Голсуори Джон. Конец главы

   В воздухе разнеслось гудение, - высоко над головой шел на север маленький серебряный шумный аэроплан, Уилфрид ненавидел самолеты еще с войны. "Они возмущают покой богов!"
   Отважный новый век! Нет больше бога на небесах!
   Девушка взяла к северу, чтобы обойти то место, где она обычно ожидала Уилфрида. В открытой ротонде возле Мраморной арки не было ни души. Динни покинула парк и пошла по направлению к Мелтон-Мьюз. Все позади! Странно и еле заметно улыбаясь, она свернула на Мьюз и остановилась у дверей сестры.
   XXVI
   Она застала Клер дома. В первые минуты сестры старались не касаться пережитого; затем Динни спросила:
   - Ну, что хорошего?
   - Ничего. Я рассталась с Тони, - мои нервы истрепаны, его - тоже.
   - Неужели он...
   - Нет. Я просто сказала ему, что не в силах видеться с ним, пока все это не кончится. Встречаясь, мы избегаем говорить о процессе, но эта тема неизбежно всплывает.
   - Он, должно быть, страшно несчастен.
   - Конечно. Но ведь осталось потерпеть всего три-четыре недели.
   - А потом?
   Клер рассмеялась. Смех был невеселый.
   - Я серьезно спрашиваю, Клер.
   - Мы проиграем, а тогда уже все равно. Если Тони захочет меня, я ему уступлю. Я обязана сделать для него хоть это, - он ведь будет разорен из-за меня.
   - Я думаю, - с расстановкой сказала Динни, - что не дала бы исходу дела повлиять на мою жизнь.
   Клер, сидевшая на кушетке, посмотрела на сестру снизу вверх:
   - Это звучит слишком рассудочно.
   - Не стоит доказывать свою невиновность, раз ты не намерена держаться до конца вне зависимости от того, как повернется дело. Если выиграешь, подожди, пока не разведешься с Джерри; если проиграешь, подожди, пока он сам не разведется с тобой. Крум от ожидания не умрет, да и тебе оно полезно; выяснишь по крайней мере, что ты чувствуешь к Тони.
   - Джерри умен и не даст мне улик против себя, пока сам этого не захочет.
   - Значит, мы должны быть готовы к тому, что ты проиграешь. Но твои друзья по-прежнему будут тебе верить.
   - Будут ли?
   - Это уже моя забота, - ответила Динни.
   - Дорнфорд советует все рассказать Джеку Масхему до суда. Что ты скажешь?
   - Я должна сначала повидать Тони Крума.
   - За чем же остановка? Возвращайся сюда к вечеру и увидишь его. Он приезжает в город на субботу и воскресенье и в семь вечера уже торчит у меня под окнами. Как нелепо!
   - Напротив, вполне естественно. Что у тебя во второй половине дня?
   - Верховая прогулка с Дорнфордом в Ричмонд-парке. Теперь я также выезжаю с ним по утрам на Роу. Почему бы и тебе не ездить с нами?
   - У меня для этого нет ни туалета, ни сил.
   - Дорогая! - воскликнула Клер, вставая. - Мы ужасно переживали, когда ты болела. Всем нам было не по себе, а Дорнфорд прямо с ума сходил. Но теперь ты выглядишь даже лучше, чем до болезни.
   - Да, я стала пневматичнее.
   - Ото, значит, и ты читала эту книгу?
   Динни кивнула:
   - Вечером зайду. До свиданья и желаю успеха.
   Незадолго до семи Динни выскользнула из дома на Маунт-стрит и торопливо пошла пешком по направлению к Мьюз. Еще не стемнело, но в небе уже встала полная луна и зажглась вечерняя звезда. Динни подошла к западному углу безлюдного Мьюз и сразу же заметила Крума, стоявшего под окнами дома N 2. Выждав, пока он, наконец, не двинется дальше, девушка пробежала по Мьюз и нагнала Тони в дальнем конце переулка.
   - Динни? Вот замечательно!
   - Мне рассказали, что вас легче всего поймать, когда вы стоите под окнами королевы.
   - Да. Сами видите, до чего я дошел.
