Страница:
– А что дальше?
– Секретарь мне перезвонил. Он сказал, что его святейшество очень расстроен. Он выразился «потрясен», главным образом убийством казака. Он оставался с монахами в Загорске все Рождество и вернулся только вчера. Главная причина – отслужить панихиду по убитому казаку, прежде чем тело увезут родственники на Дон.
– Итак, он вернулся. Вы звонили мне сюда, чтобы сообщить об этом?
– Конечно, нет. Скоро выборы.
– Вам не следует беспокоиться по поводу выборов, отец Максим. Несмотря на неудачи, исполняющий обязанности президента не пройдет первого тура. А во втором Игорь Комаров все равно победит коммуниста Зюганова.
– В том-то и дело, полковник. Сегодня утром его святейшество ездил на Старую площадь на личную встречу с исполняющим обязанности президента, по его просьбе. Там, кажется, присутствовали два генерала из милиции и еще кто-то.
– Откуда вы знаете?
– Он вернулся домой к обеду. Обедал в кабинете один – только с секретарем. Я их обслуживал, они не обращали на меня внимания. Обсуждали решение, которое окончательно принял Иван Марков.
– И какое же? – Отец Максим трясся как осиновый лист. Пламя свечи в его руках трепетало так, что слабый свет играл на лицах Богоматери и младенца. – Успокойтесь, батюшка.
– Не могу, полковник, вы должны понять мое положение. Я сделал все, чтобы помочь вам, потому что я верил в ту Новую Россию, которую рисовал господин Комаров. Но я больше не могу. Нападение на резиденцию, сегодняшняя встреча… все это становится слишком опасным.
Он поморщился, когда стальная рука сжала его плечо.
– Вы слишком глубоко увязли, чтобы теперь выйти из игры, отец Максим. Возвращайтесь-ка к своим обязанностям и прислуживайте за столом. А через двадцать один день, после победы Игоря Комарова и моей, вы подниметесь на такую высоту, какая вам и не снилась. Так что же они говорили на встрече с исполняющим обязанности?
– Выборов не будет.
– Что-о?!
– Да нет, выборы будут. Но без господина Комарова.
– Он не посмеет, – прошептал Гришин. – Он не посмеет объявить Игоря Комарова недостойной личностью. Больше половины страны поддерживает нас.
– Дело зашло дальше, полковник. Генералы явно проявили настойчивость. Убийство старого генерала, попытки покушения на милиционера, банкира и главным образом на его святейшество, кажется, возмутили и спровоцировали их.
– На что?
– Первое января. Новый год. Они полагают, что все, как обычно, будут праздновать до такой степени, что окажутся не способны предпринять согласованные действия.
– Кто это «все»? Какие действия? Объясните.
– Все ваши. Все, которыми вы командуете. Действия – защитить себя. Они собирают силы в количестве сорока тысяч человек. Президентская служба безопасности, части быстрого реагирования СОБР и ОМОН, несколько отрядов спецназа, лучшие войска Министерства внутренних дел, базирующиеся в городе.
– С какой целью?
– Арестовать вас всех. Обвинить в заговоре против государства. Сокрушить «черную гвардию», арестовать или уничтожить в их же казармах.
– Они не могут. У них нет доказательств.
– По-видимому, есть, и есть офицер «черной гвардии», готовый дать показания. Я слышал, как секретарь сказал то же, что и вы, и вот так ответил патриарх.
Полковник Гришин стоял словно пораженный электрическим током. Половина его сознания говорила ему, что эти слабаки не решатся на такое. Другая половина возражала, что это возможно. Игорь Комаров не удостаивал своим присутствием думский зоопарк. Он оставался лидером, но не был депутатом Думы и поэтому не пользовался депутатской неприкосновенностью. Как и сам Анатолий Гришин.
Если старший офицер «черной гвардии» действительно существовал и собирался давать показания, то прокурор Москвы мог выписать ордера на арест и продержать их под стражей по крайней мере до выборов.
Как специалист по допросам, Гришин знал, на что способен человек, впавший в панику: выброситься из окна, выбежать на рельсы перед поездом, броситься на колючую проволоку с пропущенным электрическим током.
Если исполняющий обязанности президента, его окружение, его преторианская гвардия, генералы управления по борьбе с организованной преступностью, офицеры милиции – если все они поймут, что ожидает их в случае победы Комарова, они действительно могут впасть в панику.
– Возвращайтесь в резиденцию, отец Максим, – наконец произнес он, – и помните о том, что я сказал. Вы зашли слишком далеко, чтобы надеяться, что останетесь на свободе при существующем режиме. Ради вашего спасения СПС должен победить, и я хочу знать обо всем, что происходит, что вы услышите, о каждой встрече, каждом совещании. С сегодняшнею дня и до Нового года.
Напуганный священник с радостью поспешил уйти. Через шесть часов его престарелая мать заболела тяжелой формой воспаления легких. Он получил от своего доброго патриарха отпуск до ее выздоровления и ночью покинул Москву в поезде, направлявшемся в Житомир. Он сделал все что мог, рассуждал отец Максим. Он сделал все, о чем его просили, и даже больше. Но святой Михаил и его архангелы не допустят, чтобы он оставался в Москве хотя бы минутой дольше.
В тот вечер Джейсон Монк составлял свое последнее сообщение на Запад. Лишившись компьютера, он писал его медленно и аккуратно, печатными буквами, пока не заполнил два листа бумаги большого формата. Затем с помощью настольной лампы и миниатюрного фотоаппарата, который дал ему Умар Гунаев, он сфотографировал обе страницы несколько раз, прежде чем сжечь их и пепел спустить в унитаз.
В темноте он вынул непроявленную пленку и вставил ее в крошечную кассету величиной с кончик мизинца.
В половине десятого Магомед и двое других телохранителей привезли его по указанному им адресу. Незаметное строение, отдельный домик в далеком юго-восточном микрорайоне Москвы, в Нагатине.
Старик, открывший дверь, был небрит; шерстяной джемпер болтался на тощем теле. Монку ни к чему было знать, что когда-то этот человек был уважаемым профессором Московского университета, пока не порвал с коммунистическим режимом и не опубликовал статью для студентов с призывом бороться за демократическое правление.
