Страница:
– Да, я должна быть уверена, что с ним все в порядке. А ты иди, Эдвина, спасибо за помощь. Тебе нужно быть с отцом в момент наступления Нового года. И не волнуйся насчет чайной плантации. Скоро ты вернешься туда и будешь преспокойненько пить свой любимый чай.
– Хорошо бы, – грустно вздохнула Эдвина. – Ну ладно, с Новым годом. – Она медленно направилась в ресторан.
– Ради всего святого извините меня, – прошептал Клайв, почти коснувшись губами ее щеки. – Слишком много шампанского на мою несчастную раздробленную голову.
– У вас повреждение черепа? – с ужасом воскликнула Фрэнсин.
– Так мне сказали врачи.
– В таком случае вам нельзя покидать постель, не говоря уже о том, чтобы пить и танцевать.
– Нет, это не по мне.
– Вам нужно в госпиталь.
– Нет, я предпочитаю быть здесь, в ваших объятиях.
Фрэнсин ощутила на шее его горячий поцелуй.
– Я сейчас позову швейцара. – Она отшатнулась от него.
– Он вызовет такси.
– Пожалуйста, не оставляйте меня! – взмолился Клайв. – Посмотрите на небо: какой фейерверк нам устроили японцы на Новый год!
Бомбардировщики были уже далеко и сбрасывали свой смертоносный груз на порт, откуда доносились приглушенные взрывы и видны были яркие сполохи огня. Наблюдая за этой страшной картиной, Фрэнсин вспомнила мужа и тихо прошептала слова молитвы, чтобы оградить его от беды.
А Клайв в это время лихорадочно шарил по карманам.
– Куда же она запропастилась? – недоумевал он. – Ага, вот. – Он вынул из кармана небольшую плоскую фляжку, отвинтил крышку и протянул ей: – Сперва вы.
Фрэнсин отпрянула, а потом вдруг подумала, что в этом аду чувство здравого смысла и общепринятые нормы фактически перестали действовать. Она взяла флягу и сделала несколько глотков. Виски было горьким и отдавало запахом греха.
– Молодец, – похвалил ее Клайв, сверкнув в темноте глазами. – Вы особенная женщина. Я это понял еще тогда, когда мой дядя с таким восторгом рассказывал о вас. Кстати, знаете, почему вы так ему понравились?
– Нет.
– После смерти моей матери он женился на местной женщине и прожил с ней почти двадцать лет. Он была очень похожа на вас, и он безумно любил ее, хотя из-за этого брака так и не поднялся выше бригадного генерала.
– А что с ней случилось?
– Она умерла, а он так и не смог забыть ее.
– Значит, он действительно любил ее, – задумчиво проговорила Фрэнсин.
Клайв поднял голову и пристально посмотрел на нее.
– Он любил ее до безумия, и эта любовь разрушила его жизнь.
– Почему?
– Потому что связь с азиаткой для генерала – самоубийство. Полагаю, мне не нужно говорить вам, какие мы, англичане, негодяи и подонки, когда речь заходит о нашем отношении к другим расам и народам.
Он снова протянул ей флягу с виски. Фрэнсин машинально сделала несколько глотков. Жидкость обожгла ей горло, и она чуть было не задохнулась.
– Мой муж… – начала она, но сразу замолчала, не зная, что сказать.
– Вам ничего не надо объяснять, – сухо прервал ее Клайв. – Я и так все знаю. Его третируют. Не приглашают в приличные дома, а вашим детям не позволяют, играть с белыми детьми. Да, это нелегкое испытание для вашей семьи. Впрочем, я вполне допускаю, что он плевать хотел на все эти условности. Такая женщина стоит любых неудобств. Ему крупно повезло.
Фрэнсин посмотрела в сторону порта, где разгоралось зарево пожара, и подумала, что Эйб, вероятно, придерживается такого же мнения об их браке.
– Я, пожалуй, пойду к дочери, – грустно сказала она.
– Подождите, – попросил он и, не давая ей опомниться, обнял обеими руками и поцеловал в губы.
Фрэнсин пыталась сопротивляться, но силы в этот момент почему-то оставили ее. Единственным человеком в мире, который целовал ее в губы, был ее муж, да и то лишь после свадьбы. Она даже представить себе не могла, что нечто подобное может произойти у нее с посторонним мужчиной. Она попыталась взять себя в руки и выскользнуть из его объятий, но в нижней части живота что-то заныло, а ноги стали мягкими, словно были сделаны из ваты. Не отдавая отчета в возможных последствиях, она прильнула к нему и полностью отдалась во власть неожиданно вспыхнувшей страсти. Скорее всего, как ей показалось в тот момент, это была даже не страсть, а невыносимое чувство одиночества и страха перед будущим.
– Фрэнсин, милая, я люблю тебя, – шептал Клайв. – Не отталкивай меня.
– Отпусти… те меня, – из последних сил сопротивлялась Фрэнсин.
Но Клайв уже лишил ее воли и теперь мог делать с ней все, что угодно. Он снова поцеловал ее в губы, а потом его язык скользнул в ее рот. Причем он все делал умело и быстро, и чем намного превосходил Эйба. Неожиданно его рука скользнула к ее груди, но не задержалась там, а опустилась ниже, на бедра. Фрэнсин предприняла последнюю попытку освободиться, но сил для борьбы уже не было. Она вспомнила строгое предупреждение матери, что многие женщины порой испытывают приступ страсти, который является результатом восставшей плоти и похотливого желания. Надо избегать провоцирующих моментов и ни в коем случае не поддаваться инстинкту. Но теперь уже поздно. Она почувствовала, что с ней творится что-то невообразимое, нечто такое, что обычно бывает при очень быстрой езде на разгоряченной лошади.
В этот момент рука Клайва скользнула вниз и мгновенно оказалась у нее между ног. Фрэнсин сделала несколько глубоких вдохов, но уже не противилась ему. А он продолжал осыпать ее поцелуями и лихорадочно возился с непослушным бельем. Наконец ему удалось просунуть палец за плотную ткань трусиков и ощутить ее увлажненную от возбуждения и предательски бесстыдную плоть.
Почувствовав, что сейчас случится непоправимое, Фрэнсин машинально сомкнула ноги, сжав ими его горячую руку. Воспользовавшись замешательством Клайва, она изо всех сил толкнула его в грудь.
– Прекратите, – прошипела она ему на ухо, – иначе я закричу во весь голос!
– Но сначала отпустите мою руку, – ехидно хмыкнул он.
Она раздвинула ноги, вскочила и начала судорожно приводить себя в порядок. Ее лицо пылало от чувства стыда и вместе с тем невыразимого удовольствия, причем стыд быстро улетучился, а удовольствие еще продолжало греть ее душу.
