Страница:
— Не могу тебе сказать — по крайней мере до того, как ты выступишь перед Курией. Не стоит подвергать угрозе твой нейтралитет. Ну, удачи тебе.
Патриархи Церкви толпились в узких проходах Палаты и вели между собой разговоры приглушенными голосами. После столь величественной и торжественной службы, искусно устроенной патриархом Эмбаном, их переполняли возвышенные чувства, и никто не хотел избавляться от полученного впечатления. Спархок и Телэн взобрались на галерею, где обычно восседали со своими друзьями. Бевьер окружал заботой Сефрению, выступающую в ее сверкающем белом одеянии.
— С ней невозможно договориться, — сказал Бевьер, когда Спархок присоединился к ним. — Мы ухитрились протащить сюда Платима, Стрейджена и тамульскую великаншу, переодев их в рясы, но Сефрения наотрез отказалась и настояла на своем стирикском наряде. Я сто раз пытался ей объяснить, что никто, кроме королей и церковников, не имеет права присутствовать на заседании, и что ей стоит укрыться под рясой, но она даже не стала меня слушать.
— Я сама принадлежу к духовенству, милый Бевьер. Я служительница Богини Афраэль и рангом ничуть не ниже патриарха. Давайте считать, что мое присутствие здесь — дружественный жест в отношении вселенского Собора.
— Я бы не стал упоминать об этом до окончания выборов, матушка, — посоветовал Спархок. — А то ты начнешь теологический диспут, что может затянуться на несколько сот лет, а мы сейчас слишком ограничены во времени.
— Мне, пожалуй, немного не хватает нашего приятеля на той стороне, — сказал Келтэн, указывая туда, где обычно занимал место Энниас. — Я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как будет меняться выражение его лица в ходе сегодняшнего заседания.
Вошел Долмант и, коротко посовещавшись с Эмбаном, Ортзелом и Бергстеном, занял свое место на кафедре. В палате постепенно воцарилась тишина.
— Братья и друзья, — начал он. — С тех пор как мы собрались здесь в последний раз, произошло много важных событий. Я взял на себя смелость призвать нескольких свидетелей всего происшедшего, чтобы вам было легче ознакомиться с ситуацией, прежде чем мы перейдем к обсуждению. Но сначала я должен остановиться на положении жителей Чиреллоса. Осаждавшая армия полностью лишила город запасов пищи, и люди испытывают страшную нужду. Я прошу позволения Курии открыть церковные закрома, чтобы мы могли облегчить их страдания. Милосердие — наш первейший долг, как служителей церкви. — Он оглядел притихшие ряды церковников. — Будут ли возражения? — Ответом ему было молчание. — Тогда будем считать это приказом. А теперь давайте без дальнейших промедлений поприветствуем наших почетных гостей — королей западной Эозии.
Все в палате в знак уважения поднялись с мест.
Раздались торжественные звуки фанфар и большая бронзовая дверь распахнулась перед лицом коронованных особ, одетых в праздничные королевские наряды и с коронами на голове. Спархок едва скользнул взглядом по Воргуну и другим королям и остановился на сияющем лице своей нареченной. Спархок понимал, что за годы его ссылки в Рендор мало кто обращал внимание на его королеву, и только придворные церемонии были причиной того, что ее вообще признавали. Так что теперь она радовалось столь торжественному приему больше, чем это принято у коронованных особ. Она важно вплыла в залу, опираясь на руку своего дальнего родственника, старого короля Облера из Дейры, и прошествовала по направлению к тронам, полукругом стоявшим по сторонам возвышавшегося на помосте трона Архипрелата. Случайно, а может и нет, сноп золотистого света падал из круглого окна на трон Эланы, и она заняла свое место в сиянии лучистого нимба. Спархок в душе порадовался и счел это подходящим случаю.
После того как монархи удобно устроились на своих тронах, остальные вернулись на свои места. Долмант по очереди поприветствовал королей и молодую королеву, вспомнив об отсутствующем короле Лэморканда, который был занят другими неотложными делами, так как Отт стоял лагерем на границе его государства. Затем патриарх Демоса коротко рассказал о недавно произошедших событиях, в первую очередь для тех, кто провел несколько последних недель, скрываясь от обрушившихся на их головы бед и несчастий, в унылом неведении. После этого были вызваны свидетели Эмбана, в красках обрисовавшие мрачную картину разрушений внешнего города и то насилие и жестокости, что творили наемники Мартэла. Многие, конечно, знали обо всех этих ужасах, но столь подробное их описание не могло не вызвать у слушавших законного гнева и желания мести, что, по мнению Эмбана, подогревало у членов Курии воинственный дух и призывало к быстрым действиям. Наверное, самым важным в этих свидетельствах было то, что не раз в притихшей зале прозвучало имя командующего враждебной армии — Мартэла. И прежде чем вызвать генерала Деладу, Долмант немного рассказал о предательстве бывшего рыцаря Пандиона, когда-то исключенного из Ордена, описав его как наемника, но при этом даже словам не обмолвившись о его связи с первосвященником Симмура. Затем он привел к присяге командующего личной охраной Архипрелата, напомнив всем о ставшем легендарным нейтралитете этого сановного мужа.
В начале своей речи Делада мягко обошел вопрос о том, как на самом деле удалось узнать о месте готовящейся встречи, приписав все заслугам «великолепной разведки рыцарей Храма». Он поведал о подземелье и о давно позабытом акведуке, который открывал столь опасный доступ в саму Базилику. Затем он почти дословно пересказал разговор Мартэла с Энниасом, память Делады оказалась просто блестящей. Все это он говорил спокойным ровным тоном, лишенным каких-либо эмоций, что придавало больший вес его докладу. Делада твердо держал себя в руках, стараясь оставаться лишь сторонним очевидцем услышанного разговора, бесстрастно пропуская мимо своих ушей все крики ужаса и возгласы изумления, которыми постоянно прерывалась его речь.
Патриарх Макова, с побелевшим рябым лицом, поднялся со своего места и, запинаясь чуть ли не на каждом слове, обратился к Деладе:
— Возможно ли, что голоса, которые вы слышали в темном подземелье, не принадлежали на самом деле тем двоим, которых вы подозреваете в этом? Может быть, все это было подстроено специально для того, чтобы очернить первосвященника Симмура?
— Нет, ваша светлость, — твердо ответил Делада. — Один из них вне всяких сомнений был первосвященник Энниас, а другого он называл Мартэлом.
Макову прошиб холодный пот, но он еще не сдавал своих позиций.
— А кто находился с вами в подземелье, генерал, — спросил он.
— Сэр Спархок из Пандионского Ордена, ваша светлость.
