Гарди Томас. Рассказы

железный кол, на который Стокдэйл положил было руку, начал слегка клониться
набок, - грузчики взбирались по склону, держась за ввревку, и слышно было,
как с них стекает вода. Когда они начали один за другим показываться
наверху, стало видно, что каждый тащит на себе пару бочонков: один за
спиной, второй на груди. Бочонки были связаны веревкой, закрепленной под
обручами и перекинутой через плечо грузчика. Те, кто посильнее, несли еще и
третий бочонок, примостив его за спиной, но большинство тащило только по
два, Да и то было достаточно тяжелым грузом: человеку, отшагавшему с такой
ношей мили четыре-пять, начинало казаться, что ему всю грудь расплющило.
- Где мистер Оулет? - обратилась Лиззи к одному из грузчиков.
- Он там ждет, пока мы все выберемся, - ответил тот. - А вернется
другой дорогой.
Поднявшиеся первыми, не дожидаясь остальных, пустились в обратный путь;
когда вскарабкался последний, Лиззи подтянула веревку, намотала ее витками
на руку, вывернула кол из земли и хотела уже идти следом за всеми.
- Вы что-то уж очень беспокоитесь об Оулете, - сказал священник.
- Господи, что за человек! - воскликнула Лиззи. - Ведь он же мне родня!
- Да, правда. Ну, хорошеньких дел вы натворили сегодня ночью, - сказал
Стокдэйл угрюмо. - А все-таки дайте я понесу вам кол и веревку.
- Слава богу, удалось благополучно переправить товар на сушу, - сказала
Лиззи.
Стокдэйл покачал головой и, приняв из рук Лиззи кол, зашагал рядом с
ней по направлению к холмам, и ропот моря мало-помалу затих вдали.
- Об этих-то делах вы и разговаривали тогда с Оулетом? - спросил
священник.
- Да. Других дел у нас с ним нету.
- Странно все-таки по такому поводу входить в компанию с молодым
человеком.
- Это повелось еще от наших отцов. Они ведь были деверями.
Стокдэйл не мог закрывать глаза на то, что при сходстве вкусов и целей
у Лиззи и Оулета и при необходимости для них разделять опасность всякий раз,
как приходила новая партия контрабанды, было бы только естественно, если бы
Лиззи приняла от своего компаньона предложение руки и сердца. Соображение
это не смягчило Стокдэйла, напротив, оно еще более укрепило в нем решимость
не допускать этого брака, вырвать Лиззи из компании ночных авантюристов и
добиться, чтобы она вела более приличный для женщины образ жизни, притом в
соответственной обстановке - например, в гостиной священника в каком-нибудь
отдаленном графстве, как можно дальше от побережья.
Они держались на довольно близком расстоянии от вереницы грузчиков, и
когда те вышли на дорогу, ведущую к деревне, Стокдэйл увидел, что они
разбились на две неравные группы, и каждая направилась в свою сторону.
Меньшая двинулась к церкви, и когда Лиззи и Стокдэйл подходили к дому,
контрабандисты уже перелезли через церковную ограду и неслышно ступали по
кладбищенской траве.
- Оулет, как видно, опять решил часть бочонков спрятать на колокольне,
- заметила Лиззи. - Помните, я водила вас туда в первый вечер, как вы
приехали?
- Как не помнить, - сказал Стокдэйл. - Не удивительно, что у вас было
разрешение продырявливать бочонки - они, очевидно, принадлежали Оулету?
- Нет, то были мои собственные, я сама себе дала разрешение. Их тогда
на другой же день увезли в телеге с навозом - далеко, за несколько миль
отсюда, и сбыли очень выгодно.
В эту минуту из-за живой изгороди против дома Лиззи начали вдруг один
за другим выпрыгивать контрабандисты - те, что составляли более численную
группу; первый - у него за плечами не было ноши - выступил вперед.
- Миссис Ньюбери, это вы? - произнес он торопливо.
- Да, Джим, это я. Что случилось?
