– Доминик, Сабин и я – триумвират. Такой, каким могли стать вы с Ричардом и Жан-Клодом.
   Мне это прошедшее время не понравилось.
   – Ты – та женщина, ради которой он бросил свежую кровь?
   – Я верю в святость жизни. Я думала, что ценю ее превыше всего. Когда золотая красота Сабина стала гнить, я поняла, что это не так. И я сделаю все – все, – чтобы помочь ему выздороветь.
   В глазах ее мелькнуло что-то вроде страдания, и она отвернулась. Когда же она снова повернулась ко мне, на ее лицо вернулось форсированное спокойствие, только руки еще дрожали. Заметив это, она обхватила себя за плечи. И улыбнулась, но это не была довольная улыбка.
   – Я должна для него это сделать, Анита. И мне жаль, что ты и твои оказались втянуты в нашу проблему.
   – И как же я в это втянута?
   Райна погладила меня по животу, приблизив ко мне лицо.
   – У Доминика есть чары для лечения Сабина. Перенос магической сути, можно было бы это назвать. И все, что для этого нужно, – точно выбранный донор. – Она так пододвинулась, что, лишь откинув голову назад, я избежала касания губ. А она шептала теплым дыханием прямо мне в лицо. – Совершенный донор. Вампир, обладающий силой Сабина, точно ему соответствующий, и слуга либо вервольф-альфа, связанный с этим вампиром.
   Я повернулась поглядеть на нее – не удержалась. Она поцеловала меня, прижавшись ко мне, пытаясь засунуть язык мне в рот. Я укусила ее за губу до крови.
   Она отдернулась с криком испуга, поднесла руку ко рту и посмотрела на меня.
   – Это тебе дорого будет стоить.
   Я плюнула в нее ее же кровью. Глупо было это делать – злить Райну явно не было мне полезно, но видеть, как с ее смазливого лица капает кровь, – это почти того стоило.
   – Габриэль, иди развлекать миз Блейк.
   Это привлекло мое внимание. Габриэль влез на кровать, прижался ко мне, как Райна, с другой стороны. Он был высоким, шесть футов, потому не так хорошо поместился, но недостаток соответствия размера он восполнял техникой. Он оседлал меня и наклонился, как в упоре лежа, все ближе и ближе придвигая рот. Потом быстрыми движениями стал вылизывать мой окровавленный подбородок. Я отдернулась.
   Он схватил меня за подбородок, заставляя смотреть на себя. Держал он как в тисках, сжимая пальцы, когда я пыталась вырваться. Сила у него была такая, что, если бы он нажал еще, размозжил бы мне челюсть. И он слизывал кровь у меня с подбородка и губ медленными ласкающими движениями.
   Я завопила и тут же мысленно обругала себя за это. Ему ведь того только и надо. Паника не поможет. Паника не поможет. Я повторяла это снова и снова, пока не перестала натягивать веревки. Я не побеждена. Пока нет. Пока нет.
   Кассандра влезла на кровать – я видела ее уголком глаза, только белое платье. Габриэль все так же не давал мне шевельнуться.
   – Отпусти ее лицо, чтобы она на меня посмотрела.
   Габриэль глянул на нее и зашипел.
   Из губ Кассандры донеслось низкое рычание.
   – Киска, я сегодня в настроении подраться. Не надо облегчать мне работу.
   – Разве тебя не ждут на церемонии? – спросила Райна. – Разве ты не нужна Доминику, чтобы все получилось?
   Кассандра приподнялась, и голос ее, низкий и рычащий, с трудом выходил из человеческих губ.
   – Я поговорю с Анитой и уйду или вообще не уйду.
   Райна подошла к кровати с другой стороны.
   – Ты никогда не найдешь Мастера вампиров, так точно подходящего твоему Мастеру, как Жан-Клод. Никогда. И ты подвергнешь опасности его единственный шанс на исцеление?
   – Я поступлю так, как пожелаю, Райна, ибо я – альфа. Когда Ричарда не станет, я буду вожаком стаи. Не забывай об этом.
   – Так мы не договаривались.
