Страница:
– Когда он приезжал?
– Без предупреждения, около четырех часов. Но его святейшество, должно быть, ожидал его. Мне велели сразу же ею проводить. С переводчиком.
– Сколько времени они пробыли вместе?
– Около часа. Я принес им самовар, но они молчали, пока я был в комнате.
– Слушали за дверью?
– Я пытался, полковник. Это непросто. Там делали уборку те две монахини. И еще архидьякон, личный секретарь ею святейшества.
– Что вы слышали?
– Немного. Они говорили о каком-то принце. Англичанин предлагал патриарху иностранного принца для какой-то цели. Я слышал только обрывки фраз – «кровь Романовых» и «в высшей степени подходит». Старик говорил тихо, но это не имело значения, я не понимаю по-английски. К счастью, голос переводчика звучал громче. Большей частью говорил англичанин; его святейшество в основном слушал. Один раз я увидел, как он рассматривает какой-то план. Потом мне пришлось как-то оправдать свое присутствие поблизости. Я постучал и вошел, спрашивая, не надо ли подогреть самовар. Они в это время молчали, потому что его святейшество писал письмо. Он сказал мне «нет» и махнул рукой, чтобы я вышел.
Гришин задумался. Слово «принц» имело для него четкий смысл, не то что для отца Максима.
– Что-нибудь еще?
– Да, последнее. Когда они уходили, дверь приоткрылась. Я был снаружи, с их пальто. Я услышал, как патриарх сказал: «Я поговорю с исполняющим обязанности президента в первый же удобный момент». Это было отчетливо слышно, единственное целое предложение.
Полковник Гришин посмотрел на отца Максима и улыбнулся.
– Боюсь, что патриарх вступает в заговор в пользу иностранных интересов против нашего будущего президента. Очень печально, очень прискорбно, потому что ничего из этого не получится. Я уверен, у его святейшества добрые намерения, но он делает глупости. После выборов всю эту чепуху можно будет забыть. Но вы, мой друг, не будете забыты. Работая в свое время в КГБ, я научился распознавать разницу между предателем и патриотом. Предатели при определенных обстоятельствах могут быть прощены. Его святейшество, например. Но истинный патриот всегда получит награду.
– Благодарю вас, полковник.
– У вас бывает свободное время?
– Один вечер в неделю.
– После выборов вы должны прийти и пообедать в одном из наших лагерей молодых боевиков. Они неотесанные грубияны, но сердца у них добрые. И конечно, чрезвычайно крепкие. Всем от пятнадцати до девятнадцати. Лучших из них мы берем в «черную гвардию».
– Это было бы очень… приятно.
– И конечно, после выборов я предложу президенту Комарову, чтобы гвардия и боевики имели почтенного капеллана. Безусловно, для этого будет необходимо стать епископом.
– Вы очень добры, полковник.
– Вы узнаете, что я могу быть добрым, отец Максим. А теперь возвращайтесь в резиденцию. Держите меня в курсе.
Когда информатор ушел, Гришин приказал водителю везти его к «Националю». Пришло время, думал он, когда назойливый англичанин и его американский возмутитель спокойствия узнают кое-что о современной Москве.
Глава 17
– Без предупреждения, около четырех часов. Но его святейшество, должно быть, ожидал его. Мне велели сразу же ею проводить. С переводчиком.
– Сколько времени они пробыли вместе?
– Около часа. Я принес им самовар, но они молчали, пока я был в комнате.
– Слушали за дверью?
– Я пытался, полковник. Это непросто. Там делали уборку те две монахини. И еще архидьякон, личный секретарь ею святейшества.
– Что вы слышали?
– Немного. Они говорили о каком-то принце. Англичанин предлагал патриарху иностранного принца для какой-то цели. Я слышал только обрывки фраз – «кровь Романовых» и «в высшей степени подходит». Старик говорил тихо, но это не имело значения, я не понимаю по-английски. К счастью, голос переводчика звучал громче. Большей частью говорил англичанин; его святейшество в основном слушал. Один раз я увидел, как он рассматривает какой-то план. Потом мне пришлось как-то оправдать свое присутствие поблизости. Я постучал и вошел, спрашивая, не надо ли подогреть самовар. Они в это время молчали, потому что его святейшество писал письмо. Он сказал мне «нет» и махнул рукой, чтобы я вышел.
Гришин задумался. Слово «принц» имело для него четкий смысл, не то что для отца Максима.
– Что-нибудь еще?
– Да, последнее. Когда они уходили, дверь приоткрылась. Я был снаружи, с их пальто. Я услышал, как патриарх сказал: «Я поговорю с исполняющим обязанности президента в первый же удобный момент». Это было отчетливо слышно, единственное целое предложение.
Полковник Гришин посмотрел на отца Максима и улыбнулся.
– Боюсь, что патриарх вступает в заговор в пользу иностранных интересов против нашего будущего президента. Очень печально, очень прискорбно, потому что ничего из этого не получится. Я уверен, у его святейшества добрые намерения, но он делает глупости. После выборов всю эту чепуху можно будет забыть. Но вы, мой друг, не будете забыты. Работая в свое время в КГБ, я научился распознавать разницу между предателем и патриотом. Предатели при определенных обстоятельствах могут быть прощены. Его святейшество, например. Но истинный патриот всегда получит награду.
– Благодарю вас, полковник.
– У вас бывает свободное время?
– Один вечер в неделю.
– После выборов вы должны прийти и пообедать в одном из наших лагерей молодых боевиков. Они неотесанные грубияны, но сердца у них добрые. И конечно, чрезвычайно крепкие. Всем от пятнадцати до девятнадцати. Лучших из них мы берем в «черную гвардию».
– Это было бы очень… приятно.
– И конечно, после выборов я предложу президенту Комарову, чтобы гвардия и боевики имели почтенного капеллана. Безусловно, для этого будет необходимо стать епископом.
– Вы очень добры, полковник.
– Вы узнаете, что я могу быть добрым, отец Максим. А теперь возвращайтесь в резиденцию. Держите меня в курсе.
Когда информатор ушел, Гришин приказал водителю везти его к «Националю». Пришло время, думал он, когда назойливый англичанин и его американский возмутитель спокойствия узнают кое-что о современной Москве.
Глава 17
Полковник Гришин приказал проехать метров сто по Охотному ряду, образующему северо-западную сторону Манежной площади, где находится «Националь», и остановить машину.
Из машины он увидел два автомобиля своих наблюдателей, припаркованные у торговой галереи напротив отеля.