— Ну, вот, теперь я понимаю в чем дело, — ликующе произнес Макова, с видом победителя поглядывая на других членов Курии. — Сэр Спархок давно уже лично враждует с первосвященником Энниасом, и именно он повлиял на свидетельство генерала Делады.
Делада в ярости гневно сверкнул глазами.
— Вы считаете меня лжецом? — вскричал он, хватаясь за меч.
Макова весь сжался, в страхе поглядывая на оскорбленного воина.
— Сэр Спархок ничего не говорил мне, патриарх Макова, — сквозь зубы процедил Делада. — Он даже не сказал мне, кто должен встретиться в подземелье. Я узнал Энниаса сам, а Мартэла уже со слов первосвященника. И вот что еще я хочу вам сказать. Спархок — рыцарь королевы. Если бы я был на его месте, голова патриарха Симмура давно бы уже красовалась на шесте перед Базиликой.
— Как вы смеете! — прошипел Макова.
— Человек, которого вы пытались посадить на трон Архипрелата, отравил королеву Элении, слава Богу она осталась жива, а сейчас бежит в Земох, чтобы упросить Отта защитить его от праведного гнева Спархока. Лучше голосуйте за кого-нибудь другого, ваша светлость, поскольку, если даже Курия совершит такую ошибку и изберет Энниаса на место Архипрелата, то он никогда не взойдет на этот трон, так как если его не убьет Спархок, его убью я.
Макова в ужасе отшатнулся.
— Ах, — мягко произнес Долмант, — прошу вас, отдохните и успокойтесь, генерал.
— Со мной все в порядке, ваша светлость, — возразил Делада, вкладывая меч обратно в ножны. — Сейчас я уже не так зол, как несколько часов назад. Я не подвергал сомнению честь патриарха Кумби.
— Однако, воодушевился наш генерал, — прошептал Тиниен Улэфу.
— С рыжими это случается, — проворчал Улэф.
— Вы хотите еще о чем-нибудь спросить генерала, Макова? — невинным тоном произнес Эмбан.
Макова, не удостоив даже взглядом ехидного патриарха, плюхнулся на свое место.
— Разумно, — достаточно громко проговорил Эмбан.
По рядам патриархов пробежал нервный смешок.
Патриархов не так потрясло то, что за нападением на их город стоял Энниас — все они были церковниками высокого ранга и прекрасно понимали, как далеко может завести человека жажда власти. Но весть о том, что Энниас связан с Оттом, повергла их в изумление и ужас. Многие патриархи, продавшие свои голоса первосвященнику Симмура, заерзали на своих местах, понимая, насколько тяжелы были преступления человека, союзником которого они поспешили себя объявить.
Под конец Долмант велел привести Крегера, на этот раз патриарх даже и не пытался скрыть своего отношения к вызываемому.
Одежду Крегера слегка отчистили от грязи и заковали его в цепи по рукам и ногам, чтобы лишний раз показать, кем он является. Крегер оказался просто шикарным свидетелем. Он не пытался себя выгородить, а, напротив, был сурово, даже жестоко честен в отношении своих многочисленных грехов. Крегер был настолько дотошен в своем рассказе, что вел его достаточно долго, стараясь не упустить не единой мельчайшей подробности. Многие патриархи сидели теперь с побледневшими от ужаса лицами и молились вслух. Когда Крегер совершенно спокойным голосом описал тот чудовищный заговор, который чуть было не удался, раздались крики ярости и страха. Однако, в своем рассказе Крегер ничего не упомянул о Беллиоме. Это было обговорено заранее.
— Да, еще бы немного, и ваш план удался, — с сожалением в голосе проговорил Крегер напоследок. — Если бы армии Западных Королевств задержались хотя бы еще на один день, то первосвященник Симмура сидел бы на троне Архипрелата. Для начала он распустил бы все четыре воинствующих Ордена, а потом бы приказал монархам вернуться в их королевства и распустить свои армии, расчистив тем самым дорогу для Отта. И, уж поверьте мне, следующее поколение поклонялось бы Отту. Да, все было продумано на славу, — вздохнул Крегер. — И я стал бы одним из богатейших людей в мире. — Он снова вздохнул. — Вот так, — заключил он.
Патриарх Эмбан, вертя головой во все стороны, следил за настроением Курии. Едва Крегер закончил свою речь, Эмбан вскочил на ноги и в упор глядя на Макову, произнес:
— Может, кто-нибудь хочет допросить свидетеля?
Макова не отвечал, он даже не взглянул на него.
— Я думаю, братья, — продолжил Эмбан, — сейчас самое время разойтись и слегка перекусить. — Он широко улыбнулся, хлопнул в ладоши и сложил руки на своем толстом брюшке. — Думаю, подобное предложение, исходящее от меня, не слишком вас удивляет? — спросил он. В зале послышался смех. Напряжение немного спало. — Этим утром нам придется многое обдумать и решить, мои братья, — уже серьезно проговорил Эмбан. — Но, к сожалению, на это нам отпущено слишком мало времени. Огромное войско Отта расположилось в восточном Лэморканде, и мы не можем терять наше драгоценное время на долгие размышления и разговоры.
Долмант обратился к Курии и объявил перерыв на час в ее заседании.
По просьбе Эланы, Спархок и Миртаи присоединились к ее трапезе в небольшой комнате в Базилике. Молодая королева казалась немного рассеянной и едва притронулась к еде, вместо этого что-то быстро строча на листе бумаги.
— Элана, — сердито сказала Миртаи, — ешь. Не будешь есть, от тебя одна кожа да кости останутся.
— О, Миртаи, умоляю тебя, — скривила рощицу Элана. — Я пытаюсь написать речь. Мне сегодня выступать перед Курией.
— Тебе не надо так много говорить, Элана, — сказал ей Спархок. — Просто скажи им, что для тебя большая честь присутствовать на собрании Курии, затем что-нибудь нелестное про Энниаса и в заключение призови к ним божье благословение.
— Знаешь что, милый, ведь это первый раз, когда к ним обращается королева, — едко заметила ему Элана.
— Королевы бывали и раньше.
— Да, но ни одна из них не сидела на троне во время выборов. Я уже все выяснила. Так что нам предстоит исторический момент — и я не хочу выглядеть глупо.
— Надеюсь, в обморок упасть ты тоже не хочешь, — сказала ей Миртаи, подпихивая тарелку обратно к королеве. Спархок про себя отметил, что у Миртаи было золотое сердце.
В дверь тихо постучали и в комнату вошел Телэн, проказливо улыбаясь. Он поклонился Элане и произнес:
— Я просто зашел сказать, что король Сорос не будет сегодня произносить речь перед Курией. — Он обратился к Спархоку. — Так что можешь не волноваться о том, что вас выставят как негодяев.
