Страница:
Его лицо перекосилось от боли.
– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.
– Неужели?
– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.
Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.
– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…
– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.
Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.
– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?
– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.
– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.
– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.
Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.
Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.
Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.
После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.
Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.
– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.
Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.
Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.
– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.
– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.
– А кто там живет?
– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.
– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.
– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?
– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.
– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.
– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.
По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.
– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.
– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.
– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.
– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.
– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.
В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.
– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.
– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.
– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.
Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!
Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.
– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.
– Нет, Клайв, недостаточно.
Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.
После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.
Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.
Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.
– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.
– Про хинин? Конечно же, забыла.
– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.
Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.
Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.
– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.
– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.
– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв. – Для меня она такая же дочь, как и для тебя.
Фрэнсин решительно покачала головой:
– Для тебя это просто привычный оборот речи, не более того.
– Нет, Фрэнсин! – почти закричал он. – Это не просто слова, я любил ее больше жизни, я готов был умереть ради нее. Умереть в любую минуту, ты понимаешь это?
– Да, я знаю, – устало ответила она, закрывая глаза. – Я не подвергаю сомнению твои искренние чувства к Рут и ко мне – во время войны. Но сейчас совсем другое дело. Для тебя ее смерть – событие печальное, даже трагическое, но с тех пор у тебя была своя жизнь и свои заботы, а для меня это гораздо больше, чем просто трагедия. Это катастрофа, ежедневно убивающая меня своей безысходностью, лишающая меня покоя и не позволяющая смириться с тяжелой потерей.
– Фрэнсин, ты могла бы иметь другую семью и других детей, – заметил Клайв.
Она положила пакет с хинином в сумку.
– Нет, Клайв, только не с тобой. Да и ни с кем другим. Эта часть моей жизни умерла, и возродить ее уже невозможно.
– Значит, твоя жизнь в Гонконге – это всего лишь попытка убежать от самой себя и хоть в какой-то степени компенсировать потерю дочери?
– Я просто пытаюсь построить новую жизнь, основанную на новых ценностях.
– Большой шаг вперед, – иронично произнес Клайв. – Вместо того чтобы строить жизнь, ты строишь заводы и фабрики, делаешь деньги, создаешь финансовую империю и так далее и тому подобное. Неужели это заполняет ту пропасть, которая образовалась в твоей душе после утраты дочери?
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
– Просыпаясь каждое утро, я первым делом вспоминаю Рут и делаю это перед тем, как уснуть. Она приходит ко мне в снах, мерещится в мечтах, преследует по пятам каждый божий день. Нет, Клайв, эту пропасть никто не может заполнить.
Он поднял руки:
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Я смирилась с ее смертью, – продолжала Фрэнсин. – И это действительно огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было со мной сразу после войны, Если бы я не смирилась с ее смертью, я бы просто-напросто погибла. Только теперь в моей жизни появилось нечто такое, что поглощает все мои силы и отодвигает в сторону горькие воспоминания. Ты не испытал на себе это ужасное, неразрешимое противоречие, которое разрывает тебя на части. Ты возвращаешься в свою Австралию и живешь привычной тебе жизнью, а я остаюсь наедине со своей болью. Именно поэтому ты не способен понять, что для меня возвращение в эти джунгли означает новую пытку, новые переживания, новые приступы боли. Мне кажется, что я в очередной раз теряю Рут без всякой надежды отыскать ее. Я не могу так, Клайв, не могу! Этот кошмар должен когда-нибудь прекратиться.
– Понимаю, – тихо сказал он.
– Очень надеюсь на это.
Клайв кивнул и повернулся к двери.
– Спокойной ночи, Фрэнсин.
Она тоже кивнула, подошла к кровати и помолилась за то, чтобы через несколько дней, когда они вернутся в эту гостиницу, она наконец-то успокоилась и навсегда смирилась с мыслью, что дочери больше нет в живых.
Рано утром Фрэнсин проснулась от сильного раската грома. Вскочив с постели, она накинула халат и отправилась на кухню. Клайв уже был там и возился у плиты.