Это произошло задолго до реформ. Реабилитация пришла потом, слишком поздно, чтобы что-то изменить, и ему дали небольшую государственную пенсию. В то время ему повезло – он не попал в лагеря. Конечно, он лишился работы и квартиры. Ему пришлось подметать улицы.
Если он вообще сумел выжить, то благодаря человеку одного с ним возраста, который однажды остановился рядом с ним на улице, заговорив на неплохом, но с английским акцентом русском языке. Он никогда не узнал имя Найджела Ирвина; он называл его Лисом. Лис. Ничего особенного не сказал шпион из посольства. Просто время от времени оказывал небольшую помощь. Мелочи, почти без риска. Он предложил русскому профессору занятие, хобби и несколько сотенных долларовых купюр, чтобы сохранить душу в теле.
Прошло двадцать лет, и вот он смотрел на человека на пороге.
– Да? – спросил он.
– У меня известие для Лиса, – сказал Монк.
Старик кивнул и протянул руку. Монк положил ему на ладонь маленький цилиндр, старик отступил назад и закрыл дверь. Монк повернулся и пошел обратно к машине.
В полночь маленький Мартти с привязанным к лапке цилиндриком был выпущен на свободу. Несколько недель назад его привезли в Москву, совершив длинное путешествие, Митч и Кайрэн из Финляндии, а принес в незаметный домик Брайан Винсент, умевший разбираться в плане улиц Москвы.
Мартти на мгновение застыл, затем расправил крылья и кругами взвился в холодное небо над Москвой. Он поднялся на высоту в триста метров, где мороз превратил бы человеческое существо в кусок льда.
Так случилось, что в это время один из спутников «Интелкора» начал свой полет над скованными морозом просторами России. Следуя инструкции, он послал зашифрованный сигнал «Ты здесь, малыш?» вниз, в город, не ведая, что уже в прошлый раз разрушил свое электронное дитя.
На окраине столицы специалисты из ФАПСИ подготовили свои компьютеры для принятия сигнала, который бы означал, что иностранный агент, разыскиваемый Гришиным, произвел передачу информации, и тогда триангуляторы могли бы вычислить его нахождение с точностью до отдельного здания.
Спутник прошел мимо, а сигнала не было.
Что– то в крошечной головке Мартти подсказало ему, что его дом, место, где три года назад он вылупился слепым и беспомощным птенцом, находится на севере. И он повернул на север, навстречу обжигающему ветру; час за часом сквозь холод и темноту летел он, движимый только одним желанием -вернуться туда, где его дом.
Никто не увидел его. Никто не увидел, как он покинул город или как он миновал берег, оставив справа огни Санкт-Петербурга. Он летел дальше и дальше, неся свое сообщение, и через шестнадцать часов после того, как покинул Москву, замерзший и обессиленный, добрался до голубятни на окраине Хельсинки. Теплые руки сняли цилиндрик с его лапки, а три часа спустя в Лондоне сэр Найджел Ирвин читал сообщение.
Взглянув на текст, он улыбнулся. Дело зашло так далеко, что дальше некуда. Для Монка оставалось одно последнее задание, после которого он должен снова уйти на дно до тех пор, пока его благополучно не вытащат оттуда. Но даже Ирвин не мог предвидеть того, что было на уме у непредсказуемого Монка.
В то время, когда над их головами пролетал Мартти, Игорь Комаров совещался с Гришиным в кабинете партийного лидера. В остальной части небольшого здания, где располагалась штаб-квартира, никого не было, за исключением охранников, сидевших в своей комнате на первом этаже. Снаружи в темноте бегали на свободе собаки-убийцы.
Сидевший за столом Комаров казался в свете лампы побледневшим. Гришин только что закончил докладывать вождю Союза патриотических сил о том, что узнал от предателя-священника.
По мере того как он говорил, Комаров как бы начал съеживаться. Свойственное ему ледяное спокойствие покидало его, непоколебимая решительность, словно кровь, вытекала из его тела. Гришин встречался с этим явлением.
Это происходит с самыми грозными диктаторами, когда неожиданно они лишаются власти. В 1944 году Муссолини, чванливый дуче, за одну ночь превратился в растрепанного испуганного человечка.
Магнаты– бизнесмены, когда их банковские счета аннулированы, самолет конфискован, лимузины изъяты, кредитные карточки отозваны, сотрудники увольняются и карточный домик рушится, в самом деле становятся меньше ростом, а их прежняя резкость превращается в пустые угрозы.
Гришин знал это, потому что видел генералов и министров, скорчившихся от страха в своих камерах: когда-то могущественные хозяева из «аппарата» ожидали безжалостного приговора партии.
Все разваливалось, дни болтовни окончились. Пришел его час. Он всегда презирал Кузнецова, вращающегося в своем мире слов и лозунгов, притворяясь, что власть держится на официальных коммюнике. В России власть держится на дуле пистолета; так было и будет всегда. По иронии судьбы потребовался человек, которого он ненавидел больше всех на свете, эта американская поганка, чтобы вызвать такое положение дел, когда президент СПС, утративший, кажется, всю свою волю, почти готов следовать советам Гришина.
Потому что Анатолий Гришин не допускал, что потерпит поражение от руки исполняющего обязанности президента Маркова. Он не мог отстранить Игоря Комарова, но он мог спасти свою шкуру и затем занять место, о котором не смел и мечтать.
Погрузившись в себя, Игорь Комаров сидел подобно Ричарду Второму, раздумывая о катастрофе, разразившейся так неожиданно.
В начале ноября казалось, что ничто на свете не может помешать ему победить на январских выборах. Его политическая организация была вдвое сильнее любой другой в этой стране; его ораторское искусство гипнотизировало массы. Опросы общественного мнения показывали, что он получит семьдесят процентов голосов – более чем достаточно для убедительной победы в первом же раунде.
Он совершенно не мог постигнуть происшедших перемен, хотя мог проследить шаг за шагом, как развивались события.
– Четыре попытки уничтожения наших врагов были ошибкой, – наконец произнес он.
– Но, господин президент, тактически это было правильно. Только страшно не повезло, что троих в это время не оказалось на месте.
