Голсуори Джон. Конец главы

   - Он вошел вслед за мной, перерезал шнур, - задыхаясь, заговорила она. - Он достал себе нож. Боюсь, что у него начинается приступ. Выдержит ли дверь, если он станет ломиться? Не придвинуть ли к ней кровать?
   - Тогда мы не заснем.
   - Все равно не спать, - возразила Динни и взялась за спинку кровати. Они подперли ею дверь.
   - Горничные запираются на ночь?
   - Да, с тех пор как он вернулся.
   Динни облегченно вздохнула, - мысль о том, что нужно будет снова выйти и предупредить их, приводила ее в содрогание. Она села на кровать и взглянула на стоявшую у окна Диану.
   - О чем вы думаете, Диана?
   - О том, что я переживала бы, если бы дети остались здесь.
   - Да, слава богу, что их нет.
   Диана опять подошла к кровати и взяла руку Динни. Рукопожатие было таким долгим и крепким, что у обеих заломило пальцы.
   - Что же нам предпринять, Динни?
   - Может быть, он уснет и к утру ему станет лучше. Теперь, когда он опасен, я чувствую, что мне вполовину меньше жаль его.
   - Я давно уже ничего не чувствую, - тяжело сказала Диана. - Меня беспокоит одно: знает он, что я не у себя в комнате? Не следует ли мне спуститься?
   - Я вас не пущу.
   Динни вынула ключ из замка и сунула за подвязку в чулок. Его холодное твердое прикосновение успокоило ее.
   - Теперь ляжем - ногами к двери, - объявила она. - Не стоит зря изводить себя.
   Охваченные странной апатией, они долго лежали, прижавшись друг к другу под одеялом, не бодрствуя, но и не засыпая. Когда, наконец, глаза Динни стали слипаться, ее неожиданно разбудил какой-то звук. Она взглянула на Диану. Та спала - по-настоящему, как мертвая. Свет снаружи полоской пробился под дверью, которая закрывалась неплотно. Динни приподнялась на локте и насторожилась. Дверная ручка повернулась и осторожно задергалась. Раздался тихий стук.
   - В чем дело? - чуть слышно спросила Динни.
   - Мне нужна Диана, - донесся приглушенный голос Ферза.
   Динни подползла к замочной скважине:
   - Диана нездорова. Она уснула, не надо ее тревожить.
   Наступила тишина. Затем, к своему ужасу, девушка услышала долгий, страдальческий вздох, такой безысходный, словно он был последним. Еще немного, и Динни вытащила бы ключ. Ее остановил вид бледного, измученного лица Дианы. Нельзя! Что бы ни означал этот вздох, - нельзя! Она отползла, улеглась и стала слушать. Больше ни звука! Диана продолжала спать, но девушка уже не могла заснуть. "Буду ли я виновата, если он покончит с собой?" - думала она. Разве такой конец не лучше для всех - для Дианы, для детей, для него самого? Но каждый нерв девушки все еще отзывался эхом на этот долгий полувздох-полустон. Несчастный человек, какой несчастный! Динни переполняло теперь лишь одно чувство - беспредельная горькая жалость, возмущение против неумолимой природы, которая обрекает людей на подобную участь. Покориться неисповедимой воле провидения? У кого хватит на это сил? Как все бессмысленно и беспощадно! Динни лежала рядом с бессильно уснувшей Дианой, и дрожь била ее. Не сделано ли ими что-нибудь такое, чего они не должны были сделать? Нельзя ли было помочь ему больше, чем помогли они? Что можно будет предпринять, когда наступит утро? Диана шевельнулась. Неужели проснется? Но та лишь повернулась и снова погрузилась в тяжелый сон. Дремота медленно сковала Динни, и девушка уснула.
   Ее разбудил стук в дверь. Уже рассвело. Диана еще спала. Динни взглянула на свои ручные часы. Восемь. Ее окликали по имени.
   - Все в порядке, Мери! - отозвалась она. - Миссис Ферз у меня.
   Диана села на постели, глядя на полураздетую девушку:
   - Что случилось?
