Страница:
Фредерик ФОРСАЙТ
ИКОНА
Предисловие
Перу современного английского писателя Фредерика Форсайта принадлежит более десятка книг: «Псы войны», «Альтернатива дьявола», «Досье Одесса» и другие. В России Форсайт хорошо известен благодаря кинофильму «Час Шакала», поставленному по его одноименному произведению.
«Икона» на первый взгляд – блестяще написанный шпионский роман с главным персонажем Джейсоном Монком, и его имя отнюдь не случайно созвучно имени героя Флеминга – агента 007, Джеймса Бонда. Этот американский шпион так же находчив, умен, изобретателен и удачлив, как и его английский коллега.
По динамичности развития событий, происходящих в разных уголках мира, от Америки и России до Йемена и Арабских Эмиратов, по захватывающему авантюрному сюжету этот роман можно отнести к триллерам.
Но по сути своей «Икона» – это роман-предупреждение, фантазия писателя на тему о том, как развернутся события, если в России победят силы национализма и фашизма.
Стремление автора показать широкую панораму политической и экономической ситуации в России вызывает уважение. Форсайт не оставляет вне поля зрения практически ни одного аспекта современного состояния страны и ее недавнего прошлого: развал экономики, распродажу природных ресурсов, коррупцию и некомпетентность чиновников, обнищание народа, мафию.
Однако, как и многие зарубежные романисты, пишущие о нашей стране, Фредерик Форсайт порой теряет чувство меры, хороший вкус изменяет ему. Наивность и непонимание автором «Иконы» характера, условий жизни и быта простых русских людей, искажение географии Москвы и всей страны не раз вызовут у вас недоумение или улыбку.
Возможно, в своем романе писатель и старался выразить симпатию и сочувствие к русскому народу, но в целом ему это не удалось. Россияне выступают в «Иконе» как пассивная, угнетенная и темная масса, увлекаемая своими безответственными лидерами в бездну фашизма. Спасение может прийти только с Запада, и оно приходит…
Книга может быть воспринята по-разному. Одни отнесутся к ней как к увлекательному шпионскому роману, другие – как к необычной и вызывающей размышления фантастике, кто-то посчитает «Икону» пасквилем на русский народ и Россию. Но бесспорно одно: все будут читать ее с интересом.
А. Ананич
«Икона» на первый взгляд – блестяще написанный шпионский роман с главным персонажем Джейсоном Монком, и его имя отнюдь не случайно созвучно имени героя Флеминга – агента 007, Джеймса Бонда. Этот американский шпион так же находчив, умен, изобретателен и удачлив, как и его английский коллега.
По динамичности развития событий, происходящих в разных уголках мира, от Америки и России до Йемена и Арабских Эмиратов, по захватывающему авантюрному сюжету этот роман можно отнести к триллерам.
Но по сути своей «Икона» – это роман-предупреждение, фантазия писателя на тему о том, как развернутся события, если в России победят силы национализма и фашизма.
Стремление автора показать широкую панораму политической и экономической ситуации в России вызывает уважение. Форсайт не оставляет вне поля зрения практически ни одного аспекта современного состояния страны и ее недавнего прошлого: развал экономики, распродажу природных ресурсов, коррупцию и некомпетентность чиновников, обнищание народа, мафию.
Однако, как и многие зарубежные романисты, пишущие о нашей стране, Фредерик Форсайт порой теряет чувство меры, хороший вкус изменяет ему. Наивность и непонимание автором «Иконы» характера, условий жизни и быта простых русских людей, искажение географии Москвы и всей страны не раз вызовут у вас недоумение или улыбку.
Возможно, в своем романе писатель и старался выразить симпатию и сочувствие к русскому народу, но в целом ему это не удалось. Россияне выступают в «Иконе» как пассивная, угнетенная и темная масса, увлекаемая своими безответственными лидерами в бездну фашизма. Спасение может прийти только с Запада, и оно приходит…
Книга может быть воспринята по-разному. Одни отнесутся к ней как к увлекательному шпионскому роману, другие – как к необычной и вызывающей размышления фантастике, кто-то посчитает «Икону» пасквилем на русский народ и Россию. Но бесспорно одно: все будут читать ее с интересом.
А. Ананич
Действующие лица
Сквозные персонажи
Джейсон Монк, бывший агент Центрального разведывательного управления США (ЦРУ).
Сэр Найджел Ирвин, бывший шеф Британской секретной разведывательной службы (СИС).
Игорь Комаров, лидер ультраправой партии «Союз патриотических сил» (СПС), Россия.
Полковник Анатолий Гришин, бывший сотрудник КГБ, начальник службы безопасности СПС.
Иван Марков, исполняющий обязанности Президента России после июля 1999 года.
Умар Гунаев, сотрудник КГБ в Омане. Позднее – глава чеченской мафии в Москве.
Первая часть
Русские
Геннадий Зюганов, лидер неокоммунистической партии, Россия.
Иосиф Черкасов, Президент России до июля 1999 года.
Борис Кузнецов, начальник отдела пропаганды СПС.
Леонид Зайцев, уборщик служебных помещений в штаб-квартире СПС.
Никита Акопов, личный секретарь и доверенное лицо Игоря Комарова.
Николай Туркин, сотрудник КГБ, завербованный Джейсоном Монком.
Полковник Станислав Андросов, резидент КГБ в советском посольстве в Вашингтоне.
Олег Гордиевский, полковник КГБ, завербованный СИС в 1985 году.
Вадим Чернов, старший инспектор отдела ограблений Московского уголовного розыска (МУР).
Михаил Горбачев, Президент СССР в 1985-1991 годах.
Генерал Виктор Чебриков, председатель КГБ в 1985 году.