- Вот какое дело, Лиззи: в Бэджерс-Клампс нам сегодня не удастся ничего
пристроить, - сказал Джим Оулет. - За местом наблюдают. Придется вытащить
яблоню в саду, если только успеем. Под лестницу на колокольне уж больше
ничего не засунешь, а в навозе у меня во дворе и так спрятано больше, чем
следовало бы.
- Хорошо, только поживее, - сказала Лиззи. - Чем я могу помочь?
- Нет, Лиззи, не хлопочите. А, это наш проповедник. Ну, вам обоим, раз
вы делу пособить не можете, лучше зайти в дом, чтобы вас и не видели.
В голосе его слышалась лишь озабоченность контрабандиста, а не ревность
влюбленного. Люди, бывшие с ним, тем временем уже почти все выбрались из-за
ограды, но когда прыгал последний, веревка, соединявшая бочонки, на беду,
соскользнула, и оба бочонка покатились по дороге; от удара один из них
треснул.
- Ах, чтоб тебе! - вскрикнул Оулет и кинулся к дороге.
- Такой бочонок стоит, наверное, очень недешево? - осведомился
Стокдэйл.
- Да нет, нам он обошелся в две с половиной гинеи. Дело не в убытках -
запах, вот что плохо! - взволнованно воскликнула Лиззи. - Коньяк, пока его
не разбавили водой, ужас до чего крепкий и страшно сильно пахнет, если его
вот так пролить на землю. Только бы он успел выдохнуться, прежде чем Латимер
поедет по дороге!
С помощью других контрабандистов Оулет подобрал лопнувший бочонок, и
затем они принялись скрести и топтать землю, чтобы насколько возможно
уничтожить следы разлитого коньяка; затем все вошли через калитку в
яблоневый сад Оулета, правой своей стороной примыкавший к саду Лиззи.
Стокдэйл не захотел к ним присоединиться, так как контрабандисты хотя и
молчали, но посматривали на него с недоумением. Лиззи отошла в конец сада и
там стояла, заглядывая поверх ограды в сад Оулета, - можно было смутно
различить, как суетятся там люди, пряча бочонки. Проделано это было и
бесшумно и в темноте, а затем все ушли кто куда; те, что доставили партию
бочонков на колокольню, разошлись по домам еще раньше.
Лиззи вернулась к калитке, у которой все еще стоял погруженный в
раздумье Стокдэйл.
- Все сделано, я иду домой, - мягко сказала Лиззи. - Я оставлю для вас
дверь отворенной.
- Нет, не беспокойтесь, - ответил Стокдэйл. - Я тоже иду.
Но ни он, ни она не сделали еще и шага, как до слуха их долетел
приглушенный стук копыт, доносившийся, казалось, оттуда, где проселок
соединялся с большой дорогой.
- Малость опоздали! - торжествующе воскликнула Лиззи.
- Кто?
- Латимер со своим помощником - конная охрана. Зайдем-ка лучше в дом.
Они вошли в дом, и Лиззи закрыла дверь на засов.
- Пожалуйста, мистер Стокдэйл, не зажигайте света.
- Я и не собирался.
- А я думала, вы, может быть, держите сторону короля, - произнесла
Лиззи с еле ощутимым оттенком сарказма.
- Да, я держу его сторону, - сказал Стокдэйл. - Но я люблю вас, Лиззи
Ньюбери, вы это отлично знаете, и я хочу, чтобы вы знали также, если вам
доселе то не было известно, что последнее время совесть моя сильно из-за вас
страдает.
- Да, да, я знаю, - сказала она поспешно. - Только не понимаю почему.
Ах, мистер Стокдэйл, я вас не стою!
Конский топот как будто затих; Стокдэйл и Лиззи еще с минуту
прислушивались, потом простились на ночь, едва соприкоснув пальцы в холодном
рукопожатии, словно чужие. Они уже поднялись по лестнице, и каждый
направился в свою комнату, как вдруг опять отчетливо послышался стук подков
уже у самого дома.
Лиззи повернулась к окошечку на лестнице, чуть приоткрыла его и
прильнула лицом к щели.