– Эти чертовы спички никак не зажигаются, – проворчал он, бросив быстрый взгляд на Фрэнсин. – Совсем отсырели.
Она пошла к себе, отыскала в сумке сухие спички и принесла ему.
– Однако для нашего путешествия погода вполне подходит, – сказал он, кивая на залитое дождем окно.
– Да, пора, отправляться в путь, – ответила Фрэнсин.
– Прямо сейчас? – удивился Клайв.
– А чего ждать? Наш проводник уже готов.
Клайв пожал плечами:
– Ну ладно, пойдем.
Фрэнсин знала, что он сердит на нее из-за вчерашнего разговора и сейчас, вероятно, переживает не самые приятные минуты в своей жизни, но утешить его она не могла. Сама же она испытывала совсем противоположные чувства, радуясь тому, что наконец-то между ними не будет больше никаких недомолвок и недоразумений. Он даже и не подозревает, каких трудов ей стоило произнести те самые слова, которые ему так не понравились. Ведь, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она любит его всей душой. Даже слишком, как ей иногда казалось. Целых двенадцать лет она, Клайв и призрак погибшей Рут находились в каком-то странном состоянии взаимного тяготения и сопричастности, и смерть дочери навсегда связала их общим горем.
Она нашла в себе силы вырваться из этих страшных оков и основать свое дело, отнимавшее теперь у нее все время. Теперь она свободна. А Клайв так и не сумел найти себе достойного занятия и освободиться от невыносимо тяжелого груза прошлого. Она обнаружила в себе истинный талант делать деньги и добиваться успеха в бизнесе, однако отдавала себе отчет в том, что это лишь побочный продукт ее внутреннего освобождения.
На прошлой неделе она с удовлетворением наблюдала за тем, как мощный бульдозер срезал пласты желтой земли, готовя площадку для нового завода. Это была ее земля, и здесь скоро вырастут корпуса предприятия, а потом появятся люди, готовые отдать ей свои силы и знания, а она с такой же готовностью будет платить им зарплату, о которой в этих краях можно только мечтать. Благодаря этому и заживают потихоньку те раны, которые она получила в годы войны.
– Знаешь что, Клайв, – решительно заявила она, – это в последний раз.
Он удивленно уставился на нее:
– В последний раз? Что ты имеешь в виду?
– Мы встречаемся с тобой в последний раз, – терпеливо пояснила она, пряча глаза, – Больше никаких встреч между нами не будет, так и знай.
Его глаза потемнели, лицо исказила боль.
– Боже мой, Фрэнсин, иногда ты бываешь похожа на бессердечную стерву, готовую растерзать любого, кто попадется тебе под руку. Как ты можешь говорить мне это после стольких лет совместной жизни, и всего, что мы с тобой перенесли?
– Клайв, пожалуйста, – попросила она тихо, но твердо, – не надо слов. Я прекрасно знаю, что мы с тобой пережили и через что прошли, но все это в прошлом, а сейчас настали совсем другие времена, И не надо больше говорить об этом.
– Я знаю, в чем дело, Фрэнсин, – грустно улыбнулся он. – Тебя испортили большие деньги. Они разрушают твою психику и портят характер. Раньше ты никогда не была такой злой, беспощадной и жестокой. – Он резко отвернулся от нее и начал остервенело швырять в сумку первые попавшиеся под руку вещи.
– Я знаю, кто я такая, – примирительным тоном сказала Фрэнсин, – но я не та, за кого ты меня принимаешь.
– Значит, ты считаешь, что я тебя плохо знаю? – Он оторвал взгляд от сумки и посмотрел на нее потемневшими от ярости глазами. – Думаешь, я не понимаю тебя, не способен проникнуть в твою душу? Да если хочешь знать, я до сих пор помню каждую родинку на твоем теле. Фрэнсин, не обольщайся, я знаю тебя лучше, чем ты себя.
