Гамильтон Лорел. Смертельный танец

   – Ты меня защищаешь?
   – Но ведь это входит теперь в мои должностные обязанности?
   Она всмотрелась мне в лицо.
   – Да, наверное.
   Она говорила тихо, будто никогда и не рычала. До невероятности обычно она выглядела, если не считать наряда.
   – Вы видели, каков я, миз Блейк. Вас тоже передергивает от моего прикосновения.
   Я шагнула назад, с лестницы на пол. Более надежная опора.
   – Я уже пожимала вам руку.
   Сабин соскользнул на пол, темнота под капюшоном растаяла, и он откинул капюшон назад, открывая золотые волосы и изъеденное болезнью лицо.
   Кассандра испустила шипение и попятилась, пока не наткнулась на ограду. Сабин мог бы вытащить пистолет и пристрелить ее, а она бы не успела среагировать.
   Он улыбнулся ей, красивые губы растянули гниющую плоть.
   – Ты никогда ничего такого не видела?
   Она шумно – даже мне было слышно – сглотнула слюну.
   – Никогда не видала такого ужаса.
   Сабин повернулся ко мне. Один глаз был чистым и синим, другой выпирал из орбиты бугром гноя и сукровицы.
   Теперь уже я сглотнула слюну.
   – Вчера у вас глаз был в норме.
   – Я говорил вам, что болезнь прогрессирует, миз Блейк. Вы думали, я преувеличиваю?
   Я покачала головой:
   – Нет.
   Снова появилась из укрытия рука в перчатке. Я помнила, как эта рука поддавалась, когда я ее пожимала вчера. Я не хотела, чтобы он ко мне прикасался, но в красивом глазу было какое-то выражение, то ли боль, то ли что-то, чего я не могла узнать, но я не шевельнулась. Я сочувствовала этому горю, этой боли. Глупо, но правда.
   Черная перчатка остановилась около моего лица, почти касаясь. Я забыла о пистолете у себя в руке. Пальцы Сабина тронули мое лицо, и перчатка была наполнена жидкостью, как какой-то похабный воздушный шар.
   Он глядел на меня, и я не отвела глаз. Он взял меня за нижнюю челюсть и сдавил. В перчатке были и твердые куски, какие-то косточки, но это уже не была рука – только перчатка придавала ей форму.
   Я чуть вскрикнула – не сдержалась.
   – Может быть, мне попросить тебя? – сказал он.
   Я вывернулась из его хватки, боясь двинуться слишком быстро, боясь, что перчатка оторвется. Меньше всего мне хотелось видеть, как оттуда хлынет поток вонючей жидкости. И без того это было похоже на фильм “ужасов”.
   Сабин не пытался меня удержать – может быть, он боялся того же.
   – Ты снова злоупотребляешь моим гостеприимством? – спросил Жан-Клод. Он стоял посреди зала и глядел на Сабина, пылая темно-синими глазами. Кожа его была бледна и гладка, как у мраморного изваяния.
   – Ты мне еще не оказал настоящего гостеприимства, Жан-Клод. Не предложил мне по обычаю спутницу.
   – Я не думал, что тебя еще достаточно осталось для подобных потребностей, – ответил Жан-Клод.
   Сабин скривился.
   – Это жестокая болезнь. Не все мое тело сгнило, и потребность остается, хотя сосуд ее стал таким мерзким, что никто не притронется ко мне по своему выбору.
   Он качнул головой, и на щеке лопнула кожа. Оттуда выступило что-то черное, гуще, чем кровь.
   Кассандра тихо ахнула. Кажется, моя телохранительница сейчас лишится чувств. Может быть, слишком силен этот запах.
   – Если кто-то из моих подданных достаточно разгневает меня, пока ты на моей территории, я тебе его отдам. Но дать тебе кого-то только потому, что тебе так захотелось, я не могу. Не у всякого психика такое выдержит.
   – Бывают дни, Жан-Клод, когда я и в своей психике сомневаюсь. – Сабин перевел взгляд с Кассандры на меня. – Твоя волчица, думаю, сломалась бы. Но твоя слуга, мне кажется, выдержит.
