Страница:
– Санта Клауса, – поправил дипломат-разведчик. – Поскольку разработка операции началась, давайте забудем, Стив, как на самом деле зовут того типа, который намечен как объект акции.
Санта Клаус – так было зашифровано имя лидера оппозиции, который и сейчас мешал организации, а в случае прихода к власти становился в этой стране для ЦРУ врагом № 1.
– Вы правы, – согласился Стив. – Становлюсь стар – забываю о законах конспирации.
– Просто вам слишком ненавистен этот человек, – объяснил политический советник. – И называя его, вы как бы удовлетворяете отрицательное чувство, мысленно поражаете врага еще и еще раз. Остаточное явление, оно сохранилось в цивилизованном человеке еще со времен шаманства.
– Спасибо за столь глубоко научное исследование моей психики, – иронически сказал Стив, слегка наклонив голову.
– Ладно вам, Стив, – отмахнулся Майкл, – не заводитесь. Мы столько лет работаем вместе, хотя абсолютно разные люди. Давайте ладить по-прежнему… В общих чертах я знаком с вашим планом. Три группы – это хорошо. Надежность проведения акции существенно повышается.
– Компьютер гарантирует девяносто процентов, – сообщил шеф резидентуры.
– Высокий уровень…
– Группа ближнего боя, вооруженная кольтами сорок пятого калибра, попадание из него, как правило, смертельно. Затем группа средних расстояний и блокирования, у них будут русские гранаты Ф-1, снабженные осколочными рубашками.
– Сильные штучки, – заметил Майкл, – но опасные для окружающих. Дают до двухсот осколков каждая.
– Если мы вместе с Санта Клаусом угробим пару-тройку его спутников, то организация выдаст нам дополнительное поощрение, – сказал Стив.
– Поделитесь тогда со мной, – усмехнулся Майкл. – Мне платят из другой кассы. И наконец…
– Третья группа будет состоять из снайперов. В нее я и включил парня, которого вы, Майкл, предлагали заложить. Снайперов будет трое. С окончательным размещением их я не решил, поскольку мои люди из окружения Санта Клауса не сообщили пока достаточно точный распорядок перемещений объекта на день акции.
– Значит, пистолеты, гранаты и винтовки с оптическими прицелами… И все это на одного человека. А сколько исполнителей?
– Семеро. Два с кольтами, два гранатометчика и три, как я уже говорил, снайпера.
– Солидно… А как с прикрытием?
– Выделяю шесть автомобилей, снабженных рациями. Они будут стоять наготове вблизи места, где произойдет акция, и снимут снайперов. В седьмой машине 'буду я сам – руководство операцией организация доверила мне. Могу по дружбе предоставить вам место зрителя в моем «мерседесе».
– Благодарю вас, сэр, – поклонился Майкл. – В этот момент я буду находиться в собственном служебном кабинете в соседней стране. Вы же знаете, что джентльмены в визитках и полосатых брюках не занимаются подобными делами. Хотя, не скрою, мне хотелось бы понаблюдать из безопасного местечка, как рвутся русские гранаты на улице Ухгуилласуна.
– Скорее всего, это произойдет на площади Стурмсунн-Раат.
– Тем более, Стив. Нельзя ли снять это действо на видео? Я заплатил бы за такую пленку сотню-другую долларов. И на склоне лет прокручивал бы внукам, выдавая сюжет за кадры старого, давно забытого гангстерского фильма.
– Владельцу такой пленки довольно быстро оторвут голову, – усмехнулся Стив. – Вряд ли он доживет до старости.
– Это верно, – вздохнул Майкл. – А если учесть, что у меня и детей-то пока нет, то не записывайте акцию на видео, Стив. Пусть потом эти кадры воссоздают прогрессивные кинематографисты. Только вот о чем я хотел бы вас попросить…
Майкл Джимлин не договорил, поскольку раздался звонок телефона.
– Мистер Фергюссон? Да, он у меня. Будете говорить…
Он передал трубку шефу «Осьминога».
– Что? – воскликнул Стив Фергюссон. – Третий источник… Вас понял. Подготовьте раскадровку деталей. Немедленно выезжаю. Ждите!
– Неприятности? – участливо спросил дипломат, заметив, как стиснул зубы шеф «Осьминога».
– Карл Сэндберг… Похоже, что мы здорово влипли на этот раз. Русские перехватили в море «Морского ястреба».
– Я поеду с вами, Стив, – сказал Майкл Джимлин
VIII
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
II
Санта Клаус – так было зашифровано имя лидера оппозиции, который и сейчас мешал организации, а в случае прихода к власти становился в этой стране для ЦРУ врагом № 1.
– Вы правы, – согласился Стив. – Становлюсь стар – забываю о законах конспирации.
– Просто вам слишком ненавистен этот человек, – объяснил политический советник. – И называя его, вы как бы удовлетворяете отрицательное чувство, мысленно поражаете врага еще и еще раз. Остаточное явление, оно сохранилось в цивилизованном человеке еще со времен шаманства.
– Спасибо за столь глубоко научное исследование моей психики, – иронически сказал Стив, слегка наклонив голову.
– Ладно вам, Стив, – отмахнулся Майкл, – не заводитесь. Мы столько лет работаем вместе, хотя абсолютно разные люди. Давайте ладить по-прежнему… В общих чертах я знаком с вашим планом. Три группы – это хорошо. Надежность проведения акции существенно повышается.
– Компьютер гарантирует девяносто процентов, – сообщил шеф резидентуры.
– Высокий уровень…
– Группа ближнего боя, вооруженная кольтами сорок пятого калибра, попадание из него, как правило, смертельно. Затем группа средних расстояний и блокирования, у них будут русские гранаты Ф-1, снабженные осколочными рубашками.
– Сильные штучки, – заметил Майкл, – но опасные для окружающих. Дают до двухсот осколков каждая.
– Если мы вместе с Санта Клаусом угробим пару-тройку его спутников, то организация выдаст нам дополнительное поощрение, – сказал Стив.
– Поделитесь тогда со мной, – усмехнулся Майкл. – Мне платят из другой кассы. И наконец…
– Третья группа будет состоять из снайперов. В нее я и включил парня, которого вы, Майкл, предлагали заложить. Снайперов будет трое. С окончательным размещением их я не решил, поскольку мои люди из окружения Санта Клауса не сообщили пока достаточно точный распорядок перемещений объекта на день акции.
– Значит, пистолеты, гранаты и винтовки с оптическими прицелами… И все это на одного человека. А сколько исполнителей?
– Семеро. Два с кольтами, два гранатометчика и три, как я уже говорил, снайпера.
– Солидно… А как с прикрытием?
