Джойс Бренда. Скандальный брак

   Пожар был наяву. Что-то действительно горело прямо у нее в спальне.
   Анна села на кровати и сразу увидела, что пылает скатерть на прикроватном столике. Красные языки пламени пожирали кружево ткани, лизали дерево столешницы и угрожали перекинуться на постель. Затем Анна увидела, как что-то вспыхнуло на этажерке. Ее белые розы.
   Она с криком соскочила на пол, схватила подушку и стала сбивать ею пламя. Керосиновая лампа полетела на пол, и фарфоровая подставка разбилась. Прекрасная ваза, в которой стояли розы, тоже упала, но уцелела. Анна лихорадочно махала подушкой, стараясь погасить огонь. Этажерка покачнулась, стукнулась о стену, и книги посыпались вниз, а вслед за ними — китайская чашка с блюдцем. Со звоном брызнули по полу мелкие осколки.
   — Анна! — вскричал Дом, врываясь в комнату.
   Пожар, наконец , был потушен. Анна стояла, хватая ртом воздух, и смотрела на опрокинутую этажерку и разбросанные по полу предметы. Дом подошел и встал рядом с ней.
   — Что здесь произошло, черт возьми? — спросил он, нагибаясь и поднимая керосиновую лампу. Спустя несколько секунд он зажег ее и поднял над головой. — Господи! Должно быть, эти чертовы свечи опрокинулись.
   При свете лампы беспорядок стал еще очевиднее, и Анна задрожала. Скатерть была безнадежно испорчена. И книги тоже, не говоря уже о чашке. Если бы Анна вовремя не проснулась, могло загореться одеяло. Ей не хотелось думать, чем все могло закончиться.Она издала хриплый стон и нагнулась, чтобы поднять «Моби Дик». Чудесный кожаный переплет обуглился дочерна. Анна прижала книгу к груди и тут увидела розу, сгоревшую, но не рассыпавшуюся. Она молча смотрела на почерневший цветок; книга, выскользнув из рук, упала к ее ногам, но Анна даже не заметила этого.
   — Анна. — Поставив лампу на стол. Дом подошел к Анне и притянул к себе, но она все не могла оторвать взгляд от обуглившегося, скрюченного цветка.
   — Анна, — хрипло повторил Дом и обнял ее за плечи.
   Анна наконец почувствовала прикосновение его крепких, уверенных рук и посмотрела в янтарные глаза Доминика.
   — Ты могла обжечься, — тихо сказал он и крепче обнял ее. — Слава Богу, ты не пострадала.
   Она подавила желание разрыдаться. Какой смысл плакать из-за белой розы или даже из-за небольшого пожара? Анна прижалась щекой к обнаженной груди Дома.
   — Все хорошо, — прошептал он, поглаживая ее по голове, по толстой, тугой косе черных волос. — Ты была в шоке, но сейчас все уже прошло. Ничего не случилось.Все кончилось.
   Его мягкие поглаживания и ласковый тон пробудили в ней волну благодарности. Благодарности и чего-то еще. Анна сильнее прижалась лицом к его груди. Кожа была гладкой, словно бархат. Ей не приходило в голову, что он почти голый. На нем был только темно-красный шелковый халат до колен.
   Внезапно у Анны мелькнула мысль, от которой она вздрогнула: каким образом Доминик оказался возле ее комнаты, когда вспыхнул пожар? Анна посмотрела на него, и Дом, должно быть, понял вопрос в ее глазах.
   — Я читал внизу, — сказал Дом. — Библиотека находится прямо под твоей спальней. Ты подняла такой шум, что я подумал, будто ты с кем-то борешься в постели.
   — Нет, — слабым голосом ответила Анна. Вопреки рассудку, который напоминал, что нельзя терять бдительность, ей было приятно, что он находится здесь, рядом с нею.
   Дом сел на кровать и усадил Анну рядом.
   — Все в порядке, любимая, — снова тихо повторил он.
   Любимая! Это ласковое слово сжало Анне сердце.