– Каждую родинку? – ухмыльнулась она. – Еще бы. Ведь неспроста же ты так настойчиво домогался меня после первой встречи. Ты как клещ вцепился в бедную азиатскую женщину, которая оказалась в отчаянном положении, нуждалась в твоей помощи и всецело зависела от тебя. Именно поэтому ты и не хотел, чтобы я стала другой, более независимой и более самостоятельной. Именно поэтому ты так противился тому, чтобы я занималась собственным бизнесом. Одна мысль о том, что я могу встать на ноги и добиться самостоятельности, приводила тебя в бешенство.
– Ошибаешься! – выпалил Клайв побелевшими от гнева губами. – Больше всего на свете меня бесило, что тебя перестала беспокоить судьба Рут, ты стала забывать ее. Меня бесят не твои успехи и даже не твои деньги, а то, что ты готова ради них забыть о святом долге матери перед несчастной дочерью. Ты предпочитаешь сидеть в своем Гонконге и делать деньги, а не искать Рут в джунглях.
– Моя дочь мертва, – побледнев, проговорила дрогнувшим голосом Фрэнсин. – А ты все время вырываешь из могилы ее труп и терзаешь меня абсолютно бессмысленными и пустыми идеями. Ты ведешь себя, Клайв, как безмозглый, обезумевший пес, разрывающий зубами мертвое тело. А ведь если хорошенько вспомнить, то кто виноват во всем? Разве не ты убедил меня в том, что ее лучше оставить в деревне? Если бы я не послушала тебя тогда и взяла ее с собой, она сейчас была бы со мной, цела и невредима.
Он отшатнулся, словно она влепила ему пощечину.
– Нет, Фрэнсин, ты ведь прекрасно знаешь, что она умерла бы в течение нескольких дней!
– Она умерла бы у меня на руках! – кричала, не в силах сдержаться, она. – И сейчас мы бы знали, где ее могила, и давно бы уже успокоились. – Она обвела руками вокруг себя. – Это же сущий ад, Клайв, неужели ты не понимаешь? Тот самый ад, откуда я пытаюсь выбраться, а ты все время тащишь меня назад. Но теперь все кончено. Больше я не позволю тебе измываться надо мной. Все кончено, Клайв, заруби это себе на носу! Я клянусь, что больше никогда не поддамся на твою провокацию.
Через несколько часов пути Бата выключил мотор и поднял его над водой, чтобы не повредить винт. Река в этом месте была мелкая, а дно усыпано большими камнями, которые могли в считанные секунды разнести его в щепки. Бата и Клайв сели на весла и целый час гребли, напрягая силы, чтобы преодолеть сильное течение. А Фрэнсин сидела на корме и пристально вглядывалась в поросшие деревьями и кустарником берега.
– Смотрите! – закричала она, увидев на берегу четверых мальчишек, весело раскачивающихся на лианах.
Мужчины подняли весла и уставились на берег, откуда на них с любопытством смотрели четыре пары мальчишеских глаз. Мальчишки напряженно молчали, глядя на незнакомцев.
Бата высоко поднял весло в знак приветствия и что-то прокричал им на местном наречии. Один мальчишка ответил ему писклявым голоском и показал рукой вверх по течению. После этого ребята весело засмеялись и мгновенно скрылись в чаще джунглей.
– Они говорят, что нужная нам деревня находится чуть выше, сразу за очередным изгибом реки, – перевел он спутникам.