- Это Латимер, - шепнула она. - Всегда разъезжает на белой лошади. Уж,
казалось бы, самая неподходящая масть!
Стокдэйл заглянул в щель и увидел белого коня, шагавшего мимо дома. Но
акцизники не отъехали и десятка шагов, как Латимер придержал поводья и
что-то сказал своему спутнику - ни Стокдэйл, ни Лиззи слов разобрать не
смогли. Вскоре, однако, стало и так ясно, о чем шла речь, ибо второй всадник
тоже остановился, и, круто повернув коней, оба они осторожно двинулись в
обратном направлении. Вновь поравнявшись с садом миссис Ньюбери, Латимер
спешился, и тот, кто ехал рядом с ним на темной лошади, последовал его
примеру.
Лиззи и Стокдэйл, стараясь как можно лучше все расслышать и разглядеть
сквозь щель приоткрытой рамы, естественно, сблизили головы; и случилось так,
что щеки их соприкоснулись. Оба продолжали стоять, как будто и не заметив
этого любопытного явления, и постепенно щеки, вместо того чтобы отдалиться,
еще теснее прижались одна к другой.
Слышно было, как акцизники принюхиваются, словно гончие, шумно втягивая
воздух; они медленно шли по дороге, пока не добрались до места, где
расклепался бочонок. Тут они остановились как вкопанные.
- Ага, вот где здорово пахнет! - сказал подручный Латимера. - Постучать
в дверь, что ли?
- Нет, не стоит, - сказал Латимер. - Может, это только приманка, чтобы
сбить нас со следа. Не станут они расплескивать вино там, где его прячут. Я
уж видал такие уловки.
- Все ж таки хоть сколько-нибудь бочонков здесь проносили.
- Да, пожалуй, - проговорил Латимер, раздумывая. - Если только все это
не проделано для того, чтобы сбить нас с толку. Сдается мне, сейчас надо
ехать домой и никому ни слова, а рано утром явимся сюда опять, но уже не
одни, а с подмогой. Где-то здесь у них склад, это я доподлинно знаю, но что
поделаешь в такой тьме? Сейчас проедемся по деревне, проверим, все ли спят,
и если везде тихо, мы так и сделаем, как я сказал.
Стоявшие у окна слышали, как всадники не спеша проехали всю деревенскую
улицу, которая в конце заворачивала и выходила на проезжую дорогу, - туда-то
акцизники и направились, и топот коней постепенно смолк в отдалении.
- Что же теперь делать? - спросил Стокдэйл, отходя от окна.
Лиззи поняла, что он имеет в виду обыск, который акцизники намеревались
произвести в деревне, и что сказал он это для того, чтобы отвлечь ее
внимание от мимолетной нежной сцены возле окна, - сам он, видно, предпочитал
думать, что это было только в мечтах, а не на самом деле.
- Да ничего не надо делать, - ответила Лиззи, как можно спокойнее,
стараясь скрыть разочарование, вызванное его сухим тоном. - Такие переполохи
у нас не в диковину. Вы бы тоже не боялись, если бы знали, до чего эти
акцизники глупы. Только подумать: разъезжают верхом по всей деревне! Если
поднимать такой шум, так уж конечно никого не увидишь! А сойти с лошадей
боятся - чего доброго, наши парни схватят их обоих да привяжут к воротам,
как уже бывало. Спокойной ночи, мистер Стокдэйл.
Она закрыла окно и ушла к себе в комнату и там уронила слезу, но не
оттого, что ее беспокоила бдительность акцизников.

VI

ВЕЛИКИЕ ПОИСКИ В НЕЗЕР-МОЙНТОНЕ

Стокдэйла так разволновали ночные события, а также возникший в его душе
конфликт между совестью и любовью, что он не заснул и даже не задремал и
весь остаток ночи бодрствовал, словно днем. Как только забрезжил серый
рассвет и в комнате стали различимы наиболее светлые предметы, Стокдэйл
встал, оделся и вышел через сад на дорогу.