– Как вы смеете? – выдохнула она первое, что пришло ей в голову в этот момент, хотя прекрасно понимала, что этой фразой напоминает провинциальную актрису в какой-то идиотской мелодраме.
Он улыбнулся, поднес пальцы к губам и сладострастно облизал их. Она удивленно смотрела на него, а потом вдруг осознала, что это значит, и хотела немедленно уйти, но ноги ее не слушались.
– О Боже, это прекрасно, – прошептал он, жмурясь от удовольствия. – Как-нибудь в другой раз и в другом месте.
– Вы не джентльмен. – Она понимала, что ведет себя глупо, но другого способа выразить свое возмущение придумать в тот момент не могла.
– Согласен, но ничего не могу с собой поделать, – откровенно признался Клайв. – Ты мне безумно нравишься. И я очень рад, что мы вместе встречаем Новый год.
Волнения последних минут оглушили ее, но сейчас она явственно слышала громкие крики посетителей ресторана и приглушенный колокольный звон, разносящийся по всему городу.
– Боже мой, – прошептала она, закрыв лицо руками.
– Только один-единственный поцелуй. – Клайв прижал ее к себе. – С Новым годом, дорогая.
Фрэнсин растерянно посмотрела на него и уступила его желанию.
– С Новым годом, – ответила она, преодолевая неловкость.
– Что означает 1942 год по китайскому календарю? – неожиданно спросил Клайв.
– Это год Лошади.
– Значит, в этом году нас ждет дикая лошадь с огненными глазами и громовым дыханием, – грустно произнес он. – Послушай, Фрэнсин, я хочу тебе кое-что сказать…
В этот момент с балконов донеслась громкая традиционная песенка, от которой у Фрэнсин даже мороз по коже пошел. Эта сентиментальная шотландская мелодия почти полностью совпадала с китайской похоронной музыкой, и она сразу вспомнила давно умершую мать. Фрэнсин почувствовала, что сейчас расплачется, развернулась и, не говоря ни слова, побежала в отель.
А веселье там было в самом разгаре. Не обращая внимания на изрядно опьяневших людей, она поднялась на свой этаж и еще в коридоре услышала громкий плач Рут. Девочка проснулась от грохота взрывов и с тех пор никак не могла успокоиться, несмотря на все усилия няни. Испытывая острое чувство вины, Фрэнсин прижала дочку к груди и стала ласково покачивать.
– Тише, милая, все хорошо, мама уже здесь. Спи, моя маленькая птичка.
В этот момент ей показалось, что мир вокруг нее рушится, оставляя после себя грязные развалины. Все, что она усвоила для себя с детства, – порядок, достоинство, честь, совесть, – все это в одночасье превратилось в дымящиеся руины. А если они все правы и ее муж уже мертв? Что, если японцы действительно захватят Сингапур, сея смерть и разрушения на своем пути? Может, нужно было остаться с этим пьяным офицером и позволить ему повалить себя на траву? По крайней мере она получила бы хоть минуту удовольствия на фоне этого вселенского безумия и ужаса. А что еще можно ожидать от этой жизни? Что ждет ее в будущем? Ничего. Ровным счетом ничего.
Проснувшись на следующее утро с мерзким чувством стыда и унижения, она решила, что вчерашний день был для нее позором и мир действительно катится в пропасть. Клайва Нейпира надо забыть – забыть немедленно и навсегда. Оставалась надежда лишь на третье января, когда должен был приехать Эйб, и, возможно, он спасет ее от дальнейшего падения в пропасть. Она ждала его с самого утра. Но к обеду он не появился. Рут тоже начала нервничать и не отходила от матери ни на шаг. Кончилось тем, что девочка нечаянно разбила бутылку с косметическим маслом для лица и Фрэнсин отшлепала ее, чего никогда не делала прежде.
Весь вечер они просидели в номере, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Фрэнсин часто подходила к окну и с ужасом смотрела на бесконечные колонны беженцев, заполонивших тихую улочку перед отелем. Куда они все идут? На что надеются? Ведь Сингапур уже давно не может вместить всех, кто добрался сюда в поисках надежного и безопасного укрытия. А что будет завтра, послезавтра и во все последующие дни?
В тот день Эйб так и не появился, как, впрочем, и на следующий день. Она часами лежала на диване, тупо уставившись в потолок, стараясь найти хоть какое-то объяснение его задержке. В конце концов, она попыталась успокоить себя тем, что третьего января он планировал не приехать в Сингапур, а только выехать из Ипо. Она понимала, что это маловероятно, но ничего другого в голову ей не приходило.
Проснулась она глубокой ночью от какого-то шума и громких голосов. Яркая луна мягко освещала комнату, отбрасывая на стены причудливые тени. Первая мысль была о том, что теперь-то уж она точно увидит Эйба. Громкий стук в дверь показался ей подтверждением ее пророческих снов. С трудом сдерживая волнение, Фрэнсин вскочила с дивана и бросилась к двери. Но на пороге она увидела не мужа, а дрожащую Эдвину, в одной ночной рубашке.
– Эдвина, – потрясенно выдохнула она, – что случилось?
– Отец… – едва слышно прошептала девушка побелевшими губами. – Прошу вас, пойдемте со мной…
Фрэнсин посмотрела на спящую дочь, набросила халат и последовала за Эдвиной. Переступив порог их комнаты, она от ужаса чуть не рухнула на пол. Ее взору предстала кошмарная картина. Стены комнаты и даже потолок были забрызганы кровью, а на полу, скрючившись, лежал отец Эдвины. Голова его раскололась, а в мертвой руке был зажат револьвер.
– Он мертв, – услышала она голос Эдвины.
Девушка дрожала всем телом и с трудом держалась на слабеющих ногах.
– Я думала, он хотел почистить револьвер, а он застрелился.
Фрэнсин подошла к ней, обняла за плечи и вывела из комнаты.
– Не смотри на него, – тихо сказала она. – Пойдем. Не надо ничего здесь трогать.
– Мне показалось, что он хочет почистить оружие, – повторила Эдвина. – Он всегда чистил его поздно вечером. А я уже была в постели… – В этот момент она начала медленно оседать на пол, и Фрэнсин стоило немалых усилий ее удержать.
В коридоре появились заспанные, в пижамах и ночных рубашках, постояльцы.
– Это мистер Давенпорт, – размахивая руками, утверждал какой-то молодой парень. – Он застрелился, снес себе всю голову.
– Прошу вас, вызовите врача, – обратилась Фрэнсин к окружившим ее людям. – Пожалуйста, позвоните в «Скорую помощь».
На рассвете, после тяжелой, беспокойной ночи, их разбудил сигнал воздушной тревоги. На этот раз японские бомбы падали совсем рядом, и массивное здание отеля содрогалось, как бамбуковая хижина. Фрэнсин подхватила спящую Рут и бросилась вниз по лестнице в бомбоубежище, но там ее встретила плотная толпа обезумевших от страха людей. Она попыталась протиснуться в подвал, но кто-то грубо оттолкнул ее, не пуская дальше порога.
