Страница:
V
Операция «Семейные каникулы» была задумана в бюро разведки государственного департамента и предложена «Осьминогу» политическим советником посольства в Швеции Майклом Джимлином. А поскольку осуществляли ее люди ЦРУ, то ее можно было считать межведомственной, что ли…
В роли катализатора, который бы активизировал те силы, что числились на Западе по графе «гражданская оппозиция в советском обществе», «ревнители свободы», «защитники прав человека», «наблюдатели за соблюдением хельсинского Заключительного акта», должен был выступить матерый разведчик-профессионал, умеющий делать не только сугубо шпионскую работу, но и обладающий способностью объединять людей пусть и под фальшивыми лозунгами. В первую очередь, под набиравшими силу в связи с перестройкой в Советском Союзе лозунгами националистскими и сепаратистскими.
Как ни парадоксально или, скорее, анекдотично, но выбор пал на Рокко Лобстера именно, в связи с клубом по обмену женами. Когда в Лэнгли судили и рядили, как поступить с Омаром из-за этой его затеи, которая так скандально провалилась в Майами, Сэмюэль Ларкин, изучивший досье Лобстера, высказался в том духе, что такого хитроумца надо наказать делом, в котором он выложился бы вконец, максимально использовал присущие ему способности.
– Нашим друзьям в России, сосредоточенным в Прибалтике, – сказал заместитель директора ЦРУ, – нужен сильный человек, лидер, обладающий к тому же специальной подготовкой, профессионал, знающий толк в конспиративной работе. Не будем обманываться: все эти так называемые диссиденты пока еще слабо выполняют задачу размывания идейной основы советского общества. Наведение мостов, деидеологизация, насаждение культа Запада, самиздат, пропаганда исхода в землю обетованную – все это, к сожалению, не приняло массового характера. Штурмовому отряду в психологической войне с Россией нужен вождь, сильная личность, а не сладкоголосые либералы из числа национальной интеллигенции, которым личные амбиции дороже действительных интересов народа. Тем более, что их личности, как правило, отягощены внутренней борьбой и страхом перед Лубянкой.
И Сэмюэль Ларкин предложил направить проштрафившегося кадрового сотрудника ЦРУ в резидентуру «Осьминога». Там он пройдет специальную подготовку для работы в Прибалтике. Затем его перебросят через границу, Рокко Лобстер осядет в Таллинне, осмотрится, установит контакты с «консенсусом недовольных» и приступит к операции «Семейные каникулы».
На Омара, выполнявшего роль временного резидента ЦРУ, возлагался не только сбор разведывательной информации политического характера. Ему вменялось в обязанность организовать акты недовольства перестройкой в среде рабочих и крестьян, технической и творческой интеллигенции. Необходимо было любыми путями опорочивать, искажать, подвергать сомнению практику новой деятельности партийных, советских и хозяйственных органов, создавать межнациональные противоречия, натравливать группы населения друг на друга. И подтолкнуть в результате инспирируемого недовольства к массовым попыткам покинуть страну через Прибалтику, морским путем. Пусть гребут к шведским берегам на резиновых надувных лодках, пусть захватывают силой яхты, прячутся среди отправляемых грузов в морских портах, хоть вплавь добираются до «берега свободы» А если при этом утонут, будут схвачены пограничниками, обнаружены в трюмах кораблей моряками или докерами – не беда. Надо создать впечатление, что затеянная новым советским руководством перестройка грубо нарушила права человека в СССР, а потому диссиденты побежала из него, как крысы с тонущего корабля. И делать это надо быстрее, пока Советы сами не приняли законы о свободном перемещении за кордон собственных сограждан.
Уговорами, посулами, перспективами в карьере, ну а где и угрозами и шантажом мы должны заставить их броситься к нам в объятья, – развивал идею мистер Ларкин. – Если же они не дотянутся до нас… значит, не суждено. Но дело свое они свершили. «Цель – ничто, движение – все», говаривал Бернштейн, которого русские марксисты до сих пор клянут за опортунизм. В данном случае бернштейновский лозунг для нас кстати. А Рокко Лобстер именно тот человек, который или уговорит русских диссидентов бежать к нам или заставит их это сделать.
Рокко Лобстер сидел в кафе «Пегас», которое размещалось в доме № 1 по улице Харью. Вниз под тупым углом уходила улица Вана-Пости. Рокко ждал встречи с неким Августом Эккерманом, который, по имевшимся у Омара данным, был как бы идеологом тех, кто верил, будто солнце может вставать только на западе.
До назначенного срока оставалось четверть часа. Лобстер держал двумя пальцами чашку с кофе, куда подлил немного сливок из небольшого изящного сосуда, и спокойно разглядывал соседей за столиками.
«Здесь или… Нет, я ошибаюсь. По-моему, интерьер был другим. Хотя… О чем ты думаешь, Рокко! Ведь прошло более сорока лет… Хочешь ты этого или нет, а здесь все просто обязано было измениться».
Рокко Лобстер умел скрывать чувства. Никто бы из посетителей кафе «Пегас», глядя на ничего не выражающее, бесстрастное его лицо, не догадался бы, что этот внутренне размякший сейчас человек вспоминает тот день сорок четвертого года, когда его, восьмилетнего мальчишку, мать в последний раз привела в кафе Старого города. Никто бы не догадался и о другом: что этот человек – разведчик ЦРУ. Нет, это обыкновенный таллинец, одетый скромно, но со вкусом. У него есть дача, хотя может отсутствовать машина. У него среднего уровня зарплата, жена и двое взрослых детей.
Да, Рокко Лобстер выглядел именно так. Недаром его высоко оценил Сэмюэль Ларкин. Ему, впрочем, не надо было разыгрывать эстонца. Он был им по крови, как и таллинцем по рождению. До сорок четвертого года.
В роли катализатора, который бы активизировал те силы, что числились на Западе по графе «гражданская оппозиция в советском обществе», «ревнители свободы», «защитники прав человека», «наблюдатели за соблюдением хельсинского Заключительного акта», должен был выступить матерый разведчик-профессионал, умеющий делать не только сугубо шпионскую работу, но и обладающий способностью объединять людей пусть и под фальшивыми лозунгами. В первую очередь, под набиравшими силу в связи с перестройкой в Советском Союзе лозунгами националистскими и сепаратистскими.