Деревня уже пробудилась. Кто-то из контрабандистов слышал ночью
знакомый топот лошади Латимера, и они уже рассказали об этом остальным
грузчикам и Оулету. Беспокоились они только за те бочонки, которые были
спрятаны на колокольне, и после краткого совещания на углу возле мельницы
решили, что надо сейчас же, пока еще не совсем рассвело, извлечь их оттуда и
спрятать в гуще двойного ряда кустов, ограждавших соседнее поле. Однако
контрабандисты еще не успели ничего привести в исполнение, как с дороги
послышался топот шагов.
- А, черт бы их побрал - это они, тут как тут, - сказал Оулет. Он уже
пустил воду, и мельница работала. Сам он, весь в муке, стоял подле дверей,
всем своим видом показывая, что его внимание целиком поглощено тем, что
происходит внутри подрагивающих стен мельницы.
Те, с кем он только что совещался, разошлись и занялись каждый своим
делом, и к тому времени, когда акцизники, во главе целого отряда нанятых
помощников, приблизились к перекрестку, где стояли дом миссис Ньюбери и
мельница Оулета, деревня приняла свой всегдашний утренний деловой вид.
- Так вот, - обратился Латимер к своим помощникам, их было тринадцать
человек, - одно я знаю наверняка: бочонки запрятаны где-то в деревне. У нас
впереди целый день, - неужели ж мы их не сыщем и не доставим еще засветло в
Бадмаут в таможню? Начнем с дровяных сараев, потом обшарим дымоходы, потом
стога сена и конюшни, все по порядку, чтобы ничего не пропустить. Помните -
полагаться нам приходится только на собственный нюх, так пусть уж ваши носы
сегодня поработают в полную силу.
И поиски начались. Оулет и Лиззи наблюдали за ними, оба с видом
полнейшей невозмутимости: Оулет из окна мельницы, а Лиззи - стоя в дверях
своего дома. По улице проехал фермер, один из тех, кто имел пай в деле:
одним глазом он поглядывал на свои поля, а другим - на Латимера и его
подручных, готовый, в случае если к нему обратятся с расспросами, запутать
след. Стокдэйл, хотя и не повинный ни в какой контрабанде, беспокоился
больше самых заядлых контрабандистов.
С тяжелым сердцем сел он в тот день за свои книги и то и дело вставал,
подходил к двери и задавал Лиззи вопрос за вопросом, допытываясь, какие ждут
ее последствия, если бочонки будут обнаружены.
- Последствия будут обыкновенные, - сказала она спокойно. - Я понесу
убытки, только и всего. Ни в доме, ни в саду у меня бочонков не запрятано,
значит, меня не тронут.
- Но ведь часть их зарыта у вас в яблоневом саду?
- Яблоневый сад я сдаю в аренду Оулету, а у него арендуют другие. Не
так-то просто будет доказать, кто хозяин бочонков, если их там найдут.
Никогда еще и нигде не происходило столь грандиозного высматривания и
вынюхивания, как в тот день в Незер-Мойнтоне и его окрестностях. Все это
проделывалось весьма тщательно в строгой последовательности и, главным
образом, на четвереньках. На каждый час дня у акцизников имелась особая
программа. От рассвета до завтрака они использовали свое обоняние, так
сказать, для прямого поиска, проверяя лишь те места, где бочонки могли
находиться в данную минуту, припрятанные там на время до следующей ночи,
когда их переправят дальше. В числе обследованных и обнюханных мест были:
дупла деревьев, картофельные ямы, дровяные сараи, спальни, чердаки, где
хранились запасы яблок, посудные шкафы, футляры столовых часов, дымоходы,
кадки с дождевой водой, свинарники, сточные трубы, живые изгороди, вязанки
хвороста, стога сена, печи и медные котлы.
