Страница:
– Мистер Монк?
Человеку, который обратился к Монку, было лет тридцать, он был в джинсах и коричневой кожаной куртке, с коротко подстриженными волосами и исключительно крепкий на вид.
– Это я.
– Ваш паспорт, сэр, будьте добры. – Монк достал паспорт, и человек сверил фотографию. То, что он был бывшим солдатом, не вызывало сомнений, и, глядя на его руки с твердыми, тяжелыми суставами, державшие паспорт, Монк мог бы поспорить на что угодно, что военная служба этого человека не прошла в бухгалтерии. Он вернул паспорт. – Меня зовут Кайрэн. Пожалуйста, идите за мной.
Вместо того чтобы направиться к парковке, сопровождающий взял чемодан Монка и пошел к бесплатному автобусу, ходившему между зданиями аэропорта. Они молча доехали до терминала номер 1.
– Разве мы не едем в Лондон? – спросил Монк.
– Нет, сэр. Мы едем в Шотландию.
Билеты были у Кайрэна. Час спустя самолет бизнес-рейса Лондон – Абердин вылетел на север Шотландии. Кайрэн углубился в чтение своего журнала «Арми квортери энд дифенс ривью». Ему больше ничего не оставалось делать, поскольку светская беседа не являлась его сильной стороной. Монк вторично позавтракал в воздухе и наверстал сон, потерянный при перелете через Атлантику.
В аэропорту Абердина их ожидал транспорт в виде длинною «лендровера-дискавери» с еще одним неразговорчивым бывшим солдатом за рулем. Они с Кайрэном обменялись примерно восемью словами, что, очевидно, предполагало довольно долгий разговор.
Монк никогда не видел гор Северной Шотландии, по которым они проезжали, после того как выехали из аэропорта, расположенного на окраине прибрежного города Абердина. Безымянный водитель выбрал дорогу А96, ведущую в Инвернесс. а через семь миль повернул налево. На указателе стояло только: «Кемни». Они проехали деревню Монимаск, чтобы попасть на дорогу Абердин – Алфорд. Через три мили «лендровер» свернул вправо и, проехав Уайтхаус, направился к Кейгу.
Справа текла река. Монк подумал, не водится ли в ней лосось или форель. Не доезжая до Кейга, «лендровер» неожиданно свернул с дороги, переехал через реку и стал подниматься по аллее. Повернув пару раз, они увидели каменное строение древнего замка, стоявшего на чуть возвышенном плато, с которого открывался вид на окружавшие его холмы. Водитель повернулся к Монку и произнес:
– Добро пожаловать в замок Форбс, мистер Монк.
Тощая фигура сэра Найджела Ирвина с плоской матерчатой кепочкой на голове, из-под которой торчали белые пряди волос, спустилась с каменного крыльца.
– Хорошо доехали? – спросил он.
– Прекрасно.
– Все равно утомительно. Кайрэн отведет вас в вашу комнату. Примите ванну и поспите. Ленч через два часа. У нас полно работы.
– Вы знали, что я приезжаю, – заметил Монк.
– Да.
– Кайрэн никуда не звонил.
– Ах да, понимаю, что вы имеете в виду. Вот Митч, – он показал на водителя, вынимавшего чемодан, – он тоже был в Хитроу. И в самолете на Абердин. Сидел позади. Прошел паспортный контроль раньше вас: ему не надо было ждать багажа. Добрался до «лендровера» за пять минут до вас.
Монк вздохнул. Он не приметил Митча ни в Хитроу, ни в самолете. Плохая новость заключалась в том, что Ирвин оказался прав: работу предстояло проделать очень большую. Хорошая новость – что он оказался с неплохой профессиональной командой.
– Эти ребята поедут туда, куда и я?
– Нет, боюсь, что нет. Там, куда вы приедете, вы будете предоставлены самому себе. Чем мы намерены заниматься в течение следующих трех недель – это постараться помочь вам выжить.
Ленч состоял из какого-то бараньего фарша, прикрытого картофельной коркой. Хозяева называли его пастушьим пирогом и щедро поливали острым черным соусом. За столом сидело пятеро: сэр Найджел Ирвин в качестве хозяина, Монк, Кайрэн и Митч, которые всегда обращались и к Монку, и к Ирвину – «босс», и низенький настороженный человек с седыми волосами, хорошо говоривший по-английски, но с акцентом, который Монк определил как русский.
– Конечно, мы будем говорить и по-английски, – сказал Ирвин, – потому что не многие из нас знают русский. Но четыре часа вдень как минимум вы будете говорить по-русски. Вот – с Олегом. Вы должны вернуться на тот уровень, при котором вы по-настоящему сойдете за русского. – Монк кивнул. Прошли годы с тех пор, когда он говорил на этом языке, и ему предстояло узнать, насколько он забыл его. Но прирожденный лингвист никогда полностью не забывает того, чему учился, а стоит хорошенько попрактиковаться, и, как правило, владение иностранным языком восстанавливается. – Итак, – продолжал хозяин, – Олег, Кайрэн и Митч будут жить здесь постоянно. Другие будут приезжать и уезжать. Это касается и меня. Через несколько дней, когда все у вас наладится, я отправлюсь на юг и займусь… другими делами.
Если Монк предполагал, что перемену времени в связи с перелетом можно было бы принять во внимание, то он ошибался. После ленча он провел четыре часа с Олегом.
Русский разыгрывал целую серию сценариев. В один момент он изображал милиционера на улице, остановившего Монка для проверку документов, спрашивал, откуда тот приехал, куда он идет и зачем. В другой раз он становился официантом, расспрашивающим о деталях сложного обеденного заказа, или приезжим русским, спрашивающим дорогу у москвича. Уже через час Монк ощутил, как чувство языка возвращается к нему.
Вытаскивая удочки с уловом на Карибах, Монк считал, что он в неплохой форме, несмотря на увеличившуюся талию. Он ошибался. На следующее утро до рассвета он впервые побежки по пересеченной местности с Кайрэном и Митчем.
– Мы начнем с легкого, босс, – сказал Митч.
Поэтому они пробежали всего пять миль через заросли вереска высотой выше колен. Сначала Монк подумал, что умирает. Затем он уже желал умереть.
Весь штат прислуги состоял из двух человек. Экономка, грозная миссис Мак-Гилливрей, вдова иомена, готовила и убирала, встречая группы приезжающих и уезжающих экспертов неодобрительным хмыканьем за их английский акцент. Гектор следил за территорией имения и огородом, ездил по утрам в Уайтхаус за продуктами. Миссис Мак-Ги, как мужчины называли ее, и Гектор жили в двух небольших коттеджах около замка.