– Подожди здесь, – сказал он водителю и вышел из машины. На улице в семь часов вечера было почти двадцать градусов ниже нуля. Несколько съежившихся фигур брели по тротуару.
Он перешел улицу и постучал по стеклу машины со стороны водителя. Стекло, опускавшееся автоматически, скрипнуло на морозе.
– Слушаю, полковник.
– Где он?
– Должно быть, внутри, если он пришел до нашего приезда. Никто даже слегка напоминающий его не выходил.
– Позвони господину Кузнецову. Скажи: он нужен мне здесь.
Начальник отдела пропаганды появился через двадцать минут.
– Надо, чтобы ты изобразил американского туриста еще раз, – сказал Гришин. Он вытащил из кармана фотографию и показал Кузнецову. – Вот человек, которого я ищу, – сказал он. – Попробуй фамилии Трабшо или Ирвин.
Кузнецов вернулся через десять минут.
– Он там, под фамилией Ирвин. В своей комнате.
– Номер?
– Два пять два. Это все?
– Все, что мне нужно.
Гришин вернулся в свою машину и по мобильному телефону позвонил профессиональному вору, сидевшему в холле гостиницы «Интурист» за углом.
– Ты готов?
– Да, полковник.
– Оставайся наготове. Когда я дам команду, надо будет обыскать комнату два пять два. Один из моих людей в холле. Он пойдет с тобой.
– Понял.
В семь часов один из двух людей Гришина оставил свой наблюдательный пост в холле и вышел на улицу. Он кивнул своим коллегам на противоположной стороне, находившимся в ближайшей к нему машине, и ушел. Через пару минут показались две фигуры в тяжелых зимних пальто и меховых шапках. Гришин разглядел седые пряди, выбившиеся у одного из-под шапки. Мужчины повернули налево и пошли в направлении Большого театра.
Гришин позвонил вору:
– Он вышел из отеля. Комната пуста.
Одна из машин Гришина медленно поползла за идущими. Еще двое наблюдателей, которые сидели в кафе нижнего этажа «Националя», вышли на улицу и пошли за англичанами. Четверо наблюдателей шли по улице, другая четверка сидела в двух машинах. Водитель Гришина спросил:
– Мы возьмем их, полковник?
– Нет, я хочу посмотреть, куда они пойдут.
Не исключено, что Ирвин встретится с американцем, Монком. Если это произойдет, Гришин возьмет их всех.
Двое англичан дошли до угла Тверской, подождали зеленого света и перешли улицу. Тут же из-за угла Тверской появился вор.
Это был человек с большим опытом. Он всегда старался выглядеть как иностранный менеджер – почти единственная категория людей, которые теперь могли позволить себе останавливаться в лучших отелях Москвы. Его пальто и костюм, сшитые в Лондоне, были украдены, а его самоуверенная, свободная манера могла обмануть любого служащего отеля.
Гришин наблюдал, как он толкнул вращающуюся дверь отеля и исчез внутри. Найджел Ирвин, как с радостью заметил полковник, не взял атташе-кейс с собой. Если он у Ирвина был, значит, он остался в номере.
– Поехали, – велел Гришин водителю. Машина медленно отъехала от тротуара и притормозила в сотне метров от идущих мужчин.
– Вы знаете, что за нами следят? – небрежно спросил Винсент.
– Двое идут впереди, двое сзади, на противоположной стороне медленно движется машина, – сказал сэр Найджел.
– Впечатляет, сэр.
– Дорогой мой мальчик, может быть, я стар и сед, но, надеюсь. я еще могу разглядеть «хвост», когда он такой большой и неуклюжий.
Обладая огромной властью, сотрудники бывшего Второго главного управления редко давали себе труд придерживаться правил конспирации, чтобы оставаться незаметными на улицах Москвы. В отличие от ФБР в Вашингтоне или МИ5 в Лондоне умение вести слежку никогда не являлось отличительной особенностью КГБ.
Пройдя мимо ярко освещенного великолепия Большою театра, а затем Малого, англичане подошли к узкой боковой улочке – Театральному проезду. На углу перед поворотом туда был подъезд, где закутанный в тряпье человек пытался устроиться на ночлег, невзирая на жгучий мороз. Сэр Найджел остановился.
Черногвардейцы впереди и позади него попытались притвориться, будто рассматривают пустые витрины.
В подъезде, тускло освещенном уличным фонарем, тряпичный сверток зашевелился и посмотрел вверх. Он был не пьян, но стар; усталое лицо, прикрытое шерстяным шарфом, худое, изборожденное морщинами от многих лет труда и лишений. На потертом пальто виднелось много выцветших орденских планок. Глубоко запавшие измученные глаза смотрели на иностранца.
Найджел Ирвин, когда работал в Москве, находил время для изучения российских медалей. Среди грязных ленточек была одна, которую он узнал.
– Сталинград? – тихо спросил он по-русски. – Вы были в Сталинграде?
Голова старика, обмотанная шерстяным шарфом, медленно покачнулась.
– Сталинград, – прохрипел старик.
Ему, должно быть, не было и двадцати, когда в моренную зиму 1942 года он сражался за каждый кирпич и подвал города на Волге, против Шестой армии фон Паулюса.
Сэр Найджел опустил руку в карман брюк и достал банкноту. Пятьдесят миллионов рублей, приблизительно тридцать долларов США.
– Еда, – сказал он. – Горячий суп. Глоток водки. За Сталинград. – Он распрямился и пошел дальше, прямой и гневный. Винсент шел рядом. Преследователи отошли от витрин и возобновили свою работу. – Боже милосердный, до чего они дошли?! – сказал Ирвин, ни к кому не обращаясь, и свернул в боковую улицу.
В машине Гришина захрипело радио, когда один из пеших сыщиков воспользовался своим переговорным устройством.
– Они повернули. Входят в ресторан.
«Серебряный век» – еще один русский ресторан, отделанный под старину, – располагался в узком переулке позади театров. Раньше там находилась русская баня, и стены ресторана были облицованы керамической плиткой и украшены мозаикой, изображающей сценки из старинной сельской жизни. Войдя с мороза в ресторан, посетители окунулись в теплую атмосферу заведения.
Ресторан был полон, почти все столики заняты. Метрдотель поспешил им навстречу.
– Боюсь, господа, у нас нет мест, – сказал он по-русски. – Большой частный вечер. Мне очень жаль.
– Я вижу, один столик не занят, – ответил Винсент на том же языке. – Посмотрите, вон там.
Действительно, у задней стены был виден свободный столик на четверых. У метрдотеля был обеспокоенный вид. Он понимал, что эти двое – иностранцы, а значит, будут платить долларами.
