Страница:
Фрэнсин с трудом подавила желание броситься по тропинке к тому дому, на который указал мужчина в набедренной повязке.
– Да, ты прав, надо соблюсти приличия. Но давай побыстрей, Клайв, умоляю тебя!
Только поздно вечером, когда дождь немного утих, им разрешили навестить женщину в ее ветхом бунгало. А до этого они несколько часов просидели в хижине вождя, пили рисовое пиво и рассказывали местным жителям обо всем, что произошло и происходит в больших городах. Фрэнсин старалась не показывать своего нетерпения, но не могла дождаться конца этой продолжительной беседы. Рассеянно отвечая на многочисленные вопросы хозяев, она всеми мыслями была в хижине Анны, которая сейчас, по всей видимости, осталась единственной живой свидетельницей той страшной трагедии. А они никак не хотели отпускать их, расспрашивая обо всем на свете, даже о ставшем знаменитым в эти годы Элвисе Пресли.
В конце концов, престарелый вождь изрядно захмелел от крепкого рисового пива и задремал, свесив голову на плечо. Тогда Бата наклонился к ним и прошептал, что теперь они могут навестить ту самую женщину, ради которой проделали столь долгий и опасный путь.
– Ее деверь проводит вас к ее дому, – добавил он и хитро подмигнул.
Не успели они переступить порог ее хижины, как снова разразился ливень. Фрэнсин не сразу освоилась в полутемном помещении и беспрестанно протирала глаза от едкого дыма, который скапливался внутри хижины, не имея выхода наружу. Анна сидела перед очагом, одной рукой прижимая к себе крохотного младенца, а другой помешивая что-то в большом котле. Ребенок был еще совсем маленький, он жадно сосал материнскую грудь, причмокивая от удовольствия.
Фрэнсин сложила перед собой руки в знак приветствия и уселась перед очагом, скрестив ноги. Клайв примостился рядом, но по-европейски, так как без тренировки сесть на скрещенные ноги практически невозможно. Женщина смущенно улыбнулась и приветливо кивнула. На вид ей было примерно лет двадцать пять, но Фрэнсин знала, как легко ошибиться в определении возраста туземцев. Она была довольно красивой, с густыми иссиня-черными волосами и живыми серьезными глазами, пытливо изучавшими незнакомцев. На ее овальном лице ярко выделялись толстые чувственные губы, их контур был подчеркнут необычной краской. Как у всех туземных женщин, шею ее украшало изрядное количество дешевых ожерелий, а на запястьях и щиколотках звенели металлические браслеты. Вскоре Фрэнсин поняла причину такого пристрастия Анны к ожерельям и бусам. От щеки и до самой груди через все горло тянулся багровый шрам, который лишь слегка прикрывали бусы и ожерелья. Судя по всему, эту женщину кто-то полоснул ножом, и она лишь чудом выжила после такой страшной раны.
– У вас прекрасный ребенок, – прошептала Фрэнсин на малайском языке. – Как его зовут?
– Кана, – тихо ответила Анна, нежно поглаживая маленькую головку.
– Дай Бог, чтобы он вырос сильным, здоровым и стал настоящим мужчиной.
Анна улыбнулась:
– Благодарю вас, мы тоже молимся за это.
– Мы привезли вам небольшие подарки, – спохватилась Фрэнсин, раскрывая дорожную сумку.
Она извлекла из нее тарелки, чашки, блок сигарет, жевательные резинки и прочую мелочь. Глаза Анны засверкали от радости. Все подарки пришлись как нельзя более кстати.
– Вы помните нас, Анна? – спросила Фрэнсин, затаив дыхание.
Та посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на Клайва.
– Да, – последовал не совсем уверенный ответ.
– Значит, вы знаете, кто мы такие? – продолжала допытываться она.
Анна неуверенно кивнула.
– Если не ошибаюсь, вы те самые белые люди, которые в годы войны пришли в нашу деревню вместе с Нендаком. Да-да, те самые, которые оставили девочку, а сами потом ушли в джунгли.
Фрэнсин застыла с открытым ртом, боясь продолжить расспросы. У нее перехватило дыхание, а сердце пронзила боль. Все предыдущие свидетели, как правило, не могли вспомнить тот момент, когда они впервые появились в деревне Нендака. Правда, они были намного старше, а некоторые вообще уже впали в старческий маразм. А эта женщина была молодой и помнила не только их, но и Рут.
– Вы помните маленькую девочку, которую мы оставили и деревне? – спросила она пересохшими губами.
Анна крепче прижала к себе ребенка.
– Да, я помню, как она плакала и кричала, когда вы оставили ее в деревне и ушли. Я также помню ваше лицо, залитое слезами и искаженное отчаянием. Такое забыть невозможно.
– Вы помните это! – воскликнула Фрэнсин и подалась, вперед.
Женщина грустно вздохнула и отвернулась.
– Я помню, как нам пришлось догонять ее и возвращать в деревню. Она бежала за вами до самого леса. – Анна сделала паузу, а затем продолжила: – Кто-то из мужчин взял ее на руки и попытался успокоить, но не тут-то было. Она продолжала кричать, и ему пришлось закрыть ей рот рукой. Я до сих пор не могу забыть ее крик. Это было невыносимо. Она плакала еще несколько дней, а потом немножко успокоилась и только вытирала слезы. И все это время она порывалась в джунгли вслед за вами, но мы стерегли ее и быстро догоняли. Кроме того, она долго отказывалась от еды, и мы даже думали, что она решила умереть от голода. А потом в один прекрасный день она перестала всхлипывать, выпила немного воды и постепенно ожила. – Анна покачала ребенка и посмотрела куда-то в сторону. – Мне тогда было то ли тринадцать, то ли четырнадцать лет, и я прекрасно помню, как мне было жаль ее. Я была одной из тех, кто кормил ее и пытался хоть как-то утешить.
После этих слов Фрэнсин уже не могла удержаться, и слезы ручьем полились по ее щекам. Она попыталась вытереть лицо, но руки ее не слушались. Она конвульсивно сглотнула и подалась вперед.
– Послушайте, Анна, с тех пор я никогда больше не видела своего ребенка. Именно поэтому я и приехала к вам. Мне нужно знать, что случилось с ней потом.
Глаза Анны расширились от удивления.
– Вы ничего, не знаете?
Фрэнсин покачала головой:
– Ничего. Несмотря на все мои старания, я так и не смогла ничего узнать о ее судьбе.
Анна молча отняла ребенка от груди, завернула его в пеленку и прижала к себе, нежно убаюкивая. Но малыш спать явно не собирался, он отчаянно сопротивлялся, колотил ее крохотными кулачками и беспрестанно дрыгал ножками.