   - Все в порядке, Диана. Уже восемь! Давайте встанем и отодвинем кровать. Вы по-настоящему хорошо выспались. Горничные уже встали.
   Они накинули халаты и водворили кровать на место. Динни вытащила ключ из его необычного пристанища и отперла дверь:
   - Ну, смелее! Пошли вниз!
   На площадке лестницы они задержались и прислушались, затем спустились. В спальне Дианы царил порядок. Шторы были подняты, - горничная, видимо, уже побывала здесь. Они постояли у двери, которая вела в комнату Ферза. Оттуда не доносилось ни звука. Они вышли на площадку и приблизились к наружной двери. Опять ни звука.
   - Спустимся лучше вниз, - шепнула Динни. - Что вы скажете Мери?
   - Ничего. Она все понимает.
   Столовая и кабинет были заперты. На полу валялась телефонная трубка единственное напоминание о ночном кошмаре.
   Вдруг Динни сказала:
   - Диана, нет его пальто и шляпы. Они лежали вот здесь, на стуле.
   Диана вошла в столовую и позвонила. Из подвального этажа поднялась пожилая горничная. Вид у нее был испуганный и встревоженный.
   - Мери, видели вы сегодня утром пальто и шляпу мистера Ферза?
   - Нет, мэм.
   - Когда вы встали?
   - В семь часов.
   - Вы не были у него в комнате?
   - Нет еще, мэм.
   - Ночью мне нездоровилось. Я спала наверху у мисс Динни.
   - Понятно, мэм.
   Втроем они поднялись наверх.
   - Постучитесь к нему.
   Горничная постучала. Динни и Диана стояли рядом с ней. Ответа не последовало.
   - Стучите еще. Мери. Сильнее.
   Горничная стучала снова и снова. Никакого ответа. Динни отстранила ее и повернула ручку. Дверь открылась. Комната была пуста и в полном беспорядке, словно кто-то метался по ней и с кем-то боролся. В грелке нет воды, всюду рассыпан табачный пепел, кровать не постелена, но смята. Никаких признаков приготовлений к отъезду, из ящиков стола ничего не вынуто. Три женщины уставились друг на друга. Потом Диана сказала:
   - Приготовьте завтрак. Мери, и побыстрее. Нам придется выйти.
   - Слушаюсь, мэм. Там телефон...
   - Поднимите трубку, вызовите монтера и никому ни о чем не говорите.
   Отвечайте коротко: мистер Ферз уехал на несколько дней. Чтобы было на это похоже, приберите комнату. Идем скорей одеваться, Динни.
   Горничная ушла вниз.
   - Есть у него деньги? - спросила Динни.
   - Не знаю. Можно посмотреть, здесь ли его чековая книжка.
   Диана убежала. Динни ждала ее в холле. Наконец та вернулась.
   - Здесь. Она на бюро в столовой. Живо, Динни! Одевайтесь!
   Это означало... Что это означало? Надежда и страх боролись в душе девушки. Она помчалась к себе наверх.
   XXVI
   Торопливо завтракая, они совещались. К кому обратиться?
   - Не в полицию, - сказала Динни.
   - Конечно, нет.
   - По-моему, прежде всего нам нужно выехать к дяде Эдриену.
   Они послали горничную за такси и отправились на квартиру к Эдриену.
   Было около девяти. Они застали его за чаем и одной из тех рыб, которые занимают тем больше места, чем дольше их едят, что и объясняет евангельское чудо с насыщением пяти тысяч человек.
   Эдриен, еще более поседевший за последние дни, слушал их, набивая трубку; наконец он сказал:
   - Предоставьте все это мне. Динни, можешь ты увезти Диану в Кондафорд?
   - Разумеется.
   - До отъезда разыщи молодого Алена Тесбери. Пусть он съездит в лечебницу и узнает, не там ли Ферз, но не говорит, что тот ушел из дому. Вот адрес.
   Динни кивнула.
   Эдриен поднес к губам руку Дианы:
   - Дорогая, у вас измученный вид. Не волнуйтесь. Вы отдохнете в
   Кондафорде с детьми, а мы постараемся держать вас в курсе дела.
   - Эдриен, оно получит огласку?
