Страница:
Николаю, который не может не быть во власти впечатлений, вручён полученный из Ставки образец манифеста об отречении. Рузский вызывает в вагон генералов своего штаба: Болдырева, Данилова, других. Все они — за немедленное подсказываемое царю решение.
В 15 ч. 2 марта императором подписаны манифест, который в этом варианте обнародован не будет, и тексты для двух телеграмм. Первая: “Председателю Государственной Думы. Петроград. Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Великого князя Михаила Александровича. Николай”.
Вторая: “Наштаверх Ставка.
Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына.
Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай”.
Позже Лукомский напишет, что “Государю, выходившему из вагона в 15 ч. 10 м., было доложено о выезде в Псков депутатов” Гос. Думы А.И.Гучкова и В.В.Шульгина, уполномоченных говорить с ним об отречении. “Государь, — пишет Лукомский, — приказал телеграмму на имя председателя Государственной Думы задержать до прибытия депутатов, а телеграмму на имя генерала Алексеева взял обратно; в 15 ч. 45 м. Государь потребовал возвратить ему и телеграмму на имя М.В.Родзянко о согласии отречься от престола в пользу сына”.
По иным источникам, Рузский не вернул телеграммы Николаю, но и не велел их отправлять — ожидая Гучкова и Шульгина. Официальный историограф Николая II генерал-майор Д.Н.Дубенский оставил запись в дневнике, что царь, отрекаясь, уже знал об ожидаемом приезде депутатов. Он потому и подписал телеграммы, “дабы не делать отказа от престола под давлением Гучкова и Шульгина”.
Дубенский отмечает: придворные “выражали сожаление, что государь поспешил, все были расстроены, насколько могут быть расстроены эти пустые, эгоистичные в большинстве люди”. По словам историографа, через полчаса после отречения он стоял у окна вагона и плакал, в это время мимо окна прошёл царь с герцогом Лейхтенбергским, весело посмотрел на военного писателя, кивнул ему и отдал честь. Дмитрий Николаевич полагает: “Тут возможна выдержка или холодное равнодушие ко всему”. Он замечает также о царе, что после отречения “у него одеревенело лицо, он всем кланялся...”
Не понять ли так, что Николай, когда ему показали: его армия — против него, — оказался сражён, морально убит? “Перед Царем, — позднее напишет Дубенский в книге “Как произошел переворот в России”, — встала картина полного разрушения его власти и престижа...” То есть он почувствовал полную беспомощность, увидел, что власти у него уже нет и лишь одно от него зависит: спасти семью от расправы. Она предстала столь вероятной и близкой, что он не мешкая подписал телеграммы об отречении. Затем в сознании, что у него не имелось выбора, что это — Судьба, — почерпнул облегчение. Облегчение оттого, что избегнута катастрофа: разоблачение и, как следствие, неминуемое убийство жены, детей, его самого. Чувством избавления и можно объяснить то, что он сохранял хорошую мину при диктуемой ему игре.
Он “наивно думал, — записал Дубенский в дневнике, — что может отказаться от престола и остаться простым обывателем в России (“обывателем”, заметим, весьма обеспеченным. — И.Г.)”. В разговоре с лейб-хирургом С.П.Фёдоровым Николай обмолвился: “Неужели вы думаете, что я буду интриговать. Я буду жить около Алексея и его воспитывать”. Фёдоров, говоря о болезни Алексея гемофилии, в то время неизлечимой, заключил, что наследник вряд ли доживёт до шестнадцати... После этого, обсуждая положение с Фредериксом, Николай заплакал.
Когда в девять вечера приехали депутаты Гос. Думы, он услышал от Гучкова, что с сыном ему придётся расстаться, ибо “никто не решится доверить судьбу и воспитание будущего государя тем, кто довел страну до настоящего положения”. На это Николай ответил, что расстаться с сыном не может и передаёт престол своему брату Михаилу Александровичу. Взяв привезённый для него текст отречения, он вышел и примерно через час вернулся с перепечатанным на машинке подписанным актом. Это была насмешка над правом, запрещающим такие немыслимые вещи, как отречение за несовершеннолетнего наследника. Но что поделать, коли царя отличала простота отношения к законам, к стране? О свершённом он оставил в дневнике несколько простых фраз: “Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я поговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!”
Поборники монархической идеи охотно повторяют, что были, однако, достойные сыны Родины, желавшие во главе верных войск доказать преданность императору. Указывают на командира 3-го конного корпуса, вызвавшегося повести своих гусар, драгун и казаков на Петроград. Генерал-лейтенант, узнав об отречении, отправил на имя царя телеграмму: “3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя”.
То, что депешу генерал послал в обход своего начальства, это одно. Но заслуживает внимания и другое обстоятельство. Он собрал представителей эскадронов и казачьих сотен, заявил им, что не верит в добровольный отказ царя от трона, — и тогдазачитал посланную телеграмму. Хотя надо было бы, кажется, собрать и выслушать представителей прежде, чем телеграфировать: “3-й конный корпус не верит...”
Происшедшее напоминает случай с телеграммой, которую от имени Хана Нахичеванского отправил полковник Винекен. Не мешает сравнить и фамилии отправителей. Командира 3-го конного звали граф Фёдор Артурович Келлер.
Пишут, что его телеграмму передали Николаю лишь после того, как тот был арестован. Отсюда проистекает соблазн гипотез: а какой поворот событий имел бы место, получи царь депешу до ареста и решись дать Келлеру свободу действия... По воспоминаниям В.В.Шульгина, — он ссылается на мнение барона Врангеля — можно было с помощью “кавалерии, которая сохранилась”, “не была разложена ... навести порядок”.
Дабы развить гипотезу, нужно для начала оспорить слова С.С.Ольденбурга о положении монарха в Пскове: “При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась”. (Выделено Ольденбургом).
