились.
— Если ты хотела заставить меня почувствовать вину, то своей цели достигла.
— Я не этого хотела.
— Тогда в чем же дело?
Анна набрала полные легкие воздуха.
— Это не твой дом, — почти шепотом выдохнула она.
На его лице не дрогнул ни единый мускул.
— Прости, что?
Анна облизнула вмиг пересохшие губы. Как ей не хотелось самой говорить ему об этом, да еще при таких обстоятельствах!
— Этот дом мой.
— Что? — Он непонимающе уставился на нее.
Анна выпрямилась.
— Это правда.
— Ты хочешь сказать, что меня лишили наследства? — Доминик не верил своим ушам.
Анна всплеснула руками;
— Нет! Только особняка. Видишь ли, по дарственной я стала единственной его владелицей.
— Я ничего об этом не слышал, — недоуменно произнес он — Это абсурд. Уэверли Холл принадлежал моему отцу. Кто мог передать этот дом по дарственной моей жене? Я тебе не верю!
— Это сделал герцог Рутерфорд, — запинаясь, произнесла Анна.
Его глаза внезапно блеснули, и он вплотную подошел к ней.
— Рутерфорд!
Анна отступила на шаг назад.
— Да.
Выражение его лица изменилось, казалось, он верит и не верит тому, что она сказала.
— Я… я была так же удивлена, как и ты! — торопливо произнесла Анна. — Рутерфорд сказал мне об этом только прошлой ночью! Дом, не смотри на меня так! Ты пугаешь меня!
Его взгляд был тяжелым и безжалостным. Доминик был в бешенстве.
Это неправда. Он единственный наследник Филипа, и Уэверли Холл мог перейти только к нему. И неважно, что у него есть еще несколько имений, доставшихся ему вместе с титулом виконта, одно из которых было даже больше и доходнее, чем Уэверли. Дело не в прибыли. Этот дом принадлежал ему по праву рождения!
Доминик направился в другую часть особняка. Но не в главную гостиную, где люди, съехавшиеся на похороны, совсем недавно ели, пили и говорили о чем угодно, только не о том, кого утром предали земле, а в заднюю часть дома.
Дверь в библиотеку была приоткрыта.
В этой комнате любил работать отец, когда жил здесь. Мальчиком Доминика именно сюда приводили для ежедневного отчета отцу о своих занятиях, но поскольку Дом пренебрегал ими, то редко мог порадовать родителя. Впрочем, Филип Сент-Джордж не скрывал, что ничего другого от сына и не ждет. Поняв это, обиженный до глубины души Дом еще больше стал пренебрегать учебой. Но Филип никогда не наказывал его…
Стоя перед дверью в библиотеку, Доминик словно вернулся на восемь или девять лет назад. На мгновение ему почудилось, что его отец здесь, сидит и работает за столом. Он так живо ощутил присутствие Филипа, что у него даже зашевелились волосы на затылке. Дом встряхнул головой, освобождаясь от наваждения: Филип лежал в земле на глубине шести футов, а Дом в привидения не верил. Он вошел в открытую дверь.
Внутри кто-то был, но, разумеется, не маркиз Сент-Джордж. В массивном, винно-красном, с кожаной спинкой кресле за столом из красного дерева спиной к Доминику сидел герцог Рутерфорд. На полу лежал выцветший персидский ковер. Диван и два кресла были повернуты к зажженному камину, отделанному черным гранитом, и стеллажам с книгами.
Дом молча смотрел на деда. Как он постарел! Раньше герцог всегда выглядел моложе своих лет, но сейчас любой дал бы ему его семьдесят четыре. Глаза старика опухли и покраснели. Дом вспомнил, как дед плакал на похоронах, и вдруг почувствовал, как слезы застилают его собственные глаза. Острое чувство утраты вновь охватило его. Теперь он никогда не узнает и не поймет своего отца!
Рутерфорд поднялся и вышел из-за стола. Он был худой, почти шести футов росту, с некогда золотистыми, как у всех Сент-Джорджей, волосами, которые и теперь еще были густыми, но уже совершенно белыми. Их взгляды встретились.