   – Мы договаривались, что ты убьешь Истребительницу еще до нашего приезда в город. Ты этого не сделала.
   – Маркус нанимал лучших. Кто знал, что ее будет так трудно убить?
   – Я знала, с тех самых пор, как ее увидела. Ты всегда недооцениваешь других женщин. Райна, это одна из твоих слабостей. – Кассандра подалась к Райне. – Ты пыталась убить Ричарда раньше, чем Доминик использует его для заклинания.
   – Он собирался убить Маркуса.
   Кассандра покачала головой:
   – Ты впала в панику. Райна, вместе со своим Маркусом. И теперь Маркус мертв, а ты стаю держать не сможешь. Слишком многие ненавидят тебя. И многие любят Ричарда или восхищаются им по крайней мере.
   Я хотела было спросить, где Ричард и Жан-Клод, но боялась, что знаю это. Церемония, жертвоприношение, но, чтобы оно удалось, им нужна Кассандра. Я не хотела ее торопить.
   – Ты и была алиби Доминика, – сказала я. – Не то чтобы я была против, но почему я до сих пор жива? Кассандра наклонилась ко мне:
   – Габриэль с Райной хотят снять тебя в фильме. Если ты дашь мне слово, что не будешь мстить никому из нас за смерть твоих мужчин, я буду драться за твою свободу. Я открыла рот, чтобы дать обещание. Она помотала пальцем у меня перед носом.
   – Без вранья, Анита. Между нами оно не пройдет.
   – Слишком для этого поздно, – сказала я. Кассандра кивнула:
   – Верно, и это меня печалит. В других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями.
   – Ага.
   От этого было еще больнее. Ничто так не втирает соль в раны, как предательство. Ричард мог бы сейчас согласиться со мной.
   – Где Ричард и Жан-Клод?
   Она посмотрела на меня пристально.
   – Даже сейчас ты думаешь, что можешь их спасти?
   Я хотела пожать плечами, но не могла.
   – Думать не запрещается.
   – Ты была приманкой и заложницей для этих двоих.
   Габриэль залез на меня, прижимаясь всем телом. Он был тяжел. Если получаешь наслаждение, то не замечаешь, насколько тяжел мужчина. Он сполз вниз, свесив ноги с кровати, и сложил руки у меня на груди, положив на них подбородок, а смотрел он на меня так, будто у него впереди весь день, вся ночь, все время мира.
   – Я очень удивилась, узнав, что ты сегодня разорвала с Ричардом, Анита, – сказала Райна. – Мы ему послали локон твоих волос с запиской, что в следующий раз пришлем руку. Он приехал один, никому не сказав, как мы потребовали. Он действительно дурак.
   На Ричарда это было похоже, но все равно меня удивило.
   – Но Жан-Клода-то вы не заманили на локон моих волос.
   Райна встала так, чтобы я лучше ее видела, и улыбнулась мне сверху.
   – Совершенно верно, мы даже и не пытались. Жан-Клод понял бы, что мы все равно тебя убьем, и пришел бы со всеми своими вампирами и верными ему волками. Была бы кровавая баня.
   – Как же вы его заполучили?
   – Кассандра его предала. Правда, Кассандра?
   Кассандра смотрела ничего не выражающими глазами.
   – Если бы Ричард с тобой не порвал, вы, быть может, могли бы вылечить Сабина. Просьба о помощи – это был исходный предлог, чтобы проникнуть на вашу территорию, но вы оказались сильнее, чем Доминик сначала думал. Ты удивила нас тем, что у тебя нет вампирских меток. Ты должна была тоже быть жертвой, но без хотя бы одной метки вампира это бесполезно.
   Ура мне.
   – Ты видела, как я залечила порез Дамиана и зомби. Я могу вылечить Сабина. Ты это знаешь, Кассандра. Ты сама видела.
   Она покачала головой:
   – Болезнь пробралась Сабину внутрь. Поражен его мозг. Если бы ты вылечила его сегодня, тут еще было бы о чем спорить. Но он должен быть в здравом уме, чтобы заклинание подействовало. Еще один день – и будет поздно.