– Выделяю шесть автомобилей, снабженных рациями. Они будут стоять наготове вблизи места, где произойдет акция, и снимут снайперов. В седьмой машине 'буду я сам – руководство операцией организация доверила мне. Могу по дружбе предоставить вам место зрителя в моем «мерседесе».
– Благодарю вас, сэр, – поклонился Майкл. – В этот момент я буду находиться в собственном служебном кабинете в соседней стране. Вы же знаете, что джентльмены в визитках и полосатых брюках не занимаются подобными делами. Хотя, не скрою, мне хотелось бы понаблюдать из безопасного местечка, как рвутся русские гранаты на улице Ухгуилласуна.
– Скорее всего, это произойдет на площади Стурмсунн-Раат.
– Тем более, Стив. Нельзя ли снять это действо на видео? Я заплатил бы за такую пленку сотню-другую долларов. И на склоне лет прокручивал бы внукам, выдавая сюжет за кадры старого, давно забытого гангстерского фильма.
– Владельцу такой пленки довольно быстро оторвут голову, – усмехнулся Стив. – Вряд ли он доживет до старости.
– Это верно, – вздохнул Майкл. – А если учесть, что у меня и детей-то пока нет, то не записывайте акцию на видео, Стив. Пусть потом эти кадры воссоздают прогрессивные кинематографисты. Только вот о чем я хотел бы вас попросить…
Майкл Джимлин не договорил, поскольку раздался звонок телефона.
– Мистер Фергюссон? Да, он у меня. Будете говорить…
Он передал трубку шефу «Осьминога».
– Что? – воскликнул Стив Фергюссон. – Третий источник… Вас понял. Подготовьте раскадровку деталей. Немедленно выезжаю. Ждите!
– Неприятности? – участливо спросил дипломат, заметив, как стиснул зубы шеф «Осьминога».
– Карл Сэндберг… Похоже, что мы здорово влипли на этот раз. Русские перехватили в море «Морского ястреба».
– Я поеду с вами, Стив, – сказал Майкл Джимлин
VIII
«…Герман Пикк снова услышал стон. Это насторожило бригадира докеров. Судя по всему, стон доносился изнутри грузового контейнера № 624731 стандартного типа „Morflot“, стоявшего на втором терминале и приготовленного для отправки в Гамбург на бельгийском судне „Жан Картье“
Когда Герман Пикк убедился, что не ослышался, он сообщил о случившемся стивидору Артуру Ялгу, который и вызвал милицию. Одновременно были поставлены в известность оперативный дежурный и заместитель начальника ОКПП «Таллинн» майор Виктор Гусев.
В присутствии работников милиции – капитан Николай Гревцов и старший лейтенант Ольгерд Воот, пограничников – майор Виктор Гусев и старший пограннаряда сержант Вартан Ходжикян, понятых – грузчики Рудольф Отс и Арсен Цицикашвили, а также врач портовой больницы Елена Плотникова – контейнер № 624731 был снят с площадки и доставлен в пакгауз № 6, где распломбирован и вскрыт.
Среди различных партий груза обнаружен мужчина, находившийся в бессознательном состоянии. Лет ему приблизительно тридцать. На нем были светло-синий комбинезон, теплое шерстяное белье, туристские ботинки и вязаная шапочка с надписью по-английски.
Документов при неизвестном не обнаружено. Здесь же находилась пустая посуда, видимо, из-под воды, и матерчатая сумка, в которой обнаружены самиздаювские материалы антисоветского содержания.
Врач Елена Плотникова оказала человеку, обнаруженному в контейнере, первую медицинскую помощь, после чего он был отправлен в портовую больницу, где помещен в отдельную палату».
– Его охраняют? – спросил Митрофан Елуферьев, откладывая листок с отпечатанным на машинке текстом.
– Конечно, – ответил полковник Мяги. который принимал сотрудника ленинградского управления, направленного в Таллинн для координации контактов с эстонскими коллегами. – Сам-то он беспомощен… А вот те, кто засунул его в контейнер, могут попытаться сделать так, чтоб он навсегда замолчал. Хотя наши пограничники во главе с майором Гусевым старались, чтобы как можно меньше людей узнало об этом случае, но слухи распространились по порту, проникли в город.
– И до сих пор этот неизвестный молчит?
– Молчал пока… Да и врачи не разрешали беспокоить его. Сильное обезвоживание организма, психический стресс. По предварительным данным, он пробыл в контейнере больше недели. А воды, судя по обнаруженным с ним емкостям, было у него на трое суток. Я недавно звонил в больницу. Главный врач сказал мне, что как будто бы наш клиент созрел для разговора. По крайней мере, уже находится в ясной памяти. Приглашаю принять участие в беседе. Лев Михайлович не упрекнет тогда нашего генерала, будто мы не дали соседям получить сведения из первых рук. Поедете?
– О чем речь! Конечно! – воскликнул старший лейтенант. – Кстати, ни Лев Михайлович, ни ваш покорный слуга никогда не сомневались в гостеприимстве наших таллиннских друзей.
– Что же, и ленинградцы всегда отличались учтивостью, – улыбнулся полковник Мяги, поднимаясь с места. – Хорошо… Обменялись комплиментами – можно и в путь. – Он нагнулся к пульту селекторной связи, тронул один из тумблеров и сказал: – Карл Генрихович, берите необходимую аппаратуру и садитесь в мою машину. Мы с гостем выходим.
Когда Герман Пикк убедился, что не ослышался, он сообщил о случившемся стивидору Артуру Ялгу, который и вызвал милицию. Одновременно были поставлены в известность оперативный дежурный и заместитель начальника ОКПП «Таллинн» майор Виктор Гусев.
В присутствии работников милиции – капитан Николай Гревцов и старший лейтенант Ольгерд Воот, пограничников – майор Виктор Гусев и старший пограннаряда сержант Вартан Ходжикян, понятых – грузчики Рудольф Отс и Арсен Цицикашвили, а также врач портовой больницы Елена Плотникова – контейнер № 624731 был снят с площадки и доставлен в пакгауз № 6, где распломбирован и вскрыт.
Среди различных партий груза обнаружен мужчина, находившийся в бессознательном состоянии. Лет ему приблизительно тридцать. На нем были светло-синий комбинезон, теплое шерстяное белье, туристские ботинки и вязаная шапочка с надписью по-английски.
Документов при неизвестном не обнаружено. Здесь же находилась пустая посуда, видимо, из-под воды, и матерчатая сумка, в которой обнаружены самиздаювские материалы антисоветского содержания.
Врач Елена Плотникова оказала человеку, обнаруженному в контейнере, первую медицинскую помощь, после чего он был отправлен в портовую больницу, где помещен в отдельную палату».
– Его охраняют? – спросил Митрофан Елуферьев, откладывая листок с отпечатанным на машинке текстом.