Как ни парадоксально или, скорее, анекдотично, но выбор пал на Рокко Лобстера именно, в связи с клубом по обмену женами. Когда в Лэнгли судили и рядили, как поступить с Омаром из-за этой его затеи, которая так скандально провалилась в Майами, Сэмюэль Ларкин, изучивший досье Лобстера, высказался в том духе, что такого хитроумца надо наказать делом, в котором он выложился бы вконец, максимально использовал присущие ему способности.
– Нашим друзьям в России, сосредоточенным в Прибалтике, – сказал заместитель директора ЦРУ, – нужен сильный человек, лидер, обладающий к тому же специальной подготовкой, профессионал, знающий толк в конспиративной работе. Не будем обманываться: все эти так называемые диссиденты пока еще слабо выполняют задачу размывания идейной основы советского общества. Наведение мостов, деидеологизация, насаждение культа Запада, самиздат, пропаганда исхода в землю обетованную – все это, к сожалению, не приняло массового характера. Штурмовому отряду в психологической войне с Россией нужен вождь, сильная личность, а не сладкоголосые либералы из числа национальной интеллигенции, которым личные амбиции дороже действительных интересов народа. Тем более, что их личности, как правило, отягощены внутренней борьбой и страхом перед Лубянкой.
И Сэмюэль Ларкин предложил направить проштрафившегося кадрового сотрудника ЦРУ в резидентуру «Осьминога». Там он пройдет специальную подготовку для работы в Прибалтике. Затем его перебросят через границу, Рокко Лобстер осядет в Таллинне, осмотрится, установит контакты с «консенсусом недовольных» и приступит к операции «Семейные каникулы».
На Омара, выполнявшего роль временного резидента ЦРУ, возлагался не только сбор разведывательной информации политического характера. Ему вменялось в обязанность организовать акты недовольства перестройкой в среде рабочих и крестьян, технической и творческой интеллигенции. Необходимо было любыми путями опорочивать, искажать, подвергать сомнению практику новой деятельности партийных, советских и хозяйственных органов, создавать межнациональные противоречия, натравливать группы населения друг на друга. И подтолкнуть в результате инспирируемого недовольства к массовым попыткам покинуть страну через Прибалтику, морским путем. Пусть гребут к шведским берегам на резиновых надувных лодках, пусть захватывают силой яхты, прячутся среди отправляемых грузов в морских портах, хоть вплавь добираются до «берега свободы» А если при этом утонут, будут схвачены пограничниками, обнаружены в трюмах кораблей моряками или докерами – не беда. Надо создать впечатление, что затеянная новым советским руководством перестройка грубо нарушила права человека в СССР, а потому диссиденты побежала из него, как крысы с тонущего корабля. И делать это надо быстрее, пока Советы сами не приняли законы о свободном перемещении за кордон собственных сограждан.
Уговорами, посулами, перспективами в карьере, ну а где и угрозами и шантажом мы должны заставить их броситься к нам в объятья, – развивал идею мистер Ларкин. – Если же они не дотянутся до нас… значит, не суждено. Но дело свое они свершили. «Цель – ничто, движение – все», говаривал Бернштейн, которого русские марксисты до сих пор клянут за опортунизм. В данном случае бернштейновский лозунг для нас кстати. А Рокко Лобстер именно тот человек, который или уговорит русских диссидентов бежать к нам или заставит их это сделать.
Рокко Лобстер сидел в кафе «Пегас», которое размещалось в доме № 1 по улице Харью. Вниз под тупым углом уходила улица Вана-Пости. Рокко ждал встречи с неким Августом Эккерманом, который, по имевшимся у Омара данным, был как бы идеологом тех, кто верил, будто солнце может вставать только на западе.
До назначенного срока оставалось четверть часа. Лобстер держал двумя пальцами чашку с кофе, куда подлил немного сливок из небольшого изящного сосуда, и спокойно разглядывал соседей за столиками.
«Здесь или… Нет, я ошибаюсь. По-моему, интерьер был другим. Хотя… О чем ты думаешь, Рокко! Ведь прошло более сорока лет… Хочешь ты этого или нет, а здесь все просто обязано было измениться».
Рокко Лобстер умел скрывать чувства. Никто бы из посетителей кафе «Пегас», глядя на ничего не выражающее, бесстрастное его лицо, не догадался бы, что этот внутренне размякший сейчас человек вспоминает тот день сорок четвертого года, когда его, восьмилетнего мальчишку, мать в последний раз привела в кафе Старого города. Никто бы не догадался и о другом: что этот человек – разведчик ЦРУ. Нет, это обыкновенный таллинец, одетый скромно, но со вкусом. У него есть дача, хотя может отсутствовать машина. У него среднего уровня зарплата, жена и двое взрослых детей.
Да, Рокко Лобстер выглядел именно так. Недаром его высоко оценил Сэмюэль Ларкин. Ему, впрочем, не надо было разыгрывать эстонца. Он был им по крови, как и таллинцем по рождению. До сорок четвертого года.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Вместительный «Боинг» стремительно разогнался по бетонной полосе аэропорта, легко подпрыгнул и стал быстро набирать высоту, разворачиваясь и ложась на курс, который должен был привести самолет на другой берег Атлантического океана.
Джон Бриггс и Олег Давыдов направлялись в Америку.
Прямого пассажирского рейса из Ухгуилласуна в Вашингтон не было, они летели в Нью-Йорк, чтобы пересесть там на самолет внутренней авиалинии.
– Это и хорошо, – ободрял Сократ спутника, хотя Аргонавт ничем не выражал недовольства. – Долетим с пересадкой… Зато в Нью-Йорке побываем. Время позволяет, выкроим денек для экскурсий. Я звонил нашим ребятам из нью-йоркского представительства. Они встретят в аэропорту имени Кеннеди и обеспечат прогулку по городу.
Олег Давыдов только пожал плечами. Вообще-то он был доволен предстоящей поездкой, она свидетельствовала о том, что Аргонавт выбрал правильную линию поведения в «Осьминоге», а теперь вот ему приоткрылась возможность попасть в логово ЦРУ.
– Имейте в виду, Олег, – это и успех, и новые испытания, – сказал ему человек, с которым штурман успел поговорить по телефону, когда перед отъездом отправился в город попрощаться с Хельгой Ландстрём. – Вас приметили на высшем уровне, но до конца не поверили. Слишком уж необычен ваш путь во вражеский стан. Оставайтесь самим собой. Лучшая легенда для разведчика – его собственная жизнь. Она у вас подлинная, ничего сочинять не нужно, никакой для вас полиграф не страшен. Мой совет: ко всему относитесь спокойно, будто ничего вам не в диковину. Такая позиция сбивает наблюдателей с толку. Скрывайте собственное отношение к происходящему от окружающих. Сдержанность в чувствах – вот ваш стиль, ваш имидж. Впрочем, вы и в самом деле такой человек. Вот и оставайтесь самим собой!
