Берлинской операции, я пришел к
выводу, что разгром Берлинской
группировки противника и взятие
самого Берлина были сделаны
правильно, но можно было бы эту
операцию осуществить и несколько
иначе.

Слов нет, теперь,
когда с исчерпывающей полнотой все
стало ясно, куда легче рассуждать,
чем тогда, когда надо было
практически решать уравнение со
многими неизвестными. И все же хочу
поделиться своими соображениями по
этому поводу.



Взятие Берлина
следовало бы сразу поручить двум
фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му
Украинскому, а разграничительную
линию между ними провести так:
Франкфурт-на-Одере--Фюрстенвальде--центр
Берлина. При этом варианте главная
группировка 1-го Белорусского
фронта нанесла бы удар на более
узком участке и в обход Берлина с
северо-востока, севера и
северо-запада. 1-й Украинский фронт
нанес бы удар своей главной
группировкой по Берлину на
кратчайшем направлении, охватывая
его с юга, юго-запада и запада.



Мог быть, конечно, и
иной вариант: взятие Берлина
поручить одному 1-му Белорусскому
фронту, усилив его левое крыло не
менее чем двумя общевойсковыми и
двумя танковыми армиями, одной
авиационной армией и
соответствующими артиллерийскими
и инженерными частями.



При этом варианте
несколько усложнилась бы
подготовка операции и управление
ею, но значительно упростилось бы
общее взаимодействие сил и средств
по разгрому Берлинской группировки
противника, особенно при взятии
самого города. Меньше было бы
всяких трений и неясностей".



Послевоенный анализ
свершившихся событий, когда многие
вопросы становятся яснее,
доказывает, что были возможны два
альтернативных варианта.



Первый, когда Г.К.
Жуков был бы представителем Ставки
и координировал действия 2-го, 1-го
Белорусских и 1-го Украинского
фронтов. Можно было образовать во
главе с ним и главное командование
Берлинского стратегического
направления. Это давало бы
возможность более оперативно
решать вопросы взаимодействия
между фронтами.



Второй вариант --
это изменение состава 1-го
Белорусского фронта в ходе
развития операции с подчинением
ему двух фланговых армий 1-го
Украинского и одной армии 2-го
Белорусского фронта. Тогда бы один
фронт брал Берлин и было бы больше
согласованности в действиях войск.
Дело в том, что 1-й Белорусский фронт
был слишком стиснут справа и слева
и по условиям местности и соседними
фронтами, что мешало его свободе
маневра. Подключение к нему смежных
армий соседних фронтов создало бы
для этого более благоприятные
условия.



Вообще, когда маршал
Конев слишком рвался к Берлину и
задействовал для этого довольно
крупные силы, он не в полной мере
учитывал все своеобразие
обстановки на юго-западном
направлении и не предусмотрел
заблаговременную перегруппировку
необходимых сил на Пражское
направление, что потом спешно
пришлось делать.



Третий вопрос
связан с вводом танковых армий в
сражение в первый день для
завершения прорыва обороны и
развития наступления в глубину.
Жукова упрекали в том, что он
нарушил "классическую схему",
когда общевойсковые армии должны
прорывать тактическую зону
обороны, а танковые вводиться
только после этого для развития
успеха в оперативной глубине. Но
отличие Жукова как полководца и
состояло в том, что он никогда не
действовал по отвлеченной схеме. Он
учитывал прежде всего своеобразие
условий и смотрел, что можно
сделать в данной обстановке для
более эффективного и безусловного
выполнения боевой задачи. Какое
своеобразие обстановки под
Берлином учитывал Жуков и чего до
сих пор не могут разглядеть его
некоторые критики-танкисты?



Во-первых, шли
завершающие бои и надо было беречь
пехотинцев. Почему ничем не
защищенного солдата-пехотинца
можно посылать на прорыв обороны, а
укрытые броней боевые машины
нельзя? В середине войны, скажем,
иногда жертвовали пехотой, чтобы
сберечь более дефицитные танковые
войска для последующих операций. Но
здесь война кончалась и больше
танковые войска уже негде было
использовать.



В обстановке, когда
артиллерия была еще на прежних
позициях и для ее перемещения и
проведения артиллерийской
подготовки на новом рубеже
требовалось 10--12 час., для того,
чтобы выиграть время, огромные
массы танков должны были заменить
артиллерию и обеспечить
немедленное наращивание силы удара
и огня.