– Не понимаю, как вы можете не знать этого! – наконец воскликнула Анна, устав бороться с малышом. – Неужели вам никто не сказал? Такого просто не может быть!
– Знаете, Анна, из всех жителей деревни уцелело лишь несколько человек, – пояснил ей Клайв, сгорая от нетерпения. – В большинстве своем это были старые люди, которых японцы пощадили из-за седых волос. Вы же знаете, они уважают стариков. Так вот, никто из них не мог ничего вспомнить о девочке, которую мы оставили в деревне. Они даже нас самих не могли вспомнить.
– Не могу понять, – Анна задумчиво посмотрела на них, – почему вы не вернулись за ней?
– Мы возвращались в вашу деревню много раз, – объяснил Клайв, – но так и не смогли ничего отыскать. Надеюсь, вы знаете, что от самой деревни не осталось и следа, а оставшиеся в живых люди рассеялись по окрестным селениям. Мы, конечно, пытались отыскать их всех, но, к сожалению, они ничем не смогли нам помочь. Что же касается вас, то ваше имя мы услышали всего несколько недель назад и сразу отправились к вам. Откровенно говоря, до сегодняшнего утра мы вообще сомневались, что вы существуете на свете. Поначалу нам казалось, что все это пустые слухи, не более того. Вы ведь знаете, что ваша деревня находится в таких дебрях, что белому человеку не так-то просто ее отыскать.
Женщина провела рукой по глубокому – шраму на шее.
– Я больше не желаю видеть внешний мир, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я выбрала это отдаленное, Богом забытое место. – Она погладила ребенка по голове и надолго умолкла, стараясь не смотреть гостям в глаза.
А они сидели, нетерпеливо поглядывая на нее, и ждали продолжения рассказа.
– Это случилось вскоре после того, как вы оставили деревню, – тихо начала она через минуту или две. – Я точно не помню, но примерно через месяц или два. Они пришли к нам рано утром, высадившись из патрульного катера. Их было много, человек тридцать. Осмотрев деревню, они заставили всех жителей собраться на площади и ждать дальнейших распоряжений. Их командир долго кричал на нас по-японски, но мы ничего не понимали, а молодые парни стали смеяться над ним, кривляясь и передразнивая. Я пыталась их успокоить, так как хорошо понимала, зачем они пришли к нам, но это не помогло. – Она помолчала и смахнула слезу. – Разозлившись на глупых парней, командир приказал отделить их от группы и расстрелять. Они убили их в считанные минуты, а потом принялись за нас, но при этом решили не тратить патроны, а убивали всех штыками и длинными мечами. – Анна провела рукой по длинному шраму на шее, – Мы были бессильны что-либо сделать. В деревне к тому времени уже не осталось никого, кто мог бы нас защитить. Я своими глазами видела, как они убили мою мать и двоих сестер. После этого какой-то офицер полоснул меня мечом по горлу, но я успела отпрянуть, и удар получился не слишком сильный. Я упала на землю и притворилась мертвой, а они продолжали добивать остальных. Я понимала, что рана не слишком глубокая, но все равно не надеялась выжить, так как мне нечем было остановить кровь. Я была абсолютно уверена, что умру от потери крови. После расправы над жителями японцы подожгли наши дома и ушли из деревни, не дожидаясь, пока они сгорят дотла. Я с трудом выбралась из-под кучи трупов, наспех перевязала рану, а потом доползла до реки и поплыла вниз по течению. Примерно через полчаса меня заметили местные рыбаки и вытащили на берег. Вот так я и спасла свою жизнь.
– А наш ребенок? – не выдержал Клайв.
– Они убили ее, – едва слышно произнесла Анна. – Я видела это своими глазами. Какой-то солдат ударил ее штыком в грудь, и я видела, как лезвие вышло с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Она не могла выжить после такого удара.
Фрэнсин опустила голову и тихо заплакала. Невыносимая боль сдавила ее грудь, перехватила дыхание и лишила сил. Она давно хотела узнать правду о дочери, но никогда не думала, что она окажется такой невыносимо страшной. Клайв обнял ее за плечи и прижал к себе, но она уже ничего не ощущала. Раньше ей казалось, что правда о гибели Рут принесет ей хоть какое-то облегчение, но оказалось, что прекратить многолетнюю агонию не так-то просто. Правда, облеченная в слова, нанесла ей такую рану, от которой она не сможет оправиться до конца жизни. Но самое ужасное заключалось в том, что эта трагедия произошла по ее вине. Нужно было прислушаться к доводам сердца, а не к равнодушным аргументам Клайва и других людей.
Анна с сочувствием смотрела на убитую горем гостью и все сильнее прижимала к груди собственного ребенка.
– Фрэнсин, дорогая, слезами горю не поможешь, успокойся, – нежно говорил Клайв.
Но она уже не владела собой. Сердце бешено колотилось в груди, а из горла вырвался хриплый вой. Ее окутал мрак, а под ногами разверзлась страшная бездонная пропасть. Она падала в эту пропасть, и ей казалось, что жизнь покидает ее истерзанную страданиями душу. В последнее мгновение она вдруг увидела перед собой сияющее от радости лицо Рут. Девочка смеялась и звала маму к себе, протягивая к ней тоненькие ручонки. Фрэнсин рванулась к ней, но дочь исчезла так же внезапно, как и появилась. Несчастная мать издала громкий крик, схватилась руками за голову, и спасительная темнота накрыла ее.
Клайв вынес ее на свежий воздух и положил на коврик у хижины. Тело Фрэнсин обмякло, и Клайв испуганно приложил ухо к ее груди, чтобы убедиться, что она жива. Пульс почти не прослушивался. Он начал тормошить ее, без конца повторяя ее имя. Собравшиеся вокруг них жители деревни с трудом оторвали его от Фрэнсин, объясняя, что человека в таком состоянии трогать нельзя.
– Она будет спать всю ночь и весь следующий день, – сказала какая-то женщина. – Но тормошить ее ни в коем случае нельзя.
В конце концов, они оттащили Клайва в сторону и усадили под деревом, откуда он с отсутствующим видом наблюдал, как женщины осторожно завернули Фрэнсин в шерстяное одеяло и отнесли в хижину.
– Не волнуйтесь, господин, они присмотрят за ней, – успокоил его суетившийся поблизости Исмаил. – Они знают, что нужно делать в подобных случаях.
– Я должен доставить ее в больницу, – пробормотал Клайв, прекрасно понимая, что в данных обстоятельствах его слова прозвучали очень глупо.
– Она сейчас не сможет проделать обратный путь, – тихо сказал Бата и положил руку ему на плечо. – Они правы, она может умереть, если ее не оставить в покое на пару дней.