Главное было в том, что Олегу удалось избавиться от накопленной информации, и теперь его не оставляло приятное ощущение выполненного долга. А еще он виделся с Хельгой… На этот раз он сказал Хельге правду: летит в Соединенные Штаты. Конечно, ни слова о том, кто ему на самом деле оплачивает командировку. Этот вариант был согласован с Джоном Бриггсом, который считал, что гласность, до известного, разумеется, предела, лучший вид конспирации.
Едва уплыл назад Скандинавский полуостров, о чем не замедлили сообщить пассажирам по радио, стюардессы принялись разносить напитки. Разведчики «Осьминога» летели в первом классе, поэтому раздача бесплатного алкоголя началась с их салона.
– Выпьешь виски с тоником? – скорее из вежливости предложил Джон Бриггс.
– Разве что задаром, – улыбнулся Олег. – У нас в мореходке шутили: «На шару и уксус сладкий…»
– Тогда не пей, – сказал Джон Бриггс. – Кстати, стоимость пойла мы оплатили, купив билеты. А я выпью на сон грядущий и посплю – много работал перед отъездом…
Когда Джон Бриггс отвернулся вправо и, опустив спинку кресла, задремал, Олег Давыдов стал рассматривать красочно оформленный буклет Скандинавской авиакомпании.
С обложки буклета, он был и раскладывающимся пакетом, на него смотрела улыбающаяся блондинка в униформе. А внутри Олег нашел, помимо красочно оформленного билета, массу всевозможных сувениров. Здесь были виды Ухгуилласуна и Нью-Йорка, репродуцированные с картин скандинавских и американских мастеров, подробная инструкция с правилами поведения во время перелета через океан, карты Нью-Йорка и небольшой путеводитель по городу, проспекты авиакомпании с описанием типов самолетов, которые летают на ее маршрутах, расписание всех ее рейсов, забавный диплом, который свидетельствовал, что мистер Аллен Дуглас – новое имя Олега Давыдова – пересек Северную Атлантику на высоте сорока тысяч футов… Была здесь куча и других милых пустячков, на неспешное рассматривание и изучение которых могло уйти достаточно много времени, скрасив пассажиру полет и дав возможность проникнуться чувством благодарности к фирме. Собственно, ради последнего фирма и завела все эти милые пустячки.
«Неплохо бы и нашему Аэрофлоту перенять, – подумал Олег. – Для каждого маршрута имелся бы особый пакет к билету. Пусть и за доплату. Рублевку-другую переплатил за билет, зато о каком-то районе Отечества узнал побольше. И память о полете осталась… Ведь у некоторых людей путешествие в воздухе случается раз в жизни. Сущий пустяк наладить производство таких буклетов, а пользы от них идеологической куда больше, чем от унылых стендов с наглядной агитацией».
На переборке салона развернулся экран, и стюардесса объявила, что дамы и господа смогут увидеть сейчас новый французский детектив с актером Бельмондо в главной роли. Она предложила тем, кто будет смотреть фильм, достать из спинки впереди стоящего кресла персональные наушники, поскольку картина демонстрируется без общего звука.
Аргонавт любил Бельмондо, но этот фильм он видел уже раза четыре, он был записан на видеокассету и проходил в Ликее по разряду учебных фильмов. Поглядывать на экран он, конечно, будет, только надевать наушники не стоит…
«Посмотрю-ка я лучше журналы, которые мне сунул „старый корабельный товарищ“, – решил Олег и потянул к себе обыкновенный с виду кейс, полученный им в „Осьминоге“. Это был небольшой несгораемый сейф со сложной системой набора шифров для замков, а также приспособлением, которое надежно скрепляло его с левой рукой владельца. Но поскольку никаких ценностей или секретных бумаг он не вез, приспособление хранилось пока внутри.
Перед отъездом Джон Бриггс сказал:
– Думаю, тебе следует познакомиться с литературой, которую выпускают бывшие наши с тобой соотечественники… Прости, я хотел сказать, эмигранты из России всех трех поколений. Старшее, правда, почти все вымерло или дышит на ладан, а два других еще куролесят. Для ориентировки полистай их журнальчики, я приготовил их тебе в дорогу.
Первым Давыдов раскрыл журнал «Посев» и натолкнулся на статью Романа Редлиха. Член исполнительного бюро народно-трудового союза, бывший осведомитель гестапо писал: «Ни у американцев, ни у других правителей на Западе нет злой воли. Они руководствуются доброй волей и желанием стать лучше…» Олег фыркнул и мысленно выругался. Кто у кого содрал эту ханжескую и пошлую фальшивку? Он вспомнил слова мистера Ларкина о всеобщем братстве разведчиков, проникнутых гуманным стремлением ко вселенскому миру.
«Еще одна помесь радикалов с либералами, – подумал Олег. – Мы еще с доморощенными нахлебаемся. К тому идет…»
Почти весь номер журнала был посвящен событиям в Афганистане. Стиль, манера изложения фактов были таковы, что не выдерживали испытания ни логикой, ни здравым смыслом. Но читать было необходимо, и Давыдов пробежал «Афганские зарисовки» Георгия Миллера, патологическое воображение которого живописало «ужасы русской оккупации». Усмехаясь, прочитал грубо сфабрикованное письмо, как будто бы написанное молодым советским офицером, осуждающим ту интернациональную помощь, которую Советский Союз оказал Афганистану. Затем просмотрел номера газет «Новое русское словом, „Русская мысль“, журнала „Континент“, несколько самиздатовских опусов, размноженных на Западе типографским способом
«Неужели кого-то может убедить эта макулатура? – подумал Давыдов. – И ведь вроде бы не кретины в ЦРУ, что подкармливают эту компашку… Неужели тот же мистер Ларкин, ума которому не занимать, не видит, что все эти короли эмиграции все как один голые? Хотя, конечно же, видит, но втирает очки тем, кто стоит над ним, – отрабатывает денежное, так сказать, содержание. А более высокие чины морочат голову одурманенным пропагандой честным налогоплательщикам… Да и собственный наш обыватель готов самообдуриться этим пошлым фуфлом. Не все такие умные, как вы, товарищ шпион по кличке Аргонавт».
