Страница:
Она обстоятельно отвечала на вопросы Митрошенко, который проводил очную ставку. Присутствие Колмакова сочли нежелательным. Не надо, чтобы его видел в качестве сотрудника Комитета государственной безопасности Матти Бьернсон. Да и Резник до сих пор не знает, кем на самом деле является «ученик» академика Колотухина.
Третьяков присутствовал, но вопросов не задавал, сценарий очной ставки они обговорили с Митрошенко заранее. Он лишь пытливо всматривался в лица молодых людей и старался понять, как получилось, что при разных социальных системах выросли одинаково нищие духом индивидуумы.
«О пережитках прошлого толкуем, – с горечью думал он. – Какие пережитки, если революция, разруха, голод, судороги нэпа и даже ужасы войны для этой вот Резник – глубокая история, если не сказать мифология… Тут другое. Падение нравственных устоев определяется и тем, что их подталкивают идеологические диверсанты извне и внутри страны. Это и есть настоящее. Пожинаем мы и плоды прошлого, когда в миллионах жертв бесчисленных сражений и репрессий, организованных внешними и внутренними врагами России, оказывались люди смелые и принципиальные, не умеющие ловчить и подстраиваться под фальшивые призывы и лозунги. А те, кто ухитрился выжить, родили себе подобных да и воспитывали их в собственных житейских установках. Конечно, нет правил без исключения, но социальные катаклизмы значительно подорвали нравственный потенциал нашего общества. И потом многое делалось для того, чтобы развратить народ, одна деятельность Великого Алкоголизатора в маршальском мундире чего стоит…»
Когда обстоятельства рокового альянса Марины Резни и Матти Бьернсона были выяснены, Тоетьяков собрал у себя сотрудничов группы, занимающейся ловушками для «Осьминога».
– Матти Бьернсона отпустите, взяв подписку о невыезде, – распорядился генерал.
– Но ведь он преступник! – воскликнул Митрофан Елуферьев. – Заброшенный агент «Осьминога»…
– Верно, – усмехнулся Третьяков. – И его признание в этом запротоколировано… Но через семьдесят два часа после ареста аспиранта мы обязаны обвинительное заключение довести до сведения консула, поскольку Бьернсон является иностранным подданным. История немедленно попадет в газеты, придется давать интервью иностранным корреспондентам, а мы к этому пока не готовы. А главное – спугнем хозяев аспиранта, боссов «Осьминога».
– Но Матти Бьернсон может сам организовать утечку информации, связанную с его предварительным арестом, – осторожно возразил Митрошенко.
– А вот вы и постарайтесь, чтобы этого не произошло, Анатолий Станиславович, – сказал генерал. – Во-первых, предупредите самого Матти: поскольку его все равно будут судить за содеянное в нашей стране, от проявленной им лояльности зависит уровень наказания. Во-вторых, будущие контакты Бьернсона возьмите под неусыпный контроль. Никаких визитов в консульство, встреч с журналистами… Спонтанные выходы на него связников «Осьминога», если они обозначатся, – тоже на вашей совести, друзья. Надо глухо обложить Викинга. Но тот, кто за ним, возможно, наблюдает, не должен ничего заметить.
– Если не засекли его визит к нам, – подал голос Колмаков.
– Будем надеяться, что этого не произошло, – проговорил Третьяков. – Теперь об этом типе из Одессы. Я имею в виду Марка Червягу. Чем он занимается сейчас?
– Поселился в Ольгине, – принялся докладывать Митрофан Елуферьев. Именно ему с помощниками было поручено опекать Докера. – Получил на Финляндском вокзале контейнер. Содержимое установить не удалось… Перед этим говорил из телефона-автомата. Переводы, которые Червяга получил на Центральном телеграфе, проверили. Они отправлены из сорок пятого отделения связи от имени не существующего в Ленинграде учреждения.
– А от кого он получает посылки? – спросил Третьяков.
– Мы пытались установить наблюдение за теми секциями, откуда он их вынимает, но тщетно…
– Это и понятно, – заметил Митрошенко – Кто придет к отработанному уже тайнику? Номер секции каждый раз меняется.
– Но ведь как-то узнает их ваш клиент?! – сказал начальник управления. – По телефону?
– Звонил он только один раз, – сказал Елуферьев.
– Засекли абонента?
– Никак нет, – виновато потупился Митрофан Елуферьев. – Не успели…
– Обидно, – резюмировал Третьяков. – Червяга – боевик, исполнитель. Мы хорошо знаем, что и в гангстерской банде его использовали на предмет пострелять из пистолета. Конечно, в «Осьминоге» навели на него шпионский политес, но в конечном итоге он мальчик на побегушках у серьезного, только, увы, неизвестного нам агента. Возможно, этот икс появился у нас недавно или это слипер, разбуженный по команде из Ухгуилласуна, а то и прямо из Лэнгли. Тогда он втройне опасен, ибо таких профессионалов берегут, пускают в ход, когда объявляют ва-банк. Как он ведет себя сейчас, этот Червяга?
– Перешел к конкретной деятельности, – ответил Елуферьев. – Появился в университете, долго высматривал кого-то на философском факультете, а когда наткнулся на Андрея Колотухина, то принялся осторожно, на разумном расстоянии следить за ним.
– Давно следит?
– Со вчерашнего дня, товарищ генерал.
– Почему сразу не доложили? Разве не ясно, что делается это неспроста? Складывалась ли за это время ситуация, когда Червяга и парень оказывались один на один?
– Случалось, но в многолюдном месте, – уже догадавшись, в чем дело, и побледнев от волнения, сказал Митрофан.
– Немедленно арестуйте Червягу! – распорядился Третьяков. – Срочно подготовьте обоснование ареста, материалов у нас на него более чем достаточно, и свяжитесь с прокурором. Где он сейчас находится?
– Отправился вслед за Колотухиным-младшим на дачу академика, – ответил Елуферьев
– Ваши люди с ними?
– Конечно!
– Тогда санкцию на арест пусть оформляет Николай Иванович, а вы, Митрофан, берите оперативную машину и с группой захвата отправляйтесь туда. Берите Червягу немедленно! Иначе не миновать беды!
IV
V
VI
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Третьяков присутствовал, но вопросов не задавал, сценарий очной ставки они обговорили с Митрошенко заранее. Он лишь пытливо всматривался в лица молодых людей и старался понять, как получилось, что при разных социальных системах выросли одинаково нищие духом индивидуумы.