– Здесь больше нет места, – прозвучал у нее за спиной мужской голос.
Увидев перед собой перекошенные от злобы и ненависти лица, она поспешила в другой подвал, но и там все было забито до отказа.
Тогда она поднялась наверх и устроилась под большой колонной в зале ресторана. А бомбы рвались все ближе и ближе. Казалось, еще минута – и от отеля не останется и следа.
В этот момент к ней подошел Абдул, пожилой официант, которого белые постояльцы отеля по-прежнему называли просто «мальчик».
– Будете завтракать, мэм? – спросил он, услужливо наклоняясь к ней.
– Да, пару бутербродов и стакан молока для дочери. Кстати, Абдул, ты, случайно, не в курсе, где дочь мистера Давенпорта?
– Ее отправили в госпиталь Королевы Александры, мэм. – Он пристально посмотрел на нее, огляделся вокруг, а потом наклонился и тихо сказал по-китайски: – Будьте осторожны, мэм.
Она хотела было спросить, что это значит и почему она должна быть осторожной, но он быстро повернулся и исчез за дверью служебного помещения.
Налет закончился так же внезапно, как и начался. Толпы людей из бомбоубежища высыпали наружу, мгновенно заполнили ресторан и теперь громко требовали официантов. Сообразив, что сейчас может начаться очередной скандал, Фрэнсин подхватила Рут на руки и поспешила из зала, уступая место белым.
– От этих черномазых проходу нет, – услышала она за спиной чье-то злобное ворчанье.
В вестибюле отеля ее встретил, как всегда, улыбающийся метрдотель мистер Мэнкин.
– Миссис Лоуренс, можно вас на пару слов?
Она послушно последовала за ним в кабинет.
Он уселся в кресло, и на его лице появилась широкая и вместе с тем какая-то приклеенная улыбка.
– Мадам, ваш муж уже приехал?
– Нет еще.
Мэнкин щелкнул языком и злорадно ухмыльнулся.
– И никаких известий?
– Никаких, – едва слышно произнесла Фрэнсин. – Связь с этим городом прервана.
– Надеюсь, вы уже подумали о том, где будете жить дальше?
– Что вы имеете в виду? – не поняла Фрэнсин. – Почему я должна думать об этом?
Его улыбка стала еще шире.
– Потому что вам придется съехать, мадам. Может быть, у вас есть здесь родственники или близкие друзья?
Фрэнсин уставилась на него ничего не понимающим взглядом.
– Почему я должна съехать? Я ведь исправно плачу вам за номер.
– Да, мадам, но клиенты все время жалуются, что им приходится жить с местными, а им это не очень-то нравится. Кроме того, мадам, – его глаза налились кровью, – вы с дочерью занимаете большой номер, а многие белые ютятся в крохотных комнатушках. Миссис Лоуренс, – он сделал паузу и пристально посмотрел на нее, – мне не очень приятно говорить об этом, но если ваш муж не появится здесь до конца сегодняшнего дня, боюсь, мы не сможем оставить за вами ваш номер.
– Куда же нам деться? – оторопело посмотрела на него Фрэнсин. – У меня ведь ребенок на руках. Сейчас в этом городе мы не сможем найти даже самую маленькую комнатку!
– Всего доброго, миссис Лоуренс, – закончил разговор метрдотель и повернулся к ней спиной.
Она вышла из кабинета, с трудом соображая, что происходит и что ей теперь делать. Повсюду она ловила открыто враждебные взгляды белых людей и злобные реплики в свой адрес. Что теперь делать? Как жить дальше? И как ее отыщет муж, если все-таки приедет сюда? А ехидный кантонский диалект назойливо показывал ей, что она и так слишком долго была госпожой для азиатов и вот теперь впервые в жизни столкнулась с жестокой реальностью. Однако врожденное чувство оптимизма поддерживало в ней надежду, что она сможет найти комнату в какой-нибудь другой гостинице. Оставив Рут на няню, она поспешила на улицу в поисках нового пристанища.
Фрэнсин потратила весь день, чтобы открыть одну ужасную для себя истину: все гостиницы забиты, и никто не изъявил ни малейшего желания помочь ей. Никто даже не удосужился выслушать ее до конца.
Следующая бомбардировка застала ее на улице вместе с тысячами других беженцев. Сначала она укрылась в ближайшем бомбоубежище на Кавенаг-роуд, а в полдень оказалась в другом конце города, где спряталась в подвале какого-то магазина и немного перекусила вместе с хозяевами. Город уже полыхал вовсю, и все меньше оставалось надежды найти хоть какую-нибудь крышу над головой.
Вскоре разнесся слух, что японцы расположились всего в часе полета от Сингапура и теперь будут бомбить город по многу раз на дню. Но самое страшное заключалось в том, что они могли установить пушки и обстреливать город беспрерывно, после чего сюда войдут танки и начнется массовая резня.
К концу дня Фрэнсин, обессиленная и угнетенная безвыходным положением, вернулась в отель, пообедала с дочерью и услышала последнюю ужасающую новость, что вся британская авиация разгромлена и не может оказать наступающим японцам абсолютно никакого сопротивления.
Фрэнсин погрузилась в тягостные раздумья о своем будущем, но тут в дверь кто-то постучал. Надеясь встретить на пороге мужа, она распахнула дверь и увидела перед собой бледную как полотно и еле стоящую на ногах Эдвину.
– Эдвина! – радостно воскликнула Фрэнсин. – Куда ты пропала?
– Все в порядке, – равнодушно ответила девушка.
– Ее выписали из больницы, – вмешалась стоявшая позади нее медсестра, – но ей пока еще требуется уход. Она сказала, что вы можете помочь ей перебраться в Англию или Австралию.
Фрэнсин удивленно посмотрела на Эдвину, а потом на медсестру.
– Мне самой придется завтра покинуть этот отель, – растерянно ответила она.
– Мадам, – решительно заявила медсестра с явно австралийским акцентом, – возьмите ее с собой. Сейчас ей не важно, где находиться. Главное, чтобы рядом было плечо, на котором можно поплакать.
– Боже мой, я сама еще не знаю, где буду завтра утром! – взмолилась Фрэнсин.
Медсестра протянула ей лист бумаги:
– Вот наш телефон. Попросите доктора Уилкса или сестру Картер. Они обычно всегда на рабочем месте. Сейчас у нас нелегкие дни. Они скажут вам, что нужно делать.
Не успела Фрэнсин опомниться, как она вручила ей небольшую коробку.
