исходили из реальной
действительности того времени.
После войны на
оперативно-тактических занятиях и
учениях было принято говорить, что
решение того или иного командира
соответствует или не соответствует
требованиям устава. Но решение по
определенной задаче не может и не
должно соответствовать уставам или
тем или иным теоретическим
положениям. Оно может быть
жизненным только в том случае, если
учитывает все оттенки сложившихся
условий, соответствует конкретной
обстановке и обеспечивает наиболее
эффективное выполнение
поставленной задачи.
Не случайно при
изучении военного искусства
выдающихся полководцев нередко
говорят, что Суворов, Наполеон,
Фрунзе или Жуков в том или ином
случае действовали вопреки тому
или иному в принципе правильному
положению устава или теоретическим
установкам. В этом -- одно из
проявлений их творчества и
новаторства.
Например, вроде бы
существует совершенно правильное
положение, требующее максимально
быстрого, стремительного развития
наступления. Но почему Жуков в
одном случае в ходе завершения
Висло-Одерской операции настойчиво
добивается согласия Сталина на
продолжение наступления к реке
Одер, а с выходом на этот рубеж,
вопреки требованию Верховного,
доказывает необходимость
временной оперативной паузы с
целью закрепления успеха, более
надежного обеспечения своего
правого фланга и подготовки
Берлинской операции? В том и другом
случае он исходит только из одного
-- своеобразия обстановки и
вытекающей из нее
оперативно-стратегической
целесообразности. Самый страшный
враг рационального военного
искусства -- это шаблон и догматизм.
Сила военного искусства -- в
творчестве, новаторстве,
оригинальности, а следовательно, в
неожиданности решений и действий
для противника. Жуков как никто
другой понимал эту суть военного
искусства и умел претворять ее в
жизнь в каждый операции, которую
ему доводилось готовить и
проводить. Важным средством обмана
противника, неожиданности
действий, навязывания ему своей
воли Жуков считал хитрость и
дезинформацию. Некоторые
военачальники после войны,
справедливо придавая большое
значение этим факторам, предлагали
считать хитрость отдельным
элементом решения командующего,
командира и специально его
формулировать. Но хитрость должна
быть заложена в замысле решения в
целом и органически входить во все
его элементы: время начала
операции, неожиданность для
противника направления главного
удара, оперативное построение и
способы действий войск и др.
Иногда извращенно
толкуются слова Наполеона: главное
ввязаться в сражение, а там видно
будет. Смысл этого высказывания в
том, что сразу с завязкой активных
боевых действий обстановка
начинает быстро меняться и надо
свои действия сообразовывать не
только с заранее намеченным планом,
а прежде всего с учетом действий
противника, своих войск и вообще
реально складывающейся обстановки.
Кстати, в 1815 г. под Ватерлоо
Наполеон сам отошел от этого
положения и, не учитывая в полной
мере условий местности, состояния
дорог после проливных дождей,
рассчитывал на такие же темпы
сосредоточения войск, подхода
артиллерии и резервов, как в
нормальных условиях. Наряду с
другими, это явилось одной из
причин его поражения.
Изложенный выше
подход, наиболее наглядно
характеризующий особенности
полководческого искусства Жукова,
является и ключом к пониманию сути
и соотношения военной науки и
военного искусства, о чем всегда
спорили в военной среде и
продолжают спорить по сей день.
Военное искусство
начинается там, где, с одной
стороны, глубокие теоретические
знания и творческое их применение
помогают командиру лучше видеть
общую связь происходящих явлений и
увереннее ориентироваться в
обстановке, с другой стороны,
командир, не сковывая себя общей
теоретической схемой, стремится
глубже проникать в суть реально
сложившейся обстановки, уловить ее
выгодные и невыгодные особенности
и, исходя из их анализа, найти
оригинальные решения и способы
действий, в наибольшей степени
соответствующие данным конкретным
условиям обстановки и поставленной
боевой задаче. Именно поэтому
максимальная степень соответствия
решений и действий командующих,
командиров и войск конкретным
условиям обстановки дает о себе
знать на протяжении всей истории с
такой устойчивой закономерностью,
так как именно в этом выражается
главная суть военного искусства,
определяющая наиболее
существенные и устойчивые связи,
соотношение объективных и
субъективных факторов, внутренние
движущие силы и основные причины
побед и поражений на войне.