«О пережитках прошлого толкуем, – с горечью думал он. – Какие пережитки, если революция, разруха, голод, судороги нэпа и даже ужасы войны для этой вот Резник – глубокая история, если не сказать мифология… Тут другое. Падение нравственных устоев определяется и тем, что их подталкивают идеологические диверсанты извне и внутри страны. Это и есть настоящее. Пожинаем мы и плоды прошлого, когда в миллионах жертв бесчисленных сражений и репрессий, организованных внешними и внутренними врагами России, оказывались люди смелые и принципиальные, не умеющие ловчить и подстраиваться под фальшивые призывы и лозунги. А те, кто ухитрился выжить, родили себе подобных да и воспитывали их в собственных житейских установках. Конечно, нет правил без исключения, но социальные катаклизмы значительно подорвали нравственный потенциал нашего общества. И потом многое делалось для того, чтобы развратить народ, одна деятельность Великого Алкоголизатора в маршальском мундире чего стоит…»
Когда обстоятельства рокового альянса Марины Резни и Матти Бьернсона были выяснены, Тоетьяков собрал у себя сотрудничов группы, занимающейся ловушками для «Осьминога».
– Матти Бьернсона отпустите, взяв подписку о невыезде, – распорядился генерал.
– Но ведь он преступник! – воскликнул Митрофан Елуферьев. – Заброшенный агент «Осьминога»…
– Верно, – усмехнулся Третьяков. – И его признание в этом запротоколировано… Но через семьдесят два часа после ареста аспиранта мы обязаны обвинительное заключение довести до сведения консула, поскольку Бьернсон является иностранным подданным. История немедленно попадет в газеты, придется давать интервью иностранным корреспондентам, а мы к этому пока не готовы. А главное – спугнем хозяев аспиранта, боссов «Осьминога».
– Но Матти Бьернсон может сам организовать утечку информации, связанную с его предварительным арестом, – осторожно возразил Митрошенко.
– А вот вы и постарайтесь, чтобы этого не произошло, Анатолий Станиславович, – сказал генерал. – Во-первых, предупредите самого Матти: поскольку его все равно будут судить за содеянное в нашей стране, от проявленной им лояльности зависит уровень наказания. Во-вторых, будущие контакты Бьернсона возьмите под неусыпный контроль. Никаких визитов в консульство, встреч с журналистами… Спонтанные выходы на него связников «Осьминога», если они обозначатся, – тоже на вашей совести, друзья. Надо глухо обложить Викинга. Но тот, кто за ним, возможно, наблюдает, не должен ничего заметить.
– Если не засекли его визит к нам, – подал голос Колмаков.
– Будем надеяться, что этого не произошло, – проговорил Третьяков. – Теперь об этом типе из Одессы. Я имею в виду Марка Червягу. Чем он занимается сейчас?
– Поселился в Ольгине, – принялся докладывать Митрофан Елуферьев. Именно ему с помощниками было поручено опекать Докера. – Получил на Финляндском вокзале контейнер. Содержимое установить не удалось… Перед этим говорил из телефона-автомата. Переводы, которые Червяга получил на Центральном телеграфе, проверили. Они отправлены из сорок пятого отделения связи от имени не существующего в Ленинграде учреждения.
– А от кого он получает посылки? – спросил Третьяков.
– Мы пытались установить наблюдение за теми секциями, откуда он их вынимает, но тщетно…
– Это и понятно, – заметил Митрошенко – Кто придет к отработанному уже тайнику? Номер секции каждый раз меняется.
– Но ведь как-то узнает их ваш клиент?! – сказал начальник управления. – По телефону?
– Звонил он только один раз, – сказал Елуферьев.
– Засекли абонента?
– Никак нет, – виновато потупился Митрофан Елуферьев. – Не успели…
– Обидно, – резюмировал Третьяков. – Червяга – боевик, исполнитель. Мы хорошо знаем, что и в гангстерской банде его использовали на предмет пострелять из пистолета. Конечно, в «Осьминоге» навели на него шпионский политес, но в конечном итоге он мальчик на побегушках у серьезного, только, увы, неизвестного нам агента. Возможно, этот икс появился у нас недавно или это слипер, разбуженный по команде из Ухгуилласуна, а то и прямо из Лэнгли. Тогда он втройне опасен, ибо таких профессионалов берегут, пускают в ход, когда объявляют ва-банк. Как он ведет себя сейчас, этот Червяга?
– Перешел к конкретной деятельности, – ответил Елуферьев. – Появился в университете, долго высматривал кого-то на философском факультете, а когда наткнулся на Андрея Колотухина, то принялся осторожно, на разумном расстоянии следить за ним.
– Давно следит?
– Со вчерашнего дня, товарищ генерал.
– Почему сразу не доложили? Разве не ясно, что делается это неспроста? Складывалась ли за это время ситуация, когда Червяга и парень оказывались один на один?
– Случалось, но в многолюдном месте, – уже догадавшись, в чем дело, и побледнев от волнения, сказал Митрофан.
– Немедленно арестуйте Червягу! – распорядился Третьяков. – Срочно подготовьте обоснование ареста, материалов у нас на него более чем достаточно, и свяжитесь с прокурором. Где он сейчас находится?
– Отправился вслед за Колотухиным-младшим на дачу академика, – ответил Елуферьев
– Ваши люди с ними?
– Конечно!
– Тогда санкцию на арест пусть оформляет Николай Иванович, а вы, Митрофан, берите оперативную машину и с группой захвата отправляйтесь туда. Берите Червягу немедленно! Иначе не миновать беды!
IV
Темно-синий автомобиль марки «вольво» миновал Сэрхольмен, обогнул круглую площадь Карлавеген и по Скеппарагатан подобрался к центру Ухгуилласунской гавани. Здесь водитель вплотную прижался к небольшому кафе «Копченая салака», где обычно перекусывали докеры, притормозил и принял через заднюю правую дверь пассажира – высокого человека во флотской фуражке без кокарды, с черной окладистой бородкой, одетого в линялые джинсы, грубые башмаки и поношенную пятнистую куртку десантника.
Едва человек оказался в салоне «вольво», автомобиль резко увеличил скорость и покинул территорию порта.
– Куда поедем, Гуннар? – спросил водитель странного по внешнему виду пассажира. – Едва узнал вас в таком наряде… Когда вы успели отрастить пиратскую бороду?