Но предположим, что Рузского, Алексеева и генералов, которые им помогали, поразил приступ бездеятельности, охватило состояние безволия. Допустим также, что в Николая вселился дух Павла Первого, кричавшего заговорщикам, которые на него бросились: “Умру вашим императором!”
Короче говоря, Келлер получает повеление “навести порядок”. Согласимся и с тем, что его кавалерия в самом деле “не была разложена”. Гусары, драгуны, казаки 3-го конного корпуса двинулись на Петроград, готовые усмирять бунтующих и клинками и пулями.
Эта решимость представима лишь до момента, пока конникам не открылось, что им приказано привести русских в повиновение... фон Гольштейн-Готторпу. А как дадут думские деятели сигнал и застучат телеграфные аппараты — разнося гвоздящие фразы об историческом обмане?.. Типографии извергнут тысячи листовок: “Кавалеристы! Граф Келлер ведет вас убивать ваших русских братьев, чтобы на троне усидел немец под краденой русской фамилией!”
Сколько понадобилось бы времени, дабы разоблачение проникло в эскадроны, в казачьи сотни? Как отнеслись бы к нему русские офицеры? Неуж и они и подчинённые остались бы глухи? глухи настолько, что в анналы истории вошло бы: “3-й конный корпус не верит, будто Ты, Государь, — не Царь Русский Романов, а...”
Не дальновиднее ли Келлера оказался генерал Эверт, телеграфировавший царю: “Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений”? (Выделено мной — И.Г.). Допустим, сведения, о которых говорит Эверт, на конников не влияли. Неужели не повлияло бы и разоблачение?..
К слову сказать, через год Эверта, который после Февраля, будучи отрешённым от должности, поселится в Смоленске, солдаты всё-таки убьют. Убит будет и Келлер — на Украине петлюровцами.
Смута, хаос. А ведь, по мнению знающих дело, всё это вполне можно было предотвратить в самом начале. Решительный-де приказ царя перекрыть железные дороги на Петроград — и восставшие, без подвоза продуктов, через три дня сдались бы... Или: государь мог-де уехать в “верное место: в армию Гурко, в гущу расположения своей гвардии, на передовую линию, — из этого твёрдого верного окружения сохраняя возможность проявить свою волю стране” (Солженицын).
Если принять на веру, что ещё существовала гвардия, могущая служить “твёрдым верным окружением”, то — опять же — осталась бы она таковой, узнав, кого именно окружает?.. И какие войсковые части согласились бы морить голодом столицу затем, чтобы продолжал царить фон Гольштейн-Готторп?.. Кажется, почему это не увидеть тому же Александру Исаевичу? Ведь увидел же он “всеобщее состояние”, которое в годы войны “ещё усилилось ложными внушениями: что государственная власть не выполняет национальной задачи”. (Так и сказал Александр Исаевич: “национальной задачи”). Ему, а не иному принадлежат слова: “главнокомандующие генералы телеграфно столковывались, как стеснить” царя “к отречению, и всем им это казалось полным исчерпанием русских проблем”. Вот тут бы и дойти до подробностей “ложных внушений”, до истоков того, что убористо названо “русскими проблемами”.
То есть заговорить о том, а не была ли Россия поднемецкой страной?..
Не обижая никого подозрением об обиженности, извинимся за вопрос, убедительно ли объяснено Александром Исаевичем поведение тех же русских генералов? О М.В.Алексееве сказано: “Всегда такой оглядчивый, сдержанный, терпеливый Алексеев — не в ночном бреду, но в утренней ясности, не проверив никак: а что на самом деле происходит в столице? не задумавшись: что будет с армией, если неподчинение разжечь на самой её верхушке? — подписал фантастическую телеграмму, призывающую генералов переступить свою генеральскую компетенцию и судить о судьбах императорского трона”.
Что же такое нашло на Михаила Васильевича? Отчего — оглядчивый и, не в бреду находясь, — не задумался? “В помрачение утянулся”, — вот она, причина. Утянулся, “не видя, что совершает прямую измену своему воинскому долгу”.
Столь же исчерпывающе растолковано, почему и другие генералы поспешили “изменить собственной присяге!” Александр Исаевич проникает в самую суть:
“Такое единое согласие всех главных генералов нельзя объяснить единой глупостью или единым низменным движением, природной склонностью к измене, задуманным предательством”. Чем, однако, объяснить можно, так “только элементом всеобщей образованной захваченности мощным либерально-радикальным (и даже социалистическим) Полем в стране”. Под “Полем”, которое “струилось сто лет”, подразумеваются антигосударственный радикализм, умствования интеллигенции, настроения “городской общественности”. Силовые линии Поля “густились — и пронизывали, и подчиняли все мозги в стране, хоть сколько-нибудь тронутые просвещением, хоть начатками его”. Поселялись в мозгах мысли о вреде самодержавия, об отсутствии свобод, о социальной несправедливости...
А мысли о преобладании немцев — не поселялись! Будто и не говорил никогда Достоевский о фаворизированном племени. Не произносил своей знаменитой фразы-просьбы Ермолов. Не проклинал немцев Скобелев. Не видели русские военные, из поколения в поколение, — кому неизменно и верно удаётся карьера. Не носила в 1914 половина командующих армиями немецких фамилий, не составляли одни только прибалтийские немцы четверть русского офицерства...
Не было ничего подобного. “Поле”, которое включало в себя разные оттенки недовольства, возмущения порядками, — при всей своей всеохватности — противонемецкую тенденцию, однако же, не вобрало. Силовыми линиями могли быть и были радикальные, социалистические устремления, а национально-освободительные — нет! Будто вовсе и не то, что принято ими называть, послужило единому согласию генералов, согласию, которое претворили в действие Алексеев и Рузский...