– Я должен спросить хозяина вечера, – сказал он и поспешно ушел. Он обратился к красивому смуглому человеку, сидящему в окружении гостей за самым большим столом в зале. Человек внимательно посмотрел на двоих иностранцев у дверей и кивнул.
Метрдотель вернулся.
– Он разрешил. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Сэр Найджел и Винсент сели рядом на банкетку, стоявшую у стены, Ирвин посмотрел через зал и кивнул в знак благодарности хозяину вечера. Тот кивнул ему в ответ.
Они заказали утку под соусом из морошки, а официант предложил им крымского красного вина, которое, как оказалось, напоминало «Бычью кровь».
Снаружи четверо пеших солдат Гришина перекрыли переулок с обоих концов. Подъехал «мерседес» полковника. Гришин вышел из машины и коротко посовещался со своими людьми. Затем вернулся в машину и позвонил.
– Как идут дела? – спросил он.
Он услышал, как голос на втором этаже «Националя» сказал: «Все еще работает с замком».
Из четырех человек, находившихся в отеле, там оставались двое. Один сейчас прохаживался в конце коридора, поближе к лифтам. В его задачу входило следить, не выйдет ли кто из лифта на втором этаже и не направится ли в номер 252. Если кто-то появится, он должен обогнать этого человека и, насвистывая какой-то мотивчик, предупредить вора, чтобы он ушел.
Его коллега находился вместе с вором, который, склонившись над замком номера 252, занимался своим любимым делом.
– Сообщите мне, когда войдете, – приказал Гришин.
Минут через десять замок звякнул и открылся. Гришину сообщили.
– Каждую бумагу, каждый документ и фотографию положить на место, – приказал он.
В номере сэра Найджела шел обыск, быстрый и тщательный. Вор пробыл в ванной минут десять, затем вышел и отрицательно покачал головой. В ящиках комода оказались только те вещи, которые там и должны были находиться: набор галстуков, рубашки, нижнее белье, носовые платки. Ящики в прикроватной тумбочке оказались пустыми. Как и маленький чемоданчик, стоявший на платяном шкафу, и карманы двух костюмов, висевших в нем.
Вор опустился на колени и издал негромкое удовлетворенное «а-а-а». Атташе-кейс лежал под кроватью, придвинутый к самой стене, где его почти не было видно. Вор вытащил его с помощью одежной вешалки. Цифровые замки заняли три минуты.
Открыв крышку, он почувствовал разочарование. Там лежал пластиковый конверт с «дорожными» чеками, которые он взял бы, как обычно, если б не приказ. Бумажник с несколькими кредитными карточками и счет из бара «Уайт-клуба» в Лондоне. Серебряная дорожная фляжка с жидкостью, запах которой ему не был знаком.
Во внутренних отделениях крышки находились обратный билет из Москвы до Лондона и план улиц Москвы. Он внимательно рассмотрел план, не отмечены ли какие-нибудь места, но не обнаружил никаких отметок.
Он сфотографировал все небольшим фотоаппаратом. Находившийся с ним черногвардеец сообщил о находках полковнику Гришину.
– Там должно быть письмо, – донесся до них металлический голос полковника с улицы, расположенной в пятистах метрах.
Вор, предупрежденный таким образом, обнаружил фальшивое дно. Под ним лежал длинный, кремового цвета конверт с единственным листком бумаги внутри, того же цвета, что и конверт с тисненым логотипом Московской Патриархии. Письмо он сфотографировал три раза, на всякий случай.
– Забирай инструменты и уходи, – приказал Гришин.
Вор и напарник привели все в порядок, точно как было раньше, письмо вложили в конверт, а конверт – в тайник на дне кейса. Сам же атташе-кейс заперли, установив цифры замка в том же порядке, как и ранее, и затолкали под кровать. Когда комната приобрела такой вид, словно в нее никто не входил с тех пор, как ушел сэр Найджел, оба удалились.
Дверь в «Серебряный век» открылась и закрылась с тихим шипением. Гришин и четверо сопровождающих прошли через небольшой вестибюль и раздвинули драпировки, отделяющие его от зала. Старший официант поспешил к ним.
– Очень сожалею, господа…
– Прочь с дороги! – не глядя на него, сказал Гришин.
Официанта оттолкнули, он посмотрел на четверых мужчин за спиной высокого человека в черном пальто и отошел подальше. Он имел достаточно опыта, чтобы узнавать большую беду, когда она приходила. Четверо телохранителей могли быть и в гражданской одежде, но все отличались могучим телосложением и лицами, побывавшими не в одной драке. Даже без формы пожилой официант узнал в них «черную гвардию». Он видел их в форме по телевизору, с самодовольным видом шагающих в батальонах, выбрасывающих вперед руки, чтобы приветствовать своего вождя, стоящего на трибуне, и ему вполне хватало ума понимать, что не официанту связываться с черногвардейцами.
Главный из пришедших осматривал зал, пока его взгляд не остановился на двух иностранцах, ужинающих у дальней стены. Он знаком приказал одному из своих людей следовать за ним, а остальным троим оставаться у дверей и быть наготове, если потребуется. Нет, подумал Гришин, не потребуется. Младший из англичан мог бы поднять шум, но его хватит всего лишь на несколько секунд.
– Ваши друзья? – тихо спросил Винсент. Он чувствовал себя совершенно безоружным и думал, сколько времени поможет ему продержаться зазубренный нож для стейка, лежащий рядом с тарелкой. Не очень долго, подсказывал ему разум.
– Думаю, это те джентльмены, чьи печатные машины вы разбили несколько недель назад, – сказал Ирвин.
Он вытер салфеткой рот. Утка была великолепна. Человек в черном пальто подошел к ним и остановился, глядя на них сверху вниз. Позади него стоял черногвардеец.
– Вы сэр Ирвин? – Гришин говорил только по-русски. Винсент перевел.
– Сэр Найджел, вы хотите сказать. С кем я имею удовольствие говорить?
– Прекратите игру. Как вы попали в нашу страну?
– Через аэропорт.
– Ложь.
– Уверяю вас, полковник, – вы ведь полковник Гришин, не так ли? – мои документы в абсолютном порядке. Правда, они у администратора отеля, иначе я показал бы их вам.
На мгновение Гришиным овладела нерешительность. Когда он отдавал приказания государственным органам, подкрепляя их взятками, эти приказания исполнялись. Но где-то могло не сработать. Кто-то другой заплатил.