– Борода фальшивая, – ответил Гуннар Пальм. – Ее ужасно сложно клеить, поэтому потерпите мою бандитскую физиономию до конца нашего разговора. У меня есть основания опасаться слежки. Поэтому и прибег к маскараду. Пусть никто не узнает, что редактор Пальм встречался с депутатом риксдага.
– Такое детективное начало меня интригует, – засмеялся Стуре Эриксдаль, давнишний друг семьи Пальмов. – Так куда мы отправимся, мистер Шерлок Холмс?
– В никуда, – ответил Гуннар Пальм. – Можешь возить меня в машине по городу до тех пор, пока я не расскажу тебе все. Если, конечно, некая служба не установила в твоем «вольво» подслушивающее устройство.
– Как будто бы нет, – отозвался депутат, поглядывая в зеркало заднего обзора. – Но я вовсе не уверен, что вот из того светлого «мерседеса», который идет за нами, не прослушивают наш разговор с помощью дальнобойного микрофона направленного действия. Подожди, я кое-что придумал.
Через полчаса быстрой езды, в течение которой Стуре Эриксдаль не раз резко менял направление движения, присматриваясь, не следует ли кто за ними, его темно-синий «вольво» выскочил на пустынную дорогу, которая пролегала через гряду песчаных дюн к востоку от Ухгуилласуна.
– Пойдем прогуляемся вдоль моря, – предложил Стуре Эриксдаль приятелю.
Они отошли от машины и неторопливо побрели вдоль уреза воды.
– Ты в каких отношениях со Стеном Викбаумом? – спросил Гуннар Пальм.
Эриксдаль хмыкнул, пожал плечами:
– Ты угодил в неприятность уголовного характера, парень? И тебе необходимо мое заступничество перед министром юстиции?
Редактор досадливо поморщился:
– Сейчас не до шуток, Стуре… Дело серьезное, государственной важности. На Лассе Огрена готовится покушение.
Депутат резко остановился, внимательно посмотрел на Пальма:
– Откуда тебе известно?
– Об этом потом… Так что с Викбаумом?
– Наши отношения неплохие, мы оба депутаты, встречаемся в риксдаге. Больше того, оба состоим в комиссии по борьбе с терроризмом.
– На это я и рассчитываю, – удовлетворенно кивнул Гуннар Пальм. – Значит, ты можешь изложить суть дела Стену Викбауму в конфиденциальном разговоре, не ссылаясь на источник информации?
– Конечно, могу! Мы ведь когда-то учились с ним в одном колледже. Правда. Стен был двумя курсами старше. Но ведь ты понимаешь, что и Викбаум потребует от меня доказательств…
– Они будут. Главное, чтоб об этом узнал пока узкий круг людей самого высокого ранга. Мы предполагаем, что у заговорщиков есть осведомители в секретных правительственных учреждениях.
– Кто это «мы», Гуннар?
– Патриоты отечества, которым претит хозяйничанье в стране иностранных спецслужб, – отрезал Гуннар Пальм. – Так ты даешь гарантию, что даже министр юстиции не узнает, от кого ты получил информацию?
– Разумеется… Если так надо.
– Тогда слушай, депутат Стуре Эриксдаль.
Когда редактор Пальм закончил рассказ об операции «Санта Клаус», его собеседник тяжело вздохнул, повернулся к Гуннару и положил руку на его плечо.
– Я верю тебе, дружище, – сказал он. – Но Стен Викбаум потребует…
– Материальные доказательства мы представим, как только их захочет иметь министр юстиции. Надеюсь, ты не откажешься быть связующим звеном?
– О чем ты говоришь! Мне давно претит, что наша старая добрая родина становится страной разгула терроризма. И этот стиль нам хотят навязать из-за океана. Я не коммунист, но солидарен с ними, когда они протестуют против американского засилья в скандинавских странах. Да разве только у нас! Экспансионистский натиск США испытывает сейчас любая страна мира, от африканских молодых государств до восточноевропейских держав. Ты ведь знаешь, что недавно на заседании риксдага депутат от партии «Коммунисты Швеции» Ерн Свенссон прямо заявил, что убийство Улофа Пальме инспирировано службой безопасности одной из западных стран. Он сказал, что усилия премьер-министра по обеспечению мира и перехода к разоружению представляли собой опасность для определенных аспектов стратегии США и НАТО.
– То-то и оно, – заметил Гуннар. – Я слыхал, что Ерн Свенссон добивается проведения открытых дебатов по вопросу о политических мотивах убийства Улофа Пальме, подчеркивая, что это проявление принципов государственного терроризма, на путь которого встали в первую очередь Соединенные Штаты.
– Да, – подтвердил депутат. – В запросе прямо говорится, что убийство нашего премьера не было актом, продиктованным фанатизмом отдельного лица, его ненавистью или душевным помешательством. Акция по устранению Улофа Пальме была тщательно продумана и хорошо спланирована. Она преследовала, несомненно, осознанную задачу. Устранение премьер-министра с политической арены продиктовано интересами определенных экстремистских кругов правого толка.
– Операция «Санта Клаус» спланирована еще масштабнее, – напомнил Гуннар Пальм.
– То, что ты рассказал, просто чудовищно! – воскликнул депутат. – И это в нашей демократической стране, так кичащейся многолетним нейтралитетом?! Нет, нас поистине втягивают в смертельный омут политического самоубийства!
– Силы, которые обрекли Улофа Пальме на смерть, вполне определенные, – сказал редактор. – Достаточно принять во внимание его деятельность в защиту мира. Ведь недаром Независимая комиссия по вопросам разоружения и безопасности носит его имя. А участие в работе делийской шестерки, которая ставила перед собой такие же цели?
– Не забывай и про другую сторону деятельности Пальме… Он всерьез занимался обеспечением строгого проведения Швецией политики нейтралитета, увязывал ее с интересами международной безопасности, особенно по части ядерного разоружения. Вот и оказался серьезным препятствием для реакционных международных сил. Деятельность Улофа Пальме была поперек горла вашингтонской администрации…
– Ей в первую очередь, – кивнул Гуннар Пальм. – Теперь они взялись за Лассе Огрена. Этот может оказаться еще более радикальным.
