стратегические резервы.
Непосредственно в Берлине создано
200 батальонов "фольксштурма". На
подступах к Берлину была создана
сильная, не просто
глубокоэшелонированная, а, по
существу сплошная оборонительная
полоса глубиной до 60--70 км, она
включала Одерско-Нейсенский рубеж
глубиной до 20--40 км, имевший три
полосы, и Берлинский
оборонительный район. Наиболее
сильная группировка была создана
против Кюстринского плацдарма.
Оперативная плотность сил и
средств на этом участке составляла
3 км на дивизию. На 1 км фронта
приходилось 60 орудий и минометов.
Приказ Гитлера об
обороне Берлина гласил: "Жилые
дома превратить в крепости,
железобетонные сооружения -- в
опорные пункты... Противнику не
давать ни минуты спокойствия, он
должен быть обескровлен и изойти
кровью в борьбе за опорные пункты...
Предпосылкой успешной обороны
Берлина должна быть оборона до
последнего жилого блока, каждого
дома, каждого окна... Нет нужды в том,
чтобы каждый обороняющий столицу
империи знал детально военное дело,
гораздо важнее, чтобы каждый был
воодушевлен фанатичным желанием и
волей к борьбе, знал: весь мир с
затаенным дыханием следит за этой
борьбой и что борьба за Берлин
решит судьбу войны".
И надо сказать, что
этот приказ выполнялся. Нацистские
злодеи сражались упорно и
фанатично.
Все основные здания
города были приспособлены для
обороны, особенно в центральной
части города. Оборонительные
позиции соединяли между собой
ходами сообщений. Для скрытного
маневра использовалось метро.
Цель фашистской
клики состояла в том, чтобы играть
на разногласиях между союзниками,
выиграть время и попытаться
заключить на любых условиях
сепаратный мир с США и
Великобританией. Было известно и о
тайных переговорах американских
спецслужб с Гиммлером. В свою
очередь союзники, которые до этого
не торопились с открытием второго
фронта, теперь также стремились как
можно дальше продвинуться в глубь
Германии вплоть до овладения
Берлином и завоевать наиболее
выгодные стратегические позиции к
моменту завершения войны.
У. Черчилль дал даже
указание не расформировывать
капитулировавшие немецкие части,
чтобы быть готовым их вновь
вооружить и использовать в своих
целях, если советские войска, как он
подозрительно, применительно к
своим политическим замашкам,
полагал, вдруг вздумают и дальше
наступать на запад. В то время
трудно было сказать, чем все это
может кончиться.
В последние годы
появились публикации, где нас
уверяют, что наши западные союзники
и не собирались брать Берлин.
Поэтому Жукову не было надобности
спешить. Н.С. Хрущев в своих
мемуарах поведал "тайну", будто бы
Сталин ему рассказал, что если бы не
доброжелательное отношение к нам
со стороны Эйзенхауэра, то Жукову
ни при каких обстоятельствах не
удалось бы овладеть Берлином. Но
это не так. Есть хорошо известные
заявления Черчилля, генералов
Эйзенхауэра, Монтгомери,
свидетельствующие о том, что они
при определенных обстоятельствах
не прочь были бы овладеть Берлином.
А генерал Паттон, по его
собственному признанию, только об
этом и грезил.
1 апреля 1945 года У.
Черчилль писал Ф. Рузвельту:
"Русские армии,
несомненно, захватят всю Австрию и
войдут в Вену. Если они захватят
также Берлин, то не создастся ли у
них слишком преувеличенное
представление о том, будто они
внесли подавляющий вклад в нашу
общую победу, и не может ли это
привести их к такому умонастроению,
которое вызовет серьезные и весьма
значительные трудности в будущем?
Поэтому я считаю, что с
политической точки зрения нам
следует продвигаться в Германии
как можно дальше на восток, и в том
случае, если Берлин окажется в
пределах нашей досягаемости, мы,
несомненно, должны его взять".
Д. Эйзенхауэр
сообщил Монтгомери: "...Если у меня
будут возможности взять Берлин, я
его возьму".
Но в апреле союзные
войска были задержаны противником
на рубеже реки Эльбы.
Генерал Эйзенхауэр
писал английскому фельдмаршалу
Монтгомери: "Ясно, что Берлин
является главной целью. По-моему,
тот факт, что мы должны
сосредоточить всю нашу энергию и
силы с целью быстрого броска на
Берлин, не вызывает сомнения".
