стрелковая дивизия, прибудет она
туда не раньше как через 8--10 часов.
Что Вы можете дать сейчас из числа
зенитной артиллерии ПВО Москвы для
противотанковой обороны путей на
Москву со стороны
Солнечногорска?". Генерал
Громадин, век его за это не забуду,
тут же ответил: "В районе Сходни у
меня стоит 85-милиметровый
артиллерийский зенитный дивизион.
Я сейчас же выброшу его в район
Солнечногорска и прикажу --
умереть, но не пропустить танки
врага до подхода 7-й дивизии".
Через 30 минут я уже
знал, что дивизион снялся и
выступил навстречу противнику, с
танками которого дивизион
встретился где-то между деревнями
Пешки и Дубинино. В коротком бою
было подбито несколько танков
противника, остальные отошли на
Солнечногорск. Вскоре туда подошли
на машинах передовые части 7-й
дивизии. К сожалению, я не узнал, кто
командовал этим геройским
дивизионом".
При формальном
подходе, казалось бы, при чем здесь
войска ПВО страны. У них свои задачи
-- бороться с воздушным
противником, у войск Западного
фронта свои. Но Жуков мыслил шире,
на высоте оказался и генерал М.С.
Громадин. Это и давало возможность
находить все новые и новые силы для
сопротивления врагу даже в
условиях, где, казалось, их уже нет.
Это говорит о том, что военачальник,
хорошо зная возможности своих
войск, сильные и слабые стороны
противника, условия местности,
способен нейтрализовать
преимущества противника и повысить
боевой потенциал своих войск.
Волевые и
организаторские качества Жукова
особенно ярко проявлялись в его
способности настойчиво проводить в
жизнь принятые решения, добиваться
выполнения боевых задач, несмотря
ни на какие препятствия и
трудности, активно бороться за
инициативу, упреждать противника и
навязывать ему свою волю. Этому
способствовали и его
целеустремленность, уверенность в
своих решениях и действиях, высокая
ответственность и
самостоятельность в решении задач
с неясным рискованным исходом,
решительность и упорство в
достижении цели.
Бывают люди,
обладающие очень проницательным
умом и безусловным мужеством, но, по
словам Клаузевица, "...их мужество и
проницательность стоят порознь, не
протягивая друг другу руки и потому
не производят третьего свойства --
решительности".
Весьма определенно
высказался по этому поводу и
генерал Драгомиров:
"Кто искусен и
решителен, -- писал он, -- тому
теория впрок; кто не искусен, но
решителен -- достигнет цели дорогою
ценою, но достигнет: кто
нерешителен, хотя бы и был
теоретически осведомлен, -- тот
ничего не достигнет... Тот же, кто
колеблется, всегда рискует быть
побитым, потому что вследствие
колебаний он ничего не в состоянии
делать, между тем как противник
действует. Неспособный решиться на
что-нибудь похож на человека со
связанными руками, с которым всякий
может сделать что хочет. Поэтому-то
в военном деле... самая опасная из
всех решимостей -- это ни на что не
решаться: самое дерзкое, хуже --
самое необдуманное, предприятие не
представляет такого риску, как
нерешительность".
При рассмотрении
проведенных под командованием
Жукова сражений мы видим, с какой
скрупулезной тщательностью он
подходил к подготовке каждой
операции боя с тем, чтобы войска
выполнили задачи наверняка. С.С.
Смирнов -- писатель, посвятивший
все свое творчество Великой
Отечественной войне, по
воспоминаниям многих фронтовиков
записал, что Жуков не меньшее
значение, чем знанию и изучению
противника придавал знанию и
пониманию нашими войсками своих
целей и задач. Суворовское правило:
"Каждый солдат должен понимать
свой маневр" -- было возведено им в
незыблемый принцип подготовки к
операциям. Многочисленные штабные
занятия, командирские учения,
подробный инструктаж были
направлены на то, чтобы каждый
командир в нужном для него масштабе
понимал цель и план будущей
операции и точно знал свою задачу в
ней.
Каждое очередное
командно-штабное совещание,
которое Жуков проводил перед
началом операции, было нелегкой, но
необычайно важной школой для всех
его участников. Командующие
армиями, командиры соединений.