Комаров что-то проворчал. Невезение? Возможно, но реакция оказалась хуже всего. Каким образом прессе пришло в голову, что за всем этим стоит он? Кто проговорился? Средства массовой информации всегда ловили каждое его слово; теперь они оскорбляли его, пресс-конференция окончилась провалом. Эти иностранцы, выкрикивающие наглые вопросы. Он никогда не встречал такого оскорбительного отношения. Об этом заботился Кузнецов. Допускались лишь личные интервью, где к нему проявляли уважение, его мнение выслушивали со вниманием, кивали в знак согласия.
– Ты уверен в своем шпионе, полковник?
– Да, господин президент.
– Доверяешь ему?
– Конечно, нет. Я доверяю его аппетиту. Он корыстен и подкупен, но он жаждет высокого положения и сладкой жизни. И то и другое ему обещано. Он рассказал об обоих посещениях патриарха английским шпионом и о посещениях американского агента. Вы читали текст магнитофонной записи, сделанной во время второго визита Монка, на основании которой я решил заставить противника замолчать навечно.
– Но на этот раз… неужели они действительно решатся напасть на нас?
– Не думаю, что мы можем игнорировать это. Как говорят в боксе, перчатки в бой. Этот дурак, исполняющий обязанности, знает, что проиграет вам, но может выиграть против Зюганова. Влиятельные генералы МВД вовремя осознали, какую чистку вы им готовите. Используя заявления о финансовой связи между СПС и мафией, они могут состряпать обвинение. Да, думаю, они попытаются.
– Если бы ты был на их месте, как составитель плана, что бы ты сделал, полковник?
– То же самое. Когда я услышал рассказ священника о том, что обсуждал за обедом патриарх, я подумал: этого не может быть. Но чем больше я думал, тем больше находил в этом смысла. На рассвете первого января – превосходно выбранное время. Кто не страдает от похмелья после новогодней ночи? Какая охрана бодрствует? Кто сумеет прореагировать быстро и решительно? Большинство русских утром после Нового года не могут и глаза продрать – если только их не держали в казармах и не давали ни капли водки. Да, в этом есть смысл.
– Что ты говоришь? Что нам конец? Что все, сделанное нами, оказалось напрасным, великая мечта никогда не осуществится из-за каких-то испуганных и амбициозных политиков, выдумщика-священника и нескольких незаслуженно получивших чины милиционеров?
Гришин поднялся и перегнулся к нему через стол.
– Нет, господин президент. Ключ к успеху – знать заранее планы противника. А мы их знаем. Они не оставляют нам иного выхода, кроме одного. Упреждающее нападение.
– Нападение? На кого?
– Захватить Москву, господин президент. Захватить Россию. Обе станут вашими в течение пары недель. В канун Нового года наши враги будут праздновать завтрашнюю победу, их войска останутся запертыми в казармах всю ночь. Я могу собрать восемьдесят тысяч и взять Москву за одну ночь. За Москвой последует Россия.
– Государственный переворот?
– Такое случалось и раньше, господин президент. Вся история России и Европы – это история людей с даром предвидения и решительностью, которые ловили момент и захватывали государство. Муссолини захватил Рим и всю Италию. Греческие полковники захватили Афины и всю Грецию. Никакой гражданской войны. Просто быстро нанесенный удар. Побежденные бегут, их сторонники впадают в панику и ищут сотрудничества. К Новому году Россия может быть вашей.
Комаров размышлял. Он захватит телевизионные студии и обратится к народу. Он объявит, что он поступил так, чтобы помешать антинародному заговору отменить выборы. Ему поверят. Генералов арестуют; полковники, рассчитывая на повышение, перейдут на его сторону.
– И ты мог бы осуществить это?
– Господин президент, в этой стране все продается. Вот почему Родине нужен Игорь Комаров, чтобы очистить этот свинарник. Имея деньги, я могу купить столько солдат, сколько мне нужно. Прикажите мне – и я посажу вас в правительственных апартаментах Кремля в первый же день нового года.
Игорь Комаров оперся подбородком на сложенные руки и уставился в крышку стола. Через несколько минут он поднял голову и встретился взглядом с полковником Гришиным.
– Приступай, – сказал он.
Если бы полковнику Гришину потребовалось подготовить вооруженные силы для захвата Москвы и сделать это начиная с нуля и в течение четырех дней, он не смог бы этого сделать.
Но он начинал не на пустом месте. Он давно знал, что после победы Игоря Комарова на президентских выборах начнется выполнение программы по передаче всей государственной власти в руки СПС.
Политической стороной, формальным запрещением оппозиционных партий займется Комаров. Его же задачей будет подчинение или разоружение и расформирование всех государственных вооруженных сил.
Готовясь к выполнению этой задачи, он уже решил, кто будет его естественными союзниками, а кто – явными врагами. Среди последних была президентская служба безопасности, насчитывающая тридцать тысяч вооруженных людей, шесть тысяч из которых расквартированы в самой Москве и тысяча внутри Кремля. Командовал ими генерал Корин, сменивший пресловутого ельцинского Александра Коржакова, а офицерский состав был укомплектован выдвиженцами покойного президента Черкасова. Они будут сражаться за законную власть и против путча.
Затем следовало Министерство внутренних дел со своей армией из 150 тысяч человек. К счастью для Гришинаольшая часть этой огромной силы была разбросана по разным регионам России и только пять тысяч находились в столице или около нее. Генералы президиума МВД очень скоро поймут, что окажутся в числе первых, кто отправится в вагонах-телятниках в лагеря ГУЛАГа. поскольку им, как и президентским офицерам, в Новой России не останется места рядом с «черной гвардией» Гришина.
Третьими по счету – и по безоговорочному требованию долгоруковской мафии – были арест и интернирование двух подразделений по борьбе с организованной преступностью – федерального, находящегося в ведении штаб-квартиры МВД на Житной площади, и московского городского ГУВД на Шаболов-ке, в подчинении генерал-майора Петровского. Для обоих подразделений и их отрядов быстрого реагирования, ОМОНа и СОБРа, без сомнения, существовало в России, принадлежащей Гришину, только одно место – или лагерь, или двор, в котором расстреливают.