   – Она для тебя недоступна, Сабин. Если ты попытаешься испытать мое гостеприимство подобным оскорблением, то я, несмотря ни на какой эдикт совета, тебя попросту уничтожу.
   Сабин обернулся к нему, и вампиры встретились взглядами.
   – Было время, когда только совет мог так говорить со мной, Жан-Клод.
   – Это было раньше.
   – Да, раньше, – вздохнул Сабин.
   – Ты волен смотреть спектакль, но не искушай меня снова, Сабин. Там, где речь идет о ma petite, у меня нет чувства юмора.
   – Ты делишься ею с вервольфом, но не со мной.
   – Это наше дело, – ответил Жан-Клод, – и об этом мы больше никогда говорить не будем. Иначе это будет вызов, а ты к нему не готов.
   Сабин отвесил полупоклон – без опоры на ноги это сделать непросто.
   – Ты – Принц города. Твое слово – закон.
   Слова были правильными, но тон – насмешливым.
   Лив подошла сзади и обратилась к Жан-Клоду:
   – Мастер, пора открывать двери.
   Думаю, это было сделано намеренно. Обычно Жан-Клод не позволял своим вампирам называть его Мастером.
   – Что ж, тогда все по местам, – прозвучал голос Жан-Клода. Мне показалось, что он был чуть придушенным.
   – Я найду себе стол, – сказал Сабин.
   – Найди, – ответил Жан-Клод.
   Сабин вернул капюшон на место, скользнул вверх по лестнице, направляясь к столам на втором ярусе. А может, собирался так и парить в стропилах.
   – Примите мои извинения, ma petite. Боюсь, что болезнь затронула его разум. Остерегайтесь его. Кассандра будет нужна в представлении, с вами останется Лив.
   Я поглядела на высокую вампиршу.
   – Она не станет подставлять себя под пулю ради меня.
   – Если она не выполнит моей воли, я отдам ее Сабину.
   Лив побледнела – чертовски непросто для вампира, пусть даже сытого.
   – Мастер, прошу вас, не надо!
   – Теперь я верю, что она подставит себя под пулю, – сказала я.
   Если выбирать между пулей и постелью Сабина, я бы выбрала пулю. Судя по лицу Лив, она была со мной согласна.
   Жан-Клод ушел готовить свой выход.
   Кассандра встретилась со мной взглядом. Она была не просто бледной – зеленой, и резко отвела глаза, будто испугалась, что я увижу что-то не то.
   – Извини, Анита, – сказала она и вышла через ту же дверь, в которую вошла. Она была смущена, и я ее понимала.
   Кассандра не выдержала испытания на телохранителя. Она была сильным ликантропом, но Сабин полностью выбил ее из колеи. Наверняка она хорошо бы действовала, если бы вампир попытался прибегнуть к насилию, но он просто стоял и гнил у нее на глазах. Что полагается делать, если монстр вдруг сочится гноем?
   Двери открылись, и толпа хлынула, создавая волны громоподобного шума. Я сунула пистолет в сумочку, но закрывать ее не стала.
   Лив была у моего локтя.
   – Твой стол вон там.
   Я пошла с ней, потому что не хотела оставаться одна в ворочающейся толпе. К тому же она теперь куда серьезнее стала заботиться о моей безопасности. Тоже можно понять. Разлагающееся тело Сабина – потрясающе эффективная угроза.
   Я бы лучше себя чувствовала, если бы думала, что Жан-Клод грозил не всерьез. Но я слишком хорошо его знала. Он отдал бы Лив Сабину. На самом деле. И по глазам вампирши можно было понять, что она тоже это знает.

16

   Наш стол был самый большой в цепочке лакированных черных столиков, почти идеально гармонировавшей с чернотой стен. Моя одежда соответствовала обстановке. В другой цветовой схеме мне пришлось бы что-то подыскивать. Стол стоял поодаль от стены, возле перил, так что растущая толпа не загораживала мне вид на танцевальную площадку. И еще это означало, что спина у меня открыта. Я подвинулась со стулом так, чтобы сидеть спиной к стене, но все время ощущала край перил возле правого бока, откуда можно было подойти и пристрелить меня, имея относительно прикрытие от чужих взглядов.
