степеней содержат одни комментарии
к указаниям старших начальников и
официальным толкованиям, пересказ
чужих мыслей. Он высказал мысль о
повышении требовательности и
возможности дисквалификации
подобных "ученых". По его
убеждению для того, чтобы отвечать
своему назначению и высоким ученым
званиям, нужно вкладывать в труды
свои мысли, выдвигаемые положения и
выводы должны быть продуктом
своего собственного ума. Для
повышения авторитета и
плодотворности военной науки он
потребовал активного участия в
военно-научной работе маршалов,
генералов-участников войны и в
целом руководящего состава
вооруженных сил. По его указанию к
Генеральному штабу были
прикомандированы крупные
военачальники фронтового и
армейского звена для обобщения
опыта важнейших операций Великой
Отечественной войны и разработке
трудов по военному искусству
послевоенного периода.
В научных
исследованиях требовалось
ориентироваться на перспективную
материальную базу вооруженной
борьбы. Он обязывал строго
относиться к сохранению военной
тайны, военно-технических секретов.
Вместе с тем твердо заявил, что
никаких серьезных научных
исследований не может быть, если
исследователь не обладает нужной
достоверной информацией. И дал
указание, чтобы исследователи
допускались не только к новейшим
образцам оружия и военной техники,
но и знакомились с перспективными
научно-исследовательскими и
конструкторскими работами. Жуков
обратил внимание на необходимость
не только выработки новых научных
идей, но и на своевременное
доведение их до офицерского
состава. Было ясно, что если все
засекречивать и даже по операциям
прошлой войны, то нужные знания до
офицеров никогда не дойдут. Мы
справедливо высказывали нарекания
в адрес зарубежных историков, но
из-за закрытости наших материалов
они описывали операции наших войск
по немецким источникам. К
сожалению, доступ к архивным
документам даже для своих граждан,
ветеранов войны до сих пор не
отрегулирован. Именно при Жукове
начались разработка и издание
серии книг, составляющих
"Библиотеку офицера". Министр
обороны поставил задачу проводить
военно-научные конференции
вооруженных сил ежегодно, а в
округах и флотах -- 2 раза в год.
Большим недостатком
считал Жуков чванливое отрицание
так называемой буржуазной военной
науки, потребовав внимательного
изучения всех достижений
военно-теоретической и
военно-технической мысли за
рубежом. После войны в короткие
сроки издавались на русском языке
книги, публикуемые в США, Англии,
Франции и других странах, мемуары
Эйзенхауэра, де Голля, Гудериана,
Манштейна и многих других
иностранных авторов. Генералы,
адмиралы и офицеры имели
возможность следить за всеми
новинками. Все это оживило
творческую мысль, военно-научную
работу, оплодотворяло подготовку
военных кадров.
Большое значение
Георгий Константинович придавал
самообразованию офицеров. Он был
убежден, что только те знания,
которые офицер добывает сам, могут
быть прочными. Очень важно получить
хорошее образование, окончить
академию, но еще важнее
вырабатывать у офицеров
любознательность, жажду к
непрерывному пополнению своих
знаний. Что толку, например, в том,
что военный министр царского
правительства генерал В.А.
Сухомлинов окончил академию
генерального штаба, если он сам
хвастался, что за 20 лет не прочитал
ни одной книги. К сожалению,
встречались такие генералы и в
советское время.
Вспоминая свою
военную службу, Георгий
Константинович подчеркивал, как
усердно и кропотливо изучал опыт
других военачальников, труды
военных писателей.
В одном из своих
интервью он рассказывал, что эта
учеба дала ему твердые навыки в
самостоятельной работе над
военно-историческими и
теоретическими трудами. "В
бытность командиром полка и
дивизии, -- говорил он, -- мне
приходилось самостоятельно
изучать и разбирать многие
операции первой мировой и
гражданской войн и полученные
знания использовать при проведении
занятий с командным составом, и я
также самостоятельно изучал
исторические и теоретические труды
М.Н. Фрунзе, Б.М. Шапошникова, А.И.
Егорова, С.С. Каменева, М.Н.
Тухачевского и многих других
историков и теоретиков того
времени.
Но надо прямо
сказать, что сидя за партой
настоящим командиром вряд ли
станешь. Только на практической
работе в войсках -- на учениях,
маневрах, не говоря уже о боевых
действиях, -- выковываются
командирские качества:
хладнокровие, воля, мужество и
смелость.