Генерал Владимир Крючков, начальник Первого главного управления КГБ в 1985 году.
Генерал Виталий Бояров, начальник Второго главного управления КГБ в 1985 году.
Петр Соломин, офицер ГРУ, завербованный Джейсоном Монком.
Профессор Георгий Кузьмин, судебный патологоанатом, Москва.
Павел Вольский, инспектор отдела убийств МУРа.
Евгений Новиков, инспектор отдела убийств МУРа.
Полковник Владимир Мечулаев, сотрудник КГБ, куратор Эймса во время его работы в Риме и после.
Валерий Круглов, советский дипломат, завербованный Джейсоном Монком.
Василий Лопатин, инспектор отдела убийств МУРа.
Профессор Иван Блинов, физик-ядерщик, завербованный Джейсоном Монком.
Британцы
Селия Стоун, помощник пресс-атташе британского посольства в Москве.
Хьюго Грей, сотрудник СИС в британском посольстве в Москве.
Джок Макдоналд, глава отделения СИС в британском посольстве в Москве.
Брюс «Грейси» Филдс, сотрудник СИС в британском посольстве в Москве.
Джеффри Марчбэнкс, начальник русского отдела в штаб-квартире СИС, Лондон.
Сэр Генри Кумс, шеф СИС, Лондон. Маргарет Тэтчер, британский премьер-министр в 1985 году.
Брайан Уортинг, редактор газеты «Дейли телеграф», Лондон.
Марк Джефферсон, обозреватель газеты «Дейли телеграф».
Леди Пенелопа Ирвин, жена сэра Найджела Ирвина. Кайрэн, бывший солдат спецназа.
Митч, бывший солдат спецназа.
Сэр Уильям Палмер, постоянный заместитель министра иностранных дел.
Американцы
Кэри Джордан, бывший заместитель директора ЦРУ по оперативной работе, Лэнгли.
Олдрич Эймс, бывший сотрудник ЦРУ, предатель.
Кен Малгрю, бывший руководящий сотрудник ЦРУ.
Гарри Гонт, бывший начальник советского отдела ЦРУ, Лэнгли.
Сол Натансон, финансист, Вашингтон и Вайоминг.
Вторая часть
Алексий Второй, Патриарх Московский и Всея Руси.
Отец Максим Климовский, слуга и буфетчик патриарха.
Дмитрий Бородин, инспектор отдела убийств МУРа.
Брайан Винсент (Маркс), бывший солдат спецназа.
Николай Николаев, отставной генерал советских танковых войск.
Доктор Ланселот Проубин, специалист по генеалогии Геральдической палаты, Лондон.
Отец Григорий Русаков, бродячий проповедник, «возрожденец».
Делан, Магомед и Шариф, чеченские бандиты, телохранители.
Генерал Юрий Дроздов, бывший профессиональный разведчик, КГБ.
Леонид Бернштейн, председатель Московского федерального банка.
Антон Гуров, главный продюсер коммерческого телевидения, Москва.
Генерал– майор Валентин Петровский, начальник управления по борьбе с организованной преступностью г. Москвы.
Генерал– майор Михаил Андреев, командир Таманской дивизии.
Генерал Вячеслав Бутов, заместитель министра обороны, Москва.
Генерал Сергей Корин, начальник президентской охраны, Кремль.
Глава 1
Это было лето, когда цена буханки хлеба поднялась до миллиона рублей.
Это было лето, когда третий год подряд не уродилась пшеница и второй год продолжалась гиперинфляция.
Это было лето, когда в темных переулках далеких российских провинциальных городов начали умирать от недоедания люди.
Это было лето, когда в своем лимузине потерял сознание президент, находясь слишком далеко от места, где ему могли бы оказать помощь и спасти, и когда старый конторский уборщик украл некий документ.
После этого уже ничто не могло оставаться неизменным.
Это было лето 1999 года.
В тот день стояла гнетущая жара, и водителю пришлось несколько раз посигналить, прежде чем охранник распахнул огромные ворота Боровицкой башни Кремля.
Когда длинный черный «Мерседес-600», замедлив под аркой ход, выезжал на Красную площадь, телохранитель президента опустил стекло и прикрикнул на солдата охраны. И когда мимо проезжала вторая машина с еще четырьмя телохранителями, бедняга застыл, вскинув руку, в надежде, что это сойдет за отдание чести. Машины проехали.
На заднем сиденье «мерседеса», погрузившись в раздумье, сидел президент Черкасов. Впереди находились водитель и личный телохранитель.
За окном последние унылые окраины Москвы сменил сельский пейзаж с полями и рощами, но настроение Президента России оставалось подавленно-мрачным, и на то имелись основания. Прошло три года, с тех пор как он занял этот пост, сменив больного Бориса, и все это время он оставался свидетелем, как его страна катится вниз, к разрухе. Эти три года были самыми несчастливыми в его жизни.
Зимой 1995 года, когда, слывший прагматиком-технократом, способным укрепить экономику, он был назначен Ельциным на пост премьер-министра, россияне пошли к избирательным урнам, чтобы голосовать за депутатов нижней палаты нового парламента – Государственной думы.
Выборы в Думе имели определенное значение, но не являлись жизненно важным событием. В течение предыдущих лет власть все больше и больше переходила от парламента в руки президента, и главную роль в этом процессе сыграл Борис Ельцин. К зиме 1995 года Большой Сибиряк, который четыре года назад, в августе 1991 года, при попытке государственного переворота взобрался на танк, чтобы отстоять демократию, вызвав тем самым восхищение не только России, но и Запада, превратился в «трость, ветром колеблемую».