Другой вопрос, что далее дело пошло не так, как они рассчитывали. Власть им не досталась. Но она стала воспоминанием и для людей фаворизированного племени. Разговор о нём с падением монархии, похороненной подписью Михаила Александровича, сделался утратившим серьёзность разговорчиком вчерашнего дня. Насущным было уже иное. Владевшие массами побуждения быстро меняли направление и характер.
Однако то, что двигало восставшими в Феврале, запечатлелось в фактах. Ярость избирала людей с немецкими фамилиями. В Петрограде был убит граф Штакельберг. В Луге закололи штыками лейб-гусара поручика В.К.Клейнмихеля, конно-гренадера полковника Н.Н.Эгерштрома, генерал-майора Г.Г.Менгдена, графа, чей предок был магистром рыцарского Ливонского ордена. В Твери толпа растерзала губернатора Н.Г.Бюнтинга. Видя скопление людей вокруг дома и зная об убийстве чиновника-немца, Бюнтинг предугадал свою участь, успел связаться с находившимся в Твери викарным епископом и исповедаться.
В 15 ч. 2 марта императором подписаны манифест, который в этом варианте обнародован не будет, и тексты для двух телеграмм. Первая: “Председателю Государственной Думы. Петроград. Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Великого князя Михаила Александровича. Николай”.
Вторая: “Наштаверх Ставка.
Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына.
Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай”.
Позже Лукомский напишет, что “Государю, выходившему из вагона в 15 ч. 10 м., было доложено о выезде в Псков депутатов” Гос. Думы А.И.Гучкова и В.В.Шульгина, уполномоченных говорить с ним об отречении. “Государь, — пишет Лукомский, — приказал телеграмму на имя председателя Государственной Думы задержать до прибытия депутатов, а телеграмму на имя генерала Алексеева взял обратно; в 15 ч. 45 м. Государь потребовал возвратить ему и телеграмму на имя М.В.Родзянко о согласии отречься от престола в пользу сына”.
По иным источникам, Рузский не вернул телеграммы Николаю, но и не велел их отправлять — ожидая Гучкова и Шульгина. Официальный историограф Николая II генерал-майор Д.Н.Дубенский оставил запись в дневнике, что царь, отрекаясь, уже знал об ожидаемом приезде депутатов. Он потому и подписал телеграммы, “дабы не делать отказа от престола под давлением Гучкова и Шульгина”.
Дубенский отмечает: придворные “выражали сожаление, что государь поспешил, все были расстроены, насколько могут быть расстроены эти пустые, эгоистичные в большинстве люди”. По словам историографа, через полчаса после отречения он стоял у окна вагона и плакал, в это время мимо окна прошёл царь с герцогом Лейхтенбергским, весело посмотрел на военного писателя, кивнул ему и отдал честь. Дмитрий Николаевич полагает: “Тут возможна выдержка или холодное равнодушие ко всему”. Он замечает также о царе, что после отречения “у него одеревенело лицо, он всем кланялся...”
Не понять ли так, что Николай, когда ему показали: его армия — против него, — оказался сражён, морально убит? “Перед Царем, — позднее напишет Дубенский в книге “Как произошел переворот в России”, — встала картина полного разрушения его власти и престижа...” То есть он почувствовал полную беспомощность, увидел, что власти у него уже нет и лишь одно от него зависит: спасти семью от расправы. Она предстала столь вероятной и близкой, что он не мешкая подписал телеграммы об отречении. Затем в сознании, что у него не имелось выбора, что это — Судьба, — почерпнул облегчение. Облегчение оттого, что избегнута катастрофа: разоблачение и, как следствие, неминуемое убийство жены, детей, его самого. Чувством избавления и можно объяснить то, что он сохранял хорошую мину при диктуемой ему игре.
Он “наивно думал, — записал Дубенский в дневнике, — что может отказаться от престола и остаться простым обывателем в России (“обывателем”, заметим, весьма обеспеченным. — И.Г.)”. В разговоре с лейб-хирургом С.П.Фёдоровым Николай обмолвился: “Неужели вы думаете, что я буду интриговать. Я буду жить около Алексея и его воспитывать”. Фёдоров, говоря о болезни Алексея гемофилии, в то время неизлечимой, заключил, что наследник вряд ли доживёт до шестнадцати... После этого, обсуждая положение с Фредериксом, Николай заплакал.
Когда в девять вечера приехали депутаты Гос. Думы, он услышал от Гучкова, что с сыном ему придётся расстаться, ибо “никто не решится доверить судьбу и воспитание будущего государя тем, кто довел страну до настоящего положения”. На это Николай ответил, что расстаться с сыном не может и передаёт престол своему брату Михаилу Александровичу. Взяв привезённый для него текст отречения, он вышел и примерно через час вернулся с перепечатанным на машинке подписанным актом. Это была насмешка над правом, запрещающим такие немыслимые вещи, как отречение за несовершеннолетнего наследника. Но что поделать, коли царя отличала простота отношения к законам, к стране? О свершённом он оставил в дневнике несколько простых фраз: “Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я поговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!”
Поборники монархической идеи охотно повторяют, что были, однако, достойные сыны Родины, желавшие во главе верных войск доказать преданность императору. Указывают на командира 3-го конного корпуса, вызвавшегося повести своих гусар, драгун и казаков на Петроград. Генерал-лейтенант, узнав об отречении, отправил на имя царя телеграмму: “3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от Престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя”.
То, что депешу генерал послал в обход своего начальства, это одно. Но заслуживает внимания и другое обстоятельство. Он собрал представителей эскадронов и казачьих сотен, заявил им, что не верит в добровольный отказ царя от трона, — и тогдазачитал посланную телеграмму. Хотя надо было бы, кажется, собрать и выслушать представителей прежде, чем телеграфировать: “3-й конный корпус не верит...”