Жуков считал самым
опасным в военном деле и в
подготовке военных кадров, когда
сложнейший процесс выработки
решений подменяется поверхностным,
отвлеченным приложением теории к
практике, когда решения не вытекают
из анализа конкретных условий
обстановки, а извлекаются из
теории. Б.М. Шапошников, выступая на
разборе маневров РККА в 1929 г.,
подчеркивал: "Ту ступень общей
тактической подготовки, которую мы
теперь имеем, можно
характеризовать как овладение
общей, чисто внешней схемой
решения, общей схемой отдачи
распоряжений, управления войсками.
Но настоящее творчество, настоящее
искусство начинается там, где эта
общая схема (без сомнения,
необходимая) не заслоняет, не
стушевывает особенности каждого
частного случая, а помогает быстрее
и увереннее эти особенности
понимать, а для каждого частного
случая давать нечто новое,
оригинальное, обусловливаемое
только особенностями данной
обстановки решение. Вот этой высшей
школы, которая граничит с настоящим
искусством, у нас еще нет".
Один из участников
дискуссии о военном искусстве в 20-е
гг. Е. Смысловский писал:
"...Изучение какой-либо науки
совершенно не гарантирует владения
руководимым этой наукой
искусством, и жизнь нам являет
неоднократные примеры так
называемых "ученых дураков",
которые, владея в совершенстве
широкими научными познаниями,
оказываются совершенно
несостоятельными в области
соответствующего искусства. Одно
дело знать, другое -- уметь".
В боевой обстановке
военачальникам и командирам
нередко приходится сталкиваться с
такими явлениями, которые не
предусмотрены никакими
теоретическими положениями или
противоречат им, поэтому возникает
необходимость в поиске совершенно
новых способов действий. Как
правило, на войне более успешно
действуют командиры, имеющие
высокую теоретическую подготовку.
Но известны случаи, когда
военачальники, обладая большими
теоретическими знаниями,
оказывались малопригодными для
практической деятельности, так как
не владели искусством управления
войсками в сложных условиях
обстановки.
Какие талантливые
книги написал Г.С. Иссерсон. Как
теоретик и военный писатель, он
может быть имел и преимущества
перед Жуковым. Он высказывал
правильные мысли о том, что
практическое значение вопроса
"военная наука или военное
искусство" заключается в том, что
его разрешение дает возможность
вырабатывать основные критерии для
подготовки бойца и, главным
образом, командира. Но при
командовании дивизией даже в
мирное время, на учениях, оказался
просто беспомощным. На одном из
учений в Белорусском военном
округе в 30-е гг. при столкновении во
встречном бое с дивизией, которой
командовал Жуков, он был сокрушен.
Просто овладение военным
искусством не каждому дано.
Вот этот главный
смысл военного искусства некоторые
офицеры не постигли даже после
Великой Отечественной войны. Порою
внешняя теоретическая схема, а не
конкретная обстановка диктовала
решения. На одном командно-штабном
учении была создана обстановка,
когда противник, совершив агрессию,
вклинился на 150--200 км. Войска, ведя
тяжелые оборонительные бои,
отступали. Командующий
объединением, увидя эту обстановку,
еще не оценив ее, сразу же начал
рисовать стрелы по окружению и
уничтожению вклинившейся
группировки противника. Трудно
было понять, как без
перегруппировки, ввода новых сил,
войска, которые отступали, вдруг
начали бы наступать только потому,
что на карту нанесены стрелы,
изображающие направления их
наступления. Жуков, увидев это, был
крайне расстроен и сказал, что
такого командующего и близко
нельзя допускать к войскам.
Из военной истории
мы знаем немало великих
полководцев и выдающихся военных
деятелей-администраторов. В той и
другой области одновременно
наиболее ярко проявили себя Петр I,
Румянцев, Суворов, Кутузов,
Наполеон. Однако не всегда
качества, присущие полководцу на
войне и военному администратору,
удачно сочетались в одном лице.