   - Могло быть хуже.
   - Вы теперь совсем поправились? Во всем виноват тот злосчастный день в Сити, - вы тогда, наверно, и прозябли.
   - Проводите меня до парка. Мне надо поговорить с вами насчет Джека Масхема.
   - Я боюсь сказать ему.
   - Я могу сделать это за вас.
   - Как!
   Динни взяла его под руку:
   - Мы с ним в родстве через дядю Лоренса. Кроме того, мне довелось лично познакомиться с ним. Мистер Дорнфорд совершенно прав: от того, когда и как Масхем обо всем узнает, зависит многое. Позвольте мне рассказать ему.
   - Я не знаю... Право, не знаю...
   - Словом, я поговорю с ним.
   Крум посмотрел на нее:
   - Мне просто не верится...
   - Честное слово!
   - Вы страшно любезны и, конечно, сделаете это лучше меня, но...
   - Ну, и довольно.
   Они добрались до парка и пошли вдоль решетки в сторону Маунтстрит.
   - Часто встречаетесь с адвокатами?
   - Да. Они перебрали все наши аргументы, - прямо перекрестный допрос.
   - Мне кажется, он не так уж страшен, если говоришь правду.
   - Они переворачивают каждое слово на все лады. А тон какой!.. На днях я зашел в бракоразводный суд, послушал одно дело. Дорнфорд говорил Клер, что ни за какие деньги не согласится выступать в таких процессах. Хороший он человек, Динни.
   - Да, - согласилась Динни, заглянув в бесхитростное лицо Тони.
   - По-моему, наши адвокаты не слишком интересуются этим делом. Оно не по их части. Исключение составляет только "очень молодой" Роджер: он немножко спортсмен и к тому же верит, что мы говорим правду, так как чувствует, насколько я жалею о том, что это правда. Ну, здесь вам сворачивать. А я поброжу по парку, иначе не засну. Луна-то какая!
   Динни пожала ему руку.
   Подойдя к дому, она оглянулась и увидела Крума на прежнем месте. Он приподнял шляпу - не то прощаясь с девушкой, не то здороваясь с луной...
   По словам сэра Лоренса, Джек Масхем собирался в город в концу недели. Сейчас он снимает квартиру на Райдер-стрит. В свое время, когда дело шло об Уилфриде, Динни, не задумываясь, помчалась к Масхему в Ройстон; теперь, когда дело идет о Тони Круме и она явится на Райдер-стрит, придется задуматься Масхему. Поэтому на другой день, во время завтрака, она позвонила в Бэртон-клуб.
   Голос Масхема мгновенно напомнил ей тот день, когда она в последний раз слышала его у Йорке кой колонны.
   - Говорит Динни Черрел. Вы не могли бы встретиться со мной сегодня?
   Голос медленно процедил:
   - Э-э... разумеется. Когда?
   - В любой час, который вас устроит.
   - Вы звоните с Маунт-стрит?
   - Да, но я предпочла бы заехать к вам.
   - Э-э... прекрасно. Приходите к чаю на Райдер-стрит. Я снимаю ту же квартиру. Номер вам известен?
   - Да, благодарю вас. Значит, в пять?
   Когда Динни подходила к дому Масхема, ей пришлось собрать все силы. В последний раз она видела его в вихре схватки с Уилфридом. К тому же он олицетворял для нее ту скалу, о которую разбилась ее любовь к Дезерту. Ненавидеть Масхема ей мешало лишь сознание того, что его вражда к Уилфриду проистекала из его своеобразного отношения к ней, Динни. Так, шагая быстро и медленно размышляя, она добралась до его квартиры.
   Дверь ей открыл человек, всем своим видом наводивший на мысль, что он обеспечивает свою старость, сдавая комнаты тем, у кого когда-то служил. Он провел девушку на третий этаж.
   - Мисс... э-э... Черрел, сэр.
   В довольно уютной комнате около открытого окна стоял Джек Масхем, высокий, стройный, томный и, как всегда, изысканно одетый.
   - Чаю, пожалуйста. Родни.
   Он приблизился к Динни и протянул руку.