В частности, лично
для меня для выработки
определенных командирских качеств,
кроме систематической
самостоятельной работы над
вопросами теории и военной истории,
большую роль сыграло участие в
оперативных играх,
командно-штабных учениях, маневрах,
которые довольно часто проводились
в Белорусском военном округе под
руководством А.И. Егорова, И.П.
Уборевича, а также наркома обороны.
Очень многому научился, командуя в
1938 году 1-й армейской группой
советско-монгольских войск на реке
Халхин-Гол.
В годы Великой
Отечественной войны каждая
операция, в которой мне довелось
участвовать при ее планировании и
подготовке или командовать
войсками, обогащала меня,
заставляла глубоко задуматься и
извлекать практические уроки. От
операции к операции мы становились
более зрелыми. Если, например,
вспомнить, как готовились такие
крупнейшие операции, как
контрнаступление под Москвой,
Сталинградом и Курском, то все они
проводились в разной обстановке, с
участием различного количества
войск. Но анализ показывает, как от
операции к операции
совершенствовалось наше
стратегическое и оперативное
мастерство. Недочеты, которые
допускались в одной операции, мы
старались не допускать при
подготовке и проведении другой.
Основываясь на
личном опыте, я хочу
порекомендовать молодым офицерам:
не жалейте сил на изучение истории
как минувшей войны, так и локальных
войн ... изучайте опыт маневров,
различных учений -- это вам крепко
поможет в будущем. Не просто
заучивайте факты, а больше
размышляйте над ними, анализируйте,
оценивайте принимаемые решения и
действия войск, вырабатывайте
самостоятельность мышления. В этом
смысл работы по изучению опыта
прошлого. И еще один совет. Всегда и
везде тщательно и всесторонне
изучайте вероятного противника,
его теорию и практику, умейте
анализировать и обобщать
полученные данные и делать из них
правильные выводы".
Г.К. Жуков оставил
большое военно-теоретическое
наследие. В 1974 г., после его кончины,
меня, как начальника
военно-научного управления
Генштаба включили в состав
Государственной комиссии, которая
должна была отобрать и передать на
хранение в архив документы и
рукописи Георгия Константиновича.
Однако до нашего прибытия еще ночью
на даче у него уже побывали
присланные К.У. Черненко сотрудники
общего отдела ЦК КПСС и КГБ и все,
что представляло интерес для них,
увезли, но сделали это очень
небрежно, прихватив и некоторые
рукописи по военному искусству,
которые им не были нужны. Некоторые
из них удалось разыскать лишь в
последнее время, благодаря
энтузиазму генерал-полковника
Горькова Ю.А. и полковника Семина
Ю.Н.
Среди
военно-теоретических трудов Жукова
большой интерес представляет его
доклад, сделанный в 1940 г. на тему:
"Общие условия ведения
современных наступательных
операций и основные принципы их
построения".
Ему принадлежит ряд
военно-научных трудов,
разработанных в послевоенные годы.
Среди них: "Советская военная
стратегия 1941--1942 годов"; "Краткий
анализ операций в Великой
Отечественной войне".
Сотрудниками
Историко-архивного и
военно-мемориального центра В.
Гуркиным, А. Кругловым подготовлен
материал с документами и
неопубликованными статьями Г.К.
Жукова "Г.К. Жуков, документы и
материалы", около 600 листов.
Большой интерес представляют его
доклады на военно-научных
конференциях, на разборах учений.
Институт военной истории МО РФ
издал сборник документов по
Берлинской операции. Готовится
сборник материалов по его
полководческому искусству под
руководством генерал-майора
Золотарева В.А.
Более 15 научных
докладов и лекций были
подготовлены им в период
командования войсками Одесского и
Уральского округов.
Несколько очень
содержательных статей, посвященных
битве под Москвой, Курской битве,
Белорусской, Висло-Одерской и
Берлинской операциям опубликовано
в журналах "Военная мысль" и
"Военно-исторический журнал".
Главным трудом
Жукова остаются широко известные
"Воспоминания и размышления". В
последнем издании этой книги в
значительной мере восстановлен
первоначальный авторский текст.
