Эддингс Дэвид. Сапфирная роза

   — Но как мы можем не допустить этого? — все-таки переспросил ее Келтэн.
   — Это очень просто, Келтэн, — сказал Улэф. — Ты очень внимательно наблюдаешь за Тиниеном. Как только он начнет вести себя как мотылек, ты скажешь об этом Спархоку. А я буду неусыпно следить за тобой, чтобы заметить лягушачьи проявления. Как только ты начнешь пытаться ловить мух языком, я пойму, что у тебя с головой не все в порядке.

24

   Снежинки размером с монету и черные как сажа летели, подгоняемые ветром и вперемежку с моросящим дождем, по узкому проходу. Вороны сидели на ветках деревьев, их перья были мокрыми, а глаза горели яростью. Было такое утро, в которое хотелось оказаться за крепкими стенами, под надежной крышей у веселого огня, но этих удобств, увы, не было под рукой, так что Спархок и Кьюрик заползли поглубже в ветки можжевельника и ждали.
   — Ты уверен? — прошептал Спархок оруженосцу.
   — Да, — кивнул Кьюрик. — Я не мог ошибиться. Это был дым от костра, на котором кто-то поджаривал мясо. О последнем, как ты понимаешь, я догадался по запаху.
   — Тогда ничего не остается, кроме как ждать, — мрачно проговорил Спархок. — Меня совсем не привлекает возможность неожиданно наткнуться на наших неприятелей. — Он попытался поменять позу, но оказался зажат между двух колючих стволов.
   — Что случилось? — прошептал Кьюрик.
   — С какого-то бревна на меня капает вода. Прямо по шее течет.
   Кьюрик задумчиво посмотрел на него.
   — Скажи мне честно, Спархок, с тобой все в порядке? — спросил он.
   — Да, если не считать того, что кругом так мокро.
   — И все-таки я спрашиваю тебя вполне серьезно. Учти, теперь я как никогда буду неустанно приглядывать за тобой. Ты для нас теперь самый главный человек. Не столь уж важно как поведут себя остальные, но если ты начнешь сомневаться и почувствуешь страх — тогда мы все в беде.
   — Ты так говоришь, потому что наслушался Сефрению. Она ведет себя порой как наседка.
   — Ну, это вполне естественно, Спархок. Она любит тебя, поэтому и беспокоится.
   — Я уже вполне большой для того, чтобы опекать меня. И, ко всему прочему, уже женат.
   — О, да, ты прав. Как странно, но я совсем забыл об этом.
   — Очень смешно.
   Они ждали, напрягая слух, но все, что им было слышно — это шум падающих капель, стекавших по бревнам.
   — Спархок, — наконец произнес Кьюрик.
   — Что?
   — Если со мной что-нибудь случится, ты ведь позаботишься об Эсладе и мальчиках?
   — Перестань, Кьюрик. Ничего с тобой не случится.
   — Может и нет, но мне все равно надо знать.
   — У тебя будет пенсия, и довольно большая. Возможно, я продам часть земли, чтобы покрыть ее, и обязательно позабочусь и о твоей жене и о сыновьях.
   — Да, это в том случае, если ты тоже выживешь в этом походе, — серьезно сказал Кьюрик.
   — Все равно, можешь быть спокоен, я оставил завещание. И если с нами обоими что случится, об Эсладе позаботится Вэнион.
   — Ты обо всем подумал, Спархок.
   — У меня слишком опасная работа. Я должен многое предвидеть — даже несчастные случаи, — Спархок улыбнулся другу. — Ты специально завел этот разговор, чтобы меня подбодрить? — спросил он.
   — Я просто хотел выяснить для себя то, о чем постоянно переживал, — ответил Кьюрик. — Ужасно не хочется, чтобы постоянно мучила одна и та же мысль, тем более такая. А Эслада обязательно должна иметь возможность обучить мальчиков ремеслу.
   — У них уже есть такая возможность.
   — Фермерство?.. — с сомнением в голосе проговорил Кьюрик.