– Но почему ты не обратился к Ерну Свенссону? – спросил Эриксдаль. – Ведь он уже принялся раскручивать колесо…
– Именно поэтому. К информации, идущей от тебя, Стен Викбаум отнесется с большим доверием, поскольку не ожидает от депутата Эриксдаля ничего эдакого в этом роде. Ты считаешься независимым депутатом… И кроме того, мы ведь старые друзья, не так ли?
– Разумеется, – сказал Стуре. – Ты можешь на меня положиться, Гуннар.
– Тогда послушай еще кое-что.
– Как?! Разве этого мало?
– Чтобы замести следы, заговорщики придумали дьявольский план прикрытия преступления. Вот он и даст министру юстиции необходимые доказательства. Слушай… Когда Лассе Огрен выедет в Ухгуилласун для участия в съезде Народно-демократической партии, в его загородную виллу близ Стокгольма поместят большую партию наркотиков, оружие и документы, изобличающие председателя как одного из главарей международной корпорации гангстеров. После акции неизвестные сообщат в полицию, что это был акт мести за попытку Лассе Огрена надуть компаньонов при дележе доходов. И сообщат координаты тайника, где находится крупная сумма не отмытых еще денег – в числе их будут и банкноты, похищенные в разное время при ограблении банков.
– Вот это ход! – вскричал Стуре Эриксдаль. – Разразится вселенский скандал! Лидер либеральной партии – главарь мафии! Непостижимо!
– Будут подброшены и еще кое-какие «доказательства» причастности Лассе Огрена к преступному миру, вплоть до лжесвидетелей. Политическая подоплека убийства утонет в чудовищном вымысле, который станет сенсацией века. И никому в голову не придет искать убийц там, где они пребывают в полной безопасности.
– Я сейчас же отправлюсь к Стену Викбауму, – решительно повернулся Стуре Эриксдаль и зашагал к оставленному на дороге автомобилю.
– Сначала ты выбрось меня там, где я тебе укажу, – попросил Гуннар Пальм. – Мне не звони. Я сам тебя найду. Никаких телефонных разговоров на эту тему – только при личной встрече.
– Ты готов рассказать все министру юстиции? – спросил депутат
– После того, как ты расскажешь мне о его реакции на твое сообщение… Если Стен Викбаум станет колебаться, мы сорвем операцию «Санта Клаус» другим способом.
Когда они выбрались на шоссе, идущее в Ухгуилласун, Стуре Эриксдаль сказал Гуннару Пальму:
– Ерн Свенссон заявил тогда буквально следующее: «Если официальные учреждения, твердящие о приверженности демократизации и гуманизму, занимаются терроризмом и если те, кто признан виновным, остаются, по существу, безнаказанными, то это значит, что дело заходит слишком далеко».
– Куда уж дальше, – буркнул Гуннар Пальм.
«Как же нам поэлегантнее вытащить из этой грязной истории русского парня?» – подумал он.
Едва человек оказался в салоне «вольво», автомобиль резко увеличил скорость и покинул территорию порта.
– Куда поедем, Гуннар? – спросил водитель странного по внешнему виду пассажира. – Едва узнал вас в таком наряде… Когда вы успели отрастить пиратскую бороду?
– Борода фальшивая, – ответил Гуннар Пальм. – Ее ужасно сложно клеить, поэтому потерпите мою бандитскую физиономию до конца нашего разговора. У меня есть основания опасаться слежки. Поэтому и прибег к маскараду. Пусть никто не узнает, что редактор Пальм встречался с депутатом риксдага.
– Такое детективное начало меня интригует, – засмеялся Стуре Эриксдаль, давнишний друг семьи Пальмов. – Так куда мы отправимся, мистер Шерлок Холмс?
– В никуда, – ответил Гуннар Пальм. – Можешь возить меня в машине по городу до тех пор, пока я не расскажу тебе все. Если, конечно, некая служба не установила в твоем «вольво» подслушивающее устройство.
– Как будто бы нет, – отозвался депутат, поглядывая в зеркало заднего обзора. – Но я вовсе не уверен, что вот из того светлого «мерседеса», который идет за нами, не прослушивают наш разговор с помощью дальнобойного микрофона направленного действия. Подожди, я кое-что придумал.
Через полчаса быстрой езды, в течение которой Стуре Эриксдаль не раз резко менял направление движения, присматриваясь, не следует ли кто за ними, его темно-синий «вольво» выскочил на пустынную дорогу, которая пролегала через гряду песчаных дюн к востоку от Ухгуилласуна.
– Пойдем прогуляемся вдоль моря, – предложил Стуре Эриксдаль приятелю.
Они отошли от машины и неторопливо побрели вдоль уреза воды.
– Ты в каких отношениях со Стеном Викбаумом? – спросил Гуннар Пальм.
Эриксдаль хмыкнул, пожал плечами:
– Ты угодил в неприятность уголовного характера, парень? И тебе необходимо мое заступничество перед министром юстиции?
Редактор досадливо поморщился:
– Сейчас не до шуток, Стуре… Дело серьезное, государственной важности. На Лассе Огрена готовится покушение.
Депутат резко остановился, внимательно посмотрел на Пальма:
– Откуда тебе известно?
– Об этом потом… Так что с Викбаумом?
– Наши отношения неплохие, мы оба депутаты, встречаемся в риксдаге. Больше того, оба состоим в комиссии по борьбе с терроризмом.
– На это я и рассчитываю, – удовлетворенно кивнул Гуннар Пальм. – Значит, ты можешь изложить суть дела Стену Викбауму в конфиденциальном разговоре, не ссылаясь на источник информации?
– Конечно, могу! Мы ведь когда-то учились с ним в одном колледже. Правда. Стен был двумя курсами старше. Но ведь ты понимаешь, что и Викбаум потребует от меня доказательств…
– Они будут. Главное, чтоб об этом узнал пока узкий круг людей самого высокого ранга. Мы предполагаем, что у заговорщиков есть осведомители в секретных правительственных учреждениях.
– Кто это «мы», Гуннар?
– Патриоты отечества, которым претит хозяйничанье в стране иностранных спецслужб, – отрезал Гуннар Пальм. – Так ты даешь гарантию, что даже министр юстиции не узнает, от кого ты получил информацию?
– Разумеется… Если так надо.
– Тогда слушай, депутат Стуре Эриксдаль.
Когда редактор Пальм закончил рассказ об операции «Санта Клаус», его собеседник тяжело вздохнул, повернулся к Гуннару и положил руку на его плечо.