Выздоравливая после второго за три месяца сердечного приступа, опухший и обрюзгший, он наблюдал за парламентскими выборами из клинической больницы на юго-западе Москвы, на Воробьевых горах, прежде носивших название Ленинских, и видел, как его политические сторонники оттесняются на третье место. Впрочем, это не могло иметь решающего значения, как это произошло бы на Западе. Ельцин, будучи президентом, сосредоточил в своих руках огромную реальную власть. В отличие от Соединенных Штатов системы сдержек и противовесов, с помощью которой конгресс мог влиять на Белый дом, в России не существовало. Ельцин имел возможность реально управлять страной посредством собственных указов, не слишком обращая внимание на парламент.
Но парламентские выборы по крайней мере показали, куда дует ветер, и выявили тенденции в отношении более важных президентских выборов, намеченных на июнь 1996 года.
Новой силой на политическом горизонте зимой 1995 года по иронии судьбы оказались коммунисты. После пяти лет реформ Горбачева и пяти лет правления Ельцина, сменивших безраздельную тиранию коммунистов, русский народ начала охватывать ностальгия по старым временам.
Коммунисты под руководством Геннадия Зюганова рисовали картины прошлого в розовом свете: гарантированная работа, твердая зарплата, доступные цены, законность и порядок. Деспотия КГБ, «архипелаг ГУЛАГ» с его лагерями рабского труда, подавление свободы в любом ее проявлении не упоминались.
Российские избиратели уже успели испытать глубокое разочарование и в демократии, и в капитализме, призванных спасти человечество. Причем слово «демократия» произносилось с особым презрением. Для многих русских, видящих вокруг всеобщую коррупцию и стремительно растущую преступность, это слово означало большую ложь. Когда подсчитали голоса на парламентских выборах, то оказалось, что коммунисты получили возможность сформировать самую крупную фракцию депутатов в Думе и право выдвижения спикера.
Другую крайнюю позицию занимали диаметрально противоположные им неофашисты Владимира Жириновского, возглавлявшего партию, как бы в насмешку названную либерально-демократической. На выборах 1991 года этот грубый демагог, отличавшийся эксцентричным поведением и пристрастием к весьма резким выражениям, имел поразительный успех, но сейчас его звезда уже заходила. Тем не менее это не помешало ему сформировать вторую по величине депутатскую фракцию.
Центристские партии, придерживавшиеся курса экономических и социальных реформ, которые уже начали осуществляться, заняли третье место.
Однако реальным результатом этих выборов стала подготовка почвы для президентской предвыборной гонки 1996 года. В выборах в Думу приняли участие сорок три политические партии, и лидеры наиболее крупных из них понимали, что самым выгодным стало бы объединение в коалиции.
Уже к лету коммунисты объединились со своими фактическими единомышленниками аграриями, образовав Социалистический союз. Лидером оставался Зюганов.
Среди ультраправых также проявилось стремление к объединению, но оно было резко пресечено Жириновским. Влад Бешеный рассчитывал занять президентский пост без помощи других правых.
В России президентские выборы могут проходить в два этапа. В первом туре участвуют все кандидаты. Если ни один из них не наберет необходимого для того, чтобы стать президентом, числа голосов, проводится второй тур. В нем участвуют только кандидаты, занявшие первое и второе места. Жириновский занял третье и этим привел в ярость хитроумных политических теоретиков из ультраправых.
Несколько центристских партий представляли собой в некотором роде демократический союз, основной проблемой которого в течение всей весны оставался вопрос, будет ли Борис Ельцин достаточно здоров, чтобы принять участие в президентских выборах и снова победить.
Позднее его падение историки объяснят одним только словом: Чечня.
За двадцать месяцев до выборов озлобленный и доведенный до крайности Ельцин бросил значительную мощь российской армии и авиации против малочисленного воинственного горского племени, чей самозваный вождь требовал полной независимости от Москвы. В волнениях в Чечне не было ничего нового, чеченцы оказывали сопротивление центральной власти с давних времен. Они сумели выжить после погромов, учинявшихся против них царями и Иосифом Сталиным. Они пережили даже проведенную этим самым жестоким из тиранов депортацию и продолжали бороться за свою крошечную родину.
Нанесение Чечне такого мощного удара было необдуманным решением, приведшим не к скорой и славной победе, а к полному разрушению – как это было видно из телевизионных репортажей – столицы Чечни Грозного и к огромным жертвам среди солдат и мирного населения.
Их столица лежала в руинах, но чеченцы, по-прежнему вооруженные до зубов купленным у продажных российских генералов оружием, ушли в хорошо знакомые им горы и не позволяли выбить себя оттуда. Та самая российская армия, получившая свой собственный Вьетнам при попытке оккупировать и удержать Афганистан, теперь вновь оказалась в той же ситуации у подножия Кавказского хребта.
Борис Ельцин начал чеченскую кампанию, пытаясь доказать, что он сильный человек с исконно русским характером, но на самом деле эта попытка обернулась его провалом. В течение всего 1995 года он жаждал окончательной победы, но она постоянно ускользала от него. Когда русские увидели, как их сыновья возвращаются с Кавказа в цинковых гробах, их сердца ожесточились против чеченцев. Как ожесточились они и против человека, который не смог обеспечить им победу.
В начале лета ценой неимоверных усилий Ельцин сумел-таки победить в последнем туре президентских выборов. Но через год он ушел с поста. Власть перешла к технократу Иосифу Черкасову, лидеру партии «Наш дом Россия», к тому времени ставшей частью объединенного Демократического союза.
Казалось, Черкасов хорошо начал. Он пользовался благосклонностью Запада и, что более важно, его кредитами для поддержания российской экономики в более или менее приличном состоянии. Прислушиваясь к советам Запада, он наконец заключил мир с Чечней, и хотя мстительным русским была ненавистна мысль о безнаказанности чеченцев, они радовались возвращению своих солдат домой.