Происшедшее напоминает случай с телеграммой, которую от имени Хана Нахичеванского отправил полковник Винекен. Не мешает сравнить и фамилии отправителей. Командира 3-го конного звали граф Фёдор Артурович Келлер.
Пишут, что его телеграмму передали Николаю лишь после того, как тот был арестован. Отсюда проистекает соблазн гипотез: а какой поворот событий имел бы место, получи царь депешу до ареста и решись дать Келлеру свободу действия... По воспоминаниям В.В.Шульгина, — он ссылается на мнение барона Врангеля — можно было с помощью “кавалерии, которая сохранилась”, “не была разложена ... навести порядок”.
Дабы развить гипотезу, нужно для начала оспорить слова С.С.Ольденбурга о положении монарха в Пскове: “При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась”. (Выделено Ольденбургом).
Но предположим, что Рузского, Алексеева и генералов, которые им помогали, поразил приступ бездеятельности, охватило состояние безволия. Допустим также, что в Николая вселился дух Павла Первого, кричавшего заговорщикам, которые на него бросились: “Умру вашим императором!”
Короче говоря, Келлер получает повеление “навести порядок”. Согласимся и с тем, что его кавалерия в самом деле “не была разложена”. Гусары, драгуны, казаки 3-го конного корпуса двинулись на Петроград, готовые усмирять бунтующих и клинками и пулями.
Эта решимость представима лишь до момента, пока конникам не открылось, что им приказано привести русских в повиновение... фон Гольштейн-Готторпу. А как дадут думские деятели сигнал и застучат телеграфные аппараты — разнося гвоздящие фразы об историческом обмане?.. Типографии извергнут тысячи листовок: “Кавалеристы! Граф Келлер ведет вас убивать ваших русских братьев, чтобы на троне усидел немец под краденой русской фамилией!”
Сколько понадобилось бы времени, дабы разоблачение проникло в эскадроны, в казачьи сотни? Как отнеслись бы к нему русские офицеры? Неуж и они и подчинённые остались бы глухи? глухи настолько, что в анналы истории вошло бы: “3-й конный корпус не верит, будто Ты, Государь, — не Царь Русский Романов, а...”
Не дальновиднее ли Келлера оказался генерал Эверт, телеграфировавший царю: “Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений”? (Выделено мной — И.Г.). Допустим, сведения, о которых говорит Эверт, на конников не влияли. Неужели не повлияло бы и разоблачение?..
К слову сказать, через год Эверта, который после Февраля, будучи отрешённым от должности, поселится в Смоленске, солдаты всё-таки убьют. Убит будет и Келлер — на Украине петлюровцами.
Смута, хаос. А ведь, по мнению знающих дело, всё это вполне можно было предотвратить в самом начале. Решительный-де приказ царя перекрыть железные дороги на Петроград — и восставшие, без подвоза продуктов, через три дня сдались бы... Или: государь мог-де уехать в “верное место: в армию Гурко, в гущу расположения своей гвардии, на передовую линию, — из этого твёрдого верного окружения сохраняя возможность проявить свою волю стране” (Солженицын).
Если принять на веру, что ещё существовала гвардия, могущая служить “твёрдым верным окружением”, то — опять же — осталась бы она таковой, узнав, кого именно окружает?.. И какие войсковые части согласились бы морить голодом столицу затем, чтобы продолжал царить фон Гольштейн-Готторп?.. Кажется, почему это не увидеть тому же Александру Исаевичу? Ведь увидел же он “всеобщее состояние”, которое в годы войны “ещё усилилось ложными внушениями: что государственная власть не выполняет национальной задачи”. (Так и сказал Александр Исаевич: “национальной задачи”). Ему, а не иному принадлежат слова: “главнокомандующие генералы телеграфно столковывались, как стеснить” царя “к отречению, и всем им это казалось полным исчерпанием русских проблем”. Вот тут бы и дойти до подробностей “ложных внушений”, до истоков того, что убористо названо “русскими проблемами”.
То есть заговорить о том, а не была ли Россия поднемецкой страной?..
Не обижая никого подозрением об обиженности, извинимся за вопрос, убедительно ли объяснено Александром Исаевичем поведение тех же русских генералов? О М.В.Алексееве сказано: “Всегда такой оглядчивый, сдержанный, терпеливый Алексеев — не в ночном бреду, но в утренней ясности, не проверив никак: а что на самом деле происходит в столице? не задумавшись: что будет с армией, если неподчинение разжечь на самой её верхушке? — подписал фантастическую телеграмму, призывающую генералов переступить свою генеральскую компетенцию и судить о судьбах императорского трона”.
Что же такое нашло на Михаила Васильевича? Отчего — оглядчивый и, не в бреду находясь, — не задумался? “В помрачение утянулся”, — вот она, причина. Утянулся, “не видя, что совершает прямую измену своему воинскому долгу”.
Столь же исчерпывающе растолковано, почему и другие генералы поспешили “изменить собственной присяге!” Александр Исаевич проникает в самую суть:
“Такое единое согласие всех главных генералов нельзя объяснить единой глупостью или единым низменным движением, природной склонностью к измене, задуманным предательством”. Чем, однако, объяснить можно, так “только элементом всеобщей образованной захваченности мощным либерально-радикальным (и даже социалистическим) Полем в стране”. Под “Полем”, которое “струилось сто лет”, подразумеваются антигосударственный радикализм, умствования интеллигенции, настроения “городской общественности”. Силовые линии Поля “густились — и пронизывали, и подчиняли все мозги в стране, хоть сколько-нибудь тронутые просвещением, хоть начатками его”. Поселялись в мозгах мысли о вреде самодержавия, об отсутствии свобод, о социальной несправедливости...