   – Если вы убьете Ричарда и Жан-Клода, у меня не будет сил вылечить Сабина. Если Доминик собирался принести в жертву нас всех, значит, для заклинания нужны мы все трое.
   Что-то мелькнуло у нее в лице. Я была права.
   – Доминик не уверен, что заклинание подействует без слуги-человека в круге. Я права? Кассандра покачала головой.
   – Это надо сделать сегодня.
   – Если вы убьете их обоих, а Сабина это не вылечит, ты лишишь его последнего шанса. Наш триумвират его может вылечить, и ты это знаешь.
   – Ничего я такого не знаю. Ты сейчас готова мне луну с неба пообещать.
   – Это так, но все равно мы можем его вылечить. Если ты убьешь Ричарда и Жан-Клода, этого шанса не будет. Дай нам хотя бы попытаться. Если не получится, можешь принести их в жертву завтра. Я дам Жан-Клоду поставить на меня первую метку. И либо мы вылечим Сабина, либо идеально подойдем для заклинания Доминика.
   Я всю волю вложила в то, чтобы она меня слушала. Чтобы она верила.
   – А Сабин завтра ночью сможет прочесть свою часть заклинания? – спросила Райна, придвинувшись к Кассандре вплотную. – Когда у него сгниют мозги, останется только запереть его в ящике с крестами и засунуть ящик подальше.
   У Кассандры сжались кулаки, а в глазах мелькнул первобытный страх. Райна обратилась ко мне тоном непринужденной беседы:
   – Понимаешь ли, Сабин не умрет. Он превратится в лужицу грязи, но не умрет. Правда, Кассандра?
   – Да! – почти крикнула Кассандра. – Да, он не умрет. Он просто обезумеет. Сохранит все силы триумвирата, но станет сумасшедшим. Его придется запереть и надеяться, что заклинания Доминика смогут удержать его силу. Если нет, совет заставит нас сжечь его заживо, и только тогда придет смерть.
   – Но тогда, – заметила Райна, – вы с Домиником тоже умрете. Метки вампира утащат вас в ад вслед за ним.
   – Да! – рявкнула Кассандра. Она глядела на меня со смешанным выражением злости и беспомощности.
   – А я должна тебе сочувствовать? – спросила я.
   – Нет, Анита, ты должна умереть.
   Я попыталась придумать что-нибудь полезное. Это было нелегко под тяжестью лежащего на мне Габриэля, но если я этого не сделаю, погибнем мы все.
   Кассандра вздрогнула, будто кто-то до нее дотронулся. Покалывающая сила прошла от нее по моему телу, покрывая его мурашками. Габриэль поводил пальцами мне по рукам, удерживая эту гусиную кожу.
   – Мне пора, – сказала Кассандра. – До утра ты еще успеешь пожалеть, что тебя не принесли в жертву. – Она поглядела на Габриэля, на Райну. – Перерезанное гордо – это намного быстрее.
   Я с ней была согласна, но не знала, что сказать. Мы обсуждали различные способы прекращения моей жизни, и ни один из них мне не казался особенно удачным.
   – Мне очень жаль, – сказала Кассандра, глядя на меня.
   – Если тебе действительно жаль, – ответила я, – развяжи меня и дай мне какое-нибудь оружие. Она печально улыбнулась:
   – Сабин мне приказал этого не делать.
   – Ты всегда делаешь то, что тебе приказано?
   – В этом деле – да. Если бы красота Жан-Клода гнила на твоих глазах, ты бы тоже все ради, него сделала.
   – Ты кого пытаешься уговорить, меня или себя?
   Она чуть качнулась, и волна силы прокатилась от ее тела к моему. Габриэль лизнул мне руку.
   – Мне пора. Круг скоро замкнется. – Она поглядела на меня, на Габриэля, который водил по мне языком. – Мне действительно жаль, Анита, что так вышло.
   – Если ищешь прощения, молись. Бог тебя, быть может, и простит. Я – нет.
   Кассандра еще секунду посмотрела на меня.
   – Что ж, да будет так. Прощай, Анита.
   И она исчезла белым вихрем, как скоростной призрак.