штабные работники знали, что на это
совещание нельзя явиться с не до
конца продуманным планом, с
недостаточно мотивированным
решением.
Сосредоточенно-внимательный, Жуков
не просто выслушивал доклады. Он до
мельчайших деталей прослеживал по
своей карте предполагаемые
действия войск и тут же задавал
вопросы, требуя мотивировок того
или иного решения, высказывая свои
соображения или сомнения. Ни одно
слабое звено в докладе не
ускользало от его внимания. Только
основательные доказательства,
веские аргументы могли убедить его,
и лишь интересы дела, успеха
будущей операции, а не соображения
престижа и собственной власти
диктовали ему окончательное
решение.
Сам предельно
собранный, целеустремленный, он
создавал на этих совещаниях
атмосферу напряженно рабочую,
четко деловую, заставляя каждого из
присутствующих испытывать
состояние полной внутренней
мобилизованности и сознания
важности и ответственности
обсуждаемых вопросов. Этот
напряженный труд порой продолжался
по нескольку часов подряд, без
перерыва, но, как вспоминают
участники таких совещаний, они не
чувствовали при этом сильной
усталости -- так интересно,
плодотворно, с подлинно творческим
подъемом проходила работа.
А потом во фронтовом
тылу начинались учения войск в
условиях, максимально приближенных
к той местности и обстановке, в
которых им предстояло действовать.
По опыту Курской,
Белорусской, Висло-Одерской или
Берлинской операции можно было
видеть как специфика каждой из них
накладывала свой отпечаток на
особенности боевой подготовки
войск. Маршал с обычной своей
дотошностью следил, чтобы во время
этих учений были учтены все
возможные неожиданности, все
"мелочи", которые могут сказаться
на проведении будущей операции.
Если при этом в практику вводилось
нечто новое, требовал, чтобы оно
было тщательно и всесторонне
проверено, прежде чем применить его
на поле боя.
Жукову было также
свойственно умение сжато, емко и
четко излагать обстановку и свои
решения, чего он требовал и от
подчиненных. Донесения,
представляемые в Ставку, исполнял
лично. Он был весьма лаконичен и при
постановке задач, организации
взаимодействия и проведении
занятий по обработке
предполагаемого хода боевых
действий в предстоящей операции.
Это позволяло экономить время,
спрессовать его до предела и
выполнять колоссальный объем
мыслительной и организаторской
работы. Он был полностью поглощен
делом, работал строго по плану,
сосредоточивал усилия на главных,
решающих вопросах, ничего не делал
формально или для изображения
напускной деятельности.
Так, в июле 1939 г. в
район Халхин-Гола прибыл маршал
Кулик и потребовал от Жукова ехать
с ним на плацдарм на восточном
берегу этой реки, который
удерживали наши войска. Комкор
доложил, что по плану у него другие
дела и послал с Куликом своего
заместителя. Под Сталинградом Г.М.
Маленков предложил Жукову
совместно с ним послушать
начальников политотделов
соединений. Маршал ответил:
заслушивайте, но у меня другие
планы. И это не было проявлением
какого-то неуважения к
руководителям высокого ранга.
Просто он знал, что всякое
отвлечение от главной задачи
приведет к тем или иным
недоработкам и изъянам в
подготовке операции. Некоторые
командующие, боясь попасть в
немилость, только и занимались тем,
что сопровождали то одного, то
другого высокого гостя, что самым
пагубным образом сказывалось на
подготовке операции. Сам Георгий
Константинович, приезжая во фронты,
армии, как правило, без особой
надобности не задействовал при
себе командующих, предоставлял им
возможность работать по своему
плану. Он считал нужным все делать
прежде всего во имя интересов дела,
а не в угоду даже самым влиятельным
руководителям.
Вообще работал он
очень сосредоточенно,
целеустремленно, всесторонне
обдумывая на многие шаги вперед
свои решения и действия.
Известное суждение
Наполеона о себе характерно и для
других выдающихся, неординарных
личностей, в том числе и для Жукова.
"Если кажется, что у меня, -- писал
французский полководец, -- на все
имеется готовый ответ и ничто меня
не захватывает врасплох, то это
следствие того, что прежде, чем что
бы то ни было предпринять, я долго
обдумываю и предусматриваю все, что
может произойти. Это не гений мне
внезапно, по секрету подсказывает,
что я должен сказать в
обстоятельствах, которые для
других являются неожиданностью;
нет, это есть результат моего
образования и моих размышлений. Я
всегда работаю".