— Да? — удивленно проговорил Спархок.
— Его величество подхватил простуду, и у него заболело горло. Он не может говорить иначе как шепотом.
— Как странно, — нахмурилась Элана. — Еще вчера о простуде не было и речи. Я, конечно, не желаю королю Пелосии ничего плохого, но разве не удачно, что это произошло именно сейчас?
— Удача тут совсем не при чем, ваше величество. Сефрения чуть не вывихнула себе подбородок и не запуталась в пальцах, посылая это заклинание. Но, извините, я должен отправляться дальше и сказать об этом Долманту и Эмбану. А потом Воргуну, чтобы он не огрел Сороса по голове.
Закончив свою трапезу, Спархок сопроводил обеих дам в Совещательную палату.
— Спархок! — сказала Элана перед тем как войти. — Тебе нравится Долмант, патриарх Демоса?
— Очень, — ответил ей рыцарь. — Это один из моих старейших друзей, и не только потому, что он был пандионцем.
— Мне он тоже нравится, — улыбнулась Элана, лукаво поглядывая на Спархока.
Долмант вновь созвал Курию и попросил каждого из королей обратиться к собравшимся патриархам с речью. Как Спархок и говорил Элане, каждый из монархов вставал, благодарил Курию за разрешение присутствовать на ее собрании, говорил несколько слов об Энниасе, Отте и Азеше и призывал божье благословение на головы собравшихся.
— А теперь, братья мои и друзья, — сказал Долмант. — Впервые за всю историю Церкви к нам обратится королева. — Он слегка улыбнулся. — Я бы ни за что на свете не хотел обидеть королей западной Эозии, но должен со всей своей прямотой заявить, что Элана, королева Элении, во много раз прекраснее, чем они, и я думаю, мы все будем приятно удивлены тем, что она столь же умна, сколь и красива.
Элана очаровательно покраснела. За всю оставшуюся жизнь Спархок так и не смог понять, как можно краснеть специально. Элана несколько раз пыталась ему объяснить, но это было просто вне его понимания. Королева не спеша поднялась со своего трона и некоторое время простояла молча, опустив глаза, будто бы стесняясь милого комплимента Долманта.
— Благодарю вас, ваша светлость, — наконец произнесла она чистым звонким голосом, подняв голову. Все следы румянца исчезли, и на лице Эланы теперь читалась гордая решимость.
Сердце Спархока екнуло от неожиданно забравшегося в него подозрения.
— Ну теперь держитесь, чтоб не свалиться со своих мест, — предупредил он своих друзей. — Мне знакомо это выражение лица. Боюсь, нас ожидает не один сюрприз.
— Я исполнена благодарности к Курии за предоставленную мне возможность присутствовать на ее собрании, — начала Элана. — И присоединяю свои молитвы к тем, что вознесли мои собратья-монархи, прося Господа ниспослать благословение на столь благородных мужей Церкви. Поскольку я — первая женщина, обращающаяся к Курии при таких обстоятельствах, то осмелюсь просить прощения у патриархов за то, что добавлю ко всему сказанному ранее еще несколько слов. Я уверена, что ученые служители Церкви простят меня, если в моих словах будет допущена некоторая вольность, я — всего лишь женщина, и не слишком долго живу на этом белом свете. А нам всем хорошо известно, что молодые женщины иногда говорят глупости, особенно когда волнуются.
Элана замолчала, поглядывая на притихшие ряды церковников.
— Я сказала волнуются… — продолжила она. Ее голос звенел, что серебряный колокольчик. — Нет, я просто в ярости. Этот монстр, это хладнокровное чудовище, этот… этот Энниас убил любимого мною всем сердцем отца. Он уничтожил мудрейшего и благороднейшего короля во всей Эозии.
— Это Алдреас-то? — прошептал Келтэн, не веря своим ушам.
— А потом, — продолжала Элана, все тем же звонким голосом, — не удовлетворенный тем, что разбил мое бедное сердце, этот жестокосердный негодяй покушался и на мою жизнь. Церковь несет на себе пятно позора за этого подлеца, что попытался осквернить веру Господа нашего. Я хотела бы просить вас о правосудии, но я сама выбью правосудие из тела того, кто убил моего отца. Я всего лишь слабая женщина, но у меня есть рыцарь, человек, который по моему приказу найдет это чудовище Энниаса, если даже этот зверь будет прятаться в геенне огненной. Энниас будет стоять передо мной. Я клянусь в этом всем вам, и даже еще не рожденные поколения будут содрогаться при мысли о той участи, что постигнет этого негодяя. Нашей святой матери Церкви не стоит мараться и затруднять себя, свершая правосудие над этой мерзостью. Церковь — благородна, сострадательна, а я — нет.
— Вот и все королевское послушание пред лицом Церкви, — подумал Спархок.
Элана опять замолчала, задрав кверху свое гордое юное личико, которое ничуть не портило появившееся на нем выражение мстительной решимости.
— А что вы решите по поводу этого? — наконец спросила Элана, повернувшись прямо на укутанный в черное трон Архипрелата. — Кому присудите вы это роскошное кресло, ради которого Энниас собирался весь мир потопить в крови? Кому достанется сей великолепный предмет? Потому что я не ошибусь, друзья, если скажу, что это самое обыкновенное кресло, сделанное, правда, из чистого золота, из-за чего весьма тяжелое и к тому же, думаю, не слишком удобное. Кого обяжете вы взять на себя ту тяжелую ношу заботы и ответственности, что прилагается к этому креслу, и которое вашему избраннику придется нести на своих плечах в самые черные дни для нашей святой матери? Без сомнения, он должен быть мудрым; но все патриархи Церкви мудры. Он должен быть смел, но разве можно хоть кого-нибудь из вас упрекнуть в трусости? Он должен быть хитер и проницателен, но не путайте это с мудростью. И прошу, вспомните о том, что ему придется столкнуться с гением лжи — не с Энниасом, хотя тот и лжив, не с Оттом, погрязшим в собственном зле и разврате, но с самим Азешем. У кого из вас достанет силы, хитрости и воли, чтобы противостоять этому исчадию ада?
— Что она вытворяет? — сдавленным шепотом произнес Бевьер.
— Разве не понятно, сэр рыцарь, — довольно проурчал Стрейджен. — Выбирает нового Архипрелата.
— Но это просто смешно, — задохнулся Бевьер. — Архипрелата выбирает Курия.
— Сейчас, сэр Бевьер, они выбрали бы и вас, стоило бы ей только указать в вашу сторону своим маленьким розовым пальчиком. Посмотрите на них. Теперь она держит в своих хрупких руках всю Курию.