Фрэнсин удовлетворенно кивнула и снова уставилась на берег, а Клайв и Бата, схватив весла, погнали катер вперед. С тех пор как они покинули гостиницу шесть дней назад, Клайв и Фрэнсин не обмолвились ни словом, а единственным звуковым сопровождением для них был шум дождя да крик диковинных птиц. К сожалению, их путешествие заняло больше времени, чем они ожидали. Во-первых, из-за дождей река несла свои воды с огромной скоростью, чего не ожидал их проводник, а во-вторых, им то и дело приходилось преодолевать многочисленные пороги и водопады, образовавшиеся в результате обильного, ни на минуту не прекращавшегося дождя, А иногда они даже вытаскивали лодку на берег и тащили ее по песку до следующего полноводного участка реки. При этом Бата внимательно следил за течением и наотрез отказывался спускать лодку на воду, если не был на сто процентов уверен, что река здесь вполне безопасна. Кроме того, много времени ушло на поиски еды, за которой их проводнику приходилось углубляться далеко в джунгли.
На Фрэнсин были шорты и белая блузка, концы которой она завязала под грудью. Ее руки загорели на солнце, а лицо обветрилось и чем-то напоминало теперь лица местных жителей. Вот уж, наверное, удивились бы, увидев ее сейчас, банкиры из Гонконга и Шанхая, перед которыми она обычно показывалась в европейской одежде и с дорогой косметикой на лице. Она давно пользовалась репутацией светской львицы, образованной, изысканной, неприступной, а тут перед ними предстала бы полуобнаженная женщина с загорелым лицом и грязными руками. Да что там банкиры – она и сама вдруг ощутила себя совершенно другим человеком, оторванным от цивилизации и затерянным в джунглях Борнео. Весь ее имидж, на создание которого она потратила многие годы, казалось, был навсегда смыт непрекращающимся дождем и выгорел под палящим тропическим солнцем. Но самое странное заключалось в том, что ее ничуть не смущали эти перемены. Более того, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, выросшей в глухой азиатской деревне и привыкшей к местным условиям.
Они достигли изгиба реки, и их взорам неожиданно открылась примостившаяся на берегу деревня. Судя по всему, встретившие их мальчишки уже оповестили население, и сейчас на причале собралась небольшая толпа, разглядывающая непрошеных гостей. Бата развернул лодку и начал медленно приближаться к берегу. Фрэнсин успела заметить, что деревня находилась в глухом, труднодоступном месте, хорошо укрытом за многочисленными речными порогами и высокой стеной джунглей. Местные жители оказались приветливыми и добродушными людьми. Они тут же вытащили лодку на берег, оживленно переговариваясь на своем языке с их проводником. По всему было видно, что они не часто получают весточки из цивилизованного мира.
– Она здесь, – сообщил им Бата, вдоволь наговорившись со своими земляками.
– Женщина по имени Анна? – на всякий случай уточнил Клайв.
Бата кивнул и показал на деревню:
– Она живет вон там. А это ее деверь, – Он показал рукой па стоящего рядом с ними мужчину. – Его зовут Исмаил.
Мужчина в набедренной повязке широко улыбнулся и закивал головой:
– Да, да, Анна у себя в доме со своим ребенком. Я сейчас скажу ей, что вы приехали к ней.
Фрэнсин почувствовала, как в груди что-то сжалось, и в сердце появилась тупая боль. Она посмотрела на Клайва, который порылся в сумке и предложил Исмаилу большую пачку табака.
– Эта Анна родом из племени ибан, – перевел он Фрэнсин, – А во время войны с японцами она находилась в деревне вождя Нендака.
Фрэнсин кивнула и облизала внезапно пересохшие губы. Только сейчас она поняла, что Клайв не обманывал ее. Он действительно отыскал человека, который может пролить свет на гибель ее дочери. Неужели через минуту она встретится с женщиной, которая что-то знает о Рут? Даже не верится, что это может произойти.
Подчиняясь невольному порыву, она схватила Клайва за руку и прижалась к нему.
– Она здесь, – прошептала она дрогнувшим от волнения голосом.
Клайв кивнул:
– Да, она здесь.
– Пойдем к ней, – нетерпеливо попросила Фрэнсин, чувствуя, что ноги отказываются ей подчиняться.
– Нет, погоди. Пусть сначала они сами поговорят с ней. Кроме того, нам следует нанести визит вежливости вождю племени. Таков обычай. Но это не отнимет у нас много времени.
– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.
– Неужели?
– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.
Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.
– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…
– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.
Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.
– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?
– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.
– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.
– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.
Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.
Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.
Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.
После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.
Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.
– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.
Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.
Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.
– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.
– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.
– А кто там живет?
– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.
– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.
– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?
– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.
– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.
– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.
По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.
– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.
– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.
– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.
– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.
– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.
В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.
– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.
– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.
– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.
Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!
Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.
– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.
– Нет, Клайв, недостаточно.
Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.
После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.
Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.
Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.
– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.
– Про хинин? Конечно же, забыла.
– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.
Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.
Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.
– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.
– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.
– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв. – Для меня она такая же дочь, как и для тебя.
Фрэнсин решительно покачала головой:
– Для тебя это просто привычный оборот речи, не более того.
– Нет, Фрэнсин! – почти закричал он. – Это не просто слова, я любил ее больше жизни, я готов был умереть ради нее. Умереть в любую минуту, ты понимаешь это?
– Да, я знаю, – устало ответила она, закрывая глаза. – Я не подвергаю сомнению твои искренние чувства к Рут и ко мне – во время войны. Но сейчас совсем другое дело. Для тебя ее смерть – событие печальное, даже трагическое, но с тех пор у тебя была своя жизнь и свои заботы, а для меня это гораздо больше, чем просто трагедия. Это катастрофа, ежедневно убивающая меня своей безысходностью, лишающая меня покоя и не позволяющая смириться с тяжелой потерей.
– Фрэнсин, ты могла бы иметь другую семью и других детей, – заметил Клайв.
Она положила пакет с хинином в сумку.
– Нет, Клайв, только не с тобой. Да и ни с кем другим. Эта часть моей жизни умерла, и возродить ее уже невозможно.
– Значит, твоя жизнь в Гонконге – это всего лишь попытка убежать от самой себя и хоть в какой-то степени компенсировать потерю дочери?
– Я просто пытаюсь построить новую жизнь, основанную на новых ценностях.
– Большой шаг вперед, – иронично произнес Клайв. – Вместо того чтобы строить жизнь, ты строишь заводы и фабрики, делаешь деньги, создаешь финансовую империю и так далее и тому подобное. Неужели это заполняет ту пропасть, которая образовалась в твоей душе после утраты дочери?
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
– Просыпаясь каждое утро, я первым делом вспоминаю Рут и делаю это перед тем, как уснуть. Она приходит ко мне в снах, мерещится в мечтах, преследует по пятам каждый божий день. Нет, Клайв, эту пропасть никто не может заполнить.
Он поднял руки:
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Я смирилась с ее смертью, – продолжала Фрэнсин. – И это действительно огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было со мной сразу после войны, Если бы я не смирилась с ее смертью, я бы просто-напросто погибла. Только теперь в моей жизни появилось нечто такое, что поглощает все мои силы и отодвигает в сторону горькие воспоминания. Ты не испытал на себе это ужасное, неразрешимое противоречие, которое разрывает тебя на части. Ты возвращаешься в свою Австралию и живешь привычной тебе жизнью, а я остаюсь наедине со своей болью. Именно поэтому ты не способен понять, что для меня возвращение в эти джунгли означает новую пытку, новые переживания, новые приступы боли. Мне кажется, что я в очередной раз теряю Рут без всякой надежды отыскать ее. Я не могу так, Клайв, не могу! Этот кошмар должен когда-нибудь прекратиться.
– Понимаю, – тихо сказал он.
– Очень надеюсь на это.
Клайв кивнул и повернулся к двери.
– Спокойной ночи, Фрэнсин.
Она тоже кивнула, подошла к кровати и помолилась за то, чтобы через несколько дней, когда они вернутся в эту гостиницу, она наконец-то успокоилась и навсегда смирилась с мыслью, что дочери больше нет в живых.
Рано утром Фрэнсин проснулась от сильного раската грома. Вскочив с постели, она накинула халат и отправилась на кухню. Клайв уже был там и возился у плиты.