Он вспомнил прочитанную недавно в английской газете «Гардиан» статью профессора Н. Чомски «Зачем нужна холодная война». Там с предельной откровенностью было написано: «В наше время Запад способен осуществлять внутреннюю и внешнюю политику только при наличии угрозы извне. Только с помощью манипулирования угрозой со стороны России и ее друзей власти капиталистических стран могут добиться у населения поддержки правительственной линии внутри страны и на международной арене. При отсутствии этой циничной легенды никто, от президента США до директора Информационного агентства, не сможет объяснить, зачем Пентагон наращивает гонку вооружения, втянул Америку в фантастически дорогую и бессмысленную разработку программы „звездных войн“, почему Белый дом поощряет Израиль в его агрессиях против арабского мира, вмешивается в дела Польши, Никарагуа и Афганистана… Психологическая установка на реальность мифа о „советской военной угрозе“ – вот тот кит, на котором держится все здание мирового империализма».
Тем временем Бельмондо элегантно, но бесшумно застрелил еще одного негодяя, а Джон Бриггс проснулся. Он глянул на экран, улыбнулся чему-то, потом повернулся к Давыдову:
– Шлифуешь интеллект, дружище? Это дерьмо для серьезной работы ума не годится… Пойдем-ка лучше в бар, промочим горло. Я выпью виски, а ты апельсинового сока. Мы небось уже в центре океана. Надо отметить событие.
Джон Бриггс и Олег Давыдов направлялись в Америку.
Прямого пассажирского рейса из Ухгуилласуна в Вашингтон не было, они летели в Нью-Йорк, чтобы пересесть там на самолет внутренней авиалинии.
– Это и хорошо, – ободрял Сократ спутника, хотя Аргонавт ничем не выражал недовольства. – Долетим с пересадкой… Зато в Нью-Йорке побываем. Время позволяет, выкроим денек для экскурсий. Я звонил нашим ребятам из нью-йоркского представительства. Они встретят в аэропорту имени Кеннеди и обеспечат прогулку по городу.
Олег Давыдов только пожал плечами. Вообще-то он был доволен предстоящей поездкой, она свидетельствовала о том, что Аргонавт выбрал правильную линию поведения в «Осьминоге», а теперь вот ему приоткрылась возможность попасть в логово ЦРУ.
– Имейте в виду, Олег, – это и успех, и новые испытания, – сказал ему человек, с которым штурман успел поговорить по телефону, когда перед отъездом отправился в город попрощаться с Хельгой Ландстрём. – Вас приметили на высшем уровне, но до конца не поверили. Слишком уж необычен ваш путь во вражеский стан. Оставайтесь самим собой. Лучшая легенда для разведчика – его собственная жизнь. Она у вас подлинная, ничего сочинять не нужно, никакой для вас полиграф не страшен. Мой совет: ко всему относитесь спокойно, будто ничего вам не в диковину. Такая позиция сбивает наблюдателей с толку. Скрывайте собственное отношение к происходящему от окружающих. Сдержанность в чувствах – вот ваш стиль, ваш имидж. Впрочем, вы и в самом деле такой человек. Вот и оставайтесь самим собой!
Главное было в том, что Олегу удалось избавиться от накопленной информации, и теперь его не оставляло приятное ощущение выполненного долга. А еще он виделся с Хельгой… На этот раз он сказал Хельге правду: летит в Соединенные Штаты. Конечно, ни слова о том, кто ему на самом деле оплачивает командировку. Этот вариант был согласован с Джоном Бриггсом, который считал, что гласность, до известного, разумеется, предела, лучший вид конспирации.
Едва уплыл назад Скандинавский полуостров, о чем не замедлили сообщить пассажирам по радио, стюардессы принялись разносить напитки. Разведчики «Осьминога» летели в первом классе, поэтому раздача бесплатного алкоголя началась с их салона.
– Выпьешь виски с тоником? – скорее из вежливости предложил Джон Бриггс.
– Разве что задаром, – улыбнулся Олег. – У нас в мореходке шутили: «На шару и уксус сладкий…»
– Тогда не пей, – сказал Джон Бриггс. – Кстати, стоимость пойла мы оплатили, купив билеты. А я выпью на сон грядущий и посплю – много работал перед отъездом…
Когда Джон Бриггс отвернулся вправо и, опустив спинку кресла, задремал, Олег Давыдов стал рассматривать красочно оформленный буклет Скандинавской авиакомпании.
С обложки буклета, он был и раскладывающимся пакетом, на него смотрела улыбающаяся блондинка в униформе. А внутри Олег нашел, помимо красочно оформленного билета, массу всевозможных сувениров. Здесь были виды Ухгуилласуна и Нью-Йорка, репродуцированные с картин скандинавских и американских мастеров, подробная инструкция с правилами поведения во время перелета через океан, карты Нью-Йорка и небольшой путеводитель по городу, проспекты авиакомпании с описанием типов самолетов, которые летают на ее маршрутах, расписание всех ее рейсов, забавный диплом, который свидетельствовал, что мистер Аллен Дуглас – новое имя Олега Давыдова – пересек Северную Атлантику на высоте сорока тысяч футов… Была здесь куча и других милых пустячков, на неспешное рассматривание и изучение которых могло уйти достаточно много времени, скрасив пассажиру полет и дав возможность проникнуться чувством благодарности к фирме. Собственно, ради последнего фирма и завела все эти милые пустячки.
«Неплохо бы и нашему Аэрофлоту перенять, – подумал Олег. – Для каждого маршрута имелся бы особый пакет к билету. Пусть и за доплату. Рублевку-другую переплатил за билет, зато о каком-то районе Отечества узнал побольше. И память о полете осталась… Ведь у некоторых людей путешествие в воздухе случается раз в жизни. Сущий пустяк наладить производство таких буклетов, а пользы от них идеологической куда больше, чем от унылых стендов с наглядной агитацией».
На переборке салона развернулся экран, и стюардесса объявила, что дамы и господа смогут увидеть сейчас новый французский детектив с актером Бельмондо в главной роли. Она предложила тем, кто будет смотреть фильм, достать из спинки впереди стоящего кресла персональные наушники, поскольку картина демонстрируется без общего звука.