Но не прошло и полутора лет, как положение стало ухудшаться. Это объяснялось двумя причинами: первая – экономика страны больше не могла выносить слишком тяжелое бремя грабительской российской мафии, и вторая – была осуществлена еще одна глупая военная авантюра. В конце 1997 года Сибирь, в которой находится девяносто процентов природных богатств России, пригрозила выйти из ее состава.
Сибирь – наименее освоенная часть России. Но под ее вечной мерзлотой почти неразработанными лежали такие гигантские запасы нефти и газа, в сравнение с которыми не могла идти даже Саудовская Аравия. К этому следует добавить золото, алмазы, бокситы, магний, вольфрам, никель и платину. К концу девяностых годов Сибирь все еще оставалась последней неосвоенной территорией планеты.
Проблема возникла, когда в Москву стали поступать сообщения о том, что японские и в особенно большом числе южнокорейские тайные эмиссары разъезжают по Сибири и агитируют за ее отделение от России. Президент Черкасов, окруженный льстецами, не получая от них никаких дельных советов и явно забыв об ошибках своего предшественника в Чечне, послал на восток армию. Этот шаг повлек за собой двойную катастрофу. Через двенадцать месяцев, не разрешив конфликта военным путем, он был вынужден пойти на переговоры и предоставить сибирякам столько автономии и такую долю в доходах от их собственных богатств, каких они никогда не имели. К тому же эта авантюра вызвала гиперинфляцию.
Правительство попыталось спасти положение, включив печатный станок. Соотношение, как это было в середине девяностых годов, одного доллара к пяти тысячам рублей летом 1999 года стало далеким воспоминанием. Плодородные земли Кубани дважды пострадали от неурожая пшеницы, в 1997 и 1998 годах, а урожай в Сибири оставался на полях неубранным, пока не сгнил, потому что партизаны взрывали железные дороги. В городах росли цены на хлеб.
В сельской местности, где население должно было бы иметь достаточно продуктов, чтобы прокормить самих себя, положение сложилось хуже некуда. При отсутствии денежных средств, недостатке рабочей силы и в условиях распадающейся инфраструктуры фермы не давали продукции, на их плодородных почвах росли сорняки. Когда на полустанках останавливались поезда, их осаждали крестьяне, в основном старики, подносившие к окнам вагонов мебель, одежду и разные поделки и просившие за них денег или чаше еду. Покупателей находилось немного.
В Москве, столице и витрине нации, нищие спали на набережных Москвы-реки и на задворках домов. Полиция – в России она называется милицией, – фактически отказавшись от борьбы с преступностью, пыталась собирать их и заталкивать в поезда, идущие туда, откуда они приехали. Но они все приезжали и приезжали в поисках работы, пищи и пособий. Многие из них были обречены просить милостыню и умирать на улицах Москвы.
Президент Черкасов все еще удерживал свой пост, нереальную власть уже потерял.
В начале 1999 года Запад в конце концов отказался вливать средства в бездонную российскую бочку и иностранные инвесторы, даже те, которые были связаны с мафией, отвернулись от России. Российская экономика, как изнасилованная беженка военного времени, лежала на обочине и умирала от безысходности.
Над этой мрачной перспективой и размышлял президент Черкасов, направляясь на дачу, где собирался провести выходные.
Водитель знал дорогу на дачу, расположенную неподалеку от Усова, на живописном берегу Москвы-реки. Несколько лет назад дачи, построенные в лесу вдоль излучины реки, принадлежали жирным котам советского Политбюро. Многое изменилось в России, но дачи остались.
Из– за дороговизны бензина движение на дороге было небольшим; грузовики, которые они обгоняли, выбрасывали клубы густого черного дыма. Они проехали мост и повернули на дорогу, идущую вдоль берега реки, неторопливо текущей в летней дымке по направлению к городу, оставшемуся у них за спиной.
Минут через пять президент Черкасов почувствовал, что ему не хватает воздуха. Несмотря на то что кондиционер работал на полную мощность, он, нажав кнопку, опустил стекло и подставил лицо под струю ветра. Дышать стало немного легче. Ни шофер, ни телохранитель ничего не заметили. При очередном повороте Президент России наклонился влево и боком повалился на сиденье.
Водитель увидел, что из зеркала заднего обзора исчезла голова президента. Он что-то сказал телохранителю, и тот повернулся назад. Через секунду «мерседес» свернул на обочину. Позади остановилась машина охраны. Командир отряда службы безопасности, бывший полковник спецназа, выпрыгнул из машины и побежал вперед. Остальные, выйдя с оружием в руках, образовали круг для обороны. Они не знали, что произошло. Полковник подбежал к «мерседесу», телохранитель заглядывал внутрь, открыв заднюю дверцу. Полковник оттолкнул его, чтобы рассмотреть, что произошло. Президент полулежал с закрытыми глазами, прижимая обе руки к груди; дыхание его было прерывистым.
Ближайшая больница, где было реанимационное оборудование, находилась далеко. Полковник сел рядом с потерявшим сознание Черкасовым и приказал водителю машины развернуться и возвращаться в Москву. Побледневший водитель повиновался. По своему телефону полковник вызвал больницу и приказал, чтобы машина «скорой помощи» вышла им навстречу.
Они встретились через полчаса на разделительной полосе шоссе. Медики перенесли находившегося в бессознательном состоянии человека из лимузина в машину «скорой помощи» и приступили к работе, а кортеж из трех машин помчался к больнице.