Потемкин или Милютин, например,
были хорошими военными
администраторами, но в
полководческом искусстве им не
пришлось себя проявить. И не у всех
полководцев было достаточно
призвания для
военно-администраторской работы в
мирное время. Так, Г.К. Жуков, будучи
выдающимся полководцем, сам в одной
из бесед заметил, что на любой
должности во время войны он себя
чувствовал увереннее, чем в
послевоенные годы. Например, у М.В.
Фрунзе качества полководца и
военного администратора, военного
реформатора очень хорошо дополняли
друг друга, и на том и другом
поприще он показал выдающиеся
способности.
Еще реже мы
встречаемся в истории с примерами
соединения в одном человеке
качеств выдающегося полководца и
теоретика, способного к крупным
научным обобщениям военного опыта
с глубоким проникновением в суть
рассматриваемых вопросов. Великим
примером в этом отношении может
служить А.В. Суворов. Богатые по
содержанию мысли оставил Наполеон.
Но все же и Наполеон, блестяще
проявивший себя в ряде сражений как
полководец и имевший шесть лет
свободного времени на острове
Эльба, не поднялся до таких высот
обобщения явлений войны, как
Клаузевиц. После Великой
Отечественной войны многие военные
деятели оставили свои мемуары. Но
наиболее богатыми и глубокими
мыслями наполнены воспоминания
Жукова.
Известный психолог
Б. М. Теплов в своей блестящей
работе "Ум полководца" на основе
военно-исторических материалов
излагает опыт психологического
исследования мышления полководца.
При этом он задался целью
исследовать "практическое
мышление", справедливо утверждая,
что для психологии оно имеет не
меньшую важность и не меньший
интерес, чем исследование
"мышления теоретического".
Анализируя
особенности "практического ума",
Б.М. Теплов отмечает, что от
полководца требуется наличие двух
качеств -- выдающегося ума и
сильной воли. Он ссылается на
Наполеона, который дарование
полководца сравнивал с квадратом:
основание -- воля, высота -- ум.
Крупным полководцем может быть
только тот человек, у которого воля
и ум равны. Если воля значительно
превышает ум, полководец будет
действовать решительно и
мужественно, но малоразумно; в
противном случае у него будут
хорошие идеи и планы, но не хватит
мужества и решительности
осуществить их. Но поскольку такое
полное равновесие в человеке
встречается редко, Наполеон считал,
что лучше иметь больше характера,
чем ума, и у своих маршалов ценил
прежде всего волевые качества.
Исходя из этих же соображений, М.И.
Драгомиров полагал возможным
мириться с тем, что дарование
полководца будет не квадратом, а
прямоугольником, отдавая
предпочтение воле. По его мнению,
"из всех деяний человеческих война
есть дело в значительной степени
более волевое, чем умовое".
Однако, как
показывает психологический анализ
деятельности полководцев, ум и волю
полководца неправомерно
рассматривать как две разные
способности, более правильно
исходить из единства ума и воли, на
что обращал внимание и М.В. Фрунзе.
"Когда говорят, -- пишет Б.М. Теплов,
-- что какой-либо военачальник
имеет выдающийся ум, но лишен таких
волевых качеств, как решительность
или "моральное мужество", то это
значит, что и ум у него не тот,
который нужен полководцу.
Подлинный "ум полководца" не
может быть у человека безвольного,
робкого и слабохарактерного".
Далее он подчеркивает, что не могут
быть по-настоящему решительными
люди, обладающие ограниченным умом.
Необходимым условием
решительности являются большой ум,
проницательность и мужество.
При рассмотрении
под этим углом зрения дарования Г.К.
Жукова мы видим удивительно полное
сочетание незаурядного ума,
характера и воли. Действительно, в
голове у безвольного военачальника
не могла бы родиться такая смелая
идея, как окружение и уничтожение
Ельнинской группировки противника,
когда весь фронт вел тяжелые
оборонительные бои; к тому же без
огромной силы воли, настойчивости и
энергии было и невозможно провести
ее в жизнь. С другой стороны,
развитое
оперативно-стратегическое
мышление, умение находить удачные и
смелые решения укрепляют волю,
прибавляют силу и энергию для их
осуществления, позволяют смелее
идти на риск и дерзания.