– Я верю тебе, дружище, – сказал он. – Но Стен Викбаум потребует…
– Материальные доказательства мы представим, как только их захочет иметь министр юстиции. Надеюсь, ты не откажешься быть связующим звеном?
– О чем ты говоришь! Мне давно претит, что наша старая добрая родина становится страной разгула терроризма. И этот стиль нам хотят навязать из-за океана. Я не коммунист, но солидарен с ними, когда они протестуют против американского засилья в скандинавских странах. Да разве только у нас! Экспансионистский натиск США испытывает сейчас любая страна мира, от африканских молодых государств до восточноевропейских держав. Ты ведь знаешь, что недавно на заседании риксдага депутат от партии «Коммунисты Швеции» Ерн Свенссон прямо заявил, что убийство Улофа Пальме инспирировано службой безопасности одной из западных стран. Он сказал, что усилия премьер-министра по обеспечению мира и перехода к разоружению представляли собой опасность для определенных аспектов стратегии США и НАТО.
– То-то и оно, – заметил Гуннар. – Я слыхал, что Ерн Свенссон добивается проведения открытых дебатов по вопросу о политических мотивах убийства Улофа Пальме, подчеркивая, что это проявление принципов государственного терроризма, на путь которого встали в первую очередь Соединенные Штаты.
– Да, – подтвердил депутат. – В запросе прямо говорится, что убийство нашего премьера не было актом, продиктованным фанатизмом отдельного лица, его ненавистью или душевным помешательством. Акция по устранению Улофа Пальме была тщательно продумана и хорошо спланирована. Она преследовала, несомненно, осознанную задачу. Устранение премьер-министра с политической арены продиктовано интересами определенных экстремистских кругов правого толка.
– Операция «Санта Клаус» спланирована еще масштабнее, – напомнил Гуннар Пальм.
– То, что ты рассказал, просто чудовищно! – воскликнул депутат. – И это в нашей демократической стране, так кичащейся многолетним нейтралитетом?! Нет, нас поистине втягивают в смертельный омут политического самоубийства!
– Силы, которые обрекли Улофа Пальме на смерть, вполне определенные, – сказал редактор. – Достаточно принять во внимание его деятельность в защиту мира. Ведь недаром Независимая комиссия по вопросам разоружения и безопасности носит его имя. А участие в работе делийской шестерки, которая ставила перед собой такие же цели?
– Не забывай и про другую сторону деятельности Пальме… Он всерьез занимался обеспечением строгого проведения Швецией политики нейтралитета, увязывал ее с интересами международной безопасности, особенно по части ядерного разоружения. Вот и оказался серьезным препятствием для реакционных международных сил. Деятельность Улофа Пальме была поперек горла вашингтонской администрации…
– Ей в первую очередь, – кивнул Гуннар Пальм. – Теперь они взялись за Лассе Огрена. Этот может оказаться еще более радикальным.
– Но почему ты не обратился к Ерну Свенссону? – спросил Эриксдаль. – Ведь он уже принялся раскручивать колесо…
– Именно поэтому. К информации, идущей от тебя, Стен Викбаум отнесется с большим доверием, поскольку не ожидает от депутата Эриксдаля ничего эдакого в этом роде. Ты считаешься независимым депутатом… И кроме того, мы ведь старые друзья, не так ли?
– Разумеется, – сказал Стуре. – Ты можешь на меня положиться, Гуннар.
– Тогда послушай еще кое-что.
– Как?! Разве этого мало?
– Чтобы замести следы, заговорщики придумали дьявольский план прикрытия преступления. Вот он и даст министру юстиции необходимые доказательства. Слушай… Когда Лассе Огрен выедет в Ухгуилласун для участия в съезде Народно-демократической партии, в его загородную виллу близ Стокгольма поместят большую партию наркотиков, оружие и документы, изобличающие председателя как одного из главарей международной корпорации гангстеров. После акции неизвестные сообщат в полицию, что это был акт мести за попытку Лассе Огрена надуть компаньонов при дележе доходов. И сообщат координаты тайника, где находится крупная сумма не отмытых еще денег – в числе их будут и банкноты, похищенные в разное время при ограблении банков.
– Вот это ход! – вскричал Стуре Эриксдаль. – Разразится вселенский скандал! Лидер либеральной партии – главарь мафии! Непостижимо!
– Будут подброшены и еще кое-какие «доказательства» причастности Лассе Огрена к преступному миру, вплоть до лжесвидетелей. Политическая подоплека убийства утонет в чудовищном вымысле, который станет сенсацией века. И никому в голову не придет искать убийц там, где они пребывают в полной безопасности.
– Я сейчас же отправлюсь к Стену Викбауму, – решительно повернулся Стуре Эриксдаль и зашагал к оставленному на дороге автомобилю.
– Сначала ты выбрось меня там, где я тебе укажу, – попросил Гуннар Пальм. – Мне не звони. Я сам тебя найду. Никаких телефонных разговоров на эту тему – только при личной встрече.
– Ты готов рассказать все министру юстиции? – спросил депутат
– После того, как ты расскажешь мне о его реакции на твое сообщение… Если Стен Викбаум станет колебаться, мы сорвем операцию «Санта Клаус» другим способом.
Когда они выбрались на шоссе, идущее в Ухгуилласун, Стуре Эриксдаль сказал Гуннару Пальму:
– Ерн Свенссон заявил тогда буквально следующее: «Если официальные учреждения, твердящие о приверженности демократизации и гуманизму, занимаются терроризмом и если те, кто признан виновным, остаются, по существу, безнаказанными, то это значит, что дело заходит слишком далеко».
– Куда уж дальше, – буркнул Гуннар Пальм.
«Как же нам поэлегантнее вытащить из этой грязной истории русского парня?» – подумал он.
V
Сейнер Арнольда Виру, весело постукивая малооборотным двигателем, резво бежал по спокойной утренней глади моря в назначенный ему промысловый квадрат.
Едва они отошли от колхозного пирса, Пенсас спустился в машинное отделение и вместе с механиком Сигулдом Пунгом стал колдовать у главного двигателя, проверяя его работу, а «корреспондент» тем временем устроился в тесной рубке сейнера так, чтобы не мешать рулевому – им был практикант из Таллиннской мореходки Ант Пайде, – и стал задавать капитану вопросы.