   - Если только этому можно помешать, - нет. Я посоветуюсь с Хилери, и мы сделаем все, что в наших силах. Вы не знаете, сколько при нем было денег?
   - Последний раз он выписал чек на пять фунтов третьего дня. Но вчера он где-то пропадал до самого вечера.
   - Как он одет?
   - Синее пальто, синий костюм, котелок.
   - Вы не знаете, где он провел вчерашний день?
   - Нет. До этого он совсем не выходил.
   - Он состоит еще членом какого-нибудь клуба?
   - Нет.
   - Кому из старых знакомых известно о его возвращении?
   - Никому.
   - Вы говорите, он не взял с собой чековой книжки? Динни, как скоро ты можешь разыскать этого молодого человека?
   - Немедленно, если разрешите позвонить, дядя, ин ночует в своем клубе.
   - Звони.
   Динни вышла к телефону. Вскоре она вернулась и объявила, что Ален Тесбери уже выезжает и обо всем известит Эдриена. Он представится как старинный друг больного, сделает вид, будто не знает, что тот ушел из лечебницы, и попросит в случае возвращения Ферза сообщить ему об этом, чтобы он мог навестить его.
   - Молодчина, - одобрил Эдриен. - У тебя есть голова на плечах, дорогая. А теперь отправляйся и присмотри за Дианой. Дай мне номер вашего телефона в Кондафорде.
   Он записал его и усадил женщин в такси.
   - Дядя Эдриен - самый хороший человек на свете, - сказала Динни.
   - Никто не знает этого лучше, чем я, Динни.
   Вернувшись на Оукли-стрит, они поднялись наверх и уложили вещи. Динни боялась, что в последнюю минуту Диана откажется ехать, но та дала Эдриену слово. Вскоре они уже были на вокзале. Полуторачасовой переезд прошел в полном молчании. Обе они настолько обессилели, что забились по углам купе и словно оцепенели. Только сейчас Динни поняла, какое напряжение пришлось ей выдержать. А ведь, в сущности, ничего особенного не было ни грубостей, ни покушений, ни даже простой сцены. Какая жуткая вещь помешательство, какой оно вселяет страх, как разрушает нервы! Теперь, когда встреча с Ферзом больше не угрожала девушке, он опять вызывал в ней одну жалость. Динни представляла себе, как он бродит по городу, теряя рассудок, не зная, куда преклонить голову, на чью руку опереться, стоя на грани - может быть, уже за гранью! О этот страх, вечный спутник самых трагических несчастий! Преступники, прокаженные, безумцы - все, чья судьба и недуг вселяют ужас в окружающих, безнадежно одиноки в напуганном ими мире. Теперь, после вчерашней ночи, Динни гораздо лучше понимала, почему Ферз с таким отчаянием говорил о порочном круге, в котором мечется умалишенный. Теперь она знала, что не вынесла бы общения с помешанным, - у нее недостаточно крепкие нервы и толстая кожа. Теперь ей стало ясно, за что так жестоко обращались с сумасшедшими в старину. Здоровые собаки кидаются на бешеную потому, что их собственные нервы не выдерживают. Презрение и грубость, которые обрушивались на слабоумных, были просто самозащитой. Здоровые мстили больным за свои измотанные нервы. Тем горше, тем мучительнее думать об этом! И по мере того как поезд подвозил девушку все ближе к ее мирному дому, она все больше разрывалась между желанием отбросить всякую мысль о несчастном отщепенце и жалостью к нему. Она посмотрела на Диану, полулежащую с закрытыми глазами в противоположном углу купе. Что же перечувствовала она, связанная с Ферзом воспоминаниями, узами закона, детьми? Лицо ее, прикрытое шляпкой, носило следы долгих испытаний: его тонкие черты стали суровыми. Губы Дианы еле заметно шевелились, - она не спала. "Какая же сила помогает ей держаться? - спрашивала себя Динни. - Она не религиозна, ни во что особенно не верит. На ее месте я бы все бросила и убежала куда глаза глядят. Так ли?" Видимо, в человеке живет сознание долга перед самим собой, и оно-то не позволяет ему ни отступать, ни сгибаться.