А мысли о преобладании немцев — не поселялись! Будто и не говорил никогда Достоевский о фаворизированном племени. Не произносил своей знаменитой фразы-просьбы Ермолов. Не проклинал немцев Скобелев. Не видели русские военные, из поколения в поколение, — кому неизменно и верно удаётся карьера. Не носила в 1914 половина командующих армиями немецких фамилий, не составляли одни только прибалтийские немцы четверть русского офицерства...
Не было ничего подобного. “Поле”, которое включало в себя разные оттенки недовольства, возмущения порядками, — при всей своей всеохватности — противонемецкую тенденцию, однако же, не вобрало. Силовыми линиями могли быть и были радикальные, социалистические устремления, а национально-освободительные — нет! Будто вовсе и не то, что принято ими называть, послужило единому согласию генералов, согласию, которое претворили в действие Алексеев и Рузский...
Другой вопрос, что далее дело пошло не так, как они рассчитывали. Власть им не досталась. Но она стала воспоминанием и для людей фаворизированного племени. Разговор о нём с падением монархии, похороненной подписью Михаила Александровича, сделался утратившим серьёзность разговорчиком вчерашнего дня. Насущным было уже иное. Владевшие массами побуждения быстро меняли направление и характер.
Однако то, что двигало восставшими в Феврале, запечатлелось в фактах. Ярость избирала людей с немецкими фамилиями. В Петрограде был убит граф Штакельберг. В Луге закололи штыками лейб-гусара поручика В.К.Клейнмихеля, конно-гренадера полковника Н.Н.Эгерштрома, генерал-майора Г.Г.Менгдена, графа, чей предок был магистром рыцарского Ливонского ордена. В Твери толпа растерзала губернатора Н.Г.Бюнтинга. Видя скопление людей вокруг дома и зная об убийстве чиновника-немца, Бюнтинг предугадал свою участь, успел связаться с находившимся в Твери викарным епископом и исповедаться.
И... наподобие послесловия
К началу XXI века полтора с лишним миллиона бывших советских немцев переселилось на свою историческую родину. Не похоже, что когда-нибудь будет восстановлена Немреспублика. Но немецкие автономные районы есть в Новосибирской и Омской областях, в Алтайском крае. Любопытно, что какая-то толика уехавших в Германию немцев вернулась. Губернатор Свердловской области Эдуард Россель выступил с призывом о возвращении, обещает помощь при обустройстве.
Другое весьма влиятельное в России лицо патриарх Алексий II (Ридигер) немцев как будто не приглашает. Он пригласил возвратиться на родину протоиерея Александра Киселёва, проживавшего в Америке. Отец Александр в своё время был духовным пастырем РОА — армии, которую возглавлял генерал Андрей Власов. Есть фотоснимок, где рядом с флагом Русской Освободительной Армии видно знамя со свастикой (РОА входила в СС). На другом снимке улыбающийся Геббельс, обходя строй власовцев, одному из них пожимает руку. Есть фотография, запечатлевшая священника Александра Киселёва в момент его выступления в Доме Европы в Берлине 18 ноября 1944 года. От лица Русской Православной Церкви (зарубежной) отец Александр благословил власовцев на борьбу с Советской Армией. Он произнёс: “Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно-серым”, “чем чище, чем белее будут дела наши, тем меньше будет пролито братской крови”.
Приглашение Алексия II, который продемонстрировал, что церковь выше политики, Александр Киселёв принял и, переехав в Москву, получил квартиру при Донском монастыре. Незадолго до смерти протоиерей сказал мечтательно, что думает — пройдёт ещё немного времени, и в Москве будет поставлен памятник Андрею Андреевичу Власову. (Н.Коняев. Два лица генерала Власова).
В некоторой связи, пусть и не прямой, вспоминается начертанное на одном надгробье: “У него была мечта...” Была она у человека, которого звали Мартин Лютер Кинг, он защищал права чёрных американцев, за что его и убили.
Но мы отвлеклись. Надобно вернуться к теме романа. А вернувшись к ней, как не представить раздражение, упрёки, обиду, обвинения?.. Отчего не ответить на всё это вопросом, простым и конкретным? Насколько реальна мечта о правительстве в России, которое заботилось бы о русских селянах так, как Екатерина Вторая заботилась о немецких колонистах?
Беспроцентная ссуда... Освобождение от налогов на тридцать лет...
Или, вспомним: “Поселенцам колонии Антон, где имелись благоприятные условия для разведения садов, выдавались саженцы садовых деревьев”.
Почему бы мысли о подобном не прижиться наверху — но уже в отношении русских крестьян? Не достойно ли это надежд, планов? Во всяком случае — мечты и прекрасной?
Другое весьма влиятельное в России лицо патриарх Алексий II (Ридигер) немцев как будто не приглашает. Он пригласил возвратиться на родину протоиерея Александра Киселёва, проживавшего в Америке. Отец Александр в своё время был духовным пастырем РОА — армии, которую возглавлял генерал Андрей Власов. Есть фотоснимок, где рядом с флагом Русской Освободительной Армии видно знамя со свастикой (РОА входила в СС). На другом снимке улыбающийся Геббельс, обходя строй власовцев, одному из них пожимает руку. Есть фотография, запечатлевшая священника Александра Киселёва в момент его выступления в Доме Европы в Берлине 18 ноября 1944 года. От лица Русской Православной Церкви (зарубежной) отец Александр благословил власовцев на борьбу с Советской Армией. Он произнёс: “Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно-серым”, “чем чище, чем белее будут дела наши, тем меньше будет пролито братской крови”.
Приглашение Алексия II, который продемонстрировал, что церковь выше политики, Александр Киселёв принял и, переехав в Москву, получил квартиру при Донском монастыре. Незадолго до смерти протоиерей сказал мечтательно, что думает — пройдёт ещё немного времени, и в Москве будет поставлен памятник Андрею Андреевичу Власову. (Н.Коняев. Два лица генерала Власова).