– Конечно, – ответил полковник Мяги. который принимал сотрудника ленинградского управления, направленного в Таллинн для координации контактов с эстонскими коллегами. – Сам-то он беспомощен… А вот те, кто засунул его в контейнер, могут попытаться сделать так, чтоб он навсегда замолчал. Хотя наши пограничники во главе с майором Гусевым старались, чтобы как можно меньше людей узнало об этом случае, но слухи распространились по порту, проникли в город.
– И до сих пор этот неизвестный молчит?
– Молчал пока… Да и врачи не разрешали беспокоить его. Сильное обезвоживание организма, психический стресс. По предварительным данным, он пробыл в контейнере больше недели. А воды, судя по обнаруженным с ним емкостям, было у него на трое суток. Я недавно звонил в больницу. Главный врач сказал мне, что как будто бы наш клиент созрел для разговора. По крайней мере, уже находится в ясной памяти. Приглашаю принять участие в беседе. Лев Михайлович не упрекнет тогда нашего генерала, будто мы не дали соседям получить сведения из первых рук. Поедете?
– О чем речь! Конечно! – воскликнул старший лейтенант. – Кстати, ни Лев Михайлович, ни ваш покорный слуга никогда не сомневались в гостеприимстве наших таллиннских друзей.
– Что же, и ленинградцы всегда отличались учтивостью, – улыбнулся полковник Мяги, поднимаясь с места. – Хорошо… Обменялись комплиментами – можно и в путь. – Он нагнулся к пульту селекторной связи, тронул один из тумблеров и сказал: – Карл Генрихович, берите необходимую аппаратуру и садитесь в мою машину. Мы с гостем выходим.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
«Давно я не чувствовал себя так уютно, – подумал писатель Скуратов, удобно расположившись за обеденным столом, который гостеприимно накрыла закусками Тамара Колмакова. – До чего ж приятные люди пограничники! И боевые подруги этим бравым ребятам под стать…»
После посещения заставы имени Петра Игнатенко, куда писателя сопровождал Логинов, Глеб Юрьевич побывал на КПП «Клюквенное», беседовал с прапорщиком Бычковым, задержавшим трайлер с убийцей. Съездили они с Логиновым и на Сайменский канал, а в Кронборге знакомились с работой пограннарядов на железнодорожном вокзале, посмотрели, как проходят проверку документов туристы, въезжающие в Советский Союз на автобусах.
Когда обогащенный впечатлениями Скуратов прощался с начальником Кронборгского отряда и благодарил за хлопоты и заботу, полковник Завалишин спросил:
– А как, Глеб Юрьевич, показался вам наш Вергилий? Хорошим экскурсоводом был подполковник Логинов?
– Спрашиваете! Да если б не Артем Васильевич, я б и пятой части того, что усвоил, не узнал бы и не понял… Гид был у меня выше всех похвал. Спасибо и вам и ему!
– Тогда он и до Ленинграда будет с вами, – сообщил Федор Николаевич. – Нет, нет, не благодарите и не отказывайтесь! У подполковника есть дело в штабе округа. Так что он вроде бы заодно…
После разговора у полковника Завалишина они вернулись в кабинет Логинова. Там Артем Васильевич сразу взялся за телефонную трубку.
– Сначала позвоню другу в Питер, – подмигнул он писателю. – Надо предупредить, что везу столичного гостя. Потом звонок жене: собирай командировочный сидор… Алло! Шиповник? Дайте мне Радугу… Хорошо, подожду. Мы с ним вместе служили на заставе, с Колей. Я вам рассказывал о нем… Радуга! Наберите по прямому каналу: пять-четыре-девять-один… Сейчас дадут… Николай Иванович? Здравствуй, дружище! Слушай внимательно… К вам едет ревизор! Да не к нам, а к вам! Ладно, я шучу. Выезжаю в Питер с московским писателем. Да ты его знаешь, он о вашем брате пишет… довольно часто. Глеб Юрьевич Скуратов. Да, конечно, тот самый! То-то же… Предупреди Тамару: нагрянем в гости!
И вот они приехали в гостеприимную квартиру Колмаковых на Серебристом бульваре, заставленную книжными шкафами, меж которых висели обаятельные, нежные акварели Галины.
Николай Колмаков поднял бокал, наполненный гранатовым соком, и произнес небольшую речь, приветствуя гостя. А когда принялись пробовать замысловатые закуски, спросил у Логинова:
– Откуда копченая кабанятина? Небось, Никита Авдеевич спроворил из прошлогодних запасов… – Он знал, что в охотничий сезон на заставе имени Игнатенко отстреливают по лицензии пару-тройку диких кабанов, которых расплодилось там предостаточно. – Никто, кроме прапорщика Колова, не умеет так деликатесно коптить дичину, – добавил хозяин.
– Угадал, – усмехнулся Логинов и переглянулся с писателем. – Авдеича производство… Только уже нынешнего года.
– Но сезон еще не начался, дядя Артем! – заметила Галина.
– А ты откуда про сезоны знаешь, художница? – спросил подполковник. – Вроде это не по твоей части…
– У нас на этаже охотовед в соседях, – пояснила Тамара. – А его дочь – Галинина одноклассница, подружка.
– Тогда понятно… Этот кабан… нарушитель, одним словом. Нагнал он страху на всех. Непредсказуемо действовал – вот и угодил к нам на стол. Попросите Глеба Юрьевича – он расскажет, поскольку свидетель.
Хозяева повернулись к писателю, и Скуратов под обращенными к нему взглядами смутился.
– Какой я свидетель! – отмахнулся он. – Сидел в темном лесу, слушал стрельбу. Только ракету и видел…
– А дрожали? – улыбнулась Тамара.
– Этого не было… Наоборот, – радовался: участвую, хотя и пассивно, в настоящем деле. А потом выяснилось – кабан…
– Редкая случилась вещь, – пояснил Логинов. – Животное, как потом определили, находилось на другой стороне. А мы шли вдоль КСП, проверяли полосу, поскольку услышали подозрительные звуки. Оказывается, кабан, который в ночь залегает на отдых, страдал бессонницей, что ли… До того, как нам подойти к месту предстоящего нападения, он пересек границу, ушел туда, оставив, естественно, следы на контрольно-следовой полосе. Старший наряда зафиксировал следы и стал проверять на подлинность. А вдруг это нарушитель с кабаньими копытцами? И такое бывало. А виновник засел в сопредельной стране и наблюдает. И что-то ему не показалось в наших действиях. Махнул он через границу, сбил с ног сержанта, выбил из его рук фонарь, тот погас, мы толком ничего не рассмотрели. Поняли только: оттуда пробежало нечто в нашу сторону. Ефрейтор Винонен дал очередь вдогонку и спустил с поводка Ремиза, а Семен Паршин запустил в небо тревожную ракету.