— Дедушка…
Дому показалось, что Рутерфорд готов обнять его, но вместо этого тот дрожащей рукой протянул ему бокал.
— Вот, выпей.
Доминик взял бокал и залпом осушил его, чувствуя, как тепло постепенно разливается по телу.
— Дедушка, как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — ответил герцог, снова опускаясь в кресло. Он закрыл лицо шишковатыми старческими ладонями, и Дому показалось, что он снова заплакал.
В их семье не принято было открыто проявлять нежность, но Дому страстно захотелось утешить деда, который выглядел сейчас не суровым, полным достоинства герцогом, а старым, немощным, убитым горем стариком. Он постоял в нерешительности, затем подошел и опустился перед ним на колени, но так и не осмелился прикоснуться к нему.
— Мне очень жаль, — прошептал он. Рутерфорд, не поднимая головы, отстранил его. В луче света сверкнуло рубиновое кольцо с печаткой.
— Сейчас все будет в порядке.
Гордость была их семейной чертой. Дом поднялся и отошел, чтобы налить себе и деду вина и дать старику время успокоиться. Когда он снова повернулся, герцог уже сидел прямо, и если он и плакал, то ничто, кроме слегка покрасневших глаз, не выдавало этого.
Дом приблизился к деду и подал бокал.
— Не могу поверить, что его больше нет.
— Смерть иногда настигает неожиданно, — хрипло проговорил Рутерфорд. — Почему ты приехал так поздно?
— Я был в Париже; я вернулся, как только узнал о болезни отца.
— Господи, Доминик, как бы мне хотелось, чтобы ты возвратился домой при других обстоятельствах!
— Мне тоже.
— Ты отсутствовал слишком долго, — с горечью произнес Рутерфорд.
Лицо Дома напряглось.
— Я был очень и очень занят. Я вел дела в четырех имениях. В отличие от других я не перекладывал своих обязанностей на управляющих или юристов.
Рутерфорд хмыкнул.
— Но ты мог бы, как другие, время от времени приезжать домой. Твоя занятость недостаточно веская причина для того, чтобы покинуть Уэверли Холл и родителей на столько лет. — Его глаза сузились. — И Анну.
Дом выпрямился.
— Не вмешивайся в мою супружескую жизнь, — предупредил он. — Хотя, если Анна говорит правду, ты это уже сделал.
Рутерфорд медленно встал.
— Какую супружескую жизнь ты имеешь в виду? У тебя ее не было! Но теперь я вмешаюсь. То, как ты обращаешься с Анной, — преступление!
Дом изо всех сил старался не сорваться и не наговорить лишнего.
— После замужества она стала виконтессой, теперь маркизой. Когда-нибудь станет герцогиней. Анна вряд ли пострадала от того, что вышла за меня замуж.
— О, она достаточно пострадала, — повысил голос Рутерфорд. Его лицо покраснело. — Она любила тебя, когда выходила замуж, и ты чертовски хорошо это знаешь. Она любила тебя с детства, а ты был всего лишь слишком красивым и плохо воспитанным повесой! Какого черта тебя здесь не было столько лет?
— Ты же знаешь, я участвовал в войне, — холодно ответил Дом.
— Ерунда. Шесть месяцев ты ждал, пока тебя включат в списки, уже почти год, как не служишь. Да ты бы вообще не приехал сюда, если б не болезнь и смерть Филипа.
Дом, вот-вот готовый вспылить, сделал над собой усилие и спокойно ответил:
— Ты прав.
Рутерфорд долго смотрел на него.
— Знаешь, Дом, иногда я думаю, что хорошо знаю тебя, и тут же оказывается, что я тебя совсем не понимаю. Дом поморщился.
— Иногда я сам себя не понимаю.
— Я знаю, что ты не горел желанием жениться, но согласился, что тебе пора вступить в брак. Ты выбрал Фелисити, и я не возражал. Потом ты скомпрометировал Анну, и тебе пришлось жениться на ней. Ты женился на прекрасной женщине. Зачем ты уехал?