   Конечно, со мной была Лив. Пистолет был в пределах досягаемости, и было искушение положить его на колени. Но этого не следовало делать: у нас был план, и этот план не предусматривал отпугивание убийцы.
   Я тронула Лив за руку, она наклонилась ко мне.
   – Ты не должна загораживать мне обзор.
   Она посмотрела недоуменно:
   – Я должна охранять твою жизнь.
   – Тогда сядь и притворись, что мы подруги. Капкан не сработает, если будет видно, что я под охраной.
   Она встала возле меня на колени – слишком большая разница в росте, чтобы просто нагнуться.
   – Я не стану рисковать, что меня отдадут Сабину. Мне плевать, знает ли убийца, что я здесь.
   Ее было бы трудно убедить, но я решила попытаться.
   – Послушай, либо ты действуешь по плану, либо пошла от меня вон.
   – Я слушаюсь Жан-Клода, а не его шлюх.
   Насколько я помню, никогда в жизни не сделала ничего такого, чтобы заслужить звание шлюхи.
   – Жан-Клод сказал, что, если ты его подведешь, он отдаст тебя гниющему трупу, так?
   Лив кивнула, не отрывая глаз от толпы за моей спиной. Она действительно хотела выполнить работу, и эти усилия были заметны.
   – Он не сказал, что накажет тебя, если я пострадаю?
   Лив покосилась на меня:
   – Ты о чем?
   – Если ты спугнешь убийцу и разрушишь наш план, это и будет значить, что ты его подвела.
   Она покачала головой:
   – Нет, он имел в виду не это.
   – Он сказал: “Никогда больше меня не подведи”.
   Было видно, как она пытается разобраться в логике. Явно логика не была ее сильной стороной.
   – Умно, Анита, но если тебя убьют, Жан-Клод меня накажет. И ты это знаешь.
   Я ошиблась. Она была куда умнее, чем казалась.
   – Но если ты погубишь план, он тебя все равно накажет.
   У нее в глазах мелькнул страх.
   – Тогда я пропала.
   Мне стало ее жаль. Жалеть двух – нет, трех – монстров за один вечер. Теряю былую суровость.
   – Если меня не убьют, я прослежу, чтобы тебя не наказывали.
   – Клянешься?
   Она это спросила, будто для нее это много значило. Клятва не была для нее всего лишь набором слов. Многие вампиры происходят из тех времен, когда слово человека связывало его.
   – Я даю тебе мое слово.
   Она еще секунду простояла на коленях, потом встала.
   – Постарайся, чтобы тебя не убили. – И она ушла в толпу, оставив меня одну, как я и просила.
   Остальные столы быстро заполнялись. Толпа растекалась по краям зала на возвышения вокруг танцевальной площадки. Возле перил скопилось столько народу, что, если бы мой стол стоял у стены, я бы ничего не видела. В другой ситуации я бы оценила такую предусмотрительность. Второй телохранитель мог подойти в любой момент – я созрела для компании.
   Публика заполнила два верхних уровня. Я выискивала черный плащ Сабина, но не видела. Путь к площадке преграждали с полдюжины вампиров. Они вежливо, но твердо оттесняли публику к стенам. Вампиры и вампирши были одеты примерно одинаково: черные лайкровые штаны, сапоги, черные рубашки-сетки. У вампирш под сетками были лифчики, но это было единственное отличие. Мне это понравилось. Черные юбки или короткие штаны для женщин меня бы рассердили. Мелькнула мысль, что Жан-Клод их так одевал, имея в виду мое мнение. Он в некоторых смыслах знал меня очень хорошо, а в других совсем нет.
   Я оглядывала публику, высматривая Эдуарда или что-нибудь подозрительное, но в кипящей веселой толпе трудно было заметить кого-нибудь. Эдуарда я не нашла. Оставалось только верить, что он где-то рядом. И хотя я в это верила, напряжение не отпускало.