Генерал Эйзенхауэр
соглашался с тем, что "важнейшим
объектом после Рура был Берлин", но
считал, что Берлин не может быть
объектом западных союзных армий,
так как Красная Армия находилась
ближе к нему, чем союзные войска. Об
этом решении он поставил в
известность советское Верховное
Главнокомандование еще 28 марта 1945
года. Но Эйзенхауэр испытывал
большое давление со стороны
политиков и некоторых влиятельных
военных руководителей и поэтому
трудно было сказать, до конца ли он
будет придерживаться этой позиции.
Это подтверждается
и следующим его письмом
председателю Объединенного
комитета начальников штабов (от 7
апреля 1945 г.): "Я первым признаю, что
война ведется для достижения
политических целей. И если
Объединенный комитет начальников
штабов решит, что стремление ...
взять Берлин перевешивает чисто
военные соображения, я с радостью
пересмотрю мои планы, чтобы
осуществить такую операцию".
В свете всего этого
пусть читатель сам судит, насколько
верно утверждение Эд. Поляновского
о том, что "Берлин был обречен,
войска союзников не собирались его
штурмовать, он был наш во всех
случаях". Вроде, иди и бери голыми
руками... Но кроме всего остального,
там сидели еще правители
фашистской Германии, от которых
можно было ждать чего угодно, если
бы взятие Берлина затянулось.
Вот почему Сталин
торопил Жукова с подготовкой
наступления на Берлин.
В этих условиях
сложной и запутанной
военно-политической обстановки
советское руководство и
командование могли пресечь все
закулисные дипломатические
маневры и интриги только путем
быстрейшего разгрома остатков
немецко-фашистской армии и
овладения Берлином. В Берлинской
операции участвовали войска 1-го и
2-го Белорусского, 1-го Украинского
фронтов и силы Балтийского флота,
18-я армия дальней авиации,
соединения войск ПВО страны.
Главная роль отводилась войскам
1-го Белорусского фронта под
командованием маршала Жукова. В
сжатом виде замысел операции
состоял в том, чтобы ударами трех
фронтов прорвать оборону
фашистских войск по рекам Одер и
Нейсе, и, развивая наступление на
запад, окружить и уничтожить
основную группировку противника,
овладеть Берлином, выйти на р. Эльба
и соединиться с войсками наших
западных союзников.
По решению
командующего войсками 1-го
Белорусского фронта маршала Г.К.
Жукова главный удар наносился с
плацдарма западнее Кюстрина силами
пяти общевойсковых и двух танковых
армий. Планировалось, что
общевойсковые армии в первый день
должны прорвать первую
оборонительную полосу противника
глубиной 6--8 км и затем для развития
успеха будут вводиться танковые
армии.
Саму й сложившейся
обстановкой, задачами,
поставленными Ставкой, 1-й
Белорусский фронт был поставлен в
условия, когда затруднены
какие-либо другие формы
оперативного маневра. Но Жуков и в
первоначально наносимом
фронтальном ударе закладывает
основы для последующих
охватывающих ударов с целью
расчленения и уничтожения
Берлинской группировки противника
по частям.
Как подчеркивалось
на военно-научной конференции
группы советских оккупационных
войск в Германии в апреле 1946 г., в
данном случае фронтальный удар в
первую очередь преследовал цель
дробления сосредоточенных на
кратчайшем направлении Кюстрин --
Берлин сил и средств противника.
Прорыв производился на широком
фронте и на трех направлениях.
Ширина прорыва равнялась 44,3 км, что
составляло больше, чем 1/4
протяжения всей линии фронта войск
1-го Белорусского фронта. В то время
как, например, в
Варшавско--Лодзинско--Познаньской
операции ширина фронта прорыва
составляла 1/7 часть протяжения всей
линии фронта. Прорыв на широком
фронте, производимый в трех
направлениях, исключал возможность
контрманевра сил, средств,
сосредоточенных противником для
прикрытия Берлинского направления
с востока. Противник не мог
ослабить фланги своей Берлинской
группировки с севера или с юга
(противостоявшие правому и левому
крылу войск фронта), так как это
облегчило бы нам возможность
развить наступление на
вспомогательных направлениях
севернее или южнее Берлина и
совершить охват Берлина с флангов.