— На это были свои причины.
— Назови хоть одну!
Дом стоял в нерешительности.
— Может, я не мог вынести того, что сделал.
— У тебя было четыре года, чтобы искупить свои грехи. Почему ты не остался здесь, с Анной? Почему не окружил уважением и заботой, которые она заслужила?
Дом посмотрел на бокал, который сжимал в руке.
— Анна хочет, чтобы я уехал. Она презирает меня.
— Она влюблена в тебя, — с болью в голосе сказал Рутерфорд.
Дом с удивлением почувствовал, как легкая дрожь пробежала по телу; он посмотрел на деда.
— Дедушка, ты ошибаешься. — И, помолчав, добавил: — Это правда, что ты оформил дарственную и отдал этот дом Анне?
Рутерфорд мрачно взглянул на него.
— Да, я написал дарственную. Когда я умру, этот дом плюс годовая рента достанутся Анне. Остальное будет твоим.
— Я не могу в это поверить.
— Почему? Все сделано по закону, могу тебя уверить. Еще до того как вы с Анной поженились, мои юристы оформили договор о разделе собственности. Его подписали я и твой отец.
Дом не верил своим ушам. До того как он женился на Анне?
— Что еще за договор о разделе собственности?
— Договор, согласно которому после смерти твоего отца Уэверли Холл переходит во владение Анны. Если у тебя не будет наследника. Суд лорд-канцлера утвердил дарственную. Анна сможет получить все документы и деньги, если обратится к дарителю. — Рутерфорд спокойно выдержал взгляд Дома. — А даритель — я.
У Дома в ушах стучала кровь.
— Как ты мог так поступить со мной? — процедил он сквозь зубы. — Уэверли Холл должен быть моим! Если ты хочешь вмешаться в наш брак и сделать Анну независимой, — хотя, видит Бог, она уже и так достаточно независима, — отдай ей любое другое имение, но не этот дом, где я родился, не дом моего отца!
Рутерфорд ничего не ответил, но лицо его дрогнуло от улыбки.
— Что ты находишь в этом смешного? — не сдержался Дом. — И что ты задумал?
— Я не нахожу ничего смешного в том, как ты обошелся с Анной, — сказал Рутерфорд. — И почему ты считаешь, что я что-то задумал?
— Потому что я знаю тебя. Или ты так полюбил Анну, что потерял голову?
— Да, я люблю Анну. Она мне как дочь, которой у меня никогда не было. Анна самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Добрая, умная, рассудительная, решительная. Тебя не было четыре года. Ты, вероятно, не знаешь, чего лишился, но кто-то должен сказать тебе об этом.
— Я полагаю, что могу оценить женщину и без твоей помощи. — В отчаянии Дом налил себе еще бренди, но сделал лишь маленький глоток, чтобы сохранить ясность мыслей. — Чего ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты обращался с Анной так, как она того заслуживает.
Дом повернулся к деду.
— Может, отдавая ей наследство, которое должано было от отца перейти ко мне, ты хочешь почувствовать себя ее мужем? Опомнись!
— Я думаю, что на долю Анны выпало гораздо больше страданий, чем следовало, и все из-за твоего бессердечного отношения к ней. Я думаю, что она заслуживает собственного дома и определенного дохода, если у нее нет настоящего мужа. Разве это не справедливо?
Дом сердито смотрел на старика.
— Теперь я начинаю понимать, в чем дело.
— Неужели? — Тон герцога смягчился. — В жизни есть кое-что еще, кроме ведения счетов, разбора жалоб, оплаты векселей и скачек на лошадях, мой мальчик. И та красотка, которую ты затащил к себе в постель, не заменит тебе жены. Иногда мне кажется, Дом, что ты намеренно делаешь себя одиноким.
Дом замер.
— Я не одинок, — хрипло ответил он.
— Если ты думаешь, что французская актриса согреет твою душу, то ты круглый дурак, — без обиняков сказал Рутерфорд.
— Я не обязан выслушивать твои упреки.
