Гагарин Станислав Семенович. Ловушка для «Осьминога»

   – А что им сделается в воде?! – возразил Карл Сэндберг. – Русских сторожевиков поблизости нет, никто не мешает. И потом, есть инструкция подвести их сегодня поближе к берегу, а затем двигать всю группу к границе территориальных вод. Это будет имитация массового исхода с берега в море. Посмотрим, что этому смогут противопоставить русские.
   – Вы уверены в том, что мы только потреплем им нервы? – спросил, поднимая к глазам бинокль, Ген­ри Фитцуотер.
   – Обстановка располагающая, корветтен-капитан, – отозвался Сэндберг, назвав Фитцуотера его прежним званием и на немецкий манер. – У сухопутных по­граничников, которые наблюдают нашу суету и не могут понять, откуда в их территориальных водах столько движущихся целей, нет на берегу необходимых плавсредств, чтобы выйти сюда и проверить показания РЛС. Они поддерживают связь с кораблями, а те еще не сорвались со штатных мест в морском дозоре.
   Он поднес ко рту микрофон и распорядился.
   – Птенчикам быстро переместиться к берегу, а за­тем начать отходить от него на минимальной скорости в сторону моря, держа курс на «Морской ястреб».
   Этот маневр был тут же отмечен на экранах РЛС заставы Эдуарда Тююра. Видимые цели вдруг устремились к берегу. Хорошо были видны белые пятнышки – операторы насчитали их полтора десятка – они разом сместились к нижней половине экранов.
   Мгновение спустя об этом узнали сторожевики, сейнеры и командир еще одного корабля, которому отво­дилась особая роль. Это была дизельная подводная лодка дважды Краснознаменного Балтийского флота «Даугава», бортовой номер 29, которая лежала сей­час на грунте едва ли не под килем «Морского ястреба».
   – Немного подвсплывём, – сказал командир лод­ки капитан-лейтенант Аттила Садыков старпому. – Уточните, как по отношению к нам лежит в дрейфе «Ястреб».
   Некая толика воздуха потеснила воду в балластных цистернах «Даугавы», и субмарина оторвалась от грунта, зависла над балтийским дном.
   – «Ястреб» прямо по носу и немного мористее, – сообщил старпом. – Расстояние до него не превышает одного кабельтова…
   «Это расстояние мы пройдем, всплывая на ходу», – подумал Аттила Садыков.
   – Передайте на берег по гидросвязи: готовы к действиям по пункту «Альпинист», – сказал он старпому.
   Теперь судьба операции зависела от Эдуарда Тююра. Именно начальник заставы, который следил за перемещением неведомых пока для нашей стороны птенцов, должен был решить, когда подать сигнал, приводящий в действие всех участников облавной охоты.
   Капитан Тююр напряженно смотрел, как группа светлых отметин движется к охраняемому его парнями участку берега, к берегу его, Эдуарда Тююра, родины…
   «Пора», – решил капитан и звонко крикнул:
   – «Альпинист»!
   Специально прибывший на РЛС-пост офицер по гидросвязи передал сигнал на субмарину.
   В мгновение ока условленный код достиг боевых рубок «Смелого» и «Громобоя». Согласно этому пунк­ту операции Мухачев и Коршун принялись резко, на полном ходу разворачивать влево и вправо. Корабли развернулись вовнутрь треугольника и теперь параллельными курсами мчались к «Морскому ястребу».
   По сигналу «Альпинист» подводная лодка Аттилы Садыкова двинулась вперед и вверх, чуть вправо от шпионского судна, рассчитывая всплыть рядом с тем его бортом, который был обращен к берегу.
   Про «Альпиниста» узнали и капитаны сейнеров, машины которых были в постоянной готовности, а на кормовых поворотных площадках были разложены кошельковые неводы. Сейнеры дали полный ход и двинулись к «Морскому ястребу», разворачиваясь так, чтобы сбро­сить свои неводы. Задача их состояла в том, чтобы окружить нарушителей, не дать им прорваться к борту «Морского ястреба», где уже всплывала субмарина, пресечь также попытки обойти лодку с правой или левой стороны.
   Когда внизу, под крылом капитанского мостика «Мор­ского ястреба», вдруг вспенилась вода и выпятилась рубка подводной лодки, бывший капитан 3 ранга вдруг вспомнил слово «Сибирь», которым во времена его службы на корабле спецназначения офицеры в шутку и всерьез пугали друг друга.
