Форсайт Фредерик. Икона

   В канун Нового года мэрия, Дума и министерства на Старой площади будут пустыми коробками, и, взорвав двери, занять их будет довольно просто. Бой может разгореться у казарм ОМОНа и на Ходынской базе, если группы по борьбе с преступностью или горстка десантников с офицерами армейской разведки окажут сопротивление. На эти объекты он намеревался направить отряды спецназа, которые ему предстояло купить.
   Восьмым и одним из самых важных объектов, как при любом путче, станет Министерство обороны. Это огромное здание из белого камня на Арбатской площади будет тоже почти пустым, но в нем находится центр связи, откуда можно связаться с любой армейской, военно-морской или военно-воздушной базой на территории России. Гришин не выделил никаких войск для штурма здания – относительно Министерства обороны у него имелись особые планы.
   Настоящих союзников любого экстремистского путча правых сил в России найти нетрудно. Первым из них является Федеральная служба безопасности, или ФСБ, – наследница когда-то всемогущего Второго главного управления КГБ, огромной организации, проводившей репрессии в СССР в масштабах, требуемых Политбюро. С переходом к строительству общества, банально называемого демократическим, ее прежняя власть утратила силу.
   ФСБ, со штаб-квартирой в знаменитом здании КГБ на Дзержинской площади, теперь переименованной в Лубянскую, и с такой же знаменитой и внушающей страх лубянской тюрьмой позади здания, все еще вела контрразведку и имела подразделение для борьбы с организованной преступностью. Но работа последнего и наполовину не была столь эффективной, как управление генерала Петровского, и не вызвала настойчивых требований мести со стороны долгоруковской мафии.
   Для повышения эффективности своей деятельности ФСБ получила в свое распоряжение две группы быстрого реагирования – «Альфу» и «Вымпел».
   Эти две группы когда-то были самыми элитными и грозными отрядами спецназа в России, иногда даже их оптимистично сравнивали с британской СВС (Специальная военно-воздушная служба). Их недостатком стал вопрос верности.
   В 1991 году министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков возглавили заговор против Горбачева. Хотя переворот не удался, Горбачева сместили и власть перешла к Ельцину. Первоначально группа «Альфа» поддерживала переворот, но в разгар событий передумала, позволив Ельцину выйти из «Белого дома», забраться на танк и предстать героем перед всем миром. К этому моменту потрясенного Горбачева освободили из-под домашнего ареста и привезли в Москву, где его старый враг Ельцин взял все в свои руки, а над группой «Альфа» повис вопросительный знак. То же относилось и к «Вымпелу».
   К 1999 году обе группы, хорошо вооруженные и крепкие, все еще не пользовались доверием. Но в глазах Гришина они обладали двумя преимуществами. Как во многих специальных подразделениях, в них преобладали офицеры и сержанты при незначительном числе неопытных рядовых. Ветераны в политическом отношении склонялись к крайне правым: антисемитам. противникам этнических меньшинств и демократии. И еще: им не платили уже шесть месяцев.
   Гришин уговаривал их, как сладкоголосая сирена: восстановление былой мощи КГБ, особое положение, достойное истинной элиты, двойное жалованье сразу после комаровского переворота.
   В ночь накануне Нового года группа «Вымпел» должна вооружиться, выйти из казармы, направиться на Ходынский аэродром и военную базу и захватить оба объекта. Группе «Альфа» Поручили Министерство внутренних дел и примыкающие к нему казармы ОМОНа, совместно с группой, которая должна захватить казармы СОБРа на Шаболовке.
   29 декабря полковник Гришин присутствовал на собрании долгоруковской мафии, проводимом на роскошной даче под Москвой. Здесь он встретился и выступил перед «сходом» – высшим советом, правящим мафией. Для него эта встреча имела решающее значение.
   Поскольку дело касалось мафии, ему пришлось представить много объяснений. Рейды, произведенные генералом Петровским, еще не забылись. Как хозяева денег, они требовали объяснения. Но по мере того как Гришин говорил, настроение менялось. Когда он рассказал, что принят план объявить Комарова недостойным участия в предстоящих выборах, тревога преодолела их агрессивность. Они все сделали большие ставки на его успех на выборах.