   — Да нет, я не об этом. У меня был разговор с Вэнионом, и мы решили, что твой старший сын видимо пойдет в послушники, как только закончатся все эти дела.
   — Это глупо, Спархок.
   — Мы с Вэнионом так не думаем. Пандионскому Ордену всегда были нужны люди верные и отважные, а твои сыновья, если они похожи на своего отца — как нельзя лучше подходят для нашего братства. Мы бы и тебя давно посвятили в рыцари, но ты даже слышать об этом не хочешь. Упрямый ты человек, Кьюрик…
   — Спархок, ты… — Кьюрик оборвал себя на полуслове. — Тихо. Кто-то идет, — шепнул он.
   — Это полный идиотизм, — сказал голос с другой стороны завала на грубой смеси эленийского и стирикского, что выдавало в его обладателе земохца.
   — Что он сказал, — прошептал Кьюрик. — Я не понимаю этой тарабарщины.
   — Потом скажу, — так же тихо откликнулся Спархок.
   — Можешь отправиться назад и сказать Суркхелю, что он — идиот, Гауна, — предложил другой голос. — Уверен, он очень заинтересуется твоим мнением.
   — Пойду я к нему или нет, но Суркхель был и останется полным идиотом, Тимак. Он из Коракаха, а они там все чокнутые или слабоумные.
   — Наши приказы исходят от Отта, а не от Суркхеля, Гауна, — сказал Тимак. — Суркхель просто делает, что ему говорят.
   — Отт! — фыркнул Гауна. — Я не верю в его существование. Священники просто выдумали его. Скажи, хоть кто-нибудь его видел?
   — Хорошо, что я твой друг, Гауна. Тебя бы могли скормить стервятникам за такие слова. Да хватит причитать, все не так уж плохо. Единственное, что нам надо делать — это прочесывать округу и смотреть, не появятся ли люди там, где их и быть не может. Всех давно отослали в Лэморканд.
   — Я устал от этого нескончаемого дождя.
   — Скажи спасибо, что с неба течет вода, Гауна. Когда наши древние сородичи дрались с рыцарями Храма на равнинах Лэморканда, они попадали под дожди огня, или молний, или ядовитых змей.
   — Рыцари Храма не могут быть такими ужасными. Да и что они нам, — насмешливо проговорил Гауна. — У нас есть Азеш, он защитит нас.
   — Да уж, защита, — фыркнул Тимак. — Азеш варит на обед земохских младенцев.
   — Это суеверная чепуха, Тимак.
   — Ты когда-нибудь встречал человека, который входил в его замок и затем возвратился оттуда?
   Неожиданно раздался резкий свист.
   — Это Суркхель, — сказал Тимак. — Время нам отправляться. Интересно, он знает, до чего у него противный свист?
   — Может, и знает, но ему приходится свистеть, Тимак. Ведь он еще не научился говорить. Поехали.
   — О чем они говорили, Спархок? — прошептал Кьюрик, когда голоса смолкли. — Кто они?
   — Похоже, они патрулируют эту местность, — ответил Спархок.
   — Ищут нас? Мартэлу удалось послать людей, несмотря на все наши старания.
   — Не думаю. Из разговора этих двоих я понял, что они ловят тех, кто еще не отправился на войну. Так что давай соберем остальных и отправимся в дорогу.
   — И что они говорили? — спросил Келтэн, когда они выступали.
   — Жаловались, — ответил Спархок. — Как и все солдаты в мире. Думаю, если отбросить все эти страшные истории, земохцы окажутся людьми, не так уж сильно отличающимися от всех остальных.
   — Они поклоняются Азешу, — упрямо сказал Бевьер. — Значит, они — чудовища.
   — Они боятся Азеша, Бевьер, — поправил его Спархок. — Между поклонением и страхом большая разница. Я не думаю, что нам здесь, в Земохе, надо вести войну до полного их уничтожения. Нам надо разобраться с фанатиками и элитными войсками. Вместе с Азешем и Оттом, конечно. А после можно оставить в покое простых людей, чтобы они выбрали себе веру эленийскую или стирикскую.