   «Теперь мне ее не миновать», – подумал о мифической Сибири Генри Фитцуотер, бросаясь к пульту управления судовой силовой установкой.
   – Вы куда, черт побери?! – заорал Карл Сэндберг, который, как и капитан, отшатнулся от планширя в глубь крыла, будто боялся, что с лодки его увидят.
   – Надо уходить. Нас поймали! – отозвался Генри Фитцуотер.
   – Ни с места! – крикнул Сэндберг. – Отойдите от пульта… Надо собрать птенцов! Мы отвечаем за них головой…
   «Да, – подумал, успокаиваясь, Генри Фитцуотер, – без них нам несдобровать… Еще неизвестно, что хуже: Сибирь или…»
   Тем временем Карл Сэндберг отдавал четкие указания о том, как по тревожному сигналу «Общий сбор – опасность» вернуть птенцов от берега и собрать на борту судна.
   «Даугава» всплыла окончательно. Открылся люк, на мостик поднялся Аттила Садыков и громогласно заявил в мегафон, что «Морской ястреб» вошел в запрещенный для плавания район, здесь проходят сейчас военно-морские учения, и командование Советских ВМС требует немедленно отвести судно за пределы территориальных вод.
   – Это случайность, – сказал Карл Сэндберг капитану Фитцуотеру, – ничего страшного… Поговорите с русским подводником. Объясните, что хотите, тяните время. Мы примем птенцов с другого борта. И дайте малый ход, будто вы собрались выполнить его приказ.
   Суматоха, вызванная внезапным появлением подводной лодки, позволила сторожевикам приблизиться с севера к «Морскому ястребу». Когда их стало видно на экранах радаров, что-либо предпринимать было поздно. «Морской ястреб» был зажат со всех сторон. Попытка двинуться вперед, смещаясь влево, чтобы выйти в открытое море, не увенчалась успехом, дорогу в этом направлении перекрыл «Смелый». А «Громобой» подошел к шпионскому судну с кормы.
   Сейнеры меж тем пошли на ринувшихся от берега птенцов с кошельковыми неводами. Рассчитанные на косяки рыб, поднимающихся к поверхности моря, эти сети обладали способностью не только окружить рыбу со всех сторон, но и с помощью стяжного троса лишали ее возможности уходить вниз, в глубину. Так что, если нарушители были снабжены аквалангами, это обстоятельство им все равно не помогло бы. Деваться было некуда.
   – Русские взяли нас в клещи, – сказал капитан «Морского ястреба» Карлу Сэндбергу. – Что будем делать?
   – Надо собрать птенцов, – процедил сквозь зубы заместитель Фергюссона. – Тогда у них не будет никаких улик.
   – Но русские могут обыскать судно!
   – Надеюсь, на это они не пойдут. Пятеро уже вер­нулись…
   Да, пятеро успели ускользнуть от обхвата кошельковыми неводами и благополучно вернулись на судно через подводный шлюз в левом борту. Правый шлюз Карл Сэндберг приказал закрыть, ибо рядом с ним находилась подводная лодка.
   Но остальные нарушители попались в неводы. В одном их было шестеро, в другом четверо. Когда стяжные тросы были переданы со шлюпок, осуществлявших заметы, на сейнеры и лебедки стали выбирать тросы, все они заметались по кругу, но всюду наталкивались на поплавки неводов. Они получили экстренный сигнал возвращаться, но препятствие, которого не предполагалось встретить, привело их во временное замешательство.
   «Морскому ястребу» пришлось застопорить машины – впереди возник «Смелый», который исключал какой-либо маневр. Генри Фитцуотер не пытался больше вступать в полемику ни с подводной лодкой, ни с пограничными сторожевиками. Теперь он даже с некоторым интересом следил за действиями русских, которые превратили «Забавную суету» в ловушку для «Морского ястреба».
   Карл Сэндберг меж тем был поглощен переговорами с теми людьми, которые должны были принимать птенцов. Команда Сэндберга не предполагала, что русские сделали ход конем, использовав для поимки нарушителей сейнеры и кошельковые неводы.
   …Пространство, ограниченное буйками верхней подборы невода, сокращалось. В том неводе, где было четыре нарушителя, еще оставалось свободное место для передвижения, но попытки поднырнуть под невод не увенчались успехом. Стяжной трос был выбран, коль­ца у нижней подборы, невода, по которым ходил трос, сошлись вместе. Дороги вниз не было.