– Для нее это страшный удар, – угрюмо произнес Клайв, чувствуя, что и сам может свалиться от такого потрясения.
Странно, но его больше всего поразил не рассказ Анны об обстоятельствах смерти Рут, а реакция Фрэнсин. Ему казалось, что она отнесется к этому более спокойно, так как давно уже твердила, что ее дочь погибла и искать ее нет смысла. К тому же никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. Фрэнсин всегда была твердой, волевой, прекрасно владела собой и никогда не проявляла слабость даже в самых отчаянных ситуациях.
Исмаил свернул огромную сигару из табака, который подарили ему гости, и повернулся к Клайву:
– Она немного поспит и придет в себя… А вам, господин, тоже не мешало бы отдохнуть. Мои люди накормят вас и отведут в дом, где вы сможете немного вздремнуть. А мы пока подготовимся к сегодняшнему празднику. Всю ночь мы будем танцевать, петь песни и пить домашнее пиво.
Когда все ушли, Клайв прислонился к стволу дерева и долго, смотрел на темную стену джунглей. Как странно все-таки устроена жизнь. Он и Фрэнсин проделали нелегкий путь, чтобы узнать ужасные подробности о смерти дорогого им человека, но они и представить себе не могли, что Рут постигнет такая жуткая участь. Никто из них не надеялся услышать, что она жива, но информация, полученная от очевидца тех ужасных событий, оказалась настолько страшной, что они едва ли когда-нибудь смогут ее пережить.
И тем не менее это известие должно положить конец их многолетним мучениям. Все-таки в тех злых словах, которые обрушила на него Фрэнсин накануне отъезда, была значительная доля правды. Судьба Рут и тщетные поиски ее следов в джунглях – это единственное, что объединяло их в последние годы. Рут была призраком, витавшим между ними и державшим в своих мертвых руках тонкую ниточку тех некогда прочных отношений, которые связывали их в военные годы. Он делал все возможное, чтобы эта ниточка не порвалась, не желая понимать, что она становится тоньше с каждым годом, и он никогда не сможет вернуть их прошлое. Да, как это ни печально, но он действительно терзал ее сердце бессмысленными поисками, лишь бы иметь возможность хоть изредка находиться рядом с ней. «Да, старик, – пробормотал он себе под нос, – тебе попались плохие карты, так что не стоит надеяться на победу в этой игре. Ты проиграл».
Клайв посмотрел на грозовые тучи, готовые пролить на землю небесную влагу. Почему же так получилось, что он полностью сосредоточился на прошлом, на Рут и на их прежних отношениях, а Фрэнсин преодолела в себе это бремя и занялась строительством будущего? Уж не потому ли, что она больше не могла копаться в прошлом и терзать себя несбыточными надеждами? Так почему же он не смог перестроить себя? Скорее всего потому, что очень боялся потерять ее и знал, что если она уедет в Гонконг и займется там своим делом, отношения, связывающие их, порвутся навсегда. Так оно и вышло. Она перестала зависеть от него, разбогатела, занимаясь своим бизнесом, а он не может покончить с прошлым, потому что в его сознании оно навсегда связано с любимой женщиной.
Более того, в глубине души он порой желал ей неудачи, провала, мечтая о том, как однажды она потеряет свой, капитал, и в конце концов вернется к нему. Разумеется, это были мерзкие, гадкие мысли, но он ничего не мог с собой поделать. «Пора в отставку», – колокольным звоном прозвучало в его голове. Если бы он сосредоточился не на прошлом Фрэнсин, а на ее будущем, то сейчас, вероятно, был бы рядом с ней. А когда она стала заниматься бизнесом, надо было не мешать ей, а помогать, и не только морально, но и материально. Но кто знал, что у этой маленькой женщины столько, силы воли, столько энергии и такой азарт? Ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь добьется такого грандиозного успеха и станет вполне самостоятельным человеком, не нуждающимся в посторонней помощи.
Над деревней сгущались сумерки. Высоко в небе прогремел гром, и в ту же секунду на землю обрушился очередной шквал дождя. Клайв Нейпир никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и таким несчастным.
Фрэнсин лежала на коврике в дальнем углу хижины. Сквозь круглое отверстие в потолке прямо над очагом в хижину пробивался слабый утренний свет. Женщины уже проснулись и были заняты приготовлением пищи, что-то помешивая палочкой в большом котле.
Фрэнсин чувствовала себя очень слабой, перед глазами плыли темные круги, а в сознании эхом отдавались слова Анны о гибели дочери. Правда, к которой она стремилась все эти годы, оказалась слишком тяжким бременем для ее израненной души. Теперь в ней образовалась пустота – страшная и невыносимая, как не подлежащий обжалованию смертный приговор. Смертоносный, опустошительный ураган смел все на своем пути, оставив после себя лишь жалкие осколки ее прежней жизни.
Она повернула голову и посмотрела на женщин. В тусклом свете они казались сказочными ведьмами, колдующими над волшебным зельем. Старшая из них была худощавой, с плоской, обвисшей грудью и испещренным глубокими морщинами лицом, а младшая была совсем юной девушкой со смуглой кожей и яркими, сверкающими, как угольки, черными глазами на подвижном личике. Именно она первой улыбнулась гостье и протянула ей тарелку с горячим рисом.
Фрэнсин покачала головой, давая понять, что ей сейчас не до еды, но девочка подсела ближе и принялась кормить ее с ложки. Рис показался ей безвкусным, но она не знала, такой ли он на самом деле или она просто потеряла способность ощущать вкус.
– Ты скоро поправишься, – утешила ее старая женщина, продолжая возиться у очага. – Но для этого нужно хорошо питаться. Самое страшное для тебя уже позади.
– А где тот человек, который приехал со мной? – поинтересовалась она после третьей ложки риса.
– В другом месте.
– Он еще спит?
– Спит? – удивленно воскликнула старушка. – Как бы не так! Твой мужчина – настоящий герой! Он выпил столько пива, что посрамил всех наших мужчин. Они в восторге от него. А сейчас он пьет и танцует с нашими женщинами.
Фрэнсин отодвинула руку, протягивающую ей очередную порцию риса, и приподнялась с коврика. Ее тело дрожало от слабости и с трудом подчинялось ей.
– А дождь уже прекратился?
– Нет. Муссонные дожди прекращаются только с окончанием сезона дождей.
– А вода в реке все еще поднимается? – продолжала допытываться Фрэнсин.
– Со вчерашнего дня она поднялась на пару ладоней, но с тех пор остается на прежнем уровне.
– И больше не поднимается? – с надеждой в голосе уточнила Фрэнсин.
– Нет, – ответила старуха.
Девушка попыталась сунуть ей в рот еще одну ложку риса, но Фрэнсин решительно покачала головой.