– Доктор прописал ей вот эти лекарства. Давайте ей по одной таблетке через каждые четыре часа. А снотворное поможет ей нормально спать. Один пакет порошка на стакан воды. Все понятно? – Она похлопала Эдвину по руке: – А ты постарайся не думать о случившемся. Ты в этом не виновата. Договорились?
С этими словами медсестра приветливо помахала рукой и быстро зашагала прочь.
– Мне очень жаль, Эдвина, – сказала Фрэнсин, повернувшись к девушке, – но мне в самом деле придется покинуть этот отель.
– Почему?
– Метрдотель сказал, что без мужа я не могу здесь больше оставаться. А от него нет ни слуху ни духу.
Эдвина вытаращила глаза:
– Значит, они просто-напросто выгоняют вас?
– Да, завтра утром.
– Но почему?
– Вероятно, потому, что у меня не тот цвет кожи, – грустно призналась Фрэнсин.
– Грязные свиньи!
– Согласна, но их тоже можно понять. Им некуда селить семьи беженцев-европейцев.
– А вы скажите им, что не уедете отсюда, – неожиданно предложила Эдвина.
Фрэнсин ничего не ответила, сняла трубку и быстро набрала номер госпиталя. На другом конце откликнулся хриплый от усталости голос доктора Уилкса.
– Эта девушка перенесла страшный шок, а ведь ей только пятнадцать лет. Ей нужны материнская забота и постоянный уход.
– Все понятно, но беда в том, что мне самой придется уехать завтра утром.
– Уехать? – удивился тот. – Из Сингапура?
– Нет, из отеля. Но найти сейчас место в гостинице практически невозможно.
– В таком случае вам придется взять ее с собой, – равнодушно ответил доктор.
– А что дальше?
– Дальше? – переспросил он. – Ее фамилию внесли в список лиц, подлежащих немедленной эвакуации, и должны отправить домой с первым же судном.
Фрэнсин облегченно вздохнула. Впервые она услышала о существовании какого-то отдела по эвакуации.
– И когда это будет?
– Думаю, не раньше чем через пару недель. Здесь пока еще хватает проблем. Но предпочтение, разумеется, будут отдавать женщинам и детям.
– У меня у самой есть маленький ребенок.
– В таком случае советую как можно скорее внести себя в этот список.
– А как же мой муж? Я дожидаюсь его уже несколько дней.
– Послушайте, мадам, – потерял терпение доктор, – вы ждете мужа, а меня ждут мои пациенты. Разбирайтесь сами со своим мужем. И не забывайте давать ей таблетки. – Он сделал паузу, но не бросил трубку. – Да, еще одно. Вам придется заняться похоронами ее отца.
– Что вы сказали? – опешила от неожиданности Фрэнсин.
– Он в нашем морге, – продолжал доктор. – Мне даже пришлось делать вскрытие, как будто больше нет других забот. Свидетельство о его смерти я уже выписал, так что заберите его как можно скорее и похороните. Мы не можем держать его здесь вечно. – Последние слова он сказал очень быстро и сразу положил трубку.
Фрэнсин посмотрела на Эдвину, которая, похоже, немного пришла в себя.
– Ничего страшного, – сказала девушка, – я еду с вами.
– Эдвина, – попыталась переубедить ее Фрэнсин, – это невозможно.
– У меня здесь больше никого нет, – упрямо возразила та. – Кроме того, я должна забрать отсюда все деньги отца. И я буду помогать вам с Рут. Поверьте, вдвоем нам будет спокойнее.
Фрэнсин поняла, что другого выхода сейчас просто нет.
– Это еще не все, Эдвина. Надо похоронить твоего отца, а я понятия не имею, с чего начать.
– А что, если спросить у генерала Нейпира? – предложила девушка.
– Он болен и лежит в постели.
– Тогда у его племянника. Он, конечно, жуткий тип, но в таких вещах, я думаю, разбирается.
Фрэнсин вспомнила тот памятный новогодний вечер и принялась лихорадочно искать визитную карточку Клайва. Конечно, за все приходится платить, но другого выхода нет.
– Клайв Нейпир, – раздался в трубке хриплый голос.
– Это Фрэнсин Лоуренс, – с трудом выдавила она из себя. – Не знаю, помните ли вы…
– Привет, малышка! – радостно воскликнул майор. – Какой приятный сюрприз!
– Мне нужна ваша помощь, – сразу перешла к делу Фрэнсин. – У нас случилась трагедия. Мистер Давенпорт покончил с собой.
– Давенпорт? – недоуменно переспросил майор.
– Да. Он сидел с нами за одним столиком в тот вечер.
– Тот самый угрюмый старик с розовощекой дочерью?
– Да.
– Застрелился, надо полагать?
Фрэнсин очень удивилась, что он догадался о случившемся, и вместе с тем была рада, что теперь ей не придется объяснять детали в присутствии Эдвины.
– Да.
– Ну что ж, от него этого можно было ожидать, – хладнокровно заключил Клайв. – Ну и чем я могу помочь? Похоронить несчастного старика?
– Да, – снова обрадовалась Фрэнсин такой догадливости. – Его дочь сейчас рядом со мной…
– Не надо ничего объяснять, – прервал ее майор. – Где его тело?
– В госпитале Королевы Александры.
– Хорошо. Буддист, христианин, еврей?
Фрэнсин растерянно посмотрела на Эдвину:
– Кто твой отец по религиозным убеждениям?
– Англиканская церковь, – ответила та.
– Я сейчас же займусь этим делом, – пообещал Клайв. – Позвоните мне вечером.
– Вы очень добры, Клайв, – смущенно поблагодарила Фрэнсин.
– Пустяки. Я ведь сказал, что можете обращаться ко мне в любое время и по любому поводу. Клубника, лобстеры и все такое прочее. Всегда к вашим услугам, мадам.
– Если вам нужны деньги для похорон…
– Об этом поговорим позже, – сказал Клайв и положил трубку, оставив ее в полной растерянности.
Фрэнсин посмотрела на Эдвину:
– Он сказал, что все сделает. А мне сейчас нужно попытаться подыскать новое жилье.
Эдвина с готовностью кивнула:
– Я присмотрю за Рут, а няню вы можете отправить домой. Это была неплохая идея, так как теперь нужно было беречь деньги. Кто знает, что ждет их в будущем?
– Где вы собираетесь искать? – спросила Эдвина.
– Не знаю, – откровенно призналась Фрэнсин. – Скорее всего, в тех кварталах, где живут китайцы, индусы или малайцы. На лучшее нам сейчас рассчитывать не приходится.
Эдвина грустно улыбнулась:
– Лично у меня нет никаких расовых предрассудков. Главное – быть вместе с вами.
Фрэнсин кивнула и стала собираться в дорогу.
В тот вечер она видела смерть ближе, чем когда бы то ни было. Она поймала небольшое желтое такси, водитель которого пообещал отвезти ее в китайский квартал, где еще можно было снять комнату. Как только они пересекли границу квартала, водитель неожиданно затормозил, выскочил из машины и с криком «Спрячься под машину!» мгновенно исчез.