   Эдуард предупредил меня, чтобы я вела себя непринужденно, не выказывая подозрения. Наружно я так и старалась, но внутри я почти сходила с ума, оглядывая толпу и болезненное пустое место справа, где шли перила. Руки я положила на колени и заставила себя смотреть вниз. Если бы сейчас появился убийца, я бы не смотрела, но приходилось сдерживать себя. Не делай я этого, я бы настолько уже шарахалась от теней, что не среагировала бы на настоящую опасность. Я уже начинала жалеть, что не оставила Лив рядом.
   Мне пришлось начать глубоко дышать, сосредоточившись на ритме вдохов и выдохов, и когда шум крови в ушах стал тише, я медленно подняла голову и стала спокойно смотреть на публику и на пустую танцплощадку. Опустошенная, отстраненная, успокоенная. Так-то лучше.
   К перилам перед моим столом подошел вампир. Вилли Мак-Кой был одет в костюм такого ядовитого зеленого цвета, что иначе как шартрезом его назвать было нельзя. Зеленая рубашка и широкий галстук с изображением Годзиллы, крушащего Токио. Никто и никогда не сможет обвинить Вилли, что он одевается по обстановке.
   Я улыбнулась – не смогла сдержаться. Вилли был один из первых вампиров, перешедших из монстров в друзья. Он взял стул и сел так, что его спина была обращена к открытому месту, и сделал это нарочно. Мне не надо было даже притворяться, что я ему рада.
   Вилли пришлось чуть наклониться ко мне, чтобы я расслышала его за шумом толпы. В нос ударил запах лака от его черных волос. От его близости я даже не напряглась – Вилли я доверяла больше, чем Жан-Клоду.
   – Как жизнь, Анита? – Вилли ухмыльнулся так, что клыки стали видны. Он пробыл мертвецом пока что меньше трех лет и был одним из немногих вампиров, которых я знала до и после смерти.
   – Бывало и лучше.
   – Жан-Клод сказал, что мы должны тебя охранять, но делать это незаметно. Мы тут и бродим туда-сюда, но ты что-то всполошилась.
   Я улыбнулась, покачав головой.
   – Это так заметно?
   – Ну, для тех, кто тебя знает.
   Мы с улыбкой переглянулись. Глядя с такого близкого расстояния в лицо Вилли, я поняла, что он в моем списке. В том, в котором Стивен. Если кто-то убьет Вилли, я найду убийцу. Меня удивило, что в этот список попал хоть какой-то вампир. Но Вилли туда попал, а если подумать, то еще один вампир там тоже был.
   Жан-Клод возник на той стороне зала. Вот, помяни о черте, и он уж тут как тут. Откуда-то на него ударил прожектор. Наверное, из-под крыши, но так хорошо замаскированный, что трудно сказать точнее. Отличная позиция для стрелка со снайперской винтовкой.
   Перестань, Анита. Не грызи себя.
   Я даже не представляла себе, как людно будет на этом открытии. Одиночка Эдуард, ищущий одинокого убийцу в этой толпе, – слабый шанс. Пусть вампиры и вервольфы – всего лишь любители, но их глаза и уши не помешают.
   Свет начал тускнеть, и остался только прожектор, освещающий Жан-Клода. Он будто сиял. Я не знала, фокус ли это, или он действительно излучает свет, – трудно сказать. Как бы там ни было, а я осталась в темноте, где, быть может, затаился убийца, и не могла предаться счастью отдыха.
   Ну и черт с ним. Я положила “сикамп” на колени – стало лучше. То, что одно прикосновение к пистолету улучшает мое настроение, – плохой, наверное, признак. А то, что мне неуютно без собственных пистолетов, – еще хуже.
   Вилли тронул меня за плечо, и я так вздрогнула, что на нас обернулись. Совеем хреново.
   Он шепнул:
   – Я прикрыл тебе спину. Не беспокойся.