   — Дом, я думаю, тебе лучше уйти, — прошептала она, но ее сжатые в кулаки ладони, касающиеся сквозь тонкий шелк халата его твердого живота, постепенно разжимались.
   Она почувствовала, как напряглось его тело.
   Анна опустила глаза. Его халат распахнулся, открыв выпуклую крепкую грудь. Анна украдкой бросила взгляд вниз.
   От внезапного, почти болезненного напряжения, кольцом охватившего ее бедра, Анна зажмурилась.
   — Ты действительно хочешь, чтобы я ушел? — прошептал Дом, слегка приподнимая ее подбородок.
   Анна открыла глаза. Сердце бешено колотилось. Внезапно ей захотелось надежной защиты, захотелось навсегда остаться здесь, в его объятиях. Это было так приятно! Прошлое отступило прочь, словно его никогда не существовало. Он гладил ее ладонью по волосам, перебирая пальцами завитки косы.
   — Анна?
   Их глаза встретились, и ее обдало жаром. Как она могла велеть ему уйти, когда так отчаянно хотела его?
   Это была греховная ночь. Черная, густая, безмолвная, с едким запахом гари в воздухе. По стенам комнаты плясали тени.
   Начав распускать ей волосы. Дом остановился, но она ничего не сказала, и он медленно продолжал. Это была колдовская ночь — ночь любви.
   — Анна, — сдавленно прошептал он, когда иссиня-черные волосы, упав на спину, прикрыли ее до пояса. Его ладонь, чуть дрожа, все еще гладила их. — У тебя красивые волосы. — Золотистые глаза Дома горели желанием.
   Анна не могла отвести от них взгляд. Дом обхватил ее лицо руками. Анна не пошевельнулась и не запротестовала. Ее рассудок молчал. Ноздри Дома дрогнули. Он наклонил голову. Когда его рот коснулся ее губ, она вздохнула тихо и протяжно.
   Через мгновение она уже лежала на спине, а Дом, не отпуская ее губ, сверху.
   Где-то глубоко в мозгу ее сверлила мысль, что она пожалеет о сегодняшней ночи. Но ей не хотелось думать об этом. По крайней мере сейчас.
   Анна жаждала его. Ее ногти сквозь шелковый халат царапали ему спину. Дом застонал и просунул язык ей в рот. Колени Анны раздвинулись. Руки Дома скользнули вниз и сквозь тонкую ткань сорочки властно обхватили ее груди. Дом начал гладить их, и от этой сильной и нежной ласки Анна, вскрикнув, прервала поцелуй. Ее тело больше не принадлежало ей. Тело распутницы, в смятении подумала Анна, изголодавшееся и отчаянно желавшее мужчину, именно этого мужчину…
   Дом сквозь ткань ночной сорочки обхватил зубами ее сосок, и Анна, застонав, с готовностью изогнулась под его телом. А Дом уже стягивал с нее сорочку, эту воздушную, кружевную преграду, обнажая сначала плечи, потом грудь. Почти в беспамятстве Анна обняла голову Дома и вцепилась пальцами ему в волосы. Он снова прижался губами к ее груди и слегка потянул за сосок.
   Из уст Анны вырвался тихий крик.
   Дом скользнул рукой по ее бедру, затем ниже… Анна вздрогнула. Он продолжал ласкать ее сосок, а рукой через ткань нежно гладить между ног. Анна задыхалась. А его пальцы, постепенно сдвигая вверх сорочку, коснулись влажной плоти под ней…Чувство блаженного исступления охватило Анну. Она теряла голову от жара губ Доминика, его умелых прикосновений. Она все острее чувствовала его ласки, и вскоре неизведанный доселе чудесный взрыв потряс ее. Анне показалось, что она парит над кроватью, и с ее губ сорвался стон. Некоторое время она почти без сил лежала среди подушек, потом с трудом осознала, что Дом лежит рядом с ней и легко гладит ее бедро и живот. Его глаза горели, как две огненные точки, тело напряглось, халат распахнулся у пояса, открывая чуть лоснящиеся от пота крепкие мышцы… Их взгляды встретились.
