Гарди Томас. Рассказы

не в моем это обычае, а все же так оно и есть!
- Да, у меня хватит духа отказать ему! - говорит Ханна, отчасти потому,
что отец ее был здесь, а отчасти потому, что уж очень разобрала ее досада,
да еще и лицо поцарапано. - Когда он тут меня улещал, я же не знала, что он
плут и обманщик!
- Как, значит, ты не пойдешь за меня, Ханна! - воскликнул Тони, и
нижняя челюсть отвисла у него, как у покойника.
- Никогда! Скорее я совсем не выйду за... за... замуж, - бормотала
Ханна, и у ней клубок подступал к горлу, потому что она ни за что не
отказала бы Тони, если бы он посватался по-хорошему и если бы не было здесь
отца, а лицо у нее не было так поцарапано терном. И, сказав это, она
поплелась прочь, опираясь на руку отца и втайне надеясь, что не все еще
потеряно и что Тони опять посватается к ней.
А Тони стоит и не знает, что же ему теперь делать. Милли плакала и
рыдала - казалось, все сердце выплачет, но раз отец присоветовал ему Милли,
значит, пусть кто угодно, только не она. И он повернулся к Юнити.
- Так как же, Юнити, милая, будешь ты моей? - спросил он.
- Подбирать чужие объедки? Нет, уж спасибо! - говорит Юнити. - Ни за
что на свете! - И Юнити тоже уходит, хоть и оглядываясь по временам, не идет
ли он за нею.
И остались тут вдвоем Тони и Милли. Она плачет-разливается, а Тони
стоит столбом, словно его громом оглушило.
- Ну, Милли, - говорит он наконец, подходя к ней, - уж, верно, суждено
нам быть вместе, тебе да мне. А чему быть - того не миновать. Пойдешь за
меня, Милли?
- Если ты хочешь, Тони. Но только скажи, ты ведь не всерьез все это им
говорил?
- А ты как думаешь! Понятно же, в шутку! - заявил Тони, да еще кулаком
пристукнул по ладони.
Ну, тут он расцеловал ее, поднял телегу, сели они оба рядком на козлы и
поехали; и оглашение их состоялось в следующее же воскресенье. Я сам на их
свадьбе не был, но говорят, что справили ее на славу. Гостей собралось -
чуть ли не весь Лонгпаддл.

- Должно быть, и вы там были, - обратился рассказчик к причетнику.
- Как же, был, - сказал мистер Флакстон. - И свадьба эта вызвала
большие перемены в судьбе двух других людей - я говорю про Стива Хардкома и
его двоюродного брата Джеймса.
- Как вы сказали? Хардкомы? - переспросил незнакомец. - Так это имя мне
знакомо. И что же с ними случилось?
Причетник откашлялся и начал:

ИСТОРИЯ ХАРДКОМОВ

Перевод Н. Высоцкой

- Да, у Тони свадьба была, пожалуй, из всех самая веселая, а я ведь,
сами понимаете, - повернулся он к новому слушателю, - бывал на многих,
потому что меня, как служителя церкви, уж обязательно приглашали на все
крестины, свадьбы и поминки, таков у нас в Уэссексе обычай.
Дело было в морозную ночку на святках. Среди приглашенных были эти
самые Хардкомы из Климмерстона, двоюродные братья Стив и Джеймс, оба мелкие
фермеры, только что начавшие обзаводиться собственным хозяйством. С ними,
само собой, пришли их нареченные - две тамошние девушки, обе прехорошенькие
и веселые. Да еще пришло несколько друзей из Абботкернела, и из Уэтербери, и
из Меллстока, и кто его знает откуда еще, словом, народу набралось полон
дом.
Из кухни все вытащили, чтобы очистить место для танцев, а старички
уселись в соседней комнате играть в карты. Но в конце концов и они побросали
карты и пустились в пляс. Танцующих было столько, что, когда первая пара
танцевала у большого окна в комнате, прочие, растянувшись, толкались в
сенях, а конца хоровода и разглядеть нельзя было, - последние пары терялись
в темноте двора среди вязанок хвороста.