   На станции их никто не встретил, поэтому они сдали вещи на хранение и двинулись в Кондафорд пешком по тропинке, ведущей через поле.
   - Удивляюсь, - неожиданно заговорила Динни, - как плохо мы, современные люди, переносим волнение. Но была бы я счастлива, если бы провела тут всю жизнь, как наши старые фермеры? Вот Клер - той здесь не нравится. Ей нужно все время быть в движении. Наверное, в каждом человеке обязательно сидит какой-то чертик.
   - Я не замечала, чтобы он выглядывал из вас, Динни.
   - Жаль, что я была совсем маленькой во время войны. Когда она кончилась, мне едва стукнуло четырнадцать.
   - Вам повезло.
   - Не знаю. Вы, должно быть, испытали тогда много волнующего, Диана.
   - Когда она началась, я была в вашем теперешнем возрасте.
   - Замужем?
   - Только-только обвенчалась.
   - Он, наверное, прошел всю войну?
   - Да.
   - Это и послужило причиной?
   - Вернее, поводом.
   - Дядя Эдриен упоминал о наследственности. Дело в ней?
   - Да.
   Динни указала на крытый соломой коттедж:
   - В этом домике живут двое стариков - мои любимцы. Эта пара провела здесь пятьдесят лет. Способны вы на такое, Диана?
   - Теперь да. Я хочу покоя, Динни.
   До поместья они дошли молча. Там их ожидало сообщение от Эдриена. Ферз в лечебницу не вернулся, но они с Хилери полагают, что напали на верный след.
   Диана побыла с детьми и ушла к себе в комнату, а Динни отправилась в гостиную к матери.
   - Мама, я должна об этом рассказать. Я молилась, чтобы он умер.
   - Динни!
   - Ради него самого, ради Дианы, ради детей, ради всех, ради меня самой, в конце концов.
   - Конечно, если он безнадежен...
   - Безнадежен он или нет - мне все равно. Это слишком страшно. Провидение - пустой звук, мама.
   - Дорогая!..
   - До него слишком далеко. Наверно, у творца был план, когда он создавал вселенную, но нам, как личностям, он уделил столько же внимания, сколько комарам.
   - Тебе нужно выспаться, родная.
   - Да. Но я и потом буду думать так же.
   - Не позволяй таким мыслям укореняться, Динни. Это портит характер.
   - Не вижу связи между убеждениями и характером. Я не начну вести себя хуже оттого, что перестану верить в провидение или загробную жизнь.
   - Конечно, Динни, но...
   - Нет, я начну вести себя даже лучше. Если я порядочная, то лишь потому, что быть порядочным - хорошо, а не потому, что я на этом выигрываю.
   - Но чем же хороша порядочность, если бога нет?
   - О дражайшая и нежная матушка, я ведь не сказала, что бога нет. Я только сказала, что до него слишком далеко. Представь себе, как творец вопрошает: "А что, этот шарик - Земля еще вертится?" И ангел ответствует: "О да, сэр, и вполне исправно". - "Надо взглянуть, не заплесневел ли он и не водятся ли на нем чрезвычайно беспокойные маленькие паразиты..."
   - Динни!
   - "Понятно, сэр. Вы имеете в виду людей?" - "Вот именно. Мне помнится, мы их так и назвали".
   - Динни, это ужасно!
   - Нет, мама, если я порядочна, то лишь потому, что порядочность завещана людьми на благо людям, как красота завещана людьми на радость людям. Я ужасно выгляжу, правда, дорогая? У меня такое состояние, словно я ослепла. Пойду прилягу. Не знаю, мама, почему меня все это так расстроило. Наверное, потому, что я видела его лицо.
   Динни повернулась и вышла с подозрительной быстротой.