   — Да они тут все испорченные и тупоумные, Спархок, — упрямо настаивал Бевьер. — Смешанные браки между эленийцами и стириками — мерзость и грех в глазах Господа.
   Спархок вздохнул. Бевьера сложно было переубедить в том, что хоть как-то касалось веры, и спорить с ним было бесполезно.
   — Думаю, с этим мы разберемся, когда закончится война, — проговорил пандионец. — А теперь пора отправляться в путь. Бояться нам особо нечего, но все же будем настороже.
   Они снова забрались в седла и тронулись по проходу на горное плато, поросшее деревьями. Дождь продолжал моросить, вперемежку со снегом, который валил с неба тем больше, чем дальше они уходили на восток. На ночь они остановились в ельнике, и их костер, для которого нашлись лишь сырые сучья да бревна, был маленьким и слабым. Проснувшись поутру, они увидели, что все плато покрыто небольшим слоем мокрого, липкого снега.
   — Время решать, Спархок, — сказал Кьюрик, глядя на падающий снег.
   — О чем ты?
   — Мы можем ехать по этой тропинке, однако она не очень-то хорошо видна и, возможно, совсем исчезнет через час пути, или будем пробираться на север. Так мы можем оказаться на дороге в Вилету к полудню.
   — Я так понимаю, тебя больше устраивает второе.
   — Да, пожалуй. Мне что-то совсем не нравится таскаться по этой ужасной местности в поисках тропинки, которая, может, и ведет-то не туда, куда надо.
   — Ладно, Кьюрик, — сказал Спархок. — Если ты настаиваешь, поедем как ты решил. Единственное, о чем я заботился — это пройти приграничные земли, где Мартэл собирался устроить нам засады.
   — Но отправившись на север, мы потеряем полдня, — заметил Улэф.
   — Мы потеряем больше, если будем кружить по этим горам, — ответил Спархок. — К тому же у нас не назначен день и час встречи с Азешем. Он примет нас в любое время.
   И они отправились на север под липким снегом, падавшим крупными снежинками на землю, и туманом, окутавшим горы. Мокрый снег прилипал к всадникам, укутывая их как одеяло, и сырость от него примешивалась к тоскливому настроению. Ни Улэф, ни Тиниен не смогли поднять настроения, тщетно пытаясь рассказать что-нибудь веселое, и они ехали молча, погруженные в свои печальные мысли.
   Как и предсказывал Кьюрик, небольшой отряд их добрался до дороги на Вилету около полудня, и там они снова повернули на восток. На заснеженной дороге, простиравшейся перед ними, не было видно следов ни человека, ни лошади; вероятно, ни один путник, конный он иль пеший, не пользовался этой дорогой с тех пор как пошел снег. Вечер ничем не отличался от снежного дня, только постепенно темнело и растекалась непроглядная тьма. На ночь они укрылись в попавшейся им по дороге давно заброшенной деревянной развалюхе, и, как всегда во враждебной стране, по очереди стояли на часах.
   Они миновали Вилету к вечеру следующего дня. Задерживаться там они не стали — им ничего не надо было в городе, да и не стоило лишний раз рисковать.
   — Он пустой, — кратко высказался Кьюрик, когда они проехали город.
   — Откуда ты знаешь? — спросил его Келтэн.
   — Не видно дыма. На улице холодно и идет снег, в домах бы обязательно топили.
   — А-а…
   — Интересно, может быть, они забыли что-нибудь ценное, когда уходили? — озорно сверкнув глазами предположил Телэн.
   — Забудь об этом, — резко рявкнул ему Кьюрик.
   Снега на следующий день падало очень мало, и их настроение заметно улучшилось, но когда они проснулись еще через день, снег опять валил и они вновь пали духом.
   — Но почему все это надо было взвалить на наши плечи? — угрюмо спросил Келтэн к вечеру. — Ну почему мы это делаем?
   — Потому что мы рыцари Храма.
   — Есть, знаешь ли, и другие рыцари Храма. Мы и так уже достаточно накатались по всей земле.
   — Хочешь вернуться? Пожалуйста. Кстати, я тебя не просил — и никого не просил со мной ехать.