Во-вторых, сама
постановка вопроса о необходимости
ввода в сражение танковых армий с
выходом на оперативный простор не
жизненна. Ибо под Берлином была
сплошная оборона от Зееловских
высот до самого города и по
существу никакого оперативного
простора не было. Такой
талмудистский подход означал бы,
что надо до самого Берлина воевать
пехотой, а в огромный город вводить
танковые войска, как это было
сделано в Грозном в 1995 г. Но, видимо,
никто не будет отрицать, что у
Жукова получилось, мягко говоря,
"не хуже". Надо учитывать и фактор
времени, о котором говорилось в
начале, нужно было наращивать силу
удара, чтобы взять Берлин в
кратчайшие сроки.



Командующий 2-й
гвардейской танковой армией маршал
С.И. Богданов был уверен, что ввод
танковых армий для прорыва обороны
в сложившейся обстановке был
обоснованным.



Выступая на
военно-научной конференции в
апреле 1946 г. генерал армии В.Д.
Соколовский говорил:
"Задерживаться с вводом танковых
армий нельзя было. Это было бы
неверно. Неверно потому, что мы
здесь неоправданно должны были
рисковать своей пехотой, вынудили
бы армии израсходовать свои
резервы и вести затяжное медленное
наступление, которое могло бы
привести к потере инициативы, темпа
и привести к выталкиванию
противника вместо его дробления и
уничтожения. Этим самым противнику
создавались бы благоприятные
условия для организации
планомерной, последовательной
обороны с нарастающей плотностью
на рубежах, которых, как вы видите,
было подготовлено очень много.
Иными словами, мы дали бы
противнику козырь в руки для
ведения затяжных оборонительных
боев и позволили бы ему выиграть
время для усиления обороны
собственно Берлина.



Товарищ Чуйков
считает, что решение на ввод
танковых армий до преодоления
второй полосы обороны было
неправильным. Но ведь, кроме второй
полосы, противник еще имел целую
систему оборонительных полос
включительно до Берлина. В этих
условиях рассчитывать на создание
благоприятных условий для ввода в
прорыв танковых армий не
приходилось. Необходимо было
усилить удар общевойсковых армий
ударом танковых армий, то есть
нанести такой мощный удар, чтобы не
допустить каких бы то ни было пауз в
начале операции. Момент ввода в
сражение танковых армий вполне
отвечал обстановке. Сила нашего
удара вынудила противника ускорить
ввод своих резервов и по существу
ослабить оборону Берлина. Мы же,
введя танковые армии, сохранили в
общевойсковых армиях резервы целые
корпуса для борьбы за Берлин в
уличных боях и тем самым выиграли
темп и стремительность маневра для
окружения берлинской группировки
противника и захвата самого
Берлина".



В ходе упомянутой
военно-научной конференции
говорилось также, что надо вести
речь не о нецелесообразности
использования танков в городе, а о
наиболее рациональных способах их
применения.



В ходе боевых
действий в городе применялись два
метода атаки: первый -- когда
сначала посылали пехоту для
очищения зданий, чердаков, подвалов
и пр., а затем продвигали танки и
артиллерию. Этот метод требовал
большей затраты времени. Второй --
артиллерия подготавливала
короткий удар, танки броском
прорывались вперед на 1,5--2 км, а
потом уже пехота очищала
населенный пункт или квартал. В
Берлине чаще применялся второй
метод.



По мнению маршала
бронетанковых войск С.И. Богданова,
опыт боев в Берлине показал, что
уличные бои для танков не так
страшны, как нам кажется. "Я считаю,
-- говорил он, -- что если у кого есть
такое мнение, то его нужно изменить,
т.к. оно неверное. Прежде всего танк
представляет из себя могучее
подвижное орудие, которое
значительно подвижнее обычной
пушки, которая идет с расчетом. Это
факт. Мне нужно туда три снаряда
пустить, я кнопку нажал, развернул
башню и веду огонь. Обычная пушка на
узкой улице так не развернется.
Танк -- пушка серьезная, он не
признает мелких снарядов, осколков,
не признает пуль, которые бьют по
расчету обычной пушки, а поэтому
танк в уличных боях должен быть
таким же хозяином боя, как и на
обычной местности".