   Дом шевельнулся и, прежде чем она успела сказать хоть слово, склонился над ней и впился в ее рот губами. Анна не успела запротестовать. Дом хрипло прошептал ее имя и со стоном накрыл ее тело своим, сжимая ее лицо руками. Он весь дрожал от возбуждения. Анна ощутила твердое прикосновение, не удержалась и бросила взгляд вниз — его мужское орудие уперлось в ее живот, и в этом месте тело ее начало гореть.
   Анна закрыла глаза.
   Он снова впился в нее губами, и она почувствовала всю силу его еле сдерживаемой страсти. Мощное тело Дома вздрагивало. Его напряженный фаллос упирался ей между ног. Он непрерывно целовал ее. Его руки опытными движениями скользили по ее пылающему от блаженного исступления телу; он гладил ее шею, руки, груди, набухшие соски. Ласкал ее бедра, живот и изнывающий от желания сокровенный треугольник. Не в силах сдержаться, Анна застонала. Он прикрыл ее рот рукой.
   — Анна, — властно произнес Дом. Она открыла глаза. Его лицо словно плыло перед нею в горячем тумане.
   — Я хочу тебя.
   Она издала нечленораздельный звук.
   — Я сейчас возьму тебя, — хрипло предупредил он.
   У Анны не было сил отвечать. Он коленями раздвинул ей ноги и осторожно вошел в нее. Анна широко раскрыла глаза и испуганно посмотрела на него.
   — Будет больно только сначала. — На лице Дома промелькнула натянутая улыбка, и он сделал резкий толчок. Анна вскрикнула и вцепилась ему в плечи, но боль была лишь мгновенной. Дом помедлил, его шея, мышцы на плечах и груди напряглись. Он начал ритмичные движения.
   — Анна, — шептал он. — Анна… — Капельки пота выступили у него на лице и капали ей на плечи. Он остановился, чтобы покрыть поцелуями ее рот и шею. Его тело содрогалось, дыхание стало прерывистым, движения все быстрее и быстрее.
   Анна крепко обнимала его руками. Горячее желание расцвело в ней и сжало тугими кольцами. Анна вскрикнула, открыла глаза и увидела его лицо, напряженное от бешеной страсти; на шее Дома вздулись вены, на губах застыла непонятная, почти страшная улыбка. Он медленно вышел из нее, но не успела Анна вздохнуть, как снова вошел и усердно начал все сначала. Через несколько мгновений Анна уже не могла выносить эту сладостную пытку. Она задрожала.
   Движения Дома стали энергичны и решительны. Анна была удивлена его силой и напором. Он больше не собирался сдерживать себя. Анна была как во сне, она словно стала частью того вихря, который при всем желании невозможно было остановить. Он без конца повторял ее имя. Через мгновение все прошлое и будущее перестало существовать. Осталась только страсть…
   Дом застонал, содрогнулся и затих.
   Он лежал на ней, тяжело дыша. Анна, обхватив Дома руками, просунутыми под халат, крепко сжимала его влажную спину. Чувство реальности медленно возвращалось к Анне, и она страшилась собственных мыслей. Но это было неизбежно.
   Господи! Что она наделала?
   Доминик наконец пошевелился, затем вздохнул и, как огромный лев, растянулся на спине рядом с ней. Анна не двигалась. Она боялась даже дышать.
   Он закрыл глаза, и его ресницы, словно веер, опустились на щеки. Дыхание стало медленным, словно он засыпал. Но прежде чем действительно заснуть, Доминик скользнул рукой вдоль ее тела и сжал ее пальцы.
   Первым побуждением Анны было выдернуть руку, но она не сделала этого, отчаянно нуждаясь сейчас в его ласке. Когда Дом уснул, Анна отняла руку, поправила ночную сорочку, вылезла из постели и посмотрела на мужа.