   Сокрушительный удар Гришин нанес, объявив им о том, что от этой мысли не отказались: власти намерены арестовать Комарова и сокрушить «черную гвардию». Не прошло и часа, как мафиози стали просить совета. Когда он объявил о своих намерениях, они были в шоке. Бандитизм, мошенничество, «черный рынок», вымогательство, наркотики, проституция и убийство – таковы их специальности, но государственный переворот был действительно крупной ставкой.
   – Это всего лишь самая крупная кража, кража республики, – уговаривал их Гришин. – Откажетесь – и вас опять будут преследовать МВД, ФСБ, все. Согласитесь – и земля ваша.
   Он употребил слово «земля», которое означает землю, страну, планету и все, что на ней есть.
   Сидевший во главе стола самый главный из них, «вор в законе», который, как и его отец и все члены его клана, родился в криминальном мире и больше всех в долгоруковской мафии напоминал сицилийского «дона всех донов», долго, пристально смотрел на Гришина. Остальные ждали. Наконец он закивал, его сморщенная голова, напоминавшая голову старой ящерицы, опускалась и поднималась в знак согласия. Обговорили и последние финансовые вопросы.
   Гришину также предоставили третью вооруженную силу. Двести из восьмисот частных фирм, занимающихся охранным бизнесом в Москве, принадлежали долгоруковской мафии. Они предоставят две тысячи человек, полностью вооруженных бывших солдат или громил КГБ: восемьсот для того, чтобы штурмом взять безлюдный «Белый дом» и здание Думы, а тысяча двести направятся брать президентские и министерские здания, сосредоточенные на Старой площади и тоже пустые в канун Нового года.
   В тот самый день Монк позвонил генерал-майору Петровскому. Тот все еще жил в казармах СОБРа.
   – Слушаю.
   – Это опять я. Чем вы занимаетесь?
   – А почему вас это интересует?
   – Собираетесь уезжать?
   – Откуда вы знаете?
   – Все русские хотят встретить Новый год со своими семьями.
   – Послушайте, мой самолет вылетает через час.
   – Я думаю, вам следует отменить вылет. Будут еще другие встречи Нового года.
   – О чем вы говорите, американец?
   – Вы видели утренние газеты?
   – Кое-какие видел. А что?
   – Последние опросы общественного мнения. Те, на которые повлияли разоблачения СПС и Комарова на пресс-конференции. Они показывают сорок процентов, и рейтинг продолжает падать.
   – Да, он проигрывает выборы. Вместо него мы получим Зюганова, неокоммунистов. И какое это имеет ко мне отношение?
   – Вы думаете. Комаров примирится с этим? Я как-то говорил вам: этот человек – ненормальный.
   – Ему придется примириться. Если он проиграет через две недели, с ним кончено. Вот и все.
   – В тот же самый вечер вы мне сказали кое-что.
   – Что?
   – Вы сказали: если на российское государство нападут, оно будет защищаться.
   – Что такое, черт вас возьми, вы знаете, чего не знаю я?
   – Я не знаю ничего. Я подозреваю. Разве вам не известно, что подозревать – это российская профессия?
   Петровский посмотрел на телефонную трубку и перевел взгляд на раскрытый чемодан, лежавший на узкой койке в его комнате в казарме.
   – Он не посмеет, – заявил он. – Никто не посмел бы.
   – Язов и Крючков посмели.
   – Был 1991 год. Другое время.
   – Только потому, что они провалили все дело. Почему бы вам не остаться в городе на праздник? На всякий случай.
   Генерал– майор Петровский положил трубку и начал вынимать вещи из чемодана.
   30 декабря в пивном баре Гришин заключил сделку со своим последним союзником. Его собеседником был кретин с круглым животом любителя пива, но он являлся ближайшим соратником главаря уличных бандитов из движения «Новая Россия».
   Вопреки напыщенному названию ДНР мало чем отличалось от неорганизованных группировок татуированных бритоголовых бандитов с ультраправыми лозунгами, которые существовали и развлекались за счет грабежей на улицах и преследования евреев или того и другого вместе, по привычке выкрикивая лозунги во славу России.
   На столе между ними лежала пачка долларов, принесенная Гришиным, и представитель ДНР с жадностью на нее поглядывал.
   – Могу предоставить пятьсот хороших парней в любую минуту, когда захочу, – сказал он. – Какая работа?
   – Я пришлю к вам пять своих черногвардейцев. Вы подчиняетесь их боевым приказам – или сделка отменяется.