Мы уже проплясали не один час, и те из нас, что повыше ростом, набили
уже себе не одну шишку, то и дело стукаясь головой о потолочные балки, как
вдруг один из скрипачей отложил в сторону смычок и заявил, что играть больше
не намерен, так как ему охота потанцевать самому. Через час и второй скрипач
отложил свой смычок и сказал, что тоже хочет танцевать, так что остался
только третий скрипач, а он был старый-престарый, и в руках у него было уже
мало силы. Но он все же с грехом пополам пиликал на своей скрипке. Стулья
все из комнаты вынесли, а ноги у старика были такие же слабые, как и руки,
так что ему пришлось примоститься на выступе стоявшего в углу буфета, а для
человека преклонных лет такое сиденье не слишком-то удобно.
Помолвленные, как оно и полагается, танцевали почти без передышки.
Нареченные на диво подходили друг к другу, но при том обе пары были совсем
разные. Невесту Джеймса Хардкома звали Эмили Дарт, она, как и Джеймс, была
тихого, кроткого нрава, и оба они любили спокойную домашнюю жизнь. Стив и
его избранница, по имени Оливия Пауэл, были совсем иного склада - подвижные,
шумные, они любили бывать на людях, и все их интересовало. Влюбленные решили
пожениться в один день, и поскорее. Свадьба Тони как бы раззадорила их.
Такое частенько бывает - я, как причастный к этим делам человек, не раз
замечал.
Они танцевали с упоением, как танцуют, лишь когда влюблены. И случилось
так, что ближе к ночи Джеймс оказался в паре с Оливией, нареченной Стивена,
а Стивен танцевал с невестой Джеймса Эмили. Однако, несмотря на такой обмен,
незаметно было, чтобы оба жениха танцевали с меньшим удовольствием. Так вот,
как я уже сказал, они, обменявшись девушками, отплясывали один танец за
другим, и хотя вначале каждый держал возлюбленную другого на некотором
расстоянии, опасаясь, что слишком тесные объятья могут вызвать
неудовольствие жениха, но постепенно наши кавалеры стали теснее прижимать к
себе своих дам, а потом и еще теснее.
Время бежало, и каждый из двоюродных братьев, танцуя с невестой
другого, все крепче прижимал ее к себе, когда пары кружились, и любопытно,
что ни Джеймс, ни Стивен не обращали друг на друга ни малейшего внимания.
Гулянье шло к концу, и я в тот вечер ничего больше не видел - на другой день
мне нужно было с самого утра быть в церкви, и я ушел одним из первых. Об
остальном мне уж потом рассказали.
После одного из самых зажигательных танцев, который, как я уже сказал,
они отплясывали, обменявшись невестами, молодые люди поглядели друг на друга
и тут же вышли на крыльцо.
- Джеймс, - говорит Стив, - а о чем ты думал, когда танцевал с моей
Оливией?
- Да, должно быть, - отвечал Джеймс, - о том же, о чем подумывал и ты,
когда танцевал с моей Эмили.
- Я думал, - не совсем уверенно начал Стив, - что был бы не прочь с
тобой обменяться не только на сегодняшний вечер, а и навсегда.
- Да и я не прочь, - отвечал Джеймс.
- Ну что ж, если, по-твоему, это можно устроить, так я согласен.
- Да. Только вот что скажут девушки?
- По-моему, - сказал Стив, - они не станут очень-то возражать. Твоя
Эмили так ко мне льнула, словно была уже, голубка, моей.
- А твоя Оливия - ко мне, - говорит Джеймс. - Я слышал, как бьется у
нее сердечко.