   "Словно замедленный кинофильм", - подумала она. Он, видимо, был удивлен ее желанием встретиться с ним, но ничем этого не обнаруживал.
   - Бывали на скачках с тех пор, как мы виделись на дерби Бленхейма?
   - Нет.
   - Я помню, вы ставили на него. На моей памяти это самая большая удача новичка.
   Он улыбнулся, морщины на его загорелом лице стали особенно явственны, и Динни заметила, что их очень много"
   - Прошу садиться. Вот чай. Не откажите разлить сами.
   Она подала ему чашку, налила себе и спросила:
   - Ваши арабские матки уже прибыли, мистер Масхем?
   - Я жду их к концу следующего месяца.
   - Вы поручили надзор за ними Тони Круму?
   - О! Разве вы знакомы с ним?
   - Через сестру.
   - Приятный юноша.
   - Да, - отозвалась Динни. - Я пришла к вам по поводу него.
   - Вот как?
   "Он слишком много мне должен, чтобы отказать", - мелькнуло в голове у девушки. Она откинулась назад, положила ногу на ногу и в упор посмотрела на Масхема:
   - Я хочу, разумеется конфиденциально, сообщить вам, что Джерри
   Корвен вчинил моей сестре бракоразводный иск и привлек Тони Крума в качестве соответчика.
   Джек Масхем слегка повел рукой, державшей чашку.
   - Он ее любит, они действительно проводили время вместе, но обвинение не соответствует истине.
   - Понятно, - уронил Джек Масхем.
   - Дело будет слушаться на днях. Я убедила Тони Крума позволить мне рассказать вам обо всем этом. Ему было бы неловко говорить о себе самом.
   Масхем по-прежнему смотрел на нее. Лицо его было непроницаемо.
   - Я знаком с Джерри Корветом, - сказал он. - Но я не знал, что ваша сестра ушла от него.
   - Мы не предаем это огласке.
   - Разрыв произошел из-за Крума?
   - Нет. Они впервые встретились на пароходе, когда она уже возвращалась в Англию. Клер порвала с Джерри по совсем другим причинам. Конечно, они с Тони Крумом вели себя неосмотрительно, за ними следили и видели их при так называемых компрометирующих обстоятельствах.
   - Что вы конкретно имеете в виду?
   - Однажды поздно вечером они возвращались из Оксфорда. У них отказали фары, и они провели ночь в машине.
   Джек Масхем слегка приподнял плечи. Динни, не спуская с него глаз, наклонилась вперед:
   - Я уже сказала, что обвинение не соответствует истине. Это действительно так.
   - Но, дорогая мисс Черрел, мужчина никогда не признается, что...
   - Вот почему вместо Тони к вам пришла я. Моя сестра не станет мне лгать.
   Плечи Масхема снова слегка приподнялись.
   - Я, собственно, не понимаю... - начал он.
   - Почему это касается вас? Вот почему: я не надеюсь, что им поверят.
   - Вы хотите сказать, что, прочитав об этом деле в газетах, я стал бы недоброжелателем Крума?
   - Да. Мне кажется, вы решили бы, что он нарушил "правила игры".
   Динни не сумела скрыть легкой иронии в голосе.
   - А разве это не так? - спросил он.
   - По-моему, нет. Он горячо любит Клер и все же сумел держать себя в руках. А что касается любви, то от нее никто не застрахован.
   При этих словах воспоминания опять нахлынули на нее, и она потупилась, чтобы не видеть этого бесстрастного лица и насмешливо изогнутых губ. Затем, повинуясь внезапному наитию, объявила:
   - Мой зять потребовал денежного возмещения ущерба.
   - Вот как? - удивился Джек Масхем. - Я не знал, что так делается и в наши дни.
   - Он требует две тысячи, а у Тони Крума ничего нет. Он заявляет, что ему все равно, но если они проиграют, он разорен.
   Затем наступило молчание. Джек Масхем опять отошел к окну, сел на подоконник и спросил:
   - Что же я могу сделать?
   - Не отказывать ему от места - вот и все.
   - Муж на Цейлоне, а жена здесь. Знаете, это...