– Хорошо бы, – грустно вздохнула Эдвина. – Ну ладно, с Новым годом. – Она медленно направилась в ресторан.
– Ради всего святого извините меня, – прошептал Клайв, почти коснувшись губами ее щеки. – Слишком много шампанского на мою несчастную раздробленную голову.
– У вас повреждение черепа? – с ужасом воскликнула Фрэнсин.
– Так мне сказали врачи.
– В таком случае вам нельзя покидать постель, не говоря уже о том, чтобы пить и танцевать.
– Нет, это не по мне.
– Вам нужно в госпиталь.
– Нет, я предпочитаю быть здесь, в ваших объятиях.
Фрэнсин ощутила на шее его горячий поцелуй.
– Я сейчас позову швейцара. – Она отшатнулась от него.
– Он вызовет такси.
– Пожалуйста, не оставляйте меня! – взмолился Клайв. – Посмотрите на небо: какой фейерверк нам устроили японцы на Новый год!
Бомбардировщики были уже далеко и сбрасывали свой смертоносный груз на порт, откуда доносились приглушенные взрывы и видны были яркие сполохи огня. Наблюдая за этой страшной картиной, Фрэнсин вспомнила мужа и тихо прошептала слова молитвы, чтобы оградить его от беды.
А Клайв в это время лихорадочно шарил по карманам.
– Куда же она запропастилась? – недоумевал он. – Ага, вот. – Он вынул из кармана небольшую плоскую фляжку, отвинтил крышку и протянул ей: – Сперва вы.
Фрэнсин отпрянула, а потом вдруг подумала, что в этом аду чувство здравого смысла и общепринятые нормы фактически перестали действовать. Она взяла флягу и сделала несколько глотков. Виски было горьким и отдавало запахом греха.
– Молодец, – похвалил ее Клайв, сверкнув в темноте глазами. – Вы особенная женщина. Я это понял еще тогда, когда мой дядя с таким восторгом рассказывал о вас. Кстати, знаете, почему вы так ему понравились?
– Нет.
– После смерти моей матери он женился на местной женщине и прожил с ней почти двадцать лет. Он была очень похожа на вас, и он безумно любил ее, хотя из-за этого брака так и не поднялся выше бригадного генерала.
– А что с ней случилось?
– Она умерла, а он так и не смог забыть ее.
– Значит, он действительно любил ее, – задумчиво проговорила Фрэнсин.
Клайв поднял голову и пристально посмотрел на нее.
– Он любил ее до безумия, и эта любовь разрушила его жизнь.
– Почему?
– Потому что связь с азиаткой для генерала – самоубийство. Полагаю, мне не нужно говорить вам, какие мы, англичане, негодяи и подонки, когда речь заходит о нашем отношении к другим расам и народам.
Он снова протянул ей флягу с виски. Фрэнсин машинально сделала несколько глотков. Жидкость обожгла ей горло, и она чуть было не задохнулась.
– Мой муж… – начала она, но сразу замолчала, не зная, что сказать.
– Вам ничего не надо объяснять, – сухо прервал ее Клайв. – Я и так все знаю. Его третируют. Не приглашают в приличные дома, а вашим детям не позволяют, играть с белыми детьми. Да, это нелегкое испытание для вашей семьи. Впрочем, я вполне допускаю, что он плевать хотел на все эти условности. Такая женщина стоит любых неудобств. Ему крупно повезло.
Фрэнсин посмотрела в сторону порта, где разгоралось зарево пожара, и подумала, что Эйб, вероятно, придерживается такого же мнения об их браке.
– Я, пожалуй, пойду к дочери, – грустно сказала она.
– Подождите, – попросил он и, не давая ей опомниться, обнял обеими руками и поцеловал в губы.
Фрэнсин пыталась сопротивляться, но силы в этот момент почему-то оставили ее. Единственным человеком в мире, который целовал ее в губы, был ее муж, да и то лишь после свадьбы. Она даже представить себе не могла, что нечто подобное может произойти у нее с посторонним мужчиной. Она попыталась взять себя в руки и выскользнуть из его объятий, но в нижней части живота что-то заныло, а ноги стали мягкими, словно были сделаны из ваты. Не отдавая отчета в возможных последствиях, она прильнула к нему и полностью отдалась во власть неожиданно вспыхнувшей страсти. Скорее всего, как ей показалось в тот момент, это была даже не страсть, а невыносимое чувство одиночества и страха перед будущим.
– Фрэнсин, милая, я люблю тебя, – шептал Клайв. – Не отталкивай меня.
– Отпусти… те меня, – из последних сил сопротивлялась Фрэнсин.
Но Клайв уже лишил ее воли и теперь мог делать с ней все, что угодно. Он снова поцеловал ее в губы, а потом его язык скользнул в ее рот. Причем он все делал умело и быстро, и чем намного превосходил Эйба. Неожиданно его рука скользнула к ее груди, но не задержалась там, а опустилась ниже, на бедра. Фрэнсин предприняла последнюю попытку освободиться, но сил для борьбы уже не было. Она вспомнила строгое предупреждение матери, что многие женщины порой испытывают приступ страсти, который является результатом восставшей плоти и похотливого желания. Надо избегать провоцирующих моментов и ни в коем случае не поддаваться инстинкту. Но теперь уже поздно. Она почувствовала, что с ней творится что-то невообразимое, нечто такое, что обычно бывает при очень быстрой езде на разгоряченной лошади.
В этот момент рука Клайва скользнула вниз и мгновенно оказалась у нее между ног. Фрэнсин сделала несколько глубоких вдохов, но уже не противилась ему. А он продолжал осыпать ее поцелуями и лихорадочно возился с непослушным бельем. Наконец ему удалось просунуть палец за плотную ткань трусиков и ощутить ее увлажненную от возбуждения и предательски бесстыдную плоть.
Почувствовав, что сейчас случится непоправимое, Фрэнсин машинально сомкнула ноги, сжав ими его горячую руку. Воспользовавшись замешательством Клайва, она изо всех сил толкнула его в грудь.
– Прекратите, – прошипела она ему на ухо, – иначе я закричу во весь голос!
– Но сначала отпустите мою руку, – ехидно хмыкнул он.
Она раздвинула ноги, вскочила и начала судорожно приводить себя в порядок. Ее лицо пылало от чувства стыда и вместе с тем невыразимого удовольствия, причем стыд быстро улетучился, а удовольствие еще продолжало греть ее душу.
– Как вы смеете? – выдохнула она первое, что пришло ей в голову в этот момент, хотя прекрасно понимала, что этой фразой напоминает провинциальную актрису в какой-то идиотской мелодраме.