Приехал фотограф и сделал множество фотографий Монка для различных удостоверений, которые готовили для него где-то в другом месте. Появился парикмахер-стилист, он же гример; искусно меняя внешность Монка, он показал, как это можно сделать снова с минимальным количеством материала, причем его легко было купить или носить с собой, не вызывая ни у кого подозрений о его истинном назначении.
Когда внешность изменили, фотограф сделал еще партию снимков уже для другого паспорта. Откуда-то Ирвин достал настоящие документы и пригласил гравера-художника и каллиграфа, чтобы изменить их на другое имя.
Монк провел долгие часы, изучая огромную карту Москвы, запоминая план города и сотни новых названий – новых для него по крайней мере. Набережной Мориса Тореза, названной в честь покойного лидера Французской компартии, вернули старое название – Софийская набережная. Все упоминания о Марксе, Энгельсе, Ленине, Дзержинском и других коммунистических знаменитостях прошлого исчезли.
Он запомнил сотню самых выдающихся зданий и их расположение, как пользоваться новой телефонной системой и как останавливать на улице такси, махнув рукой с долларовой бумажкой, в любое время и в любом месте.
Долгие часы проводил он в комнате с экраном, вместе с человеком из Лондона, тоже говорившим по-русски, но англичанином, глядя на лица, лица и опять лица.
Надо было читать книги, речи Комарова, русские газеты и журналы. Тяжелее всего было запоминать частные номера телефонов, не ошибаясь ни на цифру, и наконец пятьдесят номеров остались у него в голове. В цифрах он никогда не был силен.
Через неделю вернулся сэр Найджел Ирвин. Он выглядел усталым, но довольным и не сказал, где был. Он привез одну вещь, которую член его команды после долгих поисков купил в антикварном магазине в Лондоне. Монк повертел предмет в руках.
– Как, черт побери, вы узнали об этом? – спросил он.
– Не имеет значения. У меня длинные уши. Тот же самый?
– В точности. Насколько я помню.
– Хорошо, тогда это поможет.
Он также привез чемодан, сделанный искусным мастером. Потребовался бы таможенник-ас, чтобы обнаружить внутреннее отделение, в которое Монк спрячет две папки: «Черный манифест» в оригинале на русском языке и документ, подтверждающий подлинность манифеста, переведенный на русский.
К концу второй недели Джейсон Монк был в превосходной форме, таким здоровым он не чувствовал себя последние десять лет. Его мускулы окрепли, и его выносливость возросла, хотя он знал, что ему не сравниться с Кайрэном и Митчем, которые могли идти час за часом, преодолевая боль и усталость, доходя до состояния, близкого к смерти, когда только воля заставляет тело двигаться.
В середине этой же недели прибыл Джордж Симе. Ему было приблизительно столько же лет, сколько и Монку; бывший младший офицер из полка СВДС – Специальной воздушно-десантной службы. На следующее утро он вывел Монка на лужайку. Оба были в спортивных костюмах.
– А теперь, сэр, – произнес он с певучим шотландским акцентом, – я буду очень вам признателен, если вы попробуете убить меня. – Монк поднял вопросительно бровь. – Но не беспокойтесь, вам это не удастся. – Он оказался прав. Монк приблизился, подготовился и сделал выпад. Горы перевернулись вверх ногами, а он оказался лежащим на спине. – Чуть-чуть не успел заблокировать меня, – сказал Симс.
Гектор, принесший свежевыдернутую морковь к ленчу на кухню, увидел в окне промелькнувшего вверх ногами Монка.
– Что это они такое делают? – спросил он.
– Да ну тебя, – сказала миссис Мак-Ги. – Просто джентльмены, друзья молодого лорда, забавляются.
Уйдя в лес, Симс познакомил Монка с «зауэром» – 9-миллиметровым автоматическим пистолетом.
– Я полагал, что вы, ребята, пользуетесь тринадцатизарядным браунингом, – заметил Монк, надеясь показать, что и он что-то знает.
– Раньше пользовались, но это было давно. Перешли на этот десять лет назад. А вам знакома позиция с пистолетами в обеих руках с припаданием к земле?
Когда– то на «Ферме», в Форт-Пэри, штат Виргиния, будучи стажером ЦРУ, Монк прошел обучение стрельбе из ручного оружия. Он был первым в группе -сказывались навыки, полученные на охоте с отцом в горах Блю-Ридж в детстве.
Шотландец установил мишень, изображающую присевшего человека, отошел пятнадцать шагов и выпустил пять пуль в сердце фигуры. Монк отстрелил у нее левое ухо и задел бедро. В течение трех дней они делали по сотне выстрелов дважды вдень, пока наконец Монк не стал попадать тремя из пяти в голову мишени.
– Обычно это сбавляет им прыти, – заметил Симе тоном человека, не рассчитывающего добиться большего.
– Если повезет, мне не придется прибегать к этому проклятому оружию, – сказал Монк.
– Ах, сэр, все так говорят. А потом везение кончается. Лучше уж уметь это делать, если потребуется.
В начале третьей недели Монка познакомили с его специалистом по связи. Из Лондона приехал удививший Монка своей молодостью человек по имени Денни.
– Это совершенно обычный портативный компьютер, – объяснил он, показав папку по размеру не больше обычной книги. Когда он раскрыл ее, на внутренней стороне оказался экран, а на другой – собранная клавиатура, которую можно было легко превратить в клавиатуру обычного размера. – Теперь такой компьютер носят в своих кейсах каждые восемь из десяти бизнесменов. Флоппи-диск, гибкая дискета, – Денни показал что-то похожее на кредитную карточку и, помахав ею перед носом Монка. вставил ее сбоку в компьютер, – содержит обычный объем информации, необходимой бизнесмену того класса, каким будете вы. Если кто-то воспользуется ею, все, что они узнают, – это коммерческая информация, представляющая нулевой интерес для всякого, кроме ее владельца.
– Итак? – спросил Монк. Он понял, что этот обезоруживающий своей молодостью юноша – один из тех, кто родился совсем в другое время, вырос на компьютерах и разбирался в их устройстве легче, чем в египетских иероглифах. Монк предпочел бы иероглифы.
– Теперь вот, – сказал Денни, показывая другую карточку. – Что это?
– Это кредитка «Виза», – сказал Монк.
– Взгляните еще раз.
Монк внимательно осмотрел кусочек тонкого пластика с магнитной полоской «смарт» на оборотной стороне.
– Ладно, она выглядит как «Виза».