   Из распахнутого окна в комнату лился лунный свет, падая на его лицо, тело расстегнутый, смятый халат. У Анны перехватило дыхание и горестно сжалось сердце. Дом был потрясающим мужчиной! Его красивое лицо и сильное, прекрасное, мускулистое тело даже сейчас, после стольких лет, лишали ее разума. Он был неотразим…
   Она отвернулась и, подобрав с пола шерстяное покрывало, направилась в другой конец спальни к креслу, забралась в него с ногами и заплакала. Что она наделала? Может, их примирение неизбежно? Но ведь ничего не изменилось. Она все так же не доверяет своему собственному мужу. Даже отдав ему свое тело, она не могла вновь отдать ему свое сердце.

Глава 9

   Когда Дом вошел в столовую, Рутерфорд, отхлебывая крепкий чай, читал «Тайме».
   Это была одна из самых приятных комнат в Уэверли Холл: две стены обшиты медового цвета дубом, третья оклеена яркими обоями с желтыми цветами, а четвертая целиком состояла из огромных окон. Солнечные лучи, проникающие через них, золотили синий с желтым персидский ковер и бледно-голубую шелковую штору. За окном слышалось утреннее щебетание птиц, сад переливался всеми цветами радуги.
   Дом подошел к буфету и положил на тарелку бекон, яйца, намазанные маслом тосты и пирог.У Доминика было какое-то странное состояние, причину которого он пока не мог понять. Он не собирался соблазнять Анну, но… Хотя прошлая ночь оказалась для него более чем приятной, Дом все же чувствовал себя негодяем.
   Когда он сел за стол, герцог отложил газету.
   — Доброе утро. Дом. Как ты спал?
   — На удивление хорошо, — нехотя отозвался тот.
   Герцог изучающе посмотрел на него. Дом молча принялся за пирог. Ему не понравилась назойливость Рутерфорда, хотя он всегда любил деда. Герцог был единственным, кто хвалил Дома, когда тот этого заслуживал. Правда, такие случаи представлялись Рутерфорду нечасто, потому что его внук рос непослушным ребенком, но Дом хорошо помнил каждый. Надо сказать, что бранил и наказывал его тоже только дед. Таких случаев было гораздо больше, и Доминик тоже их помнил.
   Даже мальчиком он понимал, что дед заботится о нем. Это почти восполняло отсутствие внимания отца, смягчало боль от его безразличия к сыну…
   — А хорошо ли спала Анна? — осведомился Рутерфорд.
   Дом положил ложку и нож.
   — В этом доме нет секретов?
   — Полагаю, пара-тройка есть, — улыбнулся герцог.
   — Анна до сих пор спит, — с деланным равнодушием ответил Дом. Анна не просто спала, она спала не в постели. Доминик проснулся один. Поступок его жены не так сложно было понять: она собиралась продолжать сопротивление. То, что произошло, не сделало ее счастливой. Дом очень обиделся, обнаружив Анну в кресле, и не только потому, что проснулся с мыслью снова заняться любовью.
   — Я рад, что вы оба сделали шаг к примирению, — сказал Рутерфорд, снова раскрывая газету.
   — Не слишком обольщайся, — вздохнул Дом. — Мы только собрались его сделать.
   Доминик снова принялся за завтрак. Но мысли не давали ему покоя. Собственно, чем он так расстроен? В том, что прошлой ночью они оказались в одной постели, Анна виновата не меньше, чем он. Возможно, он злится потому, что ночь прошла так чертовски хорошо? И потому, что знает: Анна вовсе не сдалась?..
   — Черт, — пробормотал Дом, отшвырнув салфетку. Но Рутерфорд был поглощен газетой. Дом встал, подошел к окну и выглянул в сад. Он довольно долго стоял у окна, стараясь не думать об Анне, но у него ничего не получалось. Все его мысли вертелись вокруг нее. И того, что он сделал. Его решение остаться и помириться с Анной родилось спонтанно. А вдруг она забеременела? Что ж, он не будет огорчаться по этому поводу. Напротив, если Анна родит ему наследника, он отдаст ей Уэверли Холл законно и навсегда.