— Да, не обязан, но тебе придется меня выслушать, если ты хочешь вернуть Уэверли Холл.
Доминик сжал кулаки.
— Хорошо. Я хочу получить этот дом. Я отдам Анне другой, я дам ей особняк в десять раз больше этого, если она пожелает.
Рутерфорд улыбнулся.
— Ну, так что же я должен сделать, чтобы вернуть Уэверли Холл? — гневно спросил Доминик.
Рутерфорд все еще улыбался. Доминик почувствовал, что у него на лбу выступил пот.
— Для такого мужчины, как ты, вернуть Уэверли Холл проще простого.
Дом ничего не ответил, напряженно ожидая, что скажет старик.
— Прежде чем я умру, я хочу увидеть правнука, — серьезно произнес Рутерфорд, и улыбка исчезла с его лица. — И время не на моей стороне.
Дом остолбенел.
— Я не имею в виду твоих незаконнорожденных детей. Я хочу, чтобы наследника подарила тебе Анна. Тогда дарственная потеряет силу и Уэверли Холл снова перейдет к тебе.
Глава 5
Анна ушла к себе в спальню. Но и здесь она не чувствовала себя в безопасности. Перед глазами стояло удивленное, а потом взбешенное лицо Дома.
Она подошла к окну и остановилась около вазы со свежесрезанными цветами. Ей казалось, что ее заточили в тюрьму. После двух стычек — сначала с матерью Дома, а потом с ним самим — ей не хотелось покидать своей спальни-камеры и спускаться вниз. Доминик был так разгневан, когда направился к деду! Теперь он уже, наверно, услышал о дарственной из первых уст. Успокоился ли он или еще больше разъярился? Анна подозревала, что скорее второе.
Как она устала от несправедливых обвинений! Она ничего не просила: ни возвращения мужа, ни дарственной, ни Уэверли Холл. Ни поцелуя Дома…
Анна решительно отбросила эти мысли. Нет, она должна забыть о его поцелуе. Ей нужно думать о том, как убедить Дома уехать из Уэверли Холл.
Может, теперь, когда он узнал, что больше не является владельцем особняка, он поймет, что ему все же лучше уехать?
Анна прикоснулась руками к губам, и ощущение поцелуя Доминика мгновенно вновь напомнило о себе. О Господи! Кого она хочет обмануть? Она ненавидела Дома, да, но если он уедет, ее сердце будет разбито. Потому что какая-то частичка в ней все еще любила его… и будет любить всегда.
Анна посмотрела в окно. Туман, словно покрывалом, укутал землю, звезд больше не было видно. Деревья и кустарники казались привидениями, населявшими Уэверли Холл. Здесь часто бывал туман, но сегодня он казался Анне мистически таинственным, рождавшим ощущение полного одиночества.
Анна закрыла глаза. В общем-то, несмотря на все неприятности, она прожила эти четыре года не так уж плохо. Уэверли Холл стал ее домом, и ей нравилась жизнь здесь. Но вдруг приехал Доминик, и всколыхнул в ней те чувства, о которых она не хотела и не любила вспоминать. Это вывело Анну из равновесия. И еще то, что она должна прятаться в спальне из страха вновь столкнуться лицом к лицу со своим мужем.
Анна решительно пересекла комнату, вышла в коридор и тихо спустилась по лестнице. Она не знала, куда идет. Ей просто хотелось выйти из этого дома и оказаться подальше от мужчины, за которого она так глупо и безрассудно вышла замуж.
Из-за ближайшего дерева ей навстречу шагнула чья-то фигура.
— Анна?
Анна вздрогнула и схватилась рукой за сердце.
— Патрик! Как ты меня напугал!
Патрик Коллинз подошел к ней и взял за руку»
— Извини, — тихо произнес он. — Что ты здесь делаешь? Я думала, ты уехал вместе с остальными гостями.
— Я боялся за тебя. Мне не нравится, что ты осталась с ним в одном доме. Анна, с тобой все в порядке?
Анна крепко сжала его руку. Она была очень рада видеть сейчас брата Фелисити.