А вот в куче ведомственных армий или частных боевых подразделений, которых в разваливающейся России в 1999 году насчитывалось огромное количество, Гришин имел союзников по убеждениям или тех, кого можно купить. Главное условие для победы заключалось в том, чтобы держать армию в неведении, растерянности, внутренних раздорах и в результате сделать ее обессиленной.
Его собственные имеющиеся в наличии силы состояли из шести тысяч черногвардейцев и двадцати тысяч молодых боевиков.
Первые были элитным войском, которое он создавал годами. Офицерский корпус состоял целиком из имеющих боевой опыт бывших спецназовцев, десантников, морских пехотинцев и сотрудников МВД, от которых требовалось в обрядах посвящения доказывать свою жестокость и преданность делу ультраправых.
И все же где-то среди высших сорока офицеров прятался предатель. Совершенно очевидно, что кто-то сообщил о готовящихся акциях властям и средствам массовой информации, иначе те не смогли бы разоблачить четыре попытки убийства, совершенные 21 декабря, как дело рук «черной гвардии». Такие выводы не могли быть сделаны так быстро без подсказки.
У Гришина не оставалось выбора, кроме как задержать и изолировать этих сорок высших офицеров, что и было сделано 28 декабря. Интенсивны допросы и выявление предателя еще впереди. Чтобы не подрывать боевой дух и заполнить образовавшиеся дыры, молодых офицеров просто повысили в чине и объяснили, что их командиры направлены в другое место на учебу.
Склонившись над крупномасштабной картой Московского региона, Гришин готовил план боевых операций, намеченных на канун Нового года. Он имел большое преимущество в том, что улицы будут почти пусты.
Днем в канун Нового года фактически невозможна никакая работа, потому что москвичи, запасшись спиртными напитками, расходятся по домам или собираются группами там, где намерены провести эту ночь. В 16.30 наступает темнота, и в это время только самые отчаянные, испытывая острую необходимость пополнить недостаточные запасы спиртных напитков, решаются выйти на мороз.
Празднуют все, включая невезучих ночных сторожей и дежурных, которым запрещено покидать пост и уходить домой. Они приносят угощение на работу.
К шести часам, рассчитывал Гришин, улицы будут в его полном распоряжении. К шести часам главные здания министерств и правительства опустеют, останутся лишь ночные дежурные, а к десяти и они, и солдаты в казармах будут не в состоянии оказать сопротивление.
Первоочередным шагом, поскольку его атакующие силы находятся в городе, будет закрытие въезда в Москву. Эту работу он намечал для молодых боевиков. В Москву вели пятьдесят две главные и второстепенные дороги, и, чтобы заблокировать их все, ему требовалось 104 тяжелых грузовика, груженных цементом.
Он разделил молодых боевиков на сто четыре группы, каждой командовал опытный солдат из «черной гвардии». Грузовики достали, одолжив их у транспортных фирм, или угнали, пригрозив оружием, утром, в канун Нового года. В определенный час каждая пара грузовиков должна выехать навстречу друг другу на перекрестки, встать нос к носу и оставаться в таком положении, блокируя дорогу.
На каждой из главных дорог, ведущих в Москву, граница между Московской и соседней областями отмечена милицейским постом – небольшой будкой с несколькими скучающими солдатами, телефоном и припаркованным бронетранспортером (БТР). В канун Нового года на БТР никого не будет, пока экипаж отмечает праздник в будке. В случае если Гришину потребуется одна дорога для въезда в город, пост будет подавлен. Что же касается всех остальных, то боевики введут свои грузовики-блокаторы в город и поставят на первых от въезда перекрестках, оставив милицию за границей города, где та будет пьянствовать, как обычно. Затем боевики, по двести человек в группе, устроят засады у грузовиков со стороны города и не пропустят в Москву идущие на помощь колонны.
Внутри города ему необходимо овладеть семью объектами – пятью второстепенными и двумя первоочередной важности. Поскольку его «черная гвардия» находилась на пяти базах вне Москвы и только небольшая казарма, откуда брали охрану для особняка Комарова, была внутри города, то проще всего было бы двигаться по пяти направлениям. Но чтобы координировать их движение, пришлось бы загружать эфир. Гришин предпочел ввести всех сразу без использования радиосвязи. Поэтому он собрал одну автоколонку.
Его основная база и штаб находились на северо-востоке, поэтому он решил собрать на этой базе все войска численностью; шесть тысяч человек, с вооружением и техникой, 30 декабря и войти в Москву по главной дороге, которая начинается как Ярославское шоссе и переходит в проспект Мира в черте города.
Один из двух главных объектов, огромный телевизионный комплекс в Останкино, находился всего в полукилометре от этого шоссе, и для взятия его он собирался выделить две тысячи бойцов из своих шести тысяч.
С остальными четырьмя тысячами, под его личным командованием, он пойдет на юг, мимо Олимпийского комплекса, в самое сердце Москвы, чтобы захватить главный приз – Кремль. Слово «кремль» означает «крепость», и каждый древний русский город имеет свою крепость внутри когда-то существовавших стен. Московский Кремль уже с давних пор стал символом высшей власти в России и видимым доказательством обладания этой властью. Кремль он должен захватить к рассвету, подавить его гарнизон, разрушить радиостанцию, чтобы нельзя было вызвать помощь, иначе маятник может качнуться в другую сторону.
Пять второстепенных объектов Гришин планировал передать четырем вооруженным соединениям, с которыми он надеялся заключить союз, несмотря на то что у него оставалось очень мало времени.
Этими объектами были: мэрия на Тверской, где имелся пункт связи, откуда можно было бы посылать просьбы о помощи: Министерство внутренних дел на Житной площади с его системой связи с армией МВД, находящейся в разных концах России, и прилегающие к зданию казармы ОМОНа; комплекс президентских и министерских зданий на Старой площади и вокруг нее; Ходынский аэродром, где находятся казармы ГРУ, прекрасное место для приема десантников, если их позовут на помощь государству; и здание парламента, Дума.
В 1993 году, когда Борис Ельцин направил пушки своих танков на парламент, чтобы заставить взбунтовавшихся парламентариев выйти с поднятыми руками, здание получило значительные повреждения. Четыре года Дума провела в бывшем Госплане на Манежной площади, но потом здание отремонтировали и российский парламент вернулся в «Белый дом» на берегу реки, в конце Нового Арбата.