— Среди вас есть воины, почтенные патриархи, — продолжала Элана, — люди из стали и доблести, но сможет ли вооруженный Архипрелат противостоять хитрости и коварству Азеша? Среди вас есть теологи, люди высочайшего ума, которые смогли бы прочитать мысли самого Господа, но сможет ли такой человек, ведомый божественной справедливостью, сразиться с мастером обмана? Есть среди вас и поднаторевшие в законе и делах Церкви. Есть сильные и смелые. Есть благородные и сострадательные. Если бы мы могли выбрать всю Курию целиком, чтобы она направляла нас, мы стали бы непобедимыми — и ад не смог бы распахнуть свои ворота. — Элана слегка пошатнулась и поднесла дрожащую руку к глазам. — Простите меня, — произнесла она слабым голосом. — Последствия отравления ядом этой змеи Энниаса еще дают о себе знать.
Спархок готов был сорваться с места.
— Ох, Спархок, сядь и успокойся, — сказал ему Стрейджен. — Ты испортишь ей все представление, если побежишь туда. Поверь мне, она прекрасно себя чувствует.
— Нашей святой матери необходим надежный защитник, — утомленным голосом продолжала Элана. — Человек, воплощающий в себе достоинства всей Курии, и я думаю, все вы в глубине души знаете, кто этот человек. Да придаст вам Господь мудрости, да снизойдет на вас откровение Божие, чтобы обратили вы взоры свои на того, кто в своей скромности и сейчас находится среди вас, протягивая вам свою благородную руку. И, возможно, патриарх этот даже и не ведает в своем самоуничижении о том, что сам Бог говорит его устами. Поищите его в своем сердце и возложите на него эту ношу, ибо только он может стать нашим защитником. — Элана снова покачнулась, ее колени задрожали, и она поникла как цветок. Король Воргун, с глазами, полными слез, благоговейно подхватил ее на руки.
— Отличная сцена, — с восхищением сказал Стрейджен и ухмыльнулся.
— Бедный, бедный Спархок, — сказал он. — У тебя, знаешь, нет шансов.
— Стрейджен, ты заткнешься?
— О чем все это было? — озадаченно спросил Келтэн.
— Она только что выбрала Архипрелата, сэр Келтэн, — сказал ему Стрейджен.
— Кого? Она не назвала ни одного имени!
— Вы еще не поняли? Она очень осторожно отмела остальных претендентов. Остальные патриархи знают, о ком идет речь, и они выберут его, как только кто-нибудь осмелится назвать его имя. Я бы произнес его, да не хочу портить вам впечатление.
Король Воргун понес Элану, которая, казалось, потеряла сознание, к бронзовой двери, скрывавшую одну из боковых комнат за стенами палаты.
— Иди к ней, — сказала Сефрения Миртаи. — Постарайся ее успокоить. Она сейчас в слишком веселом настроении. И не пускай обратно короля Воргуна. Он может что-нибудь ляпнуть и все испортить.
Миртаи кивнула и убежала.
Палату заполнили жаркие разговоры. Страсть Эланы зажгла всех. Патриарх Эмбан сидел застыв и раскрыв в изумлении глаза. Потом он широко ухмыльнулся, прикрыл рот рукой, и расхохотался.
— …несомненно ведомая рукой Господа, — говорил один монах другому.
— Но женщина? Стал бы Господь говорить устами женщины?
— Пути господни неисповедимы, — благоговейно ответил другой монах. — И непостижимы для человека.
Патриарху Долманту с трудом удалось утихомирить воодушевившихся патриархов.
— Братья мои и друзья, — сказал он. — Мы, конечно, должны простить королеве Элении ее эмоциональный всплеск. Я знаю ее с детства, и, уверяю вас, обычно она вполне владеет собой. Как и сказала она сама, последствия отравления еще проявляются, и влияют на ее рассудок.
— Бесподобно! — со смехом сказал Стрейджен Сефрении. — Он даже и не подозревает.
— Стрейджен, — серьезно проговорила Сефрения. — Прошу тебя, замолчи.
— Да, матушка.
Патриарх Бергстен в кольчуге и рогатом шлеме с устрашающим видом, поднялся и ударил топором по мраморному полу. — Дайте мне слово.
— Конечно, Бергстен, — сказал Долмант.
— Мы здесь на для того, чтобы обсуждать недомогания королевы Элении, — объявил патриарх Эмсата. — Мы здесь для того, чтобы выбрать Архипрелата, и я предлагаю перейти к этому. Я ставлю на голосование кандидатуру Долманта, патриарха Демоса. Кто ко мне присоединится?
— Патриарх Долмант — вне регламента, — объявил Ортзел, вставая. — По традиции и по закону, как один из кандидатов, он не имеет права голоса до тех пор, пока вопрос не будет решен. С согласия моих братьев я прошу досточтимого патриарха Укеры занять кресло председателя. — Он посмотрел вокруг. Казалось, никто не возражал.
Эмбан, все еще открыто ухмыляясь, поднялся на кафедру и довольно игриво отпустил Долманта взмахом пухлой руки.
— Патриарх Кадаха хочет закончить? — спросил он.
— Нет, — сказал Ортзел. — Еще нет. — Лицо Ортзела по-прежнему оставалось суровым и мрачным. Затем, не подав и виду о том, как ему было больно, он твердо проговорил. — Я присоединяю свой голос к голосу моего эмсатского брата. Патриарх Демоса — единственный возможный кандидат на пост Архипрелата.
Тогда поднялся Макова. Лицо его было смертельно бледным, а зубы стиснуты.
— Бог покарает вас за такую наглость! — брызжа слюной, проорал он в лицо патриархам. — Я не буду принимать участие в этом абсурде. — Он вскочил и выбежал из палаты.
— Во всяком случае, он честен, — заметил Телэн.
— Честен? — воскликнул Берит. — Макова?
— Конечно, досточтимый учитель, — ухмыльнулся мальчик. — Если Макову кто-нибудь покупает, он так и остается купленным — неважно, как обернутся дела.
Голосование шло быстро, патриархи поднимались один за другим, чтобы одобрить кандидатуру Долманта. Лицо Эмбана становилось все хитрее, в то время как последний патриарх, слабый немощный старец из Каммории, с помощью других поднялся на ноги и пробормотал скрипучим голосом имя — Долмант.
— Ну, Долмант, — с шутливым удивлением проговорил Эмбан. — Кажется, остались только мы с тобой. Может, ты хочешь предложить кого-нибудь другого на пост Архипрелата?