   XXVII
   Исчезновение Ферза было праздником для чувств того, кому его возвращение причинило столько страданий. Даже мысль о том, что он положил конец этому празднику, взяв на себя поиски Ферза, не мешала Эдриену испытывать облегчение. Он был исполнен почти энтузиазма, когда сел в такси и направился к Хилери, раздумывая по дороге, как разрешить задачу. Боязнь огласки закрывала для него такой прямой и естественный путь, как обращение к полиции, радио и прессе. Эти институты пролили бы чересчур яркий свет на судьбу Ферза. Размышляя о средствах, остающихся в его распоряжении, Эдриен чувствовал себя так, словно перед ним один из тех кроссвордов-головоломок, которыми он, как и все люди с развитым интеллектом, сильно увлекался в свое время. Рассказ Динни не позволял точно, в пределах нескольких часов, установить, когда ушел Ферз. Чем дольше откладывать опрос соседей по Оукли-стрит, тем меньше шансов наткнуться на тех, кто его видел. Не повернуть ли обратно в Челси? Эдриен, продолжая ехать к Лугам, подчинялся скорее инстинкту, чем разуму. Хилери был его вторым "я", а когда на человека возлагается такая задача, две головы бесспорно лучше одной. Он подъехал к дому священника, не наметив определенного плана и решив просто порасспросить людей на набережной и Кингз-род. Еще не было половины десятого, и Хилери сидел за своей корреспонденцией. Выслушав новость, он позвал в кабинет жену и предложил:
   - Давайте подумаем три минуты и обменяемся выводами.
   Все трое стояли треугольником перед камином. Мужчины курили, женщина нюхала октябрьскую розу.
   - Ну, Мэй, надумала? - спросил наконец Хилери.
   - Только одно, - ответила миссис Хилери, наморщив лоб. - Если бедняга действительно был в таком состоянии, как описывает Динни, следует поискать в больницах. Я позвоню в те, куда он мог скорее всего попасть, если с ним что-нибудь стряслось. Таких немного - три или четыре. К тому же сейчас так рано, что вряд ли туда успели многих понавезти.
   - Очень мило с твоей стороны, дорогая. Полагаемся на тебя: ты сумеешь скрыть его имя.
   Миссис Хилери вышла.
   - Эдриен?
   - У меня есть одно соображение, но я лучше сперва послушаю тебя.
   - Я вижу две возможности, - объявил Хилери. - Во-первых, нужно выяснить в полиции, может быть, кого-нибудь вытащили из реки. Во-вторых, это вероятнее, - остается спиртное.
   - Но где же он мог напиться так рано?
   - А гостиницы? У него были деньги.
   - Что ж, я готов попробовать, если не подойдет мой план.
   - Какой?
   - Я попытался поставить себя на место бедняги Ферза. Знаешь, Хилери, дойди я сам до такой крайности, я бежал бы в Кондафорд - вернее, не само поместье, а куда-нибудь поблизости, где мы играли мальчишками, - словом, туда, где жил, пока судьба не обрушилась на меня. Раненое животное ползет домой.
   Хилери кивнул.
   - Где был его дом?
   - В западном Сэссексе, к северу от Меловых холмов, около станции Петуэрт.
   - Да ну! Эта местность мне знакома. До войны мы с Мэй частенько ездили прогуляться в Богнор. Мы заглянем на вокзал Виктория и выясним, не садился ли в поезд кто-нибудь похожий на Ферза. Но раньше я все-таки справлюсь в полиции насчет реки. Скажу, что исчез один из моих прихожан. Какого роста Ферз?
   - Примерно пять футов десять дюймов, коренастый, крупная голова, широкие скулы, твердый подбородок, темные волосы, синевато-стальные глаза, синие костюм и пальто.
   - Понятно, - сказал Хилери. - Позвоню туда, как только Мэй кончит наводить справки.
   Эдриен, оставшись один у огня, грустно задумался. Он был любителем детективных романов и понимал, что решает задачу на французский манер индуктивным методом психологической догадки; Хилери с Мэй избрали английский путь - метод последовательного исключения. Он, конечно, превосходен, но до превосходства ли тут? Человек и без того теряется в Лондоне, как иголка в стогу сена, а они к тому же связаны необходимостью избежать огласки. Эдриен с тревогой ждал, что сообщит Хилери. Какая ирония судьбы - он, Эдриен, страшится, что несчастный Ферз утонул или попал под колеса и Диана стала свободна!