– Она даже действует как «Виза», – сказал Денни, – но не пользуйтесь ею как кредитной карточкой. На всякий случай, чтобы какая-нибудь техническая ошибка не стерла ее. Берегите ее, где бы вы ни находились, прячьте от любопытных глаз и используйте только в случае необходимости.
– Что она делает? – спросил Монк.
– Очень многое. Зашифровывает все, что вы захотите напечатать. В ее памяти сто одноразовых шифроблокнотов, любых. Это не моя область, но, насколько я понимаю, их нельзя расшифровать.
– Нельзя, – повторил Монк, обрадованный, что услышал хоть одну знакомую фразу. Ему стало легче.
Денни извлек первый гибкий диск и вместо него вставил «Визу».
– Так вот, компьютер питается от литиево-ионной батареи с мощностью, позволяющей достигнуть спутника. Даже если у вас будет постоянный источник тока, пользуйтесь батарейкой – на случай, если напряжение упадет или возрастет в местном электроснабжении. Пользуйтесь им для зарядки батарейки. Теперь включите. – Он указал на переключатель энергии, и Монк повернул его. – Напечатайте послание сэру Найджелу на экране открытым текстом. – Монк напечатал сообщение из двадцати слов, подтверждая свое благополучное прибытие и первый контакт. – Теперь нажмите на эту клавишу, вот здесь. На ней написано совсем другое, но она отдает приказание зашифровать. – Монк дотронулся до клавиши. Ничего не произошло. Слова оставались на экране. – Теперь выключите компьютер. – Слова исчезли. – Они исчезли навсегда, – сказал Денни. – Они полностью стерты из памяти компьютера. Закодированные в одноразовом шифроблокноте, они готовы к передаче модемом. Теперь снова включите компьютер. – Монк включил. Экран засветился, но остался пустым. – Нажмите эту клавишу. На ней написано другое, но, когда в компьютере есть молем, это означает «передача/прием». Оставьте клавишу нажатой. Спутник проходит над горизонтом два раза в день. Когда окажется над местом, где вы находитесь в это время, согласно программе он передаст на Землю: «Ты здесь, малыш?» Сигнал его имеет ту же частоту, что и модем. Модем слышит сигнал, узнает «свой» спутник, подтверждает получение сигнала и передает ваше сообщение. Мы это называем рукопожатием.
– Это все?
– Не совсем. Если у спутника есть сообщение для модема, передает «i» он «/i». Модем принимает его, все это закодировано в шифроблокноте. Затем спутник уплывает за горизонт и исчезает. Он к этому времени уже передаст ваше сообщение на базу приема, где бы она ни находилась. Я о ней не знаю, и мне не надо знать.
– Должен ли я оставаться рядом с машиной, пока она это все проделывает? – спросил Монк.
– Конечно, нет. Вы можете уйти. Когда вернетесь, вы увидите, что экран еще светится. Нажмите вот эту кнопку. На ней нет надписи «декодирование», но именно это она и делает, если вставлен модем. А модем расшифрует сообщение из дома. Выучите его, выключите компьютер, и вы сотрете его. Навсегда. И последнее. Если вы действительно захотите разбить маленький мозг модема вдребезги, надо нажать вот эти четыре клавиши по порядку. – Он показал Монку четыре цифры, написанные на узкой полоске. – Но никогда не вводите эти цифры для других целей.
Два дня они снова и снова повторяли операцию, пока Монк не достиг совершенства. Затем Денни вернулся в свой компьютерный мир, где обычно обитал.
В конце третьей недели в замке Форбс все инструкторы заявили, что удовлетворены результатами подготовки. Монк проводил их взглядом.
– Здесь есть телефон, по которому я мог бы поговорить? – спросил Монк вечером этого дня, когда он, Кайрэн и Митч сидели после ужина в гостиной.
Митч поднял голову от шахматной доски, на которой он проигрывал Кайрэну, и кивнул в сторону телефона в углу.
– Для личного разговора, – сказал Монк.
Кайрэн тоже поднял голову, и оба солдата посмотрели на него.
– Конечно, – сказал Кайрэн, – позвоните из кабинета.
Монк сел в кабинете лорда Форбса, среди книг и охотничьих гравюр, и набрал заокеанский номер. Телефон зазвонил в маленьком каркасном домике в Крозете, штат Виргиния, где на пять часов позднее, чем в Шотландии, солнце опускалось за горы Блю-Ридж. На десятом звонке трубку сняли, и женский голос произнес:
– Алло?
Он представил маленькую, но уютную гостиную, где зимой в камине горели поленья, а свет всегда ярко отражался в поверхности заботливо оберегаемой, натертой до блеска мебели, приобретенной к свадьбе.
– Привет, мам, это Джейсон.
Слабый голос от радости зазвучал громче.
– Джейсон! Где ты, сынок?
– Я путешествую, мам. Как отец?
После того как с ним случился удар, его отец проводил большую часть времени на веранде в кресле-качалке, глядя на небольшой городок и покрытые лесом горы вдали, куда сорок лет назад, когда он мог ходить целый день, он брал своего первенца на охоту и рыбную ловлю.
– Он чувствует себя прекрасно. Сейчас он дремлет на веранде. Лето у нас было длинным и жарким. Я скажу, что ты звонил. Он будет рад. Ты не собираешься в ближайшее время навестить нас? Так давно не виделись.
У него были два брата и сестра, много лет назад покинувшие маленький дом. Один брат работал страховым оценщиком, второй был брокером по недвижимости в районе Чезапикского залива, сестра вышла замуж за сельского врача и растила детей. Все жили в Виргинии. Они приезжали домой часто. Не было только его, Джейсона.
– Скоро, как только сумею, мам. Обещаю.
– Ты ведь опять уезжаешь далеко, да, сын?
Он понял, что она имела в виду под «далеко». Она узнала о Вьетнаме, прежде чем ему сообщили об отправке, и обычно звонила в Вашингтон накануне его отъездов за границу, словно чувствовала то, чего не могла знать. Что-то есть в матерях… за три тысячи миль она ощущала опасность.
– Я вернусь. И тогда я приеду к вам.
– Береги себя, Джейсон.
Держа в руке телефонную трубку, он смотрел за окно на звезды, сиявшие над Шотландией. Ему следовало приезжать домой чаше. Родители уже стары. Надо восполнить потерянное время. Если он вернется из России, он сделает это.
– Со мной все будет хорошо, мам, все будет хорошо. – Они замолчали, словно ни один из них не знал, что сказать. – Я люблю тебя, мам. Скажи отцу, я люблю вас обоих.
Он положил трубку. Два часа спустя в своем доме в Дороете сэр Найджел Ирвин прочитал запись разговора. На следующее утро Кайрэн и Митч отвезли Монка в абердинский аэропорт и посадили на самолет, вылетающий на юг.