– Я хочу выйти наружу. – Она собрала все силы и попыталась подняться на ноги.
Надо отыскать Клайва и договориться с ним о времени отъезда. Здесь им больше делать нечего, а в Гонконге ее ждут срочные дела. К тому же она прекрасно понимала, что сейчас только работа сможет отвлечь ее от тяжелых мыслей.
Она встала, сделала несколько шагов, покачнулась и чуть не упала в очаг. Девочка успела подхватить ее под руки и вывела из хижины под сплошную завесу дождя. Воздух был наполнен запахом гнили и сырости. Фрэнсин посмотрела на реку – уровень воды стал заметно выше, чем вчера. Коричневая от водорослей и тины река с огромной скоростью мчалась мимо деревни, монотонно шумя и взбивая белую пену. Обратный путь по такой реке чрезвычайно опасен, но через пару дней выбраться отсюда по воде будет невозможно.
Она закрыла руками уши, чтобы не слышать слова Анны, чтобы не видеть перед собой то и дело возникающее лицо дочери.
– Где мой спутник? – спросила она девушку, стремясь поскорее убраться отсюда.
– Я отведу вас к нему, – сказала та и повела ее по узкой тропинке, заваленной мусором, ветками деревьев и огромными ошметками грязи.
Вокруг главного деревенского дома шныряли свиньи, лаяли собаки, мяукали кошки, а изнутри доносились пьяные голоса мужчин. Девушка помогла Фрэнсин взобраться на крыльцо и повернулась к ней:
– Он там.
Фрэнсин вошла внутрь и прищурилась, стараясь привыкнуть к полумраку. Наконец она разглядела сидящего на циновке Клайва с большим кувшином между коленями. А вокруг него лежали обнаженные тела его мертвецки пьяных собутыльников. Один только Исмаил сидел, покачиваясь, рядом и таращил глаза на Клайва.
– Клайв! – позвала она, возмущенно оглядывая это безобразие.
Он открыл покрасневшие глаза и долго смотрел на нее, не понимая, что она от него хочет.
– А, это ты. Заходи.
– Клайв, как ты можешь! – рассердилась Фрэнсин.
– А тебе какое дело? – огрызнулся он, с трудом удерживая равновесие.
– Надеюсь, ты больше не будешь пить? – смягчилась она, понимая, что побудило его к этому.
– Не буду, если ты не будешь больше реветь, – старательно выговаривая слова, ответил Клайв и заглянул в кувшин. – Пустой. Знаешь, у них получается неплохое рисовое пиво, но почему-то оно быстро заканчивается. Надо сделать выговор бармену.
– Клайв, обещаю, я не буду больше плакать, – сказала Фрэнсин. – А ты пообещай, что не будешь больше пить. Нам нужно поскорее убраться отсюда, пока уровень воды в реке не достиг критической отметки.
– К чему такая спешка, радость моя? – Клайв протянул руку и потрепал Исмаила по щеке: – Бармен, где пиво? Что за безобразие!
Туземец посмотрел на него мутными глазами, тяжело вздохнул и беззвучно рухнул на пол.
– Клайв, ты как хочешь, а я уезжаю, – решительно заявила Фрэнсин, поворачиваясь к двери. – А ты можешь оставаться здесь. до окончания периода дождей. Бата, разумеется, поедет со мной.
Она вышла из хижины, Клайв прокричал что-то вслед, но она уже его не слышала.
Дождь не прекращался ни на минуту, и Клайв растерянно смотрел на взлетно-посадочную полосу местного аэропорта, размышляя над тем, сможет ли хоть один самолет приземлиться или взлететь при такой погоде. Небольшой самолет марки «Бичкрафт» казался маленькой букашкой на фоне огромной взлетной полосы, и теперь оставалось надеяться лишь на мастерство пилота и на надежность двигателя. Через несколько минут самолет должен взлететь, а пока пилот прогревал двигатель и проверял работу механизмов.
Клайв повернулся и посмотрел на Фрэнсин. Она говорила по телефону и, судя по всему, давала своим служащим в Гонконге какие-то указания. Несмотря на то что она говорила на тайском диалекте, он понял несколько слов: «завод», «график», «строительство», «архитектура». Фрэнсин похудела за эти две недели, а ее лицо стало еще более суровым и строгим, однако она по-прежнему излучала энергию и непоколебимую уверенность в своих силах.
Закончив разговор, она положила в сумку записную книжку и быстро направилась к нему.
– Все в порядке? – поинтересовался Клайв.
– Да, все идет по графику, – улыбнулась она.
Он смотрел на нее и просто не мог поверить, что перед ним та самая женщина, которая когда-то казалась ему беспомощной и по-детски наивной.
– Ну что ж, я рад за тебя.
– Ну ладно, Клайв. – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Спасибо за помощь и вообще за все. – Она провела рукой по лбу.
Под глазами у нее пролегли темные круги, которые ей не удалось спрятать даже за толстым слоем косметики. Последние дни она не наскакивала на него, ни в чем не упрекала, но он и без того знал, что между ними все кончено и теперь у него больше не будет повода для встречи с ней.
– Фрэнсин, – осторожно начал он, тщательно подбирая слова, – я знаю, что это наша последняя встреча. – Он с трудом узнал собственный голос.
– Отчего же? – с наигранным недоумением проговорила она. – Ты можешь в любой момент приехать ко мне в Гонконг, Я покажу тебе свой завод. Только позвони предварительно.
– Знаешь, пока ты приходила в себя в той хижине, я еще раз поговорил с Анной. – Клайв посмотрел на нее с опаской, словно ожидая, что она прервет его и не даст договорить до конца.
Она действительно подняла руку, чтобы его остановить, но потом передумала и напряженно ждала продолжения.
– Фрэнсин, это последнее, что я хочу сказать тебе. Она видела, как солдат проткнул девочку штыком и как лезвие вышло с другой стороны. У нас нет оснований не доверять ей. Но она не видела лица этой девочки и не может дать гарантий, что это была именно Рут. Я сначала не поверил ей и специально переспросил, видела ли она лицо этой девочки, на что она ответила, что нет, не видела.
Фрэнсин судорожно прижала руки к груди:
– Клайв, ради всего святого…
– Все, молчу, – поспешил он успокоить ее, затем наклонился и поцеловал в щеку. – Уходи, то есть улетай.
Он еще надеялся, что она скажет ему хоть что-нибудь на прощание, но она молча повернулась и быстро зашагала к самолету, прикрываясь от дождя кожаной сумкой. Вслед за ней спешил туземец, который нес ее чемодан и даже успел раскрыть над ней зонт. А Клайв смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла за плотной пеленой дождя. Через минуту послышался натужный рев мотора, самолет прорезал стену дождя и исчез в покрытом грозовыми облаками небе.