— Прошу вас, братья, — умоляюще произнес Долмант. — Не делайте этого. — Он плакал и не скрывал своих слез.
Патриархи Церкви толпились в узких проходах Палаты и вели между собой разговоры приглушенными голосами. После столь величественной и торжественной службы, искусно устроенной патриархом Эмбаном, их переполняли возвышенные чувства, и никто не хотел избавляться от полученного впечатления. Спархок и Телэн взобрались на галерею, где обычно восседали со своими друзьями. Бевьер окружал заботой Сефрению, выступающую в ее сверкающем белом одеянии.
— С ней невозможно договориться, — сказал Бевьер, когда Спархок присоединился к ним. — Мы ухитрились протащить сюда Платима, Стрейджена и тамульскую великаншу, переодев их в рясы, но Сефрения наотрез отказалась и настояла на своем стирикском наряде. Я сто раз пытался ей объяснить, что никто, кроме королей и церковников, не имеет права присутствовать на заседании, и что ей стоит укрыться под рясой, но она даже не стала меня слушать.
— Я сама принадлежу к духовенству, милый Бевьер. Я служительница Богини Афраэль и рангом ничуть не ниже патриарха. Давайте считать, что мое присутствие здесь — дружественный жест в отношении вселенского Собора.
— Я бы не стал упоминать об этом до окончания выборов, матушка, — посоветовал Спархок. — А то ты начнешь теологический диспут, что может затянуться на несколько сот лет, а мы сейчас слишком ограничены во времени.
— Мне, пожалуй, немного не хватает нашего приятеля на той стороне, — сказал Келтэн, указывая туда, где обычно занимал место Энниас. — Я бы многое отдал, чтобы посмотреть, как будет меняться выражение его лица в ходе сегодняшнего заседания.
Вошел Долмант и, коротко посовещавшись с Эмбаном, Ортзелом и Бергстеном, занял свое место на кафедре. В палате постепенно воцарилась тишина.
— Братья и друзья, — начал он. — С тех пор как мы собрались здесь в последний раз, произошло много важных событий. Я взял на себя смелость призвать нескольких свидетелей всего происшедшего, чтобы вам было легче ознакомиться с ситуацией, прежде чем мы перейдем к обсуждению. Но сначала я должен остановиться на положении жителей Чиреллоса. Осаждавшая армия полностью лишила город запасов пищи, и люди испытывают страшную нужду. Я прошу позволения Курии открыть церковные закрома, чтобы мы могли облегчить их страдания. Милосердие — наш первейший долг, как служителей церкви. — Он оглядел притихшие ряды церковников. — Будут ли возражения? — Ответом ему было молчание. — Тогда будем считать это приказом. А теперь давайте без дальнейших промедлений поприветствуем наших почетных гостей — королей западной Эозии.
Все в палате в знак уважения поднялись с мест.
Раздались торжественные звуки фанфар и большая бронзовая дверь распахнулась перед лицом коронованных особ, одетых в праздничные королевские наряды и с коронами на голове. Спархок едва скользнул взглядом по Воргуну и другим королям и остановился на сияющем лице своей нареченной. Спархок понимал, что за годы его ссылки в Рендор мало кто обращал внимание на его королеву, и только придворные церемонии были причиной того, что ее вообще признавали. Так что теперь она радовалось столь торжественному приему больше, чем это принято у коронованных особ. Она важно вплыла в залу, опираясь на руку своего дальнего родственника, старого короля Облера из Дейры, и прошествовала по направлению к тронам, полукругом стоявшим по сторонам возвышавшегося на помосте трона Архипрелата. Случайно, а может и нет, сноп золотистого света падал из круглого окна на трон Эланы, и она заняла свое место в сиянии лучистого нимба. Спархок в душе порадовался и счел это подходящим случаю.
После того как монархи удобно устроились на своих тронах, остальные вернулись на свои места. Долмант по очереди поприветствовал королей и молодую королеву, вспомнив об отсутствующем короле Лэморканда, который был занят другими неотложными делами, так как Отт стоял лагерем на границе его государства. Затем патриарх Демоса коротко рассказал о недавно произошедших событиях, в первую очередь для тех, кто провел несколько последних недель, скрываясь от обрушившихся на их головы бед и несчастий, в унылом неведении. После этого были вызваны свидетели Эмбана, в красках обрисовавшие мрачную картину разрушений внешнего города и то насилие и жестокости, что творили наемники Мартэла. Многие, конечно, знали обо всех этих ужасах, но столь подробное их описание не могло не вызвать у слушавших законного гнева и желания мести, что, по мнению Эмбана, подогревало у членов Курии воинственный дух и призывало к быстрым действиям. Наверное, самым важным в этих свидетельствах было то, что не раз в притихшей зале прозвучало имя командующего враждебной армии — Мартэла. И прежде чем вызвать генерала Деладу, Долмант немного рассказал о предательстве бывшего рыцаря Пандиона, когда-то исключенного из Ордена, описав его как наемника, но при этом даже словам не обмолвившись о его связи с первосвященником Симмура. Затем он привел к присяге командующего личной охраной Архипрелата, напомнив всем о ставшем легендарным нейтралитете этого сановного мужа.
В начале своей речи Делада мягко обошел вопрос о том, как на самом деле удалось узнать о месте готовящейся встречи, приписав все заслугам «великолепной разведки рыцарей Храма». Он поведал о подземелье и о давно позабытом акведуке, который открывал столь опасный доступ в саму Базилику. Затем он почти дословно пересказал разговор Мартэла с Энниасом, память Делады оказалась просто блестящей. Все это он говорил спокойным ровным тоном, лишенным каких-либо эмоций, что придавало больший вес его докладу. Делада твердо держал себя в руках, стараясь оставаться лишь сторонним очевидцем услышанного разговора, бесстрастно пропуская мимо своих ушей все крики ужаса и возгласы изумления, которыми постоянно прерывалась его речь.
Патриарх Макова, с побелевшим рябым лицом, поднялся со своего места и, запинаясь чуть ли не на каждом слове, обратился к Деладе:
— Возможно ли, что голоса, которые вы слышали в темном подземелье, не принадлежали на самом деле тем двоим, которых вы подозреваете в этом? Может быть, все это было подстроено специально для того, чтобы очернить первосвященника Симмура?
— Нет, ваша светлость, — твердо ответил Делада. — Один из них вне всяких сомнений был первосвященник Энниас, а другого он называл Мартэлом.
Макову прошиб холодный пот, но он еще не сдавал своих позиций.
— А кто находился с вами в подземелье, генерал, — спросил он.
— Сэр Спархок из Пандионского Ордена, ваша светлость.