– Эти чертовы спички никак не зажигаются, – проворчал он, бросив быстрый взгляд на Фрэнсин. – Совсем отсырели.
Она пошла к себе, отыскала в сумке сухие спички и принесла ему.
– Однако для нашего путешествия погода вполне подходит, – сказал он, кивая на залитое дождем окно.
– Да, пора, отправляться в путь, – ответила Фрэнсин.
– Прямо сейчас? – удивился Клайв.
– А чего ждать? Наш проводник уже готов.
Клайв пожал плечами:
– Ну ладно, пойдем.
Фрэнсин знала, что он сердит на нее из-за вчерашнего разговора и сейчас, вероятно, переживает не самые приятные минуты в своей жизни, но утешить его она не могла. Сама же она испытывала совсем противоположные чувства, радуясь тому, что наконец-то между ними не будет больше никаких недомолвок и недоразумений. Он даже и не подозревает, каких трудов ей стоило произнести те самые слова, которые ему так не понравились. Ведь, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она любит его всей душой. Даже слишком, как ей иногда казалось. Целых двенадцать лет она, Клайв и призрак погибшей Рут находились в каком-то странном состоянии взаимного тяготения и сопричастности, и смерть дочери навсегда связала их общим горем.
Она нашла в себе силы вырваться из этих страшных оков и основать свое дело, отнимавшее теперь у нее все время. Теперь она свободна. А Клайв так и не сумел найти себе достойного занятия и освободиться от невыносимо тяжелого груза прошлого. Она обнаружила в себе истинный талант делать деньги и добиваться успеха в бизнесе, однако отдавала себе отчет в том, что это лишь побочный продукт ее внутреннего освобождения.
На прошлой неделе она с удовлетворением наблюдала за тем, как мощный бульдозер срезал пласты желтой земли, готовя площадку для нового завода. Это была ее земля, и здесь скоро вырастут корпуса предприятия, а потом появятся люди, готовые отдать ей свои силы и знания, а она с такой же готовностью будет платить им зарплату, о которой в этих краях можно только мечтать. Благодаря этому и заживают потихоньку те раны, которые она получила в годы войны.
– Знаешь что, Клайв, – решительно заявила она, – это в последний раз.
Он удивленно уставился на нее:
– В последний раз? Что ты имеешь в виду?
– Мы встречаемся с тобой в последний раз, – терпеливо пояснила она, пряча глаза, – Больше никаких встреч между нами не будет, так и знай.
Его глаза потемнели, лицо исказила боль.
– Боже мой, Фрэнсин, иногда ты бываешь похожа на бессердечную стерву, готовую растерзать любого, кто попадется тебе под руку. Как ты можешь говорить мне это после стольких лет совместной жизни, и всего, что мы с тобой перенесли?
– Клайв, пожалуйста, – попросила она тихо, но твердо, – не надо слов. Я прекрасно знаю, что мы с тобой пережили и через что прошли, но все это в прошлом, а сейчас настали совсем другие времена, И не надо больше говорить об этом.
– Я знаю, в чем дело, Фрэнсин, – грустно улыбнулся он. – Тебя испортили большие деньги. Они разрушают твою психику и портят характер. Раньше ты никогда не была такой злой, беспощадной и жестокой. – Он резко отвернулся от нее и начал остервенело швырять в сумку первые попавшиеся под руку вещи.
– Я знаю, кто я такая, – примирительным тоном сказала Фрэнсин, – но я не та, за кого ты меня принимаешь.
– Значит, ты считаешь, что я тебя плохо знаю? – Он оторвал взгляд от сумки и посмотрел на нее потемневшими от ярости глазами. – Думаешь, я не понимаю тебя, не способен проникнуть в твою душу? Да если хочешь знать, я до сих пор помню каждую родинку на твоем теле. Фрэнсин, не обольщайся, я знаю тебя лучше, чем ты себя.