— Не думаю.
Он обнял ее за плечи.
— Он сделал что-нибудь?
— Нет.
— Давай погуляем.
Анна согласилась, и они пересекли влажную от росы и тускло освещенную из окон дома лужайку. Патрик не убирал руки с плеча Анны, и ей вдруг стало неловко. Она, конечно, знала о его чувствах к ней. Хоть Патрик никогда не говорил об этом, она понимала, что он любит ее. Анна подозревала, что именно поэтому он все эти несколько лет находился рядом с ней.
Они молча вошли в лабиринт узких тропинок сада и оказались словно отрезанными от остального мира. Патрик повернулся к Анне и взял обе ее руки в свои.
— Он знает о дарственной? Анна кивнула.
— Он в бешенстве.
На лице Патрика промелькнуло выражение, которого она не поняла.
— Ему раньше никогда не перечили. Он всегда получал все, что хотел. Это, должно быть, весьма болезненный удар для него.
— Ты почти рад!
— Я не рад: просто я говорю правду. Что он собирается делать? Он уедет?
— Не имею представления, — ответила Анна. — Он заявил, что его планы переменились, и он останется, но это было до того, как я сказала ему о дарственной.
— Не думаю, что он пожелает с этим смириться, — пробормотал Патрик. — Я боюсь за тебя, Анна.
Анна взглянула в красивое озабоченное лицо Патрика. Как часто она изливала ему душу и ей становилось легче! Ей и сейчас хотелось все рассказать ему. Но что, собственно, она ему скажет, если даже себе боится признаться в своих чувствах?
Анна закрыла лицо руками. Патрик издал сдавленный звук и заключил ее в объятия. Они и раньше обнимались, но Анна впервые позволила себе прильнуть к нему и опустить голову ему на плечо.
— Анна, не позволяй ему прикасаться к тебе.
Она почувствовала неловкость и попыталась высвободиться, но кузен не хотел отпускать ее.
— Однажды он воспользовался тобой, — предостерег ее Патрик. — Он сделает это снова. Или попытается сделать. Я видел, как он смотрел на тебя в гостиной. У него далеко не благородные помыслы.
Анна выскользнула из его объятий.
— Патрик, ты заходишь слишком далеко.
— Анна…
— Нет! Я взрослая женщина и сама справлюсь с проблемами своей супружеской жизни.
— Правда? — Патрик скривил губы. — Мне кажется, ты переоцениваешь свои силы. До сих пор ты не очень-то успешно с ними справлялась. После свадьбы тебя бросили. Кто утешал тебя все эти годы, кто давал советы?
На лице Анны появилось недовольное выражение.
— Ты мой самый близкий друг, в этом нет сомнений. Я хорошо знаю, что в это трудное время ты пришел мне на помощь.
— Позволь все сказать тебе, Анна, — произнес Патрик. — ДЛЯ таких мужчин, как Дом Сент — Джордж, не существует морали. Он снова воспользуется тобой, если ты это допустишь,
Анна сделала глубокий вдох, но не смогла успокоиться.
— Я не собираюсь позволять ему ничего подобного. Но не кажется ли тебе, что ты несколько несправедлив к Дому? — Ее тон был немного резок. — Я думала, вы друзья.
— Мы были дружны когда-то, — недовольно ответил Патрик. — В детстве мы вместе играли здесь, в Уэверли Холл, ты это наверняка помнишь, потом вместе отправились в Итон и Кембридж. Но в университете у каждого из нас был свой круг друзей, а теперь наши пути редко пересекаются. Но, несмотря ни на что, я считаю Дома своим другом.
— Тогда, может, тебе не стоит так рьяно бросать в него камни? — с упреком спросила Анна.
— У него есть любовница, — мрачно заметил Патрик. — Но ты, конечно, знаешь об этом.
Анна вздрогнула. Она знала. Недавно Доминик вступил в связь с очень известной французской актрисой, снискавшей репутацию одной из самых красивых женщин на современной сцене. Анна изо всех сил старалась не думать о ней.