Он провел в Лондоне пять дней; они с сэром Найджелом Ирвином остановились в «Монколме», тихом и незаметном отеле. прятавшемся на Нэш-Террас. позади Мраморной арки. За эти дни мастер шпионажа подробно объяснил, что должен будет сделать Монк. Наконец больше ничего не оставалось, кроме как попрощаться. Ирвин сунул ему листочек бумаги.
– Если вдруг эта удивительная система связи откажет, то там есть парень, который, может быть, сумеет передать сообщение. Конечно, это самый крайний случай. Ну что ж, прощай, Джейсон. Я не поеду в Хитроу. Ненавижу аэропорты. Знаешь, я думаю, ты сумеешь сделать это. Да, черт побери, я действительно считаю, что ты сможешь.
Кайрэн и Митч отвезли его в Хитроу и дошли вместе с ним до паспортного контроля. Здесь каждый протянул ему руку.
– Удачи, босс, – сказали они.
Полет прошел спокойно. Никто не знал, что он совершенно не похож на Джейсона Монка, прилетевшего в Хитроу месяц назад. Никто не знал, что он не тот человек, имя которого стояло в паспорте. Его везде пропускали.
Через пять часов, переведя часы на три деления вперед, он подходил к паспортному контролю в аэропорте Шереметьево в Москве. Его виза была в порядке, запрошена и получена в российском посольстве в Вашингтоне. Монка пропустили.
На таможне он заполнил длинную декларацию о наличии валюты и водрузил свой единственный чемодан, на стол для осмотра. Таможенник посмотрел на него и указал на атташе-кейс.
– Откройте, – сказал он по-английски.
Кивая и улыбаясь, любезный американский бизнесмен Монк повиновался. Таможенник просмотрел его документы и взял компьютер. Одобрительно осмотрел его и, сказав «хорошо», положил обратно. Быстро поставив мелом знак на каждой веши, он повернулся к следующему пассажиру.
Монк, взяв свой багаж, прошел через стеклянные двери и очутился в стране, куда поклялся больше не возвращаться.
Глава 12
Человеку, который обратился к Монку, было лет тридцать, он был в джинсах и коричневой кожаной куртке, с коротко подстриженными волосами и исключительно крепкий на вид.
– Это я.
– Ваш паспорт, сэр, будьте добры. – Монк достал паспорт, и человек сверил фотографию. То, что он был бывшим солдатом, не вызывало сомнений, и, глядя на его руки с твердыми, тяжелыми суставами, державшие паспорт, Монк мог бы поспорить на что угодно, что военная служба этого человека не прошла в бухгалтерии. Он вернул паспорт. – Меня зовут Кайрэн. Пожалуйста, идите за мной.
Вместо того чтобы направиться к парковке, сопровождающий взял чемодан Монка и пошел к бесплатному автобусу, ходившему между зданиями аэропорта. Они молча доехали до терминала номер 1.
– Разве мы не едем в Лондон? – спросил Монк.
– Нет, сэр. Мы едем в Шотландию.
Билеты были у Кайрэна. Час спустя самолет бизнес-рейса Лондон – Абердин вылетел на север Шотландии. Кайрэн углубился в чтение своего журнала «Арми квортери энд дифенс ривью». Ему больше ничего не оставалось делать, поскольку светская беседа не являлась его сильной стороной. Монк вторично позавтракал в воздухе и наверстал сон, потерянный при перелете через Атлантику.
В аэропорту Абердина их ожидал транспорт в виде длинною «лендровера-дискавери» с еще одним неразговорчивым бывшим солдатом за рулем. Они с Кайрэном обменялись примерно восемью словами, что, очевидно, предполагало довольно долгий разговор.
Монк никогда не видел гор Северной Шотландии, по которым они проезжали, после того как выехали из аэропорта, расположенного на окраине прибрежного города Абердина. Безымянный водитель выбрал дорогу А96, ведущую в Инвернесс. а через семь миль повернул налево. На указателе стояло только: «Кемни». Они проехали деревню Монимаск, чтобы попасть на дорогу Абердин – Алфорд. Через три мили «лендровер» свернул вправо и, проехав Уайтхаус, направился к Кейгу.
Справа текла река. Монк подумал, не водится ли в ней лосось или форель. Не доезжая до Кейга, «лендровер» неожиданно свернул с дороги, переехал через реку и стал подниматься по аллее. Повернув пару раз, они увидели каменное строение древнего замка, стоявшего на чуть возвышенном плато, с которого открывался вид на окружавшие его холмы. Водитель повернулся к Монку и произнес:
– Добро пожаловать в замок Форбс, мистер Монк.
Тощая фигура сэра Найджела Ирвина с плоской матерчатой кепочкой на голове, из-под которой торчали белые пряди волос, спустилась с каменного крыльца.
– Хорошо доехали? – спросил он.
– Прекрасно.
– Все равно утомительно. Кайрэн отведет вас в вашу комнату. Примите ванну и поспите. Ленч через два часа. У нас полно работы.
– Вы знали, что я приезжаю, – заметил Монк.
– Да.
– Кайрэн никуда не звонил.
– Ах да, понимаю, что вы имеете в виду. Вот Митч, – он показал на водителя, вынимавшего чемодан, – он тоже был в Хитроу. И в самолете на Абердин. Сидел позади. Прошел паспортный контроль раньше вас: ему не надо было ждать багажа. Добрался до «лендровера» за пять минут до вас.
Монк вздохнул. Он не приметил Митча ни в Хитроу, ни в самолете. Плохая новость заключалась в том, что Ирвин оказался прав: работу предстояло проделать очень большую. Хорошая новость – что он оказался с неплохой профессиональной командой.
– Эти ребята поедут туда, куда и я?
– Нет, боюсь, что нет. Там, куда вы приедете, вы будете предоставлены самому себе. Чем мы намерены заниматься в течение следующих трех недель – это постараться помочь вам выжить.
Ленч состоял из какого-то бараньего фарша, прикрытого картофельной коркой. Хозяева называли его пастушьим пирогом и щедро поливали острым черным соусом. За столом сидело пятеро: сэр Найджел Ирвин в качестве хозяина, Монк, Кайрэн и Митч, которые всегда обращались и к Монку, и к Ирвину – «босс», и низенький настороженный человек с седыми волосами, хорошо говоривший по-английски, но с акцентом, который Монк определил как русский.