   – Отлично, – сказала Райна, – а теперь ставим свет и делаем несколько пробных кадров.
   Свет полыхнул невыносимой яркостью. Я закрыла глаза. Габриэль пополз по мне вверх, и я открыла их.
   – Мы собирались раздеть тебя догола и растянуть на веревках, но Кассандра не позволила бы. Зато теперь она слишком занята своими делами. – Он взял меня за виски, прихватив волосы. – Мы тут положили тебе грим на лицо, пока ты была в отключке. А теперь можем и тело загримировать для фотогеничности. Твое мнение?
   Я пыталась придумать что-нибудь полезное. Что-нибудь вообще. И ничего в голову не лезло. Он наклонялся надо мной, ближе и ближе, открыл рот и показал клыки. Не вампирские клыки, а небольшие леопардовые. Ричард мне говорил, будто Габриэль столько времени провел в образе зверя, что уже не вернулся обратно до конца. Занимательно.
   Габриэль поцеловал меня легко, потом сильнее, просовывая язык ко мне в рот. Отодвинулся.
   – Кусай меня. – Он стал меня целовать, снова отодвинулся лишь настолько, чтобы прошептать: – Кусай меня.
   Габриэля заводила боль. Я не хотела его заводить еще сильнее, но когда его язык лез почти ко мне в глотку, трудно было не сделать того, что он просит. Он стал теребить мне груди, сжимая так, что я ахнула от боли.
   – Укуси, и я перестану.
   Я укусила его за губу, укусила так, что, когда он дернулся назад, его плоть натянулась между нами. Кровь хлынула ко мне в рот. Я выпустила его и плюнула кровью ему в лицо. Он был так близко, что она расплескалась красным дождем.
   Он рассмеялся, вытирая пальцами окровавленную губу, суя их в рот и слизывая кровь с них.
   – Ты знаешь, как я стал леопардом-оборотнем? Я смотрела молча.
   Он легко, небрежно дал мне пощечину. У меня из глаз посыпались искры.
   – Отвечай, Анита!
   Когда в глазах чуть прояснилось, я спросила:
   – А какой был вопрос?
   – Ты знаешь, как я стал леопардом-оборотнем? Мне не хотелось играть в эту игру, участвовать в постельных разговорах а 1а Габриэль, но получать опять по морде тоже не хотелось. Ему очень нетрудно будет отправить меня в нокаут, а выйду я оттуда в худшей форме, чем сейчас. Трудно поверить, но правда.
   – Нет, не знаю.
   – Я всегда любил боль, еще когда был человеком. Я познакомился с Элизабет, а она была леопардом. Мыс ней трахались, но я просил ее перекинуться в этот момент. Она говорила, что боится меня убить.
   Он наклонился надо мной, и с его губы падали медленные, тяжелые капли крови.
   Я моргала, отворачивалась, стараясь, чтобы кровь не попала в глаза.
   – Я тогда чуть не погиб.
   Я отвернула голову набок до упора, и его кровь капала мне на висок, на щеку.
   – И секс того стоил? Он наклонился и стал слизывать с меня кровь.
   – Такого секса у меня никогда не было.
   У меня из горла рвался крик. Я его проглотила, и это было больно. Должен быть выход. Должен быть, должен быть. Раздался мужской голос:
   – Ложись на нее, как будет на съемке, и давайте ставить свет.
   Я поняла, что это группа. Режиссер, оператор, еще дюжина народу, и никто не будет мне помогать.
   Габриэль вынул из высокого черного сапога нож. Рукоятка у ножа была черной, но лезвие сияло серебром. Я не могла удержаться, чтобы не рассматривать его. И до того мне тоже было страшно, но не так. Страх жег горло, грозя вырваться наружу воплями. Меня испугало не лезвие. Секунду назад я бы все на свете отдала, чтобы Габриэль перерезал веревки. Сейчас я бы отдала все, чтобы он этого не делал.