Там дежурный кардиолог осмотрел президента и его сразу же поместили в реанимационное отделение. Врачи делали все, что было в их силах, используя новейшие достижения медицины, но, увы, они опоздали. Линия на экране монитора отказывалась колебаться, оставаясь длинной, прямой, и сопровождалась пронзительным ровным звуком. В четыре часа десять минут врач выпрямился и покачал головой. Человек с дефибриллятором отошел от стола.
Полковник набрал несколько цифр на своем мобильном телефоне. После третьего звонка кто-то взял трубку. Полковник произнес: «Соедините меня с премьер-министром».
Шестью часами позднее ушедшая далеко по волнам Карибского моря «Фокси леди» повернула назад. На корме матрос Джулиус смотал лески и разобрал удилища. Судно было арендовано на полный день, и потому день этот можно было считать весьма удачным. Пока Джулиус возился со снастями и складывал их в специальный ящик, американская пара, открыв по банке пива, сидела под тентом, умиротворенно утоляя жажду.
В холодильнике лежали две крупные ваху, каждая около сорока фунтов весом, и полдюжины больших дорадо, всего лишь несколько часов назад прятавшихся под плавающими почти на поверхности водорослями в десяти милях отсюда.
На верхней палубе шкипер проверил курс на острова и перевел двигатель на полный ход, поскольку рыбалка окончилась. Он рассчитывал, что войдет в Черепашью бухту менее чем через час. «Фокси леди», казалось, понимала, что работа почти окончена и привычное место на причале уютной гавани неподалеку от «Тики-хат» ждет ее. Она подобрала корму, задрала нос и острым килем начала рассекать голубую воду. Джулиус опустил ведро за борт и еще раз обмыл корму.
В период, когда лидером либерально-демократической партии был Жириновский, штаб партии находился в старом ободранном здании в Рыбниковом переулке, примыкающем к Сретенке. Посетители, не знавшие странностей Влада Бешеного, поражались при виде этого здания. Штукатурка осыпалась, в окнах выставлены два засиженных мухами плаката с портретом демагога, полов неделями не касалась мокрая тряпка. Через облупившуюся черную дверь посетители попадали в мрачный коридор с киоском, в котором продавались майки с портретом лидера, и вешалкой для посетителей с висящими на ней обязательными черными кожаными куртками его сторонников.
Поднявшись по голой, выкрашенной в грязно-коричневый цвет лестнице, посетители оказывались на площадке между этажами с зарешеченным окном, где грубый охранник спрашивал их, по какому делу они пришли. И только если ответ его удовлетворял, разрешалось подняться в убогие комнаты, где сидел, когда находился в городе, Жириновский. Тяжелый рок сотрясал здание. Эксцентричный фашист предпочитал содержать свою штаб-квартиру именно в таком виде, считая, что это наиболее подходит человеку из народа, а не какому-то жирному коту. Но Жириновского уже давно не было, а либерально-демократическая партия объединилась с другими ультраправыми и неофашистскими партиями в Союз патриотических сил, СПС.
Бесспорным лидером Союза был Игорь Комаров, человек совершенно иного чем Жириновский, склада. Вполне обоснованно рассчитывая в первую очередь на голоса неимущих, он сохранил непритязательное здание в Рыбниковом переулке, но его личный офис находился в другом месте.
Инженер по образованию, Комаров работал по специальности, пока почти в середине правления Ельцина не решил уйти в политику. Он выбрал либерально-демократическую партию, и, хотя в душе презирал Жириновского за чрезмерное пьянство и постоянные сексуальные намеки, тихая работа в тени привела его в политбюро – «внутренний совет» партии. Затем, проведя ряд тайных встреч с лидерами других ультраправых партий, он сколотил альянс всех правых сил в России под эгидой СПС. Поставленный перед свершившимся фактом, Жириновский неохотно признал его существование и попал в ловушку, согласившись председательствовать на первом пленуме.
Пленум принял резолюцию, требовавшую его отставки. Тогда Комаров отклонил предложение возглавить Союз и постарался сделать так, чтобы лидером стал этот ничтожный человек, не обладавший ни харизмой, ни каким-либо организаторским талантом. Через год ему ничего не стоило, играя на чувстве разочарования в среде правящего совета, взять руководство в свои руки. Карьера Владимира Жириновского завершилась.
В течение двух лет после выборов 1996 года коммунисты постепенно утратили свое влияние. Их сторонниками всегда были люди среднего и преклонного возраста, испытывавшие материальные затруднения. Без поддержки крупных банкиров одними членскими взносами обойтись было невозможно. Деньги Социалистического союза, а вместе с ними и его привлекательность таяли.
Это было лето, когда третий год подряд не уродилась пшеница и второй год продолжалась гиперинфляция.
Это было лето, когда в темных переулках далеких российских провинциальных городов начали умирать от недоедания люди.
Это было лето, когда в своем лимузине потерял сознание президент, находясь слишком далеко от места, где ему могли бы оказать помощь и спасти, и когда старый конторский уборщик украл некий документ.
После этого уже ничто не могло оставаться неизменным.
Это было лето 1999 года.
В тот день стояла гнетущая жара, и водителю пришлось несколько раз посигналить, прежде чем охранник распахнул огромные ворота Боровицкой башни Кремля.
Когда длинный черный «Мерседес-600», замедлив под аркой ход, выезжал на Красную площадь, телохранитель президента опустил стекло и прикрикнул на солдата охраны. И когда мимо проезжала вторая машина с еще четырьмя телохранителями, бедняга застыл, вскинув руку, в надежде, что это сойдет за отдание чести. Машины проехали.
На заднем сиденье «мерседеса», погрузившись в раздумье, сидел президент Черкасов. Впереди находились водитель и личный телохранитель.