Помощники нашего
полководца отмечали: бывало, уже
глубокая ночь, пора бы маршалу
отдохнуть, а он стоит у огромной
карты всего театра войны, стоит и
час, и другой в глубокой
задумчивости. Он читал ту, еще
незримую оперативную обстановку,
очертания которой еще только
складывались.
Жуков отличался
большой организованностью в работе
и пунктуальностью. Был строгим,
требовательным и распорядительным
военачальником, крайне нетерпимым
к любым проявлениям
неисполнительности и
недисциплинированности. Как и
Суворов, он терпеть не мог ссылки на
трудности и разные "объективные"
условия.
Георгий
Константинович обладал могучим
здоровьем, большой
работоспособностью,
психологической и физической
выносливостью. Без этого
невозможно было бы выдержать ту
колоссальную нагрузку, которую
приходилось переносить на фронте,
иногда по нескольку суток без сна
или довольствуясь сном
продолжительностью не более 2--3
часов в сутки. В завершающих
оборонительных сражениях под
Москвой, находясь в чрезвычайном
нервном напряжении, он не спал 11
суток. И когда войска уже перешли в
наступление, он уснул как убитый,
его не могли разбудить даже по
вызову Сталина к телефону. При
подготовке операции и в ходе боевых
действий ему, как и другим
военачальникам, часто приходилось
работать на пределе человеческих
возможностей. В современной войне
без такой физической и
психологической выносливости
полководец не может состояться.
Уже говорилось о
личном мужестве Жукова, его
принципиальности и непреклонной
решимости постоять за свои решения
и предложения. Это очень важно на
войне. Если сравнить, то ведь
командующий Западным фронтом
генерал Соколовский в
осенне-зимней кампании 1943--1944 гг.
понимал, что в том виде, как
предусматривает Ставка,
нецелесообразно проводить
наступательные операции. Но не
решился предложить другие решения
и настойчиво постоять за них, и мы
знаем, какие тяжелые последствия
это имело. Жуков же, благодаря своей
смелости и твердости, уберег наши
войска от многих бедствий. Он мог
оспаривать нецелесообразные
решения, настойчиво отстаивать
свою позицию. Но вместе с тем, когда
решение уже принято, он, как хороший
солдат, был и очень
дисциплинированным и творческим
исполнителем возложенных на него
задач.
Георгия
Константиновича изображают иногда
человеком высокомерным. Но это не
так. Он был суровым, но очень
справедливым, душевным человеком и
особенно близок к низовому звену
офицеров и к солдатам. И суровость
его к подчиненным командирам
проистекала из его отношения к
делу, в том числе сбережения людей,
недопустимости поверхностного и
неряшливого отношения к
организации боевых действий и
управления войсками. Поэтому в
суровой требовательности на войне
больше гуманности, чем в ложном
демократизме и попустительстве
упущениям в управлении войсками.
Почти во всех
служебных характеристиках на
Жукова отмечается его сильная воля
и суровый характер. "Даже
озаренный светом побед, неразрывно
связанных с его именем, Жуков, --
пишет С.С. Смирнов, -- в
представлении своих современников
остается суровым человеком, и,
видимо, только времени суждено
будет сгладить резкие черты его
исторического портрета.
О суровости его на
фронте ходили легенды. Сейчас
трудно решить, что в них истинно и
что вымышлено. Но и в то время легко
было подметить одну характерную
особенность фронтовых рассказов:
Жуков изображался в них беспощадно
строгим, суровым, жестким, но
неизменно справедливым, что всегда
свойственно солдатским анекдотам о
любимых полководцах.
История выдвигает
на авансцену людей, чьи характеры
отвечают характеру эпохи. Война --
всегда суровое дело, но Великая
Отечественная война, особенно в
первые ее два года, отличалась
суровостью исключительной,
небывалой. Характер Жукова и
соответствовал этому суровому
времени и неизбежно испытывал на
себе его воздействие.
Кто возьмет на себя
право определить необходимую и
достаточную меру суровости в ту
страшную осень сорок первого
года?", если, конечно, не забывать,
какой была обстановка, и чем могла
бы кончиться война без принятия
чрезвычайных мер в чрезвычайных
условиях.