   Габриэль положил руку мне на живот и впихнул колено меж моих связанных ног. Они не могли сильно разъехаться, и я этому радовалась, но Габриэль извернулся и потянулся ножом вниз. Я знала, что будет, еще до того, как он разрезал веревку. Ноги у меня освободились, и Габриэль почти одновременно вдвинулся между ними – я не успела ни сопротивляться, ни как-то попытаться воспользоваться свободой. У него был большой опыт.
   Габриэль елозил по моим бедрам, раздвинув мне ноги так, что я чувствовала его сквозь джинсы. Я не вопила – я хныкала и презирала себя за это. Лицо у меня упиралось ему в грудь чуть ниже проколотого соска, и волосы на этой груди были жесткие и царапучие. Его тело почти полностью закрывало меня – в камере могли быть видны только руки и ноги.
   Мне пришла в голову очень странная идея.
   – Ты слишком длинный, – сказала я. Габриэль чуть приподнялся:
   – Чего?
   – В камеру ничего не будет видно, кроме твоей спины. Ты слишком высокий.
   Он сполз обратно, приподнявшись в упоре лежа. Обернулся, не слезая с меня.
   – Фрэнк, она тебе видна?
   – Не-а.
   – Блин! – сказал Габриэль. Посмотрел на меня и улыбнулся: – Никуда не уходи, я скоро вернусь.
   И он слез с меня.
   С освобожденными ногами я смогла сесть. Руки были привязаны, зато я смогла подтянуться к спинке кровати. Колоссальное улучшение.
   Габриэль, Райна и двое неряшливо одетых мужчин что-то обсуждали, сбившись в кучку. До меня доносились обрывки разговоров: “Может, подвесить ее к потолку?” “Так это ж все декорации менять!”
   Я выиграла время, но для чего? В комнате стоял длинный стол, и все мое оружие было выложено на нем, как на витрине. Там было все, что мне нужно, но как туда попасть? Райна не даст мне нож, чтобы я освободилась. Ага, Райна не даст, но Габриэль...
   Он подошел к кровати, двигаясь так, будто у него больше мускулов, больше гибкости, больше чего-то еще, чем у человека. Двигаясь как кот – если бы у кота было две ноги.
   Он склонился над кроватью и стал развязывать узел у спинки кровати, не трогая веревку, связывавшую мне руки.
   – А почему не разрезать? – спросила я.
   – Фрэнк на меня бочку катит уже за первую. Это же настоящий шелк, они дорогие.
   – Приятно знать, что Фрэнк настолько бережлив.
   Габриэль схватил меня за лицо, заставляя смотреть себе в глаза.
   – Мы сейчас переменим декорации и привяжем тебя стоя. Я тебя буду иметь, пока ты не отключишься со мной внутри, а тогда я перекинусь и разорву тебя на части. Может, ты даже выживешь, как выжил я.
   Я медленно перевела дыхание и заговорила очень осторожно:
   – Это и есть твоя фантазия, Габриэль?
   – Да.
   – Не лучшая из твоих фантазий.
   – Чего?
   – Насиловать беспомощную – это не твое представление о сексе.
   Он ухмыльнулся, сверкнув клыками:
   – Мое, мое.
   Без паники. Без паники. Без паники.
   Я прильнула к нему, и он отпустил мое лицо, чтобы я могла это сделать, но дернул веревку, чтобы мои руки были у него на виду. Да, у него явно был опыт.
   Я заставила себя ткнуться в его голую грудь, прижавшись к его коже связанными руками. Прижимаясь к нему лицом, я шепнула:
   – А разве ты не хочешь, чтобы при этом у тебя в теле сидел клинок?
   Я взялась за колечко в его левом соске и потянула так, что плоть вывернулась наружу, а Габриэль слегка вскрикнул.
   – Разве ты не хочешь чувствовать огонь серебра внутри себя, когда ты будешь шуровать внутри меня? – Я встала на колени, и наши лица сдвинулись вплотную. – Разве ты не хочешь знать, что, пока ты меня имеешь, я пытаюсь тебя убить? Твоя кровь, омывающая мое тело, пока ты меня имеешь, – не это ли твоя фантазия?
   Последнее я шепнула прямо ему в губы.