Ну, вот они и порешили сказать об этом девушкам по дороге домой. Так и
сделали. И когда они расставались этой ночью, у них уже было уговорено
обменяться невестами - все под впечатлением жаркой пляски на свадьбе Тони. И
в ближайшее воскресенье, когда прихожане, рассевшись в церкви на скамьях,
ждали разинув рты, что пастор известит о готовящемся бракосочетании двух
пар, они с великим изумлением услышали имена нареченных совсем в неожиданной
комбинации. Шепот пошел по церкви, все были уверены, что пастор ошибся,
однако оказалось, что оглашение сделано правильно. Как порешили братья, так
и обвенчались - каждый с бывшей невестой другого.
Года два обе супружеские четы прожили тихо и мирно, пока не начали
понемногу охладевать первые восторги любви, как оно обычно и бывает в браке.
И теперь братья в душе все больше и больше дивились - что это на них напало
в последнюю минуту и с какой стати переженились они крест-накрест, вместо
того чтобы пожениться, как полагалось и как было предназначено природой, -
каждый на той, в которую был влюблен сначала. Ясное дело - всему виной была
свадьба Тони, и они крепко жалели, что пошли на нее. Тихий домосед Джеймс,
большой любитель помечтать да подумать, иногда чувствовал, что его отделяет
от Оливии пропасть, - она ведь больше всего на свете любила верховую езду и
всякие увеселительные прогулки. А у Стива, который в поисках развлечений
вечно болтался то здесь, то там, жена была большая домоседка. Она любила
вышивать либо плести коврики, ее никогда не тянуло из дому - выезжала она,
только чтоб угодить мужу.
Вначале братья никому не говорили о своих супружеских неполадках, хотя
Стив порой, взглянув на жену Джеймса, украдкой вздыхал, и Джеймс, посмотрев
на жену Стивена, вздыхал тоже. Но потом мужчины перестали таиться друг от
друга и откровенно сознались оба, что сваляли дурака. Посмеиваясь и
пошучивая, однако с вытянутыми лицами, братья качали головой, дивясь, как
это они под влиянием мимолетной прихоти, в опьянении пляски, отказались от
своего первого, разумно сделанного выбора. Но они были люди порядочные и
здравомыслящие и потому честно старались примириться со своею участью и не
сетовали, раз уж ничего нельзя было изменить и поправить.
Так вот и жили они, пока однажды прекрасным летним днем не отправились
все вместе, как делали каждый год еще до свадьбы, погулять. На сей раз они
решили съездить в Бадмаут-Регис и, принарядившись, пустились в путь в девять
часов утра.
Добравшись до Бадмаут-Региса, они пошли прогуляться по берегу, и
влажный бархатистый песок скрипел под их башмаками. Ну прямо как будто
сейчас их вижу! Посмотрели на суда в гавани, поднялись на мыс, полюбовались
видом, пообедали в гостинице, а потом снова стали парочками прогуливаться по
берегу, поскрипывая новыми ботинками по бархатистому песку. Близился вечер,
и они присели на одну из скамеек, расставленных вдоль эспланады, послушали,
как играет оркестр, а потом стали думать - чем бы еще заняться?
- Я бы, - сказала Оливия (это значит - миссис Джеймс Хардком), -
охотнее всего покаталась на лодке. Музыку можно слушать и оттуда, а кроме
того так приятно было бы погрести.
- Хорошо придумано. Я - за, - говорит Стивен, любивший все то, что
нравилось Оливии.

Тут причетник обратился к пастору.
- Но вы, сэр, лучше всех знаете остальные странные подробности этого
странного вечера, изменившего всю их жизнь, ведь вы, не в пример мне,
слышали многое от них самих. Так, может, вы и расскажете?
- Если все этого хотят, пожалуйста, - отвечал пастор и продолжал
рассказ причетника.

- Жена Стивена не любила моря, - она находила в нем прелесть, только
если глядеть с берега, и страшилась одной мысли сесть в лодку. Джеймс тоже
не любил воды и сказал, что он бы с большим удовольствием остался и послушал
музыку отсюда, со скамейки, но раз жене хочется покататься на лодке, он не
против. Порешили на том, что Джеймс и жена его двоюродного брата, Эмили,
останутся сидеть на скамейке, наслаждаясь музыкой, а остальные возьмут
напрокат лодку - пристань была тут же внизу - и с полчасика покатаются, а
потом все вместе отправятся домой.