   — Почему ты просто не попросил меня позаботиться о наследнике, вместо того чтобы шантажировать? — спросил наконец Дом.
   — А ты согласился бы? — засмеялся Рутерфорд.
   — Может быть.
   Герцог фыркнул.
   — Ты бы сказал мне: «Иди к черту да там и оставайся!» Мы оба знаем: ты вернулся домой только потому, что получил известие о болезни отца, и не собирался задерживаться здесь дольше, чем необходимо.
   — Будь у тебя хоть капля терпения, не потребовалось бы никакой дарственной. Со временем я и сам позаботился бы о том, чтобы обеспечить тебя наследником.
   — Старики нетерпеливы.
   Дом цинично усмехнулся. Но герцог, похоже, был доволен.
   — Значит ли все это, что ты на некоторое время остаешься здесь, с женой?
   — Да, — ответил Дом.
   — Адвокат твоего отца просил, чтобы вся семья собралась сегодня утром. Он придет с минуты на минуту.
   — Что может быть в завещании Филипа?
   — Не знаю. Думаю, это только формальность, — сказал Рутерфорд.
   — Что произошло в мое отсутствие? — спросил Дом. — Почему Анна не может ужиться с матерью?
   — Анна уживется с кем угодно. Твоя мать, напротив, требовательна и капризна.
   — Моя мать заслужила свое положение в этом доме и имеет право делать здесь все, что захочет, — сказал Доминик. — Особенно теперь. Повторяю, она заслужила это. Знаешь, она мне вчера сказала, что ты никогда особенно не благоволил к ней.
   Герцог ответил не сразу.
   — Филип женился без моего предварительного согласия. Они сбежали, и я не мог им этого простить.
   Дом представил, как, должно быть, взбесился дед от такого открытого неповиновения.
   — И не простил до сих пор, через столько лет?
   — Да, но не по той причине, по которой ты думаешь. — Герцог зашелестел газетой. — Впрочем, сейчас главное не Кларисса. Ваши отношения с Анной гораздо важнее.
   — Ты хочешь сказать, — подчеркнуто сухо произнес Дом, — что главное в том, чтобы я спал со своей женой?
   — Я имею право на свои причуды, — улыбнулся Рутерфорд.
   — О чем это вы говорите? — спросила Анна, появившись в дверях. Ее щеки пылали. Доминик вскочил на ноги.
   — Доброе утро, Анна.
   Она бросила на него холодный взгляд, а затем так же сурово взглянула на герцога.
   — Я не все расслышала.
   Рутерфорд тоже встал.
   — И что же особенного ты услышала? У тебя нет повода для беспокойства, Анна, — мягко сказал он.
   Она вошла в комнату. Глаза ее сверкали.
   — Я слишком смущена и поражена, чтобы повторить то, что услышала! — воскликнула она. — Извините, но то, что мы с Домом делаем наедине, вас не касается.
   Дом заволновался. Анна не знала об условиях дарственной Рутерфорда, и Доминику не хотелось, чтобы это всплыло наружу, особенно теперь, после их первой совместной ночи.
   — Ты не права, Анна, — спокойно сказал Рутерфорд.
   — Не права?! — Она бросила на Дома убийственный взгляд.
   — Доминик — мой наследник, а я уже стар. Естественно, меня очень даже касается, спите вы вместе или нет, — произнес Рутерфорд. — У тебя есть обязанность, Анна. Твоя обязанность в этой семье — обеспечить моего внука наследником.
   Лицо Анны стало пунцовым.
   — Вы можете желать все, что вам заблагорассудится, но вам придется слишком долго ждать, пока желания станут явью. Может быть, всю жизнь! — Она повернулась к обоим мужчинам спиной и подошла к буфету.
   Дом и Рутерфорд обменялись взглядами. Дом подошел к Анне и положил ей руку на плечо. Она поежилась. Рутерфорд предпочел в этот момент выйти из комнаты.