   Динни поднялась, шагнула к нему и остановилась:
   - Мистер Масхем, вам не кажется, что вы в долгу передо мной? Разве вы забыли, как отняли у меня возлюбленного? Знаете ли вы, что он умер там, куда бежал из-за вас?
   - Из-за меня?
   - Да. Он отказался от меня из-за вас и того, что вы защищали. А теперь я прошу вас не добивать Тони Крума, как бы ни повернулось дело. До свиданья.
   И, прежде чем Масхем успел открыть рот, Динни вышла.
   Она почти бежала по направлению к Грин-парку. Все вышло совсем не так, как она предполагала! Может быть, ее вмешательство сыграет роковую роль. Но что поделаешь - слишком уж сильно закипел в ней былой протест против глухой стены внешних форм, против незримых, но беспощадных традиций, о которые разбилась ее любовь. Иначе и быть не могло! Весь вид этого долговязого денди, звук его голоса непреодолимо вернули ее к прошлому. А, будь что будет! Ей все-таки легче: горечь, которую она так долго таила в душе, наконец излилась.
   На другой день утром она получила записку:
   "Райдер-стрит.
   Воскресенье.
   Дорогая мисс Черрел,
   Можете рассчитывать на меня в известном вам деле.
   С искренним уважением
   Ваш Джек Масхем".
   XXVII
   Заручившись этим обещанием" девушка на следующий день уехала в
   Кондафорд, где нашла атмосферу крайне напряженной и попыталась хоть немного ее разрядить. Родители Динни вели обычный образ жизни, но были явно подавлены и встревожены. Ее мать, женщина застенчивая и восприимчивая, вся сжималась при одной мысли о том, что Клер может пасть в мнении света. Ее отец, видимо, отдавал себе отчет, что независимо от исхода дела люди сочтут его дочь существом легкомысленным и лживым. Молодого Крума еще извинят, но никто не извинит женщину, которая поставила себя в такое положение. К тому же он испытывал гневное и мстительное чувство к Джерри Корвену, решив, насколько будет в его силах, помешать этому субъекту добиться своей цели. Такая чисто мужская позиция казалась Динни несколько смешной, но страдальческая наивность, с которой отец гонялся за миражем, упуская из виду существенное, не могла не вызывать в девушке известного сочувствия. Поколению ее отца развод до сих пор казался внешним и видимым проявлением внутреннего и духовного бесчестия. Для нее же самой любовь была только любовью: когда она сменяется отвращением, половая близость теряет всякое оправдание. То, что Клер уступила Джерри Корвену здесь, на своей лондонской квартире, шокировало Динни гораздо больше, чем бегство сестры от мужа с Цейлона. Те бракоразводные процессы, с которыми она время от времени знакомилась по газетам, отнюдь не укрепляли ее веру в то, что браки заключаются на небесах. Но она считалась с переживаниями людей, воспитанных в старых понятиях, и старалась не усугублять растерянность и тревогу родителей. Она избрала другую, более практическую линию. Так или иначе, - по-видимому, иначе, - но дело скоро кончится. А люди в наши дни обращают мало внимания на чужие дела.
   - Как! - сардонически возразил генерал. - "Ночь в машине" - броский газетный заголовок. Прочтешь такой и сразу же начинаешь думать, как ты сам повел бы себя в подобных обстоятельствах.
   - Люди мало что замечают, дорогой. Они все валят в одну кучу - и разводы, и министра внутренних дел, и декана собора святого Павла, и принцессу Елизавету, - немногословно ответила Динни.
   Когда ей сказали, что на пасху в Кондафорд приглашен Дорнфорд, она почувствовала смущение.
   - Надеюсь, ты не возражаешь, Динни? Мы ведь не знали, успеешь ты вернуться или нет.
   - Даже тебе, мама, я не скажу, что мне это очень приятно.
   - Но, дорогая, пора уже и тебе снова выйти на поле боя.
   Динни прикусила губы и промолчала. Эти слова тем сильнее растревожили ее, что в них заключалась доля правды. Они жалили особенно больно потому, что были сказаны ее матерью, оказавшейся такой нечуткой, несмотря на всю свою деликатность.