После завтрака акцизники с новым рвением принялись за поиски, взяв иной
курс, а именно - занявшись обследованием тех предметов одежды, которые могли
соприкоснуться с бочонками во время переправы их на берег и, стало быть,
оказаться в пятнах от вина, просочившегося сквозь клепку. Поэтому теперь
акцизники обнюхивали холщовые плащи, старые рубашки и жилетки, пальто и
шляпы, штаны и гамаши, женские шали и платья, фартуки кузнецов и сапожников,
наколенники и садовые перчатки, брезенты, дорожные пыльники и тряпье
огородных пугал.
А когда миновало время обеда, розыски были перенесены в те места, куда
в момент тревоги могли выплеснуть контрабандное вино, то есть в конские
водопои, конюшенные стоки, кучи золы и кучи навоза, канавы с водой,
выгребные ямы, стоки во дворах, мусор и помойные ямы на задворках.
И все же неутомимые слуги закона не обнаружили ничего, кроме
замеченного спервоначала и еще не выдохшегося предательского запаха на
дороге против дома миссис Лиззи Ньюбери.
- Вот что я вам скажу, братцы, - заявил своим помощникам Латимер, когда
пробило три часа. - Придется все проделать сызнова. Я их разыщу, эти
бочонки!
Помощники, нанятые лишь на день, глянули на свои руки и колени, грязные
от ползанья на четвереньках, и потерли себе носы, как бы желая тем выразить,
что с них взять больше нечего, ибо в ноздри им вошло столько зловония, что
носы стали не более чувствительны к запахам, чем дымоход. Однако после
минутного колебания помощники согласились возобновить поиски - все, кроме
троих, которым обоняние окончательно изменило, не выдержав чрезмерной
нагрузки.
К этому времени во всей деревне нельзя было бы найти ни единого
представителя мужского пола. Оулета не оказалось на мельнице, фермеров в
полях, пастора в его саду, кузнец ушел из кузницы, и мастерская колесника
пустовала.
- Куда же, черт побери, все они делись? - сказал, оглядываясь по
сторонам, Латимер, до сознания которого это только что дошло. - Ну, я же им
пропишу! Почему никто не идет мне на подмогу? Во всей деревне никого, кроме
методистского проповедника, а от него проку, что от старой бабы. Именем
короля требую, чтобы жители оказали мне содействие в поисках!
- Сперва надо отыскать жителей, потом уж требовать, - сказал помощник
Латимера.
- Ну, ладно, без них еще лучше, - сказал Латимер, у которого настроение
менялось с необыкновенной быстротой. - Ишь притаились все и носа не кажут -
очень это подозрительно, я им это припомню! Теперь давайте-ка заглянем в сад
Оулета, посмотрим, может, там что и сыщется.
Стокдэйл стоял, опершись о калитку, слышал эти переговоры и порядком
встревожился, подумав, что со стороны жителей неблагоразумно так скрыться из
виду. Он сам, как и акцизники, последние полчаса ломал, голову над тем, куда
подевался весь народ. Кое-кто из фермеров в силу необходимости действительно
должен был выехать в поле, далеко от деревни, но тем, кто не занимался
земледелием, надлежало находиться всем на своих местах. Тем не менее
ремесленники лишь показались у себя в мастерских и на нынешний день,
очевидно, уже закончили работу. Стокдэйл подошел к Лиззи, которая сидела у
окна и шила.
- Лиззи, где же все они?
Лиззи рассмеялась.
- Там, куда они всегда забираются, когда приходится туго. - Она подняла
глаза к небу. - Там, наверху, - сказала она.
Стокдэйл также посмотрел вверх.
- Как! На крыше колокольни? - спросил он, проследив за направлением
взгляда Лиззи.
- Да.
- Боюсь, им скоро придется сойти оттуда, - мрачно произнес он. - Я
слышал, что говорили акцизные чиновники: они хотят заново обыскать весь сад,
а потом и каждый закоулок в церкви.
Впервые за все время Лиззи забеспокоилась.
- Мистер Стокдэйл, прошу вас, пойдите скажите это тем, что на крыше.
Нужно их предупредить. - Заметив, что совесть
в молодом пасторе бушует, словно кипяток в котле, она тут же добавила:
- Нет, не надо, я схожу сама.