Клаузевиц, оставляя
свою незавершенную рукопись "О
войне", говорил: "Для меня было бы
вопросом честолюбия написать такую
книгу, которую не забыли бы через
2--3 года, которую интересующиеся
делом могли бы взять в руки не один
только раз". Долговечность его
знаменитого труда превзошла все
ожидания автора. Надо полагать, что
не менее славная судьба ждет и
уникальный труд Г.К. Жукова.
В августе 1966 г. в
редакции "Военно-исторического
журнала" состоялась в целом
интересная и поучительная встреча
группы военных историков с Жуковым.
В ходе нее наряду со стоящими
маршалу задавались и некоторые
наивные вопросы, свидетельствующие
о том, на каком разном уровне
понимания военного искусства
стояли полководец и тогда еще
молодые историки, самонадеянно
пытавшиеся судить на свой лад о его
полководческой деятельности.
Например:
-- Нельзя ли
разграничить по времени контрудар
и контрнаступление под Москвой?
(Казалось бы, как и зачем их
разграничивать, если из
контрударов вырастало
контрнаступление).
-- Почему в
Берлинской операции вы изменили
свое решение об использовании
армии Катукова? (Спрашивается,
почему оно должно быть неизменным?)
На это следовал резонный ответ
Жукова, что он в своих действиях
никогда не придерживался того, что
говорил раньше, а следил за
обстановкой. И если она изменялась
не так, как предполагалось, то
немедленно вносил коррективы.
В этом суть военного
искусства. Меняется обстановка,
меняются и решения, способы
действий.
А еще говорят, что
Георгий Константинович был
невыдержанным. Трудно представить
себе, кто еще из военачальников и
просто командиров мог выслушивать
такие вопросы и терпеливо на них
отвечать. И все последующие попытки
некоторых историков развенчать
стратегические идеи Жукова
остались на таком же примитивном
уровне, при котором не то что
серьезно исследовать, но и понять
полководца по-настоящему нельзя. Не
говорю уже об упомянутых выше
разного рода шарлатанах, не имеющих
вообще никакого отношения к
военно-исторической работе.
Г.К. Жуков как
министр обороны активно участвовал
в политической и общественной
жизни страны. Когда возникла угроза
того, что Молотов, Маленков, Берия
вновь могут попытаться повернуть
жизнь страны к сталинским временам,
Георгий Константинович решительно
выступил против этой группы и
поддержал Хрущева. Последний был
перепуган возросшим авторитетом,
влиянием Жукова и при первом
удобном случае решил от него
избавиться. На октябрьском пленуме
ЦК КПСС в 1957 г. Жукову были
предъявлены надуманные обвинения,
в том числе в недооценке
партийно-политической работы в
вооруженных силах. Такое обвинение
было нелепым, ибо Жуков придавал
большое значение
морально-политической подготовке и
воинскому воспитанию
военнослужащих, считая их
важнейшим условием обеспечения
высокой боеспособности войск. Он
выступал против крайностей и
формализма в этом деле, против
превращения так называемой
партийно-политической работы в
самоцель. Георгий Константинович
добивался повышения роли
командиров в воспитательной
работе, сокращения количества
штатных политработников. Его
особенно беспокоило то
обстоятельство, что воспитательная
работа стала все больше
оказениваться и отрываться от
жизни, от задач боевой подготовки
войск. Дело доходило до абсурда,
когда, например, в сокращенных,
скадрованных соединениях и частях
личный состав ходил в основном в
наряд и занимался
политподготовкой, на боевую учебу
вообще времени не оставалось.
После ухода Жукова с
поста министра обороны эта
пагубная линия еще больше
усугубилась. Значительно
увеличилось количество штатных
политработников в войсках, их
внедрили во все самые
незначительные управления
Центрального аппарата
Министерства обороны, где их даже
во время войны не было. Под разными
предлогами ограничивалось
единоначалие.
Теперь мы уже знаем,
какова была ценность и
действенность этой
всеохватывающей и всеподавляющей
политподготовки. С роспуском КПСС
вся громоздкая и пропитанная
формализмом политическая и
идеологическая система рухнула с
удивительной легкостью. Ни один
коммунист или охваченный
политподготовкой военнослужащий
никак не реагировал на это. Ибо
жизнь и отчужденная от людей,
оказененная идеологическая работа
шли уже параллельными путями, не
соприкасаясь друг с другом. А все
огромные усилия и драгоценное
учебное время, оторванное от боевой
подготовки, оказались потраченными
почти что впустую.