– Да, ты прав, надо соблюсти приличия. Но давай побыстрей, Клайв, умоляю тебя!
Только поздно вечером, когда дождь немного утих, им разрешили навестить женщину в ее ветхом бунгало. А до этого они несколько часов просидели в хижине вождя, пили рисовое пиво и рассказывали местным жителям обо всем, что произошло и происходит в больших городах. Фрэнсин старалась не показывать своего нетерпения, но не могла дождаться конца этой продолжительной беседы. Рассеянно отвечая на многочисленные вопросы хозяев, она всеми мыслями была в хижине Анны, которая сейчас, по всей видимости, осталась единственной живой свидетельницей той страшной трагедии. А они никак не хотели отпускать их, расспрашивая обо всем на свете, даже о ставшем знаменитым в эти годы Элвисе Пресли.
В конце концов, престарелый вождь изрядно захмелел от крепкого рисового пива и задремал, свесив голову на плечо. Тогда Бата наклонился к ним и прошептал, что теперь они могут навестить ту самую женщину, ради которой проделали столь долгий и опасный путь.
– Ее деверь проводит вас к ее дому, – добавил он и хитро подмигнул.
Не успели они переступить порог ее хижины, как снова разразился ливень. Фрэнсин не сразу освоилась в полутемном помещении и беспрестанно протирала глаза от едкого дыма, который скапливался внутри хижины, не имея выхода наружу. Анна сидела перед очагом, одной рукой прижимая к себе крохотного младенца, а другой помешивая что-то в большом котле. Ребенок был еще совсем маленький, он жадно сосал материнскую грудь, причмокивая от удовольствия.
Фрэнсин сложила перед собой руки в знак приветствия и уселась перед очагом, скрестив ноги. Клайв примостился рядом, но по-европейски, так как без тренировки сесть на скрещенные ноги практически невозможно. Женщина смущенно улыбнулась и приветливо кивнула. На вид ей было примерно лет двадцать пять, но Фрэнсин знала, как легко ошибиться в определении возраста туземцев. Она была довольно красивой, с густыми иссиня-черными волосами и живыми серьезными глазами, пытливо изучавшими незнакомцев. На ее овальном лице ярко выделялись толстые чувственные губы, их контур был подчеркнут необычной краской. Как у всех туземных женщин, шею ее украшало изрядное количество дешевых ожерелий, а на запястьях и щиколотках звенели металлические браслеты. Вскоре Фрэнсин поняла причину такого пристрастия Анны к ожерельям и бусам. От щеки и до самой груди через все горло тянулся багровый шрам, который лишь слегка прикрывали бусы и ожерелья. Судя по всему, эту женщину кто-то полоснул ножом, и она лишь чудом выжила после такой страшной раны.
– У вас прекрасный ребенок, – прошептала Фрэнсин на малайском языке. – Как его зовут?
– Кана, – тихо ответила Анна, нежно поглаживая маленькую головку.
– Дай Бог, чтобы он вырос сильным, здоровым и стал настоящим мужчиной.
Анна улыбнулась:
– Благодарю вас, мы тоже молимся за это.
– Мы привезли вам небольшие подарки, – спохватилась Фрэнсин, раскрывая дорожную сумку.
Она извлекла из нее тарелки, чашки, блок сигарет, жевательные резинки и прочую мелочь. Глаза Анны засверкали от радости. Все подарки пришлись как нельзя более кстати.
– Вы помните нас, Анна? – спросила Фрэнсин, затаив дыхание.
Та посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на Клайва.
– Да, – последовал не совсем уверенный ответ.
– Значит, вы знаете, кто мы такие? – продолжала допытываться она.
Анна неуверенно кивнула.
– Если не ошибаюсь, вы те самые белые люди, которые в годы войны пришли в нашу деревню вместе с Нендаком. Да-да, те самые, которые оставили девочку, а сами потом ушли в джунгли.
Фрэнсин застыла с открытым ртом, боясь продолжить расспросы. У нее перехватило дыхание, а сердце пронзила боль. Все предыдущие свидетели, как правило, не могли вспомнить тот момент, когда они впервые появились в деревне Нендака. Правда, они были намного старше, а некоторые вообще уже впали в старческий маразм. А эта женщина была молодой и помнила не только их, но и Рут.
– Вы помните маленькую девочку, которую мы оставили и деревне? – спросила она пересохшими губами.
Анна крепче прижала к себе ребенка.
– Да, я помню, как она плакала и кричала, когда вы оставили ее в деревне и ушли. Я также помню ваше лицо, залитое слезами и искаженное отчаянием. Такое забыть невозможно.
– Вы помните это! – воскликнула Фрэнсин и подалась, вперед.
Женщина грустно вздохнула и отвернулась.
– Я помню, как нам пришлось догонять ее и возвращать в деревню. Она бежала за вами до самого леса. – Анна сделала паузу, а затем продолжила: – Кто-то из мужчин взял ее на руки и попытался успокоить, но не тут-то было. Она продолжала кричать, и ему пришлось закрыть ей рот рукой. Я до сих пор не могу забыть ее крик. Это было невыносимо. Она плакала еще несколько дней, а потом немножко успокоилась и только вытирала слезы. И все это время она порывалась в джунгли вслед за вами, но мы стерегли ее и быстро догоняли. Кроме того, она долго отказывалась от еды, и мы даже думали, что она решила умереть от голода. А потом в один прекрасный день она перестала всхлипывать, выпила немного воды и постепенно ожила. – Анна покачала ребенка и посмотрела куда-то в сторону. – Мне тогда было то ли тринадцать, то ли четырнадцать лет, и я прекрасно помню, как мне было жаль ее. Я была одной из тех, кто кормил ее и пытался хоть как-то утешить.
После этих слов Фрэнсин уже не могла удержаться, и слезы ручьем полились по ее щекам. Она попыталась вытереть лицо, но руки ее не слушались. Она конвульсивно сглотнула и подалась вперед.
– Послушайте, Анна, с тех пор я никогда больше не видела своего ребенка. Именно поэтому я и приехала к вам. Мне нужно знать, что случилось с ней потом.
Глаза Анны расширились от удивления.
– Вы ничего, не знаете?
Фрэнсин покачала головой:
– Ничего. Несмотря на все мои старания, я так и не смогла ничего узнать о ее судьбе.
Анна молча отняла ребенка от груди, завернула его в пеленку и прижала к себе, нежно убаюкивая. Но малыш спать явно не собирался, он отчаянно сопротивлялся, колотил ее крохотными кулачками и беспрестанно дрыгал ножками.
– Не понимаю, как вы можете не знать этого! – наконец воскликнула Анна, устав бороться с малышом. – Неужели вам никто не сказал? Такого просто не может быть!