Аргонавт любил Бельмондо, но этот фильм он видел уже раза четыре, он был записан на видеокассету и проходил в Ликее по разряду учебных фильмов. Поглядывать на экран он, конечно, будет, только надевать наушники не стоит…
«Посмотрю-ка я лучше журналы, которые мне сунул „старый корабельный товарищ“, – решил Олег и потянул к себе обыкновенный с виду кейс, полученный им в „Осьминоге“. Это был небольшой несгораемый сейф со сложной системой набора шифров для замков, а также приспособлением, которое надежно скрепляло его с левой рукой владельца. Но поскольку никаких ценностей или секретных бумаг он не вез, приспособление хранилось пока внутри.
Перед отъездом Джон Бриггс сказал:
– Думаю, тебе следует познакомиться с литературой, которую выпускают бывшие наши с тобой соотечественники… Прости, я хотел сказать, эмигранты из России всех трех поколений. Старшее, правда, почти все вымерло или дышит на ладан, а два других еще куролесят. Для ориентировки полистай их журнальчики, я приготовил их тебе в дорогу.
Первым Давыдов раскрыл журнал «Посев» и натолкнулся на статью Романа Редлиха. Член исполнительного бюро народно-трудового союза, бывший осведомитель гестапо писал: «Ни у американцев, ни у других правителей на Западе нет злой воли. Они руководствуются доброй волей и желанием стать лучше…» Олег фыркнул и мысленно выругался. Кто у кого содрал эту ханжескую и пошлую фальшивку? Он вспомнил слова мистера Ларкина о всеобщем братстве разведчиков, проникнутых гуманным стремлением ко вселенскому миру.
«Еще одна помесь радикалов с либералами, – подумал Олег. – Мы еще с доморощенными нахлебаемся. К тому идет…»
Почти весь номер журнала был посвящен событиям в Афганистане. Стиль, манера изложения фактов были таковы, что не выдерживали испытания ни логикой, ни здравым смыслом. Но читать было необходимо, и Давыдов пробежал «Афганские зарисовки» Георгия Миллера, патологическое воображение которого живописало «ужасы русской оккупации». Усмехаясь, прочитал грубо сфабрикованное письмо, как будто бы написанное молодым советским офицером, осуждающим ту интернациональную помощь, которую Советский Союз оказал Афганистану. Затем просмотрел номера газет «Новое русское словом, „Русская мысль“, журнала „Континент“, несколько самиздатовских опусов, размноженных на Западе типографским способом
«Неужели кого-то может убедить эта макулатура? – подумал Давыдов. – И ведь вроде бы не кретины в ЦРУ, что подкармливают эту компашку… Неужели тот же мистер Ларкин, ума которому не занимать, не видит, что все эти короли эмиграции все как один голые? Хотя, конечно же, видит, но втирает очки тем, кто стоит над ним, – отрабатывает денежное, так сказать, содержание. А более высокие чины морочат голову одурманенным пропагандой честным налогоплательщикам… Да и собственный наш обыватель готов самообдуриться этим пошлым фуфлом. Не все такие умные, как вы, товарищ шпион по кличке Аргонавт».
Он вспомнил прочитанную недавно в английской газете «Гардиан» статью профессора Н. Чомски «Зачем нужна холодная война». Там с предельной откровенностью было написано: «В наше время Запад способен осуществлять внутреннюю и внешнюю политику только при наличии угрозы извне. Только с помощью манипулирования угрозой со стороны России и ее друзей власти капиталистических стран могут добиться у населения поддержки правительственной линии внутри страны и на международной арене. При отсутствии этой циничной легенды никто, от президента США до директора Информационного агентства, не сможет объяснить, зачем Пентагон наращивает гонку вооружения, втянул Америку в фантастически дорогую и бессмысленную разработку программы „звездных войн“, почему Белый дом поощряет Израиль в его агрессиях против арабского мира, вмешивается в дела Польши, Никарагуа и Афганистана… Психологическая установка на реальность мифа о „советской военной угрозе“ – вот тот кит, на котором держится все здание мирового империализма».
Тем временем Бельмондо элегантно, но бесшумно застрелил еще одного негодяя, а Джон Бриггс проснулся. Он глянул на экран, улыбнулся чему-то, потом повернулся к Давыдову:
– Шлифуешь интеллект, дружище? Это дерьмо для серьезной работы ума не годится… Пойдем-ка лучше в бар, промочим горло. Я выпью виски, а ты апельсинового сока. Мы небось уже в центре океана. Надо отметить событие.
II
Аспирант Матти Бьернсон позвонил Марине Резник на работу и предложил встретиться, намекнув, что у него есть кое-что от общего друга. В кармане у него лежала записка Джона Бриггса, которую тот написал перед тем, как улететь в Соединенные Штаты. Записка, где Марине предлагалось довериться Матти Бьернсону и выполнять его просьбы так, будто просит об этом он сам.
Звонил Матти в конце смены, и Марина сказала:
– Я скоро освобожусь и подскочу в кафе «Сольвейг».
– Нет, Мариночка, лучше у Петра Первого. Хочется прогуляться по красивым местам с красивой девушкой. А потом уж в кафе.
– Хорошо, – легко согласилась Марина. – Можно и у Петра. Погода позволяет… А потом в кафе. Привет!
Матти Бьернсон настоял на встрече с Мариной у памятника основателю города с двоякой целью. Во-первых, передать ей во время прогулки по набережной Невы послание Сократа, во-вторых, на открытом пространстве убедиться: его встречи с Мариной Резник не стали предметом интереса каких-либо определенных лиц.
– Борис остался работать врачом в смешанной фирме на Западе, – сообщил аспирант, когда они шли по набережной.
– Как в «смешанной»? – не поняла Марина.
– Ну, это значит, что фирма и советская, и еще чья-то, общий капитал, – объяснил Матти. – Там платят хорошие для ваших людей деньги. Хватит на «Волгу» и еще останется.
– А когда Боря вернется?
– Через год. Ровно через год наш доктор будет прогуливаться с вами, Марина, по этому замечательному месту. Тогда вы от счастья забудете, что эту весть вам сообщил Матти, который хочет за нее иметь свой – как это по-русски… – ма-га-рыч.
– Будет магарыч, Матти, будет! Хоть сегодня…
– Сегодня я вас угощаю в кафе «Сольвейг», вы моя прекрасная дама, Марина.
– А письма Боря не прислал?
– Письмо есть. Я отдам его в кафе.