В свете всего этого
нетрудно понять, насколько
несостоятельными были обвинения,
выдвинутые на Октябрьском пленуме
ЦК КПСС в адрес Жукова, и насколько
прозорливой и жизненной оказалась
позиция маршала в этом вопросе.
Поэтому руководству
КПРФ давно пора отменить или
отмежеваться от постановления,
принятого на этом пленуме,
шельмующего великого полководца.
Жукова желательно
избавить и от многих других
надуманных, необоснованных
наветов.
После освобождения
Жукова от должности министра
обороны и многое другое вернулось в
свои заскорузлые рамки.
Диссертации, за редким исключением,
писались для внутренних
потребностей диссертационных
советов и самих авторов и мало чем
обогащали военную мысль.
Продолжали засекречивать что надо
и не надо, даже описание важнейших
операций и боевых действий по опыту
войны. Все это обедняло
военно-теоретическую мысль,
затрудняло доведение до широкого
круга офицеров новых достижений
военной теории и практики. А в
последние годы в России творческая
мысль и военно-научная работа
вообще затормозилась и захирела.
Какие-либо
военно-теоретические труды, ни
отечественные, ни зарубежные не
издаются. На страницах печати
появилось столько дремучего
невежества и демагогии, которых за
все это столетие, видимо, не было.
После ухода Жукова
особенно большой спад начался в
методике оперативной и боевой
подготовки. Боевая учеба нередко
подменялась бесплодным
теоретизированием и формализмом в
работе командования и штабов.
Об опыте подготовки
боевых действий, жуковской школе
деловитости и конкретности не раз
приходилось вспоминать на учениях,
когда после громко и с пафосом
объявленного пространного боевого
приказа и многочасовых указаний по
взаимодействию так и невозможно
было толком уяснить, какие именно
задачи поставлены и как надо
действовать. Или подбегали к
начальнику оперативного отдела и
просили уточнить разгранлинии,
средства усиления, график
артподготовки и другие вопросы. Ибо
весь процесс выработки решения,
постановки задач, организации
боевых действий был пропитан
формализмом, и главная забота
командиров и штабов состояла не в
том, чтобы как можно лучше
выполнить задачу (учения нередко
шли по намеченному плану и об этом
больше заботилось руководство, чем
обучаемые), а в стремлении как можно
лучше "показать" себя. Да и судили
о командирах в основном по тому, как
они докладывали. Внешне все было
как будто бы "правильно", но
оторвано от существа дела.
Всю сложнейшую
работу по подготовке боя и операции
стали в основном сводить к
разработке многочисленных,
громоздких документов, где среди
обилия отвлеченных теоретических
положений утопали конкретные
задачи и суть дела. Главная часть
работы командиров и штабов по
организации боя стала отодвигаться
на второй план. Постепенно мы
начали терять самое драгоценное из
того, что приобрели во время войны.
Особенно большой вред принесли
учения, где командующие
объединениями и командиры
соединений сами выступали
руководителями учений, проводимых
с этими объединениями,
соединениями, и действовали на этих
учениях, заранее зная обстановку за
обе стороны и ход ее развития.
Так извращенная
система оперативной и боевой
подготовки породила
военачальников разного калибра,
которые стали больше похожими на
плохих пропагандистов военного
дела, чем на боевых командиров.
Изъяны в обучении и
воспитании кадров сказались и в
целом на качестве боевой
подготовки войск. Чем больше и
громче говорили о максимальном
приближении обучения войск к тому,
что требуется на войне, тем больше
оно отрывалось от боевой
действительности.
Как же случилось,
что в армии, состоявшей в основном
из много и хорошо воевавших людей,
столь легко был растерян
выстраданный во время войны боевой
опыт? Это одна из самых больших
загадок, однозначно отгадать
которые не так просто. Но одна из
причин состояла, видимо в том, что к
руководству приходили далеко не
лучшие кадры, в военных училищах и
академиях оказалось немало
преподавателей, которые этого
свинцового боевого опыта как
следует не хлебнули и всю глубину
его внутренней сути так и не
уяснили. Фронтовики, приходившие в
военно-учебные заведения в
качестве как слушателей, так и
преподавателей, будучи еще не очень
осведомленными в области теории,
первое время смотрели на нее больше
с благоговением, чем с точки зрения
критического опыта. При этом
почему-то полагали, что военная
наука -- это некая высшая сфера
деятельности, которой должны
заниматься какие-то особые люди,
хотя, как теперь уже стало понятно,
именно люди с боевым опытом и
должны были питать науку новыми
идеями. Да и вся утвердившаяся
после войны система парадности и
показухи, пренебрежения к делу,
поощрения серости и подавления
творчества не очень способствовала
органическому соединению теории и
практики.