Она вошла в сад и перелезла через кладбищенскую ограду: акцизники в это
время уже направлялись к саду Оулета. Что было делать Стокдэйлу, как не
последовать за молодой женщиной? Он нагнал ее у колокольни, и они вошли
вместе.
Колокольня в Незер-Мойнтоне, как и во многих других деревнях,
представляла собой не отдельную башню, а просто надстройку над зданием
церкви, и проникнуть наверх к колоколам можно было только с церковных хоров
через квадратный люк в полу звонарни, для чего пользовались приставной
лесенкой, - а дальше, в самой звонарне, была уже постоянная лестница,
которая верхним концом выходила через дыру на крышу. Когда Стокдэйл и Лиззи
поднялись на хоры и взглянули вверх, они не увидели ничего, кроме крышки
люка с пятью отверстиями для веревок от колоколов. Лесенки не было.
- Дальше подняться нельзя, - сказал Стокдэйл.
- Можно, - ответила Лиззи. - Вон видите, сквозь щель в люке уже смотрит
сюда чей-то глаз.
В то же мгновение люк открылся, и на белой штукатурке стены четко
вырисовался переплет лесенки, - ее спускали вниз. Когда она опустилась до
пола, Лиззи подтянула ее к себе, установила на месте и сказала:
- Если желаете подняться наверх, то лезьте первый, а я за вами.
Молодой человек поднялся по лесенке и очутился среди освященных по
церковному обряду колоколов - в первый раз в жизни, ибо не только сам он, но
и несколько поколений его предков были методистами. Он с чувством какой-то
неловкости посмотрел на колокола, затем обернулся, ища глазами Лиззи. Возле
колоколов стоял Оулет и придерживал за край лесенку.
- Ну! Неужто и вы с нами?
- Похоже, что так, - удрученно сказал Стокдэйл.
- Нет, - вмешалась Лиззи, расслышав снизу их слова. - Он ни за, ни
против нас. Но он нас не выдаст.
Через минуту она уже стояла рядом со Стокдэйлом. Дальше подниматься
было нетрудно, вскоре покрытые пылью перекладины с висевшими на них
колоколами остались внизу, и сквозь дыру, в которую просвечивало бледное
небо, Стокдэйл и Лиззи выбрались наружу. Оулет задержался возле люка, чтобы
втащить обратно приставную лесенку.
- Нагните головы ниже, - послышался голос, едва они ступили на крышу.
Стокдэйл увидел здесь всех, кого акцизники тщетно разыскивали по деревне.
Почти все лежали плашмя, и лишь немногие, встав на четвереньки, смотрели в
амбразуры парапета. Стокдэйл сделал то же самое и увидел деревню,
раскинувшуюся внизу, словно географическая карта, по которой ползали
акцизники, в ракурсе похожие на крабов: круглая шляпа на голове у каждого из
них казалась кружком, помещенным в центре фигуры. Некоторые из находившихся
на крыше контрабандистов повернули головы, когда среди них вдруг возникла
особа молодого проповедника.
- Как, и вы тут, мистер Стокдэйл? - спросил удивленно Матт Грэй.
- А лучше бы его тут не было, - сказал Джим Кларк. - Если наш пастор
увидит, что на его колокольню забрался методистский проповедник, нам не
поздоровится - терпеть он не может тех, кто ходит молиться в часовню.
Пожалуй, больше ни одного бочонка у нас не купит. А он покупатель хороший,
лучше и не сыщешь.
- А где сейчас пастор? - спросила Лиззи.
- У себя дома, понятно, сидит запершись, чтобы не видеть того, что
творится в деревне. Всем порядочным людям подобает сейчас дома сидеть, и
этому молодому человеку тоже.
- Он принес нам новости, - сказала Лиззи. - Оказывается, решено
обыскать весь сад, а потом церковь. Что нам делать, если найдут?
- Вот мы как раз об этом сейчас и говорили, - отозвался Оулет. - И
кое-что придумали. Э! Черт возьми...