– Неудачно вы собрались с нами на промысел, – ворчал Арнольд Виру. – Сегодня вышли в море не с основной командой. Ант у нас гастролер, еще две недели – и вернется за парту. Коренной старпом уехал постигать науки, за него вот он – Эрик Хино. И в машине болтается чудак, этот странный Пенсас.
– Почему вы считаете его странным? – весело спросил «корреспондент», как бы воспринимая слова капитана за причуду, а сам насторожился: не пронюхал ли этот старый черт о прошлом бывшего легионера.
– Непонятный он человек, – пояснил Арнольд Виру. – Про таких русские говорят: ни богу свечка, ни черту кочерга. Не могу я понять, чьей он масти, этот Пенсас. С виду старательный, знающий дело механик. Но когда поворачиваюсь к нему спиной, у меня возникает ощущение, будто Пенсас показывает мне кукиш.
Пауль Варес рассмеялся.
– У вас завидная интуиция, – сказал он.
– Шестое чувство, – заметил Эрик Хино, отрываясь от карты, расстеленной в левом заднем закутке сейнера, служившем подобием штурманской рубки.
– А про вашего нового старпома вы так не думаете? – обострил разговор Рокко Лобстер, подумав, что этому старому, хрычу Пенсасу пора бы уже появиться из машинного отделения.
«Пусть он отвлечет внимание старпома, – подумал он. – Этот старпом – самый опасный противник… Во-первых, судя по всему, физически силен и видал уже виды, хотя и молод. Во-вторых, не нравится он мне… Настораживает в нем нечто. Чувствую в нем второе дно, как капитан в старом Пенсасе».
Эта мысль развеселила Рокко Лобстера, который любил повторять слова Махатмы Ганди: «Не будь у меня чувства юмора, я б покоичил с собой».
Вслух он сказал:
– Надеемся на добрый улов сегодня, капитан?
– Надеются только бездельники да влюбленные балбесы, – ответил Арнольд Виру. – Я всегда знаю, когда вернусь с полным трюмом. И сегодня именно тот день, товарищ корреспондент.
«На этот раз ты ошибся, самодовольный индюк, – подумал Омар. – Это я приду в Ухгуилласун с хорошей добычей».
Он знал, что неподалеку от того места, где власть на сейнере перейдет в его руки, в открытом море, за пределами русских территориальных вод, дежурит специальный корабль, входящий во вспомогательный флот «Осьминога». По разработанному Рокко Лобстером плану сейнер под его командованием направится навстречу этому кораблю, который будет затем сопровождать сейнер до Ухгуилласуна. А уж там оповещенные заранее корреспонденты встретят тех, кто вырвался из советского ада.
«Конечно, старого капитана вряд ли уломают подписать отречение, – раздумывал мнимый Пауль Варес. – Да и этот Эрик Хино… С мальчишкой Антом все проще, да и механик Пунг, судя по рассказам Пенсаса, может клюнуть, тем более, что у него на Западе старший брат».
Наконец из машинного отделения показался Пенсас. Он выбрался на палубу и махнул рукой:
– Эй, старпом! Сигулд Пунг просит вас сюда… Что-то неладное с насосной системой.
Эрик Хино удивленно пожал плечами, посмотрел на капитана, потом перевел взгляд на «корреспондента».
– Сходи, Эрик, посмотри, – сказал Арнольд Виру. – Осушительная система и по твоей части тоже.
Старпом глянул зачем-то на часы, снова посмотрел на «корреспондента». Тот будто не слышал этого разговора и черкал в блокноте.
Когда Эрик Хино подошел к металлической двери, ведущей в машинное отделение, Пенсас посторонился, чтобы дать ему возможность войти первым, но едва тот вошел, взмахнул тяжелым разводным ключом и направил удар на голову старпома.
То ли силы у старого легионера и лесного брата были уже не те, то ли старпом ожидал нападения и уклонился, но ключ прошел мимо затылка жертвы и врезался в левое плечо.
Мгновенно повернувшись, Эрик Хино тренированно двинул Пенсаса правой рукой в корпус, и тот скрючился, громко выматерившись на русском языке.
Старпом выскочил на палубу, быстро осмотрелся и кинулся к рубке. Рокко Лобстер успел увидеть, как превозмогая боль, Пенсас высунулся из проема овальной двери и выхватил из-под замасленной куртки изящный мини-маузер.
– Не стреляй! – хотел крикнуть ему Омар – трупы на борту сейнера отнюдь не входили в расчеты, – но было уже поздно.
Раздались выстрелы, и старпом Эрик Хино с размаху повалился на палубу.
Едва они отошли от колхозного пирса, Пенсас спустился в машинное отделение и вместе с механиком Сигулдом Пунгом стал колдовать у главного двигателя, проверяя его работу, а «корреспондент» тем временем устроился в тесной рубке сейнера так, чтобы не мешать рулевому – им был практикант из Таллиннской мореходки Ант Пайде, – и стал задавать капитану вопросы.
– Неудачно вы собрались с нами на промысел, – ворчал Арнольд Виру. – Сегодня вышли в море не с основной командой. Ант у нас гастролер, еще две недели – и вернется за парту. Коренной старпом уехал постигать науки, за него вот он – Эрик Хино. И в машине болтается чудак, этот странный Пенсас.
– Почему вы считаете его странным? – весело спросил «корреспондент», как бы воспринимая слова капитана за причуду, а сам насторожился: не пронюхал ли этот старый черт о прошлом бывшего легионера.
– Непонятный он человек, – пояснил Арнольд Виру. – Про таких русские говорят: ни богу свечка, ни черту кочерга. Не могу я понять, чьей он масти, этот Пенсас. С виду старательный, знающий дело механик. Но когда поворачиваюсь к нему спиной, у меня возникает ощущение, будто Пенсас показывает мне кукиш.
Пауль Варес рассмеялся.
– У вас завидная интуиция, – сказал он.
– Шестое чувство, – заметил Эрик Хино, отрываясь от карты, расстеленной в левом заднем закутке сейнера, служившем подобием штурманской рубки.
– А про вашего нового старпома вы так не думаете? – обострил разговор Рокко Лобстер, подумав, что этому старому, хрычу Пенсасу пора бы уже появиться из машинного отделения.
«Пусть он отвлечет внимание старпома, – подумал он. – Этот старпом – самый опасный противник… Во-первых, судя по всему, физически силен и видал уже виды, хотя и молод. Во-вторых, не нравится он мне… Настораживает в нем нечто. Чувствую в нем второе дно, как капитан в старом Пенсасе».