   — Анна, — ласково сказал Дом, — У тебя нет причин так расстраиваться.
   — Нет? — Она скинула его руку. — Вы оба пытаетесь за меня построить мою личную жизнь!
   — Но он герцог. У него есть все основания беспокоиться о будущем герцогства, — как можно мягче проговорил Доминик.
   — А ты помогаешь ему по первому требованию?
   Взгляд Дома стал жестче.
   — Я никогда не делаю того, чего сам не хочу.
   — Правда? Значит, можно считать счастливым совпадением, что ты захотел ко мне в постель именно в тот самый момент, когда тебя об этом попросил твой дед?
   — Анна, — серьезно сказал Дом.
   — Нет! — крикнула она. — Ты соблазнил меня прошлой ночью по его желанию. Ты не хотел меня, ты хотел наследника.
   — Это неправда. — Дом сделал шаг вперед и взял ее за руки.
   — Нет, правда! — в отчаянии выкрикнула Анна.
   — Начался пожар, ты испугалась. А потом все случилось…
   — Это вряд ли могло случиться само по себе, — возразила Анна.
   — Иногда это случается между двумя людьми, которые влюблены друг в друга, — жестко сказал Дом. Кровь бросилась ей в голову.
   — Вряд ли мы влюблены друг в друга! Ты соблазнил меня. Дом. Возможно, ты и вошел в мою комнату из-за пожара, но затем ты попросту воспользовался моим испугом.
   Дом мог отрицать, что соблазнил ее, но состоянием Анны он действительно воспользовался, тут говорить нечего.
   — Какая разница? — спокойно ответил он. — Дед прав. У нас обоих есть обязанности, которые превыше наших личных желаний. Пришло время выполнить наш долг, Анна.
   — Ты забыл, что я американка? И мне наплевать на ваше герцогство и наследников! — в бешенстве выпалила Анна. — Я не собираюсь начинать с тобой никаких отношений, пока ты не докажешь мне, что действительно переменился.
   — Понятно. Значит, опять возвращаемся к самому началу?
   — Да.
   — Несмотря на то, что прошлой ночью ты выполняла супружеские обязанности так же страстно, как и я?
   — Я была… в беспамятстве.
   — По меньшей мере, — улыбнулся он. Прежде чем она успела возразить, он прижал к ее губам кончики пальцев, заставляя замолчать.
   — Мы оба были в беспамятстве, Анна. Зачем отрицать, что мы сгорали общим желанием и получили взаимное наслаждение?
   — Между нами нет абсолютно ничего общего! Ты бессердечный человек, которым правят только страсти и эгоизм. А у меня, знаешь ли, есть сердце, и я не собираюсь отдавать его тебе.
   — Ты боишься, что снова влюбишься в меня?
   — Нет.
   — Тогда чего ты опасаешься? Я обещал тебе быть надежным мужем.
   — Надежным мужем, — с горечью повторила она. — Из-за прошлой ночи я не доверяю тебе. Я не прощаю тебя. Я не хочу тебя. — Ее глаза метали молнии. — Возвращайся в город, Дом. Возвращайся к ней.
   — Опять мы отвлеклись на разговоры о других женщинах, — с сожалением произнес Дом. Она не ответила.
   — Анна… а если я скажу тебе, что Марго и другие… они все в прошлом и что я буду верен тебе?
   Анна покрылась холодным потом.
   — Это ничего не изменит, — тихо ответила она. Ее слова страшно разочаровали Дома, но он быстро взял себя в руки.
   — Понятно.
   — Неужели? — Анна резко повернулась и вышла из комнаты.
   Дом смотрел ей вслед.
 
   Семья собралась в библиотеке. Кларисса пришла последней. Семейный адвокат Кэнфилд, высокий худой человек средних лет, обменялся рукопожатием с мужчинами и приветствовал леди. Все сели. Кларисса и Анна — на диван. Дом — в кресло около них, а герцог предпочел остаться за письменным столом. Кэнфилд откашлялся.
   — Это займет немного времени. Можно начинать?