– Вы вмешиваетесь во внутренние дела России, англичанин. И мне это не нравится. Вашего американского щенка Монка скоро поймают, и я лично сведу с ним счеты.
– Вы закончили, полковник? Если да, то, раз уж мы расположены к откровенности, позвольте и мне быть настолько же откровенным с вами. – Винсент, торопясь, переводил. Гришин не верил своим ушам. Никто так с ним не разговаривал, тем более беспомощный старый человек. Найджел Ирвин перевел взгляд со своего бокала с вином и посмотрел прямо в глаза Гришину. – Ваша личность вызывает глубокое отвращение, а человек, которому вы служите, еще более отвратителен, если только это возможно.
Винсент открыл рот, снова закрыл и тихонько сказал по-английски:
– Босс, а это разумно?
– Ты переводи, будь хорошим мальчиком. – Винсент перевел. На лбу Гришина вздулась и ритмично пульсировала вена. Бандит, стоявший за его спиной, выглядел так, словно его воротник вот-вот лопнет от раздувшейся шеи. – Русские люди, – продолжал невозмутимо, словно беседуя, Ирвин, – возможно, совершили много ошибок, но они, как и ни одна другая нация, не заслуживают, чтобы ими распоряжался такой подонок, как вы. – Винсент запнулся на слове «подонок», проглотил слюну и воспользовался русским словом «говнюк». Вена на лбу Гришина забилась еще быстрее. – Короче, полковник Гришин, шансы, что вы и ваш сутенер-хозяин никогда не будете править этой страной, пятьдесят на пятьдесят. Постепенно люди начинают понимать, что скрывается за вашими личинами, и через месяц вы обнаружите, что они изменили свое мнение. Так что же вы собираетесь делать в таком случае?
– Я думаю, – сдерживаясь, сказал Гришин, – что для начала я убью вас. Будьте уверены, вы не покинете Россию живым.
Винсент перевел и добавил по-английски: «Думаю, что и он тоже».
В зале стояла тишина, и люди за столиками по обе стороны зала слышали перевод Винсента. Гришина это не беспокоило. Москвичи, пришедшие поужинать, не собирались вмешиваться или потом вспоминать увиденное. Отдел убийств МУРа все еще бесцельно занимался поисками убийц лондонского журналиста.
– Не самое мудрое решение, – заметил Ирвин.
Гришин презрительно ухмыльнулся:
– А кто, вы думаете, поможет вам? Эти свиньи?
«Свиньи» было ошибкой. Слева от Гришина раздался удар. Он обернулся. Блестящее лезвие пружинного ножа вонзилось в стол и все еще слегка дрожало. Это мог быть нож для стейка из прибора ужинающего, но он оставался около тарелки. Еще левее другой посетитель снял со стола свою белую салфетку. Под ней оказался 9-миллиметровый «стейр».
Гришин тихо спросил через плечо черногвардейца:
– Кто это?
– Чеченцы, – прошипел телохранитель.
– Все?
– Боюсь, что все, – заметил Ирвин, а Винсент перевел. – И им очень не нравится, когда их называют свиньями. Мусульмане, знаете ли. И память у них длинная. Они, возможно, не забыли даже о Грозном.
При упоминании о разрушенной столице Чечни в зале послышались щелчки снимаемого с предохранителей оружия полусотни посетителей. Семь пистолетов взяли на прицел троих черногвардейцев, стоявших у дверной драпировки. Метрдотель, скорчившись, присел за кассой, моля Бога, чтобы тот позволил ему еще раз увидеть внуков.
Гришин посмотрел на сэра Найджела.
– Я недооценил тебя, англичанин. Но это последний раз. Убирайся из России и держись от нее подальше. Прекрати вмешиваться в ее внутренние дела. Откажись от новых встреч со своим американским другом.
Он повернулся на каблуках и пошел к двери. Гвардейцы последовали за ним.
Винсент медленно и с облегчением вздохнул.
– Вы знали, какие люди сидели вокруг нас, правда?
– Да, я надеялся, что мое сообщение дошло. Пойдем? – Обратясь к залу, он поднял бокал с остатками крепкого красного вина: – Джентльмены, за ваше здоровье и примите мою благодарность.
Винсент перевел, и они ушли. Ушли и остальные. Чеченцы наблюдали за отелем весь остаток ночи, а утром проводили гостей в Шереметьево, где те сели в самолет, отправляющийся в Лондон.
– Мне наплевать, сколько заплатят, сэр Найджел, – сказал Винсент, когда самолет британских авиалиний поднялся над Москвой и взял курс на запад, – но я никогда – повторяю, никогда – не вернусь в Москву.
– Вот и прекрасно, потому что и я тоже.
– А кто этот американец?
– А, боюсь, что он все еще где-то там, внизу. Живет на грани. Буквально на грани. Он совершенно особый человек.
Умар Гунаев вошел без стука. Монк сидел за столом, изучая крупномасштабную карту Москвы. Он взглянул на вошедшего.
– Нам надо поговорить, – начал чеченский лидер.
– Вы недовольны, – заметил Монк. – Очень сожалею.
– Ваши друзья уехали. Живыми. Но то, что произошло в «Серебряном веке» вчера вечером, – просто безумие. Я согласился, потому что я ваш должник с давних пор, а долги мы всегда выплачиваем. Но этот долг – мой личный долг. Мои люди не должны подвергаться опасности из-за того, что ваши друзья желают играть в безумные игры.
– Я сожалею. Старый человек приехал в Москву. У него была встреча, очень важная встреча. Никто другой, кроме него, не мог этого сделать. Поэтому он приехал. Гришин узнал, что он здесь.
– Тогда ему следовало ужинать в отеле. Он был бы там в относительной безопасности.
– Видимо, ему было необходимо увидеть Гришина, поговорить с ним.
– Поговорить так, как он поговорил? Я сидел за третьим столиком от него. Он буквально напрашивался, чтобы его убили.
– Я сам этого не понимаю, Умар.
– Джейсон, в этой стране существует две с половиной тысячи частных охранных фирм, и восемьсот из них – в Москве. Он мог бы нанять полсотни людей в любой из них.
Рост бандитизма вызвал быстрое и широкое развитие еще одного бизнеса – частной охраны. Цифры, приведенные Гунаевым, были достаточно точными. Фирмы службы безопасности набирали своих сотрудников из числа бывших милиционеров, а также уволившихся в запас военнослужащих, морских пехотинцев, спецназовцев, десантников, сотрудников КГБ – всех их можно было нанять.