Он улыбнулся, поднес пальцы к губам и сладострастно облизал их. Она удивленно смотрела на него, а потом вдруг осознала, что это значит, и хотела немедленно уйти, но ноги ее не слушались.
– О Боже, это прекрасно, – прошептал он, жмурясь от удовольствия. – Как-нибудь в другой раз и в другом месте.
– Вы не джентльмен. – Она понимала, что ведет себя глупо, но другого способа выразить свое возмущение придумать в тот момент не могла.
– Согласен, но ничего не могу с собой поделать, – откровенно признался Клайв. – Ты мне безумно нравишься. И я очень рад, что мы вместе встречаем Новый год.
Волнения последних минут оглушили ее, но сейчас она явственно слышала громкие крики посетителей ресторана и приглушенный колокольный звон, разносящийся по всему городу.
– Боже мой, – прошептала она, закрыв лицо руками.
– Только один-единственный поцелуй. – Клайв прижал ее к себе. – С Новым годом, дорогая.
Фрэнсин растерянно посмотрела на него и уступила его желанию.
– С Новым годом, – ответила она, преодолевая неловкость.
– Что означает 1942 год по китайскому календарю? – неожиданно спросил Клайв.
– Это год Лошади.
– Значит, в этом году нас ждет дикая лошадь с огненными глазами и громовым дыханием, – грустно произнес он. – Послушай, Фрэнсин, я хочу тебе кое-что сказать…
В этот момент с балконов донеслась громкая традиционная песенка, от которой у Фрэнсин даже мороз по коже пошел. Эта сентиментальная шотландская мелодия почти полностью совпадала с китайской похоронной музыкой, и она сразу вспомнила давно умершую мать. Фрэнсин почувствовала, что сейчас расплачется, развернулась и, не говоря ни слова, побежала в отель.
А веселье там было в самом разгаре. Не обращая внимания на изрядно опьяневших людей, она поднялась на свой этаж и еще в коридоре услышала громкий плач Рут. Девочка проснулась от грохота взрывов и с тех пор никак не могла успокоиться, несмотря на все усилия няни. Испытывая острое чувство вины, Фрэнсин прижала дочку к груди и стала ласково покачивать.
– Тише, милая, все хорошо, мама уже здесь. Спи, моя маленькая птичка.
В этот момент ей показалось, что мир вокруг нее рушится, оставляя после себя грязные развалины. Все, что она усвоила для себя с детства, – порядок, достоинство, честь, совесть, – все это в одночасье превратилось в дымящиеся руины. А если они все правы и ее муж уже мертв? Что, если японцы действительно захватят Сингапур, сея смерть и разрушения на своем пути? Может, нужно было остаться с этим пьяным офицером и позволить ему повалить себя на траву? По крайней мере она получила бы хоть минуту удовольствия на фоне этого вселенского безумия и ужаса. А что еще можно ожидать от этой жизни? Что ждет ее в будущем? Ничего. Ровным счетом ничего.
Проснувшись на следующее утро с мерзким чувством стыда и унижения, она решила, что вчерашний день был для нее позором и мир действительно катится в пропасть. Клайва Нейпира надо забыть – забыть немедленно и навсегда. Оставалась надежда лишь на третье января, когда должен был приехать Эйб, и, возможно, он спасет ее от дальнейшего падения в пропасть. Она ждала его с самого утра. Но к обеду он не появился. Рут тоже начала нервничать и не отходила от матери ни на шаг. Кончилось тем, что девочка нечаянно разбила бутылку с косметическим маслом для лица и Фрэнсин отшлепала ее, чего никогда не делала прежде.
Весь вечер они просидели в номере, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Фрэнсин часто подходила к окну и с ужасом смотрела на бесконечные колонны беженцев, заполонивших тихую улочку перед отелем. Куда они все идут? На что надеются? Ведь Сингапур уже давно не может вместить всех, кто добрался сюда в поисках надежного и безопасного укрытия. А что будет завтра, послезавтра и во все последующие дни?
В тот день Эйб так и не появился, как, впрочем, и на следующий день. Она часами лежала на диване, тупо уставившись в потолок, стараясь найти хоть какое-то объяснение его задержке. В конце концов, она попыталась успокоить себя тем, что третьего января он планировал не приехать в Сингапур, а только выехать из Ипо. Она понимала, что это маловероятно, но ничего другого в голову ей не приходило.
Проснулась она глубокой ночью от какого-то шума и громких голосов. Яркая луна мягко освещала комнату, отбрасывая на стены причудливые тени. Первая мысль была о том, что теперь-то уж она точно увидит Эйба. Громкий стук в дверь показался ей подтверждением ее пророческих снов. С трудом сдерживая волнение, Фрэнсин вскочила с дивана и бросилась к двери. Но на пороге она увидела не мужа, а дрожащую Эдвину, в одной ночной рубашке.
– Эдвина, – потрясенно выдохнула она, – что случилось?
– Отец… – едва слышно прошептала девушка побелевшими губами. – Прошу вас, пойдемте со мной…
Фрэнсин посмотрела на спящую дочь, набросила халат и последовала за Эдвиной. Переступив порог их комнаты, она от ужаса чуть не рухнула на пол. Ее взору предстала кошмарная картина. Стены комнаты и даже потолок были забрызганы кровью, а на полу, скрючившись, лежал отец Эдвины. Голова его раскололась, а в мертвой руке был зажат револьвер.
– Он мертв, – услышала она голос Эдвины.
Девушка дрожала всем телом и с трудом держалась на слабеющих ногах.
– Я думала, он хотел почистить револьвер, а он застрелился.
Фрэнсин подошла к ней, обняла за плечи и вывела из комнаты.
– Не смотри на него, – тихо сказала она. – Пойдем. Не надо ничего здесь трогать.
– Мне показалось, что он хочет почистить оружие, – повторила Эдвина. – Он всегда чистил его поздно вечером. А я уже была в постели… – В этот момент она начала медленно оседать на пол, и Фрэнсин стоило немалых усилий ее удержать.
В коридоре появились заспанные, в пижамах и ночных рубашках, постояльцы.
– Это мистер Давенпорт, – размахивая руками, утверждал какой-то молодой парень. – Он застрелился, снес себе всю голову.
– Прошу вас, вызовите врача, – обратилась Фрэнсин к окружившим ее людям. – Пожалуйста, позвоните в «Скорую помощь».
На рассвете, после тяжелой, беспокойной ночи, их разбудил сигнал воздушной тревоги. На этот раз японские бомбы падали совсем рядом, и массивное здание отеля содрогалось, как бамбуковая хижина. Фрэнсин подхватила спящую Рут и бросилась вниз по лестнице в бомбоубежище, но там ее встретила плотная толпа обезумевших от страха людей. Она попыталась протиснуться в подвал, но кто-то грубо оттолкнул ее, не пуская дальше порога.