– А вы, дядя Артем? – спросила, лукаво улыбаясь, Галина
– Пистолет вытащил. Тоже приготовился к бою, – усмехнулся в ответ Логинов. – Только стрелять уже было не в кого. Пентти Винонен догнал беднягу с первой очереди. Заставу, конечно, подняли в ружье. Обычное дело. Братья наши меньшие каждую ночь вызывают сработки сигнальной системы. Живые существа, что поделаешь, у них собственные правила обитания. Им не объяснишь, что система реагирует на любой теплокровный организм, создающий электрическое поле. Но с кабанами такого у нас еще не бывало. Вот у меня друг на польской границе служит, так он на барсуков жалуется – шастают по ночам туда-сюда и поднимают заставы по тревоге.
– А если животное с холодной кровью? – спросила Галина. – Змея, например… Она может спокойно переползти через границу?
– Змея может, – подтвердил Логинов. – Но по моим данным, в змей нарушители еще не превращались. В лосей, лошадей, горных козлов, кабанов, ишаков и верблюдов – бывало. А вообще-то идея… Нарушитель – змея! Спасибо, Галина, беру на вооружение твою подсказку. Доложу начальству. Глядишь, и медаль тебе выхлопочу. Благодарю за службу!
Все рассмеялись, а девочка покраснела от смущения.
– Ладно, ладно, – сказал Логинов, – не тушуйся, крестница. Покажи-ка нам лучше последние рисунки. Вот и Глеб Юрьевич посмотрит…
После импровизированного вернисажа пили чай. Вскоре Галина ушла к себе готовиться к следующему дню, занятия в художественном училище, где она теперь училась, уже начались. Тамара мыла посуду, отвергнув попытки мужчин помочь ей, заявила, что их дело охранять границу, ловить шпионов и писать книги. Слабому полу с этим не справиться, поэтому каждому своё.
– Если серьезно, – сказал Колмаков, когда они остались втроем, – то я равноправие женщин вижу не в том, чтобы ей предоставили возможность выполнять любую мужскую работу. Это как раз неравноправие. Главное в другом. В том, чтобы женщине ничто не мешало быть матерью.
– А кто спорит? – спросил Логинов. – Когда слышу, что женщина освоила некую экзотическую профессию, то всегда думаю: а не помешает ли это ей рожать и воспитывать детей?
– Эти сомнения не оставляют и женщину, поверьте, – вступил в разговор писатель. – Интуитивно она сомневается в правомерности существования в мужском качестве, и такое сомнение не проходит бесследно для ее психики.
– Причем женской психики, – добавил Колмаков. – А когда женская психика вытесняется неким чуждым для нее мужским началом, такое насилие над душой женщины бесследно не проходит. Поневоле вспомнишь: кесарю кесарево…
Некоторое время мужчины молчали.
– Недавно просматривал трактат Ренэ Декарта «Правила для руководства ума», – нарушил паузу Логинов. – Он свои правила, правда, не дописал, но те, что до нас дошли, – инструкция к действию для нас с тобой, Коля. В них Декарт прямо называет интуицию и дедукцию основными средствами познания.
– Декарт говорит еще и об индукции, которая завершает обретенное с помощью двух первых средств познания, – заметил Скуратов.
– Верно, – согласился Логинов. – Но я в связи с сомнением, о котором вы начали говорить, Глеб Юрьевич, вспомнил о Декарте. Сомнение, когда оно направлено изнутри вовне, на что-либо за пределами нашего Я, служит стимулом для развития знания. Это единственный способ его развития. А вот когда сомнение замыкается на себе, становится основой существования конкретной личности, это уже не есть, как говорится, хорошо. И применительно к женщине, которая взялась не за свое дело, этот психологический аргумент можно считать достаточно полновесным.
Мужчины не заметили, что Тамара уже освободилась и стоит в дверях, прислушиваясь к их рассуждениям.
– Ладно, Спинозы, – сказала она, проходя в комнату. – Меня вы убедили: не сяду на трактор, не полечу в космос, не буду учиться на капитана дальнего плавания, не стану писать и детективных романов, хотя у Агаты Кристи это вовсе не плохо получалось. Займусь женским делом: заварю вам свежего чая.
– Умница! – сказал Логинов. – И покрепче, пожалуйста… Фирменный завари, колмаковский. А потом я тебе чашечки сполоснуть на кухне помогу. Моя Настя не признает разделения труда и приучила меня. Теперь отменно мою посуду. Не то что твой ленивый хан Гирей.
Когда пили чай, Скуратов задумчиво сказал:
– Удивительное дело, но как быстро приучились мы общаться друг с другом без спиртного. Стоило только попробовать, и обычное чаепитие вдруг превратилось в подлинное застолье, где людьми управляет дружеская беседа, а не алкоголь.
– Когда двадцать с лишним лет подряд литература, театр и кино внушают людям, что без выпивки в жизни не обойтись, да еще некоторые ученые люди утверждают, будто пьянство – национальная черта русского народа, поневоле перестанешь видеть альтернативу алконаркомании, – с горечью произнесла Тамара. – У нас коллектив женский, а тоже не обходились без шампанского. А сейчас прекрасно довольствуемся чаем, друг перед другом хвастаем выпечкой… Любо-дорого посмотреть. И отношения стали искреннее.
– А не происки ли это масонов? Я говорю о настойчивом приобщении нашего народа к пьянству, – сказал Логинов и легонько хлопнул по плечу Колмакова. – Что на этот счет говорят твои знаменитые досье, Николай?
Потом он повернулся к Скуратову:
– Наш хозяин прославился уникальной коллекцией всевозможных сведений о деятельности масонов. Хобби у него такое своеобразное. Впрочем, ему и по долгу службы знать сие практически полезно.
– Поделитесь, поделитесь информацией, – оживился писатель, – у меня досье на эту ультратаинственную организацию нет, хотя кое-что из популярной литературы имеется. Книга Яковлева «1 августа 1914 года», молодогвардейский сборник «За кулисами видимой власти», работы Генри Эрнста, в частности его статья в «Журналисте», которая довольно метко названа «Масоны: незримая власть». Ну и, конечно, Иванов, Бегун, Шафаревич, Дикий, Дуглас, Рид. Тема эта сложнейшая, тайны масонства – печать за семью замками. Тот же Эрнст Генри подчеркивает, что проникнуть в секреты «вольных каменщиков» труднее, нежели раскрыть тайны разведывательных служб.
– Это верно, – согласился Колмаков. – Но еще в Евангелии от Иоанна сказано, что все тайное становится явным… Надо вашему брату, литераторам, писать об этом почаще и побольше, чтоб народ постоянно находился настороже.