Задача овладения
таким огромным городом, как Берлин,
была исключительно сложной. Но
войска 1-го Белорусского фронта во
главе с маршалом Жуковым во
взаимодействии с 1-м Украинским и 2-м
Белорусским фронтами и благодаря
высокому военному искусству
командующих объединениями
генералов И.И. Федюнинского, П.А.
Белова, С.Г. Поплавского, Ф.И.
Перхоровича, В.Я. Колпакчина, В.Н.
Гордова, В.И. Кузнецова, А.В.
Горбатова, А.С. Жадова, Н.Э.
Берзарина, В.И. Чуйкова, В.Д.
Цветаева, М.Е. Катукова, С.Н.
Богданова, С.И. Руденко, С.Е.
Голованова, контр-адмирала В.В.
Григорьева, командиров соединений
и частей, героизму и
самоотверженности офицеров и
солдат всех родов войск блестяще
выполнили возложенную на них
задачу.



Значение этой
победы было признано всем миром, в
том числе и нашими союзниками.



Начальник штаба
армии США Дж. Маршалл отмечал:
"Хроника этой битвы дает много
уроков для всех, кто занимается
военным искусством. Штурм столицы
нацистской Германии -- одна из
самых сложных операций советских
войск в ходе второй мировой войны...
Эта операция представляет собой
замечательные страницы славы,
военной науки и искусства".



8 мая маршал Жуков
председательствовал на
исторической церемонии подписания
Акта о безоговорочной капитуляции
фашистской Германии и выполнил эту
задачу с большим достоинством.



Вот как описывает К.
Симонов, один из свидетелей, момент
подписания акта о капитуляции
Германии:



"И однако, когда при
участии других фронтов именно
фронт Жукова взял большую часть
Берлина, имперскую канцелярию и
рейхстаг и именно Жукову было
поручено принять безоговорочную
капитуляцию германской армии, это
было воспринято в народе как нечто
вполне справедливое, люди считали,
что так оно и должно было быть.



Очевидно, можно без
преувеличения сказать, что среди
присутствовавших там
представителей союзного
командования именно за его плечами
был самый большой и трудный опыт
войны. Однако капитуляцию
неприятельской армии ему
приходилось принимать впервые, и
процедура эта была для него новой и
непривычной. Если бы он сам
воспринимал эту процедуру как
дипломатическую, наверное, он бы
чувствовал себя менее уверенно.
Секрет той спокойной уверенности, с
какой он руководил этой процедурой,
на мой взгляд, состоял как раз в том,
что он не воспринимал ее как
дипломатическую. Подписание акта о
безоговорочной капитуляции
германской армии было для него
прямым продолжением работы,
которой он занимался всю войну: ему
было поручено поставить на ней
точку именно как военному человеку,
и он поставил ее с тою же
уверенностью и твердостью, которая
отличала его на войне.



Трудно даже
мысленно проникнуть в душу другого
человека, но надо думать, что Жуков
ощущал себя в эти часы не только
командующим фронтом, взявшим
Берлин, или заместителем
Верховного Главнокомандующего, но
человеком, представлявшим в этом
зале ту армию и тот народ. которые
сделали больше всех других. И как
представитель этой армии и этого
народа он лучше других знал и
масштабы совершившегося, и меру
понесенных трудов. В его поведении
не было ни высокомерия, ни
снисходительности. Именно для его
народа только что закончившаяся
война была борьбой не на жизнь, а на
смерть, и он вел себя с той жесткой
простотой, которая пристала в
подобных обстоятельствах
победителю".



В последующем Жуков
в качестве главнокомандующего
оккупационными войсками в Германии
и главы военной администрации
много и усердно, как и во время
войны, занимался послевоенным
устройством войск в полевых
районах дислокации в Восточной
Германии.





    Глава третья


face="Arial,Arial">О НЕКОТОРЫХ ИТОГАХ ВОЙНЫ
И ЦЕНЕ ПОБЕДЫ



face="Arial,Arial">1. о критериях и цене
победы



Таким образом,
Великая Отечественная война
завершилась полной победой
Советского Союза над фашистской
Германией. Да, победа нам досталась
неимоверно тяжело. Но вместе с тем
радостно сознавать, что мы все же
победили, что не зря люди гибли и
перенесли столько лишений и
страданий. Для лучшего понимания
значения победы не следовало бы
забывать и о том, какие цели ставил
перед собой Гитлер.