– Здесь больше нет места, – прозвучал у нее за спиной мужской голос.
Увидев перед собой перекошенные от злобы и ненависти лица, она поспешила в другой подвал, но и там все было забито до отказа.
Тогда она поднялась наверх и устроилась под большой колонной в зале ресторана. А бомбы рвались все ближе и ближе. Казалось, еще минута – и от отеля не останется и следа.
В этот момент к ней подошел Абдул, пожилой официант, которого белые постояльцы отеля по-прежнему называли просто «мальчик».
– Будете завтракать, мэм? – спросил он, услужливо наклоняясь к ней.
– Да, пару бутербродов и стакан молока для дочери. Кстати, Абдул, ты, случайно, не в курсе, где дочь мистера Давенпорта?
– Ее отправили в госпиталь Королевы Александры, мэм. – Он пристально посмотрел на нее, огляделся вокруг, а потом наклонился и тихо сказал по-китайски: – Будьте осторожны, мэм.
Она хотела было спросить, что это значит и почему она должна быть осторожной, но он быстро повернулся и исчез за дверью служебного помещения.
Налет закончился так же внезапно, как и начался. Толпы людей из бомбоубежища высыпали наружу, мгновенно заполнили ресторан и теперь громко требовали официантов. Сообразив, что сейчас может начаться очередной скандал, Фрэнсин подхватила Рут на руки и поспешила из зала, уступая место белым.
– От этих черномазых проходу нет, – услышала она за спиной чье-то злобное ворчанье.
В вестибюле отеля ее встретил, как всегда, улыбающийся метрдотель мистер Мэнкин.
– Миссис Лоуренс, можно вас на пару слов?
Она послушно последовала за ним в кабинет.
Он уселся в кресло, и на его лице появилась широкая и вместе с тем какая-то приклеенная улыбка.
– Мадам, ваш муж уже приехал?
– Нет еще.
Мэнкин щелкнул языком и злорадно ухмыльнулся.
– И никаких известий?
– Никаких, – едва слышно произнесла Фрэнсин. – Связь с этим городом прервана.
– Надеюсь, вы уже подумали о том, где будете жить дальше?
– Что вы имеете в виду? – не поняла Фрэнсин. – Почему я должна думать об этом?
Его улыбка стала еще шире.
– Потому что вам придется съехать, мадам. Может быть, у вас есть здесь родственники или близкие друзья?
Фрэнсин уставилась на него ничего не понимающим взглядом.
– Почему я должна съехать? Я ведь исправно плачу вам за номер.
– Да, мадам, но клиенты все время жалуются, что им приходится жить с местными, а им это не очень-то нравится. Кроме того, мадам, – его глаза налились кровью, – вы с дочерью занимаете большой номер, а многие белые ютятся в крохотных комнатушках. Миссис Лоуренс, – он сделал паузу и пристально посмотрел на нее, – мне не очень приятно говорить об этом, но если ваш муж не появится здесь до конца сегодняшнего дня, боюсь, мы не сможем оставить за вами ваш номер.
– Куда же нам деться? – оторопело посмотрела на него Фрэнсин. – У меня ведь ребенок на руках. Сейчас в этом городе мы не сможем найти даже самую маленькую комнатку!
– Всего доброго, миссис Лоуренс, – закончил разговор метрдотель и повернулся к ней спиной.
Она вышла из кабинета, с трудом соображая, что происходит и что ей теперь делать. Повсюду она ловила открыто враждебные взгляды белых людей и злобные реплики в свой адрес. Что теперь делать? Как жить дальше? И как ее отыщет муж, если все-таки приедет сюда? А ехидный кантонский диалект назойливо показывал ей, что она и так слишком долго была госпожой для азиатов и вот теперь впервые в жизни столкнулась с жестокой реальностью. Однако врожденное чувство оптимизма поддерживало в ней надежду, что она сможет найти комнату в какой-нибудь другой гостинице. Оставив Рут на няню, она поспешила на улицу в поисках нового пристанища.
Фрэнсин потратила весь день, чтобы открыть одну ужасную для себя истину: все гостиницы забиты, и никто не изъявил ни малейшего желания помочь ей. Никто даже не удосужился выслушать ее до конца.
Следующая бомбардировка застала ее на улице вместе с тысячами других беженцев. Сначала она укрылась в ближайшем бомбоубежище на Кавенаг-роуд, а в полдень оказалась в другом конце города, где спряталась в подвале какого-то магазина и немного перекусила вместе с хозяевами. Город уже полыхал вовсю, и все меньше оставалось надежды найти хоть какую-нибудь крышу над головой.
Вскоре разнесся слух, что японцы расположились всего в часе полета от Сингапура и теперь будут бомбить город по многу раз на дню. Но самое страшное заключалось в том, что они могли установить пушки и обстреливать город беспрерывно, после чего сюда войдут танки и начнется массовая резня.
К концу дня Фрэнсин, обессиленная и угнетенная безвыходным положением, вернулась в отель, пообедала с дочерью и услышала последнюю ужасающую новость, что вся британская авиация разгромлена и не может оказать наступающим японцам абсолютно никакого сопротивления.
Фрэнсин погрузилась в тягостные раздумья о своем будущем, но тут в дверь кто-то постучал. Надеясь встретить на пороге мужа, она распахнула дверь и увидела перед собой бледную как полотно и еле стоящую на ногах Эдвину.
– Эдвина! – радостно воскликнула Фрэнсин. – Куда ты пропала?
– Все в порядке, – равнодушно ответила девушка.
– Ее выписали из больницы, – вмешалась стоявшая позади нее медсестра, – но ей пока еще требуется уход. Она сказала, что вы можете помочь ей перебраться в Англию или Австралию.
Фрэнсин удивленно посмотрела на Эдвину, а потом на медсестру.
– Мне самой придется завтра покинуть этот отель, – растерянно ответила она.
– Мадам, – решительно заявила медсестра с явно австралийским акцентом, – возьмите ее с собой. Сейчас ей не важно, где находиться. Главное, чтобы рядом было плечо, на котором можно поплакать.
– Боже мой, я сама еще не знаю, где буду завтра утром! – взмолилась Фрэнсин.
Медсестра протянула ей лист бумаги:
– Вот наш телефон. Попросите доктора Уилкса или сестру Картер. Они обычно всегда на рабочем месте. Сейчас у нас нелегкие дни. Они скажут вам, что нужно делать.
Не успела Фрэнсин опомниться, как она вручила ей небольшую коробку.
– Доктор прописал ей вот эти лекарства. Давайте ей по одной таблетке через каждые четыре часа. А снотворное поможет ей нормально спать. Один пакет порошка на стакан воды. Все понятно? – Она похлопала Эдвину по руке: – А ты постарайся не думать о случившемся. Ты в этом не виновата. Договорились?