К 1999 году число частных охранников составило восемьсот тысяч на все население России, треть из них приходилась на Москву. Теоретически милиция, выдававшая лицензии таким агентствам, должна была проверять всех кандидатов на частную службу, их криминальное прошлое, если таковое имелось, соответствие работе, чувство ответственности, выдаваемое им оружие, в каком количестве, какой марки и с какой целью.
Такова была теория. На практике достаточно толстый конверт мог обеспечить любую лицензию. Крыша «агентства службы безопасности» оказалась настолько удобной, что банды создавали и регистрировали собственные агентства, так что каждый городской хулиган мог предъявить документ, удостоверяющий, что он охранник из службы безопасности, которому разрешается носить под мышкой то, что он и носит.
– Беда в том, Умар, что их всех можно купить. Они увидят Гришина, поймут, что могут заработать вдвое больше, и тут же перейдут на другую сторону и выполнят работу сами.
– И вы использовали моих людей, потому что знали, что они не предадут вас?
– У меня не было выбора.
– Вы понимаете, что Гришину теперь прекрасно известно, кто вас прикрывает? Если он не мог догадаться раньше, то теперь он знает. С этого часа наша жизнь станет очень трудной. Уже ходят слухи, что долгоруковским велели готовиться к большой войне между бандами. Вот чего мне совершенно не нужно – так это такой войны.
– Если Комаров придет к власти, долгоруковские станут самой мелкой из ваших проблем.
– Какую заваруху вы устроили здесь, вы и ваша проклятая черная папка!
– Что бы мы ни устроили, мы не можем это остановить, Умар.
– Мы? Что значит «мы»? Вы обратились ко мне за помощью. Вам требовалось укрытие. Я предложил вам свое гостеприимство. Таков обычай моего народа. А теперь мне грозят открытой войной.
– Я могу попытаться помешать этому.
– Каким образом?
– Поговорю с генерал-майором Петровским.
– С этим чекистом? Вы знаете, сколько моих операций сорвали он и его ГУВД? Вы знаете, сколько налетов он устраивал на мои клубы, публичные дома, казино?
– Он ненавидит долгоруковских сильнее, чем вас. А еще мне надо встретиться с патриархом. Последний раз.
– Зачем?
– Есть вещи, которые необходимо сообщить ему. Но на этот раз мне потребуется помощь, чтобы уйти.
– Никто не подозревает его. Оденьтесь священником и идите.
– Это сложнее, чем кажется. Я думаю, что англичанин воспользовался лимузином из отеля. Если Гришин проверит журнал вызовов машин – а он это, вероятно, сделает, – то станет ясно, что англичанин ездил к патриарху. Дом в Чистом переулке, возможно, находится под наблюдением.
Умар в изумлении покачал головой.
– Знаете, мой друг, этот ваш англичанин – старый дурень.
Полковник Гришин, сидя за столом в особняке, рассматривал увеличенную фотографию с нескрываемым удовлетворением. Наконец он нажал кнопку интеркома.
– Господин президент, мне нужно с вами поговорить.
– Заходи.
Игорь Комаров посмотрел на фотографию, сделанную с письма, найденного в атташе-кейсе сэра Найджела Ирвина. Было ясно, что это официальный документ Патриархии, и начинался он словами: «Ваше королевское высочество». Под текстом стояла подпись и печать его святейшества Алексия Второго.
Из машины он увидел два автомобиля своих наблюдателей, припаркованные у торговой галереи напротив отеля.
– Подожди здесь, – сказал он водителю и вышел из машины. На улице в семь часов вечера было почти двадцать градусов ниже нуля. Несколько съежившихся фигур брели по тротуару.
Он перешел улицу и постучал по стеклу машины со стороны водителя. Стекло, опускавшееся автоматически, скрипнуло на морозе.
– Слушаю, полковник.
– Где он?
– Должно быть, внутри, если он пришел до нашего приезда. Никто даже слегка напоминающий его не выходил.
– Позвони господину Кузнецову. Скажи: он нужен мне здесь.
Начальник отдела пропаганды появился через двадцать минут.
– Надо, чтобы ты изобразил американского туриста еще раз, – сказал Гришин. Он вытащил из кармана фотографию и показал Кузнецову. – Вот человек, которого я ищу, – сказал он. – Попробуй фамилии Трабшо или Ирвин.
Кузнецов вернулся через десять минут.
– Он там, под фамилией Ирвин. В своей комнате.
– Номер?
– Два пять два. Это все?
– Все, что мне нужно.
Гришин вернулся в свою машину и по мобильному телефону позвонил профессиональному вору, сидевшему в холле гостиницы «Интурист» за углом.
– Ты готов?
– Да, полковник.
– Оставайся наготове. Когда я дам команду, надо будет обыскать комнату два пять два. Один из моих людей в холле. Он пойдет с тобой.
– Понял.
В семь часов один из двух людей Гришина оставил свой наблюдательный пост в холле и вышел на улицу. Он кивнул своим коллегам на противоположной стороне, находившимся в ближайшей к нему машине, и ушел. Через пару минут показались две фигуры в тяжелых зимних пальто и меховых шапках. Гришин разглядел седые пряди, выбившиеся у одного из-под шапки. Мужчины повернули налево и пошли в направлении Большого театра.
Гришин позвонил вору:
– Он вышел из отеля. Комната пуста.
Одна из машин Гришина медленно поползла за идущими. Еще двое наблюдателей, которые сидели в кафе нижнего этажа «Националя», вышли на улицу и пошли за англичанами. Четверо наблюдателей шли по улице, другая четверка сидела в двух машинах. Водитель Гришина спросил:
– Мы возьмем их, полковник?
– Нет, я хочу посмотреть, куда они пойдут.
Не исключено, что Ирвин встретится с американцем, Монком. Если это произойдет, Гришин возьмет их всех.
Двое англичан дошли до угла Тверской, подождали зеленого света и перешли улицу. Тут же из-за угла Тверской появился вор.
Это был человек с большим опытом. Он всегда старался выглядеть как иностранный менеджер – почти единственная категория людей, которые теперь могли позволить себе останавливаться в лучших отелях Москвы. Его пальто и костюм, сшитые в Лондоне, были украдены, а его самоуверенная, свободная манера могла обмануть любого служащего отеля.
Гришин наблюдал, как он толкнул вращающуюся дверь отеля и исчез внутри. Найджел Ирвин, как с радостью заметил полковник, не взял атташе-кейс с собой. Если он у Ирвина был, значит, он остался в номере.
– Поехали, – велел Гришин водителю. Машина медленно отъехала от тротуара и притормозила в сотне метров от идущих мужчин.
– Вы знаете, что за нами следят? – небрежно спросил Винсент.