– Конечно, мы будем говорить и по-английски, – сказал Ирвин, – потому что не многие из нас знают русский. Но четыре часа вдень как минимум вы будете говорить по-русски. Вот – с Олегом. Вы должны вернуться на тот уровень, при котором вы по-настоящему сойдете за русского. – Монк кивнул. Прошли годы с тех пор, когда он говорил на этом языке, и ему предстояло узнать, насколько он забыл его. Но прирожденный лингвист никогда полностью не забывает того, чему учился, а стоит хорошенько попрактиковаться, и, как правило, владение иностранным языком восстанавливается. – Итак, – продолжал хозяин, – Олег, Кайрэн и Митч будут жить здесь постоянно. Другие будут приезжать и уезжать. Это касается и меня. Через несколько дней, когда все у вас наладится, я отправлюсь на юг и займусь… другими делами.
Если Монк предполагал, что перемену времени в связи с перелетом можно было бы принять во внимание, то он ошибался. После ленча он провел четыре часа с Олегом.
Русский разыгрывал целую серию сценариев. В один момент он изображал милиционера на улице, остановившего Монка для проверку документов, спрашивал, откуда тот приехал, куда он идет и зачем. В другой раз он становился официантом, расспрашивающим о деталях сложного обеденного заказа, или приезжим русским, спрашивающим дорогу у москвича. Уже через час Монк ощутил, как чувство языка возвращается к нему.
Вытаскивая удочки с уловом на Карибах, Монк считал, что он в неплохой форме, несмотря на увеличившуюся талию. Он ошибался. На следующее утро до рассвета он впервые побежки по пересеченной местности с Кайрэном и Митчем.
– Мы начнем с легкого, босс, – сказал Митч.
Поэтому они пробежали всего пять миль через заросли вереска высотой выше колен. Сначала Монк подумал, что умирает. Затем он уже желал умереть.
Весь штат прислуги состоял из двух человек. Экономка, грозная миссис Мак-Гилливрей, вдова иомена, готовила и убирала, встречая группы приезжающих и уезжающих экспертов неодобрительным хмыканьем за их английский акцент. Гектор следил за территорией имения и огородом, ездил по утрам в Уайтхаус за продуктами. Миссис Мак-Ги, как мужчины называли ее, и Гектор жили в двух небольших коттеджах около замка.
Приехал фотограф и сделал множество фотографий Монка для различных удостоверений, которые готовили для него где-то в другом месте. Появился парикмахер-стилист, он же гример; искусно меняя внешность Монка, он показал, как это можно сделать снова с минимальным количеством материала, причем его легко было купить или носить с собой, не вызывая ни у кого подозрений о его истинном назначении.
Когда внешность изменили, фотограф сделал еще партию снимков уже для другого паспорта. Откуда-то Ирвин достал настоящие документы и пригласил гравера-художника и каллиграфа, чтобы изменить их на другое имя.
Монк провел долгие часы, изучая огромную карту Москвы, запоминая план города и сотни новых названий – новых для него по крайней мере. Набережной Мориса Тореза, названной в честь покойного лидера Французской компартии, вернули старое название – Софийская набережная. Все упоминания о Марксе, Энгельсе, Ленине, Дзержинском и других коммунистических знаменитостях прошлого исчезли.
Он запомнил сотню самых выдающихся зданий и их расположение, как пользоваться новой телефонной системой и как останавливать на улице такси, махнув рукой с долларовой бумажкой, в любое время и в любом месте.
Долгие часы проводил он в комнате с экраном, вместе с человеком из Лондона, тоже говорившим по-русски, но англичанином, глядя на лица, лица и опять лица.
Надо было читать книги, речи Комарова, русские газеты и журналы. Тяжелее всего было запоминать частные номера телефонов, не ошибаясь ни на цифру, и наконец пятьдесят номеров остались у него в голове. В цифрах он никогда не был силен.
Через неделю вернулся сэр Найджел Ирвин. Он выглядел усталым, но довольным и не сказал, где был. Он привез одну вещь, которую член его команды после долгих поисков купил в антикварном магазине в Лондоне. Монк повертел предмет в руках.
– Как, черт побери, вы узнали об этом? – спросил он.
– Не имеет значения. У меня длинные уши. Тот же самый?
– В точности. Насколько я помню.
– Хорошо, тогда это поможет.
Он также привез чемодан, сделанный искусным мастером. Потребовался бы таможенник-ас, чтобы обнаружить внутреннее отделение, в которое Монк спрячет две папки: «Черный манифест» в оригинале на русском языке и документ, подтверждающий подлинность манифеста, переведенный на русский.
К концу второй недели Джейсон Монк был в превосходной форме, таким здоровым он не чувствовал себя последние десять лет. Его мускулы окрепли, и его выносливость возросла, хотя он знал, что ему не сравниться с Кайрэном и Митчем, которые могли идти час за часом, преодолевая боль и усталость, доходя до состояния, близкого к смерти, когда только воля заставляет тело двигаться.
В середине этой же недели прибыл Джордж Симе. Ему было приблизительно столько же лет, сколько и Монку; бывший младший офицер из полка СВДС – Специальной воздушно-десантной службы. На следующее утро он вывел Монка на лужайку. Оба были в спортивных костюмах.
– А теперь, сэр, – произнес он с певучим шотландским акцентом, – я буду очень вам признателен, если вы попробуете убить меня. – Монк поднял вопросительно бровь. – Но не беспокойтесь, вам это не удастся. – Он оказался прав. Монк приблизился, подготовился и сделал выпад. Горы перевернулись вверх ногами, а он оказался лежащим на спине. – Чуть-чуть не успел заблокировать меня, – сказал Симс.
Гектор, принесший свежевыдернутую морковь к ленчу на кухню, увидел в окне промелькнувшего вверх ногами Монка.
– Что это они такое делают? – спросил он.
– Да ну тебя, – сказала миссис Мак-Ги. – Просто джентльмены, друзья молодого лорда, забавляются.
Уйдя в лес, Симс познакомил Монка с «зауэром» – 9-миллиметровым автоматическим пистолетом.
– Я полагал, что вы, ребята, пользуетесь тринадцатизарядным браунингом, – заметил Монк, надеясь показать, что и он что-то знает.
– Раньше пользовались, но это было давно. Перешли на этот десять лет назад. А вам знакома позиция с пистолетами в обеих руках с припаданием к земле?
Когда– то на «Ферме», в Форт-Пэри, штат Виргиния, будучи стажером ЦРУ, Монк прошел обучение стрельбе из ручного оружия. Он был первым в группе -сказывались навыки, полученные на охоте с отцом в горах Блю-Ридж в детстве.
Шотландец установил мишень, изображающую присевшего человека, отошел пятнадцать шагов и выпустил пять пуль в сердце фигуры. Монк отстрелил у нее левое ухо и задел бедро. В течение трех дней они делали по сотне выстрелов дважды вдень, пока наконец Монк не стал попадать тремя из пяти в голову мишени.