В то же время противник не мог
усилить свои фланги за счет центра,
т.к. этим бы облегчалось успешное
развитие наступления на
направлении Кюстрин--Берлин, где
расстояние было наименьшим.
После утверждения
плана операции в ставке (1 апреля)
Жуков и на этот раз с головой и
полной энергией ушел в работу по
подготовке операции. Вроде бы уже и
для фашистских и наших войск все
было ясно. Обе стороны стояли друг
против друга перед решающей
схваткой. И, казалось бы, удивить
противника уже нечем, он ждет
решающего удара. Но Жуков вновь и
вновь ищет новые, неожиданные для
него способы действий. Он принимает
решение начать наступление ночью,
проведя артиллерийскую подготовку
за два часа до рассвета. С целью
ослепления и ошеломления
противника на передний край
выдвигаются 143 зенитных прожектора.
И по другим вопросам операция была
подготовлена самым тщательным
образом. В результате в целом
операция развивалась успешно.
Берлинская операция
проходила в три этапа. На первом с 16
по 19 апреля осуществлялся прорыв
Одерско-Нейсенского
оборонительного рубежа. На втором
этапе с 19 по 25 апреля велись боевые
действия по окружению и
расчленению берлинской
группировки противника. На третьем
этапе с 26 апреля по 8 мая
производилось уничтожение
окруженных группировок. В
результате упорных, напряженных
боев войска овладели Берлином и
соединились с союзниками. Германия
капитулировала.
В отличие от других,
ранее проведенных операций, когда
вначале надо было разбить силы
противника на первой полосе
обороны, а затем вести борьбу с его
оперативными резервами, в
Берлинской операции пришлось
одновременно прорывать
тактическую зону обороны и
перемалывать его оперативные
резервы.
Особенность
состояла еще и в том, что, несмотря
на полное представление о
противнике и его силах, Жукова
беспокоило то обстоятельство, что
противник может в последний момент
отвести пехотные подразделения в
глубину и тогда артподготовка
могла оказаться проведенной
впустую. Поэтому командование
фронта в течение 14 и 15.4.45 г. провело
разведку боем на широком фронте
перед самым началом операции. В
результате разведки боем накануне
Берлинской операции окончательно
уточнена система всех видов огня
противника, прочность его обороны,
начертание переднего края и
подтверждена группировка
противника первой линии.
Кроме того, разведка
боем накануне операции ввела
противника в заблуждение в
отношении сроков нашего
наступления. Для противника
начавшееся 16.4.45 г. генеральное
наступление было неожиданным.
Некоторые участники
Берлинской операции и военные
историки высказывали мнение, что
противник разгадал замысел
командования фронта и заранее
отвел основные силы на Зееловские
высоты. Но вот что показал попавший
в плен командир 56-го танкового
корпуса генерал артиллерии
Вейдлинг: "Однако то, что русские
после действий своих разведотрядов
14.4 не начали наступление 15.4, ввело
наше командование в заблуждение.
Когда мой начальник штаба
полковник фон Дуфвийг от моего
имени высказал мнение начальнику
штаба 11-го танкового корпуса СС, что
нельзя накануне русского
наступления менять 20 мд и тд
"Мюхеберг", начальник штаба 11
танкового корпуса СС ответил: "Я,
командир корпуса, считаю -- если
русские сегодня не наступали,
значит они предпримут наступление
только через несколько дней. Такого
же мнения придерживались и другие
офицеры штаба командования 9-й
армии".
С началом
наступления главных сил войск
фронта перед рассветом 16 апреля
наиболее трудные и напряженные
боевые действия проходили в районе
Зееловских высот, где были очень
сложные условия местности и
наиболее сильно укрепленная
оборона противника, дававшие
существенные преимущества
обороняющейся стороне.
Общевойсковые армии
после преодоления первой полосы
обороны, подойдя к Зееловским
высотам, встретились с
организованной обороной и со
свежими войсками, которые заранее
заняли там оборону. Овладев
Зееловскими высотами, соединения
первого эшелона, выходя на
промежуточную позицию, вновь
встречали свежие резервы
противника. Войска, которые были
разбиты, противник отводил
перекатами, выдвигая свежие
резервы на новые позиции. Как
говорил на конференции генерал В.И.