Ни в одной отрасли
деятельности не считается
достойным плохо знать и делать свое
дело. Но в боевой обстановке это
граничит с преступлением, ибо
деятельность командира, любого
военного руководителя связана с
ответственностью за многих других
людей, судьбой которых он должен
разумно распорядиться и вместе с
тем при любых обстоятельствах
выполнить поставленную задачу.
Очень важно, чтобы люди верили
своим командирам. Не секрет, какой
подъем боевого настроения и
уверенности вызывало только само
появление на том или ином фронте
таких полководцев, как Г.К. Жуков, К.
К. Рокоссовский, И. Д. Черняховский.
Подчеркнем еще раз,
что Жуков к себе относился не менее
строго и требовательно, чем к
другим. "Я никогда не был, --
говорит он, -- самоуверенным
человеком. Отсутствие
самоуверенности не мешало мне быть
решительным в деле. Когда делаешь
дело, несешь за него
ответственность, решаешь, тут не
место сомнениям в себе или
неуверенности. Ты всецело поглощен
делом и тем, чтобы всего себя отдать
этому делу и сделать все, на что ты
способен. Но потом, когда дело
закончено, когда размышляешь о
сделанном, думаешь не только над
прошлым, но и над будущим,
обостряется чувство того, что тебе
чего-то не хватает, того или иного
недостает, что тебе следовало бы
знать ряд вещей, которых ты не
знаешь, и это снова вернувшееся
чувство заставляет все заново
передумывать и решать с самим
собой: "А не мог бы ты сделать лучше
то, что ты сделал, если бы ты обладал
всем, чего тебе не хватает?"
Мне многое
приходилось осваивать практически,
без достаточных, предварительно
накопленных, широких и
разносторонних знаний. Это имело и
свою положительную сторону.
Отвечая за дело, стремясь поступить
наилучшим образом и чувствуя при
этом те или иные пробелы в своей
общей подготовке, я стремился
решать встававшие передо мной
вопросы как можно фундаментальнее,
стремился докопаться до корня, не
позволить себе принять первое
попавшееся, поверхностное решение.
Было повышенное чувство
ответственности по отношению к
порученному делу, ощущение
необходимости до всего дойти своим
умом, своим опытом, стремясь тут же,
непосредственно пополнить свои
знания всем тем, что было нужно для
дела.
При всей трудности
положения иногда в этом была и своя
положительная сторона. Кстати
сказать, некоторые из наших
высокообразованных,
профессорского типа военных,
профессоров, оказавшихся в
положении командующих на тех или
других фронтах войны, не проявили
себя с положительной стороны. В их
решениях мне случалось замечать
как раз элементы поверхностности.
Порой они предлагали поверхностные
решения сложных проблем, не
укладывавшихся в их профессорскую
начитанность. В этом состояла
оборотная сторона медали -- им
иногда казалось простым, само собой
разумеющимся то, что на самом деле
было трудным и что мне, например,
казалось очень трудным для решения,
да так оно и было в
действительности".
У Жукова было также
хорошо развито чувство войскового
товарищества и справедливости. Он
не раз в самой напряженной
обстановке в Ставке, когда многие
боялись промолвить хотя бы слово,
защищал С.К. Тимошенко. В начале
октября 1941 г. спас от нависшей над
ним расправы И.С. Конева. Взял к себе
на фронт снятого с должности
командующего войсками Западного
фронта В.Д. Соколовского, своим
мужеством и принципиальностью
уберег от гнева и
сталинско-бериевских расправ
многих командующих и командиров.
Когда на фронте случались неудачи,
он никогда не сваливал на
подчиненных и брал ответственность
на себя. Так он поступил, например,
когда в апреле 1945 г. затормозилось
наступление у Зееловских высот. В
докладе Сталину он говорил о
недооценке обороны противника в
этом районе, которую допустил он, и
не высказал никаких упреков в адрес
В.И. Чуйкова или других командиров.
В том же 1945 г., после войны, в группу
советских войск в Германии прибыл
заместитель наркома внутренних дел
Абакумов и начал арестовывать
офицеров. Жуков в самой резкой
форме потребовал освободить
подчиненных офицеров и выпроводил
из группы бериевского опричника.