– Обычно это сбавляет им прыти, – заметил Симе тоном человека, не рассчитывающего добиться большего.
– Если повезет, мне не придется прибегать к этому проклятому оружию, – сказал Монк.
– Ах, сэр, все так говорят. А потом везение кончается. Лучше уж уметь это делать, если потребуется.
В начале третьей недели Монка познакомили с его специалистом по связи. Из Лондона приехал удививший Монка своей молодостью человек по имени Денни.
– Это совершенно обычный портативный компьютер, – объяснил он, показав папку по размеру не больше обычной книги. Когда он раскрыл ее, на внутренней стороне оказался экран, а на другой – собранная клавиатура, которую можно было легко превратить в клавиатуру обычного размера. – Теперь такой компьютер носят в своих кейсах каждые восемь из десяти бизнесменов. Флоппи-диск, гибкая дискета, – Денни показал что-то похожее на кредитную карточку и, помахав ею перед носом Монка. вставил ее сбоку в компьютер, – содержит обычный объем информации, необходимой бизнесмену того класса, каким будете вы. Если кто-то воспользуется ею, все, что они узнают, – это коммерческая информация, представляющая нулевой интерес для всякого, кроме ее владельца.
– Итак? – спросил Монк. Он понял, что этот обезоруживающий своей молодостью юноша – один из тех, кто родился совсем в другое время, вырос на компьютерах и разбирался в их устройстве легче, чем в египетских иероглифах. Монк предпочел бы иероглифы.
– Теперь вот, – сказал Денни, показывая другую карточку. – Что это?
– Это кредитка «Виза», – сказал Монк.
– Взгляните еще раз.
Монк внимательно осмотрел кусочек тонкого пластика с магнитной полоской «смарт» на оборотной стороне.
– Ладно, она выглядит как «Виза».
– Она даже действует как «Виза», – сказал Денни, – но не пользуйтесь ею как кредитной карточкой. На всякий случай, чтобы какая-нибудь техническая ошибка не стерла ее. Берегите ее, где бы вы ни находились, прячьте от любопытных глаз и используйте только в случае необходимости.
– Что она делает? – спросил Монк.
– Очень многое. Зашифровывает все, что вы захотите напечатать. В ее памяти сто одноразовых шифроблокнотов, любых. Это не моя область, но, насколько я понимаю, их нельзя расшифровать.
– Нельзя, – повторил Монк, обрадованный, что услышал хоть одну знакомую фразу. Ему стало легче.
Денни извлек первый гибкий диск и вместо него вставил «Визу».
– Так вот, компьютер питается от литиево-ионной батареи с мощностью, позволяющей достигнуть спутника. Даже если у вас будет постоянный источник тока, пользуйтесь батарейкой – на случай, если напряжение упадет или возрастет в местном электроснабжении. Пользуйтесь им для зарядки батарейки. Теперь включите. – Он указал на переключатель энергии, и Монк повернул его. – Напечатайте послание сэру Найджелу на экране открытым текстом. – Монк напечатал сообщение из двадцати слов, подтверждая свое благополучное прибытие и первый контакт. – Теперь нажмите на эту клавишу, вот здесь. На ней написано совсем другое, но она отдает приказание зашифровать. – Монк дотронулся до клавиши. Ничего не произошло. Слова оставались на экране. – Теперь выключите компьютер. – Слова исчезли. – Они исчезли навсегда, – сказал Денни. – Они полностью стерты из памяти компьютера. Закодированные в одноразовом шифроблокноте, они готовы к передаче модемом. Теперь снова включите компьютер. – Монк включил. Экран засветился, но остался пустым. – Нажмите эту клавишу. На ней написано другое, но, когда в компьютере есть молем, это означает «передача/прием». Оставьте клавишу нажатой. Спутник проходит над горизонтом два раза в день. Когда окажется над местом, где вы находитесь в это время, согласно программе он передаст на Землю: «Ты здесь, малыш?» Сигнал его имеет ту же частоту, что и модем. Модем слышит сигнал, узнает «свой» спутник, подтверждает получение сигнала и передает ваше сообщение. Мы это называем рукопожатием.
– Это все?
– Не совсем. Если у спутника есть сообщение для модема, передает «i» он «/i». Модем принимает его, все это закодировано в шифроблокноте. Затем спутник уплывает за горизонт и исчезает. Он к этому времени уже передаст ваше сообщение на базу приема, где бы она ни находилась. Я о ней не знаю, и мне не надо знать.
– Должен ли я оставаться рядом с машиной, пока она это все проделывает? – спросил Монк.
– Конечно, нет. Вы можете уйти. Когда вернетесь, вы увидите, что экран еще светится. Нажмите вот эту кнопку. На ней нет надписи «декодирование», но именно это она и делает, если вставлен модем. А модем расшифрует сообщение из дома. Выучите его, выключите компьютер, и вы сотрете его. Навсегда. И последнее. Если вы действительно захотите разбить маленький мозг модема вдребезги, надо нажать вот эти четыре клавиши по порядку. – Он показал Монку четыре цифры, написанные на узкой полоске. – Но никогда не вводите эти цифры для других целей.
Два дня они снова и снова повторяли операцию, пока Монк не достиг совершенства. Затем Денни вернулся в свой компьютерный мир, где обычно обитал.
В конце третьей недели в замке Форбс все инструкторы заявили, что удовлетворены результатами подготовки. Монк проводил их взглядом.
– Здесь есть телефон, по которому я мог бы поговорить? – спросил Монк вечером этого дня, когда он, Кайрэн и Митч сидели после ужина в гостиной.
Митч поднял голову от шахматной доски, на которой он проигрывал Кайрэну, и кивнул в сторону телефона в углу.
– Для личного разговора, – сказал Монк.
Кайрэн тоже поднял голову, и оба солдата посмотрели на него.
– Конечно, – сказал Кайрэн, – позвоните из кабинета.
Монк сел в кабинете лорда Форбса, среди книг и охотничьих гравюр, и набрал заокеанский номер. Телефон зазвонил в маленьком каркасном домике в Крозете, штат Виргиния, где на пять часов позднее, чем в Шотландии, солнце опускалось за горы Блю-Ридж. На десятом звонке трубку сняли, и женский голос произнес:
– Алло?
Он представил маленькую, но уютную гостиную, где зимой в камине горели поленья, а свет всегда ярко отражался в поверхности заботливо оберегаемой, натертой до блеска мебели, приобретенной к свадьбе.