   На столе Хилери он нашел расписание. На Петуэрт был поезд в 8.50, следующий в 9.56. Времени мало! И Эдриен, поглядывая на дверь, снова стал ждать. Торопить Хилери бесполезно - тот мастер экономить минуты.
   - Ну? - спросил он, когда дверь открылась.
   Хилери покачал головой:
   - Все впустую. Ни в больницы, ни в полицию никого не доставляли, там ничего не знают.
   - Тогда остается вокзал, - бросил Эдриен. - Поезд будет через двадцать минут. Можешь ты выехать немедленно?
   Хилери взглянул на письменный стол:
   - Не следовало бы, но поеду. Есть что-то греховное в том, как захватывают человека поиски. Вот что, старина, я предупрежу Мэй и возьму шляпу, а ты покамест ищи такси. Иди по направлению к святому Панкратию. Я догоню.
   Эдриен крупными шагами пустился на розыски такси. Он поймал машину, съезжавшую с Юстен-род, велел шоферу развернуться и стал ждать. Вскоре он заметил худую темную фигуру бегущего к нему Хилери.
   - Давно я не тренировался! - выдохнул тот и сел в автомобиль.
   Эдриен заглянул в окно шоферской кабины:
   - Вокзал Виктория. Гоните вовсю!
   Рука Хилери сжала его локоть:
   - Помнишь, как мы взбирались в тумане на Кармартен Вэн сразу после войны? Это была наша последняя прогулка с тобой, старина.
   Эдриен вытащил часы:
   - Боюсь, не поспеем. Ужасное движение.
   Они сидели молча и подскакивали при каждом судорожном рывке такси вперед.
   Вдруг Эдриен заговорил:
   - Однажды во Франции я проезжал мимо maison d'alienes, [10] как их там называют. Никогда не забуду. Огромное здание вдоль железной дороги, по всей длине фасада решетка, и к ней прижался какой-то бедняга: руки подняты, ноги раздвинуты, вцепился в прутья, как орангутанг. Что такое смерть в сравнении с этим? Снизу - мягкая чистая земля, сверху - небо. Теперь я бы даже предпочел, чтобы Ферза нашли в реке.
   - Это еще не исключено, так что наша попытка довольно безнадежна.
   - Осталось три минуты. Опоздаем, - пробормотал Эдриен.
   Однако в последний момент шофер, верный национальному характеру, развил противоестественную скорость. Машины, преграждавшие дорогу, словно растаяли перед такси, которое одним броском подкатило к вокзалу.
   - Справься в первом классе. Я - в третий: священнику скорее скажут, бросил на бегу Хилери.
   - Нет, - возразил Эдриен, - если он уехал, то в первом. Спроси там. В случае сомнений главная примета - глаза.
   Эдриен увидел, как брат просунул худое лицо в окошечко и сейчас же отдернул голову.
   - Он взял билет! - крикнул Хилери. - На этот поезд. До Петуэрта. Быстрей!
   Братья ринулись вперед, но не успели достигнуть турникета, как состав тронулся. Эдриен рванулся вдогонку, но Хилери поймал его за руку:
   - Брось, старина, все равно не поспеем. Он только заметит нас, и все будет испорчено.
   Понурясь, они побрели к выходу.
   - Потрясающая догадка, старина! - сказал Хилери. - Когда этот поезд прибывает туда?
   - В двенадцать двадцать три.
   - Тогда можно поспеть машиной. Деньги у тебя есть?
   Эдриен пошарил в карманах и уныло ответил:
   - Восемь шиллингов шесть пенсов.
   - У меня тоже всего одиннадцать. Дело дрянь! Стой, придумал: берем такси и едем к юной Флер. Если ее автомобиль на месте, она нам не откажет. Отвезет нас или Майкл или она сама. Нам нельзя связывать себя машиной, когда приедем.
   Эдриен, слегка ошарашенный верностью своей догадки, только кивнул.
   На Саут-сквер Майкла не оказалось, но Флер была дома. Эдриен, который знал ее гораздо хуже, чем Хилери, был поражен той быстротой, с какой она оценила ситуацию и вывела машину. Через десять минут они уже были в пути. Флер сидела за рулем.