   «Боевые приказы» – это звучало хорошо. По-военному. Члены ДНР гордились, называя себя солдатами Новой России, хотя никогда не присоединялись к СПС. Они не очень любили дисциплину.
   – Что надо делать?
   – Накануне Нового года, между десятью и полуночью, взять штурмом и удержать мэрию. И соблюдать указание: до утра никакого спиртного.
   Главарь ДНР задумался. Каким бы тупым он ни был, он сумел сообразить, что СПС затевает большое дело. Да и пора уже. Он наклонился над столом, и его рука сжала пачку долларов.
   – Когда все закончится, мы доберемся до жидов.
   Гришин улыбнулся.
   – Мой личный подарок.
   – Отлично.
   Они договорились о деталях сбора ДНР в сквере на Пушкинской площади, в трехстах метрах от которой находится особняк,. где размещается правительство Москвы. Это не привлечет особого внимания: здесь всегда полно народу, поскольку рядом находится очень популярный в этом городе «Макдоналдс».
   Придет время, думал Гришин по дороге, и о московских евреях позаботятся по-настоящему, да и об этих подонках из ДНР тоже. Вот будет смешно, когда и тех и других посадят в одни и те же эшелоны и отправят на восток, в Воркуту.
   Утром 31 декабря Джейсон Монк снова позвонил генерал-майору Петровскому. Тот находился в своем кабинете в штаб-квартире на Шаболовке, где оставалась лишь половина сотрудников.
   – Все еще на посту?
   – Да, черт бы вас побрал.
   – У ГУВД есть вертолет?
   – Конечно.
   – Он может вылететь в такую погоду?
   Петровский посмотрел через зарешеченное окно на низкие, свинцово-серые тучи.
   – Не в такой облачности. Но ниже может, полагаю.
   – Вам известно расположение лагерей «черной гвардии» Гришина под Москвой?
   – Нет, но я могу узнать. А в чем дело?
   – Почему бы вам не полетать над всеми лагерями?
   – Зачем мне это нужно?
   – Ну, если они миролюбивые граждане, во всех казармах должен гореть свет, все должны сидеть в тепле, принимая стаканчик перед обедом и готовясь к безобидному празднованию вечером. Взгляните. Я перезвоню через четыре часа.
   Когда он позвонил, Петровский был в подавленном настроении.
   – Четыре лагеря кажутся пустыми. В его личном лагере, к северо-востоку отсюда, царит оживление, как в муравейнике. Заправляются сотни – грузовиков. Кажется, он собрал все свои силы в одном месте.
   – Зачем он это сделал, генерал?
   – Может, вы скажете?
   – Не знаю. Но мне это не нравится. Это пахнет ночными учениями.
   – В Новый год? Не говорите ерунду. Все русские под Новый год напиваются.
   – Именно так я и думаю. Все до единого солдаты в Москве будут пьяны к полуночи. Если только они не получат приказа не пить. Непопулярный приказ, но, как я уже сказал, будут и другие встречи Нового года. Вы знаете командира полка ОМОНа?
   – Конечно. Генерал Козловский.
   – А начальника президентской службы безопасности?
   – Да, генерал Корин.
   – Они оба сейчас дома, с семьями?
   – Полагаю, что так.
   – Послушайте, поговорим как мужчина с мужчиной. Если произойдет худшее, если Комаров все-таки победит, что будет с вами, вашей женой и Татьяной? Неужели они не стоят одной бессонной ночи? Нескольких телефонных звонков?
   Положив трубку, Джейсон Монк взял карту Москвы и Подмосковья. Его палец остановился на участке на северо-востоке от столицы. Здесь, как сказал Петровский, надо искать главную базу СПС и «черной гвардии».
   С северо– востока шло Ярославское шоссе, переходящее в проспект Мира. Это была главная артерия города, и она проходила рядом с телевизионным комплексом Останкино. Монк снова взялся за телефон.
   – Умар, друг мой, прошу тебя о последней услуге. Да, клянусь, что последней. Машину с телефоном и номер твоего мобильного на сегодняшнюю ночь… Нет, мне не нужны Магомед и телохранители. Это испортит им новогодний праздник. Только машина и телефон. О, и еще ручное оружие. Если это не доставит лишних хлопот.
   Он услышал в трубке смех.
   – Какой именно марки? Вот. есть…
   Монк вспомнил замок Форбс.