Только во второй
половине 70-х и в 80-е годы начали
преодолеваться эти негативные
явления и вновь стали возрождаться
жуковские традиции в оперативной и
боевой подготовке.
Но в последние годы
мы снова наблюдаем регресс в этой
области.
И речь не идет о том,
что и после войны нужно было учить
армию лишь на опыте Великой
Отечественной, афганской или
другой войны. Совершенно очевидно,
что содержание воинского обучения
должно быть ориентировано на
вооруженную борьбу будущего.
Никогда не могут, однако, устареть
сам подход к решению
оперативно-тактических задач,
широкое творчество и применявшиеся
при этом методы конкретного
подхода к делу и организаторской
работы, тщательность и
кропотливость отработки с
подчиненными командирами и
войсками всех подготовительных
мероприятий, умение обучать войска
именно тому, что от них может
потребоваться в боевой обстановке.
Все это, в конечном итоге, и
определяет весь дух военного
искусства, в котором заключены если
не "вечные", то очень и очень долго
живущие принципы и идеи.
После неожиданного
и ничем не обоснованного
отстранения от должности министра
обороны Г.К. Жуков подвергся новой
тягчайшей опале. Само его
увольнение из армии в 1958 г. было
незаконным, так как по
установленному статусу маршалы
Советского Союза не могли
увольняться. Такой опытнейший и
талантливый человек как Г.К. Жуков
был лишен возможности заниматься
не только проблемами современной
военной науки, что могло бы
принести огромную пользу, но и
обобщением опыта Великой
Отечественной войны. С большим
трудом, преодолевая всевозможные
бюрократические рогатки, ему
удалось написать свою знаменитую
теперь книгу "Воспоминания и
размышления" о Великой
Отечественной войне. Любой
по-настоящему пытливый читатель
может прочитать и убедиться, что
это наиболее глубокая, правдивая и
богатая обобщающими выводами и
мыслями книга.
После войны было
издано много хороших мемуаров.
Среди них представляются наиболее
содержательными и поучительными
воспоминания А.М. Василевского, И.С.
Конева, К.К. Рокоссовского, Р.Я.
Малиновского, И.Х. Баграмяна, Н.Г.
Кузнецова, Н.Н. Воронова, П.И. Батова,
В.И. Чуйкова, П.Н. Лащенко и многих
других.
Отдавая должное
всем другим мемуарам, можно без
всяких стеснений и преувеличения
сказать, что книга Жукова занимает
среди них самое видное место и
свидетельствует о том, что автор ее
был не только великим полководцем,
но и выдающимся военным мыслителем.
Несмотря на все
мытарства, которые пришлось
перетерпеть Жукову на пути к
изданию книги, в последнее время
заявляет о себе все большее
количество людей, которые,
оказывается, всячески "помогали"
Жукову в подготовке и издании
книги, как и в случае с бревном,
которое несли вместе с Лениным.
Даже не поймешь, кто же мешал, кто
чинил препоны маршалу.
Недавно А.Н. Яковлев
писал, что в ЦК КПСС курирование
рукописи и издания книги Жукова
было поручено ему. Причем, он верно
утверждает, что книга была издана
вопреки мнению и сопротивлению
аппарата ЦК КПСС и Главпура,
благодаря личному указанию Л.И.
Брежнева. Леонид Ильич позвонил
маршалу, чтобы поздравить его с
днем рождения. Пользуясь случаем,
Жуков упомянул о судьбе своих
мемуаров. Генсек высказался в
пользу их издания. Но какова же роль
исполнителей этого решения,
"помогавших" Жукову и
курировавших его рукопись?