– Знаете, Анна, из всех жителей деревни уцелело лишь несколько человек, – пояснил ей Клайв, сгорая от нетерпения. – В большинстве своем это были старые люди, которых японцы пощадили из-за седых волос. Вы же знаете, они уважают стариков. Так вот, никто из них не мог ничего вспомнить о девочке, которую мы оставили в деревне. Они даже нас самих не могли вспомнить.
– Не могу понять, – Анна задумчиво посмотрела на них, – почему вы не вернулись за ней?
– Мы возвращались в вашу деревню много раз, – объяснил Клайв, – но так и не смогли ничего отыскать. Надеюсь, вы знаете, что от самой деревни не осталось и следа, а оставшиеся в живых люди рассеялись по окрестным селениям. Мы, конечно, пытались отыскать их всех, но, к сожалению, они ничем не смогли нам помочь. Что же касается вас, то ваше имя мы услышали всего несколько недель назад и сразу отправились к вам. Откровенно говоря, до сегодняшнего утра мы вообще сомневались, что вы существуете на свете. Поначалу нам казалось, что все это пустые слухи, не более того. Вы ведь знаете, что ваша деревня находится в таких дебрях, что белому человеку не так-то просто ее отыскать.
Женщина провела рукой по глубокому – шраму на шее.
– Я больше не желаю видеть внешний мир, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я выбрала это отдаленное, Богом забытое место. – Она погладила ребенка по голове и надолго умолкла, стараясь не смотреть гостям в глаза.
А они сидели, нетерпеливо поглядывая на нее, и ждали продолжения рассказа.
– Это случилось вскоре после того, как вы оставили деревню, – тихо начала она через минуту или две. – Я точно не помню, но примерно через месяц или два. Они пришли к нам рано утром, высадившись из патрульного катера. Их было много, человек тридцать. Осмотрев деревню, они заставили всех жителей собраться на площади и ждать дальнейших распоряжений. Их командир долго кричал на нас по-японски, но мы ничего не понимали, а молодые парни стали смеяться над ним, кривляясь и передразнивая. Я пыталась их успокоить, так как хорошо понимала, зачем они пришли к нам, но это не помогло. – Она помолчала и смахнула слезу. – Разозлившись на глупых парней, командир приказал отделить их от группы и расстрелять. Они убили их в считанные минуты, а потом принялись за нас, но при этом решили не тратить патроны, а убивали всех штыками и длинными мечами. – Анна провела рукой по длинному шраму на шее, – Мы были бессильны что-либо сделать. В деревне к тому времени уже не осталось никого, кто мог бы нас защитить. Я своими глазами видела, как они убили мою мать и двоих сестер. После этого какой-то офицер полоснул меня мечом по горлу, но я успела отпрянуть, и удар получился не слишком сильный. Я упала на землю и притворилась мертвой, а они продолжали добивать остальных. Я понимала, что рана не слишком глубокая, но все равно не надеялась выжить, так как мне нечем было остановить кровь. Я была абсолютно уверена, что умру от потери крови. После расправы над жителями японцы подожгли наши дома и ушли из деревни, не дожидаясь, пока они сгорят дотла. Я с трудом выбралась из-под кучи трупов, наспех перевязала рану, а потом доползла до реки и поплыла вниз по течению. Примерно через полчаса меня заметили местные рыбаки и вытащили на берег. Вот так я и спасла свою жизнь.
– А наш ребенок? – не выдержал Клайв.
– Они убили ее, – едва слышно произнесла Анна. – Я видела это своими глазами. Какой-то солдат ударил ее штыком в грудь, и я видела, как лезвие вышло с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Она не могла выжить после такого удара.
Фрэнсин опустила голову и тихо заплакала. Невыносимая боль сдавила ее грудь, перехватила дыхание и лишила сил. Она давно хотела узнать правду о дочери, но никогда не думала, что она окажется такой невыносимо страшной. Клайв обнял ее за плечи и прижал к себе, но она уже ничего не ощущала. Раньше ей казалось, что правда о гибели Рут принесет ей хоть какое-то облегчение, но оказалось, что прекратить многолетнюю агонию не так-то просто. Правда, облеченная в слова, нанесла ей такую рану, от которой она не сможет оправиться до конца жизни. Но самое ужасное заключалось в том, что эта трагедия произошла по ее вине. Нужно было прислушаться к доводам сердца, а не к равнодушным аргументам Клайва и других людей.
Анна с сочувствием смотрела на убитую горем гостью и все сильнее прижимала к груди собственного ребенка.
– Фрэнсин, дорогая, слезами горю не поможешь, успокойся, – нежно говорил Клайв.
Но она уже не владела собой. Сердце бешено колотилось в груди, а из горла вырвался хриплый вой. Ее окутал мрак, а под ногами разверзлась страшная бездонная пропасть. Она падала в эту пропасть, и ей казалось, что жизнь покидает ее истерзанную страданиями душу. В последнее мгновение она вдруг увидела перед собой сияющее от радости лицо Рут. Девочка смеялась и звала маму к себе, протягивая к ней тоненькие ручонки. Фрэнсин рванулась к ней, но дочь исчезла так же внезапно, как и появилась. Несчастная мать издала громкий крик, схватилась руками за голову, и спасительная темнота накрыла ее.
Клайв вынес ее на свежий воздух и положил на коврик у хижины. Тело Фрэнсин обмякло, и Клайв испуганно приложил ухо к ее груди, чтобы убедиться, что она жива. Пульс почти не прослушивался. Он начал тормошить ее, без конца повторяя ее имя. Собравшиеся вокруг них жители деревни с трудом оторвали его от Фрэнсин, объясняя, что человека в таком состоянии трогать нельзя.
– Она будет спать всю ночь и весь следующий день, – сказала какая-то женщина. – Но тормошить ее ни в коем случае нельзя.
В конце концов, они оттащили Клайва в сторону и усадили под деревом, откуда он с отсутствующим видом наблюдал, как женщины осторожно завернули Фрэнсин в шерстяное одеяло и отнесли в хижину.
– Не волнуйтесь, господин, они присмотрят за ней, – успокоил его суетившийся поблизости Исмаил. – Они знают, что нужно делать в подобных случаях.
– Я должен доставить ее в больницу, – пробормотал Клайв, прекрасно понимая, что в данных обстоятельствах его слова прозвучали очень глупо.
– Она сейчас не сможет проделать обратный путь, – тихо сказал Бата и положил руку ему на плечо. – Они правы, она может умереть, если ее не оставить в покое на пару дней.
– Для нее это страшный удар, – угрюмо произнес Клайв, чувствуя, что и сам может свалиться от такого потрясения.