– Привет, мам, это Джейсон.
Слабый голос от радости зазвучал громче.
– Джейсон! Где ты, сынок?
– Я путешествую, мам. Как отец?
После того как с ним случился удар, его отец проводил большую часть времени на веранде в кресле-качалке, глядя на небольшой городок и покрытые лесом горы вдали, куда сорок лет назад, когда он мог ходить целый день, он брал своего первенца на охоту и рыбную ловлю.
– Он чувствует себя прекрасно. Сейчас он дремлет на веранде. Лето у нас было длинным и жарким. Я скажу, что ты звонил. Он будет рад. Ты не собираешься в ближайшее время навестить нас? Так давно не виделись.
У него были два брата и сестра, много лет назад покинувшие маленький дом. Один брат работал страховым оценщиком, второй был брокером по недвижимости в районе Чезапикского залива, сестра вышла замуж за сельского врача и растила детей. Все жили в Виргинии. Они приезжали домой часто. Не было только его, Джейсона.
– Скоро, как только сумею, мам. Обещаю.
– Ты ведь опять уезжаешь далеко, да, сын?
Он понял, что она имела в виду под «далеко». Она узнала о Вьетнаме, прежде чем ему сообщили об отправке, и обычно звонила в Вашингтон накануне его отъездов за границу, словно чувствовала то, чего не могла знать. Что-то есть в матерях… за три тысячи миль она ощущала опасность.
– Я вернусь. И тогда я приеду к вам.
– Береги себя, Джейсон.
Держа в руке телефонную трубку, он смотрел за окно на звезды, сиявшие над Шотландией. Ему следовало приезжать домой чаше. Родители уже стары. Надо восполнить потерянное время. Если он вернется из России, он сделает это.
– Со мной все будет хорошо, мам, все будет хорошо. – Они замолчали, словно ни один из них не знал, что сказать. – Я люблю тебя, мам. Скажи отцу, я люблю вас обоих.
Он положил трубку. Два часа спустя в своем доме в Дороете сэр Найджел Ирвин прочитал запись разговора. На следующее утро Кайрэн и Митч отвезли Монка в абердинский аэропорт и посадили на самолет, вылетающий на юг.
Он провел в Лондоне пять дней; они с сэром Найджелом Ирвином остановились в «Монколме», тихом и незаметном отеле. прятавшемся на Нэш-Террас. позади Мраморной арки. За эти дни мастер шпионажа подробно объяснил, что должен будет сделать Монк. Наконец больше ничего не оставалось, кроме как попрощаться. Ирвин сунул ему листочек бумаги.
– Если вдруг эта удивительная система связи откажет, то там есть парень, который, может быть, сумеет передать сообщение. Конечно, это самый крайний случай. Ну что ж, прощай, Джейсон. Я не поеду в Хитроу. Ненавижу аэропорты. Знаешь, я думаю, ты сумеешь сделать это. Да, черт побери, я действительно считаю, что ты сможешь.
Кайрэн и Митч отвезли его в Хитроу и дошли вместе с ним до паспортного контроля. Здесь каждый протянул ему руку.
– Удачи, босс, – сказали они.
Полет прошел спокойно. Никто не знал, что он совершенно не похож на Джейсона Монка, прилетевшего в Хитроу месяц назад. Никто не знал, что он не тот человек, имя которого стояло в паспорте. Его везде пропускали.
Через пять часов, переведя часы на три деления вперед, он подходил к паспортному контролю в аэропорте Шереметьево в Москве. Его виза была в порядке, запрошена и получена в российском посольстве в Вашингтоне. Монка пропустили.
На таможне он заполнил длинную декларацию о наличии валюты и водрузил свой единственный чемодан, на стол для осмотра. Таможенник посмотрел на него и указал на атташе-кейс.
– Откройте, – сказал он по-английски.
Кивая и улыбаясь, любезный американский бизнесмен Монк повиновался. Таможенник просмотрел его документы и взял компьютер. Одобрительно осмотрел его и, сказав «хорошо», положил обратно. Быстро поставив мелом знак на каждой веши, он повернулся к следующему пассажиру.
Монк, взяв свой багаж, прошел через стеклянные двери и очутился в стране, куда поклялся больше не возвращаться.
Глава 12
Гостиница «Метрополь», большой куб из желтого камня, насколько помнил Монк, находилась на прежнем месте, напротив сквера у Большого театра.
В холле Монк подошел к портье и, представившись, предъявил свой американский паспорт. Портье сверился с экраном компьютера, набирая цифры и буквы, пока на нем не появилось подтверждение, затем взглянул на паспорт, перевел взгляд на Монка, кивнул и заученно улыбнулся.
Номер Монка оказался именно таким, какой он заказывал. следуя совету курьера сэра Найджела Ирвина, говорившего по-русски и посланного в Москву на разведку четыре недели назад. Это была угловая комната на восьмом этаже, с видом на Кремль и, что более важно, выходившая на балкон, который огибал здание по всей его длине.
Из– за разницы во времени, когда он устроился здесь, вечер только начинался, а октябрьские сумерки были достаточно холодными даже для тех, кто имел пальто. В этот вечер Монк поужинал в гостинице и рано лег спать.
На следующий день дежурил другой портье.
– У меня проблема, – обратился к нему Монк. – Я должен пойти в посольство США, чтобы они сделали отметку в паспорте. Это мелочь, как вы понимаете, бюрократизм…
– К сожалению, сэр, паспорта постояльцев хранятся у нас все время проживания, – сказал портье.
Монк перегнулся через стойку, и стодолларовая купюра захрустела у него в руке.
– Я понимаю, – с серьезным видом сказал он, – но, видите ли, проблема вот в чем. После Москвы мне придется попутешествовать по Европе, а срок моего паспорта скоро истекает, поэтому в консульском отделе посольства необходимо подготовить новый. Я буду отсутствовать всего пару часов…
Портье был молод, недавно женат, и они с женой ждали ребенка. Он прикинул, сколько рублей по курсу «черного рынка» может получить за стодолларовую купюру, и оглянулся по сторонам.
– Извините, – произнес молодой человек и исчез за стеклянной перегородкой, отделявшей стойку портье от служебных помещений. Через пять минут он вернулся. С паспортом. – По правилам его возвращают только при выезде, – предупредил портье. – Вы должны вернуть его мне, если остаетесь.
– Послушайте, я уже сказал: как только в посольстве покончат со всеми формальностями, я принесу его сюда. Когда заканчивается ваше дежурство?
– В два часа дня.
– Хорошо, если я не успею к этому времени, ваш коллега получит его к пяти часам.