Такое решение пришлось как нельзя более по вкусу обоим непоседам; Эмили
с Джеймсом видели, как они спустились к лодочнику, выбрали маленький желтый
ялик и осторожно прошли к нему по узким мосткам. Стив помог Оливии войти в
лодку и сел напротив нее. Усевшись, они помахали оставшимся на берегу, потом
Стивен взялся за весла и стал грести в такт музыке, а Оливия правила,
искусно обходя другие лодки, потому что на гладком, как зеркало, море
каталось множество народу.
- Как красиво скользит их лодка, правда? - сказала Джеймсу Эмили (так,
во всяком случае, мне потом рассказывали). - И как оба они довольны. Их
вкусы во всем сходятся.
- Правда, - сказал Джеймс.
- Если б они поженились, была бы прекрасная пара, - сказала она.
- Да, - подтвердил он. - Жаль, что мы их разлучили.
- Не будем говорить об этом, Джеймс, - сказала она. - К добру ли, к
худу ли, мы как решили, так и сделали, и сделанного не воротишь.
После этого они долго сидели молча, а оркестр все играл, и мимо них
прохаживались гуляющие, а лодка уходила все дальше в море, и фигуры сидевших
в ней становились все меньше и меньше. Эмили и Джеймс не раз потом
рассказывали, что видели, как Стивен на минутку перестал грести, чтобы снять
мешавшую ему куртку, но что жена Джеймса все время сидела на корме
неподвижно, держа веревки от руля. Только когда они отплыли так далеко, что
с берега казались уже совсем крошечными, она повернула голову.
- Она машет нам платком, - сказала жена Стивена, вытащила свой
собственный и помахала в ответ.
Ялик слегка вильнул в сторону, когда миссис Джеймс отпустила руль,
чтобы помахать платком своему мужу и миссис Стивен. Но вот он снова
выровнялся, и вскоре фигуры сидевших стали совсем не видны, только маячили
два светлых пятнышка - кремовая жакетка Оливии и светлая рубашка Стивена.
Оставшиеся на берегу продолжали беседовать.
- Любопытно, что мы обменялись кавалерами именно на свадьбе у Тони, -
сказала Эмили. - Тони во всем был непостоянен, и можно подумать, что его
непостоянство заразило в ту ночь и нас. Кто же из вас первый предложил
пожениться не так, как мы были помолвлены?
- Да я уж сейчас и не помню, - отвечал Джеймс. - Ты же сама знаешь -
потолковали, решили - и оглянуться не успели, как все уж было сделано.
- А все эти танцы, - сказала она. - От них человек иной раз совсем
теряет голову.
- Правда, - признался он.
- Джеймс... а тебе не кажется, что они и до сих пор любят друг друга? -
спросила миссис Стивен.
Джеймс Хардком подумал немного и согласился: да, пожалуй, нежность еще
и сейчас порой вспыхивает в их сердцах.
- Да только ничего серьезного, - добавил он.
- А мне иногда кажется, что Стив частенько думает об Оливии, - тихо
сказала миссис Стивен, - особенно когда любуется, как она скачет верхом мимо
наших окон. Я так никогда не умела, да и сейчас до смерти боюсь лошадей.
- Да ведь и я не бог весть какой наездник, хотя в угоду ей и приходится
садиться на коня, - отозвался Джеймс Хардком. - Но не пора ли им
поворачивать к берегу - вон ведь многие уже вернулись. И о чем только Оливия
думает - правит прямо в открытое море! Как взяла это направление сначала,
так и держит!
- Заговорились, наверно, и совсем не смотрят, куда идет лодка, -
предположила жена Стивена.
- Возможно, - сказал Джеймс. - Я и не знал, что Стивен так здорово
умеет грести.
- Как же, - отвечала она. - Он часто бывает здесь по делам и всякий раз
пользуется случаем покататься по заливу.
- Уже и лодку чуть видно, - говорит снова Джеймс. - А ведь уже
смеркается.