В некоторой связи, пусть и не прямой, вспоминается начертанное на одном надгробье: “У него была мечта...” Была она у человека, которого звали Мартин Лютер Кинг, он защищал права чёрных американцев, за что его и убили.
Но мы отвлеклись. Надобно вернуться к теме романа. А вернувшись к ней, как не представить раздражение, упрёки, обиду, обвинения?.. Отчего не ответить на всё это вопросом, простым и конкретным? Насколько реальна мечта о правительстве в России, которое заботилось бы о русских селянах так, как Екатерина Вторая заботилась о немецких колонистах?
Беспроцентная ссуда... Освобождение от налогов на тридцать лет...
Или, вспомним: “Поселенцам колонии Антон, где имелись благоприятные условия для разведения садов, выдавались саженцы садовых деревьев”.
Почему бы мысли о подобном не прижиться наверху — но уже в отношении русских крестьян? Не достойно ли это надежд, планов? Во всяком случае — мечты и прекрасной?
Список использованных работ, помимо упомянутых
Аксакова (Тютчева) Анна. Честь России и Славянское дело. Дневник, воспоминания. Подлинники на французском языке хранятся в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), в фонде И.С.Аксакова (ф. 14, ед. хр. 533а, 534). Перевод с французского Людмилы Гладковой.
Аксаков С.Т. “Семейная хроника”, “Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением “Семейной хроники”. — Избранные сочинения. М.: Современник, 1984.
Beratz G.: The German Colonies on the Lower Volga. Their Origin and Early Development. (Lincoln 1991). 348 — 353.
Бильбасов В.А. История Екатерины II. Т. 1 — 2. Берлин, 1900.
Блок Александр. Последние дни старого режима. — Архив русской революции, изданный Г.В.Гессеном. В 22 томах. Переиздание — М.: “Терра”: Политиздат, 1991. IV, с. 5 — 55.
Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. Изд-во Л.Д.Френкель. М. — Л., 1924.
Болдырев В.Г. Директория, Колчак, интервенты. Новониколаевск, 1925.
Борьба за Урал и Сибирь. Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией. М. —Л., 1926.
Будберг Алексей, барон. Дневник — Архив русской революции., тт. XII — XV.
Валишевский Казимир. Преемники Петра. М., книгоизд-во “Современные проблемы”. 1912.
Валишевский Казимир. Сын Великой Екатерины. СПб., 1914.
Wallner, E.: Die kreissaessigen Reichsterritorien am Vorabend des Luneviller Friedens. Mit einem Anhang ueber die uneingekreisten Reichsterritorien soweit die Reichs — und die Kreisstimmterritorien. Insbruck 1929.
Волкова Н.Б. “Странная судьба” (Из дневников А.В.Сухово-Кобылина). — Встречи с прошлым. Выпуск 3. М., “Советская Россия”, 1978, с. 19 — 49.
Воробьёв В.Ф. Оборона Оренбурга. М., Госвоениздат, 1938.
Гергенредер Алексей. Никиша Голубев /Рожденные в пламени/. Оренбургское книжное издательство, 1958.
Гордеев А.А. История казаков. Со времени царствования Петра Великого до начала Великой войны 1914 года. — М.: “Страстной бульвар”, 1992.
Гордеев А.А. История казаков. Великая война 1914 — 1918 гг. Отречение государя. Временное правительство и анархия. Гражданская война. — М.: “Страстной бульвар”, 1993.
Гражданская война в Башкирии. Воспоминания участников. Уфа, Башкир(ов)ское гос. изд-во, 1932.
Гражданская война в Оренбургском крае. По воспоминаниям участников гражданской войны и документам. Чкалов (Оренбург), Чкаловское областное издательство, 1939.
Гражданская война в Оренбуржье (1917 — 1919 гг.). Документы и материалы. Оренбургское книжное издательство, 1958.
Данилов Юрий. На пути к крушению. Очерки последнего периода Российской монархии. М.: ЗАО Издательский дом “XXI век — Согласие”, 2000.
Дитц Я.Е. История поволжских немцев-колонистов. М.: Готика, 1996.
Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России / Тайна власти. Харьков: “Фортуна-Пресс”, 1997.
Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М.: Наше наследие, 1996.
Esselborn, K.: Die Auswanderung aus dem Gebiet des ehemaligen Grossherzogtums Hessen nach Russland. In: Wolgadeutsche Monatshefte 2 (1923) Dez., Nr. 23/24, S. 328 — 329; 3 (1924) Jan., Nr. 1/2, S. 17 — 19; 3 (1924) Febr., Nr. 3/4, S. 42 — 43; 3 (1924) Maerz, Nr. 5/6, S. 67 — 68.
“За власть Советов”. Воспоминания участников гражданской войны в Оренбуржье. Оренбургское книжное издательство, 1957.
Записки белогвардейца — лейтенанта N.N. — Архив русской революции. X, с. 5 — 56.
Искюль С.Н. Год 1762 — СПб.: Информационно-издательское агентство “ЛИК”, 2001.
Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. СПб., изд. А.С.Суворина, 1886.
Ключевский В.О. Лекции LXXII — LXXXVI. Русская история. В пяти томах. Том 3, М.: “РИПОЛ КЛАССИК”, 2001, с. 171 — 483.
Ключевский В.О. Императрица Екатерина II (1729 — 1796). Там же, с. 507 — 565.
Koebler, G.: Historisches Lexikon der deutschen Laender. Die deutschen Territorien vom Mittelalter bis zur Gegenwart. 6. Auflage. Muenchen 1999.