За окном последние унылые окраины Москвы сменил сельский пейзаж с полями и рощами, но настроение Президента России оставалось подавленно-мрачным, и на то имелись основания. Прошло три года, с тех пор как он занял этот пост, сменив больного Бориса, и все это время он оставался свидетелем, как его страна катится вниз, к разрухе. Эти три года были самыми несчастливыми в его жизни.
Зимой 1995 года, когда, слывший прагматиком-технократом, способным укрепить экономику, он был назначен Ельциным на пост премьер-министра, россияне пошли к избирательным урнам, чтобы голосовать за депутатов нижней палаты нового парламента – Государственной думы.
Выборы в Думе имели определенное значение, но не являлись жизненно важным событием. В течение предыдущих лет власть все больше и больше переходила от парламента в руки президента, и главную роль в этом процессе сыграл Борис Ельцин. К зиме 1995 года Большой Сибиряк, который четыре года назад, в августе 1991 года, при попытке государственного переворота взобрался на танк, чтобы отстоять демократию, вызвав тем самым восхищение не только России, но и Запада, превратился в «трость, ветром колеблемую».
Выздоравливая после второго за три месяца сердечного приступа, опухший и обрюзгший, он наблюдал за парламентскими выборами из клинической больницы на юго-западе Москвы, на Воробьевых горах, прежде носивших название Ленинских, и видел, как его политические сторонники оттесняются на третье место. Впрочем, это не могло иметь решающего значения, как это произошло бы на Западе. Ельцин, будучи президентом, сосредоточил в своих руках огромную реальную власть. В отличие от Соединенных Штатов системы сдержек и противовесов, с помощью которой конгресс мог влиять на Белый дом, в России не существовало. Ельцин имел возможность реально управлять страной посредством собственных указов, не слишком обращая внимание на парламент.
Но парламентские выборы по крайней мере показали, куда дует ветер, и выявили тенденции в отношении более важных президентских выборов, намеченных на июнь 1996 года.
Новой силой на политическом горизонте зимой 1995 года по иронии судьбы оказались коммунисты. После пяти лет реформ Горбачева и пяти лет правления Ельцина, сменивших безраздельную тиранию коммунистов, русский народ начала охватывать ностальгия по старым временам.
Коммунисты под руководством Геннадия Зюганова рисовали картины прошлого в розовом свете: гарантированная работа, твердая зарплата, доступные цены, законность и порядок. Деспотия КГБ, «архипелаг ГУЛАГ» с его лагерями рабского труда, подавление свободы в любом ее проявлении не упоминались.
Российские избиратели уже успели испытать глубокое разочарование и в демократии, и в капитализме, призванных спасти человечество. Причем слово «демократия» произносилось с особым презрением. Для многих русских, видящих вокруг всеобщую коррупцию и стремительно растущую преступность, это слово означало большую ложь. Когда подсчитали голоса на парламентских выборах, то оказалось, что коммунисты получили возможность сформировать самую крупную фракцию депутатов в Думе и право выдвижения спикера.
Другую крайнюю позицию занимали диаметрально противоположные им неофашисты Владимира Жириновского, возглавлявшего партию, как бы в насмешку названную либерально-демократической. На выборах 1991 года этот грубый демагог, отличавшийся эксцентричным поведением и пристрастием к весьма резким выражениям, имел поразительный успех, но сейчас его звезда уже заходила. Тем не менее это не помешало ему сформировать вторую по величине депутатскую фракцию.
Центристские партии, придерживавшиеся курса экономических и социальных реформ, которые уже начали осуществляться, заняли третье место.
Однако реальным результатом этих выборов стала подготовка почвы для президентской предвыборной гонки 1996 года. В выборах в Думу приняли участие сорок три политические партии, и лидеры наиболее крупных из них понимали, что самым выгодным стало бы объединение в коалиции.
Уже к лету коммунисты объединились со своими фактическими единомышленниками аграриями, образовав Социалистический союз. Лидером оставался Зюганов.
Среди ультраправых также проявилось стремление к объединению, но оно было резко пресечено Жириновским. Влад Бешеный рассчитывал занять президентский пост без помощи других правых.
В России президентские выборы могут проходить в два этапа. В первом туре участвуют все кандидаты. Если ни один из них не наберет необходимого для того, чтобы стать президентом, числа голосов, проводится второй тур. В нем участвуют только кандидаты, занявшие первое и второе места. Жириновский занял третье и этим привел в ярость хитроумных политических теоретиков из ультраправых.
Несколько центристских партий представляли собой в некотором роде демократический союз, основной проблемой которого в течение всей весны оставался вопрос, будет ли Борис Ельцин достаточно здоров, чтобы принять участие в президентских выборах и снова победить.
Позднее его падение историки объяснят одним только словом: Чечня.
За двадцать месяцев до выборов озлобленный и доведенный до крайности Ельцин бросил значительную мощь российской армии и авиации против малочисленного воинственного горского племени, чей самозваный вождь требовал полной независимости от Москвы. В волнениях в Чечне не было ничего нового, чеченцы оказывали сопротивление центральной власти с давних времен. Они сумели выжить после погромов, учинявшихся против них царями и Иосифом Сталиным. Они пережили даже проведенную этим самым жестоким из тиранов депортацию и продолжали бороться за свою крошечную родину.
Нанесение Чечне такого мощного удара было необдуманным решением, приведшим не к скорой и славной победе, а к полному разрушению – как это было видно из телевизионных репортажей – столицы Чечни Грозного и к огромным жертвам среди солдат и мирного населения.