Это восклицание было вызвано тем, что несколько акцизников, войдя в сад
и принявшись ползать там взад и вперед, вдруг остановились посреди сада, где
росла тонкая яблонька, поменьше остальных. К этим акцизникам подошли другие;
сбившись в кучу, все они низко нагнулись к земле.
- Ах! Мои бочонки! - слабым голосом произнесла Лиззи, заглянув в
амбразуру.
- Добрались-таки до них, - сказал Оулет. Происходившее в саду до такой
степени заинтересовало
контрабандистов, что теперь уже все, кто был на крыше, прильнули к
парапету и смотрели вниз. Но внезапно их внимание было отвлечено раздавшимся
у колокольни чьим-то громким возгласом. Акцизники, сгрудившиеся вокруг
яблоньки, вскочили на ноги и побежали к кладбищенской ограде. А те из
акцизников, которые успели еще до этого незаметно для контрабандистов войти
в церковь, закричали вдруг во весь голос:
- Вот они, вот они, наконец-то мы их нашли!
На крыше царила немая тишина, ибо присутствующим было неясно, о
бочонках или о них самих идет речь, но, осторожно заглянув за край парапета,
они получили возможность убедиться, что подразумевались именно бочонки; и
вскоре обреченные предметы один за другим были извлечены из тайного убежища
под лестницей и вынесены на середину кладбища.
- Сейчас их сложат на могиле Хинтона и пойдут еще искать, - произнесла
Лиззи безнадежным тоном.
И в самом деле акцизники уже складывали бочонки на широкую могильную
плиту неподалеку от церкви; водрузив на нее все найденные на колокольне
бочонки, они оставили возле охрану из двух человек, а прочие снова двинулись
в сад.
Последующие вражеские действия возбудили в контрабандистах болезненно
острый интерес. На колокольне было запрятано только тридцать бочонков, но в
саду их было еще семьдесят - все, что удалось доставить на берег; остальное
привязали к канату и опустили в море до очередной ночной вылазки. Теперь,
вернувшись в сад, акцизники вели себя так, как будто не сомневались, что вся
контрабанда схоронена именно здесь, и порешили во что бы то ни стало
разыскать ее до наступления ночи. Они рассыпались по всему участку и,
передвигаясь, как и прежде, на четвереньках, обошли вокруг каждого дерева.
Молодая яблонька посреди сада опять привлекла их внимание, и скоро все снова
окружили ее - из чего явствовало, что вторичные поиски навели их на те же
подозрения, что и поиски первоначальные.
Еще несколько минут они разглядывали землю под яблоней, а затем один из
акцизников встал, побежал к боковому церковному входу, которым уже не
пользовались и где в сенях хранились разные хозяйственные орудия, и
вернулся, неся принадлежащие сторожу кирку и лопату; их тут же пустили в
дело.
- Бочонки в самом деле зарыты там? - спросил священник.
Трава под яблонькой казалась такой свежей и непримятой, даже трудно
было поверить, что тут копали. Контрабандисты были слишком поглощены
происходящим и ничего ему не ответили. Вскоре, к своему огорчению, они
увидели, что с каждой стороны яблоньки стало по нескольку человек;
нагнувшись и опустив руки к земле, они выдернули деревцо целиком, вместе с
дерном вокруг корней. Яблонька, как это стало теперь видно, росла в большом
плоском ящике, у которого со всех сторон имелись ручки, чтобы можно было его
поднимать. Под яблонькой обнаружилась глубокая яма, и один из акцизников
заглянул в нее.
- Ну, стало быть, все, - бесстрастно сказал Оулет. - Теперь слезайте
отсюда, пока вас не заметили, и готовьте дальше все, что надо. Я, пожалуй,
досижу здесь дотемна, а то меня заберут по подозрению, ведь спрятано-то было
на моем участке. Как только сядет солнце, я буду с вами.
- А я? - спросила Лиззи.
- А вы, Лиззи, сделайте милость, позаботьтесь о шпеньках и болтах. А