   Габриэль стоял совершенно неподвижно. Видно было, как бьется пульс у него на шее. Сердце его колотилось быстро и сильно у меня под руками. Я выдернула колечко из его соска, и Габриэль издал тихий стон, а я поднесла колечко к его губам, будто для поцелуя.
   – У тебя только одна возможность меня трахнуть, Габриэль. Так или этак, а Райна не даст мне дожить до утра. Второй попытки у тебя не будет.
   Кончик языка высунулся изо рта Габриэля и захватил кольцо, выдернув его из моих пальцев. Он покатал его во рту и достал, чистое от крови, потом протянул мне. Я пальцами сняла его и зажала в руке.
   – Ты просто хочешь, чтобы я дал тебе нож.
   – Я хочу сунуть тебе внутрь серебряное лезвие, да так, чтобы синяки остались от рукояти.
   Он затрепетал и вздохнул длинно, прерывисто.
   – Ты никогда не найдешь такую, как я, Габриэль. Поиграй со мной, Габриэль, и это будет лучший секс в твоей жизни.
   – Ты попытаешься меня убить.
   Я опустила руки к поясу его кожаных штанов.
   – Да, конечно, но был ли ты хоть раз в настоящей опасности после того первого раза с Элизабет? С тех самых пор, как она перекинулась под тобой, случалось ли тебе во время секса бороться за свою жизнь? Ходить по этой тонкой сверкающей нити между наслаждением и смертью?
   Он отвернулся, избегая моего взгляда. Я взяла его обеими руками за лицо, повернула к себе.
   – Тебе Райна не позволила, да? Просто не позволила, как щенку? Габриэль, ты альфа, я это чувствую. Не дай ей лишить себя этого. Не дай ей лишить тебя меня.
   Габриэль смотрел на меня, тела наши соприкасались, лица сблизились на расстояние поцелуя.
   – Ты меня убьешь.
   – Быть может, или ты меня.
   – Ты можешь и выжить, – сказал он. – Я выжил.
   – И теперь, когда ты выжил, ты эту Элизабет продолжаешь трахать? – Я чуть поцеловала его, проводя зубами по коже.
   – Она мне надоела.
   – А ты мне надоешь, Габриэль? Если я выживу, ты мне надоешь?
   – Нет, – шепнул он, и я знала, что он уже мой. Вот так. Либо это было начало какого-то блестящего плана, либо я выиграла время и какие-то варианты. Во всяком случае, положение улучшилось. Главный вопрос: сколько осталось времени у Ричарда и Жан-Клода? Пока Доминик их не выпотрошит? Если я не попаду туда вовремя, то можно и вообще туда не попадать. Если они погибнут оба, я почти хотела, чтобы Габриэль меня прикончил.
   Почти.

43

   Я по-прежнему была привязана к кровати, но Габриэль вернул мне ножи в наручные ножны. Потом вытащил на свет большой нож, лежавший у меня вдоль спины. Я думала, он его не отдаст, но в конце концов он отвел мне волосы в сторону и сунул нож в ножны.
   – Не режь веревки, пока я в кадре не появлюсь. Пусть камера видит, чего ты боишься. Обещай, что не испортишь мне кадр.
   – Дай мне пистолет, и я тебе обещаю спустить курок, когда ты уже будешь лежать на мне.
   Он улыбнулся и помахал пальцем у меня перед лицом, будто делая выговор ребенку:
   – Но-но-но! Грубая работа.
   Я глубоко вздохнула:
   – Может же девушка попытаться.
   – Может, может! – высоко и слишком нервно рассмеялся Габриэль.
   Уже был поставлен свет, готова камера – не хватало только действия. Габриэль вытер кровь с груди и вставил на место серебряное кольцо. Все начиналось сначала – на камеру. Мне даже вытерли кровь с подбородка и положили свежий грим. Его накладывала молодая вервольфица, Хейди, и глаза у нее были слишком широкие. И руки дрожали.
   – Ты поосторожнее, когда он будет тебя целовать, – шепнула она мне. – Одной девушке он язык откусил.
   – Ты можешь достать мне пистолет?
   Она задрожала, закатила глаза, охваченная страхом.
   – Райна меня убьет.