– Писать о масонах, значит вскрывать их связи с международным и внутренним сионизмом, – заметил подполковник Логинов. – А любая критика и выявление происков сионистов автоматически влечет обвинение в антисемитизме. Нас всех так запугали этим жупелом, придуманным Альфредом Штеккером, придворным священником кайзера Вильгельма Второго, что мы рот боимся открыть. Того и жди, что к стенке будут ставить только за то, что ты усомнился в бескорыстности избранного народа. Подобное мы уже пережили в восемнадцатом году.
– Вы, так говорите, будто состоите со мной вместе на учете в нашей писательской организации, – усмехнулся Скуратов. – У нас, действительно, сложно бороться с сионизмом… А «зеленым фуражкам» кого бояться?
– Так у них и критиковать некого, – поддел товарища Колмаков, и все рассмеялись
– Смех смехом, а проблема эта наиважнейшая, – серьезно сказал писатель. – Сионисты в последнее время будто взбеленились. Их выступления, открытые и кулуарные, все глубже пропитаны ненавистью ко всему русскому. А русофобия в наши дни открыто смыкается с антикоммунизмом и антисоветизмом. Об этом хорошо сказал историк Аполлон Кузьмин в статье «Писатель и время», ее опубликовал «Наш современник» еще в восемьдесят втором году.
– Подождите минутку…
Колмаков встал, вышел из гостиной и тут же вернулся с книгой в руке.
– Наверное, этой работы у вас еще нет, Глеб Юрьевич, – сказал он. – Она вышла в нашем Лениздате. Автор – Александр Захарович Романенко. Он систематизировал здесь известную ему литературу по сионизму. Серьезное исследование, дарю на память.
– Огромное спасибо, Николай Иванович! – принял книгу Скуратов и прочитал на обложке: «О классовой сущности сионизма». – Заголовок-то – не в бровь, а в глаз… Слышал я об этой книжке. Спасибо!
– Пользуйтесь, – приветливо улыбнулся хозяин. – Может, пригодится. Обратите внимание: Романенко первым из авторов, пишущих о сионизме, поставил вопрос о его связи с масонством. Более того, он вслед за Кудрявцевым и Артемовым, которые писали о масонах в журнале «Молодая гвардия», выдвигает научную гипотезу о том, что эта тайная организация, ставящая целью мировое господство, существует около трех тысяч лет и возникла еще при древнеиудейском царе Соломоне.
– Ого! – воскликнул Логинов. – Вот это отцы…
– Сформировались масоны как «вольные каменщики» во время строительства храма Соломона, отсюда и название, – объяснил Колмаков. – Именно поэтому высшие уровни масонской лестницы власти могут занимать только левиты.
– Члены секты служителей культа в храме Соломона – уточнил Скуратов.
– Они самые, – кивнул Колмаков. – Именно левиты, секта которых существует до сих пор, осуществили идеологическую связь между иудаизмом и тогдашними религиями, насаждая культ бога Яхве далеко за пределами собственно Иудеи. Так вот, Романенко считает, что сионизм – это более откровенная, точнее более разнузданная пропаганда борьбы за мировое господство, которая исходит от одного источника – масонства. Да что там говорить! Печально знаменитая итальянская ложа масонов П-2, которую возглавлял Личо Джелли, расшифровывалась как «Политика сионизма-2» или «Пропаганда сионизма-2». Все предельно ясно.
– Позволь, но в нашей массовой печати в расшифровке было только слово «пропаганда», – возразил Логинов. – Меня еще смущала некая незавершенность в этом названии «Пропаганда-2». Ни о каком сионизме в связи с этой ложей ни слова в газетах не было, я хорошо это помню. Как же так?
– Что и требовалось доказать, дорогой мой Вергилий, – вздохнул Скуратов.
После посещения заставы имени Петра Игнатенко, куда писателя сопровождал Логинов, Глеб Юрьевич побывал на КПП «Клюквенное», беседовал с прапорщиком Бычковым, задержавшим трайлер с убийцей. Съездили они с Логиновым и на Сайменский канал, а в Кронборге знакомились с работой пограннарядов на железнодорожном вокзале, посмотрели, как проходят проверку документов туристы, въезжающие в Советский Союз на автобусах.
Когда обогащенный впечатлениями Скуратов прощался с начальником Кронборгского отряда и благодарил за хлопоты и заботу, полковник Завалишин спросил:
– А как, Глеб Юрьевич, показался вам наш Вергилий? Хорошим экскурсоводом был подполковник Логинов?
– Спрашиваете! Да если б не Артем Васильевич, я б и пятой части того, что усвоил, не узнал бы и не понял… Гид был у меня выше всех похвал. Спасибо и вам и ему!
– Тогда он и до Ленинграда будет с вами, – сообщил Федор Николаевич. – Нет, нет, не благодарите и не отказывайтесь! У подполковника есть дело в штабе округа. Так что он вроде бы заодно…
После разговора у полковника Завалишина они вернулись в кабинет Логинова. Там Артем Васильевич сразу взялся за телефонную трубку.
– Сначала позвоню другу в Питер, – подмигнул он писателю. – Надо предупредить, что везу столичного гостя. Потом звонок жене: собирай командировочный сидор… Алло! Шиповник? Дайте мне Радугу… Хорошо, подожду. Мы с ним вместе служили на заставе, с Колей. Я вам рассказывал о нем… Радуга! Наберите по прямому каналу: пять-четыре-девять-один… Сейчас дадут… Николай Иванович? Здравствуй, дружище! Слушай внимательно… К вам едет ревизор! Да не к нам, а к вам! Ладно, я шучу. Выезжаю в Питер с московским писателем. Да ты его знаешь, он о вашем брате пишет… довольно часто. Глеб Юрьевич Скуратов. Да, конечно, тот самый! То-то же… Предупреди Тамару: нагрянем в гости!
И вот они приехали в гостеприимную квартиру Колмаковых на Серебристом бульваре, заставленную книжными шкафами, меж которых висели обаятельные, нежные акварели Галины.
Николай Колмаков поднял бокал, наполненный гранатовым соком, и произнес небольшую речь, приветствуя гостя. А когда принялись пробовать замысловатые закуски, спросил у Логинова:
– Откуда копченая кабанятина? Небось, Никита Авдеевич спроворил из прошлогодних запасов… – Он знал, что в охотничий сезон на заставе имени Игнатенко отстреливают по лицензии пару-тройку диких кабанов, которых расплодилось там предостаточно. – Никто, кроме прапорщика Колова, не умеет так деликатесно коптить дичину, – добавил хозяин.
– Угадал, – усмехнулся Логинов и переглянулся с писателем. – Авдеича производство… Только уже нынешнего года.
– Но сезон еще не начался, дядя Артем! – заметила Галина.
– А ты откуда про сезоны знаешь, художница? – спросил подполковник. – Вроде это не по твоей части…
– У нас на этаже охотовед в соседях, – пояснила Тамара. – А его дочь – Галинина одноклассница, подружка.