– Секретарь мне перезвонил. Он сказал, что его святейшество очень расстроен. Он выразился «потрясен», главным образом убийством казака. Он оставался с монахами в Загорске все Рождество и вернулся только вчера. Главная причина – отслужить панихиду по убитому казаку, прежде чем тело увезут родственники на Дон.
– Итак, он вернулся. Вы звонили мне сюда, чтобы сообщить об этом?
– Конечно, нет. Скоро выборы.
– Вам не следует беспокоиться по поводу выборов, отец Максим. Несмотря на неудачи, исполняющий обязанности президента не пройдет первого тура. А во втором Игорь Комаров все равно победит коммуниста Зюганова.
– В том-то и дело, полковник. Сегодня утром его святейшество ездил на Старую площадь на личную встречу с исполняющим обязанности президента, по его просьбе. Там, кажется, присутствовали два генерала из милиции и еще кто-то.
– Откуда вы знаете?
– Он вернулся домой к обеду. Обедал в кабинете один – только с секретарем. Я их обслуживал, они не обращали на меня внимания. Обсуждали решение, которое окончательно принял Иван Марков.
– И какое же? – Отец Максим трясся как осиновый лист. Пламя свечи в его руках трепетало так, что слабый свет играл на лицах Богоматери и младенца. – Успокойтесь, батюшка.
– Не могу, полковник, вы должны понять мое положение. Я сделал все, чтобы помочь вам, потому что я верил в ту Новую Россию, которую рисовал господин Комаров. Но я больше не могу. Нападение на резиденцию, сегодняшняя встреча… все это становится слишком опасным.
Он поморщился, когда стальная рука сжала его плечо.
– Вы слишком глубоко увязли, чтобы теперь выйти из игры, отец Максим. Возвращайтесь-ка к своим обязанностям и прислуживайте за столом. А через двадцать один день, после победы Игоря Комарова и моей, вы подниметесь на такую высоту, какая вам и не снилась. Так что же они говорили на встрече с исполняющим обязанности?
– Выборов не будет.
– Что-о?!
– Да нет, выборы будут. Но без господина Комарова.
– Он не посмеет, – прошептал Гришин. – Он не посмеет объявить Игоря Комарова недостойной личностью. Больше половины страны поддерживает нас.
– Дело зашло дальше, полковник. Генералы явно проявили настойчивость. Убийство старого генерала, попытки покушения на милиционера, банкира и главным образом на его святейшество, кажется, возмутили и спровоцировали их.
– На что?
– Первое января. Новый год. Они полагают, что все, как обычно, будут праздновать до такой степени, что окажутся не способны предпринять согласованные действия.
– Кто это «все»? Какие действия? Объясните.
– Все ваши. Все, которыми вы командуете. Действия – защитить себя. Они собирают силы в количестве сорока тысяч человек. Президентская служба безопасности, части быстрого реагирования СОБР и ОМОН, несколько отрядов спецназа, лучшие войска Министерства внутренних дел, базирующиеся в городе.
– С какой целью?
– Арестовать вас всех. Обвинить в заговоре против государства. Сокрушить «черную гвардию», арестовать или уничтожить в их же казармах.
– Они не могут. У них нет доказательств.
– По-видимому, есть, и есть офицер «черной гвардии», готовый дать показания. Я слышал, как секретарь сказал то же, что и вы, и вот так ответил патриарх.
Полковник Гришин стоял словно пораженный электрическим током. Половина его сознания говорила ему, что эти слабаки не решатся на такое. Другая половина возражала, что это возможно. Игорь Комаров не удостаивал своим присутствием думский зоопарк. Он оставался лидером, но не был депутатом Думы и поэтому не пользовался депутатской неприкосновенностью. Как и сам Анатолий Гришин.
Если старший офицер «черной гвардии» действительно существовал и собирался давать показания, то прокурор Москвы мог выписать ордера на арест и продержать их под стражей по крайней мере до выборов.
Как специалист по допросам, Гришин знал, на что способен человек, впавший в панику: выброситься из окна, выбежать на рельсы перед поездом, броситься на колючую проволоку с пропущенным электрическим током.
Если исполняющий обязанности президента, его окружение, его преторианская гвардия, генералы управления по борьбе с организованной преступностью, офицеры милиции – если все они поймут, что ожидает их в случае победы Комарова, они действительно могут впасть в панику.
– Возвращайтесь в резиденцию, отец Максим, – наконец произнес он, – и помните о том, что я сказал. Вы зашли слишком далеко, чтобы надеяться, что останетесь на свободе при существующем режиме. Ради вашего спасения СПС должен победить, и я хочу знать обо всем, что происходит, что вы услышите, о каждой встрече, каждом совещании. С сегодняшнею дня и до Нового года.
Напуганный священник с радостью поспешил уйти. Через шесть часов его престарелая мать заболела тяжелой формой воспаления легких. Он получил от своего доброго патриарха отпуск до ее выздоровления и ночью покинул Москву в поезде, направлявшемся в Житомир. Он сделал все что мог, рассуждал отец Максим. Он сделал все, о чем его просили, и даже больше. Но святой Михаил и его архангелы не допустят, чтобы он оставался в Москве хотя бы минутой дольше.
В тот вечер Джейсон Монк составлял свое последнее сообщение на Запад. Лишившись компьютера, он писал его медленно и аккуратно, печатными буквами, пока не заполнил два листа бумаги большого формата. Затем с помощью настольной лампы и миниатюрного фотоаппарата, который дал ему Умар Гунаев, он сфотографировал обе страницы несколько раз, прежде чем сжечь их и пепел спустить в унитаз.
В темноте он вынул непроявленную пленку и вставил ее в крошечную кассету величиной с кончик мизинца.
В половине десятого Магомед и двое других телохранителей привезли его по указанному им адресу. Незаметное строение, отдельный домик в далеком юго-восточном микрорайоне Москвы, в Нагатине.
Старик, открывший дверь, был небрит; шерстяной джемпер болтался на тощем теле. Монку ни к чему было знать, что когда-то этот человек был уважаемым профессором Московского университета, пока не порвал с коммунистическим режимом и не опубликовал статью для студентов с призывом бороться за демократическое правление.