   – Не убьет, если будет мертва.
   Хейди все трясла и трясла головой, отступая от кровати.
   Почти вея съемочная группа вышла прочь. Когда режиссер понял, что у него не хватит рук, он стал предлагать премии. Большие премии, и некоторые тогда остались. Остальные вышли. В съемке снафф-фильмов они не участвуют. Не будут смотреть, как Габриэль меня убьет, но мешать этому тоже не станут. Может, кто-нибудь из них вызовет полицию. Такая мысль согревала, но я не питала на это надежд.
   От пробежавшей по коже волны силы пошли мурашки, она отозвалась где-то у меня в теле, глубоко и низко, и это ощущение пропало так же быстро, как появилось, но какой-то запах держался на коже, будто я прошла сквозь чей-то призрак. Я чуяла запах лосьона Ричарда. Он пытался что-то мне сказать, либо сознательно, либо подстрекаемый страхом. В любом случае время было на исходе. Я должна была их спасти. Должна. Другого выбора нет. Спасти их – значит подманить Габриэля достаточно близко, чтобы убить. Близко к себе.
   Сомнительное в лучшем случае преимущество. – Давайте к делу, – сказала я.
   – Ты слишком рвешься вперед для человека, которому предстоит ужасная смерть.
   Я улыбнулась, улыбнулась точно так, как хотел бы Габриэль: опасно, самоуверенно, сексуально.
   – Я не собираюсь умирать. Габриэль на миг отвернулся:
   – Давайте работать.
   Райна покачала головой и вышла из кадра.
   – Трахай ее, Габриэль, трахай так, чтобы она кричала твое имя, а потом убьешь.
   – С удовольствием, – шепнул он и вступил на пол декорации комнаты.
   Я вынула нож и разрезала веревку, привязывавшую меня к спинке, но руки все еще были связаны. Глядя на Габриэля, я повернула лезвие разрезать веревки. Он мог уже на меня прыгнуть, но не стал этого делать. Пока я освобождала руки, он скользил вокруг кровати.
   Потом встал на колени рядом с ней, глядя на меня. Я подалась назад, держа нож в правой руке. Я хотела слезть с этой проклятой постели.
   Габриэль лез на кровать, я а с нее. Он повторял мои движения, но у него они получались грациозными и до боли медленными. Воздух вокруг него дрожал от сдерживаемой энергии. Он ничего не делал, только полз поперек кровати, но обещание секса и насилия висело в воздухе грозой.
   Он был быстрее меня, длина рук у него была вдвое больше моей. Наверняка он был сильнее. Единственное, что было в мою пользу, – я собиралась его убить как можно быстрее, а он сперва собирался меня изнасиловать. То есть я хотела сделать то, чего он делать не хотел – по крайней мере на первом этапе. Если дело не кончится быстро, я пропала.
   Я встала на колено и пригнулась, держа по ножу в каждой руке. Он хотел подойти ближе, он даже хотел быть раненным, поэтому никакого фехтования, никакой разведки. Я его подманю и убью.
   У меня в животе забурлила сила, захлестнула меня волной ощущений. Запах летнего леса был так силен, что я закашлялась. На миг не стало видно комнаты – мелькнуло что-то другое, какие-то обрывки изображения, будто разбросанная по полу мозаика. Когда это кончилось, остались три мысли: страх, беспомощность, жажда.
   В глазах прояснилось. Надо мной было хмурое лицо Габриэля.
   – Что с тобой стряслось, Анита? Кассандра тебя слишком сильно стукнула?
   Я тряхнула головой и сделала прерывистый вдох.
   – Ты что, Габриэль, решил обойтись одними словами?
   Он усмехнулся – медленной ленивой усмешкой, обнажив клыки, и вдруг оказался рядом. Я полоснула не думая – чистый рефлекс. Он отпрыгнул, и кровь выступила у него на животе тонкой алой полосой.
   Он медленно и чувственно потер эту кровь пальцами, облизал их медленными движениями. На камеру. Влез на постель и обернул тело белой простыней, завернулся в нее, запутался, откинулся назад, обнажив шею. Я почти могла дотянуться.