– Тогда понятно… Этот кабан… нарушитель, одним словом. Нагнал он страху на всех. Непредсказуемо действовал – вот и угодил к нам на стол. Попросите Глеба Юрьевича – он расскажет, поскольку свидетель.
Хозяева повернулись к писателю, и Скуратов под обращенными к нему взглядами смутился.
– Какой я свидетель! – отмахнулся он. – Сидел в темном лесу, слушал стрельбу. Только ракету и видел…
– А дрожали? – улыбнулась Тамара.
– Этого не было… Наоборот, – радовался: участвую, хотя и пассивно, в настоящем деле. А потом выяснилось – кабан…
– Редкая случилась вещь, – пояснил Логинов. – Животное, как потом определили, находилось на другой стороне. А мы шли вдоль КСП, проверяли полосу, поскольку услышали подозрительные звуки. Оказывается, кабан, который в ночь залегает на отдых, страдал бессонницей, что ли… До того, как нам подойти к месту предстоящего нападения, он пересек границу, ушел туда, оставив, естественно, следы на контрольно-следовой полосе. Старший наряда зафиксировал следы и стал проверять на подлинность. А вдруг это нарушитель с кабаньими копытцами? И такое бывало. А виновник засел в сопредельной стране и наблюдает. И что-то ему не показалось в наших действиях. Махнул он через границу, сбил с ног сержанта, выбил из его рук фонарь, тот погас, мы толком ничего не рассмотрели. Поняли только: оттуда пробежало нечто в нашу сторону. Ефрейтор Винонен дал очередь вдогонку и спустил с поводка Ремиза, а Семен Паршин запустил в небо тревожную ракету.
– А вы, дядя Артем? – спросила, лукаво улыбаясь, Галина
– Пистолет вытащил. Тоже приготовился к бою, – усмехнулся в ответ Логинов. – Только стрелять уже было не в кого. Пентти Винонен догнал беднягу с первой очереди. Заставу, конечно, подняли в ружье. Обычное дело. Братья наши меньшие каждую ночь вызывают сработки сигнальной системы. Живые существа, что поделаешь, у них собственные правила обитания. Им не объяснишь, что система реагирует на любой теплокровный организм, создающий электрическое поле. Но с кабанами такого у нас еще не бывало. Вот у меня друг на польской границе служит, так он на барсуков жалуется – шастают по ночам туда-сюда и поднимают заставы по тревоге.
– А если животное с холодной кровью? – спросила Галина. – Змея, например… Она может спокойно переползти через границу?
– Змея может, – подтвердил Логинов. – Но по моим данным, в змей нарушители еще не превращались. В лосей, лошадей, горных козлов, кабанов, ишаков и верблюдов – бывало. А вообще-то идея… Нарушитель – змея! Спасибо, Галина, беру на вооружение твою подсказку. Доложу начальству. Глядишь, и медаль тебе выхлопочу. Благодарю за службу!
Все рассмеялись, а девочка покраснела от смущения.
– Ладно, ладно, – сказал Логинов, – не тушуйся, крестница. Покажи-ка нам лучше последние рисунки. Вот и Глеб Юрьевич посмотрит…
После импровизированного вернисажа пили чай. Вскоре Галина ушла к себе готовиться к следующему дню, занятия в художественном училище, где она теперь училась, уже начались. Тамара мыла посуду, отвергнув попытки мужчин помочь ей, заявила, что их дело охранять границу, ловить шпионов и писать книги. Слабому полу с этим не справиться, поэтому каждому своё.
– Если серьезно, – сказал Колмаков, когда они остались втроем, – то я равноправие женщин вижу не в том, чтобы ей предоставили возможность выполнять любую мужскую работу. Это как раз неравноправие. Главное в другом. В том, чтобы женщине ничто не мешало быть матерью.
– А кто спорит? – спросил Логинов. – Когда слышу, что женщина освоила некую экзотическую профессию, то всегда думаю: а не помешает ли это ей рожать и воспитывать детей?
– Эти сомнения не оставляют и женщину, поверьте, – вступил в разговор писатель. – Интуитивно она сомневается в правомерности существования в мужском качестве, и такое сомнение не проходит бесследно для ее психики.
– Причем женской психики, – добавил Колмаков. – А когда женская психика вытесняется неким чуждым для нее мужским началом, такое насилие над душой женщины бесследно не проходит. Поневоле вспомнишь: кесарю кесарево…
Некоторое время мужчины молчали.
– Недавно просматривал трактат Ренэ Декарта «Правила для руководства ума», – нарушил паузу Логинов. – Он свои правила, правда, не дописал, но те, что до нас дошли, – инструкция к действию для нас с тобой, Коля. В них Декарт прямо называет интуицию и дедукцию основными средствами познания.
– Декарт говорит еще и об индукции, которая завершает обретенное с помощью двух первых средств познания, – заметил Скуратов.
– Верно, – согласился Логинов. – Но я в связи с сомнением, о котором вы начали говорить, Глеб Юрьевич, вспомнил о Декарте. Сомнение, когда оно направлено изнутри вовне, на что-либо за пределами нашего Я, служит стимулом для развития знания. Это единственный способ его развития. А вот когда сомнение замыкается на себе, становится основой существования конкретной личности, это уже не есть, как говорится, хорошо. И применительно к женщине, которая взялась не за свое дело, этот психологический аргумент можно считать достаточно полновесным.
Мужчины не заметили, что Тамара уже освободилась и стоит в дверях, прислушиваясь к их рассуждениям.
– Ладно, Спинозы, – сказала она, проходя в комнату. – Меня вы убедили: не сяду на трактор, не полечу в космос, не буду учиться на капитана дальнего плавания, не стану писать и детективных романов, хотя у Агаты Кристи это вовсе не плохо получалось. Займусь женским делом: заварю вам свежего чая.
– Умница! – сказал Логинов. – И покрепче, пожалуйста… Фирменный завари, колмаковский. А потом я тебе чашечки сполоснуть на кухне помогу. Моя Настя не признает разделения труда и приучила меня. Теперь отменно мою посуду. Не то что твой ленивый хан Гирей.
Когда пили чай, Скуратов задумчиво сказал:
– Удивительное дело, но как быстро приучились мы общаться друг с другом без спиртного. Стоило только попробовать, и обычное чаепитие вдруг превратилось в подлинное застолье, где людьми управляет дружеская беседа, а не алкоголь.
– Когда двадцать с лишним лет подряд литература, театр и кино внушают людям, что без выпивки в жизни не обойтись, да еще некоторые ученые люди утверждают, будто пьянство – национальная черта русского народа, поневоле перестанешь видеть альтернативу алконаркомании, – с горечью произнесла Тамара. – У нас коллектив женский, а тоже не обходились без шампанского. А сейчас прекрасно довольствуемся чаем, друг перед другом хвастаем выпечкой… Любо-дорого посмотреть. И отношения стали искреннее.