Чуйков, с такими жесточайшими боями
шло наступление армии включительно
до последнего его Одерского рубежа,
до Мюнхеберга. Только после взятия
Мюнхеберга Одерская позиция была
прорвана, войска только тогда дали
более быстрый темп наступления. При
всем желании, при всем стремлении
наших войск, которые рвались в
Берлин, все же за день боя пройти
два рубежа обороны было
чрезвычайно трудно.
Таким образом,
наступление наших войск в этом
районе затормозилось. Поэтому
пришлось ранее намеченного срока
ввести в сражение танковые армии.
Жуков на разборе учения в
Белорусском военном округе в 1955 г.,
критически анализируя этот
досадный эпизод, когда не удалось в
первый же день прорвать оборону
противника говорил, что над ним и
командармами в какой-то степени
довлел успешный прорыв обороны в
начале Висло-Одерской операции и
поэтому трудность предстоящего
прорыва обороны противника в
района Зееловских высот была
несколько недооценена. В связи с
этим он заметил, что вообще иногда
командиры после успешного
выполнения трудной задачи немного
забывают, с каким трудом и каким
напряжением усилий был достигнут
прежний успех.
После ввода
танковых армий темпы наступления
возросли. Следует иметь в виду
также, что кончалась война, у людей
появилось сознание того, что можно
остаться живым. И морально
командующим и командирам все
труднее было направлять
подразделения в атаку. Поэтому так
много уделялось внимания
массированному применению
артиллерии и авиации не только
перед общим наступлением, но и
перед каждой атакой. Достаточно
сказать, что авиация делала по 6500
самолето-вылетов в сутки. Когда
произошла задержка наступления
войск на Зееловских высотах, Сталин
упрекал Жукова, что он недооценил
оборону противника в этом районе.
Но замысел Жукова состоял еще в том,
чтобы как можно больше войск
противника из Берлина вытянуть на
открытую местность, ибо разбить их
в поле было легче, чем в городе. С
этой же целью он вводит 1-ю танковую
армию не на север, как было
предусмотрено по плану,
утвержденному Ставкой, а проявляет
инициативу и направляет ее на
юго-восточную окраину Берлина,
отсекая таким образом 9 А
противника и не давая ей
возможности отойти к Берлину, чтобы
бои в большом городе не затянулись.
В ходе боевых
действий в городе широко
применялись штурмовые отряды, в
состав которых включались пехотные
и танковые подразделения,
усиленные саперами, огнеметами и
артиллерией.
Для достижения
более высоких темпов днем
наступали первые, а ночью вторые
эшелоны. Развивая наступление,
войска фронта к исходу 21 апреля
вышли на северо-восточную окраину
Берлина.
В последующем шли
трудные, упорные бои за германскую
столицу, каждую улицу, каждый дом
приходилось брать после жаркой
схватки.
Жуков доложил
Сталину, что к 1 мая Берлин взять не
удастся, нужна перегруппировка сил.
"Я ожидал, -- пишет Жуков, -- от
Сталина резких возражений, а Сталин
ответил так: "Ну ничего, впереди
Первомай, это и так большой
праздник, народ хорошо его
встретит. А что касается того,
возьмем ли мы Берлин 2 или 3 мая, это
не имеет большого значения. Я с вами
согласен, надо жалеть людей, мы
меньше потеряем солдат.
Подготовьте лучше заключительный
этап этой операции".
Однако 2 мая нашим
войскам удалось полностью овладеть
Берлином. То, что не удалось
немецко-фашистским войскам под
Москвой, Ленинградом и
Сталинградом после многомесячных
усилий, советские войска свершили в
Берлине. Они за 7--8 суток овладели
столицей Германии и водрузили
советский флаг над рейхстагом.
Г.К. Жуков за умелое
руководство войсками и личную
отвагу в Берлинской операции был
удостоен третьей медали "Золотая
звезда" Героя Советского Союза.
Берлинская операция
вызывала после войны больше всего
различных неоднозначных толков.
Поэтому представляется
необходимым остановиться на
некоторых из проблемных вопросов
истории этой операции.