Мало кто из военачальников в те
времена мог решиться на такой
смелый и принципиальный шаг, если
вспомнить, что такие, казалось бы,
близкие к Сталину и всесильные
партийные деятели как Молотов,
Калинин, Поскребышев не смогли
защитить даже своих жен. Георгий
Константинович не мог не понимать,
какие последствия может иметь (и
имел!) его мужественный поступок.
О культуре
военачальников принято судить по
их отношению к штабам и прежде
всего Генштабу. Последний во время
войны возглавлялся такими
выдающимися военачальниками как
Б.М. Шапошников, А.М. Василевский,
А.Н. Антонов. Генштаб был, конечно,
действительно мозгом армии, а не
каким-то "рабочим органом" Ставки,
как это изображали после войны. В
Советской Армии, начиная еще с
довоенного периода,
организационное и оперативное
становление штабов шло с большими
потугами.
Неправильным было
отношение к Генеральному штабу, как
основному органу оперативного
управления вооруженными силами.
Нередко слова "Генеральный штаб"
вызывали недоверие, употреблялись
в пренебрежительном смысле; одно
время необходимость такого органа
вообще ставилась под сомнение. А те,
кто допускал возможность
существования Генштаба,
представляли его себе не в виде
творческого ("мозга армии") и
организующего органа, а как
технический исполнительный орган
или в виде "полевой канцелярии
главнокомандования", которая не
должна обладать директивными
правами. Говорили, что директивные
функции свойственны только
буржуазному генштабу.
Недооценивалась
роль самого начальника генштаба.
Б.М. Шапошников отмечал, что "смена
начальника генерального штаба
действительно являет собой эру в
военной подготовке государства...",
а у нас их меняли иногда через
несколько месяцев. В 1935 г. из его
ведения были изъяты вопросы
технического оснащения и
комплектования Вооруженных Сил.
В ряде случаев
примерно такое же отношение было
вообще к штабам. Вопросы
организации управления войсками
имели принципиальное значение не
только для Генерального штаба.
Речь, по существу, шла о роли и месте
штабов и системе управления
войсками и силами флота: быть
штабам основными органами
управления, через которые главным
образом осуществляется
руководство войсками, или
исполнительными органами
канцелярского типа без директивных
и полноценных контрольных функций.
Два этих принципиально разных
подхода долго еще давали о себе
знать. Но суровая проверка войной
показала, что первый из них был
единственно верным подходом и
нашел законодательное закрепление
не только в наших Вооруженных
Силах, но и во всех основных армиях
мира.
До сих пор ходят
различные толки об отношении
Жукова к штабам. Командир 7-й
Самарской кавалерийской дивизии
К.К. Рокоссовский в 1930 г. в
аттестации на командира бригады
Г.К. Жукова, давая высокую оценку
его военной подготовке, деловым,
командирским качествам, среди
недостатков указывал на его
упрямство, болезненное самолюбие и
сделал вывод: "Может быть
использован с пользой для дела по
должности помкомдива или командира
мехсоединения. На штабную и
преподавательскую работу
(назначен) быть не может --
органически ее ненавидит". (Курсив
мой -- М.Г.). Последующая
деятельность Георгия
Константиновича не подтвердила
такого его отношения к штабной
работе. Просто он как к командирам,
так и к штабам предъявлял чрезмерно
повышенные требования, к чему они
тогда были еще не готовы. А главное,
ненавидел и терпеть не мог штабную
суету, бюрократизм, оторванность
штабов от жизни воинских частей. В
действительности на протяжении
всей своей службы Жуков высоко
ценил работу штабов, дружно
сотрудничал с коллективом
Генерального штаба. Будучи в Москве
или на фронтах, он постоянно
поддерживал связь с Генштабом.
Советовался с его основными
сотрудниками. Поддерживал Генштаб
при рассмотрении важнейших
вопросов в Ставке ВГК. Как член
Ставки и командующий войсками
фронта он много уделял внимания
подготовке и слаживанию штабов во
всех звеньях. Он подчеркивал, что
отношение к штабам, как основным
органам управления, объективно
вытекает из характера современной
вооруженной борьбы. Управление
войсками при подготовке и ведении
операций и боевых действий стало
исключительно сложным делом.