— Ну, вот, теперь я понимаю в чем дело, — ликующе произнес Макова, с видом победителя поглядывая на других членов Курии. — Сэр Спархок давно уже лично враждует с первосвященником Энниасом, и именно он повлиял на свидетельство генерала Делады.
Делада в ярости гневно сверкнул глазами.
— Вы считаете меня лжецом? — вскричал он, хватаясь за меч.
Макова весь сжался, в страхе поглядывая на оскорбленного воина.
— Сэр Спархок ничего не говорил мне, патриарх Макова, — сквозь зубы процедил Делада. — Он даже не сказал мне, кто должен встретиться в подземелье. Я узнал Энниаса сам, а Мартэла уже со слов первосвященника. И вот что еще я хочу вам сказать. Спархок — рыцарь королевы. Если бы я был на его месте, голова патриарха Симмура давно бы уже красовалась на шесте перед Базиликой.
— Как вы смеете! — прошипел Макова.
— Человек, которого вы пытались посадить на трон Архипрелата, отравил королеву Элении, слава Богу она осталась жива, а сейчас бежит в Земох, чтобы упросить Отта защитить его от праведного гнева Спархока. Лучше голосуйте за кого-нибудь другого, ваша светлость, поскольку, если даже Курия совершит такую ошибку и изберет Энниаса на место Архипрелата, то он никогда не взойдет на этот трон, так как если его не убьет Спархок, его убью я.
Макова в ужасе отшатнулся.
— Ах, — мягко произнес Долмант, — прошу вас, отдохните и успокойтесь, генерал.
— Со мной все в порядке, ваша светлость, — возразил Делада, вкладывая меч обратно в ножны. — Сейчас я уже не так зол, как несколько часов назад. Я не подвергал сомнению честь патриарха Кумби.
— Однако, воодушевился наш генерал, — прошептал Тиниен Улэфу.
— С рыжими это случается, — проворчал Улэф.
— Вы хотите еще о чем-нибудь спросить генерала, Макова? — невинным тоном произнес Эмбан.
Макова, не удостоив даже взглядом ехидного патриарха, плюхнулся на свое место.
— Разумно, — достаточно громко проговорил Эмбан.
По рядам патриархов пробежал нервный смешок.
Патриархов не так потрясло то, что за нападением на их город стоял Энниас — все они были церковниками высокого ранга и прекрасно понимали, как далеко может завести человека жажда власти. Но весть о том, что Энниас связан с Оттом, повергла их в изумление и ужас. Многие патриархи, продавшие свои голоса первосвященнику Симмура, заерзали на своих местах, понимая, насколько тяжелы были преступления человека, союзником которого они поспешили себя объявить.
Под конец Долмант велел привести Крегера, на этот раз патриарх даже и не пытался скрыть своего отношения к вызываемому.
Одежду Крегера слегка отчистили от грязи и заковали его в цепи по рукам и ногам, чтобы лишний раз показать, кем он является. Крегер оказался просто шикарным свидетелем. Он не пытался себя выгородить, а, напротив, был сурово, даже жестоко честен в отношении своих многочисленных грехов. Крегер был настолько дотошен в своем рассказе, что вел его достаточно долго, стараясь не упустить не единой мельчайшей подробности. Многие патриархи сидели теперь с побледневшими от ужаса лицами и молились вслух. Когда Крегер совершенно спокойным голосом описал тот чудовищный заговор, который чуть было не удался, раздались крики ярости и страха. Однако, в своем рассказе Крегер ничего не упомянул о Беллиоме. Это было обговорено заранее.
— Да, еще бы немного, и ваш план удался, — с сожалением в голосе проговорил Крегер напоследок. — Если бы армии Западных Королевств задержались хотя бы еще на один день, то первосвященник Симмура сидел бы на троне Архипрелата. Для начала он распустил бы все четыре воинствующих Ордена, а потом бы приказал монархам вернуться в их королевства и распустить свои армии, расчистив тем самым дорогу для Отта. И, уж поверьте мне, следующее поколение поклонялось бы Отту. Да, все было продумано на славу, — вздохнул Крегер. — И я стал бы одним из богатейших людей в мире. — Он снова вздохнул. — Вот так, — заключил он.
Патриарх Эмбан, вертя головой во все стороны, следил за настроением Курии. Едва Крегер закончил свою речь, Эмбан вскочил на ноги и в упор глядя на Макову, произнес:
— Может, кто-нибудь хочет допросить свидетеля?
Макова не отвечал, он даже не взглянул на него.
— Я думаю, братья, — продолжил Эмбан, — сейчас самое время разойтись и слегка перекусить. — Он широко улыбнулся, хлопнул в ладоши и сложил руки на своем толстом брюшке. — Думаю, подобное предложение, исходящее от меня, не слишком вас удивляет? — спросил он. В зале послышался смех. Напряжение немного спало. — Этим утром нам придется многое обдумать и решить, мои братья, — уже серьезно проговорил Эмбан. — Но, к сожалению, на это нам отпущено слишком мало времени. Огромное войско Отта расположилось в восточном Лэморканде, и мы не можем терять наше драгоценное время на долгие размышления и разговоры.
Долмант обратился к Курии и объявил перерыв на час в ее заседании.
По просьбе Эланы, Спархок и Миртаи присоединились к ее трапезе в небольшой комнате в Базилике. Молодая королева казалась немного рассеянной и едва притронулась к еде, вместо этого что-то быстро строча на листе бумаги.
— Элана, — сердито сказала Миртаи, — ешь. Не будешь есть, от тебя одна кожа да кости останутся.
— О, Миртаи, умоляю тебя, — скривила рощицу Элана. — Я пытаюсь написать речь. Мне сегодня выступать перед Курией.
— Тебе не надо так много говорить, Элана, — сказал ей Спархок. — Просто скажи им, что для тебя большая честь присутствовать на собрании Курии, затем что-нибудь нелестное про Энниаса и в заключение призови к ним божье благословение.
— Знаешь что, милый, ведь это первый раз, когда к ним обращается королева, — едко заметила ему Элана.
— Королевы бывали и раньше.
— Да, но ни одна из них не сидела на троне во время выборов. Я уже все выяснила. Так что нам предстоит исторический момент — и я не хочу выглядеть глупо.
— Надеюсь, в обморок упасть ты тоже не хочешь, — сказала ей Миртаи, подпихивая тарелку обратно к королеве. Спархок про себя отметил, что у Миртаи было золотое сердце.
В дверь тихо постучали и в комнату вошел Телэн, проказливо улыбаясь. Он поклонился Элане и произнес:
— Я просто зашел сказать, что король Сорос не будет сегодня произносить речь перед Курией. — Он обратился к Спархоку. — Так что можешь не волноваться о том, что вас выставят как негодяев.