   Келтэн тряхнул головой.
   — Конечно, нет, — сознался он. — И вообще, прости меня. Я сам не знаю, что на меня нашло. Забудь о том, что я сказал.
   Но Спархок однако не забыл, и этим же вечером он подошел к Сефрении и отозвал ее в сторону.
   — Похоже, в нашем отряде происходит то, о чем ты нас предупреждала, — сказал он ей.
   — У тебя появляются непонятные и незнакомые доселе чувства? — быстро спросила она. — Что-то, как бы пришедшее извне?
   — Я тебя не совсем понимаю.
   — Все люди, Спархок, подвержены внезапным приступам отчаяния и тоски, — сказала Сефрения и чуть улыбнулась. — Правда, это не в характере рыцарей Храма. Большую часть времени вы жизнерадостны и бодры, и исполнены веры в будущее и успех, но порой это до добра не доводит и даже граничит с умопомешательством. Эти сомнения и угрюмость посланы на нас извне, и теперь они тебя беспокоят.
   — Да нет, Сефрения, совсем не меня, — уверил ее Спархок. — Конечно, я не особенно бодр и весел, но, думаю, виной тому непогода. Я говорю об остальных. Келтэн подъехал сегодня ко мне и спросил, почему именно на нас возложена эта нелегкая ноша. Келтэн никогда бы раньше не задал такого вопроса. Обычно его наоборот приходится урезонивать и удерживать от безрассудных поступков, а теперь, похоже, он готов собраться и повернуть домой. И вот что интересно, если все мои друзья так себя чувствуют, то почему не чувствую этого я?
   Сефрения задумчиво посмотрела на все еще валивший снег, и Спархок в который раз поразился тому, как она была прекрасна и что на ней не было отпечатка ее лет.
   — Думаю, он боится тебя, — наконец сказала Сефрения.
   — Келтэн? Ерунда.
   — Нет, не он. Тебя, Спархок, боится Азеш.
   — Этого не может быть.
   — Я знаю, но все же думаю, что это правда. Почему-то ты обладаешь большей властью над Беллиомом, чем кто-либо другой. Даже Гвериг не имел такой власти над камнем. Вот чего на самом деле боится Азеш. Вот почему он не станет нападать на тебя открыто и старается лишить мужества твоих друзей. Он атакует Келтэна, Бевьера и остальных, но только не тебя.
   — А ты? — спросил ее Спархок. — Ты тоже в отчаянии?
   — Конечно нет.
   — Почему «конечно»?
   — Долго объяснять, а нам пора отдыхать. Иди спать, мой милый, и не о чем не беспокойся. Я сама обо всем позабочусь.
   На следующее утро они проснулись от уже знакомого им звука. Он был нежным и чистым, и хотя мелодия свирели была минорной, она наполнила их сердца светом и радостью. Спархок медленно растянул губы в улыбке и растолкал Келтэна.
   — У нас гости, — сказал он.
   Келтэн быстро сел, нащупывая руками свой меч, но тут услышал звуки свирели.
   — А-а… — ухмыльнулся он. — Давно пора. Я буду рад снова видеть малышку.
   Они вышли из палатки и огляделись по сторонам. Все еще шел снег, и туман упрямо цеплялся за деревья. Сефрения и Кьюрик сидели у небольшого костра перед ее палаткой.
   — Где она? — спросил Келтэн, вглядываясь в снег.
   — Здесь, — спокойно ответила Сефрения, потягивая свой чай.
   — Я ее не вижу.
   — Это не обязательно, Келтэн. Главное, что ты знаешь, что она здесь.
   — Но это же не одно и то же, Сефрения, — разочарованно протянул Келтэн.
   — И все-таки она добилась своего, — рассмеялся Кьюрик.
   — Что? — спросила Сефрения.
   — Увела целую команду рыцарей Храма прямо из-под самого носа эленийского Бога.
   — Не говори глупостей. Она не стала бы этого делать.
   — Правда? А ну посмотри-ка на Келтэна, ты видишь на его лице что-нибудь еще кроме обожания. Если я смастерю сейчас что-то вроде алтаря, он, пожалуй, преклонит колена.