С этими словами медсестра приветливо помахала рукой и быстро зашагала прочь.
– Мне очень жаль, Эдвина, – сказала Фрэнсин, повернувшись к девушке, – но мне в самом деле придется покинуть этот отель.
– Почему?
– Метрдотель сказал, что без мужа я не могу здесь больше оставаться. А от него нет ни слуху ни духу.
Эдвина вытаращила глаза:
– Значит, они просто-напросто выгоняют вас?
– Да, завтра утром.
– Но почему?
– Вероятно, потому, что у меня не тот цвет кожи, – грустно призналась Фрэнсин.
– Грязные свиньи!
– Согласна, но их тоже можно понять. Им некуда селить семьи беженцев-европейцев.
– А вы скажите им, что не уедете отсюда, – неожиданно предложила Эдвина.
Фрэнсин ничего не ответила, сняла трубку и быстро набрала номер госпиталя. На другом конце откликнулся хриплый от усталости голос доктора Уилкса.
– Эта девушка перенесла страшный шок, а ведь ей только пятнадцать лет. Ей нужны материнская забота и постоянный уход.
– Все понятно, но беда в том, что мне самой придется уехать завтра утром.
– Уехать? – удивился тот. – Из Сингапура?
– Нет, из отеля. Но найти сейчас место в гостинице практически невозможно.
– В таком случае вам придется взять ее с собой, – равнодушно ответил доктор.
– А что дальше?
– Дальше? – переспросил он. – Ее фамилию внесли в список лиц, подлежащих немедленной эвакуации, и должны отправить домой с первым же судном.
Фрэнсин облегченно вздохнула. Впервые она услышала о существовании какого-то отдела по эвакуации.
– И когда это будет?
– Думаю, не раньше чем через пару недель. Здесь пока еще хватает проблем. Но предпочтение, разумеется, будут отдавать женщинам и детям.
– У меня у самой есть маленький ребенок.
– В таком случае советую как можно скорее внести себя в этот список.
– А как же мой муж? Я дожидаюсь его уже несколько дней.
– Послушайте, мадам, – потерял терпение доктор, – вы ждете мужа, а меня ждут мои пациенты. Разбирайтесь сами со своим мужем. И не забывайте давать ей таблетки. – Он сделал паузу, но не бросил трубку. – Да, еще одно. Вам придется заняться похоронами ее отца.
– Что вы сказали? – опешила от неожиданности Фрэнсин.
– Он в нашем морге, – продолжал доктор. – Мне даже пришлось делать вскрытие, как будто больше нет других забот. Свидетельство о его смерти я уже выписал, так что заберите его как можно скорее и похороните. Мы не можем держать его здесь вечно. – Последние слова он сказал очень быстро и сразу положил трубку.
Фрэнсин посмотрела на Эдвину, которая, похоже, немного пришла в себя.
– Ничего страшного, – сказала девушка, – я еду с вами.
– Эдвина, – попыталась переубедить ее Фрэнсин, – это невозможно.
– У меня здесь больше никого нет, – упрямо возразила та. – Кроме того, я должна забрать отсюда все деньги отца. И я буду помогать вам с Рут. Поверьте, вдвоем нам будет спокойнее.
Фрэнсин поняла, что другого выхода сейчас просто нет.
– Это еще не все, Эдвина. Надо похоронить твоего отца, а я понятия не имею, с чего начать.
– А что, если спросить у генерала Нейпира? – предложила девушка.
– Он болен и лежит в постели.
– Тогда у его племянника. Он, конечно, жуткий тип, но в таких вещах, я думаю, разбирается.
Фрэнсин вспомнила тот памятный новогодний вечер и принялась лихорадочно искать визитную карточку Клайва. Конечно, за все приходится платить, но другого выхода нет.
– Клайв Нейпир, – раздался в трубке хриплый голос.
– Это Фрэнсин Лоуренс, – с трудом выдавила она из себя. – Не знаю, помните ли вы…
– Привет, малышка! – радостно воскликнул майор. – Какой приятный сюрприз!
– Мне нужна ваша помощь, – сразу перешла к делу Фрэнсин. – У нас случилась трагедия. Мистер Давенпорт покончил с собой.
– Давенпорт? – недоуменно переспросил майор.
– Да. Он сидел с нами за одним столиком в тот вечер.
– Тот самый угрюмый старик с розовощекой дочерью?
– Да.
– Застрелился, надо полагать?
Фрэнсин очень удивилась, что он догадался о случившемся, и вместе с тем была рада, что теперь ей не придется объяснять детали в присутствии Эдвины.
– Да.
– Ну что ж, от него этого можно было ожидать, – хладнокровно заключил Клайв. – Ну и чем я могу помочь? Похоронить несчастного старика?
– Да, – снова обрадовалась Фрэнсин такой догадливости. – Его дочь сейчас рядом со мной…
– Не надо ничего объяснять, – прервал ее майор. – Где его тело?
– В госпитале Королевы Александры.
– Хорошо. Буддист, христианин, еврей?
Фрэнсин растерянно посмотрела на Эдвину:
– Кто твой отец по религиозным убеждениям?
– Англиканская церковь, – ответила та.
– Я сейчас же займусь этим делом, – пообещал Клайв. – Позвоните мне вечером.
– Вы очень добры, Клайв, – смущенно поблагодарила Фрэнсин.
– Пустяки. Я ведь сказал, что можете обращаться ко мне в любое время и по любому поводу. Клубника, лобстеры и все такое прочее. Всегда к вашим услугам, мадам.
– Если вам нужны деньги для похорон…
– Об этом поговорим позже, – сказал Клайв и положил трубку, оставив ее в полной растерянности.
Фрэнсин посмотрела на Эдвину:
– Он сказал, что все сделает. А мне сейчас нужно попытаться подыскать новое жилье.
Эдвина с готовностью кивнула:
– Я присмотрю за Рут, а няню вы можете отправить домой. Это была неплохая идея, так как теперь нужно было беречь деньги. Кто знает, что ждет их в будущем?
– Где вы собираетесь искать? – спросила Эдвина.
– Не знаю, – откровенно призналась Фрэнсин. – Скорее всего, в тех кварталах, где живут китайцы, индусы или малайцы. На лучшее нам сейчас рассчитывать не приходится.
Эдвина грустно улыбнулась:
– Лично у меня нет никаких расовых предрассудков. Главное – быть вместе с вами.
Фрэнсин кивнула и стала собираться в дорогу.
В тот вечер она видела смерть ближе, чем когда бы то ни было. Она поймала небольшое желтое такси, водитель которого пообещал отвезти ее в китайский квартал, где еще можно было снять комнату. Как только они пересекли границу квартала, водитель неожиданно затормозил, выскочил из машины и с криком «Спрячься под машину!» мгновенно исчез.