Паспорт и стодолларовая купюра поменялись местами. Теперь Монк и портье стали заговорщиками. Кивнув друг другу, они с улыбкой расстались.
Вернувшись в свой номер, Монк вывесил табличку «Прошу не беспокоить» и запер дверь. В ванной он вынул из туалетного прибора растворитель во флаконе с наклейкой, указывающей, что это жидкость для промывания глаз, и наполнил раковину теплой водой. Шапка густых седых кудрей доктора Филипа Питерса исчезла, ее заменили белокурые волосы Джейсона Монка. Усы исчезли от прикосновения бритвы, а дымчатые очки, скрывавшие слабые глаза ученого, отправились в мусорную урну внизу в холле.
Паспорт, который он достал из атташе-кейса, был на его имя, с его собственной фотографией, на нем стояла отметка о въезде, поставленная на паспортном контроле аэропорта, скопированная с паспорта, привезенного курьером Ирвина из более ранней поездки, но с соответствующей датой. Внутри паспорта лежал дубликат декларации о валюте, тоже с поддельным штампом валютного контроля.
Через некоторое время Монк спустился на первый этаж, пересек главный, со сводчатым потолком, холл и вышел через дверь, не видную со стороны портье. Перед «Метрополем» стояла вереница такси, и Монк сел в одно из них.
– «Олимпик-Пента», – сказал он.
Водитель, знавший этот отель, кивнул, и они поехали.
Олимпийский комплекс, построенный к Играм 1980 года, был расположен к северу от центра города, сразу же за Садовой-Спасской, или Садовым кольцом. Стадион возвышался над окружающими зданиями, и в его тени находился построенный немцами отель «Пента». Монк вышел у козырька подъезда, заплатил таксисту и прошел в холл. Когда такси уехало, он вышел из отеля и остальную часть пути прошел пешком. Пройти надо было всего четверть мили.
К югу от стадиона царила атмосфера унылой запущенности, возникающая, когда поддержание порядка и ремонт становятся не по силам. Построенные в коммунистическую эпоху здания с находящимися в них десятками посольств, офисов и ресторанов покрылись патиной летней пыли, превращающейся зимой в твердую корку. Ветер шевелил клочки бумаги и полиэтилена на тротуарах.
В холле Монк подошел к портье и, представившись, предъявил свой американский паспорт. Портье сверился с экраном компьютера, набирая цифры и буквы, пока на нем не появилось подтверждение, затем взглянул на паспорт, перевел взгляд на Монка, кивнул и заученно улыбнулся.
Номер Монка оказался именно таким, какой он заказывал. следуя совету курьера сэра Найджела Ирвина, говорившего по-русски и посланного в Москву на разведку четыре недели назад. Это была угловая комната на восьмом этаже, с видом на Кремль и, что более важно, выходившая на балкон, который огибал здание по всей его длине.
Из– за разницы во времени, когда он устроился здесь, вечер только начинался, а октябрьские сумерки были достаточно холодными даже для тех, кто имел пальто. В этот вечер Монк поужинал в гостинице и рано лег спать.
На следующий день дежурил другой портье.
– У меня проблема, – обратился к нему Монк. – Я должен пойти в посольство США, чтобы они сделали отметку в паспорте. Это мелочь, как вы понимаете, бюрократизм…
– К сожалению, сэр, паспорта постояльцев хранятся у нас все время проживания, – сказал портье.
Монк перегнулся через стойку, и стодолларовая купюра захрустела у него в руке.
– Я понимаю, – с серьезным видом сказал он, – но, видите ли, проблема вот в чем. После Москвы мне придется попутешествовать по Европе, а срок моего паспорта скоро истекает, поэтому в консульском отделе посольства необходимо подготовить новый. Я буду отсутствовать всего пару часов…
Портье был молод, недавно женат, и они с женой ждали ребенка. Он прикинул, сколько рублей по курсу «черного рынка» может получить за стодолларовую купюру, и оглянулся по сторонам.
– Извините, – произнес молодой человек и исчез за стеклянной перегородкой, отделявшей стойку портье от служебных помещений. Через пять минут он вернулся. С паспортом. – По правилам его возвращают только при выезде, – предупредил портье. – Вы должны вернуть его мне, если остаетесь.
– Послушайте, я уже сказал: как только в посольстве покончат со всеми формальностями, я принесу его сюда. Когда заканчивается ваше дежурство?
– В два часа дня.
– Хорошо, если я не успею к этому времени, ваш коллега получит его к пяти часам.
Паспорт и стодолларовая купюра поменялись местами. Теперь Монк и портье стали заговорщиками. Кивнув друг другу, они с улыбкой расстались.
Вернувшись в свой номер, Монк вывесил табличку «Прошу не беспокоить» и запер дверь. В ванной он вынул из туалетного прибора растворитель во флаконе с наклейкой, указывающей, что это жидкость для промывания глаз, и наполнил раковину теплой водой. Шапка густых седых кудрей доктора Филипа Питерса исчезла, ее заменили белокурые волосы Джейсона Монка. Усы исчезли от прикосновения бритвы, а дымчатые очки, скрывавшие слабые глаза ученого, отправились в мусорную урну внизу в холле.
Паспорт, который он достал из атташе-кейса, был на его имя, с его собственной фотографией, на нем стояла отметка о въезде, поставленная на паспортном контроле аэропорта, скопированная с паспорта, привезенного курьером Ирвина из более ранней поездки, но с соответствующей датой. Внутри паспорта лежал дубликат декларации о валюте, тоже с поддельным штампом валютного контроля.
Через некоторое время Монк спустился на первый этаж, пересек главный, со сводчатым потолком, холл и вышел через дверь, не видную со стороны портье. Перед «Метрополем» стояла вереница такси, и Монк сел в одно из них.
– «Олимпик-Пента», – сказал он.
Водитель, знавший этот отель, кивнул, и они поехали.
Олимпийский комплекс, построенный к Играм 1980 года, был расположен к северу от центра города, сразу же за Садовой-Спасской, или Садовым кольцом. Стадион возвышался над окружающими зданиями, и в его тени находился построенный немцами отель «Пента». Монк вышел у козырька подъезда, заплатил таксисту и прошел в холл. Когда такси уехало, он вышел из отеля и остальную часть пути прошел пешком. Пройти надо было всего четверть мили.
К югу от стадиона царила атмосфера унылой запущенности, возникающая, когда поддержание порядка и ремонт становятся не по силам. Построенные в коммунистическую эпоху здания с находящимися в них десятками посольств, офисов и ресторанов покрылись патиной летней пыли, превращающейся зимой в твердую корку. Ветер шевелил клочки бумаги и полиэтилена на тротуарах.