– А не происки ли это масонов? Я говорю о настойчивом приобщении нашего народа к пьянству, – сказал Логинов и легонько хлопнул по плечу Колмакова. – Что на этот счет говорят твои знаменитые досье, Николай?
Потом он повернулся к Скуратову:
– Наш хозяин прославился уникальной коллекцией всевозможных сведений о деятельности масонов. Хобби у него такое своеобразное. Впрочем, ему и по долгу службы знать сие практически полезно.
– Поделитесь, поделитесь информацией, – оживился писатель, – у меня досье на эту ультратаинственную организацию нет, хотя кое-что из популярной литературы имеется. Книга Яковлева «1 августа 1914 года», молодогвардейский сборник «За кулисами видимой власти», работы Генри Эрнста, в частности его статья в «Журналисте», которая довольно метко названа «Масоны: незримая власть». Ну и, конечно, Иванов, Бегун, Шафаревич, Дикий, Дуглас, Рид. Тема эта сложнейшая, тайны масонства – печать за семью замками. Тот же Эрнст Генри подчеркивает, что проникнуть в секреты «вольных каменщиков» труднее, нежели раскрыть тайны разведывательных служб.
– Это верно, – согласился Колмаков. – Но еще в Евангелии от Иоанна сказано, что все тайное становится явным… Надо вашему брату, литераторам, писать об этом почаще и побольше, чтоб народ постоянно находился настороже.
– Писать о масонах, значит вскрывать их связи с международным и внутренним сионизмом, – заметил подполковник Логинов. – А любая критика и выявление происков сионистов автоматически влечет обвинение в антисемитизме. Нас всех так запугали этим жупелом, придуманным Альфредом Штеккером, придворным священником кайзера Вильгельма Второго, что мы рот боимся открыть. Того и жди, что к стенке будут ставить только за то, что ты усомнился в бескорыстности избранного народа. Подобное мы уже пережили в восемнадцатом году.
– Вы, так говорите, будто состоите со мной вместе на учете в нашей писательской организации, – усмехнулся Скуратов. – У нас, действительно, сложно бороться с сионизмом… А «зеленым фуражкам» кого бояться?
– Так у них и критиковать некого, – поддел товарища Колмаков, и все рассмеялись
– Смех смехом, а проблема эта наиважнейшая, – серьезно сказал писатель. – Сионисты в последнее время будто взбеленились. Их выступления, открытые и кулуарные, все глубже пропитаны ненавистью ко всему русскому. А русофобия в наши дни открыто смыкается с антикоммунизмом и антисоветизмом. Об этом хорошо сказал историк Аполлон Кузьмин в статье «Писатель и время», ее опубликовал «Наш современник» еще в восемьдесят втором году.
– Подождите минутку…
Колмаков встал, вышел из гостиной и тут же вернулся с книгой в руке.
– Наверное, этой работы у вас еще нет, Глеб Юрьевич, – сказал он. – Она вышла в нашем Лениздате. Автор – Александр Захарович Романенко. Он систематизировал здесь известную ему литературу по сионизму. Серьезное исследование, дарю на память.
– Огромное спасибо, Николай Иванович! – принял книгу Скуратов и прочитал на обложке: «О классовой сущности сионизма». – Заголовок-то – не в бровь, а в глаз… Слышал я об этой книжке. Спасибо!
– Пользуйтесь, – приветливо улыбнулся хозяин. – Может, пригодится. Обратите внимание: Романенко первым из авторов, пишущих о сионизме, поставил вопрос о его связи с масонством. Более того, он вслед за Кудрявцевым и Артемовым, которые писали о масонах в журнале «Молодая гвардия», выдвигает научную гипотезу о том, что эта тайная организация, ставящая целью мировое господство, существует около трех тысяч лет и возникла еще при древнеиудейском царе Соломоне.
– Ого! – воскликнул Логинов. – Вот это отцы…
– Сформировались масоны как «вольные каменщики» во время строительства храма Соломона, отсюда и название, – объяснил Колмаков. – Именно поэтому высшие уровни масонской лестницы власти могут занимать только левиты.
– Члены секты служителей культа в храме Соломона – уточнил Скуратов.
– Они самые, – кивнул Колмаков. – Именно левиты, секта которых существует до сих пор, осуществили идеологическую связь между иудаизмом и тогдашними религиями, насаждая культ бога Яхве далеко за пределами собственно Иудеи. Так вот, Романенко считает, что сионизм – это более откровенная, точнее более разнузданная пропаганда борьбы за мировое господство, которая исходит от одного источника – масонства. Да что там говорить! Печально знаменитая итальянская ложа масонов П-2, которую возглавлял Личо Джелли, расшифровывалась как «Политика сионизма-2» или «Пропаганда сионизма-2». Все предельно ясно.
– Позволь, но в нашей массовой печати в расшифровке было только слово «пропаганда», – возразил Логинов. – Меня еще смущала некая незавершенность в этом названии «Пропаганда-2». Ни о каком сионизме в связи с этой ложей ни слова в газетах не было, я хорошо это помню. Как же так?
– Что и требовалось доказать, дорогой мой Вергилий, – вздохнул Скуратов.
II
Гуннар Пальм, редактор рабочей газеты и давний друг Ландстрёмов, пригласил Хельгу прокатиться в конце недели на старом «Викинге» в Стокгольм.
– Разве он еще ходит по морю? – удивилась Хельга. – Ведь ему уже сто лет!
– Сто двадцать пять, – поправил девушку Гуннар. – Три раза тонул, четырежды горел, тридцать два раза стоял на ремонте… И до сих пор бегает по маршруту Ухгуилласун – Стокгольм.
– Невероятно!
– В Союзе моряков надеются, что старик дотянет до ста пятидесяти… На днях ему исполнится век с четвертью. Хочу сделать очерк о капитане. Эйрик Карлссон плавает на «Викинге» двадцать пять лет. У него тоже юбилей… Прокатимся? Обратно из Стокгольма нас отвезет на машине мой друг Василий, корреспондент ТАСС. Он собрался в Ухгуилласун, будет освещать съезд Народно-демократической партии, наговоришься с ним по-русски вдоволь.
– Это интересно! – загорелась Хельга и тут же остыла. – А вдруг он позвонит?
– Так ведь Олег сейчас в Америке, а телефонный разговор оттуда стоит больших денег, – принялся втолковывать Гуннар Пальм. – Кто ему оплатит счет? Русские ребята валюты получают немного, в их стране каждый доллар на строгом учете.
– Это верно, – вздохнула Хельга. – Я и не подумала… Олег обещал вернуться через две недели. Три дня уже прошло…
– Вот и отвлекись от воспоминаний. Олег – прекрасный парень, вполне достойный такой девушки, как ты, дорогая Хельга. Но у него есть дело. О нем мужчина должен думать в первую очередь.