Странно, но его больше всего поразил не рассказ Анны об обстоятельствах смерти Рут, а реакция Фрэнсин. Ему казалось, что она отнесется к этому более спокойно, так как давно уже твердила, что ее дочь погибла и искать ее нет смысла. К тому же никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. Фрэнсин всегда была твердой, волевой, прекрасно владела собой и никогда не проявляла слабость даже в самых отчаянных ситуациях.
Исмаил свернул огромную сигару из табака, который подарили ему гости, и повернулся к Клайву:
– Она немного поспит и придет в себя… А вам, господин, тоже не мешало бы отдохнуть. Мои люди накормят вас и отведут в дом, где вы сможете немного вздремнуть. А мы пока подготовимся к сегодняшнему празднику. Всю ночь мы будем танцевать, петь песни и пить домашнее пиво.
Когда все ушли, Клайв прислонился к стволу дерева и долго, смотрел на темную стену джунглей. Как странно все-таки устроена жизнь. Он и Фрэнсин проделали нелегкий путь, чтобы узнать ужасные подробности о смерти дорогого им человека, но они и представить себе не могли, что Рут постигнет такая жуткая участь. Никто из них не надеялся услышать, что она жива, но информация, полученная от очевидца тех ужасных событий, оказалась настолько страшной, что они едва ли когда-нибудь смогут ее пережить.
И тем не менее это известие должно положить конец их многолетним мучениям. Все-таки в тех злых словах, которые обрушила на него Фрэнсин накануне отъезда, была значительная доля правды. Судьба Рут и тщетные поиски ее следов в джунглях – это единственное, что объединяло их в последние годы. Рут была призраком, витавшим между ними и державшим в своих мертвых руках тонкую ниточку тех некогда прочных отношений, которые связывали их в военные годы. Он делал все возможное, чтобы эта ниточка не порвалась, не желая понимать, что она становится тоньше с каждым годом, и он никогда не сможет вернуть их прошлое. Да, как это ни печально, но он действительно терзал ее сердце бессмысленными поисками, лишь бы иметь возможность хоть изредка находиться рядом с ней. «Да, старик, – пробормотал он себе под нос, – тебе попались плохие карты, так что не стоит надеяться на победу в этой игре. Ты проиграл».
Клайв посмотрел на грозовые тучи, готовые пролить на землю небесную влагу. Почему же так получилось, что он полностью сосредоточился на прошлом, на Рут и на их прежних отношениях, а Фрэнсин преодолела в себе это бремя и занялась строительством будущего? Уж не потому ли, что она больше не могла копаться в прошлом и терзать себя несбыточными надеждами? Так почему же он не смог перестроить себя? Скорее всего потому, что очень боялся потерять ее и знал, что если она уедет в Гонконг и займется там своим делом, отношения, связывающие их, порвутся навсегда. Так оно и вышло. Она перестала зависеть от него, разбогатела, занимаясь своим бизнесом, а он не может покончить с прошлым, потому что в его сознании оно навсегда связано с любимой женщиной.
Более того, в глубине души он порой желал ей неудачи, провала, мечтая о том, как однажды она потеряет свой, капитал, и в конце концов вернется к нему. Разумеется, это были мерзкие, гадкие мысли, но он ничего не мог с собой поделать. «Пора в отставку», – колокольным звоном прозвучало в его голове. Если бы он сосредоточился не на прошлом Фрэнсин, а на ее будущем, то сейчас, вероятно, был бы рядом с ней. А когда она стала заниматься бизнесом, надо было не мешать ей, а помогать, и не только морально, но и материально. Но кто знал, что у этой маленькой женщины столько, силы воли, столько энергии и такой азарт? Ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь добьется такого грандиозного успеха и станет вполне самостоятельным человеком, не нуждающимся в посторонней помощи.
Над деревней сгущались сумерки. Высоко в небе прогремел гром, и в ту же секунду на землю обрушился очередной шквал дождя. Клайв Нейпир никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и таким несчастным.
Фрэнсин лежала на коврике в дальнем углу хижины. Сквозь круглое отверстие в потолке прямо над очагом в хижину пробивался слабый утренний свет. Женщины уже проснулись и были заняты приготовлением пищи, что-то помешивая палочкой в большом котле.
Фрэнсин чувствовала себя очень слабой, перед глазами плыли темные круги, а в сознании эхом отдавались слова Анны о гибели дочери. Правда, к которой она стремилась все эти годы, оказалась слишком тяжким бременем для ее израненной души. Теперь в ней образовалась пустота – страшная и невыносимая, как не подлежащий обжалованию смертный приговор. Смертоносный, опустошительный ураган смел все на своем пути, оставив после себя лишь жалкие осколки ее прежней жизни.
Она повернула голову и посмотрела на женщин. В тусклом свете они казались сказочными ведьмами, колдующими над волшебным зельем. Старшая из них была худощавой, с плоской, обвисшей грудью и испещренным глубокими морщинами лицом, а младшая была совсем юной девушкой со смуглой кожей и яркими, сверкающими, как угольки, черными глазами на подвижном личике. Именно она первой улыбнулась гостье и протянула ей тарелку с горячим рисом.
Фрэнсин покачала головой, давая понять, что ей сейчас не до еды, но девочка подсела ближе и принялась кормить ее с ложки. Рис показался ей безвкусным, но она не знала, такой ли он на самом деле или она просто потеряла способность ощущать вкус.
– Ты скоро поправишься, – утешила ее старая женщина, продолжая возиться у очага. – Но для этого нужно хорошо питаться. Самое страшное для тебя уже позади.
– А где тот человек, который приехал со мной? – поинтересовалась она после третьей ложки риса.
– В другом месте.
– Он еще спит?
– Спит? – удивленно воскликнула старушка. – Как бы не так! Твой мужчина – настоящий герой! Он выпил столько пива, что посрамил всех наших мужчин. Они в восторге от него. А сейчас он пьет и танцует с нашими женщинами.
Фрэнсин отодвинула руку, протягивающую ей очередную порцию риса, и приподнялась с коврика. Ее тело дрожало от слабости и с трудом подчинялось ей.
– А дождь уже прекратился?
– Нет. Муссонные дожди прекращаются только с окончанием сезона дождей.
– А вода в реке все еще поднимается? – продолжала допытываться Фрэнсин.
– Со вчерашнего дня она поднялась на пару ладоней, но с тех пор остается на прежнем уровне.
– И больше не поднимается? – с надеждой в голосе уточнила Фрэнсин.
– Нет, – ответила старуха.
Девушка попыталась сунуть ей в рот еще одну ложку риса, но Фрэнсин решительно покачала головой.
– Я хочу выйти наружу. – Она собрала все силы и попыталась подняться на ноги.