Обратимся к
некоторым положениям плана
Гитлера, зафиксированным на бумаге
3 марта 1941 г.:



-- вся территория
Советского Союза должна быть
разделена на ряд государств с
собственными правительствами, с
которыми "мы могли бы заключить
мир";



--
еврейско-большевистская
интеллигенция -- "угнетатель
народа" -- должна быть устранена;



-- ни при каких
обстоятельствах на место
большевистской России не должна
прийти Россия национальная,
которая, как доказывает история, в
конечном счете снова окажется
враждебной Германии;



-- с использованием
минимума вооруженных сил должны
быть созданы социалистические
государственные образования,
"которые находились бы в
зависимости от нас".



Его намерения по
истреблению 30--40 млн славянских
народов уже практически
осуществлялись.



И если вспомнить,
какая участь была уготована нашим и
другим народам согласно
гитлеровским планам, то нетрудно
понять, какое великое дело сделали
советский народ и его вооруженные
силы, одержав победу над заклятыми
врагами нашей Родины.



24 июня 1945 г. в
ознаменование Победы над Германией
в Великой Отечественной войне на
Красной площади в Москве состоялся
парад, который принимал Жуков.
Парадом командовал Рокоссовский.
Выступая на параде, маршал Жуков
говорил: "На советско-германском
фронте был растоптан авторитет
германского оружия и предрешен
победоносный исход войны в Европе.
Война показала не только
богатырскую силу и беспримерный
героизм нашей армии, но и полное
превосходство нашей стратегии и
тактики над стратегией и тактикой
врага... В Отечественной войне
Красная Армия с честью оправдала
великое доверие народа. Ее славные
воины достойно выполнили свой долг
перед Родиной. Красная Армия не
только отстояла свободу и
независимость нашего Отечества, но
и избавила от немецкого ига народы
Европы. Отныне и навсегда наша
победоносная Красная Армия войдет
в мировую историю как армия
освободительница, овеянная ореолом
немеркнущей славы".



Во все времена
главной целью войны было
достижение победы или по крайней
мере заключение мира на приемлемых
условиях. "Пиррова победа" всегда
считалась нежелательной, но все же
и такая победа была
предпочтительней, чем поражение.
Как говорил Дмитрий Донской своим
дружинам перед Куликовской битвой,
"не бойтесь смерти, бойтесь
поражения. Оно и смерть принесет
вам и бесславие". Это относится не
только к воинам, но и государствам.



Во время Великой
Отечественной войны из-за
непримиримости целей сторон
вооруженная борьба носила особо
ожесточенный характер и поэтому
речь шла о победе любой ценой, ибо
альтернативой этому было лишь
сокрушительное поражение со всеми
вытекающими тяжелейшими
последствиями, жертвами и
издержками. Какие-либо полумеры и
компромиссы исключались. Для СССР
речь шла о жизни и смерти ее
народов. Это накладывало свой
отпечаток и на наше военное
искусство, в том числе и на
полководческое искусство Г.К.
Жукова.



Как показывает
исторический опыт, цена победы
обычно определяется степенью
сложности условий, в которых она
достигается, силой противостоящего
противника, военно-политической и
стратегической значимостью
одержанной победы, общими
(благоприятными или
неблагоприятными) итогами войны,
проявлением уровня военного
искусства, людскими потерями и
материальными издержками войны.
Когда речь идет о коалиционной
войне, важное значение имеет и
вклад той или иной страны в общую
победу.



Известно, в каких
неимоверно трудных условиях и с
каким сильным и коварным
противником пришлось иметь дело
советскому народу и его
вооруженным силам в Великой
Отечественной войне. Огромное
историческое значение победы,
достигнутой во второй мировой
войне, и решающий вклад в ее
достижение со стороны советского
народа считались до сих пор
общепризнанными.



В свое время
решающую роль Советских
Вооруженных Сил в войне признавали
и высоко оценивали президент США Ф.
Рузвельт, премьер-министр
Великобритании У. Черчилль и другие
руководители государств-союзников
по антифашистской коалиции.



У. Черчилль был
вынужден признать, "... что все наши
(западных союзников -- М.Г.) военные
операции осуществляются в весьма
незначительных масштабах... по
сравнению с гигантскими усилиями
России".