– Каждую родинку? – ухмыльнулась она. – Еще бы. Ведь неспроста же ты так настойчиво домогался меня после первой встречи. Ты как клещ вцепился в бедную азиатскую женщину, которая оказалась в отчаянном положении, нуждалась в твоей помощи и всецело зависела от тебя. Именно поэтому ты и не хотел, чтобы я стала другой, более независимой и более самостоятельной. Именно поэтому ты так противился тому, чтобы я занималась собственным бизнесом. Одна мысль о том, что я могу встать на ноги и добиться самостоятельности, приводила тебя в бешенство.
– Ошибаешься! – выпалил Клайв побелевшими от гнева губами. – Больше всего на свете меня бесило, что тебя перестала беспокоить судьба Рут, ты стала забывать ее. Меня бесят не твои успехи и даже не твои деньги, а то, что ты готова ради них забыть о святом долге матери перед несчастной дочерью. Ты предпочитаешь сидеть в своем Гонконге и делать деньги, а не искать Рут в джунглях.
– Моя дочь мертва, – побледнев, проговорила дрогнувшим голосом Фрэнсин. – А ты все время вырываешь из могилы ее труп и терзаешь меня абсолютно бессмысленными и пустыми идеями. Ты ведешь себя, Клайв, как безмозглый, обезумевший пес, разрывающий зубами мертвое тело. А ведь если хорошенько вспомнить, то кто виноват во всем? Разве не ты убедил меня в том, что ее лучше оставить в деревне? Если бы я не послушала тебя тогда и взяла ее с собой, она сейчас была бы со мной, цела и невредима.
Он отшатнулся, словно она влепила ему пощечину.
– Нет, Фрэнсин, ты ведь прекрасно знаешь, что она умерла бы в течение нескольких дней!
– Она умерла бы у меня на руках! – кричала, не в силах сдержаться, она. – И сейчас мы бы знали, где ее могила, и давно бы уже успокоились. – Она обвела руками вокруг себя. – Это же сущий ад, Клайв, неужели ты не понимаешь? Тот самый ад, откуда я пытаюсь выбраться, а ты все время тащишь меня назад. Но теперь все кончено. Больше я не позволю тебе измываться надо мной. Все кончено, Клайв, заруби это себе на носу! Я клянусь, что больше никогда не поддамся на твою провокацию.
Через несколько часов пути Бата выключил мотор и поднял его над водой, чтобы не повредить винт. Река в этом месте была мелкая, а дно усыпано большими камнями, которые могли в считанные секунды разнести его в щепки. Бата и Клайв сели на весла и целый час гребли, напрягая силы, чтобы преодолеть сильное течение. А Фрэнсин сидела на корме и пристально вглядывалась в поросшие деревьями и кустарником берега.
– Смотрите! – закричала она, увидев на берегу четверых мальчишек, весело раскачивающихся на лианах.
Мужчины подняли весла и уставились на берег, откуда на них с любопытством смотрели четыре пары мальчишеских глаз. Мальчишки напряженно молчали, глядя на незнакомцев.
Бата высоко поднял весло в знак приветствия и что-то прокричал им на местном наречии. Один мальчишка ответил ему писклявым голоском и показал рукой вверх по течению. После этого ребята весело засмеялись и мгновенно скрылись в чаще джунглей.
– Они говорят, что нужная нам деревня находится чуть выше, сразу за очередным изгибом реки, – перевел он спутникам.
Фрэнсин удовлетворенно кивнула и снова уставилась на берег, а Клайв и Бата, схватив весла, погнали катер вперед. С тех пор как они покинули гостиницу шесть дней назад, Клайв и Фрэнсин не обмолвились ни словом, а единственным звуковым сопровождением для них был шум дождя да крик диковинных птиц. К сожалению, их путешествие заняло больше времени, чем они ожидали. Во-первых, из-за дождей река несла свои воды с огромной скоростью, чего не ожидал их проводник, а во-вторых, им то и дело приходилось преодолевать многочисленные пороги и водопады, образовавшиеся в результате обильного, ни на минуту не прекращавшегося дождя, А иногда они даже вытаскивали лодку на берег и тащили ее по песку до следующего полноводного участка реки. При этом Бата внимательно следил за течением и наотрез отказывался спускать лодку на воду, если не был на сто процентов уверен, что река здесь вполне безопасна. Кроме того, много времени ушло на поиски еды, за которой их проводнику приходилось углубляться далеко в джунгли.