Эта мысль развеселила Рокко Лобстера, который любил повторять слова Махатмы Ганди: «Не будь у меня чувства юмора, я б покоичил с собой».
Вслух он сказал:
– Надеемся на добрый улов сегодня, капитан?
– Надеются только бездельники да влюбленные балбесы, – ответил Арнольд Виру. – Я всегда знаю, когда вернусь с полным трюмом. И сегодня именно тот день, товарищ корреспондент.
«На этот раз ты ошибся, самодовольный индюк, – подумал Омар. – Это я приду в Ухгуилласун с хорошей добычей».
Он знал, что неподалеку от того места, где власть на сейнере перейдет в его руки, в открытом море, за пределами русских территориальных вод, дежурит специальный корабль, входящий во вспомогательный флот «Осьминога». По разработанному Рокко Лобстером плану сейнер под его командованием направится навстречу этому кораблю, который будет затем сопровождать сейнер до Ухгуилласуна. А уж там оповещенные заранее корреспонденты встретят тех, кто вырвался из советского ада.
«Конечно, старого капитана вряд ли уломают подписать отречение, – раздумывал мнимый Пауль Варес. – Да и этот Эрик Хино… С мальчишкой Антом все проще, да и механик Пунг, судя по рассказам Пенсаса, может клюнуть, тем более, что у него на Западе старший брат».
Наконец из машинного отделения показался Пенсас. Он выбрался на палубу и махнул рукой:
– Эй, старпом! Сигулд Пунг просит вас сюда… Что-то неладное с насосной системой.
Эрик Хино удивленно пожал плечами, посмотрел на капитана, потом перевел взгляд на «корреспондента».
– Сходи, Эрик, посмотри, – сказал Арнольд Виру. – Осушительная система и по твоей части тоже.
Старпом глянул зачем-то на часы, снова посмотрел на «корреспондента». Тот будто не слышал этого разговора и черкал в блокноте.
Когда Эрик Хино подошел к металлической двери, ведущей в машинное отделение, Пенсас посторонился, чтобы дать ему возможность войти первым, но едва тот вошел, взмахнул тяжелым разводным ключом и направил удар на голову старпома.
То ли силы у старого легионера и лесного брата были уже не те, то ли старпом ожидал нападения и уклонился, но ключ прошел мимо затылка жертвы и врезался в левое плечо.
Мгновенно повернувшись, Эрик Хино тренированно двинул Пенсаса правой рукой в корпус, и тот скрючился, громко выматерившись на русском языке.
Старпом выскочил на палубу, быстро осмотрелся и кинулся к рубке. Рокко Лобстер успел увидеть, как превозмогая боль, Пенсас высунулся из проема овальной двери и выхватил из-под замасленной куртки изящный мини-маузер.
– Не стреляй! – хотел крикнуть ему Омар – трупы на борту сейнера отнюдь не входили в расчеты, – но было уже поздно.
Раздались выстрелы, и старпом Эрик Хино с размаху повалился на палубу.
VI
В ту самую ночь, когда капитан Арнольд Виру остался на сейнере, чтобы рано утром вывести его на промысел, доцент Эккерман не ложился спать. Трусливый по натуре, агент Цезарь вовсе пал духом, когда узнал, какая роль отведена ему на завершающем этапе операции «Семейные каникулы».
– Я уже говорил вам, Цезарь, что у нас нет времени работать с этими двумя яхтсменами, – сказал ему Рокко Лобстер накануне. – Рендулич испекся… Сейчас он готов уйти хоть к черту на рога, лишь бы избежать ответственности за «совершенное» им убийство.
– Ловко вы тогда придумали эту инсценировку, – польстил Омару Август Эккерман. – Прямо на ходу, не раздумывая долго, провернули блестящую комбинацию…
– Экспромт в разведке – великая вещь… Или вы умеете принимать мгновенное решение в нестандартной ситуации, либо вам необходимо сменить профессию. А поскольку разведчик профессия пожизненная, то… Впрочем, точнее будет сказать – посмертная профессия.
Август Эккерман незаметно поежился – ему вовсе не понравился этот лингвистический экзерсис.
– Вы говорили с Рендуличем? – спросил Омар.
– Да, он готов угнать яхту на Запад.
– Одному не справиться, его просто не выпустят из гавани яхт-клуба. А если удерет нахально, немедленно перехватят морские пограничники. Все должно быть легально. Да и слишком жидко получится – один спившийся спортсмен, выгнанный к тому же из команды. Не густо…
– Его оставили с испытательным сроком, – возразил Август Эккерман.
– Все равно, – махнул рукой Омар. – Это так, кошачьи слезы. Нужна группа. В этом уже великий смысл. Коллектив единомышленников, осознанно решившихся на побег из подавленной Советами, полвека страдающей от большевизма маленькой, но свободолюбивой Эстонии. Такой вариант прозвучит от Потомака до Новой Зеландии.
– Что вы предлагаете?
– Не предлагаю, а приказываю… Сделаете так. Обычная тренировка с выходом в залив. Те двое недовольных из команды. Тут все ясно. Рендулич присоединяется к ним как приятель из другого экипажа на предмет поучиться у товарищей кое-каким приемам управления парусами, отработки поворотов фордевинд и оверштаг – или чего там еще? – посоветуйтесь с Рендуличем. Вы сами – гость экипажа. Вам ведь, их духовному наставнику, яхтсмены не откажут в просьбе взять с собой в море.
– Не откажут, – согласился Август Эккерман.
– Прекрасно! – воскликнул Омар. – Выйдете в море именно в тот день, когда мы будем действовать с сейнером. Действовать надо синхронно! И тогда это будут настоящие «Семейные каникулы»! Шутка ли, два судна с экипажами уходят одновременно в Свободный Мир…
– А если они не захотят?
– Кто они?
– Ну, эти парни… Чиладзе и Михаэлис.
– Обязаны захотеть. Какой же вы пророк наших демократических и либеральных идей, если сомневаетесь в собственном духовном могуществе? И потом у вас будет Рендулич, которому нечего терять. Вам, естественно, тоже. Это ведь ваша последняя акция здесь, Цезарь. Свободный Запад ждет своего профессора, мой друг! Считайте эти слова официальным приглашением на тот берег… Кроме того, вы получите радиопередатчик, который подает автоматические сигналы. Их сразу запеленгует специальный корабль, он явится на ваш призыв.