"Если бы Советский
Союз, -- писал госсекретарь США Э.
Стеттиниус, -- не смог удержать свой
фронт, у немцев создалась бы
возможность захвата
Великобритании. Они могли бы также
захватить Африку, и в этом случае им
удалось бы создать свой плацдарм в
Латинской Америке".



Государственный
секретарь США К.Хэлл откровенно
заявлял: "Мы должны всегда помнить,
что в своей героической борьбе
против Германии русские, возможно,
спасли союзников от сепаратного
мира с немцами. Такой мир унизил бы
союзников и открыл двери для
следующей Тридцатилетней войны".



Высокую оценку
нашей победе и военному искусству
давал генерал Д. Эйзенхауэр в своих
беседах с маршалом Г.К. Жуковым.



Роль Советского
Союза в достижении победы и
значимость самой победы не
вызывала сомнений. Но в последние
годы все это как-то стало
переиначиваться.



Слышатся уже голоса
не только о "виновности" СССР в
развязывании войны, но и вообще
напрасности сопротивления
фашистскому нашествию, об
ошибочности позиции западных
стран, ставших на сторону
Советского Союза. По мнению
сторонников таких утверждений
сопротивление фашизму и победа над
ним только отдалили крушение
коммунистического режима и имели
регрессивное значение. Поэтому
власовцы, бандеровцы, дезертиры,
бежавшие с фронта и прочие
предатели были, оказывается, более
дальновидными и прогрессивными
людьми, еще тогда начав борьбу
против сталинского режима. А все
фронтовики и большинство нашего
народа были бессознательной,
неполноценной массой, делавшей во
время войны не то, что надо было
делать. Как когда-то писал один поэт
про Минина и Пожарского:
"Подумаешь, спасли Расею! Может
было б лучше не спасать".



Невозможно
требовать от каждого человека,
чтобы он был патриотом, но если
Родина для него чужая, то видимо,
можно и нужно рассчитывать на
элементарную гражданственность,
хотя бы на уровне мопассановской
Пышки, которая хоть и была женщиной
легкого поведения, но не хотела
иметь дела с пруссаками,
оккупировавшими ее страну...



И в свете
сказанного, чтобы убедительно
ответить на вопрос, не напрасно ли
мы воевали, о роли и значении победы
во второй мировой войне, надо
историю этой войны рассматривать
не изолированно, а в общей
исторической ретроспективе и
перспективе. При таком
рассмотрении перед нами предстают
два ее взаимосвязанных аспекта.



Первый из них --
философский, связанный с извечным
вопросом, что же ждет человечество
в будущем, были ли идеи социализма
лишь историческим эпизодом,
иллюзией, может ли быть более
совершенное, социально
справедливое общество, чем то,
которое существует сейчас в
западных капиталистических
странах или диалектику развития
общества надо снова
"притормозить", как это пытался
сделать Гегель, но теперь уже у
новых Бранденбургских ворот. Этот
вопрос требует отдельного
рассмотрения. Но в связи с
упомянутыми выше суждениями об
этом приходится говорить только
потому, что он затрагивает и смысл
Великой Отечественной войны, за что
сражались народы нашей страны. Что,
какие идеи надо быть готовым
защищать, -- эти вопросы остро
встают перед российской армией и
сегодня.



Второй аспект --
социально-политический и связан он
с утверждением о том, что если бы не
советский строй, не
коммунистический режим, то на нашу
страну никто бы не нападал.
Несомненно, возникновение
Советской Республики усилило
противоречия с капиталистическим
миром и служило одним из стимулов,
подталкивающих фашистскую
агрессию на восток. Но
многочисленные факты и документы
свидетельствуют о том, что если бы
даже в нашей стране продолжал
существовать царский или
буржуазно-демократический строй,
то все равно России не удалось бы
избежать войны против Германии.
Цель ее экспансии на восток была
заложена в германской и особенно
фашистской политике весьма
глубоко, основательно и она
неуклонно осуществлялась бы при
любых обстоятельствах.