   Рутерфорд кивнул. Дом поймал себя на том, что смотрит на Анну. Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Кларисса казалась очень взволнованной.
   Кэнфилд зачитал завещание. Оно было коротким, так что вся процедура заняла лишь несколько минут.
   «Я, Филип Сент — Джордж, маркиз Уэверли. граф Кэмптон и Хайглоу, барон Фелдстоун и наследник, герцогства Рутерфорд, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое состояние, составляющее примерно восемь тысяч фунтов, моему самому дорогому другу Мэтью Файрхавену. Также завещаю ему мой особняк Уэверли Хауэ в Лондоне вместе со всем имуществом.
   Моей любимой законной жене я не оставляю ничего. Моему единственному сыну оставляю мой дневник. Подписано и засвидетельствовано сегодня, пятнадцатого сентября тысяча восемьсот пятьдесят второго года лордом Чарлзом Гарлеем и мною». Кэнфилд отложил завещание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Кларисса вскочила на ноги. Ее лицо стало белым как мел, но она не произнесла ни слова.
   Дом тоже встал, ошеломленный тем, что они услышали.
   — Кто этот чертов Мэтью Файрхавен?
   Кэнфилд посмотрел на Дома.
   — Как сказано в завещании, он лучший друг вашего отца.
   Дом не верил своим ушам.
   Кларисса молчала.
   Анна смотрела то на Дома, то на его мать.
   Постепенно удивление Дома уступило место обиде и бешенству. Господи Боже! Отец все завещал своему другу и не оставил ни пенса ни жене, ни сыну! Пораженный, он снова сел.
   Кларисса с высоко поднятой головой прошла к окну и, повернувшись ко всем спиной, бездумно уставилась в сад.
   Дом молча следил за ней. Первой опомнилась Анна.
   — Кларисса, я налью вам горячего чаю.
   — Не надо, — безжизненным голосом произнесла Кларисса.
   Доминика охватила ярость. Его мать осталась нищей! Он знал, что она и Филип не подписали до свадьбы соглашения о доле собственности, которая перейдет к ней в случае смерти мужа, потому что сбежали. И вот теперь Филип оставил все сбережения и Уэверли Хауз Файрхавену! Это было величайшим оскорблением. Но никто из посторонних не должен узнать об этом. Он поднялся с кресла.
   — Кэнфилд, вам придется хранить содержание завещания в полной тайне.
   — Разумеется, — вежливо ответил Кэнфилд. Но Дом не успокоился.
   — Иначе вы будете отвечать передо мной, — продолжил он более решительно.
   Герцог встал и подошел к внуку.
   — Дом, я уверен, что мистер Кэнфилд никому не расскажет, что произошло здесь сегодня утром. — Его тон был еще более суров.
   Дом почти не слышал герцога. Сердиться надо было не на Кэнфилда, а на Филипа.
   Он посмотрел на мать. Она все еще неподвижно стояла у окна. Как Филип мог так с ней поступить? Они были женаты двадцать девять лет. Неужели Филип хотел наказать ее даже из могилы? И за что?
   Когда-то они любили друг друга и даже бежали вместе, чтобы пожениться. Неужели потом они так серьезно поссорились? Дом знал, что их отношения были весьма прохладны, но не думал, что родители до такой степени ненавидят друг друга.
   Наконец Кларисса повернулась. Ее лицо было мертвенно-бледным и совершенно безжизненным, словно восковая маска.
   — Не имеет никакого значения, узнает кто-нибудь или нет.
   Дом покачал головой.
   — Имеет, — решительно сказал он и, подойдя к матери, слегка сжал ее плечи. — Мама, я хочу, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Я все устрою. В твоей жизни ничего не изменится.
   — Спасибо, Доминик, — ответила Кларисса, глядя ему в глаза.
   — Ну, Кэнфилд, ты всех нас удивил, — со вздохом промолвил Рутерфорд.
   Кэнфилд покраснел от смущения.
   — Я пытался отговорить Филипа, но он был непреклонен.