   - Поедем через Доркинг и Пулборо, - объявила она, обернувшись к братьям. - За Доркингом можно дать скорость. А что вы будете делать, если найдете его, дядя Хилери?
   Этот простой, но неизбежный вопрос заставил братьев переглянуться. Флер, казалось, затылком почувствовала их растерянность. Резко затормозив перед подвергавшейся опасности собакой, она повернула голову и посоветовала:
   - Вы бы все-таки обдумали это, прежде чем двинемся.
   Эдриен перевел взгляд с ее энергичного личика - подлинного воплощения спокойной, жесткой, уверенной в себе молодости - на длинное проницательное лицо Хилери, умудренное многим пережитым и все-таки не ставшее жестким, и промолчал: пусть отвечает брат.
   - Едем, - отрезал Хилери. - Обстоятельства подскажут.
   - Когда будем проезжать мимо почты, остановите, пожалуйста, - попросил Эдриен. - Хочу послать телеграмму Динни.
   Флер кивнула:
   - На Кингз-род есть почта. Мне тоже где-нибудь придется заправляться.
   Автомобиль нырнул в поток машин.
   - Что сообщить в телеграмме? - спросил Эдриен. - Писать насчет Петуэрта?
   Хилери покачал головой:
   - Телеграфируй просто: напали на верный след.
   Когда они отправили телеграмму, поезду оставалось два часа ходу.
   - До Пулборо пятьдесят миль, да за ним еще пять, - прикинула Флер. Не знаю, хватит ли горючего. Ну, рискнем, а в Доркинге увидим.
   С этого момента она целиком отдалась езде и была потеряна как собеседница, несмотря на то что автомобиль, как известно, представляет собой небольшой закрытый салон.
   Братья молчали, не сводя глаз с часов и спидометра.
   - Не часто мне случается совершать загородные прогулки, - мягко заметил Хилери. - О чем задумался, старина?
   - Решительно не понимаю, что мы будем делать.
   - Если бы при моей работе я обо всем думал заранее, я не протянул бы и месяца. В трущобном приходе ты, как в джунглях, окружен дикими кошками и приобретаешь что-то вроде инстинкта, на который и остается полагаться.
   - У меня нет твоей практики: я живу среди мертвецов, - ответил Эдриен.
   - Наша племянница хорошо ведет машину, - вполголоса сказал Хилери. Взгляни на ее затылок: воплощенная жизнеспособность!
   Затылок - круглый и коротко подстриженный - держался на белой шее изумительно прямо и убедительно доказывал, что тело пребывает под острым и точным контролем мозга.
   Следующие несколько миль прошли в полном молчании.
   - Бокс-Хилл, - бросил Хилери. - Здесь со мной случилось происшествие, о котором я тебе никогда не рассказывал, хотя не могу его забыть. Оно подтверждение того, что мы все удивительно близки от грани безумия. - Он понизил голос и продолжал: - Помнишь веселого священника Даркотта, нашего общего знакомого? Я ведь не сразу попал в Хэрроу - сначала учился в Бикере. Он там преподавал. Как-то в воскресенье он пригласил меня прогуляться на Бокс-Хилл. Возвращались поездом. В вагоне никого, кроме нас, не было, и мы немножко повздорили. Вдруг на него нашло какое-то бешенство, глаза стали голодными и дикими. Я, конечно, ничего не понял и страшно перепугался. Затем, так же внезапно, он овладел собой. Все это как гром среди ясного неба! Тут и подавленные желания, и краткий приступ безумия... Словом, ужас! Между прочим, очень хороший парень. Да, Эдриен, в нас всех живут какие-то силы!..
   - Демонические. И как только они вырвутся... Бедный Ферз!
   Голос Флер донесся до них:
   - Мотор чихает. Пора заправляться, дядя Хилери. Здесь есть колонка.
   - Чудно!
   Машина остановилась у заправочной станции.
   - До Доркинга всегда тащишься медленно, - сказала, потягиваясь, Флер. - Зато теперь нажмем. Осталось всего тридцать две мили, а времени еще целый час. Ну, подумали?