   — Что за чепуха, — смущенно проговорил Келтэн. — Она мне просто нравится, вот и все. Мне хорошо, когда она рядом.
   — Уж конечно, — усмехнулся Кьюрик.
   — Только не стоит навязывать такие рассуждения Бевьеру, — предупредила Сефрения. — Не будем его смущать.
   Остальные тоже вышли из палаток с улыбками на лицах. А Улэф просто хохотал.
   На душе у всех было спокойно и радостно, и даже тусклое утро казалось солнечным. Лошади казалось, тоже повеселели и дружно ржали, напоминая о полагающейся им утренней порции зерна. Спархок и Берит отправились задать им корма. Фарэн обычно встречал утро взглядом угрюмого неодобрения, но сегодня огромный чалый казался спокойным, даже безмятежным. Он задрал свою морду и пристально разглядывал развесистую березу. Спархок взглянул на дерево и застыл от изумления. Дерево было полускрыто туманом, но рыцарь вполне явственно разглядел знакомую фигурку девочки, которая только что разогнала их тоску и отчаяние своей песней радости. Она была в точности такой же, как в первый раз, когда он ее увидел. Малышка сидела на ветке, держа у губ свою пастушью свирель. Венок из травы обвивал ее черноволосую головку. Она, как и раньше, была в коротком льняном платьице и сидела, скрестив ноги, как всегда перепачканные травяным соком. Ее большие темные глаза смотрели прямо на Спархока и на каждой щечке было по ямочке.
   — Берит, — тихо сказал Спархок. — Посмотри на березу.
   Берит повернулся и взглянул вверх.
   — Привет, Флейта, — сказал он девочке на удивление спокойно.
   Афраэль послала ему короткую приветственную трель и продолжила свою прежнюю мелодию. Тут туман окутал дерево, а когда рассеялся, вечно юной Богини там уже не было. Однако песня ее все еще звучала.
   — Она по-прежнему прекрасно выглядит, правда? — сказал Берит.
   — Как она может выглядеть по-другому? — рассмеялся Спархок.
   С этого самого утра дни летели один за другим, и то, что раньше казалось тяжким походом сквозь снег и туман, теперь превратилось в веселую прогулку верхом на резвых лошадях. Они смеялись, шутили и совсем не обращали внимание на погоду, хотя она не улучшилась и не желала баловать путников теплым солнечным лучом. По ночам и утром продолжал падать снег, но около полудня снег сменялся дождем, а дождь растапливал снег, упавший ночью, так, что, хотя они ехали по постоянной слякоти, особых сугробов, чтобы затруднить их путь, не было. Время от времени они слышали звуки свирели Афраэль, доносившиеся из-за туманной завесы.
   Несколько дней спустя они взобрались на высокий холм, чтобы взглянуть на свинцово-серый простор залива Мерджука, простиравшимся перед ними, полускрытый туманом и холодным дождем, а на берегу поблизости ютилось множество невысоких домишек.
   — Это, видимо, Элбак, — сказал Келтэн. Он вытер лицо и еще раз пристально посмотрел на небольшой городок. — Однако не вижу дыма, — заметил он. — Нет, подождите. Там близко к центру города из трубы какой-то развалюхи поднимается струйка дыма.
   — Может, спустимся туда? — сказал Кьюрик. — Нам все равно нужна лодка.
   Они спустились с горы и въехали в Элбак. Улицы были не мощеными, и слякоть и снег хлюпали под копытами лошадей. Снег еще не превратился в сплошную грязь и это ясно показывало, что в городе никого не было. Единственная слабая струйка дыма поднималась из трубы низенького полуразвалившегося домика, больше напоминавшего сарай и выходившего на то, что, видимо, было городской площадью. Улэф втянул носом воздух.
   — Судя по запаху, трактир, — сказал он.
   Они спешились и вошли внутрь. Комната была длинной и низкой, с прокопченными балками и разбросанной по полу грязной соломой. В этой полутемной комнате, в которой совсем не было окон, было холодно, сыро и плохо пахло, а единственный свет исходил от маленького огня, разведенного в очаге в самом дальнем ее конце. Горбун в лохмотьях ломал скамейку, чтобы подбросить дров в огонь.