— Многие мужчины имеют любовниц. ,
— А многие нет.
— Если бы наш брак сложился по-другому, это могло бы иметь значение, но в данном случае — никакого, — решительно солгала Анна.
— Извини, — уступил Патрик.
Анна вздохнула.
— Зачем ты споришь? Почему я должна защищать его?
— Не знаю, — ответил Патрик.
Анна помолчала.
— И ты извини меня. Я очень дорожу нашей дружбой, Патрик.
— Спасибо, — серьезно ответил он. Анна улыбнулась, правда, несколько натянуто, и прикоснулась к его руке.
— Пора возвращаться? '
— Анна… — Патрик не двигался. — Прежде чем мы вернемся, позволь мне еще раз напомнить тебе об осторожности. Пожалуйста, помни, что он сделал с тобой четыре года назад. Это все, о чем я тебя прошу.
У Анны комок подступил к горлу.
— Я вряд ли смогу забыть прошлое, Патрик. И, что гораздо важнее, я не смогу простить Дома.
Доминик расхаживал по террасе, поглядывая на покрытые туманом лужайки. Потом, облокотившись на перила, тихонько выругался.
Замысел Рутерфорда был совершенно ясен. Но, пожалуй, герцог зашел слишком далеко. Заявил, что своей абсурдной дарственной хочет компенсировать Анне четыре года одиночества! На самом деле он просто хочет, чтобы Дом стал Анне настоящим мужем и чтобы они произвели на свет наследника, обеспечив наконец будущее герцогства. Тогда отпадет надобность в «компенсации» Анне отсутствующего супруга.
Дом недовольно хмыкнул. Конечно, дед мог подарить Анне любой другой особняк, но дал именно этот, потому что прекрасно понимал, как потеря Уэверли Холл уязвит внука.
Доминик не хотел уступать. Несомненно, потеря отцовского дома — весьма болезненный удар; ничего, он переживет его. Но он не может примириться с этим — вся его натура противится тому, чтобы дед распоряжался его жизнью. Разумеется, у Рутерфорда были права и основания мечтать о законном наследнике. Самому Дому было все равно. Он имел двоих внебрачных детей — мальчика и девочку, и если понадобится, когда-нибудь сможет узаконить их. За обоими детьми хорошо смотрели, и Дом часто их навещал, поселив их мать, Джулию Гаффни, которая была его любовницей почти пять лет, в роскошном доме неподалеку от себя. Так что, в общем-то, он мог бы уехать отсюда хоть завтра, как только зачитают завещание Филипа, и вернуться в Лионз Хилл, свой особняк неподалеку от Лондона, где обычно проводил большую часть времени.
Она подошла к окну и остановилась около вазы со свежесрезанными цветами. Ей казалось, что ее заточили в тюрьму. После двух стычек — сначала с матерью Дома, а потом с ним самим — ей не хотелось покидать своей спальни-камеры и спускаться вниз. Доминик был так разгневан, когда направился к деду! Теперь он уже, наверно, услышал о дарственной из первых уст. Успокоился ли он или еще больше разъярился? Анна подозревала, что скорее второе.
Как она устала от несправедливых обвинений! Она ничего не просила: ни возвращения мужа, ни дарственной, ни Уэверли Холл. Ни поцелуя Дома…
Анна решительно отбросила эти мысли. Нет, она должна забыть о его поцелуе. Ей нужно думать о том, как убедить Дома уехать из Уэверли Холл.
Может, теперь, когда он узнал, что больше не является владельцем особняка, он поймет, что ему все же лучше уехать?
Анна прикоснулась руками к губам, и ощущение поцелуя Доминика мгновенно вновь напомнило о себе. О Господи! Кого она хочет обмануть? Она ненавидела Дома, да, но если он уедет, ее сердце будет разбито. Потому что какая-то частичка в ней все еще любила его… и будет любить всегда.
Анна посмотрела в окно. Туман, словно покрывалом, укутал землю, звезд больше не было видно. Деревья и кустарники казались привидениями, населявшими Уэверли Холл. Здесь часто бывал туман, но сегодня он казался Анне мистически таинственным, рождавшим ощущение полного одиночества.