   Бой! Да, жизнь - это война. Она сбивает человека с ног, загоняет его в госпиталь, а потом опять возвращает в строй. Ее родители больше всего на свете боятся потерять ее, но им хочется, чтобы она покинула их, выйдя замуж. И это в тот момент, когда Клер неизбежно ждет поражение!
   Пасха принесла с собой ветер "от умеренного до сильного". В субботу с утренним поездом прибыла Клер, под вечер на машине приехал Дорнфорд. Он поздоровался с Динни так, словно сомневался, рада ли она его приезду.
   Он наконец присмотрел себе новое жилище. Дом был расположен на
   Кемпден-хилл. Ему страшно хотелось выслушать мнение Клер, и в прошлое воскресенье она потратила целый вечер на осмотр резиденции своего патрона.
   - На редкость удачно, Динни, - рассказывала она. - Фасад выходит на юг, есть гараж, конюшня на два стойла, хороший сад, службы, центральное отопление, - словом, все что надо. Он собирается переехать в конце мая. Крыша - старая, черепичная; поэтому я посоветовала ему выкрасить ставни в светло-серый цвет. Дом в самом деле очень удобный и просторный.
   - Послушать тебя, так он просто сказочный. Надеюсь, теперь ты будешь ездить на службу туда, а не в Темпл?
   - Да. Дорнфорд решил перебраться не то в Пемпкорт, не то в Брик Билдингс, - не помню точно. Знаешь, Динни, я просто удивляюсь; как это его не объявили моим соответчиком. Я вижусь с ним гораздо чаще, чем с Тони.
   Больше о "деле" речь не заходила. Оно, вероятно, должно было слушаться одним из первых, сразу после неопротестованных исков, и в Конда форде царило затишье перед бурей.
   К этой теме вернулись лишь в воскресенье, после завтрака, когда Дорнфорд спросил:
   - Вы будете в суде на слушании дела вашей сестры, Динни?
   - Я должна быть.
   - Боюсь, что вы придете в ярость. Обвинение поддерживает Брок, а он, если захочет, доймет кого угодно, особенно когда сталкивался с явным запирательством, как в данном случае. Потому его и выбрали. Клер придется крепко взять себя в руки.
   Динни вспомнила, как "очень молодой" Роджер говорил ей, что предпочел бы видеть на месте Клер ее.
   - Надеюсь, вы ей это внушите?
   - Я предварительно выслушаю ее показания и устрою репетицию перекрестного допроса. Но угадать, как Броу повернет дело, - невозможно.
   - А вы сами придете на суд?
   - Если смогу. Но шансов мало, - вероятно, буду занят.
   - Долго протянется разбирательство?
   - Боюсь, что несколько дней.
   Динни вздохнула.
   - Бедный отец! А у Клер надежный защитник?
   - Да. Инстон. Но ему сильно помешает ее нежелание рассказать о том, что произошло на Цейлоне.
   - Вы же знаете, решение Клер окончательно. Она об этом не скажет.
   - Разделяю ее чувства, но боюсь, что это все погубит.
   - И пускай, - возразила Динни. - Я хочу, чтобы она стала свободной. А больше всего мне жаль Тони Крума.
   - Почему?
   - Он - единственный из трех, который любит.
   - Понятно, - отозвался Дорнфорд и умолк. Динни стало жаль его.
   - Вы не прочь прогуляться?
   - С восторгом!
   - Мы пойдем лесом, и я покажу вам место, где Черрел убил вепря и завоевал наследницу де Канфоров, как гласит наш геральдический герб. А у вас в Шропшире тоже есть фамильные легенды?
   - Конечно, есть, но ведь поместье ушло от нас. Его продали после смерти моего отца: нас было шестеро, а денег - ни пенса.
   - Ох, как это ужасно, когда семья лишается своих корней! - вздохнула Динни.
   Дорнфорд улыбнулся:
   - "Живой осел лучше мертвого льва".
   Они шли через рощу, и он описывал ей свой новый дом, ловко выспрашивая девушку о ее вкусах.
   Наконец они выбрались на осевшую дорогу, которая вела к холму, заросшему боярышником.
   - Вот это место. Здесь тогда, наверно, был дремучий лес. В детстве мы устраивали тут пикники.