– Двое идут впереди, двое сзади, на противоположной стороне медленно движется машина, – сказал сэр Найджел.
– Впечатляет, сэр.
– Дорогой мой мальчик, может быть, я стар и сед, но, надеюсь. я еще могу разглядеть «хвост», когда он такой большой и неуклюжий.
Обладая огромной властью, сотрудники бывшего Второго главного управления редко давали себе труд придерживаться правил конспирации, чтобы оставаться незаметными на улицах Москвы. В отличие от ФБР в Вашингтоне или МИ5 в Лондоне умение вести слежку никогда не являлось отличительной особенностью КГБ.
Пройдя мимо ярко освещенного великолепия Большою театра, а затем Малого, англичане подошли к узкой боковой улочке – Театральному проезду. На углу перед поворотом туда был подъезд, где закутанный в тряпье человек пытался устроиться на ночлег, невзирая на жгучий мороз. Сэр Найджел остановился.
Черногвардейцы впереди и позади него попытались притвориться, будто рассматривают пустые витрины.
В подъезде, тускло освещенном уличным фонарем, тряпичный сверток зашевелился и посмотрел вверх. Он был не пьян, но стар; усталое лицо, прикрытое шерстяным шарфом, худое, изборожденное морщинами от многих лет труда и лишений. На потертом пальто виднелось много выцветших орденских планок. Глубоко запавшие измученные глаза смотрели на иностранца.
Найджел Ирвин, когда работал в Москве, находил время для изучения российских медалей. Среди грязных ленточек была одна, которую он узнал.
– Сталинград? – тихо спросил он по-русски. – Вы были в Сталинграде?
Голова старика, обмотанная шерстяным шарфом, медленно покачнулась.
– Сталинград, – прохрипел старик.
Ему, должно быть, не было и двадцати, когда в моренную зиму 1942 года он сражался за каждый кирпич и подвал города на Волге, против Шестой армии фон Паулюса.
Сэр Найджел опустил руку в карман брюк и достал банкноту. Пятьдесят миллионов рублей, приблизительно тридцать долларов США.
– Еда, – сказал он. – Горячий суп. Глоток водки. За Сталинград. – Он распрямился и пошел дальше, прямой и гневный. Винсент шел рядом. Преследователи отошли от витрин и возобновили свою работу. – Боже милосердный, до чего они дошли?! – сказал Ирвин, ни к кому не обращаясь, и свернул в боковую улицу.
В машине Гришина захрипело радио, когда один из пеших сыщиков воспользовался своим переговорным устройством.
– Они повернули. Входят в ресторан.
«Серебряный век» – еще один русский ресторан, отделанный под старину, – располагался в узком переулке позади театров. Раньше там находилась русская баня, и стены ресторана были облицованы керамической плиткой и украшены мозаикой, изображающей сценки из старинной сельской жизни. Войдя с мороза в ресторан, посетители окунулись в теплую атмосферу заведения.
Ресторан был полон, почти все столики заняты. Метрдотель поспешил им навстречу.
– Боюсь, господа, у нас нет мест, – сказал он по-русски. – Большой частный вечер. Мне очень жаль.
– Я вижу, один столик не занят, – ответил Винсент на том же языке. – Посмотрите, вон там.
Действительно, у задней стены был виден свободный столик на четверых. У метрдотеля был обеспокоенный вид. Он понимал, что эти двое – иностранцы, а значит, будут платить долларами.
– Я должен спросить хозяина вечера, – сказал он и поспешно ушел. Он обратился к красивому смуглому человеку, сидящему в окружении гостей за самым большим столом в зале. Человек внимательно посмотрел на двоих иностранцев у дверей и кивнул.
Метрдотель вернулся.
– Он разрешил. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Сэр Найджел и Винсент сели рядом на банкетку, стоявшую у стены, Ирвин посмотрел через зал и кивнул в знак благодарности хозяину вечера. Тот кивнул ему в ответ.
Они заказали утку под соусом из морошки, а официант предложил им крымского красного вина, которое, как оказалось, напоминало «Бычью кровь».
Снаружи четверо пеших солдат Гришина перекрыли переулок с обоих концов. Подъехал «мерседес» полковника. Гришин вышел из машины и коротко посовещался со своими людьми. Затем вернулся в машину и позвонил.
– Как идут дела? – спросил он.
Он услышал, как голос на втором этаже «Националя» сказал: «Все еще работает с замком».
Из четырех человек, находившихся в отеле, там оставались двое. Один сейчас прохаживался в конце коридора, поближе к лифтам. В его задачу входило следить, не выйдет ли кто из лифта на втором этаже и не направится ли в номер 252. Если кто-то появится, он должен обогнать этого человека и, насвистывая какой-то мотивчик, предупредить вора, чтобы он ушел.
Его коллега находился вместе с вором, который, склонившись над замком номера 252, занимался своим любимым делом.
– Сообщите мне, когда войдете, – приказал Гришин.
Минут через десять замок звякнул и открылся. Гришину сообщили.
– Каждую бумагу, каждый документ и фотографию положить на место, – приказал он.
В номере сэра Найджела шел обыск, быстрый и тщательный. Вор пробыл в ванной минут десять, затем вышел и отрицательно покачал головой. В ящиках комода оказались только те вещи, которые там и должны были находиться: набор галстуков, рубашки, нижнее белье, носовые платки. Ящики в прикроватной тумбочке оказались пустыми. Как и маленький чемоданчик, стоявший на платяном шкафу, и карманы двух костюмов, висевших в нем.
Вор опустился на колени и издал негромкое удовлетворенное «а-а-а». Атташе-кейс лежал под кроватью, придвинутый к самой стене, где его почти не было видно. Вор вытащил его с помощью одежной вешалки. Цифровые замки заняли три минуты.
Открыв крышку, он почувствовал разочарование. Там лежал пластиковый конверт с «дорожными» чеками, которые он взял бы, как обычно, если б не приказ. Бумажник с несколькими кредитными карточками и счет из бара «Уайт-клуба» в Лондоне. Серебряная дорожная фляжка с жидкостью, запах которой ему не был знаком.
Во внутренних отделениях крышки находились обратный билет из Москвы до Лондона и план улиц Москвы. Он внимательно рассмотрел план, не отмечены ли какие-нибудь места, но не обнаружил никаких отметок.
Он сфотографировал все небольшим фотоаппаратом. Находившийся с ним черногвардеец сообщил о находках полковнику Гришину.
– Там должно быть письмо, – донесся до них металлический голос полковника с улицы, расположенной в пятистах метрах.