Анна закрыла глаза. В общем-то, несмотря на все неприятности, она прожила эти четыре года не так уж плохо. Уэверли Холл стал ее домом, и ей нравилась жизнь здесь. Но вдруг приехал Доминик, и всколыхнул в ней те чувства, о которых она не хотела и не любила вспоминать. Это вывело Анну из равновесия. И еще то, что она должна прятаться в спальне из страха вновь столкнуться лицом к лицу со своим мужем.
Анна решительно пересекла комнату, вышла в коридор и тихо спустилась по лестнице. Она не знала, куда идет. Ей просто хотелось выйти из этого дома и оказаться подальше от мужчины, за которого она так глупо и безрассудно вышла замуж.
Из-за ближайшего дерева ей навстречу шагнула чья-то фигура.
— Анна?
Анна вздрогнула и схватилась рукой за сердце.
— Патрик! Как ты меня напугал!
Патрик Коллинз подошел к ней и взял за руку»
— Извини, — тихо произнес он. — Что ты здесь делаешь? Я думала, ты уехал вместе с остальными гостями.
— Я боялся за тебя. Мне не нравится, что ты осталась с ним в одном доме. Анна, с тобой все в порядке?
Анна крепко сжала его руку. Она была очень рада видеть сейчас брата Фелисити.
— Не думаю.
Он обнял ее за плечи.
— Он сделал что-нибудь?
— Нет.
— Давай погуляем.
Анна согласилась, и они пересекли влажную от росы и тускло освещенную из окон дома лужайку. Патрик не убирал руки с плеча Анны, и ей вдруг стало неловко. Она, конечно, знала о его чувствах к ней. Хоть Патрик никогда не говорил об этом, она понимала, что он любит ее. Анна подозревала, что именно поэтому он все эти несколько лет находился рядом с ней.
Они молча вошли в лабиринт узких тропинок сада и оказались словно отрезанными от остального мира. Патрик повернулся к Анне и взял обе ее руки в свои.
— Он знает о дарственной? Анна кивнула.
— Он в бешенстве.
На лице Патрика промелькнуло выражение, которого она не поняла.
— Ему раньше никогда не перечили. Он всегда получал все, что хотел. Это, должно быть, весьма болезненный удар для него.
— Ты почти рад!
— Я не рад: просто я говорю правду. Что он собирается делать? Он уедет?
— Не имею представления, — ответила Анна. — Он заявил, что его планы переменились, и он останется, но это было до того, как я сказала ему о дарственной.
— Не думаю, что он пожелает с этим смириться, — пробормотал Патрик. — Я боюсь за тебя, Анна.
Анна взглянула в красивое озабоченное лицо Патрика. Как часто она изливала ему душу и ей становилось легче! Ей и сейчас хотелось все рассказать ему. Но что, собственно, она ему скажет, если даже себе боится признаться в своих чувствах?
Анна закрыла лицо руками. Патрик издал сдавленный звук и заключил ее в объятия. Они и раньше обнимались, но Анна впервые позволила себе прильнуть к нему и опустить голову ему на плечо.
— Анна, не позволяй ему прикасаться к тебе.
Она почувствовала неловкость и попыталась высвободиться, но кузен не хотел отпускать ее.
— Однажды он воспользовался тобой, — предостерег ее Патрик. — Он сделает это снова. Или попытается сделать. Я видел, как он смотрел на тебя в гостиной. У него далеко не благородные помыслы.
Анна выскользнула из его объятий.
— Патрик, ты заходишь слишком далеко.
— Анна…
— Нет! Я взрослая женщина и сама справлюсь с проблемами своей супружеской жизни.
— Правда? — Патрик скривил губы. — Мне кажется, ты переоцениваешь свои силы. До сих пор ты не очень-то успешно с ними справлялась. После свадьбы тебя бросили. Кто утешал тебя все эти годы, кто давал советы?
На лице Анны появилось недовольное выражение.