   Надо было как-то спасаться.
   Ситуация складывалась нестандартная, но сигнал, непрерывно поступающий с борта «Морского ястреба», заставил решиться. Тем более сейнеры, уже не таясь от шпионского судна, включили мощные прожекторы, чтобы осветить тех, кто попал к ним в ловушку.
   Едва луч света приблизился к кольцу из поплавков, первый нарушитель взвился свечкой над водой и перемахнул через верхнюю подбору.
   За ним последовал второй, третий.
   – Дельфины! – закричал капитан сейнера. – Это дельфины…

IV

   Матти Бьернсон стал будто невзначай появляться в тех местах, где можно было услышать весть о гибели своей жертвы. Он знал примерно, когда Марина Резник угостит жениха «противозачаточной» пилюлей, отсчитал трое суток, но слухов о неожиданной кончи­не студента, которого хорошо знали в университете, не поступало.
   И тогда Матти Бьернсон решил позвонить Марине. Неизвестность беспокоила Викинга. А вдруг девица раздумала дать таблетку Андрею? Может быть, она как раз захотела от него ребенка. Женщины горазды на непредсказуемые поступки. А там, где дело связано с чувством, от них можно ожидать всего. Но тогда Викингу угрожает вполне реальная опасность. Марина могла рассказать обо всем жениху, потешаясь над способом уберечься от беременности. В этом случае Матти Бьернсон получил бы в лице Андрея Колотухина врага, а это крайне нежелательно. Могло быть и еще хуже. Марина отдает таблетку Колотухину-младше-му, тот сообщает о ней отцу, академик посылает препарат на экспертизу и… Тут уж Матти Бьернсону оставалось бы только немедленно бежать из Советского Союза с минимальной надеждой на успех или идти сдаваться на Литейный проспект, где ему вменили бы в вину не только шпионскую деятельность, но и покушение на убийство.
   Викинг позвонил Марине в салон красоты, но не сумел дозвониться, номер телефона был постоянно занят. Позвонил домой – трубку никто не снял. Бронислава Иосифовна к этому времени уже находилась в морге, где дежурный патологоанатом готовился вскрывать тело, чтобы установить причину смерти, а Марина находилась в приемном отделении той же больницы.
   Сослуживцы ателье, когда их известили о смерти своей заведующей, решили, чтобы как-то смягчить удар, сообщить Марине только то, что у Брониславы Иосифовны сердечный приступ и ее отвезли на «скорой помощи» в больницу.
   Марина, узнав о случившемся, бросила клиентку – девочки доделают! – схватила такси и помчалась в больницу.
   Когда Матти Бьернсон звонил Марине, она все уже знала. Смерть Брониславы Иосифовны подкосила дочь, и ее в это время отхаживали в больнице, куда незадолго до этого поступило бездыханное тело матери.

V

   Майору Колмакову о случившемся стало известно от академика Колотухина.
   Колмаков должен был побеседовать с Василием Дмитриевичем о некоторых сотрудниках института, относительно недавно принятых на работу. Согласно анкетным данным, ничего предосудительного за ними не числилось, но оставались некие нюансы, которые мог прояснить только сам директор, тем более что кое-кто из специалистов был принят по его личной рекомендации.
   Дело это было весьма тонким и деликатным. Уже сам факт того, что иксом или игреком интересуется че­ловек, которому поручена защита НИИэлектроприбора от происков разведывательной службы потенциального противника, мог насторожить любого руководителя.
   Василий Дмитриевич принял Колмакова в комнате отдыха, которая примыкала к его служебному кабинету, усадил в кресло и принялся готовить чай, пообещав некую необычную комбинацию заварки.
   За чаем, когда интересующие майора моменты прояснились наилучшим образом и видя, что времени достает, Колмаков спросил академика по поводу неустойчивости полураспада радиоактивных элементов, о которой говорил ему Андрей.
   – Вас тоже это зацепило? – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Хотя я и не ядерщик, но, как говорит­ся, сермяжную правду в предостережении писателя-фантаста усмотрел. Математические расчеты, которые Владимир Савченко приводит в «Штормовом предупреждении», верны. Впрочем, другого попросту быть не может, он брал их из официальных таблиц. Я передал эту работу в президиум Академии наук, приложив собственную записку. Дело серьезное… Как знать, не существует ли определенной глобальной критической массы для накопленных на планете ядерных материалов? Что, если мы подойдем к этому пределу, за которым неизбежно атомное самовозгорание, вселенская ядерная реакция?