И потом, не забывайте, что в ваших руках будет оружие. Снабдим пистолетом и Рендулича. Это на случай, если те два кретина не прислушаются к голосу разума. Надеюсь, что у вас самих хватит решимости образумить двух болванов.
– Я уже говорил вам, Цезарь, что у нас нет времени работать с этими двумя яхтсменами, – сказал ему Рокко Лобстер накануне. – Рендулич испекся… Сейчас он готов уйти хоть к черту на рога, лишь бы избежать ответственности за «совершенное» им убийство.
– Ловко вы тогда придумали эту инсценировку, – польстил Омару Август Эккерман. – Прямо на ходу, не раздумывая долго, провернули блестящую комбинацию…
– Экспромт в разведке – великая вещь… Или вы умеете принимать мгновенное решение в нестандартной ситуации, либо вам необходимо сменить профессию. А поскольку разведчик профессия пожизненная, то… Впрочем, точнее будет сказать – посмертная профессия.
Август Эккерман незаметно поежился – ему вовсе не понравился этот лингвистический экзерсис.
– Вы говорили с Рендуличем? – спросил Омар.
– Да, он готов угнать яхту на Запад.
– Одному не справиться, его просто не выпустят из гавани яхт-клуба. А если удерет нахально, немедленно перехватят морские пограничники. Все должно быть легально. Да и слишком жидко получится – один спившийся спортсмен, выгнанный к тому же из команды. Не густо…
– Его оставили с испытательным сроком, – возразил Август Эккерман.
– Все равно, – махнул рукой Омар. – Это так, кошачьи слезы. Нужна группа. В этом уже великий смысл. Коллектив единомышленников, осознанно решившихся на побег из подавленной Советами, полвека страдающей от большевизма маленькой, но свободолюбивой Эстонии. Такой вариант прозвучит от Потомака до Новой Зеландии.
– Что вы предлагаете?
– Не предлагаю, а приказываю… Сделаете так. Обычная тренировка с выходом в залив. Те двое недовольных из команды. Тут все ясно. Рендулич присоединяется к ним как приятель из другого экипажа на предмет поучиться у товарищей кое-каким приемам управления парусами, отработки поворотов фордевинд и оверштаг – или чего там еще? – посоветуйтесь с Рендуличем. Вы сами – гость экипажа. Вам ведь, их духовному наставнику, яхтсмены не откажут в просьбе взять с собой в море.
– Не откажут, – согласился Август Эккерман.
– Прекрасно! – воскликнул Омар. – Выйдете в море именно в тот день, когда мы будем действовать с сейнером. Действовать надо синхронно! И тогда это будут настоящие «Семейные каникулы»! Шутка ли, два судна с экипажами уходят одновременно в Свободный Мир…
– А если они не захотят?
– Кто они?
– Ну, эти парни… Чиладзе и Михаэлис.
– Обязаны захотеть. Какой же вы пророк наших демократических и либеральных идей, если сомневаетесь в собственном духовном могуществе? И потом у вас будет Рендулич, которому нечего терять. Вам, естественно, тоже. Это ведь ваша последняя акция здесь, Цезарь. Свободный Запад ждет своего профессора, мой друг! Считайте эти слова официальным приглашением на тот берег… Кроме того, вы получите радиопередатчик, который подает автоматические сигналы. Их сразу запеленгует специальный корабль, он явится на ваш призыв.
И потом, не забывайте, что в ваших руках будет оружие. Снабдим пистолетом и Рендулича. Это на случай, если те два кретина не прислушаются к голосу разума. Надеюсь, что у вас самих хватит решимости образумить двух болванов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Олег Давыдов и Хельга Ландстрём неторопливо шли по улице Седергатан, тихой, зеленой, посередине которой струил воды в море неширокий канал.
– Вчера закончила читать «Братьев Карамазовых», – сказала Хельга. – До сих пор не могу прийти в себя… Хотя читаю этот роман уже в третий раз.
– На русском языке, – спросил Олег.
– Конечно, – ответила девушка. – В переводе, естественно, многое пропадает.
Они подошли к ограждению канала и стали смотреть на медленно движущуюся воду.
– Вот ты изучаешь юриспруденцию, Олег… – начала Хельга.
– Временно прекратил изучение, – горько усмехнулся бывший штурман. – По крайней мере, в теоретическом смысле…
– Ну да, – согласилась девушка, – это пока ты здесь в командировке… Но все равно, скажи мне: почему «Братья Карамазовы» не включены в программу обучения юристов? Особенно защитительная речь на судебном процессе Мити… А «Преступление и наказание»? У нас на Западе восторгаются Холмсом, Эркюлем Пуаро, комиссаром Мегре, а ваш Порфирий Петрович возвышается над ними, как Гулливер над лилипутами.
– Ну зачем же ты так? – упрекнул Олег. – Перечисленные тобой сыщики тоже весьма достойные люди… Ты, Хельга, как я вижу, большая русофилка, нежели сами русские.
– У меня небольшой опыт общения с твоими земляками, но по тем, кого я знаю, складывается впечатление, что русские просто не знают себе цены.
– Вчера закончила читать «Братьев Карамазовых», – сказала Хельга. – До сих пор не могу прийти в себя… Хотя читаю этот роман уже в третий раз.
– На русском языке, – спросил Олег.
– Конечно, – ответила девушка. – В переводе, естественно, многое пропадает.
Они подошли к ограждению канала и стали смотреть на медленно движущуюся воду.
– Вот ты изучаешь юриспруденцию, Олег… – начала Хельга.
– Временно прекратил изучение, – горько усмехнулся бывший штурман. – По крайней мере, в теоретическом смысле…
– Ну да, – согласилась девушка, – это пока ты здесь в командировке… Но все равно, скажи мне: почему «Братья Карамазовы» не включены в программу обучения юристов? Особенно защитительная речь на судебном процессе Мити… А «Преступление и наказание»? У нас на Западе восторгаются Холмсом, Эркюлем Пуаро, комиссаром Мегре, а ваш Порфирий Петрович возвышается над ними, как Гулливер над лилипутами.
– Ну зачем же ты так? – упрекнул Олег. – Перечисленные тобой сыщики тоже весьма достойные люди… Ты, Хельга, как я вижу, большая русофилка, нежели сами русские.
– У меня небольшой опыт общения с твоими земляками, но по тем, кого я знаю, складывается впечатление, что русские просто не знают себе цены.