Там, в море, беззаботная пара превратилась в крохотное пятнышко, едва
заметное в вечерней дымке. Сумерки все сгущались, и наконец совсем их
поглотили. Они исчезли, продолжая стремиться прочь от живущих на берегу,
словно хотели, ускользнуть за черту горизонта, в бесконечность, и не
возвращаться больше к земле.
А те двое все сидели на скамейке, добросовестно выполняя свое обещание
дожидаться Стивена и Оливии. На эспланаде один за другим зажигались фонари,
оркестранты убрали свои пюпитры и ушли, на яхтах, бороздивших залив,
вывесили сигнальные огни. Маленькие лодки возвращались одна за другой к
берегу, пассажиры сходили по мосткам на песок, но Стивена и Оливии не было
среди них.
- Как они долго, - сказала Эмили. - Я начинаю зябнуть. Не думала я, что
придется так долго сидеть на открытом воздухе.
Тогда Джеймс Хардком сказал, что ему не нужна его куртка, и заставил
Эмили ее накинуть. Он заботливо укутал ей плечи.
- Спасибо, Джеймс, - сказала она. - Как, наверно, холодно Оливии в ее
легкой жакетке!
Он сказал, что и сам уж об этом думал.
- Но теперь они, должно быть, где-нибудь недалеко, хоть нам их и не
видно. Еще не все лодки вернулись. Некоторые любят напоследок немного
покататься вдоль берега, пока не истекло время проката.
- А может, нам пройтись по берегу? - сказала она. - Вдруг мы их увидим.
Он согласился, но напомнил, что не следует уходить далеко от скамейки,
не то запоздавшая пара может с ними разминуться, и Стив с Оливией
рассердятся - ведь они договорились встретиться на эспланаде.
Они стали ходить, как патруль, взад и вперед по песчаному берегу
напротив скамейки, а те все не возвращались. Наконец Джеймс Хардком пошел к
лодочнику - ведь могло быть, что его жена и двоюродный брат вернулись
незамеченные в сумерках и сошли у причала, забыв про условленную встречу на
скамейке.
- Все лодки вернулись? - спросил Джеймс.
- Кроме одной, - отвечал лодочник. - И не придумаю, куда запропастилась
эта парочка. В темноте еще не дай бог на что-нибудь наскочат.
И снова, все больше и больше беспокоясь, ждали жена Стивена и муж
Оливии. Но желтый ялик не возвращался. Быть может, они причалили дальше, за
эспланадой?
- Только если хотели уйти, не расплатившись, - сказал лодочник. - Да по
ним не похоже, чтоб они так сделали.
Джеймс Хардком знал, что такое предположение невероятно. Теперь,
припоминая, какие разговоры вели они порой с братом о своих женах, он
впервые допустил мысль, что, быть может, когда Стив и Оливия остались
наедине, старое влечение вновь вспыхнуло в них с такой силой, какой они сами
не ожидали - потому что вначале, предпринимая эту прогулку, они, вне всякого
сомнения, просто хотели немного развлечься. Может быть, они причалили у
ступенек там, дальше по пирсу, чтобы несколько лишних минут побыть друг с
другом.
Но он все еще гнал от себя эту мысль и не поделился ею со своей
спутницей, а только предложил:
- Давай походим еще.
Так они и сделали, и все ходили между лодочным причалом и пирсом, и
жена Стивена, усталая и встревоженная, опиралась на предложенную Джеймсом
руку. Становилось совсем поздно. В конце концов Эмили выбилась из сил, и
Джеймс решил, что пора возвращаться домой. Оставалась еще слабая надежда,
что загулявшие высадились в гавани на другом конце города или еще где-нибудь
и поспешили домой другим путем, уверенные, что Джеймс и Эмили не станут
ждать их так долго.