   – Вы не исключаете такую возможность? – обеспокоенно спросил Колмаков.
   – Не исключаю, – жестко ответил академик. – Джинна мы выпускать умеем, но вот загонять его об­ратно в кувшин не научились. Мирный чернобыльский реактор лавинообразным скачком за четыре секунды увеличил мощность в сто раз – и вырвался из-под контроля. А что тогда говорить о пятидесяти тысячах атомных зарядов, ждущих рокового часа? Надо избавляться от ядерного оружия! И как можно скорее…
   – А за океаном стремятся вывести его в космос, – задумчиво проговорил Колмаков.
   – Не вам объяснять, что в первооснове этих намерений – суперприбыли, на которые рассчитывают аэрокосмические концерны. Заказы по «стратегической оборонной инициативе» обеспечат этим фирмам процветание на тридцать – сорок лет. А с другой стороны, проект «Высокая граница» – это завоевание космического пространства, откуда янки угрожали бы всей планете. Нынешней СОИ ведь предшествовал проект БАМБИ, выдвинутый офицерами ВВС и отвергнутый по иници­ативе Джона Кеннеди в шестьдесят втором году министром обороны Робертом Макнамарой. Авторы БАМБИ не угомонились и в восемьдесят втором выдвинули эту самую «высокую границу». По ней ультраконсервативный «фонд наследия» провел собственное исследование, подтолкнув тем самым президента Рейгана на обнародованную им в марте восемьдесят третьего «Стратегическую оборонную инициативу». Такая вот история вопроса.
   – Но ведь каждый здравомыслящий ученый понимает абсурдность попыток прикрыться космическим зонтиком от сотен баллистических ракет! – воскликнул Колмаков. – Не говоря уже о том, что другая сторона не будет сидеть сложа руки.
   – Разумеется, – вздохнул Василий Дмитриевич. – И не сидим, как вы уже знаете… Опасность ведь прежде всего в качественном скачке вооружений. И вот еще что. Представьте: эта гигантская электронная система создана и размещена в космическом пространстве. Она управляет лазерами с ядерной накачкой, пучковым, динамическим и прочими экзотическими видами оружия. Строго закодированными сигналами эта ма­хина управляется самостоятельно, без вмешательства человека, ибо сроки реакции настолько сокращены, что люди просто не в состоянии предпринять какие-либо действия, времени не хватит. И вот в пику этой системе появляется вторая, не менее глобальная, обладающая собственным сводом засекреченных сигналов. Она тоже следит за ракетами, которыми может вы­стрелить противная сторона, тоже управляет электронными пушками, противоракетами и еще всякой всячиной. Но любая комбинация оружия и электроники нестабильна, во всякой системе возможны технические накладки. И тогда.
   – Тушите свет, – невесело улыбнулся Колмаков. – И каждому по белой простыне.
   – А вот допустите такую фантастическую возможность: оба ракетно-ядерных щита сработаны безукоризненно, – сказал академик. – Обе невероятно слож­ные системы действуют в режиме самообучения и самопрограммирования, постоянно совершенствуясь, эволюционируя. Тогда качественно новым скачком в развитии будет их контакт между собой. Два искусственных интеллекта объединятся в одно электронное целое, уже совершенно неподвластное людям – их первона­чальным творцам И тогда сбудутся самые мрачные предсказания фантастов: электронный разум сочтет излишним существование на планете разума человеческого.
   – И это реально, Василий Дмитриевич?
   – Вполне. Вторая моя профессия – компьютерная техника. И как специалист могу утверждать: этот про­гноз находится в пределах возможного уже в наши дни. Поэтому люди должны знать и об этой стороне опасности, которую несут человечеству программы звездных войн.
   – Какой трагический парадокс, – горько усмехнулся Колмаков. – Люди не в состоянии договориться между собой, а созданные ими электронные монстры потенциально открыты для таких союзов.
   – Поэтому мы так активно и протестуем против космического ядерного противостояния, – сказал академик. – Экономически эта бредовая идея нас не так уж измотает, как надеются за океаном. Мы ведь не собираемся повторять придуманную американцами трехслойную ПРО. У нас уже готово эффективное противоядие. Сейчас я вам покажу, Николай Иванович, кое-какие…
   Низкий зуммер переговорного устройства не дал академику закончить фразу.