На Фрэнсин были шорты и белая блузка, концы которой она завязала под грудью. Ее руки загорели на солнце, а лицо обветрилось и чем-то напоминало теперь лица местных жителей. Вот уж, наверное, удивились бы, увидев ее сейчас, банкиры из Гонконга и Шанхая, перед которыми она обычно показывалась в европейской одежде и с дорогой косметикой на лице. Она давно пользовалась репутацией светской львицы, образованной, изысканной, неприступной, а тут перед ними предстала бы полуобнаженная женщина с загорелым лицом и грязными руками. Да что там банкиры – она и сама вдруг ощутила себя совершенно другим человеком, оторванным от цивилизации и затерянным в джунглях Борнео. Весь ее имидж, на создание которого она потратила многие годы, казалось, был навсегда смыт непрекращающимся дождем и выгорел под палящим тропическим солнцем. Но самое странное заключалось в том, что ее ничуть не смущали эти перемены. Более того, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, выросшей в глухой азиатской деревне и привыкшей к местным условиям.
Они достигли изгиба реки, и их взорам неожиданно открылась примостившаяся на берегу деревня. Судя по всему, встретившие их мальчишки уже оповестили население, и сейчас на причале собралась небольшая толпа, разглядывающая непрошеных гостей. Бата развернул лодку и начал медленно приближаться к берегу. Фрэнсин успела заметить, что деревня находилась в глухом, труднодоступном месте, хорошо укрытом за многочисленными речными порогами и высокой стеной джунглей. Местные жители оказались приветливыми и добродушными людьми. Они тут же вытащили лодку на берег, оживленно переговариваясь на своем языке с их проводником. По всему было видно, что они не часто получают весточки из цивилизованного мира.
– Она здесь, – сообщил им Бата, вдоволь наговорившись со своими земляками.
– Женщина по имени Анна? – на всякий случай уточнил Клайв.
Бата кивнул и показал на деревню:
– Она живет вон там. А это ее деверь, – Он показал рукой па стоящего рядом с ними мужчину. – Его зовут Исмаил.
Мужчина в набедренной повязке широко улыбнулся и закивал головой:
– Да, да, Анна у себя в доме со своим ребенком. Я сейчас скажу ей, что вы приехали к ней.
Фрэнсин почувствовала, как в груди что-то сжалось, и в сердце появилась тупая боль. Она посмотрела на Клайва, который порылся в сумке и предложил Исмаилу большую пачку табака.
– Эта Анна родом из племени ибан, – перевел он Фрэнсин, – А во время войны с японцами она находилась в деревне вождя Нендака.
Фрэнсин кивнула и облизала внезапно пересохшие губы. Только сейчас она поняла, что Клайв не обманывал ее. Он действительно отыскал человека, который может пролить свет на гибель ее дочери. Неужели через минуту она встретится с женщиной, которая что-то знает о Рут? Даже не верится, что это может произойти.
Подчиняясь невольному порыву, она схватила Клайва за руку и прижалась к нему.
– Она здесь, – прошептала она дрогнувшим от волнения голосом.
Клайв кивнул:
– Да, она здесь.
– Пойдем к ней, – нетерпеливо попросила Фрэнсин, чувствуя, что ноги отказываются ей подчиняться.
– Нет, погоди. Пусть сначала они сами поговорят с ней. Кроме того, нам следует нанести визит вежливости вождю племени. Таков обычай. Но это не отнимет у нас много времени.