Пропорциональное развитие
умственных способностей, волевых и
организаторских качеств Г.К. Жуков
считал важнейшим условием обучения
и воспитания командных кадров
вообще.
Своеобразие
умственных способностей Г.К. Жукова
проявлялось прежде всего в умении
предвидеть развитие событий,
мыслить не только за себя, но и за
противника, видеть сразу целое и
все детали, в соединении, выражаясь
словами Б. М. Теплова,
"синтетической силы ума с
конкретностью мышления", в особом
даре превращения сложного в
простое, сохранении верности
суждений, простоты и ясности мысли
в сложнейших условиях боевой
обстановки, а также при решении
самых запутанных и трудных проблем
военной теории и практики.
Причем Г.К. Жуков,
как и М.В. Фрунзе, особое значение
придавал интуиции. Интуицию он
рассматривал не как случайную,
счастливую догадку, а как
способность к глубокому научному
предвидению, умение быстро
принимать смелые решения,
требующие предварительного
накопления больших знаний,
практического опыта и длительной
умственной работы.
Г.К. Жукова отличали
гибкий ум и твердая воля. Для его
полководческого искусства было
характерно тщательное
планирование предстоящих операций
и твердое проведение в жизнь
принятых решений и разработанных
планов. Вместе с тем эта
настойчивость не превращалась в
неумное упорство, в упрямство, по
словам Б.М. Теплова, разрушающее ту
самую волю, которая на первый
взгляд представляется его
источником. Георгий Константинович
проявлял необходимую гибкость,
когда обстановка изменялась, и
своевременно уточнял свои решения
и действия, проявляя при этом
суворовский "глазомер", быстроту
ориентировки, соображения и
реагирования на изменения
обстановки. Жукову были
свойственны и многие другие
качества, характеризующие его как
великого полководца.
Роль и значение
любой личности в истории, и тем
более человека с высоким
положением, определяются в
конечном счете не только его
способностями и потенциальными
возможностями, а совершенными им
делами, результатами,
эффективностью его практической
деятельности на том или ином
участке работы, который был ему
доверен. Или, как иногда говорят,
"сухим остатком" прожитой жизни,
то есть тем, что удалось сделать из
того, что не удавалось на этом
поприще предшественникам.
Любой иной подход не
позволяет судить объективно. К
сожалению, в некоторых мемуарах и
теоретических работах можно видеть
иногда однобокий подход к оценке
отдельных военных деятелей.
Нередко при их характеристике все
сводится к тому, что он был
обаятельным и добрым человеком,
внимательно и вежливо разговаривал
со всеми и т. д. Но при этом
умалчивается о том, какой "сухой
остаток" он оставил после себя,
почему на том участке, на котором он
работал, скажем, перед войной и за
который отвечал, выявилось так
много совершенно недопустимых
упущений, о которых в других местах
этих же мемуаров тоже немало и
очень убедительно сказано.
Спору нет, высокая
культура общения с людьми украшает
любого руководителя. Но на военной
службе она имеет смысл только в том
случае, если сочетается с высокой и,
если необходимо, суровой и
беспощадной требовательностью к
себе и подчиненным, когда, несмотря
ни на какие трудности, препятствия,
вопреки всякому сопротивлению и
недопониманию, соответствующие
интересам дела решения и
мероприятия проводятся в жизнь.
Такая позиция может иметь и тяжкие
последствия для того или иного
человека, но в конечном счете с
точки зрения интересов дела --
принципиальная линия есть
единственно верная линия.
Проявление гражданского мужества в
мирное время иногда значительно
сложнее, чем проявление мужества на
поле боя. Клаузевиц в своей книге
высказал следующие примечательные
в этом отношении слова: "Чем выше
мы поднимаемся по ступеням
служебной иерархии, тем больше
преобладания в деятельности
получает мысль, рассудок и
понимание; тем более отодвигается
на второй план смелость, являющаяся
свойством темперамента; поэтому мы
так редко находим ее на высших
постах, но зато тем более достойной
восхищения является она тогда".
Это мужество и, если хотите, отвагу
Жуков проявлял всю войну даже перед
таким диктатором как Сталин.