— Ты мой самый близкий друг, в этом нет сомнений. Я хорошо знаю, что в это трудное время ты пришел мне на помощь.
— Позволь все сказать тебе, Анна, — произнес Патрик. — ДЛЯ таких мужчин, как Дом Сент — Джордж, не существует морали. Он снова воспользуется тобой, если ты это допустишь,
Анна сделала глубокий вдох, но не смогла успокоиться.
— Я не собираюсь позволять ему ничего подобного. Но не кажется ли тебе, что ты несколько несправедлив к Дому? — Ее тон был немного резок. — Я думала, вы друзья.
— Мы были дружны когда-то, — недовольно ответил Патрик. — В детстве мы вместе играли здесь, в Уэверли Холл, ты это наверняка помнишь, потом вместе отправились в Итон и Кембридж. Но в университете у каждого из нас был свой круг друзей, а теперь наши пути редко пересекаются. Но, несмотря ни на что, я считаю Дома своим другом.
— Тогда, может, тебе не стоит так рьяно бросать в него камни? — с упреком спросила Анна.
— У него есть любовница, — мрачно заметил Патрик. — Но ты, конечно, знаешь об этом.
Анна вздрогнула. Она знала. Недавно Доминик вступил в связь с очень известной французской актрисой, снискавшей репутацию одной из самых красивых женщин на современной сцене. Анна изо всех сил старалась не думать о ней.
— Многие мужчины имеют любовниц. ,
— А многие нет.
— Если бы наш брак сложился по-другому, это могло бы иметь значение, но в данном случае — никакого, — решительно солгала Анна.
— Извини, — уступил Патрик.
Анна вздохнула.
— Зачем ты споришь? Почему я должна защищать его?
— Не знаю, — ответил Патрик.
Анна помолчала.
— И ты извини меня. Я очень дорожу нашей дружбой, Патрик.
— Спасибо, — серьезно ответил он. Анна улыбнулась, правда, несколько натянуто, и прикоснулась к его руке.
— Пора возвращаться? '
— Анна… — Патрик не двигался. — Прежде чем мы вернемся, позволь мне еще раз напомнить тебе об осторожности. Пожалуйста, помни, что он сделал с тобой четыре года назад. Это все, о чем я тебя прошу.
У Анны комок подступил к горлу.
— Я вряд ли смогу забыть прошлое, Патрик. И, что гораздо важнее, я не смогу простить Дома.
Доминик расхаживал по террасе, поглядывая на покрытые туманом лужайки. Потом, облокотившись на перила, тихонько выругался.
Замысел Рутерфорда был совершенно ясен. Но, пожалуй, герцог зашел слишком далеко. Заявил, что своей абсурдной дарственной хочет компенсировать Анне четыре года одиночества! На самом деле он просто хочет, чтобы Дом стал Анне настоящим мужем и чтобы они произвели на свет наследника, обеспечив наконец будущее герцогства. Тогда отпадет надобность в «компенсации» Анне отсутствующего супруга.
Дом недовольно хмыкнул. Конечно, дед мог подарить Анне любой другой особняк, но дал именно этот, потому что прекрасно понимал, как потеря Уэверли Холл уязвит внука.
Доминик не хотел уступать. Несомненно, потеря отцовского дома — весьма болезненный удар; ничего, он переживет его. Но он не может примириться с этим — вся его натура противится тому, чтобы дед распоряжался его жизнью. Разумеется, у Рутерфорда были права и основания мечтать о законном наследнике. Самому Дому было все равно. Он имел двоих внебрачных детей — мальчика и девочку, и если понадобится, когда-нибудь сможет узаконить их. За обоими детьми хорошо смотрели, и Дом часто их навещал, поселив их мать, Джулию Гаффни, которая была его любовницей почти пять лет, в роскошном доме неподалеку от себя. Так что, в общем-то, он мог бы уехать отсюда хоть завтра, как только зачитают завещание Филипа, и вернуться в Лионз Хилл, свой особняк неподалеку от Лондона, где обычно проводил большую часть времени.