Все же Джеймс сказал кое-кому на пристани об исчезновении лодки и
просил следить, не станет ли чего о ней известно, но тревоги в тот вечер еще
не стал поднимать, - самая мысль о возможном бегстве заставила его быть
сдержанным. И, полные недобрых предчувствий, оба покинутых поспешили на
последний поезд, уходивший из Бадмаут-Региса, а прибыв в Кэстербридж, наняли
экипаж и поехали домой, в Верхний Лонгпаддл.
(- По той самой дороге, по которой и мы сейчас едем, - вставил
причетник.)
- Да, конечно, по этой самой дороге, - сказал пастор. - Однако ни
Оливии, ни Стивена в деревне не оказалось. Как ушли они утром, так больше и
не появлялись. Эмили и Джеймс Хардком разошлись по своим домам, - хоть
немного отдохнуть, - а на заре снова отправились в Кэстербридж и сели в
Бадмаутский поезд - поезда тогда только начали ходить.
За время их непродолжительного отсутствия о пропавших ничего нового не
стало известно. Но в ближайшие часы несколько молодых людей заявили, что
видели вчера, как какой-то мужчина и женщина в маленькой наемной лодке шли
на веслах прямо в открытое море, - они, словно зачарованные, глядели друг
другу в глаза, сами не замечая, что делают и куда их несет. Во вторую
половину дня Джеймс услышал еще кое-что. Далеко в море нашли перевернутую
лодку. К вечеру море разбушевалось, и вскоре по городу. разнеслась весть,
что несколькими милями восточнее, в Лалстэд Бэй, к берегу прибило два
мертвых тела. Их доставили в Бадмаут, и здесь в них опознали пропавших.
Говорили, что нашли их крепко обнявшимися, губы к губам, а на лицах было то
странное, как бы зачарованное, выражение покоя, которое у них заметили, еще
когда они плыли в лодке.
Ни Джеймс, ни Эмили не заподозрили сознательного намерения в поступке
несчастных влюбленных. Предумышленного тут ничего не могло быть. Неизвестно,
на что их могло в конце концов толкнуть взаимное чувство, но ни ему, ни ей
не было свойственно действовать исподтишка. Можно было предположить, что,
засмотревшись друг другу в глаза - любимые глаза, которые некогда светили
только ему одному или ей одной, оба погрузились в нежные мечты и, не решаясь
сознаться в своем чувстве, плыли и плыли вперед, забыв о времени и
пространстве, пока ночь не застала их вдали от берега. Но доподлинно ничего
не было известно. Так суждено было им умереть. И две половины, из которых
природа предполагала составить совершенное целое, не достигли этого при
жизни, хотя в смерти своей остались неразлучны. Тела привезли домой и
похоронили в один день. Помню, я оглянулся, читая похоронную молитву, и
увидел, что на кладбище собрался чуть ли не весь приход.
(- Да, сэр, верно, - сказал причетник.)
- Двое оставшихся, - продолжал пастор (голос его теперь звучал глухо;
повествуя о печальной судьбе влюбленных, он, видимо, сам разволновался), -
были рассудительнее и дальновиднее и не такие романтики.
Каждого из них это несчастье лишило спутника в жизни, и в конце концов
они устроили свою свадьбу так, как было предназначено природой и как они
сами первоначально намеревались. Года через полтора Джеймс Хардком женился
на Эмили, и брак этот во всех отношениях оказался счастливым. Я и венчал их.
Когда Джеймс Хардком пришел ко мне условиться насчет оглашения, он рассказал
мне о гибели своей первой жены, и все, что он тогда говорил, я передал вам
почти слово в слово.
- А они все еще живут в Лонгпаддле? - спросил новый пассажир.
- О нет, сэр, - вмешался причетник, - Джеймс вот уже лет пятнадцать как
умер, а жена его померла лет шесть тому назад. Детей у них не было. И Уильям
Прайветт жил у них до самой своей смерти.
- А, Уильям Прайветт! И он, значит, тоже умер? - воскликнул мистер
Лэкленд. - Все проходит!
- Да, сэр. Уильям был гораздо старше меня. Ему бы сейчас было уже за
восемьдесят.