   Из Вилли может выйти великолепное пушечное мясо, но прикрыть он ничего не может. До своей смерти он был мелкой сошкой, и смерть этого не изменила. Я поняла, что, если начнется стрельба и у плохих ребят будут серебряные пули, я буду беспокоиться за Вилли. А волноваться за своего телохранителя успеху дела не способствует.
   Из темноты поднялся голос Жан-Клода – звук, ласкающий мою кожу, наполняющий зал. Стоящая рядом женщина вздрогнула, как от прикосновения. Ее спутник обнял ее за плечи, и они прижались друг к другу в темноте, полной голоса Жан-Клода.
   – Добро пожаловать в “Данс макабр”. Этот вечер будет полон сюрпризов, и среди них будут чудеса.
   В публику ударили два прожектора поменьше. На перилах второго этажа стояла Кассандра, откинувшая манто назад, открыв тело. Она шла по железным перилам шириной в дюйм, как по паркету, почти танцуя. Грянули дикие аплодисменты. Второй прожектор осветил Дамиана на первом этаже. Он выплыл из толпы, и вышитое одеяние летело за ним пелериной. Если он и чувствовал себя глупо в этом наряде, никто не заметил.
   Он шел через толпу, сопровождаемый прожектором. Кого-то он трогал за плечо, где-то провел рукой по волосам, какую-то женщину обнял за талию, и никто – ни мужчины, ни женщины – не возражал. Они склонялись к нему, шептали ему что-то. Он подошел к женщине с длинными каштановыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Одета она была в этой толпе сравнительно скромно. Темно-синяя деловая юбка и жакет. Белая блузка с большим бантом из тех, которые должны выглядеть как галстук, но никогда этого не делают. По сравнению с окружившими Дамиана женщинами она выглядела очень обыкновенной. Он обошел ее так близко, что несколько раз коснулся телом. При каждом прикосновении она шарахалась, и даже через весь зал я видела страх в ее глазах.
   Мне хотелось сказать, чтобы он оставил ее в покое, но не хотелось кричать. Жан-Клод ничего противозаконного не допустит, по крайней мере при таком количестве свидетелей. Зачаровать группу людей – закон этого не запрещал. Массовый гипноз не был постоянным. Но если зачаровать одного человека – это навсегда. То есть Дамиан может прийти под окно этой женщины и вызвать ее в любое время.
   Вилли наклонился вперед, не сводя глаз с женщины и с Дамиана. Кажется, в этот момент он не высматривал в толпе убийцу.
   С лица женщины исчезло всякое выражение, и она будто заснула. Пустые глаза смотрели на Дамиана. Он взял ее за руку и прислонился к перилам, потом перебросил через перила ноги, все еще держа женщину за руку. Она сделала два неуверенных шага к краю. Он взял ее за талию и приподнял в воздух без усилий, поставив на танцевальный пол прямо туфлями на высоких каблуках.
   Погасли прожектора, светившие на Жан-Клода и Кассандру, и только Дамиан и эта женщина были в круге света. Он вывел ее к центру зала. Она шла, глядя только на него, будто весь остальной мир перестал существовать.
   Проклятие! То, что делал Дамиан, было незаконно, хотя мало кто в публике мог это понять. Вампирам разрешалось использовать свои способности для развлечения публики, так что даже СМИ, если они тут были, ничего бы подозрительного не заметили. Но я знала разницу и знала закон. Жан-Клод должен был знать, что я распознаю то, что здесь делается. Это актриса? Подсадка для представления?
   Я наклонилась к Вилли, чуть не задев плечо его костюма.
   – Это актриса?
   Он повернулся ко мне, не сразу поняв, и я увидела, что у него зрачки расширились на всю радужку. Как длинный черный туннель с отблесками огня в конце.
   Я отодвинулась, радуясь, что револьвер у меня на коленях.
   – Это на самом деле?
   Вилли нервно облизал губы:
   – Если я скажу “да”, ты что-нибудь устроишь и сорвешь представление. Жан-Клод будет на меня сердиться. А я не хочу сердить Жан-Клода, Анита.