Все правки,
предложенные идеологами ЦК и
Главпура, в том числе такую
нелепость -- будто бы Жуков
собирался заехать к начальнику
политотдела 18-й армии Л.И. Брежневу
и посоветоваться с ним по каким-то
стратегическим вопросам -- в книгу
включили. Добавили в нее и главу о
партийно-политической работе,
исковеркав тем самым уникальное
повествование о войне. Царила
какая-то беспардонная наглость
людей, которые не сумев чем-либо
путным проявить себя на войне,
пробравшись после войны к власти,
требовали писать о них то, чего они
хотели. Насильно вписали в книгу
фамилии А.А. Епишева,М.Х. Калашника и
других политработников. В чем же
тогда состояло курирование? Может
быть люди, курировавшие рукопись,
помогли отстоять то, что написал
Жуков, отвергли некомпетентное
вмешательство Главпура, возможно,
протестовали против этого
произвола, выступили в печати в
защиту Жукова? Ничего этого не было,
хотя допускаю что, возможно,
Александр Николаевич и некоторые
его коллеги в душе были больше на
стороне Жукова, чем его
притеснителей, может быть как-то и
сдерживали наскоки на него. Но не
больше. Тот же Д.А. Волкогонов
пытался воспрепятствовать новым
изданиям книги Жукова, в которых
предусматривалось исключить
главпуровские "доппайки" и все,
что без согласия автора было
вписано в книгу.
А.А. Гречко и А.А.
Епишев в записке в ЦК КПСС о
рукописи книги Г.К. Жукова среди
множества грехов и недостатков
указали и такой: "Г.К. Жуков
чрезмерно сгущает краски вокруг
недостатков, имевшихся в
боеготовности советских войск,
расположенных в западных военных
округах, в обучении личного состава
и подготовке командных кадров.
Слишком большое внимание уделяет
репрессиям 1937--1938 гг.".
Спрашивается, при том
катастрофическом положении, в
котором оказалась наша армия в 1941
г., что еще и какие краски можно было
"сгущать"? Конечно, то, что
подписали Гречко и Епишев --
нелепость. Они подписали это письмо
потому, что так "было нужно" в их
положении. Но в том же Главпуре и
аппарате ЦК КПСС были идеологи,
которые писали это письмо,
проталкивали его "наверх",
готовили "отбойные" ответы на
многочисленные предложения об
установке памятника Жукову. Сейчас
опубликованы документы, из которых
видно, кто воспротивился тому,
чтобы официально и достойно
отметить 75-летие Г.К. Жукова.
Вокруг Жукова
устроили подлинную информационную
и морально-психологическую
блокаду. Создавались всевозможные
препятствия для общения с ним.
Подслушивали его разговоры и
неоднократно устраивали допросы и
разборы его имевших место и
выдуманных высказываний. С большим
трудом печатались его статьи. В
официальных трудах и энциклопедиях
его имя умалчивалось или
третировалось. Например, по
подсчетам Н.Г. Павленко в "Истории
Великой Отечественной войны
Советского Союза" в первом томе
наш начальник Генштаба Г.К. Жуков ни
разу не упомянут (как будто его и не
было), а Ф.Гальдер фигурирует 12 раз.
В 3-м томе бывший член Военного
Совета фронта Н.С. Хрущев
упоминается 41 раз, а Верховный
Главнокомандующий И.В. Сталин -- 21
раз.
Воениздат выпустил
хронику Великой Отечественной, но
среди командующих фронтами не
значился маршал Жуков (видите ли,
фронт был, а командующего не было). И
это не только в официальных трудах.
В романе Э.Казакевича "Весна на
Одере" все решения на операцию
принимает какой-то член Военного
Совета. Даже Сталин недоумевал,
почему же там нет командующего,
Жукова.
Вообще со страниц
официальных изданий все больше
вытеснялись действительные
активные участники войны. Решения и
действия конкретных должностных
лиц заменялись безликим "партия,
ЦК, Военный Совет" и другими.
История войны становилась, по
существу безлюдной.
И весь этот произвол
творили не отвлеченные режим и
система, а конкретные люди, на
которых держалась эта система. Что
ж уж там говорить о каких-то
аппаратчиках, если в 1966 г. статью,
подготовленную к 70-летию Георгия
Константиновича, отказались
подписать Конев, Соколовский,
Василевский. Правда, А.М.
Василевский в 1975 г. при вручении мне
своей книги "Дело всей жизни"