Вор, предупрежденный таким образом, обнаружил фальшивое дно. Под ним лежал длинный, кремового цвета конверт с единственным листком бумаги внутри, того же цвета, что и конверт с тисненым логотипом Московской Патриархии. Письмо он сфотографировал три раза, на всякий случай.
– Забирай инструменты и уходи, – приказал Гришин.
Вор и напарник привели все в порядок, точно как было раньше, письмо вложили в конверт, а конверт – в тайник на дне кейса. Сам же атташе-кейс заперли, установив цифры замка в том же порядке, как и ранее, и затолкали под кровать. Когда комната приобрела такой вид, словно в нее никто не входил с тех пор, как ушел сэр Найджел, оба удалились.
Дверь в «Серебряный век» открылась и закрылась с тихим шипением. Гришин и четверо сопровождающих прошли через небольшой вестибюль и раздвинули драпировки, отделяющие его от зала. Старший официант поспешил к ним.
– Очень сожалею, господа…
– Прочь с дороги! – не глядя на него, сказал Гришин.
Официанта оттолкнули, он посмотрел на четверых мужчин за спиной высокого человека в черном пальто и отошел подальше. Он имел достаточно опыта, чтобы узнавать большую беду, когда она приходила. Четверо телохранителей могли быть и в гражданской одежде, но все отличались могучим телосложением и лицами, побывавшими не в одной драке. Даже без формы пожилой официант узнал в них «черную гвардию». Он видел их в форме по телевизору, с самодовольным видом шагающих в батальонах, выбрасывающих вперед руки, чтобы приветствовать своего вождя, стоящего на трибуне, и ему вполне хватало ума понимать, что не официанту связываться с черногвардейцами.
Главный из пришедших осматривал зал, пока его взгляд не остановился на двух иностранцах, ужинающих у дальней стены. Он знаком приказал одному из своих людей следовать за ним, а остальным троим оставаться у дверей и быть наготове, если потребуется. Нет, подумал Гришин, не потребуется. Младший из англичан мог бы поднять шум, но его хватит всего лишь на несколько секунд.
– Ваши друзья? – тихо спросил Винсент. Он чувствовал себя совершенно безоружным и думал, сколько времени поможет ему продержаться зазубренный нож для стейка, лежащий рядом с тарелкой. Не очень долго, подсказывал ему разум.
– Думаю, это те джентльмены, чьи печатные машины вы разбили несколько недель назад, – сказал Ирвин.
Он вытер салфеткой рот. Утка была великолепна. Человек в черном пальто подошел к ним и остановился, глядя на них сверху вниз. Позади него стоял черногвардеец.
– Вы сэр Ирвин? – Гришин говорил только по-русски. Винсент перевел.
– Сэр Найджел, вы хотите сказать. С кем я имею удовольствие говорить?
– Прекратите игру. Как вы попали в нашу страну?
– Через аэропорт.
– Ложь.
– Уверяю вас, полковник, – вы ведь полковник Гришин, не так ли? – мои документы в абсолютном порядке. Правда, они у администратора отеля, иначе я показал бы их вам.
На мгновение Гришиным овладела нерешительность. Когда он отдавал приказания государственным органам, подкрепляя их взятками, эти приказания исполнялись. Но где-то могло не сработать. Кто-то другой заплатил.
– Вы вмешиваетесь во внутренние дела России, англичанин. И мне это не нравится. Вашего американского щенка Монка скоро поймают, и я лично сведу с ним счеты.
– Вы закончили, полковник? Если да, то, раз уж мы расположены к откровенности, позвольте и мне быть настолько же откровенным с вами. – Винсент, торопясь, переводил. Гришин не верил своим ушам. Никто так с ним не разговаривал, тем более беспомощный старый человек. Найджел Ирвин перевел взгляд со своего бокала с вином и посмотрел прямо в глаза Гришину. – Ваша личность вызывает глубокое отвращение, а человек, которому вы служите, еще более отвратителен, если только это возможно.
Винсент открыл рот, снова закрыл и тихонько сказал по-английски:
– Босс, а это разумно?
– Ты переводи, будь хорошим мальчиком. – Винсент перевел. На лбу Гришина вздулась и ритмично пульсировала вена. Бандит, стоявший за его спиной, выглядел так, словно его воротник вот-вот лопнет от раздувшейся шеи. – Русские люди, – продолжал невозмутимо, словно беседуя, Ирвин, – возможно, совершили много ошибок, но они, как и ни одна другая нация, не заслуживают, чтобы ими распоряжался такой подонок, как вы. – Винсент запнулся на слове «подонок», проглотил слюну и воспользовался русским словом «говнюк». Вена на лбу Гришина забилась еще быстрее. – Короче, полковник Гришин, шансы, что вы и ваш сутенер-хозяин никогда не будете править этой страной, пятьдесят на пятьдесят. Постепенно люди начинают понимать, что скрывается за вашими личинами, и через месяц вы обнаружите, что они изменили свое мнение. Так что же вы собираетесь делать в таком случае?
– Я думаю, – сдерживаясь, сказал Гришин, – что для начала я убью вас. Будьте уверены, вы не покинете Россию живым.
Винсент перевел и добавил по-английски: «Думаю, что и он тоже».
В зале стояла тишина, и люди за столиками по обе стороны зала слышали перевод Винсента. Гришина это не беспокоило. Москвичи, пришедшие поужинать, не собирались вмешиваться или потом вспоминать увиденное. Отдел убийств МУРа все еще бесцельно занимался поисками убийц лондонского журналиста.
– Не самое мудрое решение, – заметил Ирвин.
Гришин презрительно ухмыльнулся:
– А кто, вы думаете, поможет вам? Эти свиньи?
«Свиньи» было ошибкой. Слева от Гришина раздался удар. Он обернулся. Блестящее лезвие пружинного ножа вонзилось в стол и все еще слегка дрожало. Это мог быть нож для стейка из прибора ужинающего, но он оставался около тарелки. Еще левее другой посетитель снял со стола свою белую салфетку. Под ней оказался 9-миллиметровый «стейр».
Гришин тихо спросил через плечо черногвардейца:
– Кто это?
– Чеченцы, – прошипел телохранитель.
– Все?
– Боюсь, что все, – заметил Ирвин, а Винсент перевел. – И им очень не нравится, когда их называют свиньями. Мусульмане, знаете ли. И память у них длинная. Они, возможно, не забыли даже о Грозном.