Возросли количество и объем
вопросов, которые при этом надо
одновременно охватить, а времени на
их решение отводится все меньше,
стали более трудными сам процесс и
условия деятельности по управлению
войсками, особенно при резких и
неожиданных изменениях обстановки.
В таких условиях не
только не уменьшается, а еще больше
возрастает значение единоначалия,
роль командующих и командиров в
процессе управления войсками. Но
именно в связи с возрастанием
личной ответственности
командующих и командиров, значения
своевременного и качественного
принятия решений, их
организаторской деятельности по
выполнению поставленных задач --
необходимы штабы как творческие,
полноценные органы управления,
способные обеспечить четкое,
оперативное управление войсками, а
следовательно, и наиболее полное и
эффективное проявление
единоначалия.
Жуков считал, что во
взаимоотношениях со своим штабом
полководцу следует соблюдать два
простых правила: никогда не
пытаться самому делать работу
штаба и не позволять штабу
становиться между ним и войсками.
Каждый штаб бывает доволен, когда
он получает ясные и определенные
указания, детали которых он
разрабатывает сам без дальнейших
вмешательств. Подчиненные
командиры и войска любят, когда
военачальник поддерживает с ними
постоянный контакт и не смотрит на
все глазами штаба. Чем меньше
времени военачальник будет сидеть
в канцелярии и чем больше будет
находиться среди войск, тем лучше.
Нередко с приходом
нового командующего начиналась
замена и перетряска основных
должностных лиц штаба. Приняв от
Рокоссовского 1-й Белорусский
фронт, Жуков не стал этого делать.
Больше того, он оставил в основном
прежними порядок и методы работы
управления фронта, установленные
прежним командующим и начальником
штаба фронта М.С. Малининым.
Во время Великой
Отечественной войны суровая
практика боевой деятельности
заставила резко поднять роль
штабов в общей системе управления
Вооруженными Силами. Военная
практика жестоко наказывала тех,
кто игнорировал эту объективную
закономерность, проявлявшуюся в
процессах управления войсками. Не
случайно к концу Великой
Отечественной войны начальники
штабов во всех инстанциях стали
первыми заместителями командующих,
командиров: только они были
наделены правами отдавать от имени
последних распоряжения войскам и
лицам, непосредственно подчиненным
командующим и командирам. Такое
положение в системе управления
войсками штабы и начальники штабов
не только заслужили по праву, но и,
можно сказать, выстрадали во время
войны вместе со своими
командующими и командирами.
Обобщая все
сказанное о характерных чертах
полководческого искусства Жукова,
можно было бы сослаться на А.М.
Василевского: "Г.К. Жуков,
отличавшийся довольно решительным
и жестким характером, решал вопросы
смело, брал на себя полностью
ответственность за ведение боевых
действий; разумеется, он держал
связь со Ставкой и нередко
подсказывал ей целесообразное
решение. К разработке операций
подходил творчески, оригинально
определяя способы действий войск.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что
Г.К. Жуков -- одна из наиболее ярких
фигур среди полководцев Великой
Отечественной войны".
"Из всех
молниеносно выросших в предвоенные
годы крупных военачальников, --
писал И.Х. Баграмян, -- Жуков был,
безусловно самой яркой и одаренной
личностью. Хорошо зная его
способности, я не удивлялся его
поразительной, даже для тех лет,
военной карьере. Г.К. Жуков обладал
не только военным дарованием, без
которого в годы военных испытаний
не может получиться полководца, но
и жестким характером,
беспощадностью к недобросовестным
людям... И еще одна черта характера
Жукова мне бросалась в глаза. Если
он чего-нибудь добивался, то не
любил идти к цели, как говорится
"медленным шагом, робким
зигзагом". В таких случаях он шел
напрямую".
Все эти
авторитетные высказывания о Жукове
(возможно иному читателю они
покажутся слишком пространными)
нахожу нужным привести потому, что
это свидетельства очевидцев,
видевших полководца в деле, которые
были опубликованы 20--30 лет назад и
мало известны новому поколению
читателей. Из них можно видеть, как
далеки от действительности всякого
рода сплетни и слухи о Георгии
Константиновиче, распространяемые
в последние годы.
Во время второй м