Порою ссылаются, что
сам по себе данный руководитель,
военачальник был человеком деловым
и способным, но ему не давали
возможности как следует
развернуться, ему мешали
вышестоящие начальники или
непутевые подчиненные. Например, до
сих пор в военно-исторической
литературе принято считать, что М.И.
Кутузов вроде бы не несет никакой
ответственности за поражение
русско-австрийских войск в
Аустерлицком сражении 1805 г. Все
дело испортили вмешавшиеся в дела
командующего русский и австрийский
императоры. Кутузова за его ратные
подвиги под Измаилом, Рущуком, в
войне 1812 г. мы по-праву считаем
одним из великих российских
полководцев. Но никакие другие
заслуги не могут снять с него
ответственности за поражение под
Аустерлицем. В этом сражении он
являлся командующим союзными
войсками и был обязан поставить
себя действительным командующим
или отказаться от командования.
В этом состояла беда
и Куропаткина в русско-японскую
войну, которому мешали и великий
князь, и японцы, но в основном --
собственная бесхарактерность.
В "Красной звезде"
недавно опубликованы дневники
генерала А.Е. Снесарева периода
гражданской войны. Из его записей
видно одно: он был внутренне
враждебно настроен к армии, в
которой служил. Он весьма красочно
и с оттенками злорадства описывает
страшные беспорядки и разложение,
которые творились в войсках,
которыми он командовал. Считая их,
видимо, неизбежными в
революционной армии, он
практически ничего не
предпринимает для пресечения
беспорядков и падения дисциплины.
Но в не менее сложных условиях во
время той же гражданской войны
совсем по-другому действовали
М.В.Фрунзе во главе фронта, которого
Жуков глубоко уважал, да и Жуков,
воевавший в самом низовом звене.
Например, Фрунзе сталкивался часто
не только с неприязнью, но и со
скрытым и даже с открытым
противодействием, а порой и
саботажем. Ему не раз приходилось
решительно укрощать части, которые
проявляли неповиновение и даже
поднимали мятежи. Никогда не
мирился с беспорядками и Жуков.
Еще раз вспомним в
какие сложные ситуации он попадал и
на Халхин-Голе, и во время Великой
Отечественной войны, кто только не
пытался ему мешать. Но ничто не
могло его поколебать.
На войне постепенно
вырабатывается привыкание к
опасности, различного рода
лишениям.
Но, как заметил один
писатель, такие качества как
ответственность, принципиальность,
решимость до конца выполнить
поставленную задачу -- должны
каждый раз приходить к
военачальнику как всегда новое и
безмерно тяжкое испытание. Жуков не
только не избегал ответственности,
а во имя интересов дела шел ей
навстречу, например, взявшись
проводить Ельнинскую операцию 1941 г.
В том-то и сила таких руководителей,
как Фрунзе и Жуков, что они умеют в
самых, казалось бы, безвыходных
положениях превращать себя в
сгусток энергии и, наперекор всему
добиваться намеченной цели и
успешного решения возложенных
задач. Как в военное, так и в мирное
время упущенных побед бывает порою
больше, чем одержанных. Но именно
последние в конечном счете
определяют подлинное лицо и
качества полководца.
Как видно из
изложенного, для проявления
высокого уровня военного искусства
требуется сочетание
умственно-ителлектуальных и
волевых организаторских качеств.
Какие черты наиболее характерны
для Жукова? Прежде всего глубокий,
гибкий ум и проницательность.
Умение не только проникнуть в
замысел противника, но и как бы в
живом виде воссоздать в сознании
возможный ход развития событий за
неприятеля и свои войска, что
давало возможность предвидеть их и
принимать заблаговременные меры.
По словам
Макиавелли: "Ничего не делает
полководца более великим, как
проникновение в замысел
противника". Жуков в совершенстве
владел этим искусством.
К сожалению, это не
всем во время войны удавалось. И
может быть больше всего страдали
наши войска на фронте из-за
неумения некоторых командующих
предвидеть возможные действия
противника, из-за чего запаздывали
ответные меры.
Например, Жуков был
справедливо возмущен, когда войска,
одержавшие блестящую победу под
Сталинградом, без особых на то
причин допустили в марте 1943 г. сдачу
противнику Харькова. Не в обычае
Жукова поминать старое, но когда
фронт стабилизировался, он иной раз
крепко выражался в адрес
"разгильдяев", допустивших такую
нелепость.