   Я покачала головой, но спорить не стала. Я видела, как Жан-Клод поступает с вампирами, которые вызвали его гнев. Пытка – это еще очень слабо сказано. Значит, я сама должна все это выяснить, не нарушая хода вещей и не привлекая к себе внимания больше, чем мне сегодня хочется.
   Дамиан поставил женщину в центре светового круга, всматриваясь во что-то, чего она не видела. Она стояла, пустая, ждущая его команд. Он встал сзади, обняв ее руками за талию, потерся щекой о ее волосы Потом развязал бант у нее на горле, расстегнул три верхние пуговицы блузки. Коснулся губами обнаженной шеи, и я поняла, что больше не выдержу. Если это актриса – ладно, но если она невольная жертва, то надо это прекратить.
   – Вилли?
   Он повернулся медленно и неохотно. Голод заставлял его смотреть. Страх перед тем, чего я могу сейчас попросить, заставлял его двигаться еще медленнее.
   – Чего?
   – Пойди скажи Жан-Клоду, что спектакль окончен.
   Вилли покачал головой.
   – Если я тебя оставлю, а тебя пустят в расход, Жан-Клод убьет меня, медленно и мучительно. Я от тебя не отойду, пока мне не прикажут.
   Я вздохнула. Ладно.
   Наклонившись через перила, я жестом позвала официанта-вампира. Он глянул в темноту, будто мог там увидеть Жан-Клода, которого я не видела, и подошел ко мне.
   – В чем дело? – шепнул он, наклонившись так низко, что слышен был запах мятных лепешек. Никогда раньше не знала, что вампиры жуют мятные лепешки.
   “Сикамп” лежал у меня на коленях, и я сочла возможным близко общаться с недавно умершим, а потому наклонилась к нему и тоже шепотом спросила:
   – Это актриса?
   Он глянул на табло.
   – Нет, доброволец из публики.
   – Она не доброволец, – сказала я.
   Тут с полдюжины нашлось бы добровольцев, но вампир выбрал женщину, которая боялась. Небольшая добавка садизма – они не могут не поддаться такому соблазну.
   – Скажи Жан-Клоду, что, если он не прекратит это, я сама прекращу.
   Вампир заморгал.
   – Делай что я сказала.
   Он обошел танцплощадку по краю и исчез в темноте. Я следила за ним – скорее за впечатлением движения. Жан-Клода я вообще не видела.
   Дамиан провел рукой над лицом женщины, и когда рука отодвинулась, женщина заморгала, очнувшись. Руки взлетели к пуговицам блузки, глаза всполошились.
   – Что это значит? – донесся ее голос, тонкий от страха.
   Дамиан попытался заключить ее в объятия, но она отдернулась, и он только поймал ее запястье. Она напряглась, но он удерживал ее без усилий.
   – Отпустите, отпустите, пожалуйста! – Она протянула руку к кому-то в публике. – Помоги!
   Публика затихла, и в тишине отчетливо прозвучал голос того, к кому она обращалась:
   – Да ничего, ты просто получай удовольствие. Это входит в программу.
   Дамиан рывком развернул её к себе – сильно, так что синяки должны были остаться, – и она, пойманная его глазами, обмякла, лицо стало отсутствующим, женщина опустилась на колени, удерживаемая только за запястье.
   Он поднял ее на ноги, на этот раз нежно, прижал к себе и отвел ей волосы в сторону, открыв длинную линию шеи. Медленно, будто в танце, он повернул женщину, показывая всем эту обнаженную кожу.
   Вилли подался вперед, язык его задвигался между зубами, будто он сам пробовал ее на вкус. Вилли – мой друг, но иногда полезно вспомнить, что он заодно и монстр.
   Официант-вампир возвращался. Я видела, как он приближается ко мне.
   Дамиан искривил губы, обнажая клыки. Откинул голову назад, чтобы все видели. Мышцы его шеи напряглись – времени больше не было.
   – Не делай этого, Дамиан! – крикнула я. Пистолет я навела ему на спину, туда, где должно быть сердце. Когда вампиру больше пятисот лет, один выстрел в грудную клетку, даже серебряной пулей, не гарантирует смерти. Но видит Бог, мы это узнаем, если он ее укусит.