«Тогда мне нет смысла выходить замуж за Андрея, – соображала Марина. – Ведь Боря вернется через год… И при деньгах. Да, но женится ли он? Ведь раньше не собирался. Нет, Андрея нельзя отставлять. Надо выходить замуж. Вернется Боря, заговорит о женитьбе, – разведусь. Заодно пощиплю академика по части жилплощади».
Вслух она сказала:
– Год – это ничего, год и подождать можно… Я другого опасаюсь, Матти. Вы друг Бори, можете посоветовать. Андрей жениться на мне хочет. А вдруг ребенок? Боре это вряд ли понравится. Как вы полагаете, Матти?
Матти Бьернсон на некоторое время углубился в размышления, потом сказал:
– Как я понял нашего общего друга, человек он современный, широкий. И любит вас, Марина. И дочку любит, это несомненно. Вряд ли Борису понравится, если вы к его приезду родите ребенка от Андрея. Боюсь, что подобный факт усложнит ваши отношения.
– Я тоже так думаю, – произнесла, прикидывая в голове все «за» и «против», Марина. – Но отказываться от Андрея глупо. Боря мне уже столько лет мозги пудрит.
– «Мозги…» Чего? – не понял славист Бьернсон.
– «Пудрит». Ну, это значит, что водит меня за нос, – нетерпеливо объяснила Марина Резник.
Матти Бьернсон расхохотался.
– Вы прелесть, Марина, – сказал он. – Недаром вас так любят мужчины. Но я, пожалуй, смогу помочь вам и Борису. У меня как раз есть средство, которое позволяет не производить детей… Мне оно пока не требуется.
– У меня самой этого импортного дерьма навалом, – презрительно скривилась Марина. – Это все равно, что в лаптях плавать.
– Что вы!? – отмахнулся аспирант. – Разве смог бы я предложить вам такую гадость… Есть более надежные средства. Вы о них даже не слышали, так как и у нас они не всем доступны. Но для вас и Бориса… Возьмите эту коробочку, в ней лежит небольшая пилюлька. Это средство временно делает мужчину… Как это лучше сказать… Вот! Безопасным! Да-да! Когда мужчина примет эту таблетку, от него целый год не будет детей.
– Неужели целый год? – недоверчиво спросила Марина Резник, а сама меж тем неуловимым движением – так она приучилась брать чаевые – спрятала махонькую коробочку в карман модного пиджака. – Точно подействует?
– Еще как, – усмехнулся Викинг, отмечая собственное удовлетворение от того, что не испытал никаких угрызений совести, передавая этой красотке орудие убийства. – Оно бесследно растворяется в вине…
– Андрей не пьет вина. Вы же видели на даче…
– Неужели ради вас не выпьет бокал шампанского?
– Выпьет! – уверенно произнесла Марина.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Матти Бьернсон. – А сейчас я вас приглашаю в кафе «Сольвейг». Там сегодня играет хороший джаз из Копенгагена.
– С удовольствием, – согласилась молодая женщина.
– Как это по-русски: потопаем, двинем, подадимся, рванем…
– Похиляем! – рассмеялась Марина.
Звонил Матти в конце смены, и Марина сказала:
– Я скоро освобожусь и подскочу в кафе «Сольвейг».
– Нет, Мариночка, лучше у Петра Первого. Хочется прогуляться по красивым местам с красивой девушкой. А потом уж в кафе.
– Хорошо, – легко согласилась Марина. – Можно и у Петра. Погода позволяет… А потом в кафе. Привет!
Матти Бьернсон настоял на встрече с Мариной у памятника основателю города с двоякой целью. Во-первых, передать ей во время прогулки по набережной Невы послание Сократа, во-вторых, на открытом пространстве убедиться: его встречи с Мариной Резник не стали предметом интереса каких-либо определенных лиц.
– Борис остался работать врачом в смешанной фирме на Западе, – сообщил аспирант, когда они шли по набережной.
– Как в «смешанной»? – не поняла Марина.
– Ну, это значит, что фирма и советская, и еще чья-то, общий капитал, – объяснил Матти. – Там платят хорошие для ваших людей деньги. Хватит на «Волгу» и еще останется.
– А когда Боря вернется?
– Через год. Ровно через год наш доктор будет прогуливаться с вами, Марина, по этому замечательному месту. Тогда вы от счастья забудете, что эту весть вам сообщил Матти, который хочет за нее иметь свой – как это по-русски… – ма-га-рыч.
– Будет магарыч, Матти, будет! Хоть сегодня…
– Сегодня я вас угощаю в кафе «Сольвейг», вы моя прекрасная дама, Марина.
– А письма Боря не прислал?
– Письмо есть. Я отдам его в кафе.
«Тогда мне нет смысла выходить замуж за Андрея, – соображала Марина. – Ведь Боря вернется через год… И при деньгах. Да, но женится ли он? Ведь раньше не собирался. Нет, Андрея нельзя отставлять. Надо выходить замуж. Вернется Боря, заговорит о женитьбе, – разведусь. Заодно пощиплю академика по части жилплощади».
Вслух она сказала:
– Год – это ничего, год и подождать можно… Я другого опасаюсь, Матти. Вы друг Бори, можете посоветовать. Андрей жениться на мне хочет. А вдруг ребенок? Боре это вряд ли понравится. Как вы полагаете, Матти?
Матти Бьернсон на некоторое время углубился в размышления, потом сказал:
– Как я понял нашего общего друга, человек он современный, широкий. И любит вас, Марина. И дочку любит, это несомненно. Вряд ли Борису понравится, если вы к его приезду родите ребенка от Андрея. Боюсь, что подобный факт усложнит ваши отношения.
– Я тоже так думаю, – произнесла, прикидывая в голове все «за» и «против», Марина. – Но отказываться от Андрея глупо. Боря мне уже столько лет мозги пудрит.
– «Мозги…» Чего? – не понял славист Бьернсон.
– «Пудрит». Ну, это значит, что водит меня за нос, – нетерпеливо объяснила Марина Резник.
Матти Бьернсон расхохотался.
– Вы прелесть, Марина, – сказал он. – Недаром вас так любят мужчины. Но я, пожалуй, смогу помочь вам и Борису. У меня как раз есть средство, которое позволяет не производить детей… Мне оно пока не требуется.
– У меня самой этого импортного дерьма навалом, – презрительно скривилась Марина. – Это все равно, что в лаптях плавать.