Коняев Н.М. Два лица генерала Власова. Жизнь, судьба, легенды. — М.: издательство “Вече”, 2001.
Красовский Ю.А. Зинаида Райх о Сергее Есенине. (План книги воспоминаний). — Встречи с прошлым. Выпуск 2. М., “Советская Россия”, 1976, с. 168 — 172.
Кузнецов В.В. Русская Голгофа. — СПб.: Издательский Дом “Нева”, М.: Издательство “ОЛМА-ПРЕСС”, 2003.
Lippert, A.: Die Auswanderer aus Anhalt-Dessau in den Jahren 1764/68. In: DPO 9 (1937) H. 10, 23 — 25.
Loens, G.: Auswanderung aus dem ehemaligen Fuerstentum Solms-Braunfels um 1766 ins Wolgagebiet. In: DPO 11 (1939) H. 8/9, 32 — 35.
Лукомский А.С. Из воспоминаний. — Архив русской революции. II, с. 14 — 45. Документы к “Воспоминаниям” ген. Лукомского. Там же, III, с. 247 — 271.
Meyer K. Theodor Schiemann als Publizist. Frankfurt, 1956.
Набоков Влад. (отец известного писателя). Временное Правительство. — Архив русской революции. I, с. 9 — 97.
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. Петрозаводск, издательство АО “Фолиум”, 1996.
Плеве И.Р. Немецкие колонии на Волге во второй половине XVIII века. — 2-е изд. — М.: Готика, 2000.
Родзянко М.В. Госуд. Дума и февральская революция. — Архив русской революции. VI, с. 5 — 81.
Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы. М.: Русская книга, 1992.
Солженицын А.И. “Русский вопрос” к концу XX века. — Сб. “Ленин в Цюрихе. Рассказы. Крохотки. Публицистика”. Екатеринбург: изд-во “У-Фактория”, 1999, с. 661 — 741.
Сопротивление большевизму. 1917 — 1918 гг. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.
Schirren C. Livlandische Antwort auf Herrn Juri Samarin. Leipzig, 1882.
Stumpp, K.: Die Auswanderung aus Deutschland nach Russland in den Jahren 1763 bis 1862. (Stuttgart 1985).
Татищев С.С. Император Николай I и иностранные дворы. Исторические очерки. СПб., 1889.
Труайя А. Александр I, или Северный Сфинкс. ЖЗЛ. М., изд-во “Мол. гвардия”, 1997.
Тютчева (Аксакова) Анна Федоровна. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II. М., изд-во “Мысль”, 1990.
Fischer F. Germany’s Aims in the First World War. 1967.
Hehn V. De moribus Ruthenorum. Zur Characteristik der russischen Volksseele. Stuttgart, 1892.
Hoffmann, H.: Auswanderungen nach Russland im Jahre 1766. In: Mitteilungen der Hessischen Familiengeschichtlichen Vereinigung 1 (1927) H. 4, 109 — 123.
Чарторижский А. Мемуары и переписка с императором Александром I. М., 1912.
Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи 1802 — 1917. Биобиблиографический справочник. Издание второе, исправленное и дополненное. СПб., издательство “Дмитрий Буланин”, 2002.
Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901.
Шмурло Е.Ф. ЭПОХА ПЯТАЯ. 1725 — 1855, ЭПОХА ШЕСТАЯ. 1855 — 1917. В книге “История России. 862 — 1917”. М.: “Аграф”, 2001.
Роман “Донесенное от обиженных” опубликован в журнале “Литературный европеец”, NN 48 — 51, 56 —58 за 2002, NN 63, 64 за 2003, Frankfurt/Main, ISSN 1437-045-X.
Аксаков С.Т. “Семейная хроника”, “Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением “Семейной хроники”. — Избранные сочинения. М.: Современник, 1984.
Beratz G.: The German Colonies on the Lower Volga. Their Origin and Early Development. (Lincoln 1991). 348 — 353.
Бильбасов В.А. История Екатерины II. Т. 1 — 2. Берлин, 1900.
Блок Александр. Последние дни старого режима. — Архив русской революции, изданный Г.В.Гессеном. В 22 томах. Переиздание — М.: “Терра”: Политиздат, 1991. IV, с. 5 — 55.
Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. Изд-во Л.Д.Френкель. М. — Л., 1924.
Болдырев В.Г. Директория, Колчак, интервенты. Новониколаевск, 1925.
Борьба за Урал и Сибирь. Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией. М. —Л., 1926.
Будберг Алексей, барон. Дневник — Архив русской революции., тт. XII — XV.
Валишевский Казимир. Преемники Петра. М., книгоизд-во “Современные проблемы”. 1912.
Валишевский Казимир. Сын Великой Екатерины. СПб., 1914.
Wallner, E.: Die kreissaessigen Reichsterritorien am Vorabend des Luneviller Friedens. Mit einem Anhang ueber die uneingekreisten Reichsterritorien soweit die Reichs — und die Kreisstimmterritorien. Insbruck 1929.
Волкова Н.Б. “Странная судьба” (Из дневников А.В.Сухово-Кобылина). — Встречи с прошлым. Выпуск 3. М., “Советская Россия”, 1978, с. 19 — 49.
Воробьёв В.Ф. Оборона Оренбурга. М., Госвоениздат, 1938.
Гергенредер Алексей. Никиша Голубев /Рожденные в пламени/. Оренбургское книжное издательство, 1958.
Гордеев А.А. История казаков. Со времени царствования Петра Великого до начала Великой войны 1914 года. — М.: “Страстной бульвар”, 1992.
Гордеев А.А. История казаков. Великая война 1914 — 1918 гг. Отречение государя. Временное правительство и анархия. Гражданская война. — М.: “Страстной бульвар”, 1993.
Гражданская война в Башкирии. Воспоминания участников. Уфа, Башкир(ов)ское гос. изд-во, 1932.