   – Извините, Василий Дмитриевич, нарушаю вашу просьбу не беспокоить, – произнес голос Нины Григорьевны. – Но звонит Андрей. Нечто срочное…
   – Давайте Андрея, – сказал Колотухин-старший. – Извините, Николай Иванович… Слушаю тебя! Что?! Какое несчастье… Ты где сейчас? Хорошо, оставайся на месте, посылаю за тобой машину. Советую заехать домой и захватить Пелагею Кузьминичну. Она поможет на первых порах. Машину не отпускай, может быть, придется съездить куда, хлопот будет много. Если что – звони мне. Я буду на работе. Действуй, сынок. И передай Марине мое искреннее соболезнование…
   Василий Дмитриевич повернулся к майору Колмакову.
   – Умерла Бронислава Иосифовна. Сердечный приступ, – сказал он.

VI

   С моря дул сильный ветер.
   Еще вчера такая славная, солнечная погода, какой и положено быть к началу бабьего лета, сменилась хмаревой свинцовостью неба, с которого то и дело сыпался мелкий, въедливый дождик.
   Привыкшие к подобным перепадам таллинцы надели плащи и раскрыли над головами зонтики. Но зонтик удобен только для пешеходов, и то если у них одна из рук свободна от сумок и авосек. А когда работаешь в порту, разгружаешь и грузишь пароходы, тут уже попросту не обращай на погоду внимания.
   Только вот мало дождя, еще и сильный ветер и никак не удается прикурить. Три спички извел бригадир докеров Герман Пикк, а потом все же пришлось укрыться от ветра в длинном узком коридоре, образованном двумя рядами грузовых контейнеров, предназначенных к погрузке на бельгийский ролкер «Жан Картье».
   Герман Пикк прикурил сигарету, в который раз подумал, что надо кончать с этой дурной привычкой, затянулся раз, другой и стал разворачиваться, чтобы покинуть укромное местечко. И тут ему показалось вдруг, что он слышит стон.
   «Померещилось», – подумал Герман Пикк, напрягая тем не менее слух. Но больше ничего не услышал. Он уже сделал шаг, второй по направлению к ребя­там, которые приступали к обработке сухогруза из Норвегии, и все же некое предчувствие заставило остановиться, помедлить, прислушиваясь.
   Стон повторился.

VII

   – Опять эта «Дагенс нюхетер» пишет об организациях американских правохристиан в Швеции, связывая их деятельность с убийством Улофа Пальме, – раздраженно сказал Майкл Джимлин, бросив газетные полосы на низенький столик и поднимаясь навстречу вошедшему Стиву Фергюссону.
   – А почему вы так переживаете за эти секты? – спросил руководитель «Осьминога» и, подняв газету, стал пробегать глазами заголовки. – Они слишком болтливы, эти святоши, чтобы рассчитывать на них в серьезном деле. Помните, как организация «Европей­ско-американский евангелический поход» едва не навела полицию на след, начав перед самой акцией взывать к Господу Богу о смерти Пальме? Чем не намек для полиции и контрразведки? Если бы мы опирались на этих людей, то давно бы уже погорели, Майкл
   – Это верно, Стив, – согласился Майкл, снова опускаясь в кресло и выуживая губами сигарету из пачки. – Для оперативной работы они, разумеется, не годятся. Но учтите в стране тридцать объединений американских правохристиан и еще двадцать шведских движений, деятельность которых полностью нами контролируется. Они создали антикоммунистический и проамериканский фундамент общества, в их среде удобно рекрутировать молодежь и для профессиональной работы на организацию.
   – Не слишком ли они пересаливают? – заметил Стив Фергюссон. – Я прочитал интервью некоего Эрикссона в «Экспрессен»^[28]. Он обвинил в убийстве Пальме русских. По-моему, это слишком…
   – Что вы, Стив! – воскликнул политический советник. – Это именно то, что нужно. Чем чудовищнее ложь, тем скорее она закрепляется в сознании обывателя. Об этом говорил еще мастер пропаганды доктор Геббельс. Кстати… Отличная мысль! Может быть, нам подставить этого русского моряка? Вообразите себе: какая сенсация!