   – Ты не мог бы достать швейцарский «зауэр»? Пожалуйста…

Глава 20

   На расстоянии двух часовых поясов к западу от Москвы погода была совершенно другой, небо – ярко-голубым, а температура – всего лишь два градуса ниже нуля, и Механик тихонько пробирался сквозь лес к загородному дому.
   Он, как всегда, тщательно подготовился к путешествию через Европу и не встретил на пути никаких препятствий. Он предпочел путешествовать на машине. Оружие и авиалайнеры плохо сочетаются, а в машине есть много тайников.
   В Белоруссии и Польше его «вольво» с московскими номерами не привлекла к себе внимания, а в его документах говорилось, что он обычный русский бизнесмен, направляющийся на конференцию в Германию. Обыск его машины не опроверг этого.
   В Германии, где неплохо обосновалась русская мафия, он поменял «вольво» на «мерседес» с германскими номерами и, перед тем как продолжить путь, свободно приобрел охотничье ружье с оптическим прицелом. По новым правилам Европейского Сообщества границы практически не существовало, и он пересек ее в колонне других автомобилей, которым таможенник устало махнул рукой.
   Он приобрел крупномасштабную дорожную карту нужного ему района, нашел ближайшую к объекту деревню и затем само имение. Проезжая через деревню, он следил за дорожными указателями, приведшими его к въезду в короткую подъездную аллею, заметил надпись, подтверждающую, что адрес правильный, и поехал дальше.
   Проведя почти всю ночь в мотеле, в пятидесяти милях от имения, он выехал перед рассветом и, оставив машину в двух милях от дома, остальную часть пути прошел через лес, выйдя на опушку позади него. Когда поднялось тусклое зимнее солнце, он устроился, прижавшись к стволу, на крепком суку большого бука и приготовился ждать. С этой позиции он мог видеть дом и двор в трехстах метрах от него, оставаясь сам невидимым за стволом дерева.
   Ландшафт начал оживать, мимо прошествовал фазан, всего в нескольких метрах от Механика, сердито посмотрел на него и поспешно удалился. Две серенькие белки играли в ветвях у него над головой.
   В девять часов во двор вышел человек. Механик поднял бинокль и слегка поправил фокус так, что казалось, человек находится всего в десятке футов от него. Это оказался не объект; слуга набрал корзину дров в сарае у ограды и вернулся в дом.
   По одну сторону двора располагались конюшни. Два стойла были заняты. Через открытую верхнюю половинку двери выглядывали две большие лошадиные головы, гнедая и рыжая. В десять часов их ожидание было вознаграждено: вышла девушка и принесла им свежего сена. Затем она вернулась в дом.
   Около полудня появился старый мужчина; перейдя двор, он потрепал лошадей по морде. Механик разглядывал его лицо в бинокль, сравнивая с лежащей рядом фотографией. Все правильно.
   Он поднял охотничье ружье, посмотрел через прицел. Окуляр заполнил твидовый пиджак. Человек стоял лицом к лошадям и спиной к холмам. Предохранитель снят. Теперь спокойно. нажимай не спеша.
   Эхо выстрела разнеслось по долине. Во дворе человека в твидовом пиджаке словно вдавило в дверь конюшни. Отверстие в спине на уровне сердца не было заметно на фоне твида, а выходное отверстие оказалось прижатым к белой двери. Его колени подогнулись, и тело сползло вниз, оставляя кровавый след. Второй выстрел снес половину головы.
   Механик распрямился, сунул ружье в чехол и, перекинув его через плечо, побежал. Он бежал быстро, потому что хорошо запомнил дорогу к своей машине, когда шел по ней шесть часов назад.
   Два выстрела, раздавшиеся зимним утром в сельской местности, не вызовут особого удивления. Наверное, какой-нибудь фермер стреляет в кролика или ворону. Потом кто-нибудь выглянет из окна и выбежит во двор. Будут крики, отчаяние, попытки оживить тело – все пустая трата времени. Затем кто-то побежит в дом, вызовет по телефону полицию, последуют путаные объяснения, нудные полицейские вопросы. Затем приедет полицейская машина, и, наконец, может быть, перекроют дороги.
   Но слишком поздно. Пятнадцать минут спустя он добрался до машины, а через двадцать уже мчался по дороге. Через двадцать пять минут после выстрелов он был уже на шоссе, влившись в поток сотен других машин. К этому времени местный полицейский снимет показания и по радио попросит прислать детективов.