Гражданская война в Оренбургском крае. По воспоминаниям участников гражданской войны и документам. Чкалов (Оренбург), Чкаловское областное издательство, 1939.
Гражданская война в Оренбуржье (1917 — 1919 гг.). Документы и материалы. Оренбургское книжное издательство, 1958.
Данилов Юрий. На пути к крушению. Очерки последнего периода Российской монархии. М.: ЗАО Издательский дом “XXI век — Согласие”, 2000.
Дитц Я.Е. История поволжских немцев-колонистов. М.: Готика, 1996.
Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России / Тайна власти. Харьков: “Фортуна-Пресс”, 1997.
Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М.: Наше наследие, 1996.
Esselborn, K.: Die Auswanderung aus dem Gebiet des ehemaligen Grossherzogtums Hessen nach Russland. In: Wolgadeutsche Monatshefte 2 (1923) Dez., Nr. 23/24, S. 328 — 329; 3 (1924) Jan., Nr. 1/2, S. 17 — 19; 3 (1924) Febr., Nr. 3/4, S. 42 — 43; 3 (1924) Maerz, Nr. 5/6, S. 67 — 68.
“За власть Советов”. Воспоминания участников гражданской войны в Оренбуржье. Оренбургское книжное издательство, 1957.
Записки белогвардейца — лейтенанта N.N. — Архив русской революции. X, с. 5 — 56.
Искюль С.Н. Год 1762 — СПб.: Информационно-издательское агентство “ЛИК”, 2001.
Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. СПб., изд. А.С.Суворина, 1886.
Ключевский В.О. Лекции LXXII — LXXXVI. Русская история. В пяти томах. Том 3, М.: “РИПОЛ КЛАССИК”, 2001, с. 171 — 483.
Ключевский В.О. Императрица Екатерина II (1729 — 1796). Там же, с. 507 — 565.
Koebler, G.: Historisches Lexikon der deutschen Laender. Die deutschen Territorien vom Mittelalter bis zur Gegenwart. 6. Auflage. Muenchen 1999.
Коняев Н.М. Два лица генерала Власова. Жизнь, судьба, легенды. — М.: издательство “Вече”, 2001.
Красовский Ю.А. Зинаида Райх о Сергее Есенине. (План книги воспоминаний). — Встречи с прошлым. Выпуск 2. М., “Советская Россия”, 1976, с. 168 — 172.
Кузнецов В.В. Русская Голгофа. — СПб.: Издательский Дом “Нева”, М.: Издательство “ОЛМА-ПРЕСС”, 2003.
Lippert, A.: Die Auswanderer aus Anhalt-Dessau in den Jahren 1764/68. In: DPO 9 (1937) H. 10, 23 — 25.
Loens, G.: Auswanderung aus dem ehemaligen Fuerstentum Solms-Braunfels um 1766 ins Wolgagebiet. In: DPO 11 (1939) H. 8/9, 32 — 35.
Лукомский А.С. Из воспоминаний. — Архив русской революции. II, с. 14 — 45. Документы к “Воспоминаниям” ген. Лукомского. Там же, III, с. 247 — 271.
Meyer K. Theodor Schiemann als Publizist. Frankfurt, 1956.
Набоков Влад. (отец известного писателя). Временное Правительство. — Архив русской революции. I, с. 9 — 97.
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. Петрозаводск, издательство АО “Фолиум”, 1996.
Плеве И.Р. Немецкие колонии на Волге во второй половине XVIII века. — 2-е изд. — М.: Готика, 2000.
Родзянко М.В. Госуд. Дума и февральская революция. — Архив русской революции. VI, с. 5 — 81.
Скрытая правда войны: 1941 год. Неизвестные документы. М.: Русская книга, 1992.
Солженицын А.И. “Русский вопрос” к концу XX века. — Сб. “Ленин в Цюрихе. Рассказы. Крохотки. Публицистика”. Екатеринбург: изд-во “У-Фактория”, 1999, с. 661 — 741.
Сопротивление большевизму. 1917 — 1918 гг. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.
Schirren C. Livlandische Antwort auf Herrn Juri Samarin. Leipzig, 1882.
Stumpp, K.: Die Auswanderung aus Deutschland nach Russland in den Jahren 1763 bis 1862. (Stuttgart 1985).
Татищев С.С. Император Николай I и иностранные дворы. Исторические очерки. СПб., 1889.
Труайя А. Александр I, или Северный Сфинкс. ЖЗЛ. М., изд-во “Мол. гвардия”, 1997.
Тютчева (Аксакова) Анна Федоровна. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II. М., изд-во “Мысль”, 1990.
Fischer F. Germany’s Aims in the First World War. 1967.
Hehn V. De moribus Ruthenorum. Zur Characteristik der russischen Volksseele. Stuttgart, 1892.
Hoffmann, H.: Auswanderungen nach Russland im Jahre 1766. In: Mitteilungen der Hessischen Familiengeschichtlichen Vereinigung 1 (1927) H. 4, 109 — 123.
Чарторижский А. Мемуары и переписка с императором Александром I. М., 1912.
Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской империи 1802 — 1917. Биобиблиографический справочник. Издание второе, исправленное и дополненное. СПб., издательство “Дмитрий Буланин”, 2002.
Шильдер Н.К. Император Павел I. СПб., 1901.
Шмурло Е.Ф. ЭПОХА ПЯТАЯ. 1725 — 1855, ЭПОХА ШЕСТАЯ. 1855 — 1917. В книге “История России. 862 — 1917”. М.: “Аграф”, 2001.
Роман “Донесенное от обиженных” опубликован в журнале “Литературный европеец”, NN 48 — 51, 56 —58 за 2002, NN 63, 64 за 2003, Frankfurt/Main, ISSN 1437-045-X.