- А ведь Уильям умер не просто, очень не просто! - вздохнул отец
торговца семенами - мрачного вида старик, сидевший в глубине фургона и
хранивший до сих пор молчание.
- А что же там такое было? - спросил мистер Лэкленд.

РАССКАЗ СУЕВЕРНОГО ЧЕЛОВЕКА

Перевод Э. Раузиной

- Вы, наверно, помните, какой этот Уильям был молчаливый, да и вообще
было в нем что-то странное: если близко к тебе подойдет, так всегда это
чувствуешь, даже если его не видишь и он только где-нибудь в доме или сзади,
у тебя за спиной, - сейчас потянет в воздухе холодом и сыростью, словно
где-то рядом открыли дверь в погреб. Так вот, однажды в воскресенье - Уильям
в ту пору, по всему судя, был еще в добром здравии - вдруг что-то случилось
с колоколом, что сзывал прихожан в церковь; мне об этом церковный сторож
рассказывал, так он божился, что не помнит, чтобы колокол когда-нибудь был
таким неподатливым и тяжелым, - должно быть, заржавели болты и подошло время
их смазать. Так вот, говорю я, было это в воскресенье. А на следующей
неделе, не помню уж, в какой день, жена Уильяма допоздна не ложилась спать -
доглаживала белье - она всегда стирала на мистера и миссис Хардком. Муж ее
уже час или два как отужинал и лег спать. Гладит она и вдруг слышит, что он
спускается по лестнице; остановился, надел сапоги - он всегда оставлял их у
первой ступеньки, - потом входит в комнату, где она гладила, и прямиком мимо
нее к двери - иначе выйти на улицу нельзя было. Ни он, ни она ничего не
сказали: Уильям и всегда-то был скуп на слова, а она так устала, что ей и
вовсе было не до разговоров. Он вышел из дому и затворил за собой дверь.
Жена не обратила на него особого внимания и продолжала гладить - случалось
ведь и раньше, что он вот так же ночью выходил из дому: то ему
нездоровилось, то просто не спалось - хотелось раскурить трубочку. Скоро она
кончила гладить, а мужа все нет и нет, ну, она подождала еще немного и,
чтобы не терять времени даром, поставила утюги на место, а потом собрала ему
к утру завтрак. А он все не возвращается, тогда она решила больше не ждать
его и поскорее лечь спать - уж очень она умаялась за день. Но так как она
считала, что муж где-то недалеко, то оставила дверь незапертой, только
написала на ней мелом: "Не забудь закрыть дверь!" (Уильям был очень
рассеянный) - и хотела было идти наверх.
Каково же было ее удивление, - да мало сказать удивление, она просто
остолбенела, - когда, подойдя к лестнице, увидела его сапоги на том самом
месте, где он всегда оставлял их, ложась спать. Она поднялась наверх,
отворила дверь в спальню - на кровати крепким сном спал Уильям. Как могло
случиться, что она не видела и даже не слышала, как он вернулся? Разве что
он тихонько пробрался у нее за спиной, пока она возилась с утюгами? Да и то
навряд ли: не может быть, чтобы она его не заметила, ведь комната совсем
маленькая. Однако будить и расспрашивать мужа ей не хотелось, и в полной
растерянности и тревоге она легла спать, так и не разгадав этой загадки.
Наутро он встал и ушел из дому очень рано, когда жена еще спала. Она с
нетерпением ждала его к завтраку. Как он объяснит вчерашнее происшествие? И
чем больше думала она об этом теперь, средь бела дня, тем все более странным
и непонятным казалось ей то, что произошло ночью. Но когда он пришел и сел
за стол, она и рта не успела раскрыть, как он спросил:
- Что это там написано на двери?
Она объяснила ему и спросила, зачем он выходил ночью из дома. Но Уильям
ответил, что он как вошел в спальню, так уж больше и не выходил, разулся,
лег и тут же заснул и спал без просыпу, пока часы не пробили пять, а тогда
встал и отправился на работу.
Бетти Прайветт готова была поклясться, что он выходил из дома, в этом