Первый вопрос,
который поднимался еще на
военно-научной конференции в
декабре 1945 г. и затем вновь был
затронут маршалом В.И. Чуйковым в
60-е гг., касается того, что нашим
войскам после завершения
Висло-Одерской операции следовало
не останавливаться на р. Одер, а
сразу же продолжать наступление и с
ходу овладеть Берлином. Георгий
Константинович вполне обоснованно
доказал, что такая задача в марте 1945
г. была практически нереальной. В
ходе войны, не раз смело идя на риск,
на этот раз он считал невозможным
рисковать. И хотя Сталин после
выхода войск 1-го Белорусского
фронта на р. Одер настойчиво
требовал продолжения наступления,
и сам Жуков первоначально
ориентировал командующих армиями
на безостановочное продолжение
наступления на Берлин, затем,
взвесив все особенности
изменившейся обстановки, он
отказался от этого. Он убедительно
доказал, что Берлинскую операцию
можно начинать только после
определенной оперативной паузы и
основательной подготовки. Почему
же в феврале, после выхода на рубеж
Быдгоша, Жуков добивается
безостановочного развития
операции на р. Одер, а на этом рубеже
вдруг считал нужным остановиться?
По этому поводу некоторые историки
риторически вопрошали, какого же он
принципа придерживается:
непрерывности наступления или
теории "затухающей операции" (был
найден и такой дохлый, надуманный
термин). А Жуков потому и был
великим полководцем, что он не
придерживался отвлеченных
принципов, а исходил из глубокого
анализа конкретной
оперативно-стратегической
обстановки, подчеркивая: "всем
повелевает обстановка". Самый
"хороший", испытанный опытом
принцип в одних случаях может
годиться, в других -- нет.
Жуков считал, что
для продолжения наступательной
операции на Берлинском направлении
нужно было решить ряд неотложных
проблем.
Во-первых,
восстановить необходимую для
трудной операции боеспособность
войск, пополнить их личным
составом, боеприпасами,
горюче-смазочными и другими
материалами.
Это в наши дни
вынашиваются идеи создания такой
централизованной системы тылового
обеспечения, чтобы избавить
командующих от "мелких тыловых
забот". Во время войны организация
тыла, особенно подвоз боеприпасов,
считались важнейшими
оперативно-стратегическими
вопросами, и командующие посвящали
этому делу значительную часть
своего времени и усилий. Без этого
все остальные оперативные вопросы
повисали в воздухе. На 1-м
Белорусском фронте после
проведения предыдущей операции и
продвижения войск до 500 км тыловые
части отстали, авиация
базировалась на большой глубине.
Все это надо было подтянуть.
Требовалось также завершить
уничтожение окруженных вражеских
группировок в районах Шнайдемюль и
Познань, которые продолжали
сковывать значительные силы войск
фронта и нарушали коммуникации, а
также расширить и закрепить
захваченные плацдармы на р. Одер,
без чего невозможно было
сосредоточить, развернуть там
ударные группировки для
предстоящего наступления. Наконец,
войскам нужно было дать хоть
небольшой отдых.
Во-вторых,
разгромить угрожающую группировку
в Восточной Померании, которая
могла нанести контрудар с севера по
вырвавшимся вперед войскам 1-го
Белорусского фронта. Для решения
этой задачи с 10 февраля по 4 апреля
1945 г. силами 2-го и 1-го Белорусских
фронтов во взаимодействии с
Балтийским флотом была проведена
Восточно-Померанская операция.
Только после этого стало возможным
возвратить на Берлинское
направление танковые и несколько
общевойсковых армий 1-го
Белорусского фронта. Ясно, что
фронт не мог проводить
одновременные операции на северном
и западном направлениях. Нельзя
было исключать и такой вариант,
когда германское командование
могло бы снять все силы против
англо-американского фронта и
бросить их против советских войск.
Как считал Жуков, в
первых числах февраля стала
назревать серьезная опасность
контрудара со стороны Восточной
Померании во фланг и тыл
выдвигавшейся к Одеру главной
группировки фронта. Вот что показал
на допросе по этому поводу немецкий
фельдмаршал Кейтель:
"В феврале-марте 1945
года предполагалось провести
контрнаступление против войск,
наступавших на Берлин, использовав
для этого Померанский плацдарм.
Планировалось, что, прикрывшись в
районе Грудзёндз, войска группы
армий "Висла" прорвут русский
фронт и выйдут через долины рек
Варта и Нетце с тыла на Кюстрин".
Этот замысел
подтверждает также и
генерал-полковник Гудериан. В своей
книге "Воспоминания солдата" он
писал: "Немецкое командование
намеревалось нанести мощный
контрудар силами группы армий
"Висла" с молниеносной быстротой,
пока русские не подтянули к фронту
крупные силы или пока они не
разгадали наших намерений".