Их столица лежала в руинах, но чеченцы, по-прежнему вооруженные до зубов купленным у продажных российских генералов оружием, ушли в хорошо знакомые им горы и не позволяли выбить себя оттуда. Та самая российская армия, получившая свой собственный Вьетнам при попытке оккупировать и удержать Афганистан, теперь вновь оказалась в той же ситуации у подножия Кавказского хребта.
Борис Ельцин начал чеченскую кампанию, пытаясь доказать, что он сильный человек с исконно русским характером, но на самом деле эта попытка обернулась его провалом. В течение всего 1995 года он жаждал окончательной победы, но она постоянно ускользала от него. Когда русские увидели, как их сыновья возвращаются с Кавказа в цинковых гробах, их сердца ожесточились против чеченцев. Как ожесточились они и против человека, который не смог обеспечить им победу.
В начале лета ценой неимоверных усилий Ельцин сумел-таки победить в последнем туре президентских выборов. Но через год он ушел с поста. Власть перешла к технократу Иосифу Черкасову, лидеру партии «Наш дом Россия», к тому времени ставшей частью объединенного Демократического союза.
Казалось, Черкасов хорошо начал. Он пользовался благосклонностью Запада и, что более важно, его кредитами для поддержания российской экономики в более или менее приличном состоянии. Прислушиваясь к советам Запада, он наконец заключил мир с Чечней, и хотя мстительным русским была ненавистна мысль о безнаказанности чеченцев, они радовались возвращению своих солдат домой.
Но не прошло и полутора лет, как положение стало ухудшаться. Это объяснялось двумя причинами: первая – экономика страны больше не могла выносить слишком тяжелое бремя грабительской российской мафии, и вторая – была осуществлена еще одна глупая военная авантюра. В конце 1997 года Сибирь, в которой находится девяносто процентов природных богатств России, пригрозила выйти из ее состава.
Сибирь – наименее освоенная часть России. Но под ее вечной мерзлотой почти неразработанными лежали такие гигантские запасы нефти и газа, в сравнение с которыми не могла идти даже Саудовская Аравия. К этому следует добавить золото, алмазы, бокситы, магний, вольфрам, никель и платину. К концу девяностых годов Сибирь все еще оставалась последней неосвоенной территорией планеты.
Проблема возникла, когда в Москву стали поступать сообщения о том, что японские и в особенно большом числе южнокорейские тайные эмиссары разъезжают по Сибири и агитируют за ее отделение от России. Президент Черкасов, окруженный льстецами, не получая от них никаких дельных советов и явно забыв об ошибках своего предшественника в Чечне, послал на восток армию. Этот шаг повлек за собой двойную катастрофу. Через двенадцать месяцев, не разрешив конфликта военным путем, он был вынужден пойти на переговоры и предоставить сибирякам столько автономии и такую долю в доходах от их собственных богатств, каких они никогда не имели. К тому же эта авантюра вызвала гиперинфляцию.
Правительство попыталось спасти положение, включив печатный станок. Соотношение, как это было в середине девяностых годов, одного доллара к пяти тысячам рублей летом 1999 года стало далеким воспоминанием. Плодородные земли Кубани дважды пострадали от неурожая пшеницы, в 1997 и 1998 годах, а урожай в Сибири оставался на полях неубранным, пока не сгнил, потому что партизаны взрывали железные дороги. В городах росли цены на хлеб.
В сельской местности, где население должно было бы иметь достаточно продуктов, чтобы прокормить самих себя, положение сложилось хуже некуда. При отсутствии денежных средств, недостатке рабочей силы и в условиях распадающейся инфраструктуры фермы не давали продукции, на их плодородных почвах росли сорняки. Когда на полустанках останавливались поезда, их осаждали крестьяне, в основном старики, подносившие к окнам вагонов мебель, одежду и разные поделки и просившие за них денег или чаше еду. Покупателей находилось немного.
В Москве, столице и витрине нации, нищие спали на набережных Москвы-реки и на задворках домов. Полиция – в России она называется милицией, – фактически отказавшись от борьбы с преступностью, пыталась собирать их и заталкивать в поезда, идущие туда, откуда они приехали. Но они все приезжали и приезжали в поисках работы, пищи и пособий. Многие из них были обречены просить милостыню и умирать на улицах Москвы.
Президент Черкасов все еще удерживал свой пост, нереальную власть уже потерял.
В начале 1999 года Запад в конце концов отказался вливать средства в бездонную российскую бочку и иностранные инвесторы, даже те, которые были связаны с мафией, отвернулись от России. Российская экономика, как изнасилованная беженка военного времени, лежала на обочине и умирала от безысходности.
Над этой мрачной перспективой и размышлял президент Черкасов, направляясь на дачу, где собирался провести выходные.
Водитель знал дорогу на дачу, расположенную неподалеку от Усова, на живописном берегу Москвы-реки. Несколько лет назад дачи, построенные в лесу вдоль излучины реки, принадлежали жирным котам советского Политбюро. Многое изменилось в России, но дачи остались.
Из– за дороговизны бензина движение на дороге было небольшим; грузовики, которые они обгоняли, выбрасывали клубы густого черного дыма. Они проехали мост и повернули на дорогу, идущую вдоль берега реки, неторопливо текущей в летней дымке по направлению к городу, оставшемуся у них за спиной.
Минут через пять президент Черкасов почувствовал, что ему не хватает воздуха. Несмотря на то что кондиционер работал на полную мощность, он, нажав кнопку, опустил стекло и подставил лицо под струю ветра. Дышать стало немного легче. Ни шофер, ни телохранитель ничего не заметили. При очередном повороте Президент России наклонился влево и боком повалился на сиденье.