   – Русские заявят, что это фальшивка. Ведь мы сами передали им труп штурмана. Есть акты опознания, полицейские протоколы, оформлена передача останков представителям Балтийского пароходства. Есть могила этого парня в Ленинграде, куда русские тут же отвезут иностранных журналистов. Есть, наконец, запись в их кладбищенских книгах.
   – Ну и что? – сказал Майкл.
   – А то, что нас поднимут на смех, – ответил Стив.
   – Хорошо смеется тот, кто стреляет первым… Мы расскажем, что труп был чужим, а штурман попросту перебежал на другую сторону и стал членом террористической организации. Объявим его активистом какой-нибудь мифической группы, создадим для нее легенду, заготовим документы, выдадим полиции тайник с оружием. Это будет мистификация века, Стив! Глобальная провокация! Мы прославимся с вами, наши имена напишут золотом на мраморных досках в холлах организации…
   Стив Фергюссон испытующе глянул на Майкла Джимлина. Не валяет ли Майкл дурака, не издевается ли над ним… Нет, как будто говорит серьезно.
   – Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что эта «глобальная провокация» ставит под удар нашу резидентуру? – спросил он. – Тебе не приходило подоб­ное в голову?
   – Отчего же, – отозвался политический советник. – Опасность, разумеется, существует. В конце концов, ваша фирма официально занималась трупом, хотя получили вы его от полиции. Ну и что? Такие печальные заботы входят в сферу деятельности морской брокерной фирмы «Эвалд Юхансон и компания». Вы и другие деликатные поручения выполняете. Вспомните тот случай, когда трое русских морячков завалились попить пива в контакт-кафе «Карусель»… Ты ведь сам отправился их выручать и заплатил по счету, хотя мог послать клерка.
   Стив Фергюссон слабо улыбнулся, вспомнив перепуганные, растерянные физиономии молодых рюсся. Эти оболтусы решили потратить оставшиеся от поку­пок кроны, посидев в баре за кружкой пива. Той наличности, которая у них оставалась, хватило бы каждому на пару кружек в любом обычном баре или кафе Ухгуилласуна. Но нечистый попутал моряков. Подвернулась на пути «Карусель», они и вошли, не подозревая, что это контакт-кафе, а ежели по старой терминологии, то попросту бордель.
   Едва парни присели за столик и попросили пива, к ним подсели девицы и принялись заказывать дорогие напитки. Разумеется, за счет клиентов, которые об этом и не подозревали, не понимая, где находятся.
   Словом, платить по счету морякам было нечем, администратор вызвал полицию, а та, узнав о национальности незадачливых любителей пива, сообщила об инциденте в фирму «Эвалд Юхансон и компания», ибо именно она посредничала в пользу русских.
   Стив Фергюссон сам отправился улаживать конфликт. Ему хотелось посмотреть на растерянных русских, выбитых из привычной для них сущности, в основе которой гордость от осознания причастности к Великой России. Он столько натерпелся от этих гордых рюсся, что не мог отказать себе в удовольствии с нескрываемым злорадством посмотреть в их смущенные лица.
   Но сейчас Стиву стало несколько неловко от вызванного репликой Майкла воспоминания. Тогдашнее его злорадство по поводу попавших в неприглядную историю парней, которая вовсе не закончилась для них в Ухгуилласуне, а имела продолжение в Ленинграде – их лишили возможности ходить в заграничные рейсы, – сейчас показалось ему мелким, недостойным сильной личности, к каковым он себя причислял, и причислял справедливо. Поэтому Стив погасил слабую тень улыбки на своем лице и ответил:
   – В любом случае, не нам с вами, Майкл, решать такую сложную задачу. За вами право выступить с этим предложением. Но предупреждаю: на мою поддержку не рассчитывайте. И еще. Самое ярое сопротивление окажет идее пожертвовать русским штурманом Джон Бриггс. А дядюшка Сэм любит его, по-моему, не меньше, чем вас, описавшего ему в младенческом возрасте брюки. Да и на этого парня мистер Ларкин имеет собственные виды. Ваши шансы невелики, Майкл.
   – Убедили, Стив, – усмехнулся Майкл. – Беру предложение назад… Тем более, что вы включили русского в операцию.
   – Да, парень входит в одну из трех групп, которые одновременно, страхуя друг друга, проведут акцию. Кто-то из них да отправит на тот свет Лассе Огрена.