– Странная у него работа… Вечные разъезды, вечерами занят, никогда не говорит о сослуживцах, о своих обязанностях.
– И правильно делает. Зачем забивать тебе голову скучными конторскими подробностями морского бизнеса? Куда интереснее говорить о взаимном влиянии друг на друга скандинавской саги и русской былины или о тех силах вселенского зла, которые натравили бесшабашного Карла Двенадцатого на государство московитов.
– А русский царь Петр дал ему такого щелчка, что шведы вот уже больше чем полтора века ни с кем не воюют, – засмеялась Хельга. – Это хорошо или плохо, Гуннар?
– Как тебе сказать, – наморщил лоб редактор Пальм. – Конечно, собственным примером мы учим остальной мир, как разрешать конфликты между народами без кровопролития… Мы умеем неплохо разрабатывать то, что дала нам природа, наши рабочие высокопрофессиональны, их продукция блестящего качества, жизненный уровень выше, чем у соседей, устойчивы и демократические традиции. И вместе с тем кое-кого убаюкивает все это. Нет, я вовсе не ратую за катаклизмы, но именно в нашей свободной стране убивают главу правительства, нагло, среди белого дня, в центре столицы, а полиция до сих пор не может поймать убийцу, найти тех, кто за ним стоит. Конечно, хорошо, что у нас царит мир, но встряску шведам устроить бы не помешало…
– Ты говоришь о революции? – почему-то шепотом, широко раскрыв глаза, спросила Хельга.
– Все это не так просто, – отсмеявшись, проговорил Гуннар. – Надо усиливать критическое отношение народа к частнособственнической системе, к принципам безудержной погони за прибылью, безнравственным устоям крайнего индивидуализма. Назревает недовольство свободомыслящих шведов и проникновением заокеанской массовой культуры. Кабельное телевидение несет нам новые заботы – подавляющее большинство его программ на английском языке. Скоро мы забудем шведский, черт побери! Консервативные военные спят и видят нас в объятиях НАТО, лишь традиционный нейтралитет сдерживает их от рокового шага. А рецидивы шпиономании? Пресловутые «русские субмарины» у наших берегов? И это при том, что в стране масса проамериканских организаций, управляемых из Вашингтона, которые ведут подрывную работу. Я не говорю уже о явных агентах ЦРУ, которыми хоть пруд пруди… Да, Швеция хорошая страна, я люблю нашу родину. Но и хочу, чтоб сильные сквозняки вымели из нее затхлость самодовольства, ядовитые пары эгоцентризма и серых призраков чужих разведок. Тебе нравится моя программа, Хельга?
– Разве он еще ходит по морю? – удивилась Хельга. – Ведь ему уже сто лет!
– Сто двадцать пять, – поправил девушку Гуннар. – Три раза тонул, четырежды горел, тридцать два раза стоял на ремонте… И до сих пор бегает по маршруту Ухгуилласун – Стокгольм.
– Невероятно!
– В Союзе моряков надеются, что старик дотянет до ста пятидесяти… На днях ему исполнится век с четвертью. Хочу сделать очерк о капитане. Эйрик Карлссон плавает на «Викинге» двадцать пять лет. У него тоже юбилей… Прокатимся? Обратно из Стокгольма нас отвезет на машине мой друг Василий, корреспондент ТАСС. Он собрался в Ухгуилласун, будет освещать съезд Народно-демократической партии, наговоришься с ним по-русски вдоволь.
– Это интересно! – загорелась Хельга и тут же остыла. – А вдруг он позвонит?
– Так ведь Олег сейчас в Америке, а телефонный разговор оттуда стоит больших денег, – принялся втолковывать Гуннар Пальм. – Кто ему оплатит счет? Русские ребята валюты получают немного, в их стране каждый доллар на строгом учете.
– Это верно, – вздохнула Хельга. – Я и не подумала… Олег обещал вернуться через две недели. Три дня уже прошло…
– Вот и отвлекись от воспоминаний. Олег – прекрасный парень, вполне достойный такой девушки, как ты, дорогая Хельга. Но у него есть дело. О нем мужчина должен думать в первую очередь.
– Странная у него работа… Вечные разъезды, вечерами занят, никогда не говорит о сослуживцах, о своих обязанностях.
– И правильно делает. Зачем забивать тебе голову скучными конторскими подробностями морского бизнеса? Куда интереснее говорить о взаимном влиянии друг на друга скандинавской саги и русской былины или о тех силах вселенского зла, которые натравили бесшабашного Карла Двенадцатого на государство московитов.
– А русский царь Петр дал ему такого щелчка, что шведы вот уже больше чем полтора века ни с кем не воюют, – засмеялась Хельга. – Это хорошо или плохо, Гуннар?
– Как тебе сказать, – наморщил лоб редактор Пальм. – Конечно, собственным примером мы учим остальной мир, как разрешать конфликты между народами без кровопролития… Мы умеем неплохо разрабатывать то, что дала нам природа, наши рабочие высокопрофессиональны, их продукция блестящего качества, жизненный уровень выше, чем у соседей, устойчивы и демократические традиции. И вместе с тем кое-кого убаюкивает все это. Нет, я вовсе не ратую за катаклизмы, но именно в нашей свободной стране убивают главу правительства, нагло, среди белого дня, в центре столицы, а полиция до сих пор не может поймать убийцу, найти тех, кто за ним стоит. Конечно, хорошо, что у нас царит мир, но встряску шведам устроить бы не помешало…
– Ты говоришь о революции? – почему-то шепотом, широко раскрыв глаза, спросила Хельга.
– Все это не так просто, – отсмеявшись, проговорил Гуннар. – Надо усиливать критическое отношение народа к частнособственнической системе, к принципам безудержной погони за прибылью, безнравственным устоям крайнего индивидуализма. Назревает недовольство свободомыслящих шведов и проникновением заокеанской массовой культуры. Кабельное телевидение несет нам новые заботы – подавляющее большинство его программ на английском языке. Скоро мы забудем шведский, черт побери! Консервативные военные спят и видят нас в объятиях НАТО, лишь традиционный нейтралитет сдерживает их от рокового шага. А рецидивы шпиономании? Пресловутые «русские субмарины» у наших берегов? И это при том, что в стране масса проамериканских организаций, управляемых из Вашингтона, которые ведут подрывную работу. Я не говорю уже о явных агентах ЦРУ, которыми хоть пруд пруди… Да, Швеция хорошая страна, я люблю нашу родину. Но и хочу, чтоб сильные сквозняки вымели из нее затхлость самодовольства, ядовитые пары эгоцентризма и серых призраков чужих разведок. Тебе нравится моя программа, Хельга?