— Да? — удивленно проговорил Спархок.
— Его величество подхватил простуду, и у него заболело горло. Он не может говорить иначе как шепотом.
— Как странно, — нахмурилась Элана. — Еще вчера о простуде не было и речи. Я, конечно, не желаю королю Пелосии ничего плохого, но разве не удачно, что это произошло именно сейчас?
— Удача тут совсем не при чем, ваше величество. Сефрения чуть не вывихнула себе подбородок и не запуталась в пальцах, посылая это заклинание. Но, извините, я должен отправляться дальше и сказать об этом Долманту и Эмбану. А потом Воргуну, чтобы он не огрел Сороса по голове.
Закончив свою трапезу, Спархок сопроводил обеих дам в Совещательную палату.
— Спархок! — сказала Элана перед тем как войти. — Тебе нравится Долмант, патриарх Демоса?
— Очень, — ответил ей рыцарь. — Это один из моих старейших друзей, и не только потому, что он был пандионцем.
— Мне он тоже нравится, — улыбнулась Элана, лукаво поглядывая на Спархока.
Долмант вновь созвал Курию и попросил каждого из королей обратиться к собравшимся патриархам с речью. Как Спархок и говорил Элане, каждый из монархов вставал, благодарил Курию за разрешение присутствовать на ее собрании, говорил несколько слов об Энниасе, Отте и Азеше и призывал божье благословение на головы собравшихся.
— А теперь, братья мои и друзья, — сказал Долмант. — Впервые за всю историю Церкви к нам обратится королева. — Он слегка улыбнулся. — Я бы ни за что на свете не хотел обидеть королей западной Эозии, но должен со всей своей прямотой заявить, что Элана, королева Элении, во много раз прекраснее, чем они, и я думаю, мы все будем приятно удивлены тем, что она столь же умна, сколь и красива.
Элана очаровательно покраснела. За всю оставшуюся жизнь Спархок так и не смог понять, как можно краснеть специально. Элана несколько раз пыталась ему объяснить, но это было просто вне его понимания. Королева не спеша поднялась со своего трона и некоторое время простояла молча, опустив глаза, будто бы стесняясь милого комплимента Долманта.
— Благодарю вас, ваша светлость, — наконец произнесла она чистым звонким голосом, подняв голову. Все следы румянца исчезли, и на лице Эланы теперь читалась гордая решимость.
Сердце Спархока екнуло от неожиданно забравшегося в него подозрения.
— Ну теперь держитесь, чтоб не свалиться со своих мест, — предупредил он своих друзей. — Мне знакомо это выражение лица. Боюсь, нас ожидает не один сюрприз.
— Я исполнена благодарности к Курии за предоставленную мне возможность присутствовать на ее собрании, — начала Элана. — И присоединяю свои молитвы к тем, что вознесли мои собратья-монархи, прося Господа ниспослать благословение на столь благородных мужей Церкви. Поскольку я — первая женщина, обращающаяся к Курии при таких обстоятельствах, то осмелюсь просить прощения у патриархов за то, что добавлю ко всему сказанному ранее еще несколько слов. Я уверена, что ученые служители Церкви простят меня, если в моих словах будет допущена некоторая вольность, я — всего лишь женщина, и не слишком долго живу на этом белом свете. А нам всем хорошо известно, что молодые женщины иногда говорят глупости, особенно когда волнуются.
Элана замолчала, поглядывая на притихшие ряды церковников.
— Я сказала волнуются… — продолжила она. Ее голос звенел, что серебряный колокольчик. — Нет, я просто в ярости. Этот монстр, это хладнокровное чудовище, этот… этот Энниас убил любимого мною всем сердцем отца. Он уничтожил мудрейшего и благороднейшего короля во всей Эозии.
— Это Алдреас-то? — прошептал Келтэн, не веря своим ушам.
— А потом, — продолжала Элана, все тем же звонким голосом, — не удовлетворенный тем, что разбил мое бедное сердце, этот жестокосердный негодяй покушался и на мою жизнь. Церковь несет на себе пятно позора за этого подлеца, что попытался осквернить веру Господа нашего. Я хотела бы просить вас о правосудии, но я сама выбью правосудие из тела того, кто убил моего отца. Я всего лишь слабая женщина, но у меня есть рыцарь, человек, который по моему приказу найдет это чудовище Энниаса, если даже этот зверь будет прятаться в геенне огненной. Энниас будет стоять передо мной. Я клянусь в этом всем вам, и даже еще не рожденные поколения будут содрогаться при мысли о той участи, что постигнет этого негодяя. Нашей святой матери Церкви не стоит мараться и затруднять себя, свершая правосудие над этой мерзостью. Церковь — благородна, сострадательна, а я — нет.
— Вот и все королевское послушание пред лицом Церкви, — подумал Спархок.
Элана опять замолчала, задрав кверху свое гордое юное личико, которое ничуть не портило появившееся на нем выражение мстительной решимости.
— А что вы решите по поводу этого? — наконец спросила Элана, повернувшись прямо на укутанный в черное трон Архипрелата. — Кому присудите вы это роскошное кресло, ради которого Энниас собирался весь мир потопить в крови? Кому достанется сей великолепный предмет? Потому что я не ошибусь, друзья, если скажу, что это самое обыкновенное кресло, сделанное, правда, из чистого золота, из-за чего весьма тяжелое и к тому же, думаю, не слишком удобное. Кого обяжете вы взять на себя ту тяжелую ношу заботы и ответственности, что прилагается к этому креслу, и которое вашему избраннику придется нести на своих плечах в самые черные дни для нашей святой матери? Без сомнения, он должен быть мудрым; но все патриархи Церкви мудры. Он должен быть смел, но разве можно хоть кого-нибудь из вас упрекнуть в трусости? Он должен быть хитер и проницателен, но не путайте это с мудростью. И прошу, вспомните о том, что ему придется столкнуться с гением лжи — не с Энниасом, хотя тот и лжив, не с Оттом, погрязшим в собственном зле и разврате, но с самим Азешем. У кого из вас достанет силы, хитрости и воли, чтобы противостоять этому исчадию ада?
— Что она вытворяет? — сдавленным шепотом произнес Бевьер.
— Разве не понятно, сэр рыцарь, — довольно проурчал Стрейджен. — Выбирает нового Архипрелата.
— Но это просто смешно, — задохнулся Бевьер. — Архипрелата выбирает Курия.
— Сейчас, сэр Бевьер, они выбрали бы и вас, стоило бы ей только указать в вашу сторону своим маленьким розовым пальчиком. Посмотрите на них. Теперь она держит в своих хрупких руках всю Курию.