При упоминании о разрушенной столице Чечни в зале послышались щелчки снимаемого с предохранителей оружия полусотни посетителей. Семь пистолетов взяли на прицел троих черногвардейцев, стоявших у дверной драпировки. Метрдотель, скорчившись, присел за кассой, моля Бога, чтобы тот позволил ему еще раз увидеть внуков.
Гришин посмотрел на сэра Найджела.
– Я недооценил тебя, англичанин. Но это последний раз. Убирайся из России и держись от нее подальше. Прекрати вмешиваться в ее внутренние дела. Откажись от новых встреч со своим американским другом.
Он повернулся на каблуках и пошел к двери. Гвардейцы последовали за ним.
Винсент медленно и с облегчением вздохнул.
– Вы знали, какие люди сидели вокруг нас, правда?
– Да, я надеялся, что мое сообщение дошло. Пойдем? – Обратясь к залу, он поднял бокал с остатками крепкого красного вина: – Джентльмены, за ваше здоровье и примите мою благодарность.
Винсент перевел, и они ушли. Ушли и остальные. Чеченцы наблюдали за отелем весь остаток ночи, а утром проводили гостей в Шереметьево, где те сели в самолет, отправляющийся в Лондон.
– Мне наплевать, сколько заплатят, сэр Найджел, – сказал Винсент, когда самолет британских авиалиний поднялся над Москвой и взял курс на запад, – но я никогда – повторяю, никогда – не вернусь в Москву.
– Вот и прекрасно, потому что и я тоже.
– А кто этот американец?
– А, боюсь, что он все еще где-то там, внизу. Живет на грани. Буквально на грани. Он совершенно особый человек.
Умар Гунаев вошел без стука. Монк сидел за столом, изучая крупномасштабную карту Москвы. Он взглянул на вошедшего.
– Нам надо поговорить, – начал чеченский лидер.
– Вы недовольны, – заметил Монк. – Очень сожалею.
– Ваши друзья уехали. Живыми. Но то, что произошло в «Серебряном веке» вчера вечером, – просто безумие. Я согласился, потому что я ваш должник с давних пор, а долги мы всегда выплачиваем. Но этот долг – мой личный долг. Мои люди не должны подвергаться опасности из-за того, что ваши друзья желают играть в безумные игры.
– Я сожалею. Старый человек приехал в Москву. У него была встреча, очень важная встреча. Никто другой, кроме него, не мог этого сделать. Поэтому он приехал. Гришин узнал, что он здесь.
– Тогда ему следовало ужинать в отеле. Он был бы там в относительной безопасности.
– Видимо, ему было необходимо увидеть Гришина, поговорить с ним.
– Поговорить так, как он поговорил? Я сидел за третьим столиком от него. Он буквально напрашивался, чтобы его убили.
– Я сам этого не понимаю, Умар.
– Джейсон, в этой стране существует две с половиной тысячи частных охранных фирм, и восемьсот из них – в Москве. Он мог бы нанять полсотни людей в любой из них.
Рост бандитизма вызвал быстрое и широкое развитие еще одного бизнеса – частной охраны. Цифры, приведенные Гунаевым, были достаточно точными. Фирмы службы безопасности набирали своих сотрудников из числа бывших милиционеров, а также уволившихся в запас военнослужащих, морских пехотинцев, спецназовцев, десантников, сотрудников КГБ – всех их можно было нанять.
К 1999 году число частных охранников составило восемьсот тысяч на все население России, треть из них приходилась на Москву. Теоретически милиция, выдававшая лицензии таким агентствам, должна была проверять всех кандидатов на частную службу, их криминальное прошлое, если таковое имелось, соответствие работе, чувство ответственности, выдаваемое им оружие, в каком количестве, какой марки и с какой целью.
Такова была теория. На практике достаточно толстый конверт мог обеспечить любую лицензию. Крыша «агентства службы безопасности» оказалась настолько удобной, что банды создавали и регистрировали собственные агентства, так что каждый городской хулиган мог предъявить документ, удостоверяющий, что он охранник из службы безопасности, которому разрешается носить под мышкой то, что он и носит.
– Беда в том, Умар, что их всех можно купить. Они увидят Гришина, поймут, что могут заработать вдвое больше, и тут же перейдут на другую сторону и выполнят работу сами.
– И вы использовали моих людей, потому что знали, что они не предадут вас?
– У меня не было выбора.
– Вы понимаете, что Гришину теперь прекрасно известно, кто вас прикрывает? Если он не мог догадаться раньше, то теперь он знает. С этого часа наша жизнь станет очень трудной. Уже ходят слухи, что долгоруковским велели готовиться к большой войне между бандами. Вот чего мне совершенно не нужно – так это такой войны.
– Если Комаров придет к власти, долгоруковские станут самой мелкой из ваших проблем.
– Какую заваруху вы устроили здесь, вы и ваша проклятая черная папка!
– Что бы мы ни устроили, мы не можем это остановить, Умар.
– Мы? Что значит «мы»? Вы обратились ко мне за помощью. Вам требовалось укрытие. Я предложил вам свое гостеприимство. Таков обычай моего народа. А теперь мне грозят открытой войной.
– Я могу попытаться помешать этому.
– Каким образом?
– Поговорю с генерал-майором Петровским.
– С этим чекистом? Вы знаете, сколько моих операций сорвали он и его ГУВД? Вы знаете, сколько налетов он устраивал на мои клубы, публичные дома, казино?
– Он ненавидит долгоруковских сильнее, чем вас. А еще мне надо встретиться с патриархом. Последний раз.
– Зачем?
– Есть вещи, которые необходимо сообщить ему. Но на этот раз мне потребуется помощь, чтобы уйти.
– Никто не подозревает его. Оденьтесь священником и идите.
– Это сложнее, чем кажется. Я думаю, что англичанин воспользовался лимузином из отеля. Если Гришин проверит журнал вызовов машин – а он это, вероятно, сделает, – то станет ясно, что англичанин ездил к патриарху. Дом в Чистом переулке, возможно, находится под наблюдением.
Умар в изумлении покачал головой.
– Знаете, мой друг, этот ваш англичанин – старый дурень.
Полковник Гришин, сидя за столом в особняке, рассматривал увеличенную фотографию с нескрываемым удовлетворением. Наконец он нажал кнопку интеркома.
– Господин президент, мне нужно с вами поговорить.
– Заходи.
Игорь Комаров посмотрел на фотографию, сделанную с письма, найденного в атташе-кейсе сэра Найджела Ирвина. Было ясно, что это официальный документ Патриархии, и начинался он словами: «Ваше королевское высочество». Под текстом стояла подпись и печать его святейшества Алексия Второго.