   Дорнфорд глубоко втянул в себя воздух.
   - Настоящий английский пейзаж - ничто не бросается в глаза и все бесконечно прекрасно.
   - Чарующий вид!
   - Верно сказано.
   Он расстелил свой дождевик на склоне холма:
   - Садитесь и покурим.
   Динни села:
   - Вы сами тоже садитесь рядом, - земля еще сырая.
   Он сидел подле нее, обхватив руками колени и тихо попыхивая трубкой, а девушка думала: "Если не считать дяди Эдриена, впервые вижу такого сдержанного и деликатного человека".
   - Было бы совсем замечательно, если бы еще выскочил вепрь, - сказал Дорнфорд.
   - "Член парламента убивает вепря у подножья Чилтернских холмов", поддразнила его Динни, но воздержалась прибавить: "И завоевывает сердце дамы".
   - Как ветер клонит дрок! Еще три недели, и все здесь зазеленеет.
   Сейчас самое лучшее время года. Впрочем, нет, - бабье лето, наверно, еще лучше. А вам какая пора по душе, Динни?
   - Когда все цветет.
   - Гм... И еще жатва. Бескрайние хлеба, должно быть, - великолепное зрелище.
   - Они как раз поспели, когда разразилась война. За два дня до ее начала мы устроили здесь пикник и смотрели, как всходит луна. Как вы думаете, мистер Дорнфорд, многие ли из тех, кто воевал, действительно сражались за Англию?
   - Практически - все. Кто за тот или иной уголок страны, кто просто за улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я лично дрался за Шрусбери и Оксфорд. Кстати, меня зовут Юстейс.
   - Запомню. А теперь, пожалуй, пойдем, а то опоздаем к чаю.
   Всю дорогу домой их разговор сводился к певчим птицам и названиям растений.
   - Благодарю за прогулку, - сказал Дорнфорд.
   - Я тоже прошлась с удовольствием.
   Эта прогулка как-то очень успокоительно подействовала на Динни.
   Выходит, с ним можно говорить и не касаясь любовной темы.
   В понедельник на пасху ветер дул с юго-запада. Дорнфорд целый час мирно репетировал с Клер ее роль на суде, а затем, невзирая на дождь, отправился с ней кататься верхом. Динни потратила утро, подготовляя дом к весенней уборке и чистке мебели на то время, когда семья будет в городе. Ее родители собирались остановиться на Маунт-стрит, она сама с Клер - у Флер. После завтрака она совершила с генералом обход нового свинарника, постройка которого затягивалась, так как местный подрядчик не торопил своих рабочих, стремясь занять их здесь как можно дольше. Только после чая Динни осталась наедине с Дорнфордом.
   - Ну, - объявил он, - думаю, что ваша сестра справится, если, конечно, сумеет сохранить самообладание.
   - Клер бывает подчас очень резкой.
   - Плохо. Адвокаты не любят, когда их срезает непосвященный, да еще в присутствии их же коллег. Судьи тоже не любят.
   - Да, но ее не заставишь плясать под чужую дудку.
   - Восставать против освященных веками институтов - неразумно: они слишком хорошо защищены.
   - Да, - со вздохом согласилась Динни. - Все в руках богов.
   - А они у них чертовски скользкие. Не подарите ли мне вашу фотографию? Лучше такую, где вы сняты девочкой.
   - Надо посмотреть, что у нас сохранилось. Боюсь, одни любительские снимки. Впрочем, кажется, есть один, на котором мой нос не слишком вздернут.
   Она подошла к комоду, вытащила один из ящиков и поставила его на бильярдный стол:
   - Семейная фототека. Выбирайте!
   Он встал рядом с ней, и они начали пересматривать снимки.
   - Я лазила сюда много раз, поэтому моих карточек осталось мало.
   - Это ваш брат?
   - Да. А вот это он снялся, когда уходил на фронт. Это Клер за неделю до свадьбы. А вот я - видите, с распущенными волосами. Меня снял отец в первую послевоенную весну, когда вернулся домой.
   - Вам тогда было тринадцать?
   - Почти четырнадцать. Предполагается, что я здесь похожа на Жанну д'Арк, внимающую неземным голосам.