— Среди вас есть воины, почтенные патриархи, — продолжала Элана, — люди из стали и доблести, но сможет ли вооруженный Архипрелат противостоять хитрости и коварству Азеша? Среди вас есть теологи, люди высочайшего ума, которые смогли бы прочитать мысли самого Господа, но сможет ли такой человек, ведомый божественной справедливостью, сразиться с мастером обмана? Есть среди вас и поднаторевшие в законе и делах Церкви. Есть сильные и смелые. Есть благородные и сострадательные. Если бы мы могли выбрать всю Курию целиком, чтобы она направляла нас, мы стали бы непобедимыми — и ад не смог бы распахнуть свои ворота. — Элана слегка пошатнулась и поднесла дрожащую руку к глазам. — Простите меня, — произнесла она слабым голосом. — Последствия отравления ядом этой змеи Энниаса еще дают о себе знать.
Спархок готов был сорваться с места.
— Ох, Спархок, сядь и успокойся, — сказал ему Стрейджен. — Ты испортишь ей все представление, если побежишь туда. Поверь мне, она прекрасно себя чувствует.
— Нашей святой матери необходим надежный защитник, — утомленным голосом продолжала Элана. — Человек, воплощающий в себе достоинства всей Курии, и я думаю, все вы в глубине души знаете, кто этот человек. Да придаст вам Господь мудрости, да снизойдет на вас откровение Божие, чтобы обратили вы взоры свои на того, кто в своей скромности и сейчас находится среди вас, протягивая вам свою благородную руку. И, возможно, патриарх этот даже и не ведает в своем самоуничижении о том, что сам Бог говорит его устами. Поищите его в своем сердце и возложите на него эту ношу, ибо только он может стать нашим защитником. — Элана снова покачнулась, ее колени задрожали, и она поникла как цветок. Король Воргун, с глазами, полными слез, благоговейно подхватил ее на руки.
— Отличная сцена, — с восхищением сказал Стрейджен и ухмыльнулся.
— Бедный, бедный Спархок, — сказал он. — У тебя, знаешь, нет шансов.
— Стрейджен, ты заткнешься?
— О чем все это было? — озадаченно спросил Келтэн.
— Она только что выбрала Архипрелата, сэр Келтэн, — сказал ему Стрейджен.
— Кого? Она не назвала ни одного имени!
— Вы еще не поняли? Она очень осторожно отмела остальных претендентов. Остальные патриархи знают, о ком идет речь, и они выберут его, как только кто-нибудь осмелится назвать его имя. Я бы произнес его, да не хочу портить вам впечатление.
Король Воргун понес Элану, которая, казалось, потеряла сознание, к бронзовой двери, скрывавшую одну из боковых комнат за стенами палаты.
— Иди к ней, — сказала Сефрения Миртаи. — Постарайся ее успокоить. Она сейчас в слишком веселом настроении. И не пускай обратно короля Воргуна. Он может что-нибудь ляпнуть и все испортить.
Миртаи кивнула и убежала.
Палату заполнили жаркие разговоры. Страсть Эланы зажгла всех. Патриарх Эмбан сидел застыв и раскрыв в изумлении глаза. Потом он широко ухмыльнулся, прикрыл рот рукой, и расхохотался.
— …несомненно ведомая рукой Господа, — говорил один монах другому.
— Но женщина? Стал бы Господь говорить устами женщины?
— Пути господни неисповедимы, — благоговейно ответил другой монах. — И непостижимы для человека.
Патриарху Долманту с трудом удалось утихомирить воодушевившихся патриархов.
— Братья мои и друзья, — сказал он. — Мы, конечно, должны простить королеве Элении ее эмоциональный всплеск. Я знаю ее с детства, и, уверяю вас, обычно она вполне владеет собой. Как и сказала она сама, последствия отравления еще проявляются, и влияют на ее рассудок.
— Бесподобно! — со смехом сказал Стрейджен Сефрении. — Он даже и не подозревает.
— Стрейджен, — серьезно проговорила Сефрения. — Прошу тебя, замолчи.
— Да, матушка.
Патриарх Бергстен в кольчуге и рогатом шлеме с устрашающим видом, поднялся и ударил топором по мраморному полу. — Дайте мне слово.
— Конечно, Бергстен, — сказал Долмант.
— Мы здесь на для того, чтобы обсуждать недомогания королевы Элении, — объявил патриарх Эмсата. — Мы здесь для того, чтобы выбрать Архипрелата, и я предлагаю перейти к этому. Я ставлю на голосование кандидатуру Долманта, патриарха Демоса. Кто ко мне присоединится?
— Патриарх Долмант — вне регламента, — объявил Ортзел, вставая. — По традиции и по закону, как один из кандидатов, он не имеет права голоса до тех пор, пока вопрос не будет решен. С согласия моих братьев я прошу досточтимого патриарха Укеры занять кресло председателя. — Он посмотрел вокруг. Казалось, никто не возражал.
Эмбан, все еще открыто ухмыляясь, поднялся на кафедру и довольно игриво отпустил Долманта взмахом пухлой руки.
— Патриарх Кадаха хочет закончить? — спросил он.
— Нет, — сказал Ортзел. — Еще нет. — Лицо Ортзела по-прежнему оставалось суровым и мрачным. Затем, не подав и виду о том, как ему было больно, он твердо проговорил. — Я присоединяю свой голос к голосу моего эмсатского брата. Патриарх Демоса — единственный возможный кандидат на пост Архипрелата.
Тогда поднялся Макова. Лицо его было смертельно бледным, а зубы стиснуты.
— Бог покарает вас за такую наглость! — брызжа слюной, проорал он в лицо патриархам. — Я не буду принимать участие в этом абсурде. — Он вскочил и выбежал из палаты.
— Во всяком случае, он честен, — заметил Телэн.
— Честен? — воскликнул Берит. — Макова?
— Конечно, досточтимый учитель, — ухмыльнулся мальчик. — Если Макову кто-нибудь покупает, он так и остается купленным — неважно, как обернутся дела.
Голосование шло быстро, патриархи поднимались один за другим, чтобы одобрить кандидатуру Долманта. Лицо Эмбана становилось все хитрее, в то время как последний патриарх, слабый немощный старец из Каммории, с помощью других поднялся на ноги и пробормотал скрипучим голосом имя — Долмант.
— Ну, Долмант, — с шутливым удивлением проговорил Эмбан. — Кажется, остались только мы с тобой. Может, ты хочешь предложить кого-нибудь другого на пост Архипрелата?
— Прошу вас, братья, — умоляюще произнес Долмант. — Не делайте этого. — Он плакал и не скрывал своих слез.