Приведенные
свидетельства военных
руководителей фашистской Германии
не оставляют сомнений в том, что
опасность со стороны Восточной
Померании была реальной. Однако
командование 1-го Белорусского
фронта своевременно приняло
необходимые меры для активного
противодействия врагу.
Рисковать в данном
случае было нежелательно еще и
потому, что даже в случае временной
неудачи под Берлином наподобие
того, что случилось с
англо-американскими войсками в
Арденнах, можно было "смазать" не
только военный, но и политический
авторитет Советского Союза, что
могло дать дополнительные козыри
для интриг гитлеровского
руководства и иметь другие
негативные последствия. Да и потери
войск могли быть значительно
большими. Жуков хотел и добился,
чтобы Берлинская операция была
подготовлена и проведена
наверняка. Полководческая зрелость
Жукова проявилась и в том, что он не
превращал действия своего фронта в
самоцель, а подчинял их общим
интересам всей Берлинской
стратегической операции.
В марте 1945
гитлеровское командование во
многом рассчитывало на наше
огульное наступление на Берлин. В.И.
Чуйков и другие помимо прочего
упустили из виду то, о чем 15 марта
Геббельс с глубоким разочарованием
записал в своем "Дневнике": "Наши
генштабисты ожидали от Советов
точно такой же ошибки, какую мы
допустили поздней осенью 1941 года
при разработке планов окружения
Москвы, а именно: идти прямо на
столицу врага, не оглядываясь ни
направо, ни налево и не заботясь о
прикрытии флангов. С этим мы
здорово просчитались в свое
время".
Л. Мехлис, посланный
в 1942 г. на Крымский фронт в качестве
представителя Ставки, сделав все
для дезорганизации работы
командования фронта, просил
Сталина заменить командующего
фронтом генерала Д. Козлова
кем-либо вроде Гинденбурга.
Верховный ему ответил: "... Вы не
можете не знать, что у нас нет в
резерве гинденбургов и что не нужно
быть Гинденбургом, чтобы
справиться с положением дел в
Крыму". Теперь, в конце войны, не
Мехлис, много сделавший, чтобы
истребить своих гинденбургов, а
Геббельс мечтал о таких
полководцах, как Жуков, Конев и
Рокоссовский. Вот так под давлением
жизненных обстоятельств менялись
взгляды самых неисправимых
ортодоксов. И после всего этого нам
смеют сегодня толковать, что "все
наши полководцы были бездарными".
А вот гитлеровские генералы,
несмотря на сокрушительное
поражение, были, по мнению А.
Мерцалова, более образованны и
талантливы. Наш известный военный
историк Василий Морозов напомнил
недавно сказанные по этому поводу
примечательные слова А.В. Суворова:
"У этого политика-историка два
зеркала: одно увеличительное для
своих ("свои" в данном случае, у
Мерцалова -- это гитлеровские
военачальники), а уменьшительное --
для нас. Но потомство разобьет
вдребезги оба и выставит свое, в
котором мы не будем казаться
пигмеями". И Берлинская операция
наиболее ярко и наглядно отразила в
зеркале истории, кто чего стоит на
деле.
Второй вопрос о
построении стратегической
Берлинской операции. Как известно,
в кампании 1945 года Сталин решил не
иметь представителей Ставки на
фронтах и самому (при помощи
Генштаба) возглавить руководство
проведением завершающих операций,
в том числе на Берлинском
направлении. Причем он всячески
стимулировал соперничество между
командующими фронтами по овладению
Берлином. По этим соображениям и
разгран линии между 1-м Белорусским
и 1-м Украинским фронтами он оборвал
перед Берлином, давая понять, кто
первым придет, тот и берет город.
Здоровое соревнование в военном
деле -- дело неплохое.
Но в данном случае
такой подход имел и некоторые
негативные последствия. Стоило
войскам 1-го Белорусского несколько
задержаться на Зееловских высотах,
как И.С. Конев начал уже просить
Ставку, чтобы южную часть Берлина
брали его войска.
А вместо
стимулирования соперничества от
Ставки и Генштаба требовалась
своевременная и хорошая
координация действий фронтов, что
не всегда имело место. С выходом на
подступы к Берлину смешались
войска двух фронтов. На
послевоенной научной конференции
Г.К. Жуков признавал, что могли быть
и другие варианты построения
Берлинской операции. Он писал:
"Сейчас, спустя
много времени, размышляя о плане