   - Очаровательная фотография! Я отдам ее увеличить.
   Дорнфорд поднес карточку к свету. Динни была снята на ней в три четверти, с лицом, повернутым к ветвям цветущего фруктового дерева. Снимок дышал жизнью: солнечный свет заливал цветы и волосы Динни, распущенные и доходящие ей до талии.
   - Посмотрите, какой у меня восхищенный вид, - сказала девушка. - На дереве, наверно, сидела кошка.
   Дорнфорд положил карточку в карман и опять нагнулся над столом.
   - А эту? - осведомился он. - Можно мне взять обе?
   На втором снимке Динни была уже постарше, но все еще с косами и круглым личиком; руки ее были сложены, голова чуть-чуть опущена, а глаза подняты кверху.
   - К сожалению, нельзя. Я не знала, что она здесь.
   Это была точно такая же карточка, какую она в свое время послала Уилфриду.
   Дорнфорд кивнул, и девушка почувствовала, что он интуитивно догадался о причине отказа. Она смутилась и сказала:
   - Впрочем, почему бы нет? Берите. Теперь это не имеет значения.
   И вложила карточку ему в руку.
   Когда во вторник утром Дорнфорд и Клер уехали, Динни посидела над картой, вывела автомобиль и отправилась в Беблок-хайт. Водить машину она не любила, но ее тревожила мысль о Тони Круме, которому в прошлую субботу не удалось, как обычно, взглянуть на Клер. На двадцать пять миль у нее ушло больше часа. Она оставила машину у гостиницы, где ей сообщили, что мистер Крум, видимо, у себя в коттедже, и пошла пешком. Тони, в одной рубашке, красил деревянные стены своей низкой гостиной. Еще с порога Динни заметила, как заходила у него в зубах трубка.
   - Что-нибудь с Клер? - выпалил он.
   - Ничего. Просто мне захотелось взглянуть, как вы устроились.
   - Очень мило с вашей стороны! А я все тружусь.
   - Вижу.
   - Клер любит зеленоватый цвет, как у утиных яиц. Эта окраска - ' самая близкая к нему, какую я смог достать.
   - Она как раз в тон потолочинам.
   Крум, глядя мимо нее, сказал:
   - Не верю, что Клер когда-нибудь поселится здесь со мной, но не могу не мечтать об этом, иначе жизнь теряет и цель, и смысл.
   Динни дотронулась до его рукава:
   - От места вам не откажут. Я говорила с Джеком Масхемом.
   - Уже? Да вы прямо волшебница. Я сейчас. Вымоюсь, оденусь и все вам покажу.
   Динни подождала его у порога, на который ложилась полоса солнечного света. Дом Крума представлял собой не один, а два соединенных вместе коттеджа, сохранивших свои глицинии, вьющиеся розы и соломенные крыши. Со временем здесь будет очень хорошо.
   - Сейчас, - рассказывал Крум, - стойла уже готовы, в загоны подведена вода. Остановка лишь за лошадьми, но их привезут только в мае. Масхем не хочет рисковать. Меня это тоже устраивает, - пусть процесс закончится до их прибытия. Вы прямо из Кондафорда?
   - Да. Клер сегодня утром вернулась в город. Она, конечно, велела бы передать вам привет, но я не сказала ей, что поеду.
   - А почему вы приехали? - в упор спросил Крум.
   - Из товарищеских чувств.
   Он стиснул ей руку.
   - Ах да, простите... Вам не кажется, - неожиданно спросил он, - что когда думаешь о страданиях ближнего, то самому становится легче?
   - Не слишком.
   - Конечно, вы правы. Сильное желание - все равно что зубная боль или нарыв в ухе. От этого никуда не уйдешь.
   Динни кивнула.
   - А тут еще весна! - усмехнулся Крум. - Словом, между "нравился" и "люблю" - большая разница. Я в отчаянии, Динни. Я не верю, что чувства Клер ко мне могут измениться. Если бы уж ей было суждено полюбить меня, то она полюбила бы именно теперь. А раз она меня не любит, я здесь не останусь. Лучше уеду в Кению или еще куда-нибудь.