   Спустя шестьдесят минут после выстрелов Механик перебросил чехол с ружьем через парапет моста, выбранного им заранее, и смотрел, как он исчезает в черной воде. Затем он отправился в долгую дорогу домой.
   Первые огни автомобильных фар появились вскоре после семи вечера; они медленно двигались в темноте в направлении ярко освещенных зданий, составляющих Останкинский телецентр. Джейсон Монк сидел за рулем своей машины с работающим двигателем, чтобы не замерзнуть.
   Его машина стояла в переулке, выходящем на улицу Академика Королева, и Монк видел через переднее стекло главное здание на другой стороне улицы, а за ним шпиль Останкинской телебашни. Когда он увидел, что на этот раз приближаются огни целой колонны грузовиков, он выключил двигатель, и выдававшая его струйка дыма исчезла.
   Грузовиков было около тридцати, но только три въехали на парковку перед главным зданием. Оно представляло собой огромное сооружение, с основанием в пять этажей, шириной в триста метров, с двумя подъездами; верхняя часть, шириной в сто метров, насчитывала восемнадцать этажей. Обычно в нем работали восемь тысяч человек, но на Новый год там оставалось менее пятисот, которые обеспечивали непрерывную трансляцию на всю ночь.
   Вооруженные, одетые в черное люди соскочили с трех грузовиков и побежали сразу же в вестибюли. В считанные секунды находившиеся в вестибюлях сотрудники были поставлены в ряд у стены под дулами автоматов; все это было прекрасно видно из темноты. Затем Монк увидел, как их куда-то увели.
   Внутри главного здания охваченный страхом швейцар провел передовую группу прямо в коммутационный зал, приведя в изумление операторов, а один из пришедших, бывший телефонист, отключал все линии связи.
   Один из черногвардейцев выбежал из здания и фонариком посигналил остальной автоколонне; и они заполнили всю парковку и окружили главное здание кольцом, готовым к обороне. Еще сотни черногвардейцев выскочили из машин и ворвались внутрь.
   Несмотря на то что Монк мог рассмотреть только расплывчатые силуэты в окнах верхних этажей, он понимал, что черногвардейцы обыскивают этаж за этажом, отбирая мобильные телефоны у испуганных ночных дежурных и бросая их в брезентовые мешки.
   Слева от Монка располагалось небольшое служебное здание, тоже входящее в ТВ-комплекс, где находились бухгалтерия, отдел планирования, хозяйственный отдел, все сотрудники которых ушли домой встречать Новый год. Здание было абсолютно темным.
   Монк взял телефон и набрал номер, который уже знал наизусть.
   – Петровский слушает.
   – Это я.
   – Где вы?
   – Сижу в ледяной машине около «Останкино».
   – Ну а я – в относительно теплой казарме с тысячью молодых людей, которые вот-вот взбунтуются.
   – Успокойте их. Я смотрю, как «черная гвардия» захватывает весь телекомплекс.
   Наступило молчание.
   – Не будьте полным идиотом. Вы, должно быть, ошибаетесь.
   – Ладно. Итак, тысяча вооруженных людей в черной форме, прибывших на тридцати грузовиках с повернутыми вниз фарами, имели задачу захватить «Останкино» и держать сотрудников под дулом автомата. Именно такие их действия я и наблюдаю из машины.
   – Господи Иисусе! Он действительно пошел на это?!
   – Я говорил вам, что он безумен. Но он может победить. Найдется в Москве сегодня кто-нибудь достаточно трезвый, чтобы защитить государство?
   – Дайте мне свой номер, американец, и отключите телефон.
   Монк дал ему номер. Силы законности и правопорядка будут слишком заняты, чтобы выслеживать движущиеся машины.
   – И последнее, генерал. Они не прервали запланированные передачи – пока. Они позволят прокручивать записанный материал как обычно, пока не будут готовы.
   – Я вижу. Сейчас я смотрю первый канал. Казачий ансамбль песни и пляски.
   – Запись. Все передачи идут в записи. Теперь, полагаю, вам нужен телефон.
   Но генерал-майор Петровский уже положил трубку. Он еще не знал, что через шестьдесят минут его казармы будут атакованы.
   Было слишком тихо. Кто бы ни планировал штурм «Останкино», он составил прекрасный план. По обе стороны улицы стояли жилые дома, почти во всех окнах горели огни, жильцы, сняв пиджаки, с бокалами в руках смотрели передачи того самого ТВ, которое было тихо захвачено всего в нескольких сотнях метров от них.