   Вилли протянул ко мне руку.
   – Не надо, Вилли.
   Я говорила всерьез. То, что никому не позволено убивать Вилли, не значит, что я этого не сделаю.
   Вилли опустился обратно в кресло.
   Дамиан достаточно расслабил мышцы, чтобы повернуться ко мне. И повернуться так, что женщина оказалась щитом. Волосы ее были все так же отведены в сторону, шея открыта. Он глядел на меня, проводя пальцами по ее голой коже. Подстрекая меня.
   На меня направили тусклый прожектор, и он стал светиться ярче, когда я пошла, очень осторожно, две ступеньки вниз, к площадке. Перепрыгнуть перила – это было бы эффектнее, но чертовски трудно при этом держать прицел. Можно, наверное, было стрелять в голову от перил, но с незнакомым оружием это было слишком рискованно. Случайно пристрелить женщину мне совершенно не хотелось. Убить заложника – это всегда вызывает нарекания.
   Официанты-вампиры не знали, что им делать. Будь я каким-нибудь хмырем с улицы, они бы попытались меня скрутить, но я – возлюбленная их Мастера, и это несколько путало все карты. Я на них посматривала краем глаза.
   – Вот что, ребята, подайтесь-ка назад и дайте мне место.
   Они переглянулись.
   – Ну-ка, мальчики и девочки, вы же не хотите на меня нападать? Быстро назад!
   Они отступили.
   Подойдя достаточно близко для верного выстрела, я остановилась и сказала:
   – Отпусти ее, Дамиан.
   – Ей не будет вреда, Анита. Это же для забавы.
   – Она не хочет. И это против закона, даже для зрелищ, так что отпусти ее, или я тебе голову разнесу к чертям.
   – И ты будешь стрелять в меня при таком количестве свидетелей?
   – И не сомневайся. К тому же тебе уже за пятьсот лет, и вряд ли тебя убьет один выстрел в голову, во всяком случае, насовсем. Но больно будет до чертиков, и останутся шрамы. Ты же не хочешь портить красоту лица?
   У меня начинала уставать рука. Не то чтобы пистолет был настолько тяжел, но если держать пистолет в такой стойке достаточно долго, рука начнет дрожать. А этого мне не надо.
   Он смотрел на меня несколько мгновений, потом очень медленно, очень тщательно лизнул шею женщины, не отрывая от меня своих странно зеленых глаз. Это был вызов. Если он думал, что я блефую, то ошибся.
   Я медленно выдохнула, успокаивая мышцы, пульс бился в ушах. Прицелилась, остановилась... и он исчез. Исчез так быстро, что я вздрогнула. Сняв палец с крючка, я подняла ствол вверх, ожидая, пока сердце перестанет колотиться.
   Он стоял на краю светового круга, оставив женщину в трансе. И глядел на меня.
   – Ты каждый вечер будешь срывать нам шоу? – спросил он.
   – Мне оно не нравится, – ответила я, – но выбери добровольца, и я с тобой не ссорюсь.
   – Доброволец! – произнес он, оборачиваясь к зрителям. Они все смотрели на него. Он облизал губы, и в публике взметнулись руки.
   Я мотнула головой и убрала пистолет, потом взяла женщину за руку.
   – Отпусти ее, Дамиан.
   Он посмотрел на нее и отпустил. Глаза у нее широко раскрылись, она стала дико осматриваться, как человек, проснувшийся от кошмара и увидевший, что этот кошмар на самом деле. Я похлопала ее по руке.
   – Все в порядке, тебе ничего не грозит.
   – Что это? Что это? – повторяла она, и тут ей на глаза попался Дамиан, и начались истерические всхлипы.
   На краю освещенного круга возник Жан-Клод.
   – Вам нечего бояться, милая дама.
   Он двинулся к нам, и она завопила.
   – Он тебя нe тронет, – сказала я. – Обещаю, не тронет. Как тебя зовут?