Это произошло задолго до реформ. Реабилитация пришла потом, слишком поздно, чтобы что-то изменить, и ему дали небольшую государственную пенсию. В то время ему повезло – он не попал в лагеря. Конечно, он лишился работы и квартиры. Ему пришлось подметать улицы.
Если он вообще сумел выжить, то благодаря человеку одного с ним возраста, который однажды остановился рядом с ним на улице, заговорив на неплохом, но с английским акцентом русском языке. Он никогда не узнал имя Найджела Ирвина; он называл его Лисом. Лис. Ничего особенного не сказал шпион из посольства. Просто время от времени оказывал небольшую помощь. Мелочи, почти без риска. Он предложил русскому профессору занятие, хобби и несколько сотенных долларовых купюр, чтобы сохранить душу в теле.
Прошло двадцать лет, и вот он смотрел на человека на пороге.
– Да? – спросил он.
– У меня известие для Лиса, – сказал Монк.
Старик кивнул и протянул руку. Монк положил ему на ладонь маленький цилиндр, старик отступил назад и закрыл дверь. Монк повернулся и пошел обратно к машине.
В полночь маленький Мартти с привязанным к лапке цилиндриком был выпущен на свободу. Несколько недель назад его привезли в Москву, совершив длинное путешествие, Митч и Кайрэн из Финляндии, а принес в незаметный домик Брайан Винсент, умевший разбираться в плане улиц Москвы.
Мартти на мгновение застыл, затем расправил крылья и кругами взвился в холодное небо над Москвой. Он поднялся на высоту в триста метров, где мороз превратил бы человеческое существо в кусок льда.
Так случилось, что в это время один из спутников «Интелкора» начал свой полет над скованными морозом просторами России. Следуя инструкции, он послал зашифрованный сигнал «Ты здесь, малыш?» вниз, в город, не ведая, что уже в прошлый раз разрушил свое электронное дитя.
На окраине столицы специалисты из ФАПСИ подготовили свои компьютеры для принятия сигнала, который бы означал, что иностранный агент, разыскиваемый Гришиным, произвел передачу информации, и тогда триангуляторы могли бы вычислить его нахождение с точностью до отдельного здания.
Спутник прошел мимо, а сигнала не было.
Что– то в крошечной головке Мартти подсказало ему, что его дом, место, где три года назад он вылупился слепым и беспомощным птенцом, находится на севере. И он повернул на север, навстречу обжигающему ветру; час за часом сквозь холод и темноту летел он, движимый только одним желанием -вернуться туда, где его дом.
Никто не увидел его. Никто не увидел, как он покинул город или как он миновал берег, оставив справа огни Санкт-Петербурга. Он летел дальше и дальше, неся свое сообщение, и через шестнадцать часов после того, как покинул Москву, замерзший и обессиленный, добрался до голубятни на окраине Хельсинки. Теплые руки сняли цилиндрик с его лапки, а три часа спустя в Лондоне сэр Найджел Ирвин читал сообщение.
Взглянув на текст, он улыбнулся. Дело зашло так далеко, что дальше некуда. Для Монка оставалось одно последнее задание, после которого он должен снова уйти на дно до тех пор, пока его благополучно не вытащат оттуда. Но даже Ирвин не мог предвидеть того, что было на уме у непредсказуемого Монка.
В то время, когда над их головами пролетал Мартти, Игорь Комаров совещался с Гришиным в кабинете партийного лидера. В остальной части небольшого здания, где располагалась штаб-квартира, никого не было, за исключением охранников, сидевших в своей комнате на первом этаже. Снаружи в темноте бегали на свободе собаки-убийцы.
Сидевший за столом Комаров казался в свете лампы побледневшим. Гришин только что закончил докладывать вождю Союза патриотических сил о том, что узнал от предателя-священника.
По мере того как он говорил, Комаров как бы начал съеживаться. Свойственное ему ледяное спокойствие покидало его, непоколебимая решительность, словно кровь, вытекала из его тела. Гришин встречался с этим явлением.
Это происходит с самыми грозными диктаторами, когда неожиданно они лишаются власти. В 1944 году Муссолини, чванливый дуче, за одну ночь превратился в растрепанного испуганного человечка.
Магнаты– бизнесмены, когда их банковские счета аннулированы, самолет конфискован, лимузины изъяты, кредитные карточки отозваны, сотрудники увольняются и карточный домик рушится, в самом деле становятся меньше ростом, а их прежняя резкость превращается в пустые угрозы.
Гришин знал это, потому что видел генералов и министров, скорчившихся от страха в своих камерах: когда-то могущественные хозяева из «аппарата» ожидали безжалостного приговора партии.
Все разваливалось, дни болтовни окончились. Пришел его час. Он всегда презирал Кузнецова, вращающегося в своем мире слов и лозунгов, притворяясь, что власть держится на официальных коммюнике. В России власть держится на дуле пистолета; так было и будет всегда. По иронии судьбы потребовался человек, которого он ненавидел больше всех на свете, эта американская поганка, чтобы вызвать такое положение дел, когда президент СПС, утративший, кажется, всю свою волю, почти готов следовать советам Гришина.
Потому что Анатолий Гришин не допускал, что потерпит поражение от руки исполняющего обязанности президента Маркова. Он не мог отстранить Игоря Комарова, но он мог спасти свою шкуру и затем занять место, о котором не смел и мечтать.
Погрузившись в себя, Игорь Комаров сидел подобно Ричарду Второму, раздумывая о катастрофе, разразившейся так неожиданно.
В начале ноября казалось, что ничто на свете не может помешать ему победить на январских выборах. Его политическая организация была вдвое сильнее любой другой в этой стране; его ораторское искусство гипнотизировало массы. Опросы общественного мнения показывали, что он получит семьдесят процентов голосов – более чем достаточно для убедительной победы в первом же раунде.
Он совершенно не мог постигнуть происшедших перемен, хотя мог проследить шаг за шагом, как развивались события.
– Четыре попытки уничтожения наших врагов были ошибкой, – наконец произнес он.
– Но, господин президент, тактически это было правильно. Только страшно не повезло, что троих в это время не оказалось на месте.