– Что вы!? – отмахнулся аспирант. – Разве смог бы я предложить вам такую гадость… Есть более надежные средства. Вы о них даже не слышали, так как и у нас они не всем доступны. Но для вас и Бориса… Возьмите эту коробочку, в ней лежит небольшая пилюлька. Это средство временно делает мужчину… Как это лучше сказать… Вот! Безопасным! Да-да! Когда мужчина примет эту таблетку, от него целый год не будет детей.
– Неужели целый год? – недоверчиво спросила Марина Резник, а сама меж тем неуловимым движением – так она приучилась брать чаевые – спрятала махонькую коробочку в карман модного пиджака. – Точно подействует?
– Еще как, – усмехнулся Викинг, отмечая собственное удовлетворение от того, что не испытал никаких угрызений совести, передавая этой красотке орудие убийства. – Оно бесследно растворяется в вине…
– Андрей не пьет вина. Вы же видели на даче…
– Неужели ради вас не выпьет бокал шампанского?
– Выпьет! – уверенно произнесла Марина.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Матти Бьернсон. – А сейчас я вас приглашаю в кафе «Сольвейг». Там сегодня играет хороший джаз из Копенгагена.
– С удовольствием, – согласилась молодая женщина.
– Как это по-русски: потопаем, двинем, подадимся, рванем…
– Похиляем! – рассмеялась Марина.
III
Стив Фергюссон еще раз пробежал глазами статью в «Дагенс нюхетер»[19], исчерканную красным фломастером, и отложил в папку с двумя буквами на обложке: «VI», что означало: very interesting[20]. В статье рассказывалось о сотрудничестве шведского консорциума «Сведосеан» и французской фирмы «Жемоно», которые вели разработку методов и средств исследований морского дна и добычи минералов на больших глубинах. Французы предложили добывать марганцевые конкреции со дна Ботнического залива с помощью созданных ими автоматических подводных аппаратов.
«Дагенс нюхетер» помещала рисунок такого подводного аппарата, который мог опускаться на глубину до пяти тысяч метров, собирать минералы, затем подниматься на поверхность, находить судно-носитель, отдавать ценное сырье и вновь уходить за добычей.
Подводный аппарат напоминал «Крот», с помощью которого резидентура, руководимая Стивом Фергюссоном, намеревалась развернуть широкую кампанию по заброске лазутчиков в Советский Союз, ГДР и Польшу, используя для этого песчаные берега Балтийского моря.
«Передать информацию в отдел „Крот“, – записал в деловой блокнот Стив. Он подумал о том, что необходимо сообщить о работах „Сведосеан“ и „Жемоно“ в Лэнгли, в управление науки и техники – пусть скоординируют действия. Французские подводные аппараты могут пригодиться не только для сбора конкреций на дне океана…
Затем Стив просмотрел шифровки, которые были получены от Рокко Лобстера и Марка Червяги. Если Рокко Лобстер непосредственно и до конца подчинялся ему как руководителю резидентуры, и операция «Семейные каникулы» находилась в его непосредственном ведении, то агент Марк Червяга внедрялся сейчас в Ленинграде для связи с человеком самого Сэмюэля Ларкина, которого тот передал Джону Бриггсу. Стив Фергюссон не знал этого человека, выход на него был только у Джона Бриггса. И хотя Стив прекрасно усвоил законы оперативной работы, по которым число лиц, знающих действующего агента, максимально ограничено, он почувствовал раздражение. Ему казалось, будто шефы из Лэнгли ущемляют его права, не доверяют ему, что ли…
Тут он ошибался. В штабе ЦРУ Рутти Лаймесон был на хорошем счету, в его искренности и преданности организации никто не сомневался. Но и Сэмюэль Ларкин, и координатор ЦРУ по Скандинавии Вильям Сандерс считали необходимым подстраховать дела участием в них Майкла Джимлина, надежно прикрытого дипломатическим иммунитетом, и Джона Бриггса, опытного в русских делах, хорошо знающего ситуацию в России.
И вот теперь Стив Фергюссон читал сообщение Омара – Рокко Лобстера – о том, что тот прибыл на место и начинает переговоры с лидерами инакомыслящих, эстонскими националистами. Операция «Семейные каникулы» вступала в новую фазу. Докер – Марк Червяга – вышел на первый контакт с тем неизвестным, который был зашифрован цифрой «19». Контакт, состоявшийся с ним, относился к типу косвенных, без личной встречи.
«Ладно, – успокоил себя Стив, – у меня собственных забот по горло…»
Он отложил донесения агентов, потом поднялся и подошел к сейфу, чтобы положить туда документы. У раскрытого сейфа и застал его зуммер селекторной связи. Стив аккуратно притворил стальную дверь и, наклонившись через стол, нажал клавишу.
– Мистер Фергюссон, к вам посетитель. Он говорит, будто вы ждете его, и предъявил дипломатический паспорт на имя Майкла Джимлина, – бесстрастно сообщил голос. – Даю видео!
Вспыхнул экран, и Стив увидел на нем ухмыляющееся лицо политического советника.
«Еще немного – и этот шалопай покажет камере язык», – усмехнулся шеф «Осьминога», отдавая распоряжение проводить мистера Джимлина к нему в кабинет и остро позавидовав тому, что этот его коллега может вести себя как угодно где угодно.
«Великое благо – обладать способностью быть всегда самим собой», – вздохнул Стив Фергюссон.
«Дагенс нюхетер» помещала рисунок такого подводного аппарата, который мог опускаться на глубину до пяти тысяч метров, собирать минералы, затем подниматься на поверхность, находить судно-носитель, отдавать ценное сырье и вновь уходить за добычей.
Подводный аппарат напоминал «Крот», с помощью которого резидентура, руководимая Стивом Фергюссоном, намеревалась развернуть широкую кампанию по заброске лазутчиков в Советский Союз, ГДР и Польшу, используя для этого песчаные берега Балтийского моря.