   Монк в это время изучал дорожную карту района Останкина. Выехать сейчас на улицу означало бы нарваться на неприятности. Но позади него раскинулась целая сеть проулков между строительными площадками, по которым в конце концов можно было, двигаясь в южном направлении, добраться до центра города.
   Логично было бы сократить путь, следуя по проспекту Мира, главной дороге к центру, но он подозревал, что эта дорога сегодня также не место для Джейсона Монка. Не включая фар, он развернулся на сто восемьдесят градусов, вышел из машины и, присев за капотом, выпустил всю обойму своего «зауэра» по грузовикам и зданию Телецентра.
   В двухстах метрах от него выстрелы прозвучали не громче выстрелов ракетниц, но зато пули преодолели это расстояние успешно. Три окна в здании разлетелись вдребезги, ветровое стекло грузовика раскололось, а удачный выстрел поразил черногвардейца в ухо. Один из его сослуживцев не выдержал и осветил ночь веером пуль из своего штурмового «Калашникова».
   Из– за сильных морозов в Москве совершенно необходимы двойные рамы на окнах, и поэтому за шумом телевизора многие жители ничего не услышали. Но «Калашников» разнес три окна в жилом доме, и из домов начали выглядывать испуганные лица. Некоторые тут же исчезали, чтобы позвонить и вызвать милицию.
   Несколько черногвардейцев направились к тому месту, где находился Монк. Он быстро сел в машину и помчался прочь. Он не включал фары, но боевики услышали шум мотора и несколько раз выстрелили ему вслед.
   В штаб– квартире МВД на Житной площади старшим дежурным офицером был командир полка ОМОНа генерал Иван Козловский, который сидел в своем кабинете в казарме с тремя тысячами хмурых людей, чьи увольнительные он отменил утром вопреки собственному желанию. Человек, убедивший его сделать это, находился в четырехстах метрах, на Шаболовке. Сейчас он был на телефоне опять, и Козловский кричал на него:
   – Какая чепуха! Я смотрю это е…ное телевидение сейчас! Ну кто сказал? Что это значит – «вас информировали»? Подождите, подождите…
   Замигала лампочка на другом аппарате. Схватив трубку, он крикнул:
   – Слушаю!
   Звонил встревоженный оператор.
   – Простите, что беспокою вас, генерал, но вы сейчас самый старший в здании. Звонит человек, который говорит, что живет в Останкино и у них там стрельба на улицах. Пуля разбила у него окно.
   Тон генерала изменился. Он заговорил четко и спокойно:
   – Узнайте у него все подробности и перезвоните.
   В другой аппарат он сказал:
   – Валентин, ты, возможно, прав. Только что звонил гражданин, у них стреляют. Я собираюсь объявить тревогу.
   – Я тоже. Между прочим, я уже звонил генералу Корину. Он согласился держать президентскую охрану в боевой готовности.
   – Очень правильно. Я позвоню ему.
   Еще восемь звонков поступило из Останкина с сообщениями о стрельбе на улицах, а затем позвонил инженер, живущий на последнем этаже здания напротив Телецентра, с более точными и подробными сведениями. Его соединили с генералом Козловским.
   – Мне отсюда все видно, – сказал инженер, который, как и всякий русский мужчина, прошел военную службу. – Около тысячи человек, все вооружены, колонна более чем из двадцати грузовиков. Два бронетранспортера на парковке повернуты к улице Королева. «БТР-80А», мне кажется.
   Слава Богу, подумал Козловский, благодаря этого бывшего военного. Если у генерала были какие-то сомнения, теперь они исчезли. «БТР-80А» – это восьмиколесный бронетранспортер, вооруженный 30-миллиметровым орудием и вмещающий командира, водителя, стрелка и шестерых десантников.
   Если нападающие одеты в черное, то это не армия. Его омоновцы тоже в черном, но они здесь, внизу. Он позвонил своим командирам.
   – По машинам н выезжать! – приказал он. – Мне нужны две тысячи на улицах и тысяча здесь, для обороны этого места.
   При любом государственном перевороте нападающие должны нейтрализовать Министерство внутренних дел и его казармы. К счастью, последние были построены как крепость.
   По улицам уже двигались другие войска, но они не подчинялись Козловскому. Ударная группа «Альфа» приближалась к министерству.