Комаров что-то проворчал. Невезение? Возможно, но реакция оказалась хуже всего. Каким образом прессе пришло в голову, что за всем этим стоит он? Кто проговорился? Средства массовой информации всегда ловили каждое его слово; теперь они оскорбляли его, пресс-конференция окончилась провалом. Эти иностранцы, выкрикивающие наглые вопросы. Он никогда не встречал такого оскорбительного отношения. Об этом заботился Кузнецов. Допускались лишь личные интервью, где к нему проявляли уважение, его мнение выслушивали со вниманием, кивали в знак согласия.
– Ты уверен в своем шпионе, полковник?
– Да, господин президент.
– Доверяешь ему?
– Конечно, нет. Я доверяю его аппетиту. Он корыстен и подкупен, но он жаждет высокого положения и сладкой жизни. И то и другое ему обещано. Он рассказал об обоих посещениях патриарха английским шпионом и о посещениях американского агента. Вы читали текст магнитофонной записи, сделанной во время второго визита Монка, на основании которой я решил заставить противника замолчать навечно.
– Но на этот раз… неужели они действительно решатся напасть на нас?
– Не думаю, что мы можем игнорировать это. Как говорят в боксе, перчатки в бой. Этот дурак, исполняющий обязанности, знает, что проиграет вам, но может выиграть против Зюганова. Влиятельные генералы МВД вовремя осознали, какую чистку вы им готовите. Используя заявления о финансовой связи между СПС и мафией, они могут состряпать обвинение. Да, думаю, они попытаются.
– Если бы ты был на их месте, как составитель плана, что бы ты сделал, полковник?
– То же самое. Когда я услышал рассказ священника о том, что обсуждал за обедом патриарх, я подумал: этого не может быть. Но чем больше я думал, тем больше находил в этом смысла. На рассвете первого января – превосходно выбранное время. Кто не страдает от похмелья после новогодней ночи? Какая охрана бодрствует? Кто сумеет прореагировать быстро и решительно? Большинство русских утром после Нового года не могут и глаза продрать – если только их не держали в казармах и не давали ни капли водки. Да, в этом есть смысл.
– Что ты говоришь? Что нам конец? Что все, сделанное нами, оказалось напрасным, великая мечта никогда не осуществится из-за каких-то испуганных и амбициозных политиков, выдумщика-священника и нескольких незаслуженно получивших чины милиционеров?
Гришин поднялся и перегнулся к нему через стол.
– Нет, господин президент. Ключ к успеху – знать заранее планы противника. А мы их знаем. Они не оставляют нам иного выхода, кроме одного. Упреждающее нападение.
– Нападение? На кого?
– Захватить Москву, господин президент. Захватить Россию. Обе станут вашими в течение пары недель. В канун Нового года наши враги будут праздновать завтрашнюю победу, их войска останутся запертыми в казармах всю ночь. Я могу собрать восемьдесят тысяч и взять Москву за одну ночь. За Москвой последует Россия.
– Государственный переворот?
– Такое случалось и раньше, господин президент. Вся история России и Европы – это история людей с даром предвидения и решительностью, которые ловили момент и захватывали государство. Муссолини захватил Рим и всю Италию. Греческие полковники захватили Афины и всю Грецию. Никакой гражданской войны. Просто быстро нанесенный удар. Побежденные бегут, их сторонники впадают в панику и ищут сотрудничества. К Новому году Россия может быть вашей.
Комаров размышлял. Он захватит телевизионные студии и обратится к народу. Он объявит, что он поступил так, чтобы помешать антинародному заговору отменить выборы. Ему поверят. Генералов арестуют; полковники, рассчитывая на повышение, перейдут на его сторону.
– И ты мог бы осуществить это?
– Господин президент, в этой стране все продается. Вот почему Родине нужен Игорь Комаров, чтобы очистить этот свинарник. Имея деньги, я могу купить столько солдат, сколько мне нужно. Прикажите мне – и я посажу вас в правительственных апартаментах Кремля в первый же день нового года.
Игорь Комаров оперся подбородком на сложенные руки и уставился в крышку стола. Через несколько минут он поднял голову и встретился взглядом с полковником Гришиным.
– Приступай, – сказал он.
Если бы полковнику Гришину потребовалось подготовить вооруженные силы для захвата Москвы и сделать это начиная с нуля и в течение четырех дней, он не смог бы этого сделать.
Но он начинал не на пустом месте. Он давно знал, что после победы Игоря Комарова на президентских выборах начнется выполнение программы по передаче всей государственной власти в руки СПС.
Политической стороной, формальным запрещением оппозиционных партий займется Комаров. Его же задачей будет подчинение или разоружение и расформирование всех государственных вооруженных сил.
Готовясь к выполнению этой задачи, он уже решил, кто будет его естественными союзниками, а кто – явными врагами. Среди последних была президентская служба безопасности, насчитывающая тридцать тысяч вооруженных людей, шесть тысяч из которых расквартированы в самой Москве и тысяча внутри Кремля. Командовал ими генерал Корин, сменивший пресловутого ельцинского Александра Коржакова, а офицерский состав был укомплектован выдвиженцами покойного президента Черкасова. Они будут сражаться за законную власть и против путча.
Затем следовало Министерство внутренних дел со своей армией из 150 тысяч человек. К счастью для Гришинаольшая часть этой огромной силы была разбросана по разным регионам России и только пять тысяч находились в столице или около нее. Генералы президиума МВД очень скоро поймут, что окажутся в числе первых, кто отправится в вагонах-телятниках в лагеря ГУЛАГа. поскольку им, как и президентским офицерам, в Новой России не останется места рядом с «черной гвардией» Гришина.
Третьими по счету – и по безоговорочному требованию долгоруковской мафии – были арест и интернирование двух подразделений по борьбе с организованной преступностью – федерального, находящегося в ведении штаб-квартиры МВД на Житной площади, и московского городского ГУВД на Шаболов-ке, в подчинении генерал-майора Петровского. Для обоих подразделений и их отрядов быстрого реагирования, ОМОНа и СОБРа, без сомнения, существовало в России, принадлежащей Гришину, только одно место – или лагерь, или двор, в котором расстреливают.