Если все это учесть,
то даже при неодинаковом отношении
к идеям коммунизма то главное, что
воодушевляло и объединяло
большинство людей была идея защиты
Родины, спасения Отечества и вместе
с ним и всей Европы от угрозы
фашистского порабощения, поэтому и
писатель В.Набоков, и генерал
Деникин, и многие другие
антисоветски настроенные люди были
не на стороне Гитлера, а на стороне
России. И главная цель
государственной политики в этот
период была связана со спасением
Отечества, а не с мировой
революцией, как это сегодня кое-кто
изображает. Всем было понятно, что
если бы Гитлеру удалось победить,
то вся история человечества была бы
отброшена на несколько десятилетий
назад.



Поэтому героическая
самоотверженная борьба советского
народа с фашизмом и победа над ним в
союзе с другими народами
антигитлеровской коалиции имели
огромное историческое,
прогрессивное значение. Наша
страна, как и другие государства
Европы и Азии, боровшиеся с
фашизмом, отстояла свою
независимость. В результате победы
во второй мировой войне и усиления
национально-освободительной
борьбы рухнула позорная
колониальная система и многие
народы встали на путь
самостоятельного развития. Никто,
видимо, не возьмется отрицать
прогрессивность этого явления в
истории человечества. Без победы во
второй мировой войне не было бы и
многих других позитивных
изменений, которые произошли в
послевоенные годы, в том числе и в
судьбах немецкого и японского
народов, которые сейчас и
процветают прежде всего в
результате свержения фашизма и
милитаризма. Да и наш народ в годы
войны многое увидел в ином свете,
чем ему внушалось, и это в
последующем способствовало его
пробуждению. Таковы в нескольких
словах социально-политическое
значение и главный показатель цены
достигнутой победы во второй
мировой войне.



Но поскольку,
несмотря на все это, говорят, что
все равно никакой победы не было,
что вместо Дня Победы надо
установить день траура, мотивируя
это ссылками на большие потери и
наше неумение воевать, то, видимо,
есть смысл задуматься, какие же
история выработала объективные
критерии, определяющие победы и
поражения. Из чего же всегда
исходили, чтобы отличать победу от
поражения?



Во-первых, в
практике общественной жизни и
исторической науке при подходе к
этому вопросу исходили из того,
какие военно-политические и
стратегические цели ставили перед
собой воюющие стороны и насколько
они на деле достигались.



Известно, что цель
фашистской Германии состояла в
захвате и ликвидации СССР, как
государства, порабощении и
истреблении огромных масс
славянских и других народов,
составляющих "низшую расу", в
завоевании мирового господства.
Советский Союз и другие страны
антигитлеровской коалиции ставили
своей главной целью защиту свободы
и независимости своих государств и
других народов, разгром и
искоренение фашизма. Как
достигнуты эти цели? Германия,
Япония и их союзники потерпели
полное поражение, ликвидирован
навязанный народам фашистский
режим. Советский Союз и другие
страны антигитлеровской коалиции
сокрушили агрессоров на Западе и
Востоке и освободили
оккупированные врагом территории.
И не фашисты пришли в Москву, Лондон
и Вашингтон, как это они
планировали, а войска союзных стран
вступили как победители в Берлин,
Рим и Токио. Если бы был "разгром
советских войск под Москвой", как
утверждает "Столица", фашисты
пришли бы в Москву, но они были
отброшены от Москвы и наши войска
пришли в Берлин. Вот ведь в чем
"нестыковка" в позиции
ниспровергателей нашей истории.



Во-вторых, была ли
победа или поражение на войне,
определяется тем, в каком состоянии
страна и армия закончили войну.
Советский Союз, несмотря на
огромные потери и разрушения, вышел
из войны окрепшим и более мощным
государством, чем до начала войны,
как в экономическом, так и военном
отношении, фашистский рейх и
бундесвер, милитаристская Япония и
ее армия были сокрушены и вообще
перестали существовать, территории
государств-агрессоров
оккупированы союзными войсками.



В-третьих, как
показывает исторический опыт, на
достигнутую победу накладывает
особый отпечаток "качество
победы", ее цена, выраженная не
только в приобретениях, но и
потерях и издержках, понесенных во
время войны. Наиболее
распространенный в публицистике
тезис состоит в том, что мы
"неправильно" воевали и победили.
Страна вообще к войне не была
подготовлена. Армия начала и
кончила войну, не умея воевать,
оружие ее было никудышним, "все ее
командиры и полководцы были
бездарными". Не делается даже
исключения ни для Жукова, ни для