А бывший
командующий Воронежским фронтом
генерал Голиков сочинил для
истории отчет о причинах неудач:
"Необходимо признать, что на этом
этапе я имел неправильную оценку
намерений и возможностей
противника. Ошибка в оценке
противника заключалась в том, что
мы рассматривали массовое движение
мотомеханизированных сил
противника на Полтаву как его
отход. Между тем противник отводил
главные силы своего танкового
корпуса СС в район Полтавы для того,
чтобы начать оттуда свой
контрудар".
Самокритика -- дело,
конечно, полезное. Но так
рассуждает генерал, возглавлявший
перед войной главное
разведывательное управление!
По словам
Клаузевица, "... три четверти того,
на чем строится действие на войне,
лежит в тумане неизвестности". С
тех пор, с одной стороны, факторов,
порождающих неопределенность и
неизвестность на войне, стало
значительно больше, с другой
стороны, неизмеримо возросли
возможности разведки и средств
связи, позволяющие добывать данные
о противнике и получать сведения о
своих войсках.
На фронте
командующий постоянно получает
огромный поток самой разнообразной
и часто противоречивой оперативной
информации о положении дел по обе
стороны фронта. Причем вся эта
информация не всегда находится в
готовом виде, ее надо добывать
всеми видами разведки и всеми
формами общения со своими войсками.
Жуков умел все это охватить,
переработать в своем сознании,
уловить то, что является
достоверным, и самую главную суть
различных сведений о сложившейся
обстановке. Как отмечал
И.Х.Баграмян, Жуков был
военачальник, для которого "самая
запутанная и противоречивая
обстановка -- открытая книга; он
бегло читает ее, и верные решения
возникают как бы сами собой".
А отличная, цепкая
память помогала помнить и свободно
оперировать тысячами различных
данных о противнике, своих войсках
и других условиях обстановки.
Причем Жуков,
обладая развитой
оперативно-стратегической
интуицией, чувствовал изменения
обстановки еще по едва заметным
малейшим признакам, которые на
первый взгляд мало о чем говорят, и
по ним улавливал назревающие
крутые повороты в развитии событий,
как это было, например, с оценкой
неспособности дальнейшего
наступления фашистских войск на
Москву в конце ноября 1941 г.
Он считал
совершенно недопустимым, когда
военачальник исходит не из
реальной действительности, какой
бы она неприглядной ни была, а
желаемое выдает за действительное.
Сталину в 1941 г. очень хотелось
оттянуть войну, и он этому своему
желанию подчинил все свое мышление,
не посчитавшись с предложениями
наркома обороны и начальника
Генштаба. Так не раз было и в ходе
войны.
На войне
испытываемое чувство опасности и
нервного напряжения сковывает
человека и поэтому даже
военачальники, командиры с
недюжинными умственными
способностями не всегда могут в
полной мере их проявить. Нередки
случаи, когда люди просто теряются.
Жуков был из числа военачальников,
которые в моменты смертельной
опасности и исключительной
ответственности становились еще
собранней, умели как бы сжать свою
волю, и, превратив себя в сгусток
энергии, начинали мыслить особенно
просветленно, ясно и действовать
еще энергичнее, чем в обычной
обстановке.
Его аналитический
ум, способности к анализу и синтезу
позволяли ему в минимально
короткое время охватить
одновременно как всю
оперативно-стратегическую
обстановку в целом, так и
мельчайшие тактические детали. Это
способствовало глубокой оценке
обстановки, обоснованным выводам и
нахождению неожиданных
оригинальных решений, все новых и
новых возможностей войск, которые
никогда не смогут прийти в голову
командующего, командира, формально
выполняющих обязанности.
"Хорошо помню, --
писал Георгий Константинович, --
эпизод в период сражения за Москву,
когда немцами был захвачен
Солнечногорск, когда дорога
Солнечногорск -- Москва осталась
почти без прикрытия... Я тогда
позвонил командующему ПВО страны
генералу Громадину и сказал ему:
"Солнечногорск сейчас захвачен
танками противника, для прикрытия
Москвы из района Серпухова со
стороны Солнечногорска мною