А вот в куче ведомственных армий или частных боевых подразделений, которых в разваливающейся России в 1999 году насчитывалось огромное количество, Гришин имел союзников по убеждениям или тех, кого можно купить. Главное условие для победы заключалось в том, чтобы держать армию в неведении, растерянности, внутренних раздорах и в результате сделать ее обессиленной.
Его собственные имеющиеся в наличии силы состояли из шести тысяч черногвардейцев и двадцати тысяч молодых боевиков.
Первые были элитным войском, которое он создавал годами. Офицерский корпус состоял целиком из имеющих боевой опыт бывших спецназовцев, десантников, морских пехотинцев и сотрудников МВД, от которых требовалось в обрядах посвящения доказывать свою жестокость и преданность делу ультраправых.
И все же где-то среди высших сорока офицеров прятался предатель. Совершенно очевидно, что кто-то сообщил о готовящихся акциях властям и средствам массовой информации, иначе те не смогли бы разоблачить четыре попытки убийства, совершенные 21 декабря, как дело рук «черной гвардии». Такие выводы не могли быть сделаны так быстро без подсказки.
У Гришина не оставалось выбора, кроме как задержать и изолировать этих сорок высших офицеров, что и было сделано 28 декабря. Интенсивны допросы и выявление предателя еще впереди. Чтобы не подрывать боевой дух и заполнить образовавшиеся дыры, молодых офицеров просто повысили в чине и объяснили, что их командиры направлены в другое место на учебу.
Склонившись над крупномасштабной картой Московского региона, Гришин готовил план боевых операций, намеченных на канун Нового года. Он имел большое преимущество в том, что улицы будут почти пусты.
Днем в канун Нового года фактически невозможна никакая работа, потому что москвичи, запасшись спиртными напитками, расходятся по домам или собираются группами там, где намерены провести эту ночь. В 16.30 наступает темнота, и в это время только самые отчаянные, испытывая острую необходимость пополнить недостаточные запасы спиртных напитков, решаются выйти на мороз.
Празднуют все, включая невезучих ночных сторожей и дежурных, которым запрещено покидать пост и уходить домой. Они приносят угощение на работу.
К шести часам, рассчитывал Гришин, улицы будут в его полном распоряжении. К шести часам главные здания министерств и правительства опустеют, останутся лишь ночные дежурные, а к десяти и они, и солдаты в казармах будут не в состоянии оказать сопротивление.
Первоочередным шагом, поскольку его атакующие силы находятся в городе, будет закрытие въезда в Москву. Эту работу он намечал для молодых боевиков. В Москву вели пятьдесят две главные и второстепенные дороги, и, чтобы заблокировать их все, ему требовалось 104 тяжелых грузовика, груженных цементом.
Он разделил молодых боевиков на сто четыре группы, каждой командовал опытный солдат из «черной гвардии». Грузовики достали, одолжив их у транспортных фирм, или угнали, пригрозив оружием, утром, в канун Нового года. В определенный час каждая пара грузовиков должна выехать навстречу друг другу на перекрестки, встать нос к носу и оставаться в таком положении, блокируя дорогу.
На каждой из главных дорог, ведущих в Москву, граница между Московской и соседней областями отмечена милицейским постом – небольшой будкой с несколькими скучающими солдатами, телефоном и припаркованным бронетранспортером (БТР). В канун Нового года на БТР никого не будет, пока экипаж отмечает праздник в будке. В случае если Гришину потребуется одна дорога для въезда в город, пост будет подавлен. Что же касается всех остальных, то боевики введут свои грузовики-блокаторы в город и поставят на первых от въезда перекрестках, оставив милицию за границей города, где та будет пьянствовать, как обычно. Затем боевики, по двести человек в группе, устроят засады у грузовиков со стороны города и не пропустят в Москву идущие на помощь колонны.
Внутри города ему необходимо овладеть семью объектами – пятью второстепенными и двумя первоочередной важности. Поскольку его «черная гвардия» находилась на пяти базах вне Москвы и только небольшая казарма, откуда брали охрану для особняка Комарова, была внутри города, то проще всего было бы двигаться по пяти направлениям. Но чтобы координировать их движение, пришлось бы загружать эфир. Гришин предпочел ввести всех сразу без использования радиосвязи. Поэтому он собрал одну автоколонку.
Его основная база и штаб находились на северо-востоке, поэтому он решил собрать на этой базе все войска численностью; шесть тысяч человек, с вооружением и техникой, 30 декабря и войти в Москву по главной дороге, которая начинается как Ярославское шоссе и переходит в проспект Мира в черте города.
Один из двух главных объектов, огромный телевизионный комплекс в Останкино, находился всего в полукилометре от этого шоссе, и для взятия его он собирался выделить две тысячи бойцов из своих шести тысяч.
С остальными четырьмя тысячами, под его личным командованием, он пойдет на юг, мимо Олимпийского комплекса, в самое сердце Москвы, чтобы захватить главный приз – Кремль. Слово «кремль» означает «крепость», и каждый древний русский город имеет свою крепость внутри когда-то существовавших стен. Московский Кремль уже с давних пор стал символом высшей власти в России и видимым доказательством обладания этой властью. Кремль он должен захватить к рассвету, подавить его гарнизон, разрушить радиостанцию, чтобы нельзя было вызвать помощь, иначе маятник может качнуться в другую сторону.
Пять второстепенных объектов Гришин планировал передать четырем вооруженным соединениям, с которыми он надеялся заключить союз, несмотря на то что у него оставалось очень мало времени.
Этими объектами были: мэрия на Тверской, где имелся пункт связи, откуда можно было бы посылать просьбы о помощи: Министерство внутренних дел на Житной площади с его системой связи с армией МВД, находящейся в разных концах России, и прилегающие к зданию казармы ОМОНа; комплекс президентских и министерских зданий на Старой площади и вокруг нее; Ходынский аэродром, где находятся казармы ГРУ, прекрасное место для приема десантников, если их позовут на помощь государству; и здание парламента, Дума.
В 1993 году, когда Борис Ельцин направил пушки своих танков на парламент, чтобы заставить взбунтовавшихся парламентариев выйти с поднятыми руками, здание получило значительные повреждения. Четыре года Дума провела в бывшем Госплане на Манежной площади, но потом здание отремонтировали и российский парламент вернулся в «Белый дом» на берегу реки, в конце Нового Арбата.