Водитель увидел, что из зеркала заднего обзора исчезла голова президента. Он что-то сказал телохранителю, и тот повернулся назад. Через секунду «мерседес» свернул на обочину. Позади остановилась машина охраны. Командир отряда службы безопасности, бывший полковник спецназа, выпрыгнул из машины и побежал вперед. Остальные, выйдя с оружием в руках, образовали круг для обороны. Они не знали, что произошло. Полковник подбежал к «мерседесу», телохранитель заглядывал внутрь, открыв заднюю дверцу. Полковник оттолкнул его, чтобы рассмотреть, что произошло. Президент полулежал с закрытыми глазами, прижимая обе руки к груди; дыхание его было прерывистым.
Ближайшая больница, где было реанимационное оборудование, находилась далеко. Полковник сел рядом с потерявшим сознание Черкасовым и приказал водителю машины развернуться и возвращаться в Москву. Побледневший водитель повиновался. По своему телефону полковник вызвал больницу и приказал, чтобы машина «скорой помощи» вышла им навстречу.
Они встретились через полчаса на разделительной полосе шоссе. Медики перенесли находившегося в бессознательном состоянии человека из лимузина в машину «скорой помощи» и приступили к работе, а кортеж из трех машин помчался к больнице.
Там дежурный кардиолог осмотрел президента и его сразу же поместили в реанимационное отделение. Врачи делали все, что было в их силах, используя новейшие достижения медицины, но, увы, они опоздали. Линия на экране монитора отказывалась колебаться, оставаясь длинной, прямой, и сопровождалась пронзительным ровным звуком. В четыре часа десять минут врач выпрямился и покачал головой. Человек с дефибриллятором отошел от стола.
Полковник набрал несколько цифр на своем мобильном телефоне. После третьего звонка кто-то взял трубку. Полковник произнес: «Соедините меня с премьер-министром».
Шестью часами позднее ушедшая далеко по волнам Карибского моря «Фокси леди» повернула назад. На корме матрос Джулиус смотал лески и разобрал удилища. Судно было арендовано на полный день, и потому день этот можно было считать весьма удачным. Пока Джулиус возился со снастями и складывал их в специальный ящик, американская пара, открыв по банке пива, сидела под тентом, умиротворенно утоляя жажду.
В холодильнике лежали две крупные ваху, каждая около сорока фунтов весом, и полдюжины больших дорадо, всего лишь несколько часов назад прятавшихся под плавающими почти на поверхности водорослями в десяти милях отсюда.
На верхней палубе шкипер проверил курс на острова и перевел двигатель на полный ход, поскольку рыбалка окончилась. Он рассчитывал, что войдет в Черепашью бухту менее чем через час. «Фокси леди», казалось, понимала, что работа почти окончена и привычное место на причале уютной гавани неподалеку от «Тики-хат» ждет ее. Она подобрала корму, задрала нос и острым килем начала рассекать голубую воду. Джулиус опустил ведро за борт и еще раз обмыл корму.
В период, когда лидером либерально-демократической партии был Жириновский, штаб партии находился в старом ободранном здании в Рыбниковом переулке, примыкающем к Сретенке. Посетители, не знавшие странностей Влада Бешеного, поражались при виде этого здания. Штукатурка осыпалась, в окнах выставлены два засиженных мухами плаката с портретом демагога, полов неделями не касалась мокрая тряпка. Через облупившуюся черную дверь посетители попадали в мрачный коридор с киоском, в котором продавались майки с портретом лидера, и вешалкой для посетителей с висящими на ней обязательными черными кожаными куртками его сторонников.
Поднявшись по голой, выкрашенной в грязно-коричневый цвет лестнице, посетители оказывались на площадке между этажами с зарешеченным окном, где грубый охранник спрашивал их, по какому делу они пришли. И только если ответ его удовлетворял, разрешалось подняться в убогие комнаты, где сидел, когда находился в городе, Жириновский. Тяжелый рок сотрясал здание. Эксцентричный фашист предпочитал содержать свою штаб-квартиру именно в таком виде, считая, что это наиболее подходит человеку из народа, а не какому-то жирному коту. Но Жириновского уже давно не было, а либерально-демократическая партия объединилась с другими ультраправыми и неофашистскими партиями в Союз патриотических сил, СПС.
Бесспорным лидером Союза был Игорь Комаров, человек совершенно иного чем Жириновский, склада. Вполне обоснованно рассчитывая в первую очередь на голоса неимущих, он сохранил непритязательное здание в Рыбниковом переулке, но его личный офис находился в другом месте.
Инженер по образованию, Комаров работал по специальности, пока почти в середине правления Ельцина не решил уйти в политику. Он выбрал либерально-демократическую партию, и, хотя в душе презирал Жириновского за чрезмерное пьянство и постоянные сексуальные намеки, тихая работа в тени привела его в политбюро – «внутренний совет» партии. Затем, проведя ряд тайных встреч с лидерами других ультраправых партий, он сколотил альянс всех правых сил в России под эгидой СПС. Поставленный перед свершившимся фактом, Жириновский неохотно признал его существование и попал в ловушку, согласившись председательствовать на первом пленуме.
Пленум принял резолюцию, требовавшую его отставки. Тогда Комаров отклонил предложение возглавить Союз и постарался сделать так, чтобы лидером стал этот ничтожный человек, не обладавший ни харизмой, ни каким-либо организаторским талантом. Через год ему ничего не стоило, играя на чувстве разочарования в среде правящего совета, взять руководство в свои руки. Карьера Владимира Жириновского завершилась.
В течение двух лет после выборов 1996 года коммунисты постепенно утратили свое влияние. Их сторонниками всегда были люди среднего и преклонного возраста, испытывавшие материальные затруднения. Без поддержки крупных банкиров одними членскими взносами обойтись было невозможно. Деньги Социалистического союза, а вместе с ними и его привлекательность таяли.