   — Кто здесь? — закричал он, когда они вошли.
   — Мы путешествуем, — ответила по-стирикски Сефрения странно недобрым тоном. — Мы ищем ночлег.
   — Здесь не ищите, — проревел горбун. — Это мой дом! — Он бросил обломки скамейки в огонь, натянул на плечи засаленное одеяло и снова сел поближе к огню, подтянув к себе бочонок с элем.
   — Мы с радостью переночуем и в другом месте, — сказала ему Сефрения. — Но нам нужно кое-что разузнать.
   — Пойдите спросить кого-нибудь еще. — Горбун оглянулся и взглянул на стирикскую волшебницу. И тут все заметили, что глаза его смотрели в разные стороны и взгляд был как у полуслепого.
   Сефрения прошла по крытому соломой полу и посмотрела прямо в лицо наглого горбуна.
   — Похоже, ты один в этом городе, — сказала она ему.
   — Да, — угрюмо признался он. — Все остальные отправились подыхать в Лэморканд. Я тоже здесь подохну, но мне хоть не придется так долго тащиться к месту смерти. А теперь убирайтесь.
   Тогда Сефрения вытянула вперед руку и повернула ладонью вверх перед небритым лицом горбуна. Голова змеи поднялась с ладони, ее язык дрожал. Полуслепой земохец щурился, поворачивая туда-сюда голову, силясь разглядеть, что она ему показывала. Потом он издал крик страха, приподнялся на стуле и упал назад, разлив эль.
   — Позволяю тебя приветствовать меня, — безжалостно произнесла Сефрения.
   — Я не знал кто вы, Жрица, — пролепетал горбун. — Прошу вас, простите меня.
   — Посмотрим. А теперь отвечай мне, есть ли кто-нибудь еще в городе. И не вздумай хитрить.
   — Никого, Жрица, только я — но я слишком изувечен, чтобы ехать, и почти ничего не вижу. Они бросили меня.
   — Мы ищем наших спутников. Они должны были проезжать здесь раньше нас: четверо мужчин и женщина. У одного из них белые волосы, а другой очень смахивает на обезьяну. Ты видел их?
   — Пожалуйста, не убивайте меня.
   — Тогда говори.
   — Несколько человек проезжали здесь вчера. Это могут быть те, кого вы ищете. Я не смог разглядеть их лица. Однако я слышал их разговор. Они сказали, что отправляются в Эйк, а оттуда — в столицу. Они украли лодку Тассалка. — Горбун сел на пол, обхватил себя руками и начал раскачиваться взад-вперед, рыдая и воя.
   — Он сумасшедший, — тихо сказал Тиниен Спархоку.
   — Да, — печально согласился Спархок.
   — Все ушли, — завывая пел горбун. — Все ушли умирать за Азеша. Убейте эленийцев и умрите. Азеш любит смерть. Все умрите… Все умрите… Все умрите за Азеша.
   — Мы возьмем лодку, — прервала его причитания Сефрения.
   — Берите, берите… Никто не вернется. Все погибнут, и их пожрет Азеш.
   Сефрения повернулась спиной к горбуну и вернулась туда, где стояли остальные.
   — Мы уезжаем, — произнесла она тоном, не терпящим возражения.
   — Что с ним будет? — тихо спросил ее Телэн. — Он же тут один и почти слепой.
   — Он умрет, — резко ответила она.
   — В одиночестве? — голос Телэна дрожал.
   — Все умирают в одиночестве, Телэн, — ответила Сефрения и вывела мальчика из вонючей комнаты.
   Однако выйдя из дома матушка не выдержала и разрыдалась.
   Спархок подошел к седельным сумкам, вынул карту и, вздохнув, стал разглядывать ее.
   — Зачем Мартэлу ехать в Эйк? — пробормотал он. — Это же огромный крюк.