«Передать информацию в отдел „Крот“, – записал в деловой блокнот Стив. Он подумал о том, что необходимо сообщить о работах „Сведосеан“ и „Жемоно“ в Лэнгли, в управление науки и техники – пусть скоординируют действия. Французские подводные аппараты могут пригодиться не только для сбора конкреций на дне океана…
Затем Стив просмотрел шифровки, которые были получены от Рокко Лобстера и Марка Червяги. Если Рокко Лобстер непосредственно и до конца подчинялся ему как руководителю резидентуры, и операция «Семейные каникулы» находилась в его непосредственном ведении, то агент Марк Червяга внедрялся сейчас в Ленинграде для связи с человеком самого Сэмюэля Ларкина, которого тот передал Джону Бриггсу. Стив Фергюссон не знал этого человека, выход на него был только у Джона Бриггса. И хотя Стив прекрасно усвоил законы оперативной работы, по которым число лиц, знающих действующего агента, максимально ограничено, он почувствовал раздражение. Ему казалось, будто шефы из Лэнгли ущемляют его права, не доверяют ему, что ли…
Тут он ошибался. В штабе ЦРУ Рутти Лаймесон был на хорошем счету, в его искренности и преданности организации никто не сомневался. Но и Сэмюэль Ларкин, и координатор ЦРУ по Скандинавии Вильям Сандерс считали необходимым подстраховать дела участием в них Майкла Джимлина, надежно прикрытого дипломатическим иммунитетом, и Джона Бриггса, опытного в русских делах, хорошо знающего ситуацию в России.
И вот теперь Стив Фергюссон читал сообщение Омара – Рокко Лобстера – о том, что тот прибыл на место и начинает переговоры с лидерами инакомыслящих, эстонскими националистами. Операция «Семейные каникулы» вступала в новую фазу. Докер – Марк Червяга – вышел на первый контакт с тем неизвестным, который был зашифрован цифрой «19». Контакт, состоявшийся с ним, относился к типу косвенных, без личной встречи.
«Ладно, – успокоил себя Стив, – у меня собственных забот по горло…»
Он отложил донесения агентов, потом поднялся и подошел к сейфу, чтобы положить туда документы. У раскрытого сейфа и застал его зуммер селекторной связи. Стив аккуратно притворил стальную дверь и, наклонившись через стол, нажал клавишу.
– Мистер Фергюссон, к вам посетитель. Он говорит, будто вы ждете его, и предъявил дипломатический паспорт на имя Майкла Джимлина, – бесстрастно сообщил голос. – Даю видео!
Вспыхнул экран, и Стив увидел на нем ухмыляющееся лицо политического советника.
«Еще немного – и этот шалопай покажет камере язык», – усмехнулся шеф «Осьминога», отдавая распоряжение проводить мистера Джимлина к нему в кабинет и остро позавидовав тому, что этот его коллега может вести себя как угодно где угодно.
«Великое благо – обладать способностью быть всегда самим собой», – вздохнул Стив Фергюссон.
IV
– Жить мы будем в гостинице «Дофин», – сообщил Олегу Давыдову его спутник, шеф и, видимо, охранник Джон Бриггс.
– На углу Бродвея и шестьдесят седьмой стрит? – спокойно уточнил Давыдов.
Джон Бриггс удивленно глянул на него, затем вопросительно тронул за плечи сидевшего впереди коллегу из нью-йоркского филиала ЦРУ, который встречал их в Международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Тот подтвердил.
– Ну ты даешь, Арго, – сказал Джон Бриггс по-русски. – Я с детских лет бывал в Нью-Йорке и не знаю, где этот чертов «Дофин» размещается, а ты ведь в первый раз…
– Потому и знаю, что в первый, – улыбнулся Олег. – Ладно, не бери в голову и не думай, что я тайный нью-йоркер… Пока ты спал, я только и занимался тем, что зубрил путеводитель, которым одарила меня авиакомпания. На всякий случай.
– Отель «Джордж Вашингтон»?
– Лексингтон-авеню и двадцать третья улица.
– А гостиница «Виктория»?
– Седьмая авеню и пятьдесят первая стрит, – ответил Аргонавт.
– Сдаюсь, – сказал Сократ. – Я знаю еще с пяток гостиниц в Нью-Йорке, хотя их здесь куда больше сотни, но и их адреса вряд ли назову. Да ты просто феномен, Арго! Не подозревал, что у тебя такая память…
– Я тоже не подозревал, – скромно улыбнувшись, пожал плечами Давыдов. – А тут вот обнаружилось… Положение обязывает.
Джон Бриггс с сомнением посмотрел на Олега Давыдова, по документам Аллена Дугласа.
«Тут что-то нечисто, – подумал он. – Может быть, парень принял особое средство, обостряющее восприятие, подстегивающее память… Да, но откуда бы оно взялось, подобное средство, его попросту нету… Это у нас нет. Может быть, где-то и изобрели… Чепуха какая-то. Почему я отказываю Арго в чрезвычайных способностях? Ведь они раскрываются в экстремальных условиях, а в экстремальных условиях он находится сейчас постоянно. Ничего, психологи специального подразделения Ленгли всесторонне обследуют Арго».
– На углу Бродвея и шестьдесят седьмой стрит? – спокойно уточнил Давыдов.
Джон Бриггс удивленно глянул на него, затем вопросительно тронул за плечи сидевшего впереди коллегу из нью-йоркского филиала ЦРУ, который встречал их в Международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Тот подтвердил.
– Ну ты даешь, Арго, – сказал Джон Бриггс по-русски. – Я с детских лет бывал в Нью-Йорке и не знаю, где этот чертов «Дофин» размещается, а ты ведь в первый раз…
– Потому и знаю, что в первый, – улыбнулся Олег. – Ладно, не бери в голову и не думай, что я тайный нью-йоркер… Пока ты спал, я только и занимался тем, что зубрил путеводитель, которым одарила меня авиакомпания. На всякий случай.
– Отель «Джордж Вашингтон»?
– Лексингтон-авеню и двадцать третья улица.
– А гостиница «Виктория»?
– Седьмая авеню и пятьдесят первая стрит, – ответил Аргонавт.
– Сдаюсь, – сказал Сократ. – Я знаю еще с пяток гостиниц в Нью-Йорке, хотя их здесь куда больше сотни, но и их адреса вряд ли назову. Да ты просто феномен, Арго! Не подозревал, что у тебя такая память…
– Я тоже не подозревал, – скромно улыбнувшись, пожал плечами Давыдов. – А тут вот обнаружилось… Положение обязывает.
Джон Бриггс с сомнением посмотрел на Олега Давыдова, по документам Аллена Дугласа.
«Тут что-то нечисто, – подумал он. – Может быть, парень принял особое средство, обостряющее восприятие, подстегивающее память… Да, но откуда бы оно взялось, подобное средство, его попросту нету… Это у нас нет. Может быть, где-то и изобрели… Чепуха какая-то. Почему я отказываю Арго в чрезвычайных способностях? Ведь они раскрываются в экстремальных условиях, а в экстремальных условиях он находится сейчас постоянно. Ничего, психологи специального подразделения Ленгли всесторонне обследуют Арго».