Надо отыскать Клайва и договориться с ним о времени отъезда. Здесь им больше делать нечего, а в Гонконге ее ждут срочные дела. К тому же она прекрасно понимала, что сейчас только работа сможет отвлечь ее от тяжелых мыслей.
Она встала, сделала несколько шагов, покачнулась и чуть не упала в очаг. Девочка успела подхватить ее под руки и вывела из хижины под сплошную завесу дождя. Воздух был наполнен запахом гнили и сырости. Фрэнсин посмотрела на реку – уровень воды стал заметно выше, чем вчера. Коричневая от водорослей и тины река с огромной скоростью мчалась мимо деревни, монотонно шумя и взбивая белую пену. Обратный путь по такой реке чрезвычайно опасен, но через пару дней выбраться отсюда по воде будет невозможно.
Она закрыла руками уши, чтобы не слышать слова Анны, чтобы не видеть перед собой то и дело возникающее лицо дочери.
– Где мой спутник? – спросила она девушку, стремясь поскорее убраться отсюда.
– Я отведу вас к нему, – сказала та и повела ее по узкой тропинке, заваленной мусором, ветками деревьев и огромными ошметками грязи.
Вокруг главного деревенского дома шныряли свиньи, лаяли собаки, мяукали кошки, а изнутри доносились пьяные голоса мужчин. Девушка помогла Фрэнсин взобраться на крыльцо и повернулась к ней:
– Он там.
Фрэнсин вошла внутрь и прищурилась, стараясь привыкнуть к полумраку. Наконец она разглядела сидящего на циновке Клайва с большим кувшином между коленями. А вокруг него лежали обнаженные тела его мертвецки пьяных собутыльников. Один только Исмаил сидел, покачиваясь, рядом и таращил глаза на Клайва.
– Клайв! – позвала она, возмущенно оглядывая это безобразие.
Он открыл покрасневшие глаза и долго смотрел на нее, не понимая, что она от него хочет.
– А, это ты. Заходи.
– Клайв, как ты можешь! – рассердилась Фрэнсин.
– А тебе какое дело? – огрызнулся он, с трудом удерживая равновесие.
– Надеюсь, ты больше не будешь пить? – смягчилась она, понимая, что побудило его к этому.
– Не буду, если ты не будешь больше реветь, – старательно выговаривая слова, ответил Клайв и заглянул в кувшин. – Пустой. Знаешь, у них получается неплохое рисовое пиво, но почему-то оно быстро заканчивается. Надо сделать выговор бармену.
– Клайв, обещаю, я не буду больше плакать, – сказала Фрэнсин. – А ты пообещай, что не будешь больше пить. Нам нужно поскорее убраться отсюда, пока уровень воды в реке не достиг критической отметки.
– К чему такая спешка, радость моя? – Клайв протянул руку и потрепал Исмаила по щеке: – Бармен, где пиво? Что за безобразие!
Туземец посмотрел на него мутными глазами, тяжело вздохнул и беззвучно рухнул на пол.
– Клайв, ты как хочешь, а я уезжаю, – решительно заявила Фрэнсин, поворачиваясь к двери. – А ты можешь оставаться здесь. до окончания периода дождей. Бата, разумеется, поедет со мной.
Она вышла из хижины, Клайв прокричал что-то вслед, но она уже его не слышала.
Дождь не прекращался ни на минуту, и Клайв растерянно смотрел на взлетно-посадочную полосу местного аэропорта, размышляя над тем, сможет ли хоть один самолет приземлиться или взлететь при такой погоде. Небольшой самолет марки «Бичкрафт» казался маленькой букашкой на фоне огромной взлетной полосы, и теперь оставалось надеяться лишь на мастерство пилота и на надежность двигателя. Через несколько минут самолет должен взлететь, а пока пилот прогревал двигатель и проверял работу механизмов.
Клайв повернулся и посмотрел на Фрэнсин. Она говорила по телефону и, судя по всему, давала своим служащим в Гонконге какие-то указания. Несмотря на то что она говорила на тайском диалекте, он понял несколько слов: «завод», «график», «строительство», «архитектура». Фрэнсин похудела за эти две недели, а ее лицо стало еще более суровым и строгим, однако она по-прежнему излучала энергию и непоколебимую уверенность в своих силах.
Закончив разговор, она положила в сумку записную книжку и быстро направилась к нему.
– Все в порядке? – поинтересовался Клайв.
– Да, все идет по графику, – улыбнулась она.
Он смотрел на нее и просто не мог поверить, что перед ним та самая женщина, которая когда-то казалась ему беспомощной и по-детски наивной.
– Ну что ж, я рад за тебя.
– Ну ладно, Клайв. – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Спасибо за помощь и вообще за все. – Она провела рукой по лбу.
Под глазами у нее пролегли темные круги, которые ей не удалось спрятать даже за толстым слоем косметики. Последние дни она не наскакивала на него, ни в чем не упрекала, но он и без того знал, что между ними все кончено и теперь у него больше не будет повода для встречи с ней.
– Фрэнсин, – осторожно начал он, тщательно подбирая слова, – я знаю, что это наша последняя встреча. – Он с трудом узнал собственный голос.
– Отчего же? – с наигранным недоумением проговорила она. – Ты можешь в любой момент приехать ко мне в Гонконг, Я покажу тебе свой завод. Только позвони предварительно.
– Знаешь, пока ты приходила в себя в той хижине, я еще раз поговорил с Анной. – Клайв посмотрел на нее с опаской, словно ожидая, что она прервет его и не даст договорить до конца.
Она действительно подняла руку, чтобы его остановить, но потом передумала и напряженно ждала продолжения.
– Фрэнсин, это последнее, что я хочу сказать тебе. Она видела, как солдат проткнул девочку штыком и как лезвие вышло с другой стороны. У нас нет оснований не доверять ей. Но она не видела лица этой девочки и не может дать гарантий, что это была именно Рут. Я сначала не поверил ей и специально переспросил, видела ли она лицо этой девочки, на что она ответила, что нет, не видела.
Фрэнсин судорожно прижала руки к груди:
– Клайв, ради всего святого…
– Все, молчу, – поспешил он успокоить ее, затем наклонился и поцеловал в щеку. – Уходи, то есть улетай.
Он еще надеялся, что она скажет ему хоть что-нибудь на прощание, но она молча повернулась и быстро зашагала к самолету, прикрываясь от дождя кожаной сумкой. Вслед за ней спешил туземец, который нес ее чемодан и даже успел раскрыть над ней зонт. А Клайв смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла за плотной пеленой дождя. Через минуту послышался натужный рев мотора, самолет прорезал стену дождя и исчез в покрытом грозовыми облаками небе.