   — Из Эйка тоже есть дорога в Земох, — сказал Тиниен, показывая на карту. — Мартэл наверняка боится, что мы его настигнем, вот и пытается исхитрится, чтобы уйти от нас. Ведь его лошади наверняка уже падают с ног.
   — Может быть, — согласился Спархок. — Да Мартэл никогда и не любил ездить через страну.
   — Мы отправимся тем же путем?
   — Нет. Мартэл мало что смыслит в лодках, так что он пробарахтается тут несколько дней. Кьюрик бывалый моряк и он отлично справится с перевозкой нас на тот берег, а там путь до столицы займет у нас дня три. Мы можем успеть прибыть в Земох раньше Мартэла.
   — Кьюрик, — позвал он. — Пойдем, отыщем подходящую лодку.

 

 
   Спархок опирался о борт большой просмоленной шаланды, которую выбрал Кьюрик. Ветер дул на восток, и их судно быстро неслось по волнам залива. Спархок полез под одежду и достал письмо Эланы.
   «Любимый, — писала она. — Если все шло хорошо, ты должен быть уже совсем близко от границы Земоха. А я должна верить, что у тебя все хорошо, иначе сойду с ума. Ты и твои спутники победят, милый Спархок. Я знаю это так же точно, как если бы сам Господь Бог сказал мне об этом. Нам было предначертано полюбить друг друга и пожениться. У нас в этом не было выбора, хотя я, конечно, не выбрала бы никого другого. Судьба предопределила твою встречу со мной, так же как и встречу с твоими друзьями и верными спутниками. Кто в целом мире лучше подходит для того, чтобы разделить с тобой то нелегкое бремя, что ты взвалил себе на плечи, как не эти прекрасные люди? Келтэн и Кьюрик, Тиниен и Улэф, Бевьер и милый Берит, такой юный и такой храбрый, все они присоединились из любви и во имя общей цели. Ты не можешь потерпеть поражение, мой любимый, только не с такими друзьями. Торопись, мой рыцарь и муж. Веди своих непобедимых спутников в логово нашего старого врага и вызови на бой. Пусть дрожит Азеш, потому что идет рыцарь Спархок с Беллиомом в руке и все силы Ада не остановят его. Торопись, любимый, и знай, что твое оружие — не только Беллиом, но и моя любовь.
   Я люблю тебя. Элана».
   Спархок прочитал письмо несколько раз. Его юная жена, как он уже успел выяснить, была искусным оратором. Даже ее письма больше напоминали подготовленную для выступления речь. Хотя письмо несомненно тронуло его, Спархок предпочел бы чтобы оно было менее помпезным и более задушевным. Конечно, рыцарь понимал, что каждое слово, написанное рукой его молодой жены, шло от сердца, но ее пристрастие к красивым фразам встревало между ними.
   — Ладно, — вздохнул он. — Может, это пройдет, когда мы узнаем друг друга лучше.
   Потом на палубу вышел Берит, и Спархок кое-что вспомнил. Он вновь пробежал письмо глазами и быстро принял решение.
   — Берит, — позвал он. — Могу я с тобой поговорить?
   — Конечно, сэр Спархок.
   — Я подумал, что тебе стоит прочесть это. — Спархок протянул ему письмо.
   — Но оно же личное, сэр Спархок, — возразил он.
   — Я думаю, оно касается и тебя. Возможно, прочитав его, ты сможешь справиться с твоей нынешней проблемой.
   Берит прочитал письмо и на его лице появилось странное выражение.
   — Помогло? — спросил Спархок.
   Берит покраснел.
   — В-вы знали? — запинаясь произнес он.
   Спархок криво улыбнулся.
   — Я знаю, что тебе трудно будет поверить, друг мой, но я когда-то был тоже молодым. То, что с тобой произошло, случалось наверное со всеми молодыми парнями в мире. Со мной это было, когда я впервые появился при дворе. Она была молодой знатной девушкой, и я был абсолютно уверен, что ее глаза были зеркалом всего мироздания. Я все еще иногда с нежностью вспоминаю ее. Она теперь, конечно, старше, но я